А.А. Долныкова

психолог-консультант

 

Перемена пола и масс-медиа.

 

«Встает проблема пола,

румяная фефёла,

и ржёт навеселе»

 

Саша Чёрный

 

Проблема пола встает еще до рождения человека. Людей, едва узнавших о своем грядущем родительстве, сразу засыпают вопросами о том, кого они ждут – мальчика или девочку. В некоторых случаях еще «до того» дают советы – что и когда надо делать, чтобы получить ребенка определенного пола. Как отмечают Williams и Best, первое, что мы спрашиваем о новорожденном, – его пол[1].

 

Вообще, когда мы интересуемся каким-то новым для нас человеком, спрашиваем: «Кто он?», то в ответ, как правило, слышим указание на социальную роль – профессиональную, служебную («она доцент»), роль во взаимоотношениях (знакомая, любовница, жена), оценочную характеристику (козел, свинья, осел). Часто мы слышим о религиозной или национальной принадлежности человека (нередко в сочетании в оценкой, чаще всего отрицательной). Иногда интересуемся, а человек ли это (особенно, если смотрим фантастические фильмы).

Пол часто становится известен сам собой, непроизвольно. Даже если мы не видим человека, мы узнаём какого пола человек из его имени, языковых форм. Конечно, начиная с 70-х годов, часто приходится слышать на улице: «не пойму, то ли парень, то ли девка». Но, раньше или позже (в зависимости от степени сдержанности неопределенного в половом отношении субъекта) пол проясняется. Это замечательно описано братьями Стругацкими в повести «Отель у погибшего альпиниста», где наряду со всякими детективными событиями герой не менее остро переживает свою неспособность понять, к какому полу принадлежит один из персонажей. Герой мучается на протяжении всей повести.

И в реальной жизни половая неопределенность человека с трудом переносится окружающими. Даже если рядом оказывается совершенно безразличный нам человек, но его внешность не отражает его половую принадлежность, скорее всего мы обратим внимание на это обстоятельство и наш взгляд остановится на нем минимум на мгновение дольше, чем на человеке, чей пол однозначно ясен.

Пол напрямую связан с половой жизнью. В английском слове «секс» оба эти значения вообще слиты (теперь, чтобы уйти от скомпрометированного слова «секс», все чаще употребляется второе слово – «gender»). Один русскоязычный папа воспользовался этим и, в ответ на вопрос ребёнка, что такое секс, так и сказал: «секс – это пол». Но в реальности между полом, половой ролью и половой жизнью – дистанция огромного размера. В отличие от пола и социальной половой роли, в современном цивилизованном обществе половая жизнь, за исключением ограниченного круга ситуаций, не выносится «наружу» (недаром в качестве эвфемизма в русском языке используется «интимная»). Человек может усердно эпатировать общество разглашением своих альковных тайн, не менее усердно их скрывать, может отдавать предпочтение именно этой форме жизни, может никак не «пользоваться» своей половой принадлежностью, не иметь половой жизни, не проявлять свою сексуальность, даже иметь своей целью её игнорирование, но сам пол у него в любом случае есть. Общаясь с человеком, мы как-то не предполагаем других вариантов. Хотя мы и знаем что-то о патологии пола, гермафродитах и пр., для того чтобы вспомнить об этом применительно к конкретному человеку нужны какие-то особые обстоятельства. Да и то, даже в такой ситуации мы должны приписать человеку какой-то пол. Как минимум для того, чтобы употреблять соответствующие слова и грамматические формы, а если копнуть глубже – то для того, что выстраивать собственное поведение в соответствии со своими полоролевыми стереотипами.

В феминистических США сейчас усердно заменяют слово «man» («человек, мужчина») на «person» («лицо», «особа») даже в Библии, но с конкретным человеком такой номер не пройдёт. В русском языке есть и «человек», и «мужчина», два отдельных слова. Правда, в подавляющем большинстве случаев, говоря о ком-то конкретном, под «человеком» мы имеем в виду человека мужского пола, а если речь идёт о женщине, то мы так её и назовём (если нет оснований скрывать, что это женщина).

Усваивая социальное значение пола, человек осознаёт собственную половую принадлежность. Это самоосознание пола основывается на двух компонентах. С одной стороны, существующая у каждого схема тела, представление о своём физическом Я включает в себя и анатомические, и физиологические особенности своего пола. С другой, – возникает субъективное ощущение себя, как человека мужского или женского пола. Как пишет И.С. Кон, «первичная половая идентичность, т.е. сознание своей половой принадлежности формируется у ребёнка уже к 1,5 годам, составляя наиболее устойчивый, стрежневой элемент самосознания»[2]. Там же он пишет, что уже грудные дети по-разному реагируют на мужчин и женщин.

Таким образом, сознание пола – это одна из основ самосознания и необходимое условие межличностного общения. Представление о существовании двух полов – одно из прочных оснований субъективной реальности бытия. Более глобальной категорией является только принадлежность к роду человеческому.

Пол всегда есть и всего один из двух. Значение его так велико и потому, что он непредсказуем и неизменен. Его нельзя ни точно «заказать», ни абсолютно точно предсказать. Пока ребёнок не появился на свет из материнского лона, о его половой принадлежности можно судить только с той или иной степенью вероятности. Вероятно, со временем возможно будет точно планировать пол ребёнка, но пока это не так.

Пол неизменен, в то время как прочие социальные роли могут меняться. Если вернуться к упомянутым нами ролям, то они часто меняются. Социальный статус, профессиональный, роль по отношению к другому человеку неизбежно меняется в течение жизни. Сложнее с родственным статусом, особенно с кровным родством. Не только мать не может быть бывшей, даже дальний родственник, которого мы в глаза не видали, никогда не будет бывшим четвероюродным братом. Но, как явствует из последнего примера, сам факт родства отнюдь не определяет ту роль, которую родственник играет в нашей жизни. И дополнительные роли, которые «навешиваются» на родственную, и определяют во многом отношения («не мать – а ехидна»).

По рождению нам дается этническая, а часто и религиозная принадлежность. Идеологию и формальную принадлежность к религии можно сменить. Во все времена были вероотступники, некоторые из них успешно основывали новые философские и религиозные направления (в частности, мировые религии). В цивилизованном мире это и вовсе не проблема.

Этническое происхождение не сменишь. Но, однако, «этническая палитра» чрезвычайно разнообразна, существуют не только основные, но и промежуточные расы, безбрежное море этносов и этнических групп, перетекающих одна в другую. Кроме того, отдельно взятый человек может иметь пёстрое этническое происхождение. Представления об этническом разнообразии и смешении этносов безусловно входят в современную культуру. В разные культуры – с разным знаком. Не вдаваясь в тему дискриминации по этническим признакам, отметим лишь, что люди со смешанным этническим происхождением, по сравнению с «чистыми» представителями национальных меньшинств, несут на себе не только внешний по отношению к ним груз возможного этнического отвержения, но и внутренний груз – проблему своей этнической идентичности.

Потребность ощущать свою половую идентичность ставит человека в гораздо более жёсткие рамки. Пол не только всегда есть, но полов всего два, и нет никаких «нормальных» промежуточных вариантов. Они встречаются достаточно редко для того, чтобы все культуры воспринимали их как нечто необычное. Степень терпимости разных культур к этого рода нестандартности очень разная. Хотя уже появилось понятие «третий пол», именно так и называется книга известного врача, исследователя проблем формирования пола и половой идентичности А.И. Белкина[3], эта же книга полна примеров, как общество отвергает представление о том, что полов больше, чем два, и не всё так однозначно двуполо.

В этом жёстко детерминированном в отношении пола мире появляются на свет люди, у которых пол не так просто определить. Есть люди, которые рождаются с признаками обоих полов или с недостаточным набором половых признаков. В каких-то случаях это становиться ясно с самого рождения, в каких-то – выясняется позже. Такого рода половая патология поддаётся определённой коррекции, но она чревата проблемами с половой идентификацией. В сексологии принято выделять довольно много полов – биологических (например, хромосомный, гонадный) и социальных (паспортный). Все они могут сложным образом сочетаться или изменяться (вначале мог «перевешивать» один пол и он был определён как паспортный и социальный, а потом «пересилил» другой).

Не всегда биологические аспекты пола правильно определяются, но все они существуют объективно. Наряду с этими объективными проявлениями пола существует и субъективное проявление – половая идентичность (половая идентификация), то есть субъективное осознание себя женщиной или мужчиной. В каждом человеке и на биологическом и на психологическом уровнях можно найти что-то от женщины и что-то от мужчины (в разных соотношениях). Это нисколько не мешает нам осознавать себя человеком одного пола. Есть женщины, которые и выглядят, и ведут себя по-мужски, и сами осознают это, но это никак не мешает им осознавать себя женщинами. То же самое можно сказать и про мужчин. Люди, у которых сочетаются объективные анатомические и физиологические признаки обоих полов, тоже вынуждены осознавать себя принадлежащими к одному полу. Но бывает и так, что человек рождается с абсолютно нормальным биологическим полом (генетическим, морфологическим, физиологическим), но субъективно ощущает себя человеком другого пола. Биологический пол – один, а психологический пол – другой. Это так называемая транссексуальность[4].

Пол дан человеку изначально, он – неотъемлемая составляющая человеческой жизни. Жизнь пола существует вначале в основном в социальной половой роли. До подросткового возраста собственно биология пола не играет существенной роли, потом биологическая составляющая пола расцветает. Окончательно формируется и во многом определяет поведение человека социальная половая роль. Недостаточное проявление и того и другого во взрослом возрасте воспринимается как отступление от нормы и служит основанием для беспокойства (нередко и тяжёлых переживаний) самого человека и его близких. Потом физиология пола постепенно угасает, снова оставляя главенство за социальной половой ролью. Но все эти перипетии происходят в рамках одного и того же пола – мужского или женского.

В отличие от английского, в русском языке понятия пола и половой жизни разделены и судьба их в культуре сильно различается. Так или иначе, но пол имел «легальный» статус, в то время как тема половой жизни исключалась из общего культурного процесса. Недавние перемены в жизни сказались и на этой сфере.

Вначале стандартная половая жизнь сошла со страниц малодоступных даже специалистам специальных изданий в средства массовой информации, книги, фильмы. Экономические изменения способствовали увеличению числа публикаций на половые темы. Появились новые «сексуально ориентированные» газеты и журналы.

Секс оказался не так страшен, как его «малевали». Потом дошла очередь и до нестандартного секса. Появились публикации о людях, которые одеваются и ведут себя характерным для противоположного пола образом – о трансвестистах и транссексуалах. Отметим, что далеко не во всех публикациях два эти понятия – трансвестизм и транссексуальность – различаются. Но не будем кидать камень в журналистов. Многие врачи и психологи тоже не в курсе той большой разницы, которая существует между двумя этими состояниями.

Трансвестизм – это желание надевать одежду противоположного пола. Практически речь идет только о мужчинах, так как в нашем обществе женщина, одетая в мужскую одежду, привлекает несравнимо меньше внимания и вызывает совсем не такое отрицательное отношение. Транссексуальность, как отмечалось выше, – психологическое ощущение, осознание себя человеком не своего биологического, а противоположного пола, расхождение между биологическим и психологическим полом и желание приблизить биологический пол к психологическому хирургическим путем. Транссексуальность, таким образом, не есть проблема одежды и поведения. Транссексуалу важно максимально приблизить свой формальный социальный статус, неформальные отношения с окружающими, свое тело к своему психологическому полу, который он ощущает как единственно приемлемый, с которым он себя идентифицирует.

Путь, по которому транссексуалы идут к этой цели и тернист и долог. Не вдаваясь во все драматические подробности, упомянем хотя бы такие чисто внешние, социальные проблемы, как милицейские проверки документов (для тех, кто внешне старается соответствовать психологическому, а не паспортному полу), закон, который разрешает менять паспортный пол только после хирургического вмешательства, не оставляя человеку возможности попробовать себя в новом социальном качестве прежде, чем переходить к необратимым хирургическим операциям.

Как ни парадоксально это звучит, но в этом глубоко личном деле, роль средств массовой информации очень велика. Во всяком случае, так обстоит дело сейчас. Подавляющее большинство тех, кто обращается сейчас к медикам в стремлении поменять биологический пол, узнали об этой возможности из газет. Как правило, это происходит в подростковом возрасте. Часто с помощью редакций они вступают в контакт с героями статей.

По мере освоения ребёнком окружающего мира у него возникает представление о существовании полов и о собственном поле, которое, как уже упоминалось, становится одним из краеугольных камней образа Я. С одной стороны, представление о двуполом мире и признаках пола, с другой, – наличие этих признаков у меня и осознание себя как мальчика или девочки. У транссексуалов есть представление о двух полах, есть представление о собственных половых признаках, но нет соответствия между этими признаками и субъективным восприятием своего пола. Несмотря на очевидное наличие объективных признаков одного пола, у них не возникает ощущения принадлежности к нему, а наоборот, есть чувство принадлежности к другому полу, хотя тому нет никаких объективных доказательств. Такую трудно представимую реальность субъективного ощущения, противоречащую объективной реальности, легче понять, если вспомнить об иллюзиях восприятия. Обычно, даже если человек прекрасно знает, в чём суть иллюзии, всё равно он воспринимает предъявленный стимул иллюзорно, неправильно с точки зрения объективной действительности (прямая линия кажется выгнутой, из равных квадратиков один кажется меньшим и пр.).

У ребёнка транссексуала происходит столкновение двух основополагающих реальностей. Первая – субъективная реальность собственного пола и вторая – картина мира с двумя однозначными полами. Подавляющее большинство отклонений от стандарта, как бы неприятны они ни были, можно интегрировать в имеющиеся представлениям об устройстве этого мира. Персонаж рассказа Олеши, дальтоник, знал, что существует дальтонизм, что он дальтоник, и почему его груши – синие. Это вполне укладывалось в его представления о мире, хотя он и мечтал о нормальных грушах, которых никогда не видел. У ребёнка-транссексуала одна реальность исключает другую. При этом во внешнем мире ребёнок не может примирить эти две «реальные» реальности. Ему неоткуда получить информацию, которая устранила бы это противоречие, позволила бы ему создать целостное представление о мире и своём месте в нём.

Как и всякий маргинал, изгой, он чувствует свою непохожесть и непонятость. Чувствуя себя отличающимся от других, он довольно быстро начинает понимать (окружающие дают ему это остро почувствовать), что это отличие приносит ему не только непонимание, но и осуждение, смех, а порой и наказание, причём нередко со стороны самых близких людей.

Но тут его сходство с другими маргиналами кончается, его особенность – принципиально иного свойства. Во-первых, она не укладывается в его же собственную картину мира, а не в существующие в обществе нормы и представления. Линия противостояния не только вовне – между ним и другими, но и внутри него. Во-вторых, его положение отличается от положения других маргиналов, которые знают, что если сейчас они и находятся в одиночестве и противопоставлены другим людям, то где-то есть люди, подобные им (или они были в прошлом, или есть надежда, что они появятся в будущем). И эти люди разделяют их маргинальную картину мира. У маленького транссексуала (если только он не растёт в специфической среде) такого представления нет. В нашей культуре далеко не все взрослые имеют точное представление о транссексуальности. И, соответственно, ребёнку никак невозможно адекватным способом включить её в картину мира и примирить тем самым свой образ Я с образом мира.

Для того чтобы образ Я вписался так или иначе в картину мира, чтобы сохранить интегрированность своего Я, ребёнку-транссексуалу приходиться есть синие груши, то есть примиряться с невозможностью существования «как все люди» и создавать сложную специфическую картину мира.

В детстве одним из вариантов способа примирения с рассогласованием своего сознания и физического облика является надежда, что со временем их тело сформируется в соответствии с другим полом. Такого рода представления не чужды и обычным детям[5], для трансексуалов же они приобретают особое значение, но раньше или позже от них приходиться отказываться.

В отличие от других низкостатусных и неизменяемых социальных ролей транссексуалы лишены такой распространённой возможности примириться со своей нестандартностью, ущербностью в глазах общества как «добывание» стандартного (то есть более высокого в нашем обществе) полового статуса для своих детей. Неизвестны действия, которые надо совершить, чтобы с уверенностью избежать проблем половой идентификации у ребёнка и, соответственно, человек не имеет возможности прилагать активные усилия, чтобы нереализованная в его жизни гармоничная половая идентичность была бы реализована его детьми. Можно стараться найти более высокостатусного партнёра для обзаведения детьми, чтобы часть его статуса (этнического, финансового и пр.) досталась детям и таким образом облегчить себе принятие себя и собственного статуса. Для транссексуала такой путь невозможен не только потому, что неизвестно, как влиять на половую идентичность, но и по другим причинам. У людей с нарушениями половой идентификации в большинстве случаев есть серьезные проблемы с деторождением, и вообще, появление детей (и приёмных в том числе) предъявляет новые требования к половой роли и, следовательно, к идентификации с одним из полов. Не говоря уже про все формальные проволочки с официальным получением родительского статуса.

Что же получается? Транссексуал вынужден довольно долго существовать с белым пятном в картине мира. Насколько это трудно, можно судить хотя бы по жёнам Синей Бороды (они не знали всего только про одну единственную комнату, но и это было непереносимо и приводило к весьма печальным последствиям). Это препятствует адекватному формированию образа Я (раз я не укладываюсь в существующую реальность), адекватному усвоению, интериоризации социального опыта, социальных норм (раз в социуме нет места для таких, как я, и в существующие нормы я не укладываюсь), построению реалистичных и оптимистичных, приемлемых представлений о своём будущем, конкретному построению этого будущего, возможности установления близких и доверительных отношений с окружающими. Конечно, все эти психологические процессы происходят, но человеку с транссексуальностью требуется больше времени и больше психологических ресурсов для благополучного прохождения всех этих этапов. Не всегда этих ресурсов хватает. Нередко (хотя и совсем не всегда) страдает какая-то из составляющих этого процесса – возникают представления о своей неполноценности, страдает образ Я, человек живёт с чувством глубокого одиночества, ущемлён социально.

До сих пор нестандартность в сфере пола для многих людей является чем-то постыдным, достойным или осмеяния или осуждения. Сам человек может именно так к этому и относиться. А даже если он сам так к этому не относится, чаще всего окружение относится именно так, причём часто самое близкое окружение – родители, семья. Например, одному транссексуалу родной брат сказал: «Таких, как ты, надо убивать». То есть многим эту свою особенность приходится скрывать от всех, даже от близких людей. Но именно о ней-то и хочется говорить. Помимо того, что, как уже говорилось выше, информация, объясняющая, что это такое странное со мной происходит, необходима для психологического развития, нужно и просто поделиться своими переживаниями, «выплакаться». Самая значимая для транссексуала область эмоциональной жизни закрывается, что ведёт к усилению эмоционального напряжения. Одновременно блокируется возможность узнать, можно ли как-то разрешить свою проблему.

Получается цепочка: нестандартность половой идентификации – отсутствие представлений об этом в культуре – противоречие между своими субъективными особенностями и картиной мира, образ Я не укладывается в образ мира – попытки что-то узнать, получить эмоциональную поддержку долго остаются безуспешными – формирование образа Я и социальных навыков запаздывает. Из всего этого следует уже вторичное усиление эмоционального дискомфорта и возможность выработки конструктивного поведения уменьшается. И так далее. Для кого-то это замкнутый круг. Для кого-то спираль с движением в сторону приспособления к такой жизни. А для кого-то спираль закручивается в направлении всё углубляющейся дезадаптации.

И вот тут, почти как ангелы с небес, доходят до транссексуалов средства массовой информации, которые вместо родных и близких, вместо врачей, психологов и учителей, несут информацию о существовании такого варианта жизни – с телом одного пола и душой другого. Как ключ в головоломке, это ставит всё на свои места. Белые пятна заполняются. Кроме того, во многих публикациях описывается не просто сам феномен транссексуальности, но и способ исправить эту ошибку природы – возможность хирургической и социальной перемены пола.

Конечно, это отнюдь не означает разрешения всех проблем. Транссексуалы всё равно остаются маргиналами, но всё же с завершённой картиной мира, осознающими свою принадлежность к некоей группе людей, а не совсем одиночками, и с надеждой на реальное разрешение проблемы в будущем.

Безусловно, та благая роль, которую играют журналисты в просвещении транссексуалов – по сути не журналистская роль, и, сами того не желая, они берут на себя дополнительную ответственность. Хочется надеяться, что постепенно эта роль перейдет к тому, кому она больше соответствует – к врачам, психологам, педагогам. Но пока это реальность журналистской работы, а значит, и реальная ответственность перед конкретными людьми. Сформировавшиеся в течение всей жизни психологические особенности человека и обстоятельства его жизни при нём и остаются. При всем том благом воздействии, какое часто оказывают публикации о транссексуалах на других транссексуалов, сама по себе полученная информация не может восполнить недостающий социальный опыт и обеспечить ускоренное взросление, которого часто не хватает транссексуалам. Как уже говорилось, с одной стороны, нынешнее поколение узнаёт о транссексуальности в подростковом возрасте, а с другой, – даже достигшие формальной взрослости люди с транссексуальностью часто психологически остаются моложе. То есть самыми заинтересованными читателями становятся очень молодые люди, со всеми вытекающими из этого последствиями. Что само по себе повышает ответственность автора.

Если до этого они жили в социальном окружении, в котором они не могли поделиться своей проблемой и обсудить её, то им по-прежнему приходится скрываться и не с кем поговорить по поводу прочитанного. Всё это придаёт каждому опубликованному слову огромный вес. Такой огромный, что его хватает не только тому транссексуалу или близким ему людям, которые это слово прочитали, но и на плечах журналиста он оседает грузом всё той же ответственности.

Помимо читателей существуют ещё герои статей – транссексуалы со всеми теми же проблемами и особенностями.

Такой человек (часто гораздо более юный психологически, чем биологически) сталкивается с журналистом, который готов внимательно его выслушать и уделить внимание наболевшей проблеме. Порой рассказы о себе вылетают, как пробка из тёплого шампанского. А что потом? Журналист с его пониманием и вниманием ушёл, человек остался при прежних проблемах, в прежнем окружении. Да ещё теперь та часть этого окружения, которая ничего не знала, узнаёт всю подноготную. Речь при этом может идти не только о тех, кто знаком с самим транссексуалом, но и об окружении его окружения – знакомых его родителей, его возлюбленного или возлюбленной. Они могут узнать, о ком речь и без настоящего имени, по фотографии, по характерным деталям описания. Последствия могут быть самые разные, но в подавляющем большинстве случаев неприятные. Не очень давно один транссексуал, попал за компанию в какое-то интервью. Конечно, это было его свободное согласие, но довольно быстро он крепко об этом пожалел. Начались насмешки и издевательства. С этой работы пришлось уйти. Брать на работу человека с паспортом, где указан один пол, а внешность больше напоминает другой, никто не хочет...

Половая нестандартность очень болезненно воспринимается обычными в половом отношении людьми ещё и потому, что она затрагивает бессознательный уровень, создает угрозу глубинным представлениям о мире. Возможный механизм отвержения инаких в половом отношении людей предлагает и описывает в своей книге А.И. Белкин[6].

Конечно, журналист не в ответе за всех своих героев и читателей. Ответственность журналиста безусловно весьма ограничена, но, однако, коль скоро мы признаём огромное значение статей на темы транссексуальности, нельзя не признать, что между значимостью и ответственностью в данном случае есть прямая пропорциональная зависимость.

 

Литература:

 

1.      Белкин А.И. Третий пол. М., 2000.

2.      Василенко Л.М. Психические нарушения у лиц с транссексуальностью. Принципы лечения и реабилитации. Автореф. дисс. на соиск. уч. степ. канд. м. наук. М., 1995.

3.      Частная сексопатология. Под ред. Васильченко Г.С. М., 1983, т. 1.

4.      Кон И.С. Введение в сексологию. М., 1988.

5.      Williams J.E., Best D.L. Measuring Sex Stereotypes. Thirty Nations Study. // Cross-cultural Research and Methodology, 1977, vol. 6.

 

в оглавление << >> на следующую страницу