5

Вы

 

В замкнутом обществе, где виновны все до одного, единственное преступление – это попасться на преступлении.

В воровском мире самый тяжкий грех – глупость.

 

Хантер С. Томпсон.

Страх и отвращение в Лас-Вегасе, 1971

 

1

 

Странное ощущение – вернуться в «Росс», да еще и победителями. Во-первых, агентство за это время переехало: старый пакетбот дал течь, вы его забросили, и теперь площадь Марселя Самба в Булонь-Бийянкуре напоминает разоренную верфь с унылыми докерами в «рэперских» шмотках, прочно засевшими у дверей Макдоналдса. Ради того чтобы соорудить новый офис тремя сотнями метров дальше, вы разрушили до основания старинную фабрику, а потом отстроили ее заново абсолютно в том же виде – скажите, зачем? Из-за вредности асбеста в старых стенах? Из-за убогой фантазии архитектора? А может, из-за того и другого вместе? Здание увенчано двадцатиметровой трубой, жутко похожей на вздыбленный фаллос из багрового кирпича. Труба никогда не дымит: там ничего не сжигают – пока еще не сжигают.

Вы вовсю наслаждаетесь взлетом своей карьеры. Испуганные взгляды трехсот новых подчиненных. Зовущие губы прежде безразличных женщин. Льстивый тон вышестоящих, ставших нижестоящими. Дружба – сколь пылкая, столь и внезапная – тех, кто вдруг вспомнил, что всегда был вашим другом, товарищем и братом. Почтительность проигравших. Однако вы с Чарли – скромные триумфаторы. Собрав персонал агентства, вы держите перед ним такую речь:

 

«Дорогие друзья, идея Жана-Франсуа назначить нас креативными директорами была столь неожиданной, что мы не смогли не принять это предложение. Однако нам потребовалось большое мужество, чтобы согласиться: легче было сказать “нет”, чем “да”. Итак, мы готовы к предстоящему нам трудному периоду – а труден он, во-первых, потому, что нелегко работать после такого истинного гения рекламы, как Марк (тут вы держите растроганную паузу длительностью в четыре и пять десятых секунды), и, во-вторых, потому, что мы сами – рекламисты-рекламофобы и нуждаемся в вашей помощи, чтобы изжить этот прискорбный парадокс. Реклама – источник загрязнения нашей жизни, и мы считаем своим долгом изобрести новую экологию мировой коммуникационной среды. Мы (а следовательно, и вы) должны научиться вести себя интеллигентно в отношении нашего потребителя. Хватит изводить пленку и донимать его надоевшими, бесполезными клипами! Мы решили распахнуть двери агентства перед креаторами новой формации – непризнанными писателями, проклятыми поэтами, авторами отвергнутых сайтов, художниками андеграунда, режиссерами порнографических фильмов. Давно пора нашей рекламе объединиться с художественным авангардом современности. “Росс” должен вновь стать той экспериментальной лабораторией, какой он был в начале своего существования; а мы приложим все силы, чтобы остаться на высоте креативных задач, которые всегда были гордостью нашего агентства.

Итак, мы начнем с нескольких чисто символических мер и надеемся, что они незамедлительно дадут хорошие результаты. Первое: динамики будут постоянно транслировать песенку “Ты OK, ты крутой, ты – что надо!” группы ”Ottawan“; эта же мелодия послужит музыкальным фоном ожидания для нашей телефонной сети. Телефонистки и девушки из группы приема посетителей должны сидеть в холле голые по пояс. Для всех презентаций рекламных кампаний, которые будут проходить у наших клиентов, мы задействуем профессиональных актеров-комиков, набранных в ночных кабаре, и русский оркестр для создания интимной атмосферы. Всем служащим “Росса” отныне вменяется в обязанность целоваться в губы при встрече. Всем креаторам будут вручены камеры “Sony PC1”, дабы моментально фиксировать все, что они сочтут нужным для воплощения своих даже самых мимолетных идей.

Мы должны вернуться в состояние первозданной непорочности, в колыбель искусства. Мы должны без конца ВОСХИЩАТЬСЯ, как дети. Необходимо разрушить нынешнюю косную, замкнутую на себе систему, необходимо УДИВЛЯТЬ людей, постоянно меняя правила игры, иначе мы не сможем затронуть всерьез сердца потребителей, а значит, впустую растратим деньги своих клиентов. Никогда не забывайте главного (и это наш основополагающий принцип): вы здесь для того, чтобы развлекаться САМИ, ибо, только развлекаясь САМИ, вы сможете развлечь и заинтересовать наших покупателей. Новый девиз “Росс-Франс” сформулирован еще сэром Теренсом Конраном[1]: “Люди не знают, чего хотят, до тех пор, пока им это не предложат”. С завтрашнего утра это изречение будет украшать вход в агентство. Спасибо за внимание, и пусть праздник продолжается!».

 

Раздались бурные, хотя и нестройные, аплодисменты. Вы пригласили три сотни своих новых подчиненных на коктейль в конференц-зале патио. Персонал был почти убежден – а с виду прямо писался от восторга, – что вы говорили чистую правду и ситуация в корне изменится. Теперь вам останется только потихоньку сводить на нет все свои посулы, перед тем как окончательно убраться со сцены, подобно вашему предшественнику (который оставил в бюджете агентства дыру в 20 миллионов евро).

 

В своих органайзерах, какие полагаются всем современным новоиспеченным Большим Боссам, вы записываете разные способы достижения популярности в массах:

11.00 – проявить вежливость к кому-то совершенно ненужному;

13.30 – подумать о том, как бы подумать;

15.15 – назвать кого-нибудь из технического персонала по имени (предварительно навести справки в кадровой службе);

17.10 – поинтересоваться состоянием больной дочки одного из подчиненных (в присутствии свидетелей);

19.00 – покидая офис, всем улыбнуться.

 

Кроме выпивки по случаю «восшествия на престол» Чарли организовал сюрприз для наших креаторов-ветеранов: «обезьяний» ужин в ресторане «Лаперуз». Для этого вы все обрядились в костюмы гигантских орангутанов и засели в отдельном кабинете, где двенадцать голых девок, снятых на весь вечер, ходили по столу на руках, раскорячившись так, чтобы вы могли смаковать свежие устрицы у них между ног. Да, у нашего Чарли, несомненно, есть глубокое понимание внутренней мотивации.

 

2

 

Тем не менее, ваша первая презентация работы для «Манон» окончилась полным провалом. Альфред Дюлер и его «шестерки» продемонстрировали ролик «Мегрелет» (выхолощенную версию) потребительской фокус-группе, и результаты тестирования не дали ничего хорошего: во время бурного обсуждения вам пришлось отбиваться от наскоков возбужденных «домохозяек моложе пятидесяти». «Слишком возвышенно», «overpromising»[2], «анксиогенно», «низкий GRP[3]», «неубедительно», «очень уж отдает Магрибом», «некачественно на уровне интонации», «packshot должен быть еще крупнее»... в общем, полный абзац! Во время дискуссии вы стояли насмерть, доказывая «возможность модификаций в звукоряде и акцентирования packshot'a в конце ролика», «необходимость еще одного перегона ASAP (AS SOON AS POSSIBLE[4])», «значение формальной инновации в этой нише», «влечение на уровне потребительского инстинкта и эффекта присутствия», – в общем, к концу дебатов клиент все-таки дал «добро» – «с условием учета замечаний по перемонтированию, внесенных в описание бренда ASAP».

И тут вы обнаруживаете, что быть начальником вовсе не так уж и сладко. Креативный директор подобен краснодеревщику, которому заказчик велит изготовить колченогий стол, потому что ему так угодно, ведь платит он (хозяин – барин). Кроме того, рекламодатели осторожны до идиотизма: сами того не понимая, они выбрасывают на ветер бешеные бабки, чтобы заставить вас сделать их рекламу по возможности незаметной. Они так страшатся вызвать неудовольствие потребителей (у них это называется «нанести ущерб имиджу»), что прямо-таки растворяются в этом самом «имидже» до полной прозрачности. Нет, они, конечно, присутствуют на ваших экранах, но ужасно боятся, что их там засекут. И вы, в качестве креативных директоров, именно для того и существуете, чтобы утверждать их в этом шизофреническом стремлении.

 

Вот так-то и завязывается длинная цепь рекламного презрения: креатор презирает агентство, агентство презирает рекламодателя, рекламодатель презирает потребителя, потребитель презирает себе подобных.

 

От 30-секундного ролика, снятого в Майами, остались рожки да ножки: это уже не перемонтирование, это ампутация из ампутаций, от безногого костыли.

«Тамара крупным планом садится в кресло на террасе красивого загородного дома (не снижать число вводных планов до появления продукта; изменить пропорции ног актрисы, чтобы обострить восприятие потребителя; высветлить лицо). Она смотрит в объектив и восклицает: «Я красива? Да, так говорят. Но сама я не задаюсь этим вопросом. Я – это я, вот и все». (Убрать слова «так говорят» – эта фраза пробуждает сомнение, равно как и следующая: «Но сама я не задаюсь этим вопросом...», она лишняя: если героиня «не задается этим вопросом», то нечего об этом и говорить.

Короче, в фильме оставлены только две фразы: «Я красива? Я – это я, вот и все».).

Затем актриса берет со стола баночку «Мегрелет», бережно открывает ее и пробует йогурт. (Здесь укрупнить все кадры с изображением продукта.) Закрыв глаза от удовольствия, она смакует продукт. (Продержать этот кадр как можно дольше. Не забывать, что речь идет о ключевом кадре (результат тестирования). Жизненно важно обыграть желанность продукта, дабы подчеркнуть концепцию пользы наслаждения вкусом, лишенного комплекса вины.). Затем актриса произносит дальнейший текст, глядя прямо в глаза телезрителям: «Мой секрет – «Мегрелет». Восхитительный йогурт без капли жира. С кальцием, витаминами и протеинами. «”МЕГРЕЛЕТ” – ЧТОБ СТАТЬ СТРОЙНЕЕ И ПРИТОМ ВДВОЙНЕ УМНЕЕ». (Придумать, как добавить сюда трехмерное изображение продукта, который струей льется из кувшина, и слова «кальций», «витамины», «протеины», «ноль процентов жирности», создающие у потребительниц ощущение реальной пользы продукта.). Тамара встает и заключает с заговорщицкой улыбкой: «Вот мой секрет. Но теперь это уже не секрет, раз я поделилась им с вами, ха-ха-ха!». (Убрать эту ненужную шутку, которая отнимает целых три секунды у packshot'a. Вполне можно завершить показ словами: «Вот мой секрет» – они более убедительны и эффективны в конкурентном плане.). Packshot и заключительный слоган: «”МЕГРЕЛЕТ” – ЧТОБ СТАТЬ СТРОЙНЕЕ И ПРИТОМ ВДВОЙНЕ УМНЕЕ». (Возможно ли рассмотреть другие слоганы? Нужно адресовать рекламу самым различным группам и категориям потребителей – детям, старикам, молодым и людям постарше, мужчинам и женщинам. И все это в русле новейших рекламных технологий.). Далее следует джингл: «М-м-м, “Манон”!».

 

Что касается титра, то вам на него плевать, поскольку у вас в запасе имеется другой: «”МЕГРЕЛЕТ” – НАМ ВСЕМ НУЖНА ХОТЯ БЫ КРОШЕЧНАЯ ДОЗА ЛЕГКОСТИ!» (см. акт IV, сцену 4).

 

3

 

А потом был Канн, а в Канне фестиваль – нет, не кинематографический, а другой, настоящий, тот, что проводится втихую, как съезды Всемирной организации торговли или встречи в Давосе, каждый год в июне, через месяц после того, спонсированного маскарада; этот фестиваль зовется Всемирной неделей рекламы (по-английски 48-th International Advertising Festival) или «Каннские Львы-2001». В нем участвуют неизвестные широкой публике, но всемогущие магнаты – те, что финансируют полнометражные фильмы со «скрытой» рекламой товаров (например, мотоциклов «BMW» со всякими джеймсами бондами за рулем или «пежо» в «Такси-1» и «Такси-2»), те, что покупают на свои карманные деньги целые киностудии («Seagram» – Universal, «Sony» – Columbia-triStar, AOL – Warner Bros) и делают фильмы исключительно как поддержку для будущего мерчандайзинга (например, «Дисней» или «Лукас-фильм»), в общем, те, кто владеет всей нашей планетой (во всех смыслах глагола «владеть»). Рекламный 30-секундный ролик затрагивает куда больше народа, чем полуторачасовой художественный фильм, – взять хотя бы ту же раскрутку «Мегрелет», задуманную и спланированную для завоевания 75% населения стран-участниц.

А вот и рекламные расходы главных французских рекламодателей (данные на 1998 г.):

 

 

Все эти торговые марки абсолютно неуязвимы. Они имеют право говорить с вами, но вы не имеете права отвечать. В прессе вы можете рассказывать любые гадости о любых людях, но попробуйте хоть намеком затронуть какого-нибудь рекламодателя, и вы рискуете мгновенно лишить свою газету миллионов франков, получаемых за рекламные площади. На телевидении дело обстоит еще строже: закон воспрещает упоминать в эфире торговые марки, «во избежание скрытой рекламы», а на самом деле, чтобы помешать вам критиковать их. Рекламодатели вольны самовыражаться сколько душе угодно (и очень дорого платят за эту привилегию), но не терпят никаких возражений. Что же касается книг... Вполне возможно, что данный роман подвергнется жесточайшей цензуре за «дискредитацию торговой марки», «фальсификацию», «паразитирование», «диффамацию», «присвоение чужой интеллектуальной собственности» или «недобросовестную конкуренцию».

 

По-английски реклама зовется «advertising» – оповещение: изобретатели этой профессии явно пытались предупредить нас.

 

В аэропорту стюардесса спрашивает вас:

– Багаж имеется?

Вы отвечаете: «Да, и еще какой – культурный: у меня – диплом по маркетингу, а у него – Школы изобразительных искусств».

 

Вы оба – Чарли и ты – прямо-таки олицетворяете собой вершину каннского успеха: молодые, загорелые, богатые, грозные, вы шествуете по набережной Круазет в фирменных майках «Росса» (на груди слоган «”РОСС” ГАРАНТИРУЕТ СПРОС!», на спине – «ТРУДЯТСЯ ВСЕ У “РОССА” – ОТ ВАХТЕРА ДО БОССА». Оба лозунга придуманы каким-то занюханным стажером, получающим жалкие гроши), в шикарных солнечных очках «Helmut Lang Opticals» и стильных «New Balance» на ногах – словом, крутые миллионеры. По идее, вам сейчас следовало бы раздавать интервью ушлым журналисточкам с ноутбуками под мышкой, налетевшим сюда за своей долей пирога; они обосновались в «Джейн'с-клубе», снятом фирмой «Premiere Heure» (крупная продюсерская компания, явившаяся в Канн ублажать нашего брата креатора). Но в настоящий момент вы собираетесь отобедать на халяву в «Карлтон-отеле» за столом Алена Бернара и Арама Кеворкяна – боссов из фирмы РАС («Premiere Heure» – их злейшие враги), приехавших сюда ради укрепления добрых коммерческих связей с друзьями детства. Иногда вас охватывают краткие и необъяснимые приступы радости, даже счастья, – вы зовете их «Near Life Experience»[5].

У стойки вы с первого взгляда узнаёте новых асов вашей профессии; они выглядят настоящими бродягами: волосатые (или бритые наголо), заросшие щетиной, в рваных майках, выцветших джинсах и сношенных кроссовках – в таком прикиде щеголяют нынешние богачи. Их имена можно прочесть на бэджах:

Кристоф Ламбер, глава CLM-BBDO (411 миллионов франков дохода; заказчики: «Total» – «Вы больше не зайдете к нам... случайно!»; «France-Telecom» – «С нами вы полюбите 2000 год!»; «Pepsi-Cola» – «The choice of a new generation»[6]).

Паскаль Грегуар, президент и КД «Leagas Delanay» (маленькое агентство, родившее великий слоган, выпущенный к Чемпионату мира 98-го года по футболу: «”Adidas” – победа в нас!»).

Габриэль Готье, президент Клуба арт-директоров – ассоциации, объединяющей всех французских креаторов, – и КД «Young and Rubicam» (481 миллион франков дохода; заказчики: «Оранжина», слоган: «Встряхни “Оранжину” смело, чтобы мякоть внизу не осела!»; «Stimorol» – «Жуйте по-датски!»; «Ricard» – «Уважим воду!»).

Кристиан Блаша, патрон СВ «News» (который воскресными вечерами представляет на шестом канале «Culture Pub» в паре с Тома Эрве).

Эрик Тон Куонг; как легко догадаться, президент «Euro RSCG Babinet Erra Tong Cuong» (сумма доходов неизвестна; заказчики: «Эвиан» – «Эта вода – источник молодости вашего тела»; «Пежо» – «Пусть автомобиль всегда будет для вас наслаждением!»; «Canal +» – «Пока вы смотрите “Canal +”, вы забываете, что сидите перед телевизором!»).

Бенуа Деварье, основатель агентства «Деварьевилларе» (126 миллионов франков дохода; заказчики: «Креди Лионнэ» – «Ваш банк обязан вам отчетом»; «Volvic» – «Вода “Volvic” – ваш шанс!»).

Бернар Бюро, вице-президент «Ogilvy and Mather» (472 миллиона франков дохода; заказчики: «Perrier» – «Вода, воздух, жизнь!»; «Ford Ka» – «Подумай-КА о “форде”!»).

Жерар Жан, соучредитель фирмы «Jean & Montmarin» (заказчики «Yop» – «Годы Yop»; «Teisseire» – «Вы не должны были лишать их “Тессейра”!»; «Herta» – «He стоит проходить мимо простых вещей!».

Жан-Пьер Барбу, один из многочисленных КД агентства BDDP@TBWA (834 миллиона франков дохода, заказчики «McDonald's – “McDo – только для своих!”», SNCF – «С нами вы полюбите поезда!»; 1664 – «Четыре цифры – круче всяких слов!»).

Кристиан Вене, заместитель ПГД группы DDE France (843,5 миллиона франков дохода, заказчики «Volkswagen» – «A ведь это так легко – не промахнуться!»; FNAC – «Агитатор и пропагандист с 1954 года»; «Badois» – «Ах, какой па-де-труа – я, обед и Бадуа!»).

Бертран Сюше, основатель и президент фирмы «Louis XVI» (заказчики «Audi» – «Блеск существует для того, чтобы вы его затмили»; «Regina Rubens» – «Дышите глубже, ведь вы – женщина!»; «Givenchy» – «Чуть дальше, чем бесконечность»).

 

И еще есть некий господин ZZZ, прозванный так за свою готовность мотаться на Комариный остров – естественно, за счет всех производственных фирм (куда бы он ни пришел, коллеги встречают его жужжанием, дружно заводя хором «з-з-з-з-з»; казалось бы, тут-то и посмеяться, но нет, это его ничуть не смешит).

Здесь же болтаются уже слегка обрюзгшие людишки, что выдали лет двадцать назад две-три удачные идейки и с тех пор мирно стригут с них купоны. Вот этот, к примеру, нажил целое состояние, сбывая один и тот же вариант слогана разным клиентам: «Носки – это “Kindy”!», «Сыр – это “Kelton”!», «Обувь – это “Bata”!»... И все вы из кожи вон лезете, чтобы показать, до чего вам весело. Ох уж это веселье – оно подобно самоубийству, с той лишь разницей, что веселиться можно каждый день. Однако стоит кому-нибудь произнести рядом с Чарли или со мной имя Марронье, как мы начинаем сокрушенно причитать: «Да-да-да-да-да, и не говори, нам так его не хватает; знаешь, мы до сих пор получаем его почту, на его имя приходят каталоги «ImageBank»... черт возьми, неужели они не могут обновить свою картотеку... И вообще, дела идут хреново, реклама в полном упадке, видно, Канну хана... Слушай, давай встретимся вечерком в баре «”Мартинес” после шорт-листа!».

 

Шорт-лист – это 100 лучших рекламных фильмов мира, отобранных из 5000 представленных на конкурс. И вы в нем фигурируете с вашим «”Мегрелет”! It's so good when it comes in your mouth!».

 

Жюри, состоящее из ваших собратьев по профессии – японцев, англичан, немцев, американцев, бразильцев и французов, – посчитало ваш ролик таким дерзким, что внесло его в список, невзирая на несколько свистков, раздавшихся в огромном просмотровом зале. Вы подали на конкурс вариант в духе «Догмы» в самый последний момент, после того как прогнали его один-единственный раз, в три часа ночи, на «Canal Jimmy». Так что юридически теперь это можно считать настоящей рекламной кампанией, хотя клиент напрочь отверг ролик, а публика его в глаза не видела (зато другой, безжалостно урезанный вариант непрерывно и ежевечерне гоняют по TF1 с новым титром: «”МЕГРЕЛЕТ” – НАМ ВСЕМ НУЖНА ХОТЯ БЫ КРОШЕЧНАЯ ДОЗА ЛЕГКОСТИ!»; излишне говорить, что эта версия не прошла здесь даже во второй тур!). Тамара должна приехать к вам уже завтра; и вообще, классно будет, если вы отхватите премию всего через месяц после назначения на директорский пост «Rosserys & Witchcraft» (французский филиал). Тогда вы взойдете на сцену, получите приз, а после с умным видом заявите по телевидению и в прессе: «Франция, всегда отстававшая от других западных стран в рекламном искусстве, все-таки смогла добиться нескольких наград, в частности “Золотого льва” для “Мегрелет” компании “Манон”, благодаря нашему клипу – остроумной пародии на порнографический фильм, – созданному в агентстве “Rosserys & Witchcraft”, где только что назначено новое, двуглавое руководство отделом креатива». В «Стратежи» появится ваше фото со следующей подписью: «Октав Паранго и Чарли Нагу сказали нам: “Главное – сплотить энтузиастов в дружную армию креаторов на перекрестках будущего!”.

 

Обрывки разговоров на понтоне для водных лыж, возле «Мажестика»; вместо приветствия все хлопают друг друга по ладони:

– Диор надоел до смерти.

– Ты видел тридцатисекундник, где кролик прыгает на резинке?

– А рекламу «рено меган», где при торможении волосы встают дыбом?

– Бред собачий! Сплошное убожество!

– Зато новый «Air France» Гондри великолепен.

– А вот последние ролики «Diesel» мне особого доверия не внушают.

– Кампания «Tag Heuer» – просто трагедия.

– И не говори! Зато от новых «Pepsi» я прямо поплыл!

– А что ты скажешь о «Kiss FM» с этим черным верзилой, который распевает, сидя в своей «Coccinelle»?

– Убиться можно! Over the top.

– Небось, опять норвеги всё подметут.

– Представляю, как публика завизжит от восторга при виде педика, которого клеит девица.

– Да, идейка не слабая.

– А ты видел ролик про двух парней в сауне? За километр золотом пахнет.

– Я обожаю твой «Мегрелет», только почему там нет никаких зверюшек? Собачки, кошечки – это зверски нравится в Каннах.

– Ты знал, что наши отцы чуть не стали партнерами?

– Ну да? Тогда давай обнимемся. Тебя как зовут?

– Натали Бонтон.

– Ой, надо же, а я – сплошной моветон! Натянутая улыбка.

– Я тебе вот что скажу: если ты не со мной, значит, ты против меня.

– Ха-ха-ха! А я уж подумала, что ты всерьез.

– Лично я со всем этим покончил; зимой отбываю в Южное полушарие.

– Ты видел нашего «Мегрелетика»?

– Ьberfashion!

– Идея прикольная, но вот исполнение...

– Нет, ты скажи откровенно, нравится или не нравится?

– Ну... если выбирать между «нравится» и «не нравится», я бы сказал «не нравится».

– Молчи, а то я повешусь!

– Да ладно, шучу. Если откровенно, идея великолепна, но только вам нужно было сохранить французский слоган, а то «it comes in your mouth» звучит двусмысленно.

– Ну и пусть! Америкашки такие лицемеры, вот увидишь, они будут голосовать «за». Стоит им увидеть голую попу, как они писаются от восторга, ведь им запрещено показывать такое у себя дома...

– Однажды сижу я на совещании и вдруг клиент мне выдает: «Все это, конечно, хорошо, но надо бы добавить перчику!». Знаешь, что я ему ответил? – «А соли не маловато?».

Утробный смех.

– Мой начальник непрерывно талдычит о «вкусности». Как будто он в жизни не слыхал слова «вкус»!

– Вкусу на ВКК не научишься.

– В любом случае, лучше сказать «я тебя обожаю», чем «я тебя не выношу».

– Самый клевый ролик – про парня, напевающего «get up... ah» в ожидании тачки, которая проезжает мимо каждый день.

– А я его не видел, подбросишь мне кассету?

– Гениально показано и, в то же время, абсолютно чисто по замыслу.

– А по-моему, чересчур эстетично.

– Эстетично, но неэтично!

– А я возмущен результатами шорт-листа.

– Да это наверняка япошки ни хрена не поняли.

– Но вообще-то, сделать порнушку из «Мегрелет» – это храбро!..

– А главное, до того дико, что поневоле впечатляет.

– Ну, держитесь, парни, вас разделают, как бог черепаху!

– Ты в курсе насчет последней фишки Тони Кэя? Он потребовал, чтобы для него построили туннель с шестью сотнями рыбин, прибитых к стенам, и ни разу им не воспользовался.

– Я тут раскручиваю новое издание, мне обязательно нужно с тобой посоветоваться: это будет называться «журналог» – помесь журнала и каталога.

– А почему не «катанал»? Тяжкий вздох и глаза к небу.

– Как там Софи?

– Ждет ребенка.

– Ну да! Лихо, – а я вот жду сэндвичей.

– Э-э-э-привет.

Это Матье Кокто, бывший концептуалист из BDDP, а ныне большой спец по созданию Интернет-сайтов.

– Э-э-э-привет. Ну как твой скромный э-з-э-бизнес?

– Идет помаленьку. Двести миллионов за полгода.

– Э-э-э-чего здесь околачиваешься?

– Да вот, с поклоном к вашей милости. Нужна реклама для раскрутки моих говенных сайтов и еще одна, чтобы финансировать их. Новая экономика совсем не нова. Она, как и старая, держится только на рекламе.

– Я тебе вот что скажу: мы хитрый народ, – после того, как в восьмидесятые мы перекормили публику рекламой, мы внушили ей в девяностые, что устарели, а в двухтысячные, что смяты Интернетом, тогда как на самом деле мы никогда еще не были так всемогущи!

– Э-э-э-ну ладно, пока. Извини, э-э-э-спешу. Надо сходить в киберкафе на пляже, проверить, чего мне там наимейлили. Э-э-э-чао, ребята!

– Byebye.com!

 

А ночью вы все танцуете в «Nibarland», не вставая с кресел, как паралитики. Эта мода залетела к нам из Нью-Йорка: тамошний мэр так прижал ночные кабаки, что тусовщикам осталось собираться только в барах, где танцы запрещены. Поэтому теперь во всех барах – «Spy», «Volvet», «Jet», «Chaos», «Liquid», «Life» – посетители слушают записи на пределе громкости, не вставая с табуретов и размахивая руками в такт музыке. Ныне это поветрие перебралось через Атлантику к нам, и теперь вихлять задом на танцплощадке считается в высшей степени вульгарным. Сейчас во всем мире положено сидеть среди оглушительной какофонии, иначе тебя сочтут старой калошей. На каннской дискотеке сразу видно «туземцев» – они отплясывают в центре зала с местными красотками, веселясь, как деревенские дурачки; зато мы, рекламисты, гордо восседаем на банкетках, посасывая из бутылок и демонстрируя собратьям по искусству, что мы только-только из славного города Нью-Йорка. Кроме того, мы с Чарли раз десять за вечер нарочито шумно встаем из-за стола, уходим в сортир, выжидаем там минут с пяток, возвращаемся растрепанные, сопящие и дуем воду стакан за стаканом, почесывая носы, – пускай наши соседи-япошки знают, что у нас есть кокс, а у них нет.

Однако на сей раз у вас возникает ощущение, будто вы угодили в один из фильмов Дэвида Линча: за благопристойной, приветливой видимостью скрывается какая-то темная угроза, тайная злоба, разрушительное безумие, и это понуждает вас улыбаться еще шире.

 

4

 

А теперь влезьте-ка в шкуру комиссара каннской полиции Санчеса Ферлозьо, 53 лет, сидящего в своем тесном кабинетике. День клонится к вечеру, вы безмятежно слушаете стрекот цикад, предвкушая мирный уик-энд и рюмочку белого у стойки «Бюффедела Гар», как вдруг – бац! – гром среди ясного неба: вам приходит email с международным ордером на арест и приложенной к нему видеозаписью. Кликнув пару раз, вы вызываете картинку, и на экране возникает в черно-белом варианте троица французов, которые выходят из какой-то виллы и при этом орут: «Как думаешь, видеозапись осталась?» – «Нет, это же обычный домофон». – «Да если и осталась, все равно тут нас никто не знает». Вслед за чем на объектив надвигается рука, сжимающая увесистый булыжник.

Вы с трудом разбираете послание на английском, озаглавленное «First Degree Murder Prosecution»[7] (ну и ну!); вы плохо знаете английский, но в общих чертах все ясно: в феврале текущего года полиция штата Флорида запросила муниципалитет Майами относительно лиц, получавших разрешение на натурные съемки в указанном городе. Компьютер выдает вам имена и профессии трех подозреваемых французов, и теперь вам наконец становится ясно, зачем вас побеспокоили в самый разгар Каннского рекламного фестиваля. Вы с грустью вспоминаете ушедшие времена, когда работа комиссара полиции была такой неспешной, хотя и трудной, и снимаете трубку, чтобы получить список участников торжественной церемонии награждения во Дворце фестивалей на набережной Круазет.

 

Вы с Тамарой просыпаетесь только под вечер: плотные оконные портьеры «Карлтона» не пропускают света; кроме того, достаточно нацепить на дверь табличку «Do not disturb»[8], и гостиничная служба навеки оставит вас в покое. Вы пили всю ночь, но до коксa ты не дотронулся: вы предпочли грибочки, доставленные из Амстердама. Спасибо этой отраве, к четырем утра ты придумал обалденную рекламу для «Humex Fournier» (капсулы от насморка):

 

БЛОНДИНКА С КОРОТКОЙ СТРИЖКОЙ СИДИТ НА ЗАДНЕМ СИДЕНЬЕ РОСКОШНОГО «МЕРСЕДЕСА» РЯДОМ С БОГАТЫМ АРАБОМ. ШОФЕР СТРАДАЕТ СИЛЬНЫМ НАСМОРКОМ. ВНЕЗАПНО ОН НАЧИНАЕТ ЧИХАТЬ: А-А-АП-ЧХИ!.. А-А-АПЧХИ! ЭТО ПРОИСХОДИТ В ТОТ МИГ, КОГДА МАШИНА ВЪЕЗЖАЕТ В ТУННЕЛЬ АЛЬМА[9]. ЗАТЕМНЕНИЕ. СЛЫШИТСЯ СКРЕЖЕТ КОЛЕС И ГРОХОТ СТОЛКНОВЕНИЯ. НА ЭКРАНЕ ВОЗНИКАЕТ ЛОГОТИП «HUMEX FOURNIER» И ФИНАЛЬНЫЙ СЛОГАН: «”HUMEX” – РАЗДЕЛАЙТЕСЬ СО СВОИМ НАСМОРКОМ, ПОКА ОН НЕ РАЗДЕЛАЛСЯ С ВАМИ!».

«А ничего!» – хвалишь ты себя, перечитывая текст, нацарапанный на уголке скатерти и сулящий тебе не меньше миллиона евро. Но есть вариант и покруче.

ДЖОН КЕННЕДИ-МЛАДШИЙ ВЕДЕТ СПОРТИВНЫЙ САМОЛЕТИК НАД ЛОНГ-АЙЛЕНДОМ. ОН МАЕТСЯ СИЛЬНЫМ НАСМОРКОМ, БЕЗ КОНЦА ЧИХАЕТ И КАШЛЯЕТ. ЕГО ЖЕНА КЭРОЛАЙН СЛЕГКА ОБЕСПОКОЕНА; КРОМЕ ТОГО, ЭТО ЧИХАНИЕ БЕСИТ ЕЕ, ЧТО ВПОЛНЕ СОГЛАСУЕТСЯ С ЕЕ ДЕВИЧЬЕЙ ФАМИЛИЕЙ – БЕССЕТ. ОНА ПРЕДЛАГАЕТ МУЖУ КАПСУЛУ «HUMEX FOURNIER», НО ДЖОН ОТКАЗЫВАЕТСЯ: ОНИ И ТАК УЖЕ ОПАЗДЫВАЮТ НА СВАДЬБУ ЕГО КУЗИНЫ. ВНЕЗАПНО ОН НАЧИНАЕТ ЧИХАТЬ БЕЗ ОСТАНОВКИ, И САМОЛЕТ ОТ СОТРЯСЕНИЯ РЕЗКО КЛЮЕТ НОСОМ. ЛОГОТИП «HUMEX FOURNIER» И ФИНАЛЬНЫЙ ТИТР: «”HUMEX FOURNIER” – ЕСЛИ ТЫ НЕ ЛЕЧИШЬ НОС, САМОЛЕТ ПОЙДЕТ ВРАЗНОС».

 

Вчера ночью вы с Тамарой впервые по-настоящему занимались любовью, и это было чудо из чудес – сладкое, как персик, и естественное, как сама природа. Октав, ты по праву заслужил свою репутацию чемпиона по внедрению. Группа «REM» пела по MTV «Это конец света, и мне так приятно это». Тамара подошла к тебе, когда ты искал салфетку, чтобы вытереть пальцы, липкие от персикового джема (ты съел пончик с персиковым джемом), и начала облизывать твою руку – а потом и все остальное. Ты ответил тем же, и вы сплелись в цепком, неразъемном объятии. У нее были сладкие губы (все тот же персиковый джем). Она щекотала тебе лицо своими лениво-тяжелыми волосами. У Тамары такая гладкая, блестящая кожа, что в ней видишь собственное отражение. Едва достигнув оргазма, ты тут же воспрянул вновь. Такого с тобой давно не случалось. Когда постоянно живешь с кем-то, вторая эрекция – редкая гостья. А ведь как это приятно: миг назад вы слились в экстазе, затем перевели дух, отхлебнули водички, выкурили по сигаретке, поболтали о том о сем, и вдруг – хлоп! – между вами словно искра проскочила, глаза опять горят, желание поднимается мощной волной, у нее мокро между ног, ваш таран затвердел и напрягся до боли. Слоган: «Прелестная Тамара, жди второго удара!».

Во время сна у нее на лбу и на плечах выступили капельки пота, прозрачные, будто роса. Как сказал Поль-Жан Туле[10] в романе «Моя подружка Нан», ей свойственна «ленивая грация креолок, чрезмерно утомленных бездельем». Теперь ты даже не понимаешь, почему раньше не стащил с нее эту беленькую маечку. Ах, знать бы, как это сладко!.. Она красит волосы, но они не просто золотистые, они струистые. Вчера вечером Тамара ела тараму[11] возле бассейна в «Мажестике». И вдруг сказала: «Хочешь, сделаю минет?» – «Ого! Я гляжу, у тебя уже и губки и грудки на меня нацелились!» — «Да уж, если я на кого нацелилась, то стреляю без промаха». Когда она поворачивает голову, все мужские головы поворачиваются за нею следом, как подсолнухи. У нее точеный профиль – точеный, но смягченный, глаза золотистые, но лучистые; все удлиняется при взгляде на нее, даже хвалебные речи в ее адрес. Тяжелые струистые волосы не поспевают за ней, они текут вниз по спине и при каждом движении Тамары источают хорошо знакомый тебе аромат – «Наваждение»... Запах Софи, на первой стадии вашего романа, когда она испытывала свою власть над тобой, призывно протягивая губы, как Каролина Эррера с рекламного плаката. Это напоминает тебе, что вы трахались без резинки.

– Берегись, Тамара, я чертовски плодовит.

– Нашел чем пугать! Я уже лет десять, как принимаю пилюли. Ты хоть не болен?

Вы оба притворяетесь спящими, сидя перед телевизором. Вас будит Чарли, который орет в трубку как ненормальный:

– У нас СПИД! Мы заполучили СПИД!

– Что-о-о?

– Да слушай же: министерство здравоохранения предоставило нам бюджет на противоспидную рекламу! Правда, здорово? Десять миллионов евро, не слабо?!

Тамара оборачивается к тебе:

– Что случилось?

– О, ничего особенного... Это Чарли звонил... Мы заполучили СПИД.

 

Накануне утром вы угощались мексиканскими дурманными грибочками-псилоцибами из Амстердама (по четыре шляпки и по три ножки на каждого), и ваши разговоры приняли новый оборот:

– У тебя две головы.

– Шкаф сейчас взорвется.

– Я – звезда первой величины!

– Мне хочется посмотреть фильм, ты не знаешь зачем? Это нормально?

– Пока я пойму, о чем ты спрашиваешь, будет уже поздно отвечать.

– Я все еще мысленно продолжаю работать.

– Я сражался с мини-баром, но он победил.

– Белая горлица мокнет в болоте, старая жаба парит в небеси.

– Я вновь становлюсь самой собой.

– Мне не хочется смотреть фильмы с траханьем. На хрен мне это нужно... а вообще, все равно, кругом одно и то же.

– Вы, девки... и зачем только вы хотите нас удержать при себе?..

– Я терпеть не могу фразы, которые начинаются со слов «я терпеть не могу».

– Ты утоляешь мою жажду любви!

– А ты меня непрерывно обманываешь.

– Верно. Но я мог бы поступить еще хуже – жениться на тебе.

 

Знаете ли вы разницу между богатыми и бедными? Бедные продают наркотики, чтобы покупать «найки», в то время как богатые продают «найки», чтобы покупать себе наркотики.

 

Море танцевало в узком темном проливе. Сегодня оно не играло изменчивыми переливами, нет. Лишь на следующий день Тамара объявила тебе, что уходит навсегда.

– С кем?

– С Альфредом Дюлером, твоим клиентом из «Манон». Он просто с ума по мне сходит. По двадцать раз на день признается в любви моему автоответчику. Мы с ним переспали на прошлой неделе; он повез меня в «Трианон-палас» и чуть не рехнулся от счастья, хотя при этом умирал со страху, ну такая лапочка! Знаешь, он и вправду вел себя очень мило и наобещал мне с три короба: говорил даже, что бросит ради меня жену, – мол, она ему жизнь заела.

– Тоже мне новость! Да он сам заел жизнь миллионам людей. Но что ж ты будешь делать со своей дочкой – оставишь в Марокко?

– А вот и нет. Альфред хочет, чтобы я привезла ее во Францию, и чтобы мы жили все вместе; он собирается развестись и жениться на мне – в общем, готов на что угодно. Знаешь, прямо не верится, до какого идиотства можно довести пятидесятилетнего мужика, имея тонкую талию и умея работать языком.

– И будучи на двадцать лет моложе его жены.

– Слушай, не дуйся, ты же прекрасно знаешь, что такой случай выпадает раз в жизни. Это мой единственный шанс, я не могу его упустить! Устрою свою судьбу, стану солидной дамой. Впервые в жизни у меня будет собственный дом. Я смогу его обставить как захочу, я буду зваться мадам Дюлер, а моя дочка – мадемуазель Дюлер; мы заведем машину и поедем на ней летом отдыхать в Прованс. Главное, я почувствую себя в безопасности и смогу наконец есть вволю и не бояться растолстеть! Но тебя я не забуду, ты ведь придешь ко мне на свадьбу, да? Я даже хотела позвать тебя в свидетели, но Альфред против – он ужасно ревнует к моему прошлому.

– А ты что, все ему рассказала? С ума сошла, это же мой главный клиент!

– Ну... Не все, конечно, в подробности я не входила, да он и не стремился их узнать, он и так чует, что мы с тобой отрывались вовсю.

– Что было неправдой – до вчерашнего вечера.

– Верно. Я ведь потому тебя и изнасиловала – меня заедало, что мы с тобой ни разу не трахались. Кстати, ты был вполне на высоте; скажи, тебе понравилось, ты доволен? Я не хотела расставаться с тобой, не показав товар лицом. Ведь все это мне привалило благодаря тебе... (с этими словами она указывает на обложку «Elle», фото Жан-Мари Перье, где ее улыбка сияет над титром «Тамара: “Мегрелет” по-берберски»).

– И ты даже не придешь на вручение «Львов»?

– Слушай, Альфред против этого, он такой собственник, я не хочу лишний раз ему перечить. Тем более, он где-то прав: говорит, что если я собираюсь сниматься в кино, то лучше мне не мелькать лишний раз в рекламе.

– Вот, значит, как у нас с тобой кончилось. А я только-только начал тебя любить!

– Молчи! Когда ты сказал мне это в прошлый раз, было слишком рано, а теперь слишком поздно.

 

И вот она целует тебя – напоследок, – и ты выпускаешь ее хрупкое запястье. Ты даешь ей уйти, потому что ты всегда и всем даешь уйти. Ты даешь ей уйти по дороге, ведущей в кинозвезды, к карьере, о которой вам обоим все слишком хорошо известно. Ты чувствуешь себя все более и более чахоточным. И в тот миг, когда она затворяет дверь, ты уже остро тоскуешь по каждой проведенной с нею минуте.

 

Небо растворяется в морских далях: это зовется горизонтом. «На заре третьего тысячелетия...» Нам так долго ее обещали, эту зарю, что даже как-то странно видеть наконец ее приход. И ничего такого ужасного не случилось. Танкеры по-прежнему бороздят бухту, оставляя за кормой радужные (то есть нефтяные!) хвосты. Ты смотришь на эхограмму, которую прислала тебе Софи; изображение расплывается, но ты не щуришься, не мигаешь, ты держишь глаза широко открытыми до тех пор, пока твои щеки не становятся мокрыми от слез.

 

Вы встречаете людей, которые преображают вашу жизнь, сами того не зная, а потом спокойненько предают вас, и вы видите, как они объединяются с вашими врагами, а потом смотрите, как они удаляются, точно армия победителей, разграбившая город, на фоне развалин и багрового заката.

 

5

 

Вы – продукт нашей эпохи. Или нет. Это слишком легко – все валить на эпоху. Вы – просто ПРОДУКТ. Поскольку глобализация больше не учитывает отдельных людей, вам пришлось стать продуктом, чтобы общество интересовалось вами. Капитализм превращает людей в йогурты – скоропортящиеся (то есть смертные), зомбированные Зрелищем, – иными словами, нацеленные на уничтожение себе подобных. Для того чтобы уволить вас, достаточно всего лишь вызвать ваше имя на экране, сбросить его в «корзину» и «очистить корзину» в контекстном меню; компьютер спросит: «Хотите ли вы стереть запись без возможности восстановления?». Нажмите клавишу OK, и дело сделано. Вот так-то: щелкнуть океем – и ваших нет! Прежде в рекламе говорилось: «Легкий щелчок лучше, чем тяжкий шок»; сегодня «легкий щелчок» сам вызывает тяжкий шок. Но коль скоро вы стали товаром, вам хотелось бы носить длинное, сложно произносимое, трудно запоминаемое имя, имя тяжелого наркотика, имя цвета хаки, едкое, как кислота, способная за какой-нибудь час бесследно растворить зуб, приторно-сладкое и странное на вкус, как экзотический напиток, но притом, невзирая на причудливые свойства, являющее собой самую известную марку в мире. Короче: вам хотелось бы стать банкой отравы типа кока-колы.

 

Ну-с, а пока, если бы вас звали Чарли Нагу, вы бы сидели в своем гостиничном номере, скакали по разным порнографическим сайтам, и вам очень хотелось бы посмотреть «развлекательную» видеокассету, где юная азиатка трахается с конем, но тут вы вспоминаете, что пора уже наряжаться для церемонии вручения каннских «Львов». Только вот незадача: Одиль, которая теперь уже не стажерка, а старший арт-директор (получившая это назначение буквально вчера), будет толочься в ванной еще минут сорок, не меньше.

 

А если бы вы звались Октавом Паранго, вы бы сейчас стояли перед главным залом Дворца фестивалей – ну вы знаете этот гигантский бункер в неонацистском стиле на набережной Круазет, где кинозвезды поднимаются по знаменитой каннской лестнице под непрерывное щелканье фотоаппаратов. Вы бы торчали там, изнывая от нетерпения, в толпе рекламистов со всего света, обряженных во взятые напрокат смокинги и жаждущих полюбоваться, как одни триумфаторы будут вручать призы другим. Вы бы слушали гомон вокруг, вдыхали одуряющие запахи духов и острую вонь вспотевших от страха претендентов. Вы созерцали бы пляж с его мелким песком и белокрылыми яхтами. И напрасно вы оглядывались бы назад – у себя за спиной вы видели бы не две тысячи прошедших лет, а всего лишь какого-то идиота голландца. И тогда вы снова взглянули бы на песок, которому уже пятьдесят тысяч лет, так что ему глубоко плевать на вас. Что значит жалкая пара тысячелетий перед этим древним песком?! Если вы родились за несколько лет до смены календаря, это еще не повод, чтобы корчить из себя важную персону.

 

Вам известно, что вы в любом случае выйдете в победители. Для этого хватит одной удачной идейки. Вы всегда отыщете способ нажиться на людской глупости: начнете продавать клиентам порнушки, где они занимаются виртуальной любовью с собственными родителями; будете завозить обезжиренный «Мегрелет» в голодающие страны третьего мира; раскручивать наркоту в виде медицинских свечей или те же свечи в качестве фаллоимитаторов; предложите фирме кока-колы подкрашивать их отраву красным, чтобы сэкономить на этикетках; посоветуете президенту США бомбить Ирак всякий раз, как у него возникнут проблемы внутри собственной страны; подкинете Келвину Кляйну идею выпускать трансгенные продукты, «Манон» – моделировать биоодежду, Биллу Гейтсу – скупить все слаборазвитые страны, «Нутелле» – производить мыло с начинкой «пралине», фирме «Lacoste» – торговать крокодильим мясом в вакуумной упаковке, компании «Pepsi-Cola» – создать собственный телеканал в сине-голубых тонах, группе «Total-Fina-Elf» – открыть бары со шлюхами на всех своих автозаправках, «Gilette» – выпускать бритвы с восемью лезвиями... В общем, вы что-нибудь да придумаете, верно?

 

Тогда вперед, танцы начинаются. Музыка, играй!

 

6

 

Зал набит до отказа. У вас возбужденно колотится сердце. Вы приглаживаете волосы и прыскаете в рот «Деоминтом». День вашей славы настает[12]. Вы слегка сердиты на Тамару за то, что она дезертировала, но в общем это не важно; Одиль взасос целуется с Чарли, в зале сидят 6000 приглашенных, и, кто знает, может, вы скоро подниметесь на сцену – если заработаете награду... Все хорошо. Все очень хорошо... но тогда отчего ваша улыбка все больше походит на испуганную гримасу?

 

Вы заговариваете с соседкой слева:

– Hi! My name is Charlie[13], а его – Октав.

– Я знаю; вы оба – новые боссы в «Rosserys & Witchcraft».

– О, как мне повезло, вы француженка! А вы где работаете?

– В «Россе», в производственном отделе. Я Аделина.

– О, ну конечно, Аделина... теперь я тебя узнал. Извини, мы три дня почти не спали.

– Нет проблем. Как вы думаете, у «Мегрелет» есть шанс?

– Трудно сказать. Возможно. Ролик такой идиотский, что, глядишь, и проскочит.

– Ой, чуть не забыла: «Леди Ди» и «Джон-младший» отправлены на тестирование.

– Знаю, знаю. И еще мы заполучили СПИД.

– Да, я в курсе. Похоже, наши дела идут в гору.

Свет гаснет. Публика дружно бьет в ладоши. Вы садитесь поудобнее, нога на ногу, поглядываете на часы, приглаживаете волосы и ждете объявления своей категории (молочные и кисломолочные продукты). Перед вами сплошной чередой проходят самые креативные ролики планеты: сумасшедшее, безудержное восхваление кукурузных хлопьев, диет для похудания, духов, джинсов, шампуней, водки, шоколадных батончиков, вермишели, пицц, компьютеров, бесплатных Интернет-сайтов, собачьих консервов, внедорожников – плоды вдохновенной и безумной фантазии креаторов, счастливо проскочившие бдительную цензуру рекламодателей; сверхсовременные шрифты, размытый зеленоватый фон, 16-миллиметровки с крупнозернистой пленкой, дизайн будущего, «цеплялки» (они же титры), объемные ярко-красные логотипы, анимация в индийском стиле, пародийная музыка, бешеные деньги, истраченные на ручную доводку пленки, людские толпы в замедленной съемке, разнузданные эмоции и, главное, красивые девушки – почти вся реклама зиждется на красивых девушках, ничто другое никого не интересует. Вы пытаетесь держаться непринужденно, сидя рядом с Аделиной, которая нервно ерзает в кресле и мурлычет что-то себе под нос, чтобы скрыть волнение. Если бы Альбер Коэн увидел эту сцену до 1968 года (хотя до 1968-го она была совершенно невозможна, ибо как раз и стала следствием его книг), он наверняка вдохновился бы на еще более соблазнительные описания в «Прекрасной даме»[14].

– And the winner is... «Мегрелет-Nymp-homaniac» by «Rosserys and Witchcraft-France»[15].

– Слава Тебе, Золотой Лев! Осанна Тебе, Владыка Небесный! Ибо это Тебе принадлежит Царствие, Могущество и Слава, во веки веков, аминь!

Вы чуть не лопаетесь от счастья.

– Yyyesss!

Вы спускаетесь по ступеням амфитеатра, взбегаете на сцену и готовитесь благодарить режиссера Энрике, «без которого мы бы здесь не стояли», и красавицу Тамару, «которая обеспечила нам победу», и объявить, что «главным нашим желанием было пропеть гимн жизни и человеческому труду», и так далее и тому подобное, как вдруг на вас набрасываются.

Трое полицейских хватают вас на глазах всей рекламной братии, а комиссар Санчес Ферлозьо самолично надевает вам наручники и предъявляет обвинение в убийстве миссис Уорд, проживавшей в Корал-Гейблс, Майами, штат Флорида.

 

Да, в каком-то смысле вы, можно сказать, оказались вне конкурса.

 

7

 

«Жизнь проходит вот как: ты рождаешься, ты умираешь, а в промежутке маешься животом. Жить – значит маяться животом, все время, без остановки: в 15 лет у тебя болит живот потому, что влюблена; в 25 – оттого, что тебя пугает будущее; в 35 – от неумеренной выпивки; в 45 – от чрезмерно тяжелой работы; в 55 – потому, что ты больше не влюбляешься; в 65 – от грустных воспоминаний о прошлом; в 75 – от рака с метастазами. А в интервалах тебе остается только слушаться – сперва родителей, затем учителей, затем боссов, затем мужа, затем врачей. Иногда у тебя возникает подозрение, что им глубоко наплевать на твою персону, но уже слишком поздно что-либо исправлять, и вот приходит день, когда один из них объявляет, что ты скоро умрешь, а малое время спустя тебя засовывают в деревянный ящик и упрятывают под дождем в землю на кладбище Баньё. Вы наверняка думаете, что вас минет чаша сия? Ну что ж, тем лучше для вас. Когда вы прочтете это письмо, меня уже не будет в живых. Вы-то еще поживете, а я нет. Потрясающе, не правда ли? Вы по-прежнему будете гулять, пить, есть, заниматься любовью, выбирать что-то или кого-то, а я уже ничего этого делать не буду, я ушла в иной мир, мир, который знала не лучше вашего, но узнаю в тот миг, когда вы прочтете эти строки. Смерть разлучила нас. Это не грустно, это нормально, что мы – я, мертвая, и вы, читающие мое письмо, – оказались по разные стороны непроницаемой стены и все-таки можем общаться. Жить и при этом слушать покойника, который обращается к вам, – до чего же удобная штука Интернет!

 

Ваш любимый призрак

Софи».

 

Вы остолбенело уставились друг на друга – родители Софи и ты, как будто надеялись, что вам удастся поговорить в тюремной комнате для свиданий (если бы комнаты свиданий служили именно для разговоров, это уж давно стало бы всем известно) теперь, когда Софи больше нет, – тогда как вам это не удавалось еще при ее жизни. Они соблаговолили посетить тебя в тюрьме Тараскона – тебя, Октава, никчемного отца, которого они всегда третировали на семейных сборищах. У них распухшие веки и черные круги под глазами. Две пары скорбных багровых шаров.

– Она прислала это письмо по Интернету из какого-то сенегальского отеля. Вы ничего не получали от нее с тех пор, как...

– С тех пор, как мы расстались? Нет. Хотя я много раз пытался...

И тут до тебя наконец доходит. Она была в Сенегале, когда Марк покончил с собой! А может, они покончили с собой вместе? И вообще, какого черта она делала с ним в Сенегале? Мать твою... паршиво чувствовать себя рогатым, а уж узнать об этом задним числом, да еще в тюряге – совсем хреново...

– Это невозможно, это неправда, это неправда, это невозможно (ты твердишь эти две фразы битый час, так что бесполезно приводить здесь твои ламентации в полном объеме).

Ты глядишь на чету стариков с дрожащими подбородками. Едва выйдя из комнаты свиданий, ты начинаешь рыдать над рекламой «Air Liberte». Ты уже не впервые льешь слезы с тех пор, как угодил за решетку. Честно говоря, для таких крутых парней, как ты и Чарли, вы оба хнычете слишком часто. Настолько часто, что он даже пытался повеситься на второй день после ареста. Ты плачешь и причитаешь сквозь слезы:

– Я ее больше не любил, но всегда буду любить, хотя любил недостаточно сильно, притом что всегда любил, не любя так, как нужно было любить.

Даже сейчас, когда ты пишешь эти строки, ты все еще плачешь.

 

Бергсон определил смех как «наложение механического на живое». Значит, слезы – обратное явление: живое, наложенное на механическое. Это сломавшийся робот, это денди, побежденный естественностью, это грубое вторжение правды в самое средоточие лицемерия. Вдруг какой-нибудь незнакомец почтит вас ударом вилки в живот. Вдруг другой незнакомец почтит вас грязным предложением в душевой. Вдруг какая-то незнакомка почтит вас прощанием в виде эхограммы. Когда беременная женщина кончает с собой, это двойная смерть по цене одной – совсем как в рекламе моющих средств. А эта шалая Милен Фармер все распевает по радио: «Если я упаду с высоты, пусть падение длится вечно».

 

ПОСЛЕДНЯЯ РЕКЛАМНАЯ ПАУЗА И... ДО СКОРОГО!

 

ЧЕЛОВЕК СИДИТ, СОВЕРШЕННО ОДИН, НА ПОЛУ В ПУСТОЙ КВАРТИРЕ.

МОНТАЖНАЯ ПЕРЕБИВКА (РЕТРОСПЕКЦИЯ, ЗАМЕДЛЕННАЯ СЪЕМКА, ЧЕРНО-БЕЛОЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ): СУДЕБНЫЕ ИСПОЛНИТЕЛИ, ПРИШЕДШИЕ ОПИСЫВАТЬ ЕГО ИМУЩЕСТВО, СЕМЕЙНЫЙ СКАНДАЛ, ПОСЛЕ КОТОРОГО ЖЕНА УХОДИТ. ХЛОПНУВ ДВЕРЬЮ, И ЗРИТЕЛЬ ПОНИМАЕТ, ЧТО У ГЕРОЯ БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕ ОСТАЛОСЬ.

ВНЕЗАПНО КАМЕРА БЕРЕТ ЕГО КРУПНЫМ ПЛАНОМ; ОН УСТРЕМЛЯЕТ В ОБЪЕКТИВ БЕЗНАДЕЖНЫЙ ВЗГЛЯД.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «ВАС БРОСИЛА ЖЕНА? У ВАС НЕ ОСТАЛОСЬ НИ ОДНОГО EBPO? ВЫ НЕВЗРАЧНЫ? ВАМ НЕ ВЕЗЕТ? НЕ ОТЧАИВАЙТЕСЬ, ВСЕ МОЖЕТ УЛАДИТЬСЯ В ОДИН МИГ».

ЧЕЛОВЕК С ИНТЕРЕСОМ ПРИСЛУШИВАЕТСЯ К ГОЛОСУ, ПОТОМ ГРУСТНО КАЧАЕТ ГОЛОВОЙ. ВНЕЗАПНО ОН ВЫХВАТЫВАЕТ ИЗ КАРМАНА РЕВОЛЬВЕР И ПРИСТАВЛЯЕТ ЕГО К ВИСКУ.

ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС ПРОДОЛЖАЕТ: «УМЕРЕТЬ – ЗНАЧИТ СТАТЬ ТАКИМ ЖЕ СВОБОДНЫМ, КАК ДО РОЖДЕНИЯ».

ЧЕЛОВЕК ПУСКАЕТ ПУЛЮ В ГОЛОВУ, ЕГО ЧЕРЕП РАЗЛЕТАЕТСЯ ВДРЕБЕЗГИ, МОЗГИ ПРИЛИПАЮТ К ГОЛЫМ СТЕНАМ. НО ОН ЕЩЕ НЕ УМЕР ОКОНЧАТЕЛЬ­НО. ЛЕЖА НА ПОЛУ, ОН КОНВУЛЬСИВНО ДЕРГАЕТСЯ, ЕГО ЛИЦО ЗАЛИТО КРОВЬЮ. КАМЕРА ПРИБЛИЖАЕТСЯ ВПЛОТНУЮ К ЕГО ГУБАМ, ОН ШЕПЧЕТ:

– СПАСИБО ТЕБЕ, СМЕРТЬ!

И НЕДВИЖНО ЗАСТЫВАЕТ, УСТРЕМИВ ШИРОКО ОТКРЫТЫЕ ГЛАЗА В ПОТОЛОК.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ СОЧУВСТВЕННО ПОДВОДИТ ИТОГ: «БУДЬТЕ СО СМЕРТЬЮ НА “ТЫ”, ВЕДЬ СМЕРТЬ – ПРЕДЕЛ МЕЧТЫ. САМОУБИЙСТВО ПОЗВОЛИТ ВАМ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ ЖИЗНИ И ЕЕ БЕСКОНЕЧНЫХ ТЯГОТ».

Финальный слоган с логотипом ФФДС:

«КОНЕЦ СУЕТЕ: СМЕРТЬ – ИТОГ ЖИЗНИ».

Следуют титры:

«ПО ЗАКАЗУ ФРАНЦУЗСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ САМОУБИЙЦ (ФФДС)».

 

Другие варианты финальных слоганов:

«СМЕРТЬ НЫНЧЕ В МОДЕ ПРИ ЛЮБОЙ ПОГОДЕ».

«ЖИЗНЬ НЕ НУЖНА, СМЕРТЬ – ВАЖНА».

«ЖИЗНЬ? ОСТАВЬ ЕЕ ДРУЗЬЯМ!».

 

в оглавление << >> на следующую страницу