Глава 1

КЛАССИКИ ЖАНРА

 

1.4. ЖУРНАЛИСТСКИЕ РАССЛЕДОВАНИЯ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

 

В советские времена жанра журналистского расследования как такового не существовало. Даже отдельные его элементы можно отыскать лишь в незначительной части материалов, представленных в периодике тех лет. Полностью подконтрольные партийному и хозяйственному аппаратам власти, средства массовой информации время от времени публиковали критические корреспонденции и фельетоны, но делались они, во-первых, с санкции вышестоящего органа, во-вторых, по материалам и документам, которые дозволялось получить журналисту, в-третьих, расследование велось в строго определенных журналисту пределах, а его результаты «подгонялись» под генеральную линию партии. Под таким же жестким контролем проводились и немногочисленные исторические расследования, которые ни в коем случае не могли идти вразрез с официальной версией исторических событий.

 

Киножурнал «Фитиль»

 

Одним из немногих удачных примеров журналистского расследования того периода можно считать отдельные сюжеты киножурнала «Фитиль», первый выпуск которого зрители увидели в 1962 году. Сюжеты «Фитиля» снимались на 20 студиях, к его созданию были привлечены лучшие советские юмористы, сатирики, комедийные актеры. В практике мировой кинематографии это была первая попытка создания регулярного сатирического журнала. «Фитиль» выходил ежемесячно, каждый выпуск длился не более 10 минут и состоял из трех-четырех сюжетов – игровых, документальных или мультипликационных. Три минуты экранного времени делали подчас больше, чем пространные газетные фельетоны.

Темы для сюжетов поставлял не только Комитет народного контроля, в тесном сотрудничестве с которым работали создатели киножурнала, но и письма, которые «Фитиль» получал со всех концов СССР. В стране, где под фанфары снизу доверху разбазаривалось национальное достояние, недостатка в подобных темах не ощущалось – только снимай. На юге гибли фрукты, на севере – оленьи шкуры, иные заводы выпускали стопроцентный брак, а их начальники умудрялись отчитываться за перевыполнение плана. Действенность сюжетов обеспечивала их конкретность. Виновные назывались здесь по именам, с точным указанием занимаемых должностей. Партия допускала подобную критику «отдельных» недостатков. «Фитилевцы» старались вовсю – они были своего рода «разгребателями грязи» в советскую эпоху.

Наибольшую известность получил сюжет «Рыбозагубитель», рассказывающий о низвержении первого секретаря Краснодарского обкома КПСС Медунова. То было время войны во Вьетнаме, когда вся страна сплотилась в едином стремлении помочь воюющему народу рисом. Краснодарский край преуспел в этом настолько, что превратил в рисовые плантации территорию рыбного завода. Обещанный «миллион кубанского риса» обернулся гибелью 95 процентов мальков ценных рыб.

К некоторым темам «Фитилю» приходилось возвращаться по несколько раз. Например, семь выпусков киножурнала было посвящено библиотеке Тартуского университета, книги которой гибли в неприспособленных для хранения помещениях. Благодаря «Фитилю» страна узнала и о судьбе музея-усадьбы художника Поленова в Тарусе, рядом с которым местный облисполком санкционировал открытие карьера для добычи цемента. Несколько сюжетов «Фитиля» рассказывали о вырубке кедровых рощ на Кавказе и Алтае. Директор Горно-Алтайского опытного комбината бодро рапортовал с экрана о новых посадках кедра и показывал цифры на бумаге, но «Фитиль» убеждал зрителя в том, что участок с новыми посадками – не более чем показуха...

Чтобы трехминутный сюжет получил взрывное содержание, от создателей киножурнала требовалась изобретательность и гибкость. Труднее всего было снимать документальные сюжеты. Руководителям-прохиндеям приходилось заговаривать зубы, делать из них «мартышку», как это называлось на профессиональном языке «фитилевцев». Съемочная группа приезжала с аппаратурой якобы для того, чтобы снимать передовиков. «Существовала целая тактика “отвода глаз” – один байки травит, другой лестью обволакивает, все остальные брали цель на мушку. Когда “жертва” расслаблялась и проговаривалась, “героя” в считанные секунды снимали и уносили ноги», – вспоминал редактор и сценарист киножурнала В. Панков[1].

Однако и для «Фитиля» существовали ограничения. Негласно запрещалось трогать министров, которые практически все были членами ЦК (на их заместителей эта неприкосновенность не распространялась). Звонка министра обороны Д.Ф. Устинова было достаточно для того, чтобы сюжет о мотоциклетном заводе в Ижевске (который хоть и не имел отношения к оборонной промышленности, но находился под крылом министра обороны) был прикрыт. Не увидели свет и шесть сюжетов «Фитиля» о гостевых домиках, которые строили чиновники в Молдавии, выживая кишиневских железнодорожников с территории базы отдыха. Не помогли даже свои люди из Комитета народного контроля – видно, гости, для которых строились «домики», были чересчур высокие.

Сюжеты «Фитиля» составили несколько книг, которые выдержали не одно издание. В 1978 году Сергей Михалков, главный режиссер киножурнала А.А. Столбов и кинооператоры С.И. Киселев и Ю.И. Егоров были удостоены Государственной премии.

 

Аркадий Ваксберг.

Первый укол советскому спруту.

Прокурор Вышинский и его жертвы

 

Изучая развитие советской расследовательской журналистики в конце 70-х – начале 80-х годов, следует признать, что бесспорный приоритет в становлении этого жанра принадлежит «Литературной газете» и двум ее авторам – Аркадию Ваксбергу и Юрию Щекочихину.

Именно эти два журналиста были инициаторами создания в газете отдела расследований, сотрудники которого под рубриками «Мораль и право», «Расследования “ЛГ”», «Новейшая история» публиковали сенсационные материалы о коррупции должностных лиц, о палачах времен сталинских репрессий и их жертвах, писали правду о злоупотреблениях народных избранников.

 

Аркадий Ваксберг

 

Аркадий Иосифович Ваксберг[2] (род. 1933) обратился к жанру журналистского расследования задолго до того, как в жизнь советского общества вошли такие понятия, как гласность, перестройка, свободная пресса. В конце 70-х – начале 80-х годов в «Литературной газете» появляются его первые судебные очерки. Материалы, написанные выпускником юридического факультета МГУ А. Ваксбергом, отличались от всех прочих не только профессиональным анализом, но и четкой нравственной оценкой.

12 ноября 1980 года в «Литературной газете» был опубликован судебный очерк А. Ваксберга «Ширма» – о бывшем председателе исполкома Сочинского горсовета В. Воронкове, «торговавшим вверенными ему социальными ценностями распивочно и навынос, хапавшим взятки и услужливо их дававшим, человеке, который за респектабельной внешностью скрывал свою барахольную сущность». «Публикация очерка, – вспоминает А. Ваксберг через несколько лет, – готовилась в строжайшей тайне. Ни с кем не советуясь, редакция весь риск возможных последствий брала на себя. Теперь это норма, журналистское повседневье. Тогда – был поступок, о котором негоже забывать!» Были приняты чрезвычайные меры для того, чтобы предотвратить утечку информации. Опыт подсказывал журналистам, что те, кто стояли за Воронковым, настолько могучи, что, прознай они про планы газеты, очерк не появился бы. Только много позже Ваксберг и его коллеги поняли, к какому спруту они тогда прикоснулись. Между строк воронковского дела читались «выходы» на акул поважнее. Нити вели к Медунову, Щелокову, Чурбанову, к другим министрам и их заместителям и выше, задевая по пути местных вельмож.

В день выхода газеты А. Ваксбергу позвонил заместитель генерального прокурора В. Найденов. Ваксберг так описывает их диалог:

– У вас есть разрешение на публикацию? – спросил Найденов, позабыв о «здравствуйте» и «как поживаете».

– У нас есть все, что нужно, – уклончиво ответил я.

– С кем согласовано?

– С кем нужно...

– Вы отдаете себе отчет, что последует?

– Да, – уверенно сказал я. – Разумеется. Будьте спокойны.

Вряд ли прокурор мог оставаться спокойным в этой ситуации. Выступление газеты побуждало его принимать решительные меры. Перепуганным мздоимцам оставалось только одно – перейти в наступление.

Атака, направленная на заместителя генерального прокурора, была продумана безупречно. И проведена – тоже. В то время уже находились под следствием, а иные и под арестом несколько руководящих работников Краснодарского края. Объективные доказательства их вины в особо крупных хищениях и астрономических взятках лишали их, по мнению Ваксберга, малейшей надежды избежать сурового приговора. Тогда-то и посыпались, «по случайности» одновременно, тревожные жалобы в адрес наиболее высокопоставленных особ. Их авторы блестяще владели тем языком, который особенно впечатляет партийных функционеров. Над партией, писали жалобщики, чинится расправа, прокуроры подняли руку на Советскую власть! К ним – заслуженным и награжденным, преданным Родине до мозга костей – применяют запрещенные законом методы ведения следствия, вплоть до физических. Не только вымогают, но и выбивают признание в том, чего они никогда не делали и сделать вообще не могли. В дело вмешался властитель Краснодарского края – сам Медунов. Найденов был вызван на ковер – не для доклада, а для «проработки». Говорить ему не дали. «Замахнулся на партию! – кричал Медунов. – Избивают лучшие партийные кадры! Это вам не 37-й год!»

 

С. Медунов (в центре) с Ю. Чурбановым. Второй справа во втором ряду В. Найденов

 

Ваксберг с горечью признается, что стал невольным участником низвержения В. Найденова. Заместителю генерального прокурора вменили в вину публикацию очерка «Ширма», к которой он не имел ни малейшего отношения. Сгущались тучи и над Ваксбергом. Случилось так, что вскоре после публикации очерка Ваксбергу предстояла командировка в Сочи, где снимался фильм, в основе которого лежал его сценарий. Появилась необходимость внести в сценарий поправки и дополнения.

Когда была определена дата отъезда, Ваксбергу неожиданно позвонил Найденов. В статье «Судьба прокурора» (Лит. газ. 1987. 28 окт.) Ваксберг так описывает этот разговор:

– Вы собрались в Сочи, – не спрашивая, а сообщая, сказал он. – Настоятельно рекомендую этого не делать.

– Убьют, – мрачно пошутил я, не посмев спросить, откуда у него столь точная информация.

Найденов шутки не принял.

– До этого, думаю, не дойдет. Но... Мало ли что... Вдруг вам захочется похулиганить. Или... – Он запнулся. – Кого-нибудь изнасиловать... Вы меня поняли? В обиду вас мы не дадим, но цели они достигнут. Распускать слухи – им не впервой. Вы будете обороняться, а не наступать. Впрочем, решать вам, а не мне, я вас только предупредил.

С горькой самоиронией Ваксберг замечает, что не последовал примеру героев телесериалов о сицилийской мафии и не стал ставить экспериментов на себе. Поездку он отменил. С Ваксбергом ничего не случилось. А вот Найденов в ноябре 1981 года был снят с поста заместителя генерального прокурора. Без указания причины.

 

Следователь В. Калиниченко (в центре сидит) со своими коллегами демонстрирует ценности, изъятые у преступников

 

Огромное место в творчестве Ваксберга занимают исторические расследования. Опубликованные в разное время в разных периодических изданиях, они, дополненные и переработанные, впоследствии вышли отдельными книгами и стали бестселлерами. Успех этим книгам обеспечил не столько выбор персонажей, сколько подход автора к исследуемой теме. Работая над книгой «Царица доказательств. Вышинский и его время» (она вышла в 1992 году), Ваксберг меньше всего уделяет внимание его деятельности в качестве главного обвинителя на судебных процессах 30–40-х годов, зато с максимальной полнотой исследует, как шел Вышинский к власти и что это дало ему впоследствии. Он скрупулезно собирает архивные материалы, внимательно читает мемуары, изучает эпистолярное наследие, выслушивает свидетельства очевидцев, работу с которыми считает важным этапом в работе журналиста-расследователя. При этом по его собственному признанию, он может не соглашаться с выводами очевидцев, сомневаться в них, но никогда их не игнорирует. «Как нельзя обойтись без документов, – говорит Ваксберг в одном из своих интервью, – так нельзя отмахнуться от устных рассказов самих участников событий и членов их семей, друзей, знакомых, что-то от них слышавших. В противном случае, исследователь рискует оказаться без источников, которые питают его выводы. Это, конечно, не означает, что только на этих основаниях нужно строить представления об историческом прошлом. Косвенные доказательства должны чем-то подтверждаться, лучше всего документами. И замыкаться в нерасторжимую цепь. Только в этом случае можно судить о большей или меньшей достоверности показаний очевидцев»[3].

В своей книге о А.Я. Вышинском Ваксберг старается следовать этому принципу. Для того чтобы узнать биографию Вышинского, Ваксбергу пришлось изрядно потрудиться, складывая мозаику из хитроумно подобранных данных, содержащихся в справочниках, словарях и энциклопедиях. Собранные воедино, они позволили Ваксбергу увидеть странные зигзаги карьеры «угодливой серости, вознесенной на такие высоты, откуда ей было дано, упиваясь своим могуществом, топтать поверженных и играть судьбами миллионов»[4].

Из Большой советской энциклопедии 1951 года издания Ваксберг узнает, что Вышинский активно участвовал в революционном движении с 1902 года, и в информации этой нет неправды. Но и ясность тоже отсутствует. Поскольку в той же энциклопедии, вышедшей 22 годами раньше, прошлое Вышинского изложено куда точнее: меньшевик, решившийся перейти к большевикам лишь после того, как они прочно закрепились у власти. Ваксберг делает предположение, что этот факт биографии всю жизнь держал Вышинского «на крючке». И не только этот. Исследуя жизненный путь Вышинского, Ваксберг обнаруживает ряд интересных архивных документов, проливающих свет на его дальнейшую судьбу.

Будучи председателем 1-й Якиманской районной управы, Вышинский подписал распоряжение о неукоснительном исполнении на вверенной ему территории архиважного приказа Временного правительства. А приказ был такой: разыскать, арестовать и предать суду немецкого шпиона Владимира Ильича Ульянова (Ленина). Подписал эту бумагу не просто законопослушный чиновник, а социал-демократ, считавший себя революционером. Трагический виток истории состоял в том, что именно этот чиновник через двадцать лет на посту прокурора страны клеймил ближайших соратников Ленина, будто это они, а не он, вынашивали замыслы расправы над вождем. Для них Вышинский требовал смертного приговора. Ваксберг, еще в студенческие годы изучавший труды Вышинского и его выступления на процессах 30–40-х годов, отмечает, что в них удивительным образом сочетался откровенный политический бандитизм с благообразием обкатанных юридических формулировок, трескучая фразеология и надрывный пафос – с тонкостью правового анализа. А оттачивать свое ораторское искусство Вышинский начал еще в 20-е годы, на посту начальника Управления российского Наркомпрода.

Сюжеты тех первых судебных процессов, на которых Вышинский пробовал голос, отмечает Ваксберг, напоминают сюжеты до боли знакомые: Вышинский клеймил оборотней и перерожденцев – клеймил за дело. Его гневные речи нравились, они были созвучны времени. О Вышинском заговорили. Он стал популярен. В деятельности Вышинского на этом посту Ваксберг подмечает одну и ту же отчетливую тенденцию. Любому процессу над взяточником, казнокрадом, проворовавшимся хозяйственником Вышинский придавал политическую окраску. Уже тогда в его лексиконе появились такие слова, как «агенты», «лазутчики», «духовные диверсанты» и «всевозможный буржуазный смрад».

Круг тем, которые привлекают журналиста Ваксберга, очень широк. Он пытается воссоздать историю вербовки советскими спецслужбами Сергея Эфрона (мужа Марины Цветаевой), вместе с Юрием Щекочихиным встречается с высокопоставленным сотрудником норвежского МИД Арисом Трехолдом, признанным судом агентом КГБ, выступает общественным защитником на процессе молодой поэтессы Алины Витухновской, обвиняемой в сбыте и распространении наркотиков. Но не будет преувеличением сказать, что ключевой фигурой в расследовательской деятельности Ваксберга является прокурор Вышинский. Изучая его жизнь и деятельность, Ваксберг считал своим долгом рассказать о судьбах и его жертв, и его соратников. Юристы Брауде и Лившиц, журналист Кольцов, режиссеры Мейерхольд и Михоэлс, партийные деятели Бухарин и Каменев – вот далеко не полный перечень тех, чьи трагические судьбы стали известны благодаря Аркадию Ваксбергу.

Все, что пишет Аркадий Ваксберг, как считает, например, известный английский писатель Джон Ле Карре, отличается трезвостью анализа и вместе с тем необычайной гражданской страстностью.

 

Юрий Щекочихин.

Как закалялась российская мафия.

Лев прыгнул

 

Эти же качества присущи и Юрию Петровичу Щекочихину (род. 1950), который начал свою журналистскую деятельность в «Московском комсомольце», куда пришел семнадцатилетним мальчишкой, по собственному признанию, мало что знающим, нашпигованным официальной пропагандой. Больше всего его поразило тогда чувство свободы, царящее в редакции. Шел 1968 год. Только что были введены войска в Чехословакию, и в редакции у каждого была своя точка зрения на происходящее, которую не боялись высказывать открыто. Это, пожалуй, главное, чему научился Щекочихин в «Московском комсомольце» – иметь свою точку зрения.

 

Юрий Щекочихин

 

Потом была школа в «Комсомольской правде», где Щекочихин вел тинейджерскую страничку «Алый парус». Скольким подросткам помог он тогда! Его редакционный стол был завален письмами от ребят, которым было не с кем поделиться их проблемами. Став уже зрелым журналистом, Щекочихин считал для себя главным вытащить из беды человека, поддержать его в трудную минуту, но он с горечью признавался, что никому из тех, кого он защищал, не стало легче или лучше жить. «Мы можем пять раз выступить в защиту одного человека, – говорил он в одном из своих интервью, – а на месте – на заводе, на улице, в школе – его затравят и сомнут». Подростки и их проблемы были в те годы главной заботой Щекочихина.

В 1975 году Щекочихин со своим коллегой Евгением Черновым подготовили статью «Дети на хлопке», добыв уникальные материалы о том, как травят ядами поля, как гибнут дети. Статья в том виде, в каком ее написали журналисты, не была опубликована, и Щекочихин на год ушел из редакции «Комсомолки».

Настоящая творческая зрелость к журналисту-расследователю Щекочихину пришла во время его работы в «Литературной газете». Здесь он продолжает молодежную тему, пишет о торговле наркотиками и о наркомании среди молодежи. Щекочихин не просто обозначает проблему: в его статьях за каждой трагедией – конкретная человеческая судьба. Он много ездит по стране, встречается с ребятами, которые доверяют ему свои беды, беседует с представителями правоохранительных органов, с экспертами. Он собирает богатый и разнообразный материал, из которого становится ясно, что наркотики – это не просто трагедия отдельных людей, а преступный бизнес.

С каждым годом публикации Щекочихина становятся все более глубокими и поднимают все более серьезные темы. На основе полученных официальных данных, сухих цифр статистики, бесед с частными лицами он пытается докопаться до сути проблемы, найти ее истоки, привлечь к ней внимание общества. Именно в этом Щекочихин как журналист видит свою главную задачу: обозначить порок и бороться с пороком, а не с его носителем.

Этого же принципа придерживался Щекочихин, когда исследовал тему разгоревшейся в Казани войны между молодежными группировками. В статье «Экстремальная модель» (Лит. газ. 1988. 12 окт.) Щекочихин приводит данные статистики, которые ужасают сами по себе. За 1986–1987 годы в Казани совершено 181 нарушение общественного порядка, в том числе 51 групповая драка, в которой участвовали 900 человек. В итоге 6 молодых людей погибли, 73 были госпитализированы с серьезными травмами, 193 получили телесные повреждения. С осени 1987 года обстановка резко ухудшилась. В драках стали использовать ножи, тяжелые металлические шары, обрезки арматуры, кастеты, самодельные взрывные устройства.

Поначалу подросток, не входящий в группу, мог чувствовать себя в безопасности в своей школе, ПТУ. Но Щекочихин подмечает опасную тенденцию, которая заключается в том, что постепенно группировка берет под контроль находящиеся на ее территории учебные заведения, и жестокая жизнь улицы продолжается уже в стенах школ и техникумов. Был, правда, способ избежать давления – с помощью выкупа. Поборы начинались с малышей. С них брали по 20–30 копеек, но с переходом в следующую возрастную категорию суммы существенно возрастали. Деньги шли на поддержку тех, кто оказался на «зоне», и их семей, на помощь раненым, т.е. в «общак». Таким образом, считает Щекочихин, формировалась устойчивая преступная группировка, цели которой задавали верхние иерархические слои, состоящие в большинстве своем из уголовных элементов.

О существовании в стране организованной преступности было во весь голос заявлено несколькими месяцами раньше в беседе Щекочихина с подполковником НИИ МВД Александром Гуровым. В интервью «Лев прыгнул» (Лит. газ. 1988. 20 июля.) впервые прозвучала мысль, что «мафия – это не экзотическое слово из иноземной жизни, а имя чисто отечественного явления», организация, созданная для систематизации преступного бизнеса. Но преступное сообщество становится мафией лишь в условиях коррупции, оно должно быть связано с представителями государственного аппарата, которые состоят на службе у преступников.

Газетная статья получила огромный общественный резонанс и стоила больших неприятностей и автору, и его собеседнику. Но затем в редакцию «Литературной газеты» позвонил Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев и сказал, что об этом давно пора было написать. Гуров принимал поздравления. Фразу генсека «давно пора» теперь повторяли все его коллеги. И только много позже, по признанию самого Щекочихина, они узнали от источника из окружения известного преступного авторитета Завадского (к тому времени уже убитого), что в 1988 году в Сухуми собралась воровская сходка, на которой был поставлен на голосование вопрос об устранении и Гурова, и автора статьи «Лев прыгнул». Всего двух голосов не хватило для принятия этого решения...

В 1989-м году Юрий Щекочихин был избран народным депутатом СССР, а в 1995 и 1999 годах – депутатом Государственной думы соответственно второго и третьего созывов. С 1996-го года Щекочихин занимает должность заместителя главного редактора «Новой газеты».

В Госдуме Ю. Щекочихин входит в состав фракции «Яблоко», является членом Комитета по безопасности и Комиссии по борьбе с коррупцией в органах государственной власти. Работая на этих постах, он провел ряд громких расследований, результатом которых стали не только газетные публикации, но и депутатские запросы в самые высокие инстанции.

В 1998-м году Щекочихин обнаружил, что размер заработной платы у VIP-персон Центрального банка был больше, чем у президента США. Так, сумма валового совокупного дохода по основному месту работы Дубинина Сергея Константиновича согласно официальной справке составила 1258113518 руб. 45 коп. По курсу валют 1997 года – это примерно 20 тысяч долларов в месяц. Таким образом, личный годовой доход бывшего председателя Центробанка был равен бюджету двух управлений Госналогслужбы, пяти крупных московских школ и двенадцати сельских, зарплатам двухсот десяти министров и депутатов. «Но доход Дубинина – законен, – подытоживает Щекочихин, – он – в законе».

Депутат Щекочихин выступает в Думе по поводу Московской налоговой полиции и ее руководства, которое шантажировало маленький московский банк «Национальное кредитное товарищество», требуя, чтобы банкиры принесли 300 тысяч долларов наличными в кабинет начальника.

Управления налоговой полиции. В качестве доказательства журналист представляет пленку с аудиозаписью, переданную ему заместителем председателя банка Максимом Богуновым. Щекочихин, по его собственным словам, не любитель слушать чужие разговоры, но он понимал, что другого способа защититься от государственной машины, «наехавшей» на банк, у его руководства не было. В адрес генерального прокурора Ю. Скуратова, директора ФСБ B. Путина и директора Федеральной налоговой полиции C. Алмазова были направлены полные распечатки текстов гангстерских разговоров. Сами кассеты Щекочихин хранил в надежном месте. Поразительный ответ получил он от исполняющего обязанности прокурора Москвы. Там было написано, что поведение руководящих работников Московской налоговой полиции признано не совсем корректным.

 

Программа «Взгляд»:

Дмитрий Захаров, Владислав Листьев, Александр Любимов, Владимир Мукусев, Александр Политковский

 

Новейшая эпоха, обогатившая нашу жизнь гласностью и свободой прессы, легализацией бизнеса и многопартийностью, принесла немало новых тем и возможностей для журналистов-расследователей.

2-го октября 1987-го года на Центральном канале советского телевидения вышел первый выпуск безымянной передачи под маркой «еженедельная информационно-музыкально-публицистическо-развлекательная программа для молодежи».

Согласно официальной «взглядовской» истории[5], замысел создать подобную передачу возник еще в начале 1970-х. Тогда руководству ЦТ была предложена передача «У нас на кухне после 11», однако осуществить ее не удалось. Только с началом перестройки, когда идею такой программы поддержал секретарь ЦК КПСС по идеологии Александр Яковлев, замысел был реализован. А название, как говорят, придумал Эдуард Сагалаев, который тогда возглавлял «молодежку».

Именно под маркой «Взгляда» прославились пятеро ведущих программы – Дмитрий Захаров, Владислав Листьев, Александр Любимов, Владимир Мукусев, Александр Политковский.

Сегодня жанр «Взгляда» определили бы, скорее, как информационно-аналитическую передачу. Фактически это были новости, альтернативные «официальным», таким, которые сообщались в программах «Время» или «Международная панорама», и лишь немногие взглядовские сюжеты соответствуют принятым сейчас определениям жанра журналистского расследования.

Однако именно «Взгляд» стал школой тележурналистики нового стиля – свободной, основанной на поиске не просто новой, но запретной информации, а так же оригинальных, остроумных поворотов сюжета. Как выразился начинавший телевизионную карьеру во «Взгляде» тележурналист Владислав Флярковский, создатели и авторы программы отличалась стремлением «сунуть нос во все непонятное и неизведанное, раскопать то, что еще не было раскопано»[6].

Популярность журналистов и, особенно, ведущих «Взгляда» была огромной.

 

«Помню, готовил материал о разгуле в Тольятти вьетнамской мафии (во «Взгляд» пришла телеграмма от мамы изнасилованной девочки). Привезенный сюжет из-за страха вбить клин в советско-вьетнамские отношения в эфир не пустили, – вспоминал Александр Политковский. –

Продолжая добиваться правосудия, мама с дочкой приехали в Москву, и я решил сделать досъемку. По красивому замыслу, последние слова в интервью с женщинами должны были быть сказаны уже с подножки уходящего в Тольятти поезда. Зная, что до отхода поезда остается две минуты, начал задавать свои вопросы... Проходит минут десять – а поезд почему-то все не отправляется. После уже третьего круга вопросов и ответов мы спросили у проходящего мимо железнодорожника: мол, поезд-то почему стоит? «А, – говорит, – машинист сказал, что пока Политковский не закончит свое интервью, я с места не тронусь...»[7]

 

О трудностях, сопутствовавших работе журналистов, говорит уже тот факт, что в марте 1988-го года, после резкой критики на Пленуме Союза кинематографистов, посвященном телевидению, ведущие были отстранены от эфира на два месяца.

Следующий скандал разразился 26-го декабря 1990-го года, когда руководство Гостелерадио СССР запретило выход в эфир новогоднего выпуска «Взгляда». Председатель Гостелерадио СССР Леонид Кравченко мотивировал запрет нежелательностью обсуждения отставки министра иностранных дел СССР Эдуарда Шеварднадзе.

В том же году сразу три ведущих «Взгляда» – Листьев, Любимов и Мукусев – на волне популярности стали депутатами Верховного совета России. 10-го января 1991-го года первый заместитель председателя Гостелерадио СССР подписал приказ о приостановлении производства и выхода в эфир программы «Взгляд», означавший, по сути, запрет.

26-го февраля 1991-го года на Манежной площади в Москве состоялся митинг в поддержку журналистов, на который собралось порядка двухсот тысяч человек. Решения властей о закрытии строптивой передачи, впрочем, столь массовая акция не изменила.

Ведущие «Взгляда» перешли на работу в неофициальном режиме. Так появилась программа «Взгляд из подполья», которую готовили Любимов и Политковский, отдельные сюжеты распространялись на видеокассетах и по каналам местных телеканалов.

Возвращение на большой экран совпало с крахом советской власти. 23-го августа 1991-го года вышел специальный выпуск программы, посвященный событиям 19–21 августа 1991 года. А 25 августа в последнем выпуске «Взгляда» первый и последний президент СССР Михаил Горбачев передал в эфир кассету с обращением к советскому народу, сделанным на даче в Форосе, где находился в изоляции с 19-го по 21-го августа.

Исчезновение «Взгляда» из телеэфира, надо сказать, было воспринято зрителями гораздо спокойнее, нежели его силовое закрытие несколькими месяцами раньше. И тому, надо полагать, были объективные причины. В считанные дни изменилась система, правила игры, и немногое из того, что выгодно смотрелось в ушедшую эпоху, могло сохранить привлекательность.

«Взгляд» был «скоропортящимся продуктом» и, на мой взгляд, был хорош только в то время, время информационного дефицита. Наши стремления состояли из значительной доли наивности, ощущения первооткрывательства и уверенности в том, что делаешь благое дело. Это было 70 процентов эйфории и всего 30 – здравого смысла», – говорил позднее Дмитрий Захаров[8].

В оценке с ним солидарен и Владимир Мукусев: «Взгляд» стал популярным именно из-за жесточайшей конфронтации с властью, которая породила этот монстр под названием «Центральное телевидение». (...) «Взгляд» был передачей своего времени. Не более того»[9].

Дальнейшая профессиональная судьба ведущей «взгля-довской» пятерки сложилась по-разному.

Дмитрий Захаров после работы во «Взгляде» был создателем и автором исторических телепрограмм «Веди» и «Река времени», программы «На пороге века», позднее стал творческим директором частной телевизионной студии.

Владислав Листьев вел развлекательную передачу «Поле чудес», затем – собственное ток-шоу «Тема». С 1991 года занимал пост генерального продюсера телекомпании «Вид», среди создателей которой было несколько «взглядовцев» (само название расшифровывается, как «Взгляд и другие»), а с 1993-го года стал ее президентом. В 1994–1995 годах вел передачу «Час пик», в январе 1995-го года ему была присуждена главная премия Союза журналистов России. К этому времени Владислав Листьев уже главная звезда российского телевидения, и его назначение в феврале 1995-го года генеральным директором создаваемого акционерного общества «Общественное Российское Телевидение» (ОРТ) было воспринято, как само собой разумеющееся. Через 33 дня после этого назначения, 1-го марта 1995-го года, Листьев был застрелен в подъезде своего дома. На 1-е января 2003-го года это преступление остается нераскрытым. Основная версия убийства – конфликт Владислава Листьева с криминальными структурами, контролировавшими теневой рекламный оборот.

Александр Политковский после 1991-го года стал делать авторскую программу «Политбюро» (унаследовавшую название рубрики, которую он вел во «Взгляде»). Передача просуществовала до 1993-го года, и затем была возобновлена с сентября 1994-го. Позднее вел программу «Территория ТВ-6» о жизни в провинции, стал членом совета директоров телекомпании «Вид».

Наиболее успешно развивается карьера Александра Любимова: с марта 1992-го года автор и ведущий программы «Красный квадрат», с сентября 1994-го года – возрожденного из небытия «Взгляда» (теперь под персонифицированным названием «Взгляд с Александром Любимовым»), в 1995–1997 гг. автор и ведущий ток-шоу «Один на Один». Параллельно – председатель совета директоров «Вида», а с 2000 года еще и президент общероссийской общественной организации представителей СМИ «Медиасоюз».

Особняком от бывших коллег – Владимир Мукусев, уход которого с Центрального телевидения сопровождался скандалом. С 1991 года он выпускал программу «Взгляд из Новосибирска», в 1994–95 гг. «Взгляд из Нижнего Новгорода». Авторская программа «Объясните простому человеку» продержалась на канале REN TV четыре месяца. Некоторое время был безработным, затем вел программы «Объясните простому человеку» и «Черная речка» на радио «Эхо Петербурга». Кроме того, после закрытия «Взгляда» Мукусев в течение нескольких лет занимался собственным расследованием обстоятельств исчезновения осенью 1991-го года в Югославии двух корреспондентов Центрального телевидения – Виктора Ногина и Геннадия Куренного. Несколько лет спустя результаты расследования Владимира Мукусева легли в основу романа «Изменник», написанного совместно с Андреем Константиновым и Александром Новиковым.

 

Александр Невзоров и «600 секунд»: классика городского репортажа

 

В конце 1980-х годов Ленинградское телевидение имело статус общегосударственного, его передачи могли приниматься на большей части Советского Союза. Более того, именно Ленинградское телевидение, в противовес «официальному», московскому, считалось наиболее прогрессивным, а его журналисты – самыми смелыми, талантливыми и современными. Следует отметить, что для этого были веские основания, ибо именно в конце 1980-х и именно на Ленинградском телевидении появилось сразу несколько телепередач, привлекавших зрителя новизной, необычностью, смелостью сюжетов – развлекательное шоу «Музыкальный ринг», публицистическая программа «Пятое колесо», молодежная дискуссионная передача «Открытая дверь», подростковая программа «Зебра».

Но особый статус приобрела передача «600 секунд», наверное, единственная программа сугубо местных новостей, которая смогла стать общенациональным «хитом», которую смотрели и обожали не только ради информации, но и благодаря ни на что не похожему, подчеркнуто вызывающему стилю ведущего, Александра Невзорова.

 

Александр Невзоров

 

Невзоров (род. в 1958 году) до того, как заняться журналистикой, сменил несколько профессий: был санитаром, грузчиком, каскадером, певчим церковного хора. С первого выпуска (1987 год) он становится автором-ведущим информационной программы «600 секунд» и очень скоро превращается в самого знаменитого российского тележурналиста конца 1980-х. По данным опросов рейтинг «600 секунд» поднимался до 99,5 процентов, тогда как ни один из конкурентов не набирал 50 процентов.

«Секунды» (у которых, кроме Невзорова, было еще двое ведущих, Вадим Медведев и Светлана Сорокина), с самого начала ориентировались на остросоциальную тематику. Один за другим выходили сенсационные репортажи о безобразиях, творящихся на ленинградском мясокомбинате, строительстве жилья повышенной комфортности для партийных чиновников, городских кладбищах, на которых журналисты обнаружили сотни неопознанных могил.

Отличие «Секунд» от привычных городских теленовостей было полным, начиная от внешнего облика ведущего (кожаная куртка, джинсовая рубашка вместо привычных строгих костюмов прежних дикторов) и до фирменного, напористого и нагловато-глумливого стиля подачи информации.

Невзоров в открытую признавался, что вместе с редактором «600 секунд» Александром Борисоглебским содержит разветвленную сеть платных информаторов, услуги которых вознаграждаются из собственного кармана журналистов.

Свой успех Невзоров чаще объяснял не грамотно выбранными методами работы, использованием каких-либо технологий, а особенностями собственной личности:

«У меня очень много плохих качеств: я властолюбив, коварен, нахален, жесток, хитер. Но единственное, что у меня есть, – это смелость. Причем, бессмысленная чаще всего. Это тоже очень чувствуется. Когда нет возможности быть смелым, я становлюсь дерзким, потому что мне необходимо этой эмоции давать выход. Я действительно не боюсь. Есть в психиатрии такой термин – пониженное чувство опасности. Это про меня. Но я здравый взрослый мальчик – я очень хорошо чувствую степень опасности, даже в тех репликах, которыми я комментирую свои сюжеты, в тех фактах, которые обнародую. Чем больше опасность – тем вероятнее, что я это сделаю»[10].

С 1990-го года в рамках «600 секунд» начинает выходить еженедельная программа «Паноптикум», в которой Невзоров, первым, насколько нам известно, на отечественном телевидении начинает совмещать документальные и постановочные съемки. Поначалу тематика «Паноптикумов» выдерживается в традиционном для «Секунд» остросоциальном ключе. Таковы программы «Нищие» (этот мини-фильм еще отвечал жанру журналистского расследования – выверенный, без спецэффектов рассказ о жесткой иерархии, существующей в среде ленинградских попрошаек), «Свалка» (репортаж-исследование о жизни обитателей одной из городских свалок), «ЛТП» (несколько зарисовок о пациентах-заключенных лечебно-трудового профилактория (ЛТП), полубольницы-полутюрьмы для алкоголиков). Передача этого же цикла «Величие и падение Веталя» (рассказ о банкротстве одного из первых легальных миллионеров еще советского времени) стала, пожалуй, первой, в которой Невзоров начал дополнять чисто документальный ряд, раскрывающий сюжет, драматическими зарисовками, направленными на сознание зрителя. Очереди у пивного ларька, алкоголик, матерящийся в камеру, призваны олицетворять старое общество, отвергающее пусть не идеальных, но все-таки положительных героев, одним из которых является разорившийся предприниматель[11].

Огромная популярность Невзорова быстро сделала его программу политическим инструментом. «... Обычные люди уже начинают относиться ко мне как к национальному герою, приписывают мне необычайные нравственные качества, делают из меня Робин Гуда, забывая, что Робин Гуд реальный был просто разбойником... Да и репортер – разбойничья профессия», – говорил он в 1990 году[12].

Резкий переход от социальной к политической тематике «Секунд» начался в том же 1990-м году. Первое время программа безоговорочно поддерживает новое руководство Ленинграда – Санкт-Петербурга в лице Анатолия Собчака, одновременно выступая против «старой» коммунистической верхушки города. В начале 1991 года Невзоров выходит на новый «уровень» – после очередного «Паноптикума» под названием «Наши», который в героическом стиле рассказывал о противостоянии вильнюсского ОМОНа литовским «сепаратистам», рейтинг программы и ее руководителя в очередной раз резко поднимается, а ее ведущий становится одним из героев «левых».

Размолвка между Невзоровым и ставшим к тому моменту мэром Санкт-Петербурга Анатолием Собчаком привела к тому, что образ последнего в сюжетах программы резко изменился: благородный борец за народное счастье превратился в недалекого интригана и коррумпированного чиновника. «600 секунд» становятся симбиозом криминальной хроники и политического памфлета.

Популярность открыла Невзорову дорогу в публичную политику. В 1993-м он становится депутатом Государственной думы по 210-му Центральному округу Санкт-Петербурга, как кандидат, выдвинутый избирателями. С того момента и по настоящее время он регулярно переизбирался в нижнюю палату российского парламента.

Последний выпуск «600 секунд» вышел в 1993 году. Начав политическую карьеру, Невзоров окончательно меняет и журналистское амплуа, из репортера он превращается в телевизионного публициста. В том же 1993 году Невзоров становится главным редактором творческого объединения «Север» (по некоторым данным это название было избрано в честь одноименного добровольческого отряда, воевавшего в Абхазии и Приднестровье). С 1991 года Невзоров регулярно делает репортажи из «горячих точек», где зачастую выступает не только как журналист, но и берет в руки оружие. В 1995 году появляется авторская информационно-публицистическая программа Невзорова «Дикое поле», в 1996 – информационно-аналитическая программа «Дни». Репортажи Невзорова из Чечни порой носят откровенно провокационный характер. Однако, ставший в тому времени фирменным «невзоровский» стиль – драматизм и пафосность подачи материала, обильное сдабривание документальных эпизодов постановочными сюжетами, ради которых приносилась в жертву новостийность, уже перестал быть столь же оригинальным и притягательным, как в начале 1990-х.

Судя по всему, Невзоров и сам теряет интерес к журналистской деятельности. В его передачах порой трудно отличить, где автор говорит искренне, а где ерничает, подтрунивая над зрителем. Его работа в качестве телеобозревателя в программах «Политика. Петербургский стиль» и «Другое время» становятся, скорее, уже данью прошлому и игрой, одним она кажется остроумной, другим не слишком удачной. Не более того.

 

Документальный детектив от «Совершенно секретно»

 

Параллельно с телевидением жанр журналистского расследования взяли на вооружение и сотрудники многих печатных СМИ, более того, для некоторых он стал основным.

В первую очередь, это относится к ежемесячной газете «Совершенно секретно», основанной в 1989 году писателем Юлианом Семеновым. Создатель суперразведчика Исаева-Штирлица, автор нашумевшего бестселлера «ТАСС уполномочен заявить» о противостоянии контрразведчиков из КГБ и шпионов из ЦРУ, дилогии о московском уголовном розыске «Петровка, 38» и «Огарева, 6», в эпоху гласности он решил заняться издательским делом.

Писатель задумал создать первое в СССР независимое общественно-политическое издание, специализирующееся на журналистских расследованиях подоплеки общественно значимых событий. Независимость новой газеты, разумеется, была относительной – деньги на ее создание были щедро выделены государством, однако потрачены впустую они не были. Достаточно быстро «под крышей» нового издания собрался профессиональный и сильный журналистский коллектив, который вот уже тринадцатый год (первый номер «СовСекретно» вышел в том же 1989 году) делает ведущую российскую газету в жанре журналистского расследования.

В 1990-м году Семенов пригласил на работу в газету молодого журналиста Артема Боровика, который становится сначала первым заместителем главного редактора, а позднее и главредом «Совершенно секретно».

 

Артем Боровик

 

Артем Боровик (1962–2000) – сын одного из наиболее известных политических обозревателей 1970–80-х годов американиста Генриха Боровика. Окончив факультет международной журналистики Московского государственного института международных отношений (одного из самых престижных вузов СССР), Боровик-младший начал работать в отделе международной жизни газеты «Советская Россия». Несмотря на принадлежность к разряду ведущих официальных изданий коммунистической партии, эта газета в то время пользовалась несравненно большей популярностью, нежели главный официоз страны – «Правда», выгодно отличаясь большим количеством качественных журналистских публикаций. Тогда же в редакции «Советской России» работало много ярких молодых журналистов, в том числе Владимир Яковлев (в будущем – один из создателей издательского дома «Коммерсантъ»), Владимир Цибульский (позднее основавший рекламную газету «Центр плюс»), Дмитрий Лиханов (издатель журнала «Няня»).

В конце 1980-х Артем Боровик переходит из «Советской России» в журнал «Огонек», превратившийся к тому времени в один из наиболее популярных журналов страны, благодаря разоблачительным публикациям о неизвестных страницах истории СССР 1930–1950-х годов и другим злободневным материалам на ранее запретные темы. В качестве сотрудника «Огонька» Боровик работает в Афганистане (результатом этой командировки стал цикл репортажей, многие из которых были перепечатаны американским журналом «Лайф», западногерманским «Штерн» и французским «Актуэль» и стали основой для документальной книги «Спрятанная война», опубликованной сначала в США, затем в Советском Союзе, Англии, ФРГ, Италии, Голландии, Канаде). По воспоминаниям друзей, он восхищался Хемингуэем и планировал первую половину жизни работать военным корреспондентом, а вторую – писать романы. При активном содействии отца он становится участником нашумевшего политико-журналистского эксперимента: обмена военными корреспондентами между Советским Союзом и Соединенными Штатами. В качестве рядового-новобранца Боровик провел две недели в учебном центре американских вооруженных сил Форт Бэнинг и на основе своих впечатлений написал книгу «Как я был солдатом армии США». Появление этих репортажей вызвало жаркую и до сего дня продолжающуюся дискуссию о целесообразности перевода советских вооруженных сил на профессиональную основу.

До 1991-го года Боровик числился специальным корреспондентом «Огонька» в Афганистане. Однако рамки одного журнала для энергичного молодого человека были уже тесны, и в 1989-м году он становится со-ведущим программы «Взгляд». Выход книги и репортажей об афганской войне, работа во «Взгляде» и «Огоньке» обеспечили Артему Боровику всесоюзную популярность. Следующим этапом журналистской карьеры стало приглашение в «Совершенно секретно», газету, которой с самого начала было обеспечено особенно благоприятное положение даже на фоне в целом процветающей столичной прессы.

После скоропостижной смерти сначала заместителя Юлиана Семенова, Александра Плешкова, а затем и самого писателя, Артем Боровик становится человеком номер один в «Совершенно секретно». На базе популярной газеты он создает сперва одноименный издательский дом, а позднее – информационно-издательскую группу, в составе которой сегодня работают несколько периодических изданий, книжное издательство, телекомпания.

Телевизионная программа «Совершенно секретно», появившаяся в 1991-м году, стала первой передачей в жанре журналистского расследования на Российском телевидении. Артем Боровик, ее создатель и ведущий, был первым журналистом, которому дал интервью Михаил Горбачев, сложив с себя обязанности президента СССР. В 1997, 1998, 2000 гг. программа участвовала в финале ежегодной национальной телевизионной премии «ТЭФИ», а в 1999-м году удостоилась ее, как лучшая публицистическая программа. Скандалы, связанные с отставкой министра юстиции и фирмой «Мобитекс», расследование убийств вице-президента компании «Лукойл» Шмидта и журналиста Владислава Листьева – эти и многие другие темы наиболее остро прозвучали именно в программе «Совершенно секретно».

Разумеется, острыми и критическими материалами программа приобрела не только широкий круг поклонников, но и нажила себе немало врагов, в том числе весьма влиятельных. Летом 1999 года ее сняли с эфира Российского телевидения. В качестве комментария пресс-служба канала распространила сообщение о том, что эта мера не временная, а окончательная. Тогдашний первый заместитель председателя ВГТРК Михаил Лесин в интервью РИА «Новости» заявил, что передача Боровика превратилась в «программу политического компромата», и ее создатели «стали постоянно использовать методы теневой политики». Одной из причин столь резкого шага в отношении программы, выходившей на государственном канале в течение семи лет, называли выход в эфир неэтичного сюжета об убитом политике Галине Старовойтовой, после чего приносить извинения пришлось руководителю ВГТРК Михаилу Швыдкому.

По другой, на первый взгляд столь же достоверной версии, холдинг «Совершенно секретно» и его глава на тот момент не устраивали ВГТРК с точки зрения политической благонадежности (близились парламентские и президентские выборы). Политические пристрастия Артема Боровика вполне очевидно склонялись к Юрию Лужкову, московскому мэру и лидеру движения «Отечество», одним из активистов которого был и сам Артем Боровик. Действительно, превратившись из журналиста в издателя, он постепенно сменил работу репортера и обозревателя на карьеру менеджера, политика и предпринимателя. Его коллеги не раз отмечали, что бизнес-успеху «Совершенно секретно» и других структур, которыми руководил Боровик, способствовали обширные личные и родственные связи владельца, умевшего не просто поддерживать деловые контакты, но и дружить с представителями деловой и политической элиты.

К примеру, после того, как в газете «Совершенно секретно» был опубликован пересказ скандальных мемуаров Александра Коржакова «Борис Ельцин: от рассвета до заката» (текст которых, как сообщалось, был похищен во время верстки), Коржаков пришел в ярость, и некоторое время он и Боровик обменивались оскорблениями. Однако после того, как коммерческий успех воспоминаний бывшего президентского охранника стал очевидным, оппоненты неожиданно примирились, и распространение книги пошло через холдинг «Совершенно секретно».

Одним из наиболее активных покровителей Боровика-младшего был московский мэр, а последний крупный проект «Совершенно секретно» – еженедельная газета «Версия» был запущен в партнерстве с американской издательской группой «Нью-Йорк Дейли Ньюс – Ю.С. Ньюс энд Уордд Рипорт». Мелькали сообщения о намерении Боровика продать пакет акций холдинга крупному бизнесмену, владельцу компании «Альянс» Зие Бажаеву. Однако этот план, если он действительно имел место, остался нереализованным: 9 марта 2000 года Боровик и Бажаев погибли в авиакатастрофе в московском аэропорту «Шереметьево-1».

Еще при жизни Боровика в его адрес раздавались упреки в политической ангажированности, отказе от журналистской беспристрастности ради процветания своей компании. Впрочем, споры и неоднозначные оценки сопровождают жизнь всех ярких личностей, а, как заметил президент Фонда защиты гласности Алексей Симонов, выступая в посвященной Артему Боровику радиопередаче: «...к сожалению, всякий бизнес в нашей стране, включая и бизнес со СМИ, всегда имеет черты некоей криминальности, и у каждого человека, сделавшего в эти 10 лет (1990–2000 – авт.) свое дело, всегда, наверное, есть какие-нибудь «скелеты в шкафу».

В историю российской журналистики Артем Боровик вошел благодаря не только своим книгам и другим творческим работам, но и как создатель-организатор крупной медиа-компании, специализирующейся на жанре расследований.

 

Расследователи-газетчики:

Лариса Кислинская, Александр Хинштейн, Лариса Юдина

 

Из всех сотрудников «Совершенно секретно» особо выделяется Лариса Кислинская. Окончив журфак Московского государственного университета, она несколько лет проработала в правительственном информационном агентстве ТАСС, где в середине 1980-х годов и состоялось ее первое знакомство с криминальной тематикой.

 

Лариса Кислинская

 

Об этом она рассказывала так: «Говорят, любую тему можно найти в телефонном справочнике. И вот однажды я увидела в справочнике «Вся Москва» телефон – «Справки о пропавших детях». Позвонила. Это оказался милицейский приемник-распределитель. Вы, наверное, помните, как в то время было трудно попасть в подобные учреждения и добиться откровенного разговора. Ведь в этих приемниках-распределителях сосредоточился в зародыше весь клубок нынешних общественных проблем – и беспризорные дети, и наркомания, и малолетняя проституция... Это сейчас даже студенты пишут о милиции, спецслужбах, а тогда это была закрытая тема. Сделав цикл репортажей, я поняла, что это – мое, и с тех пор занимаюсь криминальной тематикой». В том же интервью Кислинская поясняет: «...еще со школьной скамьи я знала, что хорошо писать можно лишь о том, в чем неплохо разбираешься, и журналист в идеале должен иметь свою тему»[13].

Кислинская не скрывает, что в криминальную журналистику ее привела не только жажда справедливости, но и желание стать известной. Работать с самого начала было нелегко: «В то время любой журналист, переступивший порог Петровки, 38 – был белой вороной. А то, что женщина... Один мой коллега сказал: «Может, все так хорошо сложилось именно потому, что ты женщина...» Но вообще я думаю, что здесь не уместно разделение по половому признаку. Все зависит от журналистских пристрастий». Изначально в работе помогало то, что и правоохранительные органы находились в непростой ситуации: модернизация правовой системы не поспевала за преступным миром, становившимся все сложнее, совершеннее и могущественнее. К примеру, появились десятки крупных банд, занимавшихся рэкетом, а соответствующего закона еще не было. Организованная преступность росла и крепла, а соответствующий закон так же отсутствовал. Едва ли не единственным выходом было попытаться привлечь к этим проблемам внимание, создать общественное мнение. К тому же в преступные связи втягивались высокопоставленные лица, которые для милиции были почти небожителями, и без привлечения прессы с «фигурантами» такого ранга им было не просто справиться.

 

«Как-то быстро я поняла, что рядом с видимым глазу миром активно действует параллельно преступный мир со своими законами, авторитетами, нравами. В своих публикациях постепенно начала ссылаться на Александра Гурова как специалиста по организованной преступности. Мне интересно было «пытать» тех оперативников Петровки, 38, которые вели борьбу с официально не признанной организованной преступностью. И тогда я впервые услышала о Япончике – Вячеславе Кирилловиче Иванькове. В 1982-м году его приговорили к 14-ти годам тюрьмы за разбой, хранение оружия и наркотиков. И отправили отбывать наказание в Тулун Иркутской области»[14].

 

В конце 1991-го года Кислинская узнала, что Япончика досрочно освобождают, хотя сидеть ему оставалось, как минимум, до 1996-го. И она решила выяснить, что за благодетели стоят за преступником. Вскоре узнала, что, находясь в тюрьме, Япончик совершил целый ряд преступлений, десятки раз водворялся в штрафной изолятор, однако начальник тюрьмы выдал на него отличную характеристику, за преступника хлопотал известный правозащитник Сергей Адамович Ковалев, депутатский запрос насчет смягчения наказания осужденному в комиссию по помилованию при президенте направил знаменитый офтальмолог Святослав Федоров. В результате расследования журналистка установила, что освобождением Иванькова руководил Отари Витальевич Квантришвили. К тому времени в Москве он слыл уважаемым человеком, вхожим во многие властные структуры, выступал на телевидении, возглавлял благотворительный фонд имени Льва Яшина.

В корреспонденции «“Воры в законе” и их покровители» Кислинская нарисовала следующий образ достопочтенного благотворителя: был судим за групповое изнасилование, входил в банду Иванькова, однако ушел от уголовной ответственности.

Во время встречи с одним из источников информации она узнает, что Япончик улетел в США. После публикации материала знакомые сотрудники московской милиции предупреждают, что Квантришвили интересовался ее адресом, номером телефона и получил их.

 

«Был праздник: 12-го июня 1992-го года – День независимости России, – вспоминает Лариса Кислинская. – Как ни странно, я читаю “Крестного отца”. В это время в коммуналку, где я жила, позвонил сам Отари Витальевич и дружески предупредил: “Как христианин и отец четверых детей предчувствую, что с вами случится что-то недоброе, но я буду к этому непричастен. Я уже об этом прокуратуру Краснопресненского района известил”. Должна сказать, что такие “профилактические беседы”, как он говорил, этот авторитет вел со мной целый год. Я написала заявления в несколько адресов – от Петровки до МВД России, в которых предупреждала: считаю звонки Квантришвили завуалированной угрозой. На большую помощь не очень-то рассчитывала. Писала для того, чтобы пошла утечка информации. Ведь Отари Витальевич не раз уверял, будто у него много воспитанников в МВД и КГБ. И это не блеф. Однажды министр МВД Ерин запросил в РУОПе ГУВД Москвы “объективку” на этого “крестного отца”. И как только характеристика попала в структуру министерства, Квантришвили тут же получил копию... Конечно, он вскоре узнал и о моих заявлениях»[15].

 

В декабре 1992-го в мотеле «Солнечный» сотрудники московского уголовного розыска задержали группу «воров в законе» и среди них – бывшего подельника Иванькова-Япончика, некоего Сливу. Кислинская пишет материал «Под опекой О.В.», в котором сообщает, что судьбой задержанного занимаются Отари Квантришвили и Иосиф Кобзон, замечая в заключение, что весьма странно, что судьба уголовника волнует бывшего народного депутата СССР, известного певца и бизнесмена, имя которого у оперативников Петровки, 38 тесно связано с историей досрочного освобождения Вячеслава Кирилловича Иванькова. И вскоре начался один из самых затяжных судебных процессов Кислинской. Кобзон сначала утверждал, что вообще не знает этих преступных элементов, но газета «Советская Россия» опубликовала снимок: И. Кобзон в окружении нескольких преступных авторитетов. Одновременно журналистка сама предъявила иск певцу о защите чести и достоинства. Тяжба растянулась на шесть лет, суд сперва признал информацию, содержавшуюся в статье, не соответствующей действительности. Позднее решение суда было отменено, а дело отправлено на доследование.

В конце концов, Кобзон забрал исковое заявление и подарил журналистке в знак примирения букет цветов.

Отари Квантришвили был застрелен 5-го апреля 1994-го года при выходе из бани.

Статьи Ларисы Кислинской публиковали газеты разной политической ориентации, от «Советской России» до «Совершенно секретно». В январе 2000-го года Нижегородское телеграфное агентство распространило любопытную подробность: «герои» публикаций Ларисы Кислинской подавали на журналистку в суд 50 раз, однако 40 процессов она выиграла. В числе ее поражений – выговор за нарушение норм журналистской этики, объявленный Кислинской Судебной палатой по информационным спорам при президенте РФ в марте 1999 года по итогам рассмотрения статьи «Опасный вираж Шохина» (опубликованной в газете «Совершенно секретно»). Статья Кислинской содержала цитаты из следственного допроса свидетеля по делу убийства Отари Квантришвили – Ивана Воронцова. По утверждению свидетеля, к организации убийства причастен Геннадий Шохин – брат бывшего в то время вице-премьером Александра Шохина. В ходе заседания Судебной палаты Кислинская признала, что «была знакома на момент подготовки и выхода материала» с заключением судебно-медицинской экспертизы, признавшей Воронцова «невменяемым», то есть неспособным давать объективные показания. По мнению судебной палаты, Кислинская, воспользовавшись выдержками из допроса этого свидетеля, «дезинформировала читателя»[16].

Другая шумная публикация Ларисы Кислинской (хотя едва ли подходящая под определение журналистского расследования) была посвящена интимным похождениям министра юстиции Валентина Ковалева. Основой для статьи стала видеокассета с записью развлечений министра в сауне одного из самых дорогих клубов Москвы «Доллз» в обществе проституток. Месячной зарплаты министра в этом заведении хватило бы только на две бутылки виски. Сама Кислинская позднее рассказала, что получить кассету ей удалось без особых проблем, поскольку за двадцать лет работы с криминальной тематикой она успела обзавестись хорошими связями в правоохранительных органах. Впрочем, ходила так же информация, что кассета, конфискованная при обыске сейфа арестованного банкира Аркадия Ангелевича, несколько недель пролежала в МВД и была передана журналистке только потому, что Ковалев начал склоняться к союзу с тогдашними руководителями Совета безопасности Борисом Березовским и Иваном Рыбкиным, что могло ослабить позиции МВД в аппаратных играх.

После публикации истории о банных развлечениях министра юстиции, рассказала в одном из интервью Кислинская, Ковалев пригласил главного редактора «Совершенно секретно» Артема Боровика на обед: «...у Артема было ощущение, что он побывал на бандитской разборке. Это на экране Ковалев строил из себя невинную овечку, на встрече же он был предельно циничен. Он пообещал Боровику разорить его холдинг и заявил, что мы никогда не выиграем процесс, поскольку все суды “под ним”, да и “крыша” у него ментовская и бандитская». Перед судом он так же звонил журналистке домой, угрожая и предупреждая о возможной мести. Однако в итоге министра сняли с должности и осудили за многочисленные нарушения закона.

Особая тема в расследованиях Кислинской – чеченская мафия и значение криминальных денег в финансировании чеченских боевиков и террористов («Деньги для Басаева», «Аслан Масхадов и его люди», «Чеченские главари. По ком плачет стенка»).

Объективности ради следует отметить, что некоторые резонансные материалы Кислинской грешат односторонним взглядом. У журналиста не всегда хватало времени на то, чтобы пообщаться с героями своих расследований. А ведь это одно из главных требований, предъявляемых жанру журналистского расследования.

 

«Московский комсомолец» и его «ястребы»

 

Начало 1990-х стало временем триумфа новых изданий. Лишь немногие из популярных прежде газет смогли удержать, а тем более, расширить свою аудиторию. К числу таковых рекордсменов относится, прежде всего, газета «Московский комсомолец», которая за несколько лет из местного общественно-политического издания выросла в мощный таблоид, с целым рядом приложений.

Заслугу в столь разительной перемене наблюдатели приписывают, в первую очередь, главному редактору «МК» Павлу Гусеву – в прошлом выпускнику геологоразведочного института и комсомольского работника.

Возможности, открывавшиеся перед прессой благодаря предоставленным свободам, Гусев использовал на все сто процентов. Вчерашнюю комсомольскую газету наполнили хлесткие политические комментарии, интервью с популярными певцами и артистами, криминальные очерки, секс, словом, все, что повышало популярность.

Одним из фирменных отличий «Московского комсомольца» стали материалы, написанные в жанре журналистского расследования, среди ныне здравствующих мастеров которого безусловно выделяется Александр Хинштейн. Его стиль работы и способы подачи добытой информации несколько своеобразны и с этической точки зрения неоднозначны, что, впрочем, не умаляет яркости фигуры этого журналиста.

Своей первой значительной журналистской работой сам Александр Хинштейн считает появившуюся в конце 1994 года в двух номерах «МК» статью о Владимире Жириновском, в которой были приведены малоизвестные факты, рассказы людей, знавших лидера ЛДПР в студенческие годы.

В дальнейшем Хинштейн опубликовал ряд статей, заметок, репортажей, интервью о национал-патриотах, в частности, «Русском Национальном Единстве» Александра Баркашова. Однако подлинную славу ему принесла публикация материала «Голосуй или...?» в июле 1996 года, в основе которого лежала расшифровка записи беседы Анатолия Чубайса, Виктора Илюшина и Сергея Зверева (согласно ошибочной первоначальной версии – Сергея Красавченко).

События развивались в промежутке между первым и вторым туром президентских выборов в России, в который вышли Борис Ельцин и Геннадий Зюганов, причем победа последнего сулила весьма серьезные политические и экономические перемены в стране. Совершенно не заинтересованное в этом окружение Ельцина прилагало титанические усилия, чтобы привести к победе своего кандидата, и именно о некоторых пикантных деталях этой работы шел разговор между тремя высокопоставленными собеседниками (среди прочих тем обсуждались варианты спасения сотрудников предвыборного штаба Ельцина, задержанных с полумиллионом наличных долларов, которые они переносили в коробке из-под бумаги «Ксерокс» (к слову, именно эта история обогатила речевой обиход россиян устойчивым словосочетанием «коробка из-под ксерокса»).

Впоследствии материалы записанных разговоров еще не раз лягут в основу разоблачительных материалов Александра Хинштейна (откуда в распоряжении журналиста оказывались расшифровки конфиденциальных бесед, разумеется, никогда не говорилось).

В период с 1996 по 1998 год мишенью для критических материалов Хинштейна стало Федеральное агентство правительственной связи и информации (ФАПСИ).

14 мая 1999 года Хинштейн был задержан сотрудниками ГИБДД после нарушения им правил дорожного движения на собственном автомобиле «Ford-Эскорт». Во время проверки документов журналист предъявил сотрудникам милиции спецталон, дающий право не подвергаться милицейской проверке, а затем удостоверение капитана уголовного розыска Матвеева Александра Евгеньевича, выданное ГУВД г. Москвы. При осмотре машины были обнаружены также удостоверения консультанта секретариата руководителя аппарата государственной думы, пресс-секретаря Московского таможенного управления, помощника заместителя Председателя Московской областной Думы В.И. Аксакова.

Журналист категорически отказался отвечать на вопросы о происхождении найденных у него удостоверений, заявив, что они являются принадлежащими ему «документами прикрытия», после чего был доставлен в отдел внутренних дел, где против него было возбуждено уголовное дело по факту использования поддельных документов. Проведя около суток в изоляторе временного содержания, Хинштейн был отпущен под подписку о невыезде. Позднее дело было передано в прокуратуру, а затем закрыто.

Стоит отметить, что руководство Министерства внутренних дел и Федеральной службы безопасности не раз награждали передачу «Секретные материалы» премиями, сам Александр Хинштейн был удостоен премии МВД, а так же премии Артема Боровика[17].

 

Лариса Юдина.

В неравной схватке с «корпорацией Илюмжинова»

 

Лариса Юдина

 

Лариса Алексеевна Юдина родилась в 1945-м в Элисте, окончила там среднюю школу. В 1979 году начала работать в старейшей газете республики «Советская Калмыкия», сперва корреспондентом, затем заведующим отделом, а впоследствии ее главным редактором. После августовского путча 1991 года газета была закрыта, но уже 2 сентября зарегистрирована вновь, как независимая – ее учредителями стал трудовой коллектив редакции, Ассоциация фермеров Калмыкии и Федерация профсоюзов Калмыкии. Главным редактором была единогласно избрана Лариса Юдина.

Еще в советское время журналистка Юдина отличалась тягой к созданию острых, критических материалов. Коллега, много лет проработавший с ней, отмечал: если сопоставить проблемные публикации Ларисы Юдиной с ее «положительными» корреспонденциями, то легко заметить и количественную и качественную разницу. «Положительные» уступают критическим по числу, размеру и яркости, они бледны и сухи. В этом проступали особенности характера Ларисы Юдиной, как журналиста и как человека[18].

 

Весной 1993 года, во время предвыборной кампании по выборам первого президента республики, молодой и богатый кандидат Кирсан Илюмжинов сказал: «Я буду управлять республикой, как корпорацией». Юдина писала по этому поводу: «Если человека принимают на работу в корпорацию, у него спрашивают, согласен ли он там работать. Я в корпорации Илюмжинова работать не согласна». Газета Юдиной (единственная из местной прессы) в большом объеме печатала материалы о соперниках Илюмжинова на выборах и критиковала его предвыборную программу.

Анализируя эту программу, Юдина писала: «Как универсальный метод решения всех проблем республики и как средство реализации своих обещаний кандидат предлагает “взять бюджетные деньги и прокрутить”. Во-первых, “прокрутить” бюджетные деньги можно только в нарушение закона. Во-вторых, я верю, что такие люди, как Кирсан Илюмжинов, и возьмут, и прокрутят. Но я не верю, что “прокрученные” деньги в бюджет вернутся».

После победы Илюмжинова на выборах газета лишилась доступа к полиграфическим мощностям республики и была вынуждена печататься в городе Волжском Волгоградской области. Илюмжинов заявил: «Пока я президент, “Советская Калмыкия” выходить не будет».

В 1995-м году представители республиканского руководства запретили проводить подписку на газету оппозиции и принимать ее в киосках для распространения. Рассказывают, что близкий к президенту священник, отец Зосима, для которого Илюмжинов добился у Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II отдельной Калмыцкой епархии (состоящей из трех храмов), на воскресных проповедях регулярно призывал прихожан не читать газету «Советская Калмыкия», объявляя это деяние грехом.

С начала 1996-го года газета постепенно утрачивает периодичность, она выпускалась при наличии двух условий – денег и материала, который должен был быть напечатан немедленно.

С 1997-го года газета стала выходить регулярно, но всего лишь два раза в месяц. Оплачивало издание федеральное «Яблоко». Лариса Юдина согласилась стать соучредителем республиканской «яблочной» организации.

«Советская Калмыкия сегодня» много материалов публиковала в защиту генерала Владимира Тимофеева, главы республиканского УФСБ, с которым Кирсан Илюмжинов вел настоящую войну. Началась война после задержания президентского самолета в связи с недекларированным (то есть контрабандным) грузом черной икры.

 

«Мы с ней просто сотрудничали, давали материалы. Само собой, государственные интересы она защищала, но и местные – тоже, – рассказывал позднее генерал Тимофеев. – Взять хотя бы историю с АРИСом, о которой много говорят. АРИС – это агентство развития и сотрудничества, полуоффшорная зона льготного налогообложения. Предприятия, там зарегистрированные... выплачивают только федеральные налоги: подоходный налог и НДС, что составляет 32 процента от обычного числа налогов. От остальных налогов практически освобождены. Зато они обязаны отдавать не менее 5 тысяч экю в Фонд программ президента Калмыкии, учредителями которого являются Фонд президента Илюмжинова, президентская администрация и т.д. В прошлом году Генпрокуратура РФ проводила проверку, которая выявила потрясающий факт: Фонд программ президента Калмыкии даже не зарегистрирован в налоговых органах, хотя он существовал к тому времени уже четыре года! Ни разу никаких отчетов не сдавалось. А ведь только от одного АРИСа в 1997-м году этим фондом было получено 19–20 млн. долларов США. Неплохая сумма. И, кстати, АРИС не единственный источник поступления средств. Куда ушли эти деньги, налоговым органам и общественности неизвестно.

Юдина обо всем этом писала. И писала не только с федеральных позиций, беспокоясь, скажем, о том, что Владимирская (или любая другая) область не получит с тех двадцати предприятий, которые зарегистрированы в Калмыкии, прибыль в виде налогов. Она говорила и о том, что в случае закрытия этих предприятий детские пособия их работникам должна будет по закону платить мэрия Элисты. В мэрии денег нет – они ушли в Фонд Илюмжинова и там растворились (на поездки, устроение шахматных чемпионатов и т.д.). Время показало, что Лариса Алексеевна была права. Уже в прошлом году подобные иски по выплате пособий городским властям были предъявлены. А что дальше? Председатель правительства недавно заметил, что с оффшорными зонами нужно разобраться и закрыть их. Если это пройдет, думаю, что процентов восемьдесят из пяти тысяч зарегистрированных в республике предприятий разорятся. Выброшенные на улицу люди потребуют пособий. Для Элисты и Калмыкии в целом наступит крах. Журналистка об этом предупреждала, била тревогу. Так что сами видите, ее беспокоили как местные проблемы, так и государственные – это же один узел. Если бы она была рупором только федеральных властей, народ бы ее не поддержал. В том-то и дело, что она рассматривала проблемы в совокупности. И погибла из-за того, что была человеком умным и честным. Самое главное – честным»[19].

 

Последний материал Ларисы Юдиной «Врач народа. Заказное лечение в психушке от президента Калмыкии», в котором рассказывалось о попытке усмирить лидера оппозиционного властям республики общественного движения «От сердца к сердцу» Лидию Дорджиеву с помощью врачей психиатров, был опубликован в «Новой газете» 16 июня 1998-го года.

За несколько дней до этого, 5-го июня Ларисе Юдиной позвонил неизвестный и попросил о встрече, чтобы передать документы для проводившегося ею журналистского расследования. 6-го июня вечером журналистка и ее супруг пришли на место, где им была назначена встреча. К ним подошел невысокий мужчина и сообщил, что передача документов состоится завтра на том же месте. 7-го июня Лариса Юдина пошла на встречу одна, без документов и денег, рассчитывая быстро вернуться, так как встреча должна была состояться недалеко от дома, и не вернулась. 8-го июня тело Ларисы Юдиной со следами насильственной смерти было найдено в центре Элисты.

Уже 9-го июня начальник Управления информации и общественных связей МВД России А. Михайлов сообщил в Фонд защиты гласности, что «для организации работы по раскрытию преступления создан оперативный штаб» и уже задержаны двое подозреваемых – бывшие сотрудники аппарата президента Калмыкии Сергей Васькин и Тюрбя Босхомджиев. После ряда обращений общественных организаций и политических партий в адрес руководства России с требованием принять все необходимые меры для розыска и наказания виновных, генеральный прокурор РФ Юрий Скуратов распорядился изъять дело об умышленном убийстве журналистки из производства следственных органов Калмыкии и взял ход следствия под свой контроль. Оперативное сопровождение расследования этого уголовного дела было поручено сотрудникам ФСБ. 17 июня задержан был еще один подозреваемый, Владимир Шануков, а 29 июня четвертый – Сергей Липин[20]. Однако 2 июля 1998 года на состоявшейся в Москве пресс-конференции Генеральный прокурор РФ Юрий Скуратов сообщил, что в ходе следствия по делу об убийстве Ларисы Юдиной получены «интересные оперативные данные». Он уточнил, что речь идет о «странной роли» местных правоохранительных органов, которые, по словам Юрия Скуратова, выпустили на свободу двух обвиняемых по этому делу, хотя те должны были находиться под стражей как осужденные по другим делам. Генеральный прокурор сказал, что подозреваемые были освобождены по протекции администрации президента Республики Калмыкия и по распоряжению управления исполнения наказаний.

29-го ноября 1999-го года коллегия по уголовным делам Верховного суда Калмыкии вынесла приговор убийцам журналистки. Обвиняемые Владимир Шануков и Сергей Васькин приговорены каждый к 21-му году лишения свободы с отбыванием наказания в колонии особого режима. Андрей Липин, обвиняемый в укрывательстве происшедшего, приговорен к 6-ти годам лишения свободы в колонии строгого режима. Четвертый обвиняемый, Тюрбя Босхомджиев, освобожден от уголовной ответственности за «чистосердечное раскаяние и помощь следствию». Заказчик преступления установлен не был[21].

В 2000-м году президент России Владимир Путин наградил Ларису Юдину посмертно орденом Мужества «за мужество и самоотверженность, проявленные при исполнении профессионального долга». Имя Ларисы Юдиной высечено на вашингтонском мемориале павшим журналистам, установленным в фонде «Фридэм форум».

Именем Ларисы Юдиной был назван учрежденный «Яблоком», «Новой газетой» и Фондом защиты гласности ежегодный конкурс региональных журналистов «Вопреки», в котором участвуют как опубликованные, так и не допущенные в печать материалы, причем авторы не обязательно должны быть профессиональными журналистами. С 2002-го года конкурс стал международным: к участию были допущены представители Армении, Белоруссии, Грузии, Молдовы, Украины.

 

Военные расследования: дело Сакалаускаса и гибель «Комсомольца» –

Дмитрий Холодов – Виктор Баранец

и Вячеслав Измайлов – Григорий Пасько

 

Расследованиями происшествий, связанных с армейской и военной тематикой, отечественные журналисты, в силу особой специфики данной сферы, начали относительно недавно – с конца 1980-х годов. Первым, привлекшим повышенное внимание прессы, случаем стало дело Артураса Сакалаускаса, солдата, расстрелявшего нескольких издевавшихся над ним сослуживцев. Дело Сакалаускаса следует считать отправной точкой для появления многочисленных публикаций о внутриармейских нравах, прежде всего – о так называемой «дедовщине», систематических издевательствах старослужащих над новобранцами.

Второй крупной темой, которой и по сей день занимаются несколько журналистов, стала гибель атомной подводной лодки «Комсомолец» – одного из самых современных и технически совершенных кораблей отечественного военно-морского флота. «Комсомолец» затонул после аварии 7-го апреля 1989-го года в Норвежском море, большая часть экипажа погибла от переохлаждения, поскольку помощь к оставившим корабль морякам пришла только через несколько часов после гибели лодки.

Практически с самого начала военные объявили главной причиной аварии технические недостатки в конструкции корабля, а его создатели, напротив, объясняли случившееся неграмотными действиями самих моряков. Свои версии причин и следствий трагедии «Комсомольца» публиковали практически все ведущие газеты и журналы страны, однако окончательного и признанного всеми заключения не существует до сих пор.

Эта история наглядно продемонстрировала уязвимые места журналистских расследований, связанных с военной тематикой. Во-первых, многие вопросы, без ответа на которые невозможно построить целостную картину случившегося, остаются абсолютно закрытыми для прессы, являясь государственной тайной. Во-вторых, профессиональный уровень журналистов едва ли позволяет им самостоятельно оценить (или хотя бы иметь возможность проверить) достоверность той или иной специальной информации, в первую очередь, технического характера. В этом случае «расследователи» обречены выступать исключительно в качестве сборщиков и ретрансляторов мнений тех или иных специалистов.

Особое внимание привлекло убийство корреспондента газеты «Московский комсомолец» Дмитрия Холодова, погибшего 17 октября 1994 года в результате взрыва мины-ловушки, установленной в чемодане-дипломате. Чемодан, в котором, якобы, должны были содержаться некие военные материалы, необходимые для подготовки очередного расследования, был передан Холодову неизвестным информатором через ячейку вокзальной камеры хранения.

 

Дмитрий Холодов

 

Дмитрий Холодов (1967–1994), как вспоминали его коллеги, пришел в большую прессу «с улицы»: он с красным дипломом окончил МИФИ, однако инженером так и не стал. Еще со школы он увлекался историей и литературой, много читал и занимался фотографией, став студентом, публиковался в институтской многотиражке, обдумывал план выпуска собственного литературного журнала, сотрудничал на местном радио и в газете подмосковного города Климовска, в котором жил вместе с родителями. Летом 1992-го года пришел в редакцию «МК» и вскоре стал корреспондентом отдела политики и права.

Первыми заметными публикациями Дмитрия Холодова стала серия репортажей из Абхазии, опубликованных в «МК» осенью 1992-го года. Тогда же он объездил кавказские республики России, побывал в зоне осетино-ингушского конфликта. Последующие знакомства и информация, приобретенные им во время этих командировок, станут хорошим подспорьем в его работе. Весной 1993-го он снова отправляется на Кавказ, затем – в Чечню, где противостояние сторонников президента республики Джохара Дудаева оппозиционным ему политикам в любой момент могло обернуться полномасштабной гражданской войной, встречается с президентом и его противниками и в нескольких репортажах описывает царящую там криминальную анархию. К примеру, положение армейских подразделений, еще остающихся в Чечне, журналист описывает так: «...армия в республике, где вооружены все, не играет большой роли. За последние полгода две воинские части этой армии, расквартированные в Грозном, трижды подвергались вооруженному ограблению, сопровождавшемуся стрельбой. Бандиты забирали оружие и уходили».

Для тех, кто знает, что творилось в Чечне в последующие годы, эти строки не покажутся примечательными, однако для девяносто третьего года чеченские события были чем-то из ряда вон выходящим. Не случайно Дмитрий Холодов был одним из немногих журналистов, работавших тогда в республике, и в его репортажах то и дело попадаются сообщения об убитых и раненых коллегах.

Кавказ вообще был особым направлением в работе Дмитрия Холодова. Летом 1993-го года он работал в столице Азербайджана, освещая бесславный конец правления президента страны Абульфаза Эльчибея и сопровождавший кризис власти в республике мятеж полковника Сурета Гуссейнова. Из Баку Холодов перебрался в Абхазию, где вновь начались активные боевые действия (Сухуми журналист покинул за день до падения города, взятого абзахами после ожесточенных боев). Он отслеживал события вокруг Нагорного Карабаха, регулярно публиковал статьи о положении в Чечне. В последний раз он съездил туда в сентябре 1994-го года (незадолго до этого вышли два больших интервью, подготовленных Холодовым: с президентом Дудаевым и ведущим «промосковским» чеченским политиком Доку Завгаевым). Он стал очевидцем первых боев между вооруженными частями Дудаева, превратившимися к этому моменту в настоящую армию, и отрядами оппозиции. В итоговом материале, опубликованном после этой командировки, он писал: «Можно уверенно утверждать, что Чечня сейчас – самая независимая из всех республик бывшего Союза. Независимости в ней даже больше, чем в странах Балтии. Чеченская Республика Ичкерия единственная имеет армию, готовую противостоять российским рейнджерам. Бронетанковые войска, авиация – не хватает только военно-морского флота. Одних спецподразделений не меньше, чем в России: спецназ (из абхазцев Шамиля Басаева), диверсионно-террористический батальон, горноштурмовой полк, ОМОН, наконец, личная гвардия президента, выполняющая самые ответственные поручения. Пожалуй, только на территории Чечни российские спецслужбы – ФСК, СВР, ГРУ – не просто чувствуют себя неуютно, но вообще опасаются работать»[22]. Последний материал Холодова о Чечне, написанный за несколько часов до смерти, вышел на другой день после его гибели.

Уже тогда «чеченская» тема сама по себе была для журналиста неисчерпаемым источником материала, в том числе самого горячего и сенсационного, однако в Москве Холодова ждали материалы по нескольким другим направлениям, разработкой которых он занимался.

Еще с лета 1993-го года в творчестве Дмитрия Холодова появляется новый мотив: коррупция и злоупотребления в вооруженных силах. Его первым героем, который произнес в интервью фразу, ставшую потом лейтмотивом многих публикаций журналиста: «Зло осело в армии», – стал контр-адмирал Тимур Гайдар, сын знаменитого писателя и отец известного экономиста-«рыночника».

В феврале 1994-го года Холодов публикует статью «Генеральская трагедия», посвященную предстоящему выводу войск из Восточной Европы. Среди прочего в ней он рассказывает о том, что главнокомандующий ЗГВ генерал-полковник Матвей Бурлаков на свадьбе сына министра обороны Грачева вручил молодым ключи от нового «Мерседеса», а так же о спешном создании новых должностей для высокопоставленных военных и резком увеличении численности генералов в российской армии. Вскоре он берет интервью у одного из ведущих военных юристов Григория Носова, который утверждает: «Очень много нарушений в высших военных эшелонах связаны с незаконной коммерческой деятельностью». После этого критические материалы о вооруженных силах за подписью Дмитрия Холодова (коллеги утверждают, что он практически никогда не пользовался псевдонимом) начинают появляться практически каждую неделю. Журналист пишет о махинациях с дачными участками, выделенными для военнослужащих, о том, как чиновники Минобороны старательно имитируют проведение военной реформы, а сам министр сообщает президенту недостоверную информацию о состоянии армии, о противостоянии журналистов «МК» и сотрудников министерской пресс-службы.

Наконец, за несколько месяцев до гибели Дмитрий Холодов занялся расследованием фактов продажи партии оружия командованием Западной группы войск (ЗГВ)[23] третьим странам. Тема интересовала не только журналиста. В 1993-м году Контрольное управление при президенте России подготовило доклад о коррупции в высших эшелонах власти. Предполагалось, что среди чиновников, названных в докладе, были и некоторые генералы из ЗГВ. Доклад был засекреченным, руководителя Контрольного управления Юрия Болдырева вскоре уволили, а специально назначенная для расследования коррупции в ЗГВ комиссия объявила, что ничего криминального не обнаружила.

Однако Холодов 14-го мая 1994-го года в заметке «10 тысяч “Макаровых” покинуло Родину» сообщает о задержании немецкой полицией в январе того же года военнослужащего ЗГВ подполковника Анатолия Голубева и нескольких сопровождавших его лиц вместе с грузом – по документам состоявшим из спортивного оружия, а на самом деле – из боевых пистолетов. Заодно сообщается, что подполковник уже попадал в поле зрения правоохранительных органов за коммерческие махинации. Полтора месяца спустя выходит статья «И служба там покажется медом», в первом же абзаце которой говорится: «Наша российская армия действительно скатывается в мир организованной преступности. Хорошо организованная, со своей строгой иерархией мафиозная структура приходит к нам с Запада...» Подтверждая свой вывод многочисленными примерами коррупции в ЗГВ, Холодов упоминает и о журналисте из «Московских новостей» Александре Жилине, который опубликовал статью о конкретных преступлениях, совершенных в ЗГВ, в том числе о подпольной торговле бронетехникой, боевыми самолетами, синтетическими наркотиками, изготовленными в военно-медицинских учреждениях, и о причастности к этому министерства обороны России. После выхода статьи Жилин, как сообщил Дмитрий Холодов, был вынужден «уйти в подполье», так как в его адрес поступали многочисленные угрозы, а Государственная Дума отказалась рассматривать обнародованные им факты.

Параллельно с работой над темой «коррупция в ЗГВ» Холодов активно интересовался подготовкой спецназа Главного разведывательного управления (ГРУ), армейской разведки. Он неоднократно посещал бригаду специального назначения Московского военного округа, расквартированную в городке Чучково Рязанской области, и весной-летом 1994-го опубликовал сразу три больших материала о спецназе ГРУ. Статьи о практически закрытой для прессы бригаде были весьма комплиментарны, военный обозреватель «Комсомольской правды» Виктор Баранец позднее скажет об этом: «Решил, Димку просто таким образом купили. Ведь была же у нас в МО целая группа прикормленных журналистов, им оказывались знаки повышенного внимания, а они всегда писали именно то, что хотелось министру и его окружению»[24]. О том, как именно был получен доступ в расположение бригады, корреспондент «МК» рассказать наотрез отказался. Однако уже после рокового взрыва коллеги припомнили, что за несколько дней до 17-го октября 1994-го Холодов как-то сказал: «В Чучкове готовят наемников и профессиональных убийц криминальные структуры СНГ по четко отработанной схеме»[25]. Собранная впоследствии информация позволила сделать вывод, что журналист действительно пытался разобраться в этой истории.

Однако громкого материала на эту тему Холодов подготовить уже не успел.

Буквально через день после его убийства информационное агентство «Интерфакс» распространило слова анонимного источника из следственных органов министерства внутренних дел. По словам этого источника, Холодов «залез в такие дебри, что удивительно, как он дожил до середины октября»[26]. Что именно имел в виду неназванный источник, остается только гадать. В качестве причин убийства Холодова, кроме считавшихся основными успехов в расследовании коррупции в ЗГВ и «чучковской версии», рассматривались и несколько других направлений работы журналиста. В частности, его возможная осведомленность относительно тайной продажи оружия в Чечню и тайного экспорта российских вооружений. Однако истинная причина его убийства, как, впрочем, и заказчик этого преступления, до сих пор остаются не установленными. «Про свои журналистские дела Дима говорил очень редко»[27], – отметит потом чудом не погибшая вместе с Холодовым Екатерина Деева.

Рубрика «Караул», которую Дмитрий Холодов вел в «МК», по прежнему существует. Сегодня к ее названию добавлены три слова: «Страница Дмитрия Холодова».

 

] ] ]

 

Военными расследованиями сегодня занимаются еще несколько российских журналистов. Прежде всего, это уже упоминавшийся полковник Виктор Баранец, военный обозреватель газеты «Комсомольская правда». Он – кадровый военный, служивший и Вооруженных Силах с 1965-го года, в том числе, более десяти лет в центральном аппарате министерства обороны и Генштаба. Занимал должности советника начальника Генштаба, старшего офицера группы референтов министра, руководителя информационно-аналитического отдела, начальника пресс-службы и пресс-секретаря министра обороны России. Участник афганской войны.

Был уволен из армии сразу после публикации глав своей первой книги «Ельцин и его генералы» в газете «Совершенно секретно».

Опубликовал еще две книги: «Потерянная армия» и «Генштаб без тайн», в которой обнародовал ряд сенсационных сведений. В частности, о том, что когда в Генеральном штабе задержка с выплатой денежного содержания достигла четырех месяцев, некоторые офицеры хотели взять президента Ельцина в заложники (благодаря своевременно принятым контрразведкой мерам, эта акция была сорвана).

Виктор Баранец писал о подготовке в СССР боевых дельфинов, о легкости, с которой в России подчас можно приобрести совершенно секретную информацию (статья «Продам недорого военные секреты», июль 2000-го года), занимался расследованием обстоятельств гибели президента Чечни Джохара Дудаева и встречался с одним из участников операции по его ликвидации. Источник Баранца утверждал, что в ликвидации Дудаева принимали участие чеченцы. По словам журналиста, чеченская сторона предложила два миллиона долларов за устранение Дудаева: «Долго торговались, сошлись на одном миллионе». Впоследствии эту информацию воспроизводили многие ведущие СМИ.

Больше года Виктор Баранец занимался расследованием причин гибели атомной подводной лодки «Курск», итогом которого стала серия интервью и статей («Тайна “Курска” раскрыта, но об этом не говорят россиянам», ноябрь 2001-го, «Тайна “Курска”: последняя точка?», май 2002-го).

 

Вячеслав Измайлов

 

Другой военный журналист с армейским прошлым – Вячеслав Измайлов, обозреватель «Новой газеты». Кадровый офицер, последнее воинское звание – майор.

В июле 1996-го года, когда генерал Владимир Шаманов исполнял в Чечне обязанности командующего группировкой министерства обороны, в Чечне было перемирие. Однако 3-го июля солдаты Шаманова захватили селения Гехи и Махкеты. Телепрограмма «Взгляд» с помощью офицера управления 205-й мотострелковой дивизии журналиста Вячеслава Измайлова отсняла материал о разрушенных в Гехи школе, мечети, жилых домах, убитых мирных жителях. Как рассказывал позднее сам Измайлов, Шаманов вызвал его к себе и «...в присутствии трех своих заместителей сказал: “Я тебя посажу в яму и закопаю”». В ответ Измайлов нагрубил своему генералу: «Вы так бездарно воюете, что я скорее три раза обегу Грозный, чем вы это сделаете». В тот же день военного журналиста пригласил к себе один из заместителей Шаманова полковник Владимир Сидоренко и предупредил его, что «...разведчикам дано распоряжение о твоей ликвидации». Военный журналист воспринял предостережение полковника Сидоренко серьезно, сумел выяснить дополнительные подробности о распоряжении Шаманова насчет него, но остался в Чечне до конца первой войны. По его словам, один из офицеров, которому непосредственно был отдан невыполненный приказ о ликвидации, «живет в Москве, на Рублевском шоссе»[28].

В течение последних лет Вячеслав Измайлов занимался вызволением из чеченского плена российских солдат.

В декабре 2000-го года Измайлов стал лауреатом премии «Лучшие перья России» и первым лауреатом премии имени Артема Боровика. В те же дни на вечере ветеранов чеченской войны (встречи проводит ежегодно фонд Сергея Говорухина) журналисту от имени министра обороны вручили медаль «За боевое содружество» и подарили бронежилет.

 

Григорий Пасько

 

Капитан 2-го ранга Григорий Пасько (род. в 1962 году) приобрел широкую известность благодаря выдвинутому против него обвинению в шпионаже и государственной измене. До этого карьера Пасько развивалась достаточно стандартно: по окончании факультета журналистики Львовского высшего военно-политического училища в 1983-м, был направлен на Тихоокеанский флот, где служил сначала корреспондентом, потом начальником отдела флотской газеты «Боевая вахта». Впрочем, типичным журналистом в погонах, строчащим стандартные материалы о «ратных буднях», Пасько не был уже с начала 90-х. За его подписью начали появляться статьи, содержание и тон которых едва ли могли понравиться флотскому начальству. Такой, например, была публикация «Кое-что о наших секретах. Почему Владивосток закрытый город» (12 июня 1991-го года), в которой он раскритиковал существующую систему государственной тайны.

Кроме того, Пасько начинает публиковать свои материалы, отвергнутые редакцией «Боевой вахты», в других газетах. И в гражданской среде с таким поведением журналиста смирится далеко не каждый главный редактор. В мае 1992-го газета «Тихий океан» печатает статью «Сутки в огне. По следам одной катастрофы» – расследование обстоятельств пожара на большом противолодочном корабле «Адмирал Захаров». По словам самого Пасько до публикации статья два месяца пролежала в «Боевой вахте».

Справедливости ради следует отметить, что не все разоблачительные материалы журналиста родное издание отвергало. Так, несколько статей о сбросе радиоактивных отходов в Тихий океан увидели свет и на полосах флотской газеты.

Осведомленность журналиста об экологических нарушениях, которые, предположительно, совершаются на Тихоокеанском флоте, привлекла к нему внимание за рубежом. Параллельно с российскими СМИ Пасько начал сотрудничать с журналистами из Японии. И в ноябре 1997-го, после публикаций на экологические темы в японской печати и создания фильмов для японского телевидения, журналист был арестован по обвинению в шпионаже.

Расследование дела заняло почти два года, в июле 1999-го года военный суд признал Григория Пасько невиновным, одновременно осудив на три года «за злоупотребление служебным положением». Впрочем, журналист был освобожден по амнистии прямо в зале суда и вернулся к исполнению служебных обязанностей.

Однако дело на этом не закончилось. В ноябре 2000-го года Военная коллегия Верховного суда по протесту Главной военной прокуратуры отменила приговор как слишком мягкий и направила дело на дополнительное расследование.

По мнению сотрудников Главной военной прокуратуры, Пасько, выполняя поручение японских организаций, собирал информацию о Тихоокеанском флоте, оборонной промышленности и социальной обстановке в Приморском крае и передавал японским СМИ информацию об утилизации радиоактивных отходов и отработанном ядерном топливе, а также сведения о подводных лодках, где происходили ядерные аварии.

Специалисты Минатома и Минобороны, проведя экспертное исследование документов, которые, согласно материалам следствия, Григорий Пасько передал японским журналистам (для исследования были представлены документы, касающиеся утилизации отходов, списанных атомных подлодок и ракетно-артиллерийского вооружения, а также рукописные сведения об отправке эшелона с обработанным ядерным топливом), пришли к выводу, что 6 из 10 изученных пунктов являются секретными. В первом судебном заседании секретными признавались все 10 пунктов[29].

Защита выразила несогласие с выводами по некоторым пунктам, в частности, относительно того, что секретной была признана схема одной из воинских частей, некоторые детали которой, по его собственному признанию, чертил Григорий Пасько. Командование части и Тихоокеанского флота утверждали, что данная схема неточна. Помимо этого, защита предоставила суду открытые источники, где публиковалась точная схема данной части.

Кроме того, адвокаты Григория Пасько настаивали, что документы, на основании которых предъявлены обвинения, были подброшены. По их словам, это доказывало, в частности, то, что во время обыска у Григория Пасько было обнаружено одно количество документов (117 предметов на 1762 листах), а при осмотре на следующий день упоминалось другое («осмотрено 319 предметов на 2027 листах»). Кроме того, в протоколе осмотра материалов, послуживших основанием для возбуждения уголовного дела, следователь упоминает рукописные записи Григория Пасько на Военном совете, тогда как, по материалам следствия, этот документ изъят уже после возбуждения уголовного дела[30].

25-го декабря 2001-го года суд Тихоокеанского флота вынес приговор по делу Григория Пасько. Журналиста признали виновным в государственной измене в форме шпионажа и назначили наказание в виде лишения свободы сроком на четыре года с отбыванием в колонии строгого режима. При этом было учтено, что Пасько уже отбыл в предварительном заключении 18 месяцев. Кроме того, согласно приговору, военный журналист был лишен звания капитана второго ранга, а также приговорен к взысканию судебных издержек – 18 тысяч рублей. Обвинение настаивало на более строгом наказании – девяти годах лишения свободы. Однако из пяти пунктов обвинения в приговор вошел только один. Журналист был признан виновным в сборе секретной информации с целью передачи сотруднику японской газеты «Асахи Сёмбун» Анако Тодаши. Сам Пасько отказался признать себя виновным и заявил, что ему так и не предъявили конкретных доказательств. Защита в свою очередь сообщила о намерении подать кассационную жалобу уже на следующий день, 26-го декабря, и добиться отмены приговора. За время, прошедшее с начала «дела Пасько», журналист уже успел опубликовать воспоминания о своем пребывании в тюрьме, стал членом Международной федерации журналистов, Русского ПЕН-Центра, лауреатом премии «Золотая Ника», «Свобода слова» (США), был удостоен Пушкинской премии А. Тепфера.

 

] ] ]

 

Завершая исторический обзор, еще раз хотим обратить внимание на то, сколь различны были условия развития жанра журналистского расследования на Западе и в России. Отсутствие традиций свободы слова в нашей стране не позволяли жанру нормально развиваться, поэтому журналистское расследование было и остается уделом одиночек, чья незаурядность, литературный талант, активная жизненная позиция требовали поиска новых форм в журналистике. В то же время журналистское расследование на Западе, «произрастая» в благоприятной среде, опираясь на поддержку общества, давно уже стало неотъемлемой частью социальных и литературных процессов.

Мы уже говорили, что прямое копирование западного опыта, этических норм без радикальной их адаптации к российским традициям журналистики невозможно. Методика журналистского расследования, которую мы предложим вашему вниманию в следующей главе, на три четверти – результат нашего собственного опыта и, по сути дела, одна из первых в отечественной литературе попыток сформулировать основные этапы и важнейшие особенности работы журналиста-расследователя в России.

 

◄◄ к содержанию ►►