Хачатуров К.А. Три знака времени. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ (начало)

С 26 марта по 7 апреля проходило совещание министров иностранных дел латиноамериканских стран и США. Повестка дня, продиктованная Вашингтоном, предусматривала организацию агрессивного военно-политического блока, борьбу против прогрессивных элементов и экономическое закабаление латиноамериканских стран американскими империалистами.

На открытии совещания Трумэн[1] заявил, что Боливии необходимо предоставить выход к морю и морской порт на тихоокеанском побережье между Чили и Перу. Даже искушенные по части угодничества министры иностранных дел были шокированы столь бесцеремонным требованием президента США. По сообщению корреспондента агентства Ассошиэйтед Пресс, слова Трумэна «ударили по чувствительному политическому нерву некоторых из его латиноамериканских слушателей... Чилийцы и перуанцы замерли в холодном молчании».

Чем объяснить, что Боливия становится картой в крупной политической игре Уолл-стрита?

Боливия является объектом самой хищнической эксплуатации и империалистической конкуренции между США и Англией. Узкая горнопромышленная специализация экономики, предопределенная хозяйничанием американских и английских монополий, превратила Боливию в мирового поставщика олова, которое вывозится через чилийские и перуанские порты и составляет до 90 процентов общей стоимости боливийского экспорта.

В связи с требованиями США предоставить им в монопольное владение запасы стратегического сырья особенно важное значение приобретают боливийские вольфрам, сурьма, медь, висмут, нефть.

Не в первый раз американский империализм ставит вопрос о проходе, соединяющем Боливию с океаном. Граница между Чили и Боливией определена международным договором после окончания так называемой тихоокеанской или селитряной войны (1879–1883 гг.). По этому договору Боливия получила право транзита через порт Арика, а Чили обязалась построить железную дорогу Ла Пас – Арика. Близ этой железнодорожной линии находится самое крупное медное предприятие страны – Корокоро, эксплуатируемое американскими компаниями.

Стремление американской нефтяной компании «Стандард ойл» расширить свои концессии в Боливии, удешевить транспортные расходы, открыв путь для экспорта нефти к Атлантическому океану, привело к кровопролитной войне за область Чако между Боливией и Парагваем, поддерживаемым Англией. Длившаяся три года война окончилась поражением Боливии. После этого американский империализм повернул свои взоры на запад, к Тихому океану. С ведома органа Уолл-стрита – «Корпорации по развитию Боливии» – боливийское правительство предложило Чили передать Боливии один из тихоокеанских портов – Антофагасту или Арику.

Вопрос о создании «Боливийского коридора» обсуждался во время прошлогодней поездки кровавого диктатора Чили Гонсалеса Виделы в Вашингтон[2]. Американские монополии по добыче меди, олова и других ресурсов в погоне за новыми сверхприбылями настойчиво добивались соглашения между Трумэном и Виделой.

Трумэн, потребовав на совещании министров иностранных дел предоставления Боливии выхода к Тихому океану и сославшись на согласие президента Чили, не особенно заботился о том, в какое скандальное положение он поставит Виделу. Тот же скрыл от широких народных масс факт предательства национальных интересов страны. По заявлению корреспондента агентства Ассошиэйтед Пресс, «...реакция общественности в Чили на идею предоставления порта Боливии была отрицательна, и Гонсалесу Виделе пришлось пуститься в пространные объяснения. Перу тоже никогда не одобряла этой идеи».

Перекройка карты Западного полушария вопреки национальным интересам латиноамериканских стран вызвала бурный протест, который тщетно пытается скрыть американская печать.

Пламенный борец за мир чилийский поэт Пабло Неруда заявил: «Народы латиноамериканских стран знают, что это совещание является орудием подавления народного движения». Блок левых чилийских партий потребовал отклонить предложение Трумэна. Даже консервативная партия Чили под давлением общественного мнения заявила, что предложение Трумэна является «вмешательством американского правительства в чужие дела, на что оно не имеет права». Палата депутатов Перу провела специальное заседание для того, чтобы объявить о поддержке ею недавнего заявления президента Одриа, отклонившего предложение Трумэна.

Чилийское правительство еще раз зарекомендовало себя верным холопом американских хозяев, официально согласившись начать переговоры с Боливией. Взамен предоставления выхода к морю правительство Чили, по сообщению агентства Юнайтед Пресс, пытается урвать у будущей «морской державы» какое-нибудь вознаграждение, а Гонсалес Видела старается позолотить горькую американскую пилюлю болтовней о мнимых «преимуществах», которые извлечет Чили из этой махинации. Очередной маневр чилийского президента вызвал новую бурю негодования. Видела, сокрушаясь и выражая «удивление» по поводу нападок, выступил с утверждением, что относительно «Боливийского коридора» еще не вынесены какие-либо определенные решения. Но вряд ли увертки Гонсалеса Виделы могут кого-либо обмануть[3].

Злополучное выступление американского президента свидетельствует о полном попрании национального суверенитета латиноамериканских стран американским империализмом. Единодушный протест против предложения Трумэна – свидетельство того, что народы Латинской Америки активно противостоят империалистической агрессии Уолл-стрита.

Газета «Красный Флот», 11 апреля.

в начало

1952

Агрессивные происки США на Ближнем Востоке

В мае этого года помощник государственного секретаря США по делам Ближнего Востока, Южной Азии и Африки Байроуд побывал в Танжере, Марокко, Алжире, Тунисе, Ливии, Египте, Иране и в ряде других стран. Официальная цель турне высокопоставленного посланца Вашингтона – «установление контакта с американскими чиновниками на Ближнем Востоке». Однако, вопреки заверениям американского дипломата, ливанская газета «Ас-Сарха» сообщает, что цель поездки Байроуда состоит в превращении ближневосточных стран в «плацдарм военной агрессии с помощью осуществления проекта Средиземноморского пакта». По сообщению сирийской газеты «Алеф-Ба», Байроуд предложил арабским странам принять участие в создании «Средневосточного командования», отвергнутого большинством государств Ближнего Востока еще несколько месяцев назад. Основным центром размещения американских служб Байроуд наметил столицу Ливана Бейрут. Попутно зарубежная печать сообщает некоторые подробности биографии Байроуда, который является «не только дипломатом, но и человеком военным, служившим в военной авиации и американском генеральном штабе».

Поездка Байроуда свидетельствует о той ожесточенной борьбе, которая развертывается между американскими и английскими империалистами за господство над ближневосточными странами, за их сырьевые и людские ресурсы. Так, ливанская газета «Ас-Сарха» указывает, что помимо задачи сколачивания агрессивного Средиземноморского блока – этого филиала Атлантического союза – цель визита Байроуда состоит в ликвидации английского влияния на Ближнем Востоке и замене его американским.

Для осуществления этих далеко идущих целей американских империалистов предусматривается установление американского контроля над нефтяными источниками, недопущение английского адмирала на пост главнокомандующего военно-морскими силами Североатлантического союза в Средиземном море.

Особенно большое внимание помощник государственного секретаря во время своей поездки уделил Египту и Ирану[4]. Ссылаясь на сообщения из Лондона, ливанская газета «Аль-Амаль» пишет, что планы империалистов США в Египте предусматривают заключение с Египтом договора о военном союзе, предоставление США военных баз на территории Египта. Американские империалисты «соглашаются» на установление Египтом контроля над Суэцким каналом при условии, что США примут участие в его «обороне». Ясно, что эти агрессивные планы США представляют серьезную угрозу и для британского владычества в Египте. Следует отметить, что пребывание Байроуда в Каире подозрительно совпадает с англо-египетскими переговорами, в частности с выдвижением нового плана разрешения суданского вопроса на основе превращения Судана в доминион, который будет находиться под суверенитетом египетской короны[5].

Иранская печать, комментируя визит Байроуда в Тегеран, сообщает, что «срочная необходимость посещения Байроудом Ирана вызвана стремлением Америки до начала обсуждения в Международном суде в Гааге вопроса об иранской нефти еще раз попытаться сыграть роль посредника в споре между Ираном и Англией по вопросу о нефти». Под предлогом посредничества США пытаются наложить лапу на иранскую нефть. Газета «Дад» пишет, что важнейшее место в переговорах Байроуда отводится «возобновлению работы предприятий иранской нефтяной промышленности для обеспечения снабжения нефтью стран Западного блока».

Другим вопросом в переговорах Байроуда являлось ускорение осуществления американской «военной помощи» Ирану. Еще в апреле этого года США добились согласия иранского правительства на возобновление этой «помощи». В день приезда в Тегеран Байроуд созвал в американском посольстве совещание, в котором участвовали глава военной миссии США при иранской армии генерал Циммерман, авиационный атташе и руководитель американских советников в иранской жандармерии. Тегеранская газета «Набард» писала, что Байроуд «выразил горячее желание американского правительства», чтобы Иран принял участие в «Средневосточном командовании».

Турне посланца Уолл-стрита Байроуда представляет звено в цепи тех военных приготовлений, которые американские империалисты лихорадочно проводят в странах Ближнего Востока.

«Красный Флот», 29 мая.

в начало

1953

Кому нужны басни о «летающих тарелках»

Жители Диканьки из чудесной гоголевской повести «Ночь перед Рождеством» отказались верить волостному писарю, который, «выходя на четвереньках из шинка, видел, что месяц, ни с сего, ни с того, танцевал на небе».

Фантазия писаря из Диканьки бледнеет в сравнении с россказнями зарубежной буржуазной печати о «летающих тарелках». Если верить газетам, эти пресловутые «тарелки» появляются то над Соединенными Штатами и Южно-Африканским Союзом, то над Англией и Мексикой, то над Японией и Австралией. При этом свидетельства «очевидцев», чьи показания воспроизводятся в печати, крайне разноречивы. Одни «очевидцы» утверждают, что видели круглый белый предмет, неподвижно державшийся на большой высоте. Другие не менее рьяно доказывают, что они наблюдали серебристые вращающиеся предметы в форме полумесяца. Третьим удалось лицезреть «летающие тарелки» красного, зеленого, голубого и иных цветов солнечного спектра на этот раз уже в виде гроздьев. Некоторым даже померещился «шлейф белого дыма, который оставлял за собой прыгающий и кувыркающийся предмет».

«Выяснением» внешнего вида и происхождения «летающих тарелок» занимаются не только газеты и сомнительные «очевидцы». В Соединенных Штатах по поручению министерства авиации так называемый центр авиационной технической разведки на воздушной базе Райт-Паттерсон (штат Огайо) обобщил «наблюдения» за «летающими тарелками» в специальном «проекте Синей книги». Английская газета «Санди грэфик» писала, что экипажам американских военных самолетов выданы анкеты из 42 вопросов, которые они должны незамедлительно заполнить при встрече с «летающими тарелками». В Австралии даже создан специальный «комитет по вопросу о летающих блюдцах».

Напрашивается резонный вопрос: кому нужны смахивающие на анекдот нелепые разговоры о «летающих тарелках»?

Определенные круги в США и других странах не могут не учитывать, что грязная клевета о «советской угрозе» с каждым днем терпит все больший провал. С целью усилить военный психоз агрессивные силы не брезгают ничем, в том числе измышлениями о «летающих тарелках». Они запугивают обывателей, преподнося им фантастические версии о полетах «летающих тарелок».

По мнению некоторых «очевидцев», «летающие тарелки» – дело рук «космических существ», пришельцев с других планет. Например, американский майор морской пехоты в отставке Кихоу с серьезным видом заявляет, что «летающие тарелки» являются «машинами, прилетающими из мирового пространства».

Но дело, разумеется, не в бреднях отставного американского майора. Характерно то, что с ним подолгу совещаются высокопоставленные сотрудники Пентагона, ему услужливо предоставляет свои страницы журнал «Лук», его фантасмагории рекламируются многими американскими газетами в качестве «научной гипотезы».

Однако реакционным газетам куда больше по душе доказательства «земного» происхождения «летающих тарелок». И не только потому, что болтовня о пришельцах с Марса или Венеры отдает слишком явным надувательством. Распространители басен о «летающих тарелках» стараются всякими намеками и предположениями создать впечатление, будто бы «таинственные предметы» являются «делом рук Москвы». Авось да клюнет.

Весьма характерно, что мифические «тарелки» «взлетают» на страницах буржуазных газет всякий раз, когда правящие круги той или иной капиталистической страны по указке Вашингтона готовятся навязать своему народу новое бремя военных расходов. На днях стокгольмские буржуазные газеты, как по команде, подхватили «утку» о «летающей тарелке», якобы виденной двумя шведскими пилотами над провинцией Сконе. Известная своими проамериканскими симпатиями газета «Арбетарбладет» поместила даже схематическую карту полета «тарелки», которая, как уверяет газета, вылетела «из района Либавы», пронеслась над Хесслехольмом в Швеции, затем описала дугу над побережьем Дании и повернула на восток. Газеты сообщили, что шведские военные штабы развернули «лихорадочную работу по решению загадки с “летающей тарелкой”».

Определенный свет на эту «загадку» проливает шведская газета «Экспрессен», специализирующаяся на распространении лживых слухов об «угрозе» Швеции со стороны Советского Союза. Сообщение о «летающей тарелке» газета опубликовала одновременно с передовой статьей, посвященной... предстоящему обсуждению в шведском риксдаге нового бюджета, который предусматривает увеличение военных расходов на 220 миллионов крон! Едва ли такое совпадение можно считать случайным, тем паче что сама «Экспрессен» признает в этой статье, что общественность страны протестует против гонки вооружений.

Случай с газетой «Экспрессен» отражает потуги реакционеров болтовней о «летающих тарелках» поддержать военный психоз и оправдать в глазах общественности рост военных расходов.

Тщетные потуги! Фальшивки о «летающих тарелках», где бы они ни фабриковались, могут вызвать лишь смех. Их не рискнул бы повторить даже загулявший писарь из старой Диканьки.

Газета «Красная звезда», 27 декабря.

ОТКЛИКИ НА СТАТЬЮ В ГАЗЕТЕ «КРАСНАЯ ЗВЕЗДА»

«КОМУ НУЖНЫ БАСНИ О “ЛЕТАЮЩИХ ТАРЕЛКАХ”»

СТОКГОЛЬМ, 28 декабря. (ТАСС). Газеты «Дагенс нюхетер» и «Свенска дагблад» передают в сегодняшних номерах изложение статьи газеты «Красная звезда» по поводу сенсационных сообщений шведских газет о так называемой «летающей тарелке», якобы виденной недавно в шведской провинции Сконе.

«Дагенс нюхетер» сопроводила сообщение заголовком: «Москва истолковывает: «Фантазия о “летающей тарелке” является пропагандой в пользу увеличения расходов на оборону». Заголовок «Свенска дагблад» гласит: «Новая московская теория о шведской “летающей тарелке”».

СТОКГОЛЬМ, английский язык, 27 декабря. (ТАСС). Радио Стокгольма о статье «Красной звезды» «Кому нужны басни о “летающих тарелках”».

Советская газета «Красная звезда» сегодня комментирует появившиеся в шведских газетах сообщения о «летающей тарелке», которую видел шведский летчик над провинцией Сконе. Как пишет газета, сообщения о «летающих тарелках» направлены на то, чтобы поддержать военный психоз на Западе. «Красная звезда» связывает появление сообщений о «летающей тарелке» с предстоящими дебатами в шведском риксдаге по вопросам нового бюджета, предполагающего увеличение расходов на оборону.

в начало

1954

Вооруженная интервенция против Гватемалы

Как сообщило агентство Ассошиэйтед Пресс, министр иностранных дел Гватемалы Ториэльо заявил на пресс-конференции, что 18 июня ряд районов страны, в том числе нефтехранилища в Сан-Хосе и казармы президентской гвардии в г. Гватемале, подвергся бомбардировке с воздуха. Враги вторглись на территорию Гватемалы в четырех пунктах: в Сан-Хосе, Пуэрто-Барриосе, Сакапе и Реталулеу. Город Пуэрто-Барриос захвачен интервентами.

По словам Ториэльо, интервенция против Гватемалы организована «хорошо известными иностранными кругами». Уже первые отклики показывают, что этими «иностранными кругами» являются агрессивные круги США.

Чем же навлекло гнев агрессивных сил США маленькое государство Центральной Америки с населением в три миллиона человек? Да тем, что Гватемала пыталась проводить самостоятельную политику и ущемила хищнические интересы американских монополистов.

Гватемала издавна являлась вотчиной американской банановой корпорации «Юнайтед фрут компани». В течение полувека эта компания диктовала стране свои законы, назначала и смещала президентов. Однако пришедшее к власти в Гватемале демократически настроенное правительство во главе с Арбенсом приняло решение о проведении аграрной реформы и национализации собственности «Юнайтед фрут компани», нажитой многолетней эксплуатацией гватемальского народа.

В этих мероприятиях правительства Гватемалы американские монополисты усмотрели опасность для своих прибылей и под лживым предлогом о некоей «угрозе безопасности Западному полушарию» стали готовить вторжение, собирая с этой целью банды наемников из соседних с Гватемалой стран и уголовников, бежавших из Гватемалы. При подготовке интервенции не обошлось, как это уже стало привычно для всех международных провокаторов и агрессоров, без использования лживого утверждения о мифическом «коммунистическом заговоре». Разоблачая клевету, распространяемую американскими организаторами нынешнего нападения наемных вооруженных банд на Гватемалу, Арбенс заявил, что реакционные элементы «раскрыли зонтик еще до того, как начал идти дождь». Они стали кричать о «коммунистической опасности» еще тогда, когда в Гватемале не было коммунистической партии.

Организаторы разбойничьего нападения на Гватемалу меньше всего считаются с тем, что все их измышления выглядят как сплошная ложь. Реакционная печать США начала разнузданную клеветническую кампанию против Гватемалы и ее правительства. Американские компании объявили Гватемале бойкот, с трибуны американского конгресса раздались по адресу Гватемалы прямые угрозы. Активное участие в этой травле принял государственный секретарь США Даллес. Тревога Даллеса за «судьбы демократии» в Гватемале, как сообщает иностранная печать, объясняется простым фактом: родственники Даллеса являются крупными акционерами «Юнайтед фрут компани». В марте этого года США созвали в Каракасе 10-ю панамериканскую конференцию, на которой Даллес пытался сколотить объединенный фронт стран Латинской Америки против Гватемалы. Он хотел, по выражению буржуазных газет, надеть на нее «смирительную рубашку». Однако большинство стран Латинской Америки отрицательно отнеслось к этому намерению. В конце мая американская газета «Крисчен сайенс монитор» признавала, что «Соединенным Штатам трудно будет заручиться поддержкой Латинской Америки при принятии каких-либо санкций в отношении Гватемалы».

Когда попытка создать условия для «объединенных действий» сорвалась, американские монополисты встали на путь подготовки вооруженной интервенции руками наемных банд с территорий некоторых соседних с Гватемалой стран. В те же дни в Гватемале был раскрыт заговор, активным участником которого явился бывший помощник главы американской военно-воздушной миссии в Гватемале Шап. С начала июня особенно усилились провокационные происки США против Гватемалы. Как заявил депутат уругвайского парламента Дубра, США «пытаются подготовить общественное мнение стран американского континента и всего мира к бесцеремонной интервенции, подобно той, которую совершила американская морская пехота, высадившаяся в Никарагуа (в 1927 г. – К.Х.)». Под предлогом поисков оружия, якобы доставляемого в Гватемалу, американские военные корабли начали останавливать и обыскивать суда, следующие из Европы в Америку. По сообщениям зарубежной печати, 18 июня против Гватемалы была предпринята еще одна провокация – группа «неопознанных» самолетов сбросила над южной частью Гватемалы на парашютах боеприпасы с эмблемой серпа и молота. Гватемальское правительство заявило, что этот акт организован «международными провокаторами... с целью представить правительство страны в качестве орудия иностранной державы». В тот же день агрессоры сбросили маску: против Гватемалы началась вооруженная интервенция.

Еще раз перед народами предстает во всей своей агрессивности американская политика «с позиции силы», которая в данном случае является попыткой навязать народу Гватемалы кабальную зависимость от монополий США.

НАБЛЮДАТЕЛЬ

«Красная звезда», 20 июня.

в начало

1955

Адмирал Кэрни – трубадур войны

Человек с лысым черепом, невыразительным лицом и бесцветными глазами, прячущимися за стекла очков, сидя в комнате одного из особняков Вашингтона, перебирает струны гитары. Кто он, этот обладатель гитары? Представитель многотысячной армии мелких клерков или приказчик галантерейного магазина? Ни то, ни другое. Владелец гитары – адмирал Роберт Кэрни, «начальник морских операций», или, проще говоря, начальник штаба военно-морских сил США, фактический руководитель американского флота. Американские газеты, поведав о музыкальных наклонностях Кэрни, не уточняют, чему отдает предпочтение адмирал – исполнению испанских серенад, оперных арий или лирических песен. Известно, однако, что самой излюбленной темой в репертуаре Кэрни является призыв к атомной войне.

Казенные биографы адмирала в один голос утверждают, что объект их исследований – типичный продукт «американского образа жизни», типичный «средний американец». Нельзя не признать, что в этом утверждении есть доля истины. Сам по себе Кэрни – явление действительно ничем не примечательное. И только на почве «американского образа жизни» могла дать такие пышные всходы его карьера.

Появление на свет Роберта Боствика Кэрни совпало по времени с первыми шагами США по пути империалистического разбоя. В 1898 году, открыв кровавую страницу войн эпохи империализма, США отторгли с помощью флота у Испании ее колонии. Жерла орудий американских кораблей, нацеленные на берега чужих стран, стали в глазах миллионов людей символом «американского образа жизни».

С того времени в США служба флотского офицера открыла возможности особенно быстрого обогащения. Этот факт учел отставной капитан-лейтенант Кэрни-старший, уготовив своему сыну карьеру флотского офицера.

Еще на заре своей юности, шествуя с ранцем на спине в филадельфийский колледж, Кэрни-младший не раз повторял напутствие многоопытного родителя: «Все прошибешь в мире долларом». Не забыл он это напутствие и переступив порог военно-морского училища в Аннаполисе. Здесь Кэрни усвоил на всю жизнь и другие заповеди – ненависть к чужим народам и труженикам своей страны, «священное право» США на «руководство» миром.

Выпущенный из училища накануне вступления США в Первую мировую войну, Кэрни при выборе места службы руководствовался нехитрым принципом «рыба ищет где глубже, а человек – где лучше».

Береговые учреждения куда больше манили Кэрни, чем морская стихия. Многие однокашники Кэрни по Аннаполису обогнали его в чинах, и, не улыбнись ему фортуна, не видеть бы Кэрни блеска славы! Но, попав в послевоенные годы в стены морского министерства и занявшись вопросами снабжения флота, Кэрни, как говорится, напал на «золотую жилу».

Для многих долгое время оставалось загадкой необычайно быстрое возвышение Кэрни. Между тем ларчик открывался просто. Всю жизнь Кэрни держал нос по ветру. А ветер из Вашингтона все сильнее дул в сторону нефтяных скважин Ближнего и Среднего Востока. Именно Кэрни является автором следующих строк: «Я считаю, что Ближний Восток имеет самое важное значение для нашей мировой стратегии борьбы с мировым коммунизмом... Ближний Восток с его огромными нефтяными ресурсами можно в настоящее время рассматривать как крупнейший в мире экономический трофей».

Кэрни заметили, приблизили, облагодетельствовали. Адмирал стал доверенным лицом хозяев «Арабиен-америкен ойл компани» (АРАМКО) – некоронованных королей Саудовской Аравии, превращенной магнатами Уолл-стрита в форпост своего наступления на ближневосточные позиции Англии. Надо прямо сказать – Кэрни оправдал доверие своих могущественных покровителей. Взять хотя бы его визит в Саудовскую Аравию, куда он отправился, чтобы добиться от местных правителей согласия снабжать топливом корабли средиземноморского флота США.

Служебная лестница возносила Кэрни все выше и выше. Заслужившему на Уолл-стрите защитой интересов американского денежного мешка репутацию «нужного человека» Кэрни предстояло еще доказать своим хозяевам решимость бороться с «мировым коммунизмом». Это, по его расчетам, явилось бы экзаменом на чин «полного адмирала». Такой случай не замедлил представиться. Весной 1948 года, когда Италия находилась накануне парламентских выборов, американскую биржу охватила тревога в связи с возможной победой демократических сил. Тогда по приказу Кэрни к берегам Италии для поддержки реакционных сил страны был направлен американский транспорт с вооружением и боеприпасами. На американской бирже акции адмирала поднялись еще на несколько пунктов.

Не удивительно поэтому, что со времени образования агрессивного Североатлантического блока Кэрни занял одно из ведущих мест в кругу «атлантических» адмиралов. При этом в Пентагоне учли «опыт» Кэрни по удушению демократического движения народов Средиземноморья и выкачиванию нефти из ближневосточных государств. Кэрни получил пост главнокомандующего вооруженными силами Североатлантического блока в южной зоне Европы, командующего военно-морскими силами США в Восточной Атлантике и Средиземном море. Усилиями Кэрни подопечная ему зона стала быстрыми темпами превращаться в плацдарм для нападения на Советский Союз.

Под неаполитанским небом на флагманском корабле «Маунт Олимпус» разместилась свита Кэрни. Однако комфортабельная адмиральская каюта частенько пустовала: адмирал совершал наезды в столицы западноевропейских и ближневосточных государств. То он появлялся в Бейруте с планом создания военного «Средневосточного командования», то в Афинах и Анкаре, добиваясь вступления Греции и Турции в Североатлантический блок, то в Мадриде, требуя у фашистского диктатора Франко передачи Соединенным Штатам испанских военных баз. Кэрни без устали рыскал в поисках все новых и новых источников дешевого пушечного мяса, «инспектировал» армии и флоты стран – участниц НАТО, требовал от правительств этих стран дальнейшей гонки вооружений.

Отброшены в сторону дипломатические тонкости. Адмирал Кэрни не церемонился. Одного его окрика оказалось достаточно, чтобы из турецкой армии была уволена группа офицеров, а заодно выведены из состава турецкого правительства неугодные США министры обороны, финансов и внутренних дел. Услуги Кэрни понадобились и незадолго до обсуждения в парламентах Франции и Италии парижских соглашений о вооружении Западной Германии. В начале этого года Кэрни срочно был командирован в Париж и Рим для оказания дополнительного нажима на французские и итальянские правящие круги.

Американские денежные тузы не могли нахвалиться своим протеже. И когда весной 1953 года освободилась вакансия начальника штаба военно-морских сил США, этот пост получил Кэрни. Сбылись слова Кэрни-старшего: «Все прошибешь в мире долларом»!

На новом поприще возросли масштабы поджигательской деятельности адмирала Кэрни. Размахивая атомной бомбой, он грозит теперь войной не только народам Европы, но и народам Азии. Он пытался устрашить вьетнамский народ в период военных действий в Индокитае. Он пытается запугать великий китайский народ «атомной мощью» США. Не кто иной, как Кэрни на днях инспирировал в американской печати очередное агрессивное заявление по поводу событий на Дальнем Востоке. В связи с этим даже буржуазный еженедельник «И. Ф. Стоунс уикли» вынужден признать, что слова Кэрни «слишком окрашены кровью».

Грозя войной народам, вставшим на путь демократии и социализма, адмирал Кэрни уповает на военно-морской флот и авиацию США. Американская буржуазная печать не случайно окрестила Кэрни прозвищем «авианосного адмирала» – «флаинг эдмирел». Этой кличке Кэрни обязан своими многочисленными выступлениями в пользу строительства крупных авианосцев, этих «плавучих баз» для бомбардировщиков, несущих атомные бомбы. Выступая недавно на традиционном съезде «Военно-морской лиги», Кэрни потребовал «отрешиться от благодушия» и призвал присутствовавших начать кампанию за увеличение военно-морского флота.

Силясь оправдать гонку морских вооружений в США, Кэрни твердит об... «агрессивном характере» Военно-Морских Сил СССР. Его, Кэрни, видите ли, мучает кошмар «советских подводных лодок», которые, с легкой руки американских борзописцев, «всплывают» за тысячи миль от берегов Советского Союза. И вообще адмиралу Кэрни не нравится, что Советский Союз – великая морская держава. В минуту просветления он горестно сетовал корреспонденту газеты «Нью-Йорк геральд трибюн»: «Было бы опасно недооценивать возможностей Советского Союза. Случалось, что мы раньше полностью ошибались в своих оценках».

Надо полагать, что когда адмирал Кэрни цедил сквозь зубы эти слова, перед его глазами мысленно встал разбитый рейхстаг и знамя Победы, водруженное над ним советскими воинами. Не могла не воскреснуть в памяти американского адмирала и картина Нюрнбергского процесса над главными военными преступниками, новыми кандидатами в которые ныне метят адмирал Кэрни и его высокопоставленные коллеги по Пентагону.

Газета «Советский Флот», 10 апреля.

В ГАЗЕТЕ «СОВЕТСКИЙ ФЛОТ» ОТ 12 ИЮНЯ В КОММЕНТАРИИ ПОД ЗАГОЛОВКОМ «К ОТСТАВКЕ АДМИРАЛА КЭРНИ» ЗА ПОДПИСЬЮ «НАБЛЮДАТЕЛЬ» Я, В ЧАСТНОСТИ, ПИСАЛ:

На днях президент Эйзенхауэр[6] официально сообщил об уходе адмирала Роберта Кэрни с поста начальника морских операций (начальника штаба военно-морских сил) США.

Американская печать воздерживается от пространных комментариев по поводу отставки Кэрни. Падкие на сенсацию буржуазные газеты, обычно широко подхватывающие на своих страницах сообщения о перемещениях в Пентагоне, на сей раз хранят молчание. Правда, делаются намеки на достижение Кэрни «предельного возраста», но тут же подчеркивается, что это обстоятельство не служит помехой в выполнении своих обязанностей для многих высокопоставленных представителей американской военщины, вроде адмиралов Рэдфорда, Стампа и др.

Даже многие видные чины Пентагона не могут не признать, что для них отставка Кэрни явилась неожиданностью. Еще большей неожиданностью для них оказалась та поспешность, с какой Эйзенхауэр назначил преемника Кэрни. Ведь, например, два года назад, когда освободилась должность начальника штаба военно-морских сил, американская печать долгое время обсуждала вопрос о возможном кандидате на этот пост. Теперь же спешно было объявлено о замене адмирала Кэрни контр-адмиралом Арли Бэрком.

Сам Бэрк заявил представителям печати, что это назначение явилось для него «полной неожиданностью». У Бэрка были известные основания для такого заявления.

Показательно, что Бэрк не служил на авианосцах, хотя в Пентагоне существует негласное правило, согласно которому начальник штаба военно-морских сил должен являться специалистом в области использования авианосных сил. Такой выбор Белого дома можно объяснить как стремлением привлечь к руководству флотом более широкий круг лиц, так и желанием в максимально короткий срок найти человека, в достаточной степени не скомпрометированного в глазах мировой общественности.

Адмирал Кэрни давно уже известен как автор всякого рода воинственных выступлений. Кульминационным пунктом поджигательской деятельности Кэрни явилось его недавнее заявление на скандально известной «секретной» пресс-конференции, которую он устроил на обеде группе американских журналистов.

С какими же откровениями выступил тогда Кэрни?

Американская печать сообщала, что в конце марта Эйзенхауэр должен был обсудить с лидерами конгресса вопрос о характере участия вооруженных сил США в «обороне» прибрежных китайских островов Куэмой и Мацзу. Кэрни поторопился и выболтал план, который предполагалось, видимо, разработать в тиши. Он прямо заявил: «Если будет принято решение о нашем участии, оно не должно носить локализованный тактический характер... Мы не сможем ограничить себя при выборе наших объектов. Мы должны довести дело до конца. Это предполагает расширение войны далеко за пределами этого тактического района (Куэмой и Мацзу. – Наб.). Нам придется сражаться с Китаем в большой войне».

Адмирал Кэрни оказал медвежью услугу правящим кругам США. В этой связи еженедельник «И. Ф. Стоунс уикли» отмечал, что Кэрни «не только проболтался, но и дал американскому народу да и всему миру некоторое представление о действительных взглядах правительства».

Не удивительно, что в ответ на поджигательское заявление Кэрни раздались голоса протеста даже в среде буржуазных кругов США. Так, член подкомиссии сената США по ассигнованиям Эллендер вынужден был признать, что выступление Кэрни «вызвало большую критику по адресу правительства». Руководство демократической партии, спекулируя на настроениях широкой американской общественности, использовало выступление Кэрни с целью попытаться нажить политический капитал в борьбе против правящей республиканской партии. Еженедельник «И. Ф. Стоунс уикли» по этому поводу пишет: «Разглашение, сделанное Кэрни, после разглашения, сделанного Даллесом (имеется в виду опубликование государственным департаментом США так называемых «ялтинских документов». – Наб.), привело к тому, что впервые за много месяцев создалась видимость того, будто демократическая партия является партией мира». В этих условиях от адмирала Кэрни сочли необходимым отвернуться даже его единомышленники. Более того, заправилы республиканской партии, пытаясь спасти честь мундира, поспешили удалить адмирала в отставку. Но вряд ли эта формальная мера в состоянии сгладить то впечатление, которое произвело на мировую общественность агрессивное заявление представителя высших военно-морских кругов США.

в начало

1956

Разногласия в Пентагоне

В Соединенных Штатах не утихает шум, вызванный рядом сообщений об острых разногласиях между командованиями американской армии, авиации и военно-морского флота. Этой теме посвящают пространные статьи газеты «Нью-Йорк таймс», «Дейли ньюс», «Дейли миррор», «Нью-Йорк геральд трибюн» и др. Вопрос обсуждается в Объединенной группе начальников штабов, Белом доме и конгрессе. В чем же состоит причина этой, по выражению министра обороны Вильсона, «психологической войны» между руководством видов американских вооруженных сил и каково проявление разногласий? Если печать и официальные лица США стараются уйти от прямого ответа на первый вопрос, то в отношении второго вопроса нет недостатка в многочисленных комментариях, принимающих порой весьма резкую форму.

Дело в том, что на днях ряд газет предал огласке выдержки из военных документов, достоверность основных положений которых ныне вынуждены признать в Пентагоне. Документы, вышедшие из-под пера офицеров штабов армии, авиации и флота, ставят под сомнение правильность характера развития вооруженных сил США. При этом каждый из штабов утверждает, что именно возглавляемому им виду вооруженных сил должен отдаваться приоритет в системе военной машины США. Представители армии заявляют, что чрезмерный упор на авиацию приведет «к национальной катастрофе», но вместе с офицерами военно-воздушных сил поносят военно-морской флот.

Особенно резкой критике подвергается нынешняя кораблестроительная программа, делающая ставку прежде всего на создание тяжелых авианосцев типа «Форрестол». Именуя авианосцы «неподвижными утками», офицеры военно-воздушных сил заявляют, что корабли данного класса являются уязвимой мишенью, а базирующиеся на авианосцах самолеты по своим боевым возможностям уступают дальней бомбардировочной авиации. В этой связи заслуживают внимания выдержки из доклада штаба военно-воздушных сил, приведенные на страницах газеты «Нью-Йорк таймс».

Авторы доклада, отбросив в сторону всякую маскировку, к которой обычно прибегают американские дипломаты, пытаясь скрыть от общественного мнения действительную направленность военных приготовлений США, развязно пишут: «Взгляд на карту мира показывает, что для того, чтобы нанести удар с воздуха по большинству советских объектов с помощью авианосных самолетов, имеющих боевой радиус действия в 1,5 тысячи миль, потребовалось бы, чтобы отряд авианосцев вступил в один из следующих районов – Средиземное море, Красное море, Персидский залив, Северное море, Норвежское и Баренцево моря. Ясно, что эти воды несколько неудобны для того, чтобы использовать флот, ибо там ему грозит неприемлемый риск в форме мин, подводных лодок и самолетов наземного базирования».

Широкая огласка о препирательстве между различными ведомствами Пентагона вызвала недовольство в правящих кругах США. В частности, как заявил министр обороны Вильсон, президент Эйзенхауэр «несколько удручен тем, что мы в вооруженных силах, видимо, не уживаемся друг с другом». Подкомиссии сената по делам вооруженных сил и по ассигнованиям выразили желание провести специальное расследование. Председатель подкомиссии по ассигнованиям Чавез заявил, что «мы намереваемся вызвать сюда высокопоставленных представителей всех трех видов вооруженных сил и спросить у них о причинах их препирательств». Между тем руководство Пентагона не склонно выносить сор из избы. Министр обороны Вильсон, высказавшись против расследования в конгрессе, взял на себя задачу если не опровергнуть опубликованные военные документы, то во всяком случае преуменьшить их значение.

С этой целью Вильсон вместе с начальниками штабов армии, авиации и военно-морских сил устроил пресс-конференцию, созыв которой американская печать назвала «беспрецедентным явлением». Вопреки опубликованным документам начальник штаба военно-морских сил адмирал Бэрк заявил, что «в Объединенной группе начальников штабов существует единое мнение об авианосцах» и что ему «неизвестно о каком-либо споре из-за авианосцев». В то же время начальник штаба армии генерал Тэйлор отметил, что он «не дезавуирует все, что было опубликовано», а Вильсон сказал, что «слухи о разногласиях» достоверны, хотя и «сильно преувеличены».

Но даже «сильно преувеличенные слухи» были квалифицированы Вильсоном как «серьезное дело». Отметив, что «не на пользу страны выставление напоказ разногласий», он призвал начальников штабов впредь избегать межведомственных публичных споров. «Мы посмотрим, – заявил Вильсон, – кто следующий поднимет голову. Я думаю, что это будет несколько опасно». Одновременно Вильсон сделал попытку объяснить причину разногласий в Пентагоне, назвав их «сыпью, которая иногда внезапно появляется». Однако известно, что сыпь является не причиной болезни, а ее следствием.

Следует отметить, что сообщения о разногласиях в Пентагоне появляются не впервые. Характерно при этом, что они носят «сезонный» характер, неизменно предшествуя утверждению конгрессом очередного военного бюджета. Именно в те дни, когда американские газеты рассказали о спорах между военными ведомствами, по различным каналам конгресса США совершает прохождение военный бюджет на будущий финансовый год.

Бюджет не обошел ни один вид вооруженных сил, хотя львиная доля всех ассигнований предназначается авиации и военно-морскому флоту. По сравнению с нынешним финансовым годом расходы на флот предполагается увеличить более чем на 871 миллион долларов, расходы на авиацию – на 739 миллионов долларов и армию – на 167 миллионов долларов. За спиной соперничающих между собой представителей армии, авиации и военно-морского флота стоят крупнейшие сталелитейные, нефтяные, химические монополии, которые уже подсчитывают миллиардные барыши от будущих военных заказов. Известно, например, что стоимость одного реактивного бомбардировщика «В-52», производство которых в США предполагают довести до 20 единиц в месяц, равна 8 миллионам долларов. Известно также, что строительство головного корабля серийных авианосцев типа «Форрестол» обошлось в 200 миллионов долларов. И когда штаб военно-воздушных сил именует авианосцы «неподвижными утками», здесь сквозит стремление соответствующих монополий урвать большее число военных заказов.

Но не только этой причиной определяется характер споров в Пентагоне. Как писала газета «Нью-Йорк таймс», речь идет «о разногласиях в доктрине, о разногласиях в вопросе стратегических концепций и в вопросе о философском и моральном подходе к самой войне». Подобная же аргументация содержится и в заявлении президента Эйзенхауэра о том, что «в настоящее время Соединенные Штаты переживают революционный период переоценки старых военных доктрин и приспособления к новой ситуации». Эта «переоценка» отражает стремление военных кругов США сделать тот или иной вид вооруженных сил «абсолютным оружием», способным решить исход войны.

Обращает на себя внимание, что существует вопрос, в отношении которого американские генералы и адмиралы проявляют полное единодушие. Это – ставка на термоядерное оружие и управляемые средства поражения. Но каждый из штабов отдает предпочтение лишь определенному виду такого оружия. Представители армии всячески превозносят межконтинентальные снаряды и «тактическое» атомное оружие, представители военно-воздушных сил – стратегическую авиацию, оснащенную атомными и водородными бомбами, представители военно-морского флота – тяжелые авианосцы и корабли – носители управляемых снарядов.

Споры в Пентагоне продолжаются. Военные деятели дерутся за приоритет своих видов вооруженных сил, а монополии – за наибольшие барыши от военных заказов. Но американский народ проигрывает независимо от того, кто в Пентагоне возьмет верх. Гонка вооружений бьет по жизненным интересам миллионов простых людей и показывает, что агрессивные силы в США не думают отказываться от своей опасной игры.

«Советский Флот», 30 мая.

СОВЕТСКИЙ СОЮЗ О ВООРУЖЕННЫХ СИЛАХ США

ГАЗЕТА УКАЗЫВАЕТ, ЧТО РАЗНОГЛАСИЯ МЕЖДУ ВИДАМИ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ ОБ ОПРЕДЕЛЕННЫХ «ТЕНДЕНЦИЯХ»

Москва, 31 мая. Спец. корр. («Нью-Йорк таймс»). Орган советского военно-морского флота обратил внимание на имеющиеся в настоящее время разногласия между видами вооруженных сил Соединенных Штатов по вопросу об их сегодняшних задачах и современных взглядах на использование управляемых снарядов. В статье, опубликованной газетой, говорится, что этот спор вскрыл «истинные тенденции в отношении военных приготовлений в Соединенных Штатах».

Газета привела отрывки из доклада, подготовленного штабом военно-воздушных сил, в котором, по словам газеты, говорилось следующее: «Один взгляд на карту мира свидетельствует, что для того, чтобы нанести удар с воздуха по большей части советских объектов с помощью авианосной авиации, которая имеет радиус действия до 1500 миль, потребуется ввести авианосцы в следующие районы: Средиземное море, Красное море, Персидский залив, Северное море. Норвежское и Баренцево моря.

Совершенно очевидно, что эти воды в известной мере неудобны для действий флота, ибо флот будет подвергаться здесь неприемлемому риску со стороны мин, подводных лодок и авиации берегового базирования».

Газета указывает, что авторы этого доклада сбросили маскировку, к которой обычно прибегают американские дипломаты.

Газета «Нью-Йорк таймс», 1 июня.

в начало

1957

Москва – Монтевидео

В канун Нового года наш журнал получил большое количество поздравительных писем от своих читателей. Одно из этих писем мы решили предложить вниманию читателей журнала «СССР»[7]. Это – не совсем обычное письмо. Его автор, уругвайский художник, выразил свои мысли в сугубо профессиональной манере[8].

Известно, что уходящий год отмечен оживленным культурным обменом между Советским Союзом и дружественным ему Уругваем. В незабываемые дни 6-го Всемирного фестиваля молодежи и студентов посланцы Уругвая показали москвичам прекрасное искусство своего народа, спортсмены демонстрировали силу и ловкость, молодые уругвайские рабочие и поэты, крестьяне и врачи, педагоги и студенты обменивались опытом со своими советскими коллегами.

В минувшем году дорога дружбы «Монтевидео – Москва» шла параллельно с трассой «Москва – Монтевидео». И не потому, что, как шутливо говорят, «сколько километров от Москвы до Монтевидео, столько же и от Монтевидео до Москвы»: у обоих народов существует и постоянно растет естественная тяга к культурному сотрудничеству, к взаимному обогащению в области литературы и искусства, науки и спорта.

Надеемся не ошибиться, сказав, что этой благородной задаче содействовали поездки в Уругвай деятелей советской культуры, отмеченные датой «1957 год». Тепло и сердечно принимали в Уругвае советских артистов, литераторов, музыкантов, спортсменов. И за это они в канун Нового года через журнал «СССР» просили выразить благодарность уругвайскому народу – и убеленным сединами государственным деятелям, и понимающим искусство зрителям, и юным болельщикам футбола. Эту идею сотрудничества выразил автор «письма», выполненного в форме дружеского шаржа на тех, кто в 1957 году ступил из далекой Москвы на гостеприимную землю Уругвая.

Навигацию 1957 года Москва – Монтевидео открыл капитан – директор китобойной флотилии «Слава» Алексей Солянник. Тут нужна небольшая поправка. Прославленный советский капитан непосредственно прибыл не из Москвы, а из антарктических морей. В теплые апрельские дни он принес с собой пронзительный ветер Антарктики и суровую романтику китобойного промысла.

В мае в Монтевидео побывали советские гроссмейстеры Александр Котов и Пауль Керес. Хотя художник изобразил их на шахматной доске пешками, уругвайские мастера гамбита и испанской защиты нашли в лице советских коллег вполне достойных соперников.

На примере выдающихся советских скрипачей Ойстрахов уругвайские любители музыки могли воочию убедиться в том, что не всякая семейственность плоха. В 1954 году в Монтевидео с большим успехом проходили гастроли Давида Ойстраха. Через три года не меньший успех выпал на долю его сына – Игоря.

Валентина Вавилина – главный редактор журнала «Работница», имеющего огромную аудиторию среди советских читательниц. Немалую аудиторию Валентина Вавилина нашла и в Уругвае в среде тех, кто интересуется самыми разнообразными сторонами жизни в Советском Союзе.

На сцене переполненного концертного зала СОДРЕ – выдающийся советский композитор Арам Хачатурян. Стремительно рассекающая воздух дирижерская палочка Хачатуряна подобна кавалерийской сабле. Сравнение отнюдь не музыкальное, но подходящее к месту: оркестр исполняет темпераментный «Танец с саблями». Пусть и впредь в мире будут только такие «сабельные атаки».

В те же дни в концертном зале СОДРЕ демонстрировали свое замечательное искусство артисты балета Большого театра. Художник запечатлел тот момент, когда под аплодисменты зала Тамара Варламова и Герман Ситников исполняли мазурку из оперы Глинки «Иван Сусанин».

Чтобы познакомиться с художником, не обязательно знать его самого, достаточно увидеть хотя бы одно из его полотен. В этом отношении гораздо более широкие возможности имеет кино. В уходящем году на экранах Уругвая демонстрировались фильмы «Неоконченная повесть», «Укротительница тигров», «Бессмертный гарнизон», «Сорок первый», «Урок жизни» и др.

Огромная роль принадлежит книге в укреплении взаимопонимания между народами. Поэтому не зря многие тысячи километров прошагала книга от Москвы до кинотеатра «Артигас» в Монтевидео, где экспонировалась выставка советской книги.

Снежный в Москве и знойный в Монтевидео декабрь совпал с визитом в Уругвай делегации советских деятелей культуры, возглавляемой «многоликим» Константином Симоновым – поэтом и прозаиком, драматургом и киносценаристом, литературоведом и журналистом.

Завершающим аккордом советско-уругвайского обмена в 1957 году явилось 11 декабря, когда на поле стадиона «Сентенарио» встретились футболисты московского «Динамо» и клуба «Насиональ». Художник запечатлел напряженный момент, когда капитан «Динамо»

Владимир Рыжкин мастерски провел мяч в ворота команды «Насиональ».

Наш репортаж «Москва – Монтевидео. 1957» был бы неполным, если бы мы не упомянули о двух особых посланцах. Они гораздо чаще других появлялись над Монтевидео, хотя и без приглашения, без виз и паспортов. Но за это на них никто не в претензии. Ведь речь идет о двух советских спутниках Земли, гением советских людей впервые в истории человечества запущенных в космическое пространство. Пусть в 1958 году к созвездию советских спутников Земли присоединятся новые спутники, в том числе и американские.

Пусть 1958 год станет годом роста доверия и всестороннего сотрудничества между странами с различными социально-политическими системами, в том числе между Советским Союзом и Уругваем. Пусть концертные залы, выставочные павильоны, кинотеатры, спортивные стадионы Москвы и Монтевидео станут свидетелями дальнейшего культурного сотрудничества советского и уругвайского народов.

Пусть наступающий Новый 1958 год станет годом необманутых надежд и свершившихся ожиданий для всех, кому дороги мир и счастье будущих поколений!

Журнал «СССР» (испанский язык, Монтевидео),

15 декабря.

в начало

1958

Фальсификаторы с Аграсиады

Полицейская хроника газет Монтевидео не запечатлела факта изготовления фальшивых денежных знаков в доме №1458 по проспекту Аграсиада. Более того, говорят, что там по определенным дням и определенным лицам (в частности, некоторым представителям местной прессы) щедро отпускают доллары и песо, законность которых не подлежит сомнению.

И тем не менее то, чем занимаются в доме №1458 по Аграсиаде, а точнее в помещении службы информации посольства США[9], очень напоминает промысел фальшивомонетчиков. Там явно стараются выдать за чистую монету фабрикуемые фальшивки, которые, хотя и не попадают в денежное обращение, систематически рассылаются в местные газеты и публикуются в собственных американских изданиях.

Достаточно взять ежемесячный журнал «Коментарио», издаваемый службой информации посольства США. В нем как в кривом зеркале отражаются события, происходящие в Соединенных Штатах и за их рубежами.

Последний, январский номер журнала «Коментарио» в статье, перепечатанной из «Нью лидера», почтил своим «вниманием» советских писателей. Заметим, кстати, что «критики» советской литературы обнаружили элементарную безграмотность: «Литературная газета», являющаяся изданием Союза советских писателей, названа «журналом коммунистической партии»; творческая организация литераторов столицы – московское отделение Союза писателей именуется «профсоюзом»; известный советский поэт Алексей Сурков упорно называется «Турковым» и др.

Дело не в неточностях. Статья с кратким изложением выступлений на совещании литераторов столицы, опубликованных в «Литературной газете», крикливо называется «Смятение среди советских писателей».

Попытка выдать желаемое за действительное прозвучала и в статье, опубликованной в декабрьском номере журнала «Коментарио» – «Возрождение русской интеллигенции», перепечатанной из американского журнала «Форин афферс» и принадлежащей перу некоего Джеймса Биллингтона.

Чтобы не осталось и тени сомнения в тех недостойных методах, которые применяет журнал «Коментарио», приведем следующую любопытную деталь. Она, несомненно, займет достойное место в анналах истории американской пропаганды. Свою фальшивку в декабрьском номере журнал «Коментарио» иллюстрирует большой фотографией, подпись к которой гласит: «Русские читатели жадно читают журнал “Америка”» (журнал начал издаваться в Москве правительством США на паритетных началах с советской стороной). Судя по фотографии, читает один человек, а остальные безразлично наблюдают со стороны.

– Нашелся все же один русский интеллигент, который стоит на пути к «возрождению», – ликует персонал службы информации США.

– Нет, не нашлось ни одного, – ответим мы.

– А фотография, – с убийственным сарказмом спросят издатели журнала «Коментарио», – как же быть с ней?

Вот, именно, фотография... Это лицо «советского интеллигента» хотя и наполовину прикрыто журналом «Америка», вроде хорошо знакомо. Долго припоминаем, где приходилось видеть этот меланхоличный взор, этот характерный разлет бровей, спадающую прядь волос и др. Ба, да ведь это никто иной как Даниель Шорр, корреспондент американской телевизионной компании «Коламбиа брод-кастинг». В номере от 27 января журнала «Лайф» на испанском языке фотографии этого корреспондента с текстом «Голос янки из Москвы» заняли целую полосу. Правда, тогда ему не надо было стыдливо прикрывать свое лицо журналом «Америка». Тогда «рядовой русский интеллигент» Даниель Шорр выступал с открытым забралом.

Газета воспроизвела снимки: американский корреспондент Даниель Шорр в Москве (журнал «Лайф» от 27 января 1958 г.); он же фигурирует в номере журнала «Коментарио» за декабрь 1957 года в качестве «русского интеллигента», который «жадно читает» издаваемый на русском языке журнал «Америка».

Газета «Эль Популар»

(испанский язык, Монтевидео), 3 апреля.

в начало

1959

В окопах холодной воины

В последние месяцы наблюдается заметная разрядка напряженности в отношениях между государствами с различными политическими режимами, прежде всего между такими великими державами, как Соединенные Штаты и Советский Союз. Этому в большой степени способствовали поездка советского премьер-министра Никиты Хрущева в Соединенные Штаты и сообщение о предстоящем визите президента Дуайта Эйзенхауэра в Советский Союз. Ослабление холодной войны породило у сотен миллионов людей земного шара надежду на возможность сохранения и укрепления мира.

Однако, к сожалению, рецидивы холодной войны дают знать о себе по сей день. В этой связи надо упомянуть тот факт, что в ближайшие дни Монтевидео станет местом проведения континентального конгресса «в защиту порабощенных народов». Под этим термином самозванные «защитники» прав народов имеют в виду не только Польшу, Чехословакию, Румынию, но и советские республики – Грузию, Армению, Литву и др.

Уместно задать вопрос: кто дал право кучке политических авантюристов, каковыми являются организаторы и участники «конгресса», выступать от имени и в защиту народов суверенных государств? Подобная затея, имеющая цель бросить новую искру в тлеющий костер холодной войны, вполне очевидно вызовет законное возмущение со стороны ряда государств, с некоторыми из которых, кстати, Уругвай поддерживает нормальные дипломатические отношения.

Газета «Ла Идеа»

(испанский язык, Сан-Хосе, Уругвай), 26 сентября.

в начало

1960

Дон Энрике

На окраине пограничного с Аргентиной уругвайского города Сальто стоит живописно увитая зеленью усадьба под романтическим названием «Облака». В этом доме, известном каждому жителю Уругвая, недавно скончался Энрике Аморим – один из самых крупных прогрессивных писателей Латинской Америки.

Вспоминается одна из встреч с Энрике Аморимом в начале прошлого года в Монтевидео, куда он изредка наезжал из своего родного города. Подвижный и подтянутый, несмотря на годы, с живым юношеским блеском глаз, Аморим с гордостью показал книгу на украинском языке. Это был его роман «Открытый кораль», написанный в 1956 году и вскоре после этого изданный в Киеве. Художник изобразил на обложке человека в сомбреро на фоне кактусов.

– У нас нет ни того, ни другого, – улыбнулся Аморим. – Но книгу мою читают в Советском Союзе, и я горжусь этим.

В ответ на просьбу рассказать, над чем он сейчас работает, Аморим прочел стихотворение «Банкет в Кремле», написанное под впечатлением поездки в Москву и проникнутое глубокой любовью к советским людям. Стихотворение автор посвятил памяти «моего старого друга Горького». Многие советские писатели были друзьями Аморима. В русской и советской литературе, в советской действительности, пламенным пропагандистом которой он был, Энрике Аморим находил один из источников творческого вдохновления и гражданского мужества.

От романтически сентиментального первого сборника стихов «20 лет» Энрике Аморим пришел к подлинному реализму в прозе и поэзии, отмеченному печатью большого и яркого таланта, от неясных политических исканий – в лагерь великой армии коммунистов.

В своем первом романе «Тарантас» Аморим развенчивает легенду о патриархальности уклада жизни уругвайских крестьян, срывает идеалистические стилизованные литературные покровы с типичной для деревни фигуры пастуха – гаучо. Времена, когда гаучо являлись синонимом свободного, не обремененного никакими обязательствами человека, канули в прошлое. Лишь внешний вид делает современного гаучо похожим на своего вольного предка: широкополая шляпа, плащ-пончо и горделивая посадка в седле; гаучо стал пеоном, собственностью помещика, жертвой нищеты и произвола. По силе социального обличения роман «Тарантас» не знает себе равного в уругвайской литературе.

С литературной зрелостью к Амориму приходит строгая взыскательность. Следующий его роман появляется только через 5 лет. Это «Крестьянин Агилар», который вместе с романом «Лошадь и ее тень» (1941 год) составляют трилогию, начатую романом «Тарантас».

Драматизм и острота социальных конфликтов нарастают в последующих повестях и романах Энрике Аморима: «Луна сделана из воды», «Девять лун Неукена», «Победа не приходит сама», в антифашистском романе «Ярмарка комедиантов», «Открытый кораль», «Лесные люди», «Устье».

Свою судьбу с компартией Энрике Аморим связал в годы Второй мировой войны, когда, по его словам, «только звезды могли оставаться нейтральными». Даже католическая газета «Эль Пуэбло» была вынуждена отдать дань мужеству человека, когда недавно пыталась объяснить читателям, что могло побудить выходца из семьи «классической скотоводческой буржуазии» стать коммунистом: «По происхождению он не рабочий, а буржуа, – писала газета. – Он не ждал от социальной революции благ для себя, ибо занимал прочное материальное положение. Он не искал политических выгод, потому что его партия их не имела; не искал личного спокойствия, так как знал, что встретит враждебность, а возможно, и преследование. Он не искал чьей-то благосклонности, ибо знал, что подавляющее большинство его осудит... Человек, который решится на все это, без сомнения, является настоящим человеком».

Да, Энрике Аморим был настоящим человеком, Человеком с большой буквы. И вопреки утверждениям католической газеты, его окружала не враждебность (она исходила от небольшой кучки людей), а любовь и глубокое уважение. «Дон Энрике» – так ласково называли Аморима в Уругвае.

Аморим, как никто другой, сделал очень много для своего родного Сальто – большого провинциального города Уругвая. С помощью Аморима было построено здание школы. Рядом с усадьбой «Облака» стоит небольшой дом, подаренный писателем городу и превращенный в музей истории Сальто.

Ценой огромных усилий Аморим добился сооружения памятника своему другу, замечательному испанскому поэту Федерико Гарсиа Лорка, убитому фашистами в Гренаде во время гражданской войны в Испании. На берегу пограничной с Аргентиной реки Уругвай стоит скромная кладка из каменных плит, символизирующая стену, у которой был расстрелян испанский поэт, с выбитыми на ней строфами стихотворения поэта Антонио Мачадо:

Друзья, воздвигнем в Аламбре[10]

Из камня и тени

Гробницу поэту у источника, который

Плачет и вечно журчит –

Преступление свершилось в Гренаде,

В его Гренаде.

...Мы посетили дом Аморима за несколько дней до его смерти с целью поздравить писателя с 60-летним юбилеем. Он был тяжело болен, но с прежней страстью говорил об успехах Кубинской республики в борьбе за национальную независимость.

Одно из последних неопубликованных при его жизни произведений – поэма «Говорю, Фидель». Вот небольшой отрывок из нее:

Говорю, Фидель,

И мракобесы,

Ростовщики,

Негроторговцы,

Пессимисты,

Те, кто умышленно пишут,

Чтобы ввести в заблуждение

И обмануть,

Те, кто питают невежество,

Те, кто сеют ложь

И смуту,

Все они бегут со своими самолетами,

Со своими вечными перьями

И со своими машинистками

В пещерные жилища.

Да, Энрике Аморим глубоко верил, что недалек день, когда на земле всей Латинской Америки не останется места для тех, «кто сеют ложь и смуту».

К.Каренин

«Литературная газета», 6 сентября.

Газета «Эль Популар» в номере от 21 декабря 1960 г.

перепечатала эту статью.

в начало

1961

Бразилия: пробуждающийся гигант

27 сентября 1960 г. Бразилия была охвачена лихорадочной атмосферой ожидания. Политический пульс бился учащенно.

«Кто победит?» – этот вопрос волновал всю Бразилию. До всеобщих выборов – 3 октября – оставалось меньше недели. Стены домов пестрели избирательными плакатами, асфальт улиц густо усеяли листовки различных политических партий. На витринах многих магазинов были выставлены для продажи гуттаперчевые фигурки партийных лидеров.

В хоре политических синоптиков, пытавшихся дать прогноз выборов, тревожно прозвучал голос самой распространенной бразильской газеты «Ултима ора». В номере от 27 сентября 1960 г. газета писала: «Жители Сан-Паулу – наиболее зажиточные в Бразилии. Сан-Паулу А – это витрина и гордость страны... Но городские склады забиты сорока миллионами мешков непроданного кофе... Интересы нации требует проведения новой экономической политики, которая навсегда покончила бы с существующей инфляцией». Сан-Паулу – это центр производства кофе, а кофе – основная часть экспорта страны. В свое время североамериканские монополии содействовали уродливому, однобокому развитию бразильской национальной экономики, привязали ее к своему рынку, а теперь спокойно взирают на то, как склады Сан-Паулу ломятся от миллионов мешков кофе.

Бразилию не случайно называют «просыпающимся гигантом». Эта самая крупная страна Латинской Америки действительно пробуждается от вековой спячки. Страна стала варить сталь, бурить нефтяные скважины, производить автомашины. Но это лишь первые шаги. На севере страны огромные пространства охвачены голодом. Доведенные до отчаяния, толпы безземельных крестьян покидают насиженные места и идут «голодным маршем», сметая все на своем пути. Лихорадка косит поденщиков на необъятных пространствах каучуковых плантаций. В сердце бразильской сельвы, в тропических джунглях Амазонии существуют формы первобытно-общинного строя.

И, тем не менее, гигант пробуждается. Он старается сорвать не только путы экономической отсталости, но и цепи долларовой зависимости, которая культивирует эту отсталость. Многие газеты, пытавшиеся увидеть за избирательными урнами горизонт будущего страны, писали 27 сентября: «Пора нормализовать экономические связи с Востоком». Речь идет, прежде всего, о Советском Союзе, в торговле с которым реалистически мыслящие бразильцы видят фактор, способствующий экономическому прогрессу страны.

Из книги «День мира»

(облик планеты 27 сентября 1960 г.). – М., «Известия».

в начало

1962

Учитель Хесуальдо

Мы любуемся ночной кубинской столицей с балкона 20-го этажа отеля «Свободная Гавана». Собеседник – наш старый знакомый Хесуальдо Coca, или просто Хесуальдо, ибо под этим именем его знают в странах Латинской Америки литераторы и педагоги. Хесуальдо – уругваец. Он откликнулся на призыв революционного правительства и приехал на Кубу работать как крупнейший специалист в области народного образования. «Я здесь имею счастье делать то, к чему стремился всю жизнь», – говорит Хесуальдо. Он вслух читает письмо своего бывшего студента, еще недавно простого кубинского крестьянина, который теперь сам несет свет знаменитой «голубой лампы», свет знаний молодому поколению революции. А память Подсказывает другое письмо...

То письмо было нацарапано неровным детским почерком, с грамматическими ошибками, простительными для подростка, который был вынужден бросить школу и начать жизнь пеона. Оно пришло в уругвайскую сельскую школу. «Постепенно я привыкаю, – писал мальчик. – В первый день я начал работу в десять утра и кончил ее в половине девятого вечера. На следующий день мы приступили к работе в четыре утра и закончили ее в половине десятого вечера. Единственное, что мы себе позволили, – десятиминутный перерыв на обед. Какое несчастье, учитель, быть бедным!»

Человек, которому было адресовано письмо, впоследствии с горечью писал: «Безрадостна судьба ребенка на нашей обетованной земле! Нет закона, который охранял бы его и им руководил. Безнадежно и положение юношей... Нет школ, в которых учили бы искусству или ремеслу. Ничего нет». И боль за своих подопечных Хесуальдо излил во фразе: «Соучастником какой огромной лжи я являюсь!»

Не пожелав оставаться «соучастником лжи», начинающий поэт и молодой педагог покинул уругвайскую столицу Монтевидео и уехал на долгие годы в глухую провинцию учить грамоте сельских ребят.

Двести учеников, пять преподавателей, две мало приспособленные для занятий комнаты – такова типичная уругвайская сельская школа. Но той, в которой учительствовал Хесуальдо, было суждено приобрести широкую известность, стать первой в Уругвае и вообще в Латинской Америке своего рода экспериментальной школой.

Молодой педагог решил отказаться от казенного формализма в обучении, он развивал у детей чувство инициативы, прививал любовь к труду, разумеется, не к тому, который делает десятилетнего ребенка батраком, а к свободному, творческому. Ответы на неизбежные вопросы «как?» и «почему?» дети батраков, каменотесов и рыбаков стали черпать не из сухого учебника, а из самой жизни. Они не только узнавали названия иностранных государств, имена королей, полководцев, но и познавали богатства родного края, учились понимать причины социального неравенства.

Восемь лет провел Хесуальдо в сельской школе. Свой педагогический опыт он воплотил в автобиографической повести «Жизнь учителя». Книге суждена была долгая жизнь. Изданная первый раз более четверти века назад, она и поныне является своеобразным пособием для педагогов многих стран Латинской Америки.

Книга доставила автору и немало неприятностей. Некоторые персоны – от местного ростовщика-лавочника до высокого столичного начальства – увидели себя в весьма невыгодном свете. Хесуальдо предложили подать в отставку. На защиту учителя встали крестьяне, рабочие, интеллигенция. И тем не менее после двух лет борьбы Хесуальдо был вынужден покинуть школу.

«Крамолу» в произведении Хесуальдо узрел не один только уругвайский сельский лавочник. Книга была запрещена во многих латиноамериканских странах. В сороковых годах книгу Хесуальдо читали в Боливии в рукописном виде: учителя переписывали ее от руки, а затем увозили в глухие горные селения.

Невзирая на цензурные рогатки книга «Жизнь учителя» зашагала по многим странам Латинской Америки. Самого автора наперебой приглашают читать лекции в Аргентину, Бразилию, Чили, Парагвай, США. По приглашению президента Карденаса, впоследствии удостоенного высокого звания лауреата международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами», Хесуальдо несколько лет проводит в Мексике.

Новые и новые произведения выходят из-под пера Хесуальдо: продолжение книги «Жизнь учителя» – повесть «За порогом школы», глубокие исследования на педагогические темы, сотни статей. Хесуальдо издает антологию «500 детских стихотворений», сборник детских рисунков.

В объемистой книге «Моя поездка в СССР» Хесуальдо с восхищением пишет о достижениях Советского Союза. «Мне и карты в руки, – замечает Хесуальдо, – ведь недаром на протяжении многих лет я был председателем Уругвайско-советского института культурных связей...»

– Изменилось ли положение в уругвайских школах со времени выхода в свет книги «Жизнь учителя»? – обращаюсь я к ее автору.

– И да и нет, – задумчиво отвечает Хесуальдо. По-прежнему многие дети заняты поисками куска хлеба и лишены возможности посещать школу. Не менее пятой части населения страны неграмотно. Учителя получают нищенскую зарплату, а многие вообще не имеют работы. В стране не хватает школ. Часто дети занимаются в четыре смены, в одной комнате сидят до 100 учеников различных классов.

И все же было бы неверно утверждать, что за последние четверть века школа в Уругвае не претерпела изменений. Стали нормой поведения педагогов многие из принципов, изложенных Хесуальдо в книге «Жизнь учителя». И главное – учителя осознали свой высокий профессиональный долг бороться за демократизацию школы и улучшение ее положения.

Уругвайские учителя, объединенные в профессиональные организации – Федерацию и Союз (первая охватывает преподавателей всей страны, а вторая – столицы), настойчиво борются за то, чтобы создать детям и юношам нормальные условия для учения. Когда правительство отказалось удовлетворить требования учителей увеличить расходы на образование и повысить заработную плату, преподаватели провели демонстрацию и забастовку. Справедливое требование встретило поддержку всей страны.

Нередко на фасаде здания лицея можно увидеть картонный плакат с надписью «Мы бастуем». Учащиеся требуют предоставить новое школьное помещение, в котором можно было бы заниматься.

Это движение – часть борьбы учителей и учащихся в Уругвае в защиту демократических прав, против полицейских репрессий. В июле этого года в связи с разгулом фашистских банд 70 тысяч учащихся высших, средних и начальных учебных заведений Уругвая провели забастовку.

В Уругвае, как и во многих других капиталистических странах, преподаватель средней школы называется профессором. Но, обращаясь к Хесуальдо, люди неизменно говорят «учитель», вкладывая в это слово особый, глубокий смысл.

МОНТЕВИДЕО – ГАВАНА – МОСКВА

«Учительская газета», 6 сентября.

в начало

1963

Кофе, нефть и независимость

Пронзительный ветер рассеивает косматые свинцового цвета облака, которые обложили обычно бирюзовое небо Рио-де-Жанейро, вырывает из рук газетные страницы. Густой утренний туман скрывает фантастические очертания покрытых сочной зеленью гор, «заземляет» сказочный облик города.

Что же нового в утренних газетах? «Успехи национальной кампании за безопасность движения городского транспорта». По прямой и узкой авениде Копакабана, сжатой громадами домов, с бешеной скоростью мчатся автомашины и автобусы... «В городе по-прежнему перебои с водоснабжением». Это обычное для Рио-де-Жанейро явление последних лет. Как бы в подтверждение сообщения появляется автоцистерна, снабжающая отель дневным рационом воды...

Шелестят на ветру газетные страницы. «С начала года стоимость жизни возросла в городе на 60 процентов. Начиная с этого номера стоимость нашей газеты повышается с 20 до 30 крузейро». А вот и сообщения другого рода: «Деятельность ИБАД запрещена на три месяца». ИБАД – «Бразильский институт демократического действия» – профашистская организация, открыто занимавшаяся на средства американского посольства подкупом должностных лиц. Наиболее реакционные элементы, возглавляемые губернатором штата Гуанабара (город Рио-де-Жанейро) Карлосом Ласердой и губернатором штата Сан-Паулу Адемаром де Барросом, получают поддержку Вашингтона. Посол США в Бразилии Гордон, так сказать, в порядке подготовки к всеобщим выборам провел секретное совещание с группой финансовых воротил. Сведения об этом отнюдь не дипломатическом рауте просочились в печать, и престарелый мистер Гордон, оправдываясь, как нашкодивший школьник, опубликовал расписанную по минутам хронику своей безгрешной деятельности за истекшие две недели. Оказывается, что все вечера он мирно музицировал со своим сыном, играя на виолончели.

Но подавляющему большинству бразильцев музыкальные упражнения вашингтонского посла режут ухо. Представители самых различных слоев населения говорили нам:

– Сейчас до предела обострилась борьба между патриотическими силами страны и людьми, предающими коренные интересы нации, так называемыми «энтрегистами». Ласерда давно борется против законного правительства. Он причастен к самоубийству президента Варгаса в августе 1954 года и к отставке президента Куадроса в августе 1961 года. Сейчас сторонники Ласерды часто повторяют: «Бог троицу любит... вновь наступит август», недвусмысленно намекая на желательность отставки президента Жоао Гуларта.

«Энтрегисты» не ограничиваются заклинаниями, – они пытаются спровоцировать беспорядки, парализовать жизнь страны, дабы под предлогом «бездеятельности правительства» прибрать к рукам власть. Программа «энтрегистов» ясна: еще больше усилить позиции американского капитала, задушить профсоюзы, совлечь страну с позиции нейтрализма, разорвать отношения с Кубой, ухудшить отношения с Советским Союзом и другими социалистическими государствами.

Бурлят политические страсти в Бразилии. В этом мы убедились даже за время нашего краткого пребывания в стране.

В Рио-де-Жанейро мы наблюдали, как узкие улицы, прилегающие к центральным проспектам города – Варгас и Рио Бранко, гудели, словно потревоженный улей. Это бастовало местное Сити, район многочисленных банков. Бастовали, разумеется, не банкиры, а их служащие. 65 процентов банковских служащих зарабатывают в месяц менее 35 долл., в то время как доходы владельцев банков непрерывно растут.

Как-то мы посетили редакцию популярного бразильского журнала «Маншете». Готовился очередной номер. Редактор журнала говорил ответственному секретарю: «Не забудьте зарезервировать место для сообщений о восстании сержантов в столице». Так мы узнали о «бунте» сержантов военно-воздушных и военно-морских частей в городе Бразилиа.

Несколько часов автомобильной гонки на юго-запад от Рио-де-Жанейро по бетону широкого шоссе, мимо ворсистых пальм, хвои араукарий и банановых зарослей. По обеим сторонам шоссе расстилаются кофейные плантации (кофе – это поистине основа народного хозяйства страны; он и сейчас составляет более половины бразильского экспорта)[11]. Кирпичного цвета земля сменяется черной, обугленной плешью. Это следы гигантского пожара, который совсем недавно бушевал здесь.

Мы посетили поместье Кашуэйра. Сбор урожая недавно закончился, и на плантации безлюдно. Управляющий поместьем Селсу Антониу Гоувейя поясняет:

– Сейчас на каждый гектар приходится по одному пеону, а недавно во время уборки урожая мы наняли большое число пришлых рабочих. Собранный урожай измеряется в литрах, и за каждый литр кофейных зерен полагается четыре крузейро. В день можно собрать более 100 литров (заметим, что самый скромный обед обходится минимум в 300 крузейро).

– А какова судьба батраков по окончании уборки?

– Возвращаются обратно в город, – неуверенно говорит управляющий. – Но у нас постоянно живет небольшая группа рабочих. Они получают жилье, скромный надел земли и могут в свободное время играть в футбол...

Конечно, судьба батраков поместья Кашуэйра все-таки лучше положения большинства из 30 миллионов бразильских безземельных крестьян.

Самая насущная проблема страны – аграрная реформа. Ее необходимость признают все, даже крупные помещики, ибо, по их мнению, в противном случае произойдет социальный взрыв. Правда, латифундисты хотели бы отделаться мелкой подачкой...

Внезапно открывается величественная панорама индустриального сердца Бразилии – Сан-Паулу. На окраине города высятся корпуса заводов иностранных автомобильных фирм – американской «Дженерал моторс», западногерманской «Фольксваген», французской «Рено», итальянской «Фиат».

В центре Сан-Паулу, где к небу взметнулся лес небоскребов, мы беседуем с одним крупным промышленником.

– Бичом для бразильской экономики, – с горечью говорил наш собеседник, – является утечка за границу прибылей иностранных монополий, хотя закон формально ограничивает вывоз капитала. Трудно не согласиться с нашим послом в Вашингтоне Роберту Кампос де Оливейра, по словам которого американская помощь Бразилии мала и не бескорыстна. Ничего хорошего мы не ждем и от программы «Союз ради прогресса»[12], так как эта программа не предусматривает ни одного цента на развитие бразильской национальной промышленности. Поэтому наша первоочередная задача – ограничить аппетиты североамериканских монополий и укрепить национальную промышленность, в том числе ее государственный сектор. И в этом направлении мы уже кое-чего достигли. Хотя ласточка и не делает весны, она – ее предвестница. В этом смысле предвестницей весны нашей индустриализации является «Петробраз».

Пожалуй, ни одно слово в лексиконе бразильцев не вызывало за последнее десятилетие такого яростного взрыва политических страстей, как слово «нефть». К этому слову бразильский народ неизменно стал добавлять «наша». Популярнейший лозунг «Нефть наша!» – «У петролеу э носсу!» – стал паролем патриотов, девизом, выражающим их готовность бороться против засилия иностранных монополий, а государственная компания «Петробраз» («Бразильская нефть»), получившая монопольное право на добычу и переработку нефти, стала символом борьбы за экономическую независимость.

Сколько раз агентура иностранных нефтяных монополий, прежде всего американской «Стандарт ойл», пророчила неизбежную гибель «Петробразу» («государство – плохой хозяин», «бразильцы не в состоянии управлять таким производством»). Мы убедились, что недруги бразильского народа оказались плохими пророками.

В Рио-де-Жанейро, в помещении правления «Петробраза», нас принял президент компании генерал Албину Силва.

– Ваш любезный визит, – сказал Албину Силва, – совпадает с двойным юбилеем. Четверть века назад был образован Национальный совет по нефти, а в октябре исполняется десятая годовщина закона о создании «Петробраза». Наша главная задача – полностью обеспечить страну нефтью и тем самым освободить ее от расходования дефицитной валюты. Пока что мы покупаем значительное количество нефти за границей, причем из года в год растут поставки из Советского Союза. И уж коли речь зашла о вашей родине, я не могу не выразить чувства глубокой благодарности. Для нас огромное значение имеют поиски новых нефтеносных земель. Кое-кто утверждает, что их запасы ограничены. Но вот у нас недавно побывали два советских инженера-нефтяника Бакиров[13] и Тагиев. После длительной и кропотливой работы они представили данные, неопровержимо свидетельствующие о наличии в Бразилии огромных запасов нефти. Это позволит нам расширить добычу нефти и в будущем полностью обеспечить страну собственной нефтью.

– Сейчас на предприятиях «Петробраза» перерабатывается бо́льшая часть нефти, но ее распределение продолжает оставаться в частных руках. Видимо, со временем «Петробразу» придется решать и эту проблему.

В заключении господин Силва посоветовал нам посетить одно из предприятий «Петробраза».

Мы воспользовались его любезным предложением и вскоре оказались на территории нефтеочистительного завода «Дуке де Кашиас». Вместо пропуска каждому из нас привязали к верхней пуговице пиджака бирку с надписью «Петробраз». Такой же опознавательный знак имеют одетые в синие комбинезоны рабочие.

По обеим сторонам дороги, которая вела к нефтеочистительному заводу, высились огромные стального цвета резервуары с сырой нефтью. В день нашего визита завод вступил в третий год своего существования. Предприятие наполовину оснащено оборудованием, изготовленным в Бразилии. В прошлом году чистая прибыль составила 17 миллиардов крузейро; большая часть этой суммы пошла на расширение производства.

Во время обеденного перерыва мы разговорились с группой рабочих. По их словам, они находятся в гораздо лучшем положении, чем рабочие частных предприятий, хотя заработная плата их весьма скромна. К услугам рабочих бесплатная медицинская помощь, обеды по низким ценам и ряд других льгот.

Отъехав несколько сот метров от заводских ворот, мы увидели, как автомашина с надписью «Петробраз» заправлялась горючим у бензоколонки со щитом «ЭССО» (торговая марка американской нефтяной монополии «Стандарт ойл оф Нью-Джерси»). Эта нелепость имела свое объяснение. До сих пор лишь иностранные компании занимаются продажей нефтепродуктов в Бразилии.

Водитель автомашины «Петробраза», молодой мулат, негромко пел в ритме бразильской самбы:

Стоит на улице, стоит на улице

Дом под названьем «ЭССО»,

«ЭССО».

Там обитает богатый янки.

Вот он – «Союз ради прогресса».

Не так уж намертво впаяны в бразильскую землю цистерны «ЭССО». Наступит день, и их украсит гордое слово «Петробраз»...

– Бразилия – это конгломерат районов – сверхотсталых, замечу – их подавляющее большинство, и сверхразвитых, с гаммой переходных оттенков. Относительно недалеко отсюда, на берегах реки Амазонки, люди живут в каменном веке, а наша новая столица потрясает воображение даже цивилизованных людей и служит вдохновляющим примером для зодчих всего мира, – рассказывал начальник гражданской канцелярии президента Бразилии Дарси Рибейру. Непринужденная беседа происходила в резиденции правительства «Планалто» в городе Бразилиа.

– Наша страна заселялась вдоль побережья, а огромные глубинные просторы оставались нетронутыми. Город Бразилиа призван открыть «марш на Запад», связать все районы в единое целое и, в конечном счете, завершить процесс консолидации нации. Для нас Бразилиа – символ нашего неистребимого желания разорвать путы отсталости и твердо стать на путь прогресса, – взволнованно сказал Дарси Рибейру.

Дарси Рибейру – крупнейший бразильский этнограф, один из основателей столичного университета.

– Для нас, – говорил он, – первостепенное значение имеет подготовка квалифицированных кадров. Сейчас в нашем университете обучаются всего 800 студентов, но к 1970 году их будет в 15 раз больше. Мы высоко ценим достижения Советского Союза в области науки и культуры и с благодарностью приняли бы ваши советы по улучшению работы нашего университета.

Мы посетили одно из строящихся зданий университета, легкое, с передвижными внутренними перегородками из «воздушного» кирпича – пенопласта. Напротив расположилась просторная мастерская человека, который вложил всю силу своего таланта в строительство города, – замечательного зодчего Оскара Нимейера. В мастерской мы застали его ближайшего помощника молодого архитектора Жоао Филгейраса, которого товарищи ласково называют Леле.

Когда всматриваешься в облик новой бразильской столицы, тебя не покидает ощущение чего-то нереального. Кроваво-красная земля. Режущая глаз синь неба. А на фоне всего этого – причудливые очертания жилых домов, церкви, больше напоминающей языческую молельню, здание конгресса, похожее на скользящий по водной глади белоснежный парусник...

Новая столица – это яркий символ тех огромных потенциальных возможностей, которые таит в себе просыпающийся гигант.

«Литературная газета», 19 октября.

P.S. Менее чем через полгода в результате путча к власти пришел военный режим, правивший Бразилией более двадцати лет.

в начало

1964

Кризис «банановой дипломатии»

Это было два года назад. Аэропорт Панама-сити встретил нас обычной даже в зимний сезон жарой. Горячий воздух, обильно насыщенный влагой, гнал транзитных пассажиров в уютное и прохладное помещение аэропорта. Там уже шла бойкая торговля импортными товарами, которые в местном аэропорту не облагаются пошлиной. Мой попутчик – преуспевающий делец из Чикаго, совершавший вояж по латиноамериканским странам, – любовно щупал пузатую бутыль с царскими вензелями и этикеткой «Лучшая в мире русская водка. Из погребов светлейшего князя Николая Александровича Эристова», растроганно говорил:

– Милейшая страна, эта наша Панама. Тишь и благодать, глубокое уважение к закону...

Оптимизм чикагского бизнесмена был столь же призрачен и фальшив, как содержимое купленной по дешевке бутылки с красочной этикеткой.

Гневная и борющаяся Панама – это еще одно крушение иллюзий для всех тех, кто предупредительность таможенных чиновников и заискивающий тон приказчиков отождествлял с отношением народа к тем, кто смотрел на Латинскую Америку как на дойную корову. Героическая Куба своим примером доказала беспочвенность подобных иллюзий. Панама лишний раз подтвердила ту незыблемую истину, что в наше время нельзя безнаказанно попирать суверенную волю народов.

Но не только этот вывод диктуют последние события в Панаме. Зверская расправа над панамским народом воочию показала, что пресловутый «новый курс в Латинской Америке», что «Союз ради прогресса» – не что иное, как мишурная упаковка, скрывающая дурно пахнущий залежалый товарец: старую колонизаторскую политику «большой дубинки».

Психологию колонизаторов отличает не только жестокость, но и цинизм, склонность считать совершенное злодеяние как нечто само собой разумеющееся. Послушайте, каким эхом отозвались в Вашингтоне автоматные очереди и орудийные залпы против безоружных панамских патриотов. «Аналогичные беспорядки, вызванные присутствием североамериканцев в этой стране Центральной Америки, происходили и прежде», – констатирует агентство ЮПИ. По словам государственного секретаря Раска, налицо «минимальное применение насилия», да и сама кровавая бойня, как изволил выразиться делегат США в ООН Эдлай Стивенсон, не более как «временный эпизод в отношениях между США и Панамой». К этим выдержанным в мажорном ключе размышлениям с упрямым лейтмотивом «так было и так будет» нельзя не добавить призыв газеты «Нью-Йорк геральд трибюн» к тому, чтобы США «проявили великодушие к Панаме». Какая трогающая до слез гуманность! Как будто Панама должна на коленях вымаливать прощение за то, что она стала жертвой вооруженной агрессии.

Уже первой реакцией американской печати на события в Панаме было поползновение усмотреть их причину в ординарной «мальчишеской стычке». Оказывается, дело не стоит и выеденного яйца: недостаточно расторопные учащиеся американской школы в Бальбоа «не успели вывесить» панамский флаг, а их панамские сверстники проявили несдержанность. Только-то и всего. К юным гражданам Соединенных Штатов, обитающим в зоне Панамского канала, следует быть снисходительными, тем более, что их родители, по твердому мнению американской печати, являются «добропорядочными, религиозными и трудолюбивыми людьми», в отличие от «несправедливых, нечестных и неблагодарных» панамцев. Открытое глумление над памятью многочисленных жертв усугубляется грязным слушком о том, что в «разжигании страстей», как именуется взрыв народного возмущения в Панаме, якобы повинны кубинцы. Да что говорить об инсинуациях по адресу Кубы, когда газета «Нью-Йорк Уорлд телеграмм энд сан», окончательно расставшись с чувством здравого смысла, истерически заявляет: «Ключ к трагедии в Панаме, возможно, надо искать в Москве».

Нет, искомый ключ надо усматривать лишь в колонизаторской политике США, которые попрали права Панамы, как и многих других стран Латинской Америки. Разве не бард американского империализма бывший президент США Теодор Рузвельт похвалялся на жаргоне корсара: «Я забрал Панаму»? Разве не США силой навязали Панаме кабальное соглашение о бессрочной аренде части ее национальной территории, которое даже реакционный американский журнал «Ньюсуик» назвал «беспрецедентным в международных соглашениях»? Разве не США, открыв ровно полвека назад судоходство по Панамскому каналу, превратили его в неистощимый золотой прииск и выплачивали панамцам, как нищим на церковной паперти, лишь жалкие гроши? Разве не США превратили зону канала в военную базу, нацеленную против безопасности других стран Латинской Америки, в гигантский инкубатор диверсантов без рода и племени? Наконец, разве не США в лице банановой монополии «Юнайтед фрут компани» высасывали жизненные соки из всей панамской земли, не раз подвергали ее опустошительным набегам распоясавшейся солдатни?

Колонизаторы, помимо всего прочего, неспособны осмыслить перемены, происшедшие в последние годы в Латинской Америке, ощутить дыхание очистительной бури, которая все больше обрекает на провал, казалось бы, вечную «банановую дипломатию» и «политику канонерок». Они с удивительным упрямством не желают уступить ни в чем, даже соблюдать внешние приличия и согласиться на присутствие панамского флага в зоне канала. Американский сенатор Даниель Флад несколько лет назад изрек: «Слава Богу, США не дадут водрузить панамский флаг, это было бы ослаблением нашей власти... Если панамский флаг взовьется, нам будет крыша». Сводя все к эпизоду с флагом, ставшему поводом для грозных событий, колонизаторы не желают признаться в том, что конфликт был неизбежен, ибо их политика пришла в непримиримое противоречие с волей панамского народа.

События в Панаме неразрывно связаны со всей нынешней политикой США в Латинской Америке: грабежом природных богатств, третированием требований народов, поддержкой милитаристских клик, стремлением любыми способами сохранить незаконные привилегии. Последние события в Панаме не отрезвили колонизаторов. С трибуны конгресса, со страниц реакционной печати, из кабинетов Пентагона, банков и монополий несется воинственный клич: «Не уступать ни в чем!» Над американскими «ультра» незримо витает тень Теодора Рузвельта...

Сначала Вашингтон, послав миротворцев из ОАГ, попытался решить дело «по-семейному», отделаться мелкой подачкой. Не вышло. Президент Роберто Чиари заявил, что панамский народ «скорее умрет», чем откажется от своих прав на зону Панамского канала, что он больше не желает «латать» кабальный договор.

Теперь в ход пущен самый низкопробный шантаж. Панаме угрожают, что без Соединенных Штатов она «не проживет и месяца», ее стращают перспективой строительства нового судоходного канала в Никарагуа или в Мексике, разорением страны, превращением ее «в город-призрак». Но этого мало. Панамцам сулят в скором времени государственный переворот и угодное Вашингтону правительство.

И вот, несмотря на весь этот шантаж со стороны самой крупной империалистической страны, маленькую Панаму еще обвиняют в «нажиме». Какая удивительно знакомая мелодия несется из Вашингтона под барабанный треск! Многие проклятия, которые изрыгают по адресу Кубы, сегодня отпускают и Панаме. Какой назидательный урок преподали в Вашингтоне некоторым латиноамериканским политикам, которые отмахнулись от разумного предостережения: «Сегодня – провокации против Кубы, а завтра – против любой другой страны континента», которые связали себя участием в антикубинской истерии. Многие из подобных политиков сегодня вынуждены возвысить голос против своих вчерашних менторов под напором бури протестов в странах Латинской Америки.

Вся Латинская Америка рассматривает стойкую борьбу панамского народа как свое кровное дело.

Бурная реакция Латинской Америки на агрессию против панамского народа вызывает падение курса акций Соединенных Штатов на политической бирже НАТО. Сейчас не случайно западноевропейская печать проводит аналогию между Панамским и Суэцким каналами. И не потому, что они создавались примерно в одно время и проектировались одним и тем же лицом – французом Лессепсом. В Париже и Лондоне не забыли «вероломства» США во время суэцкого кризиса. Тогда США, пытаясь потеснить старых колонизаторов, сочли необходимым публично отмежеваться от них. «В Суэце был создан прецедент. Могут ли вечно существовать в мире две мерки? – вопрошает французский еженедельник «Карфур» и мстительно иронизирует: – Соединенные Штаты не могут отступить в Суэце?» Не от хорошей жизни злорадствуют колонизаторы, когда они сводят взаимные счеты.

Впрочем, правящие круги Соединенных Штатов не тешат себя радужными иллюзиями. Газета «Нью-Йорк таймс» горько сетует: «Взрыв в Панаме станет несчастной вехой в латиноамериканской истории и в отношениях Соединенных Штатов с этим районом». Американским колонизаторам не привыкать. Сколько таких «несчастных» для них вех было в прошлом! Сколько их будет в будущем!

«Литературная газета», 23 января.

в начало

1965

Тень морской пехоты над Рио

«Глориа» по-латыни значит «слава». Но то, что в течение двух недель происходило в отеле «Глориа», расположенном на полпути от делового центра Рио-де-Жанейро к жемчужине города, пляжу Копакабана, – еще одна бесславная страница в истории взаимоотношений Соединенных Штатов со своими южными соседями.

Вторая чрезвычайная конференция министров иностранных дел стран – членов Организации американских государств (ОАГ) началась при свечах. Как тут было не вспомнить тусклое мерцание восковых свечей в массивных шандалах на дипломатических конференциях прошлого века, когда росчерком пера перекраивались границы государств и ломались судьбы народов!

Если просеять через сито словоизлияния представителей государственного департамента США о «приверженности идеалам демократии», об «экономической солидарности», «помощи», если перебрать многочисленные резолюции, то конечный результат конференции не оставляет сомнений: Вашингтон намерен по-прежнему действовать при помощи «дипломатии канонерок».

Соединенные Штаты неизменно рассматривали континент к югу от своих границ как «фруктово-бакалейную лавочку», мифическую Анчурию, описанную ОۥГенри в романе «Короли и капуста». Бывший президент США Вудро Вильсон в 1913 году, когда его еще не покрыл хрестоматийный глянец «миротворца», похвалялся перед плантаторами штата Алабама радужными перспективами грабежа Латинской Америки: «Что касается займов, то их (латиноамериканские страны. – К.Х.) необходимо закабалить условиями гораздо более тяжелыми, чем какую-нибудь другую страну на Земле. Затребованные с них проценты не были навязаны никакой другой стране, принимая во внимание, что риск весьма велик. Впрочем, полученные гарантии исключают всякую возможность риска. Замечательная система для тех, кто диктует условия!» Сейчас, разумеется, столь обескураживающая наглость шокирует даже неоколонизаторов...

Теперь, конечно, трудно действовать с такой откровенностью. Тем более, что, как писала газета «Нью-Йорк пост», конференция в Рио-де-Жанейро открылась «в момент, когда большинство демократических лидеров Западного полушария объединилось против Соединенных Штатов и поддерживающих нас военных диктатур», что «американская политика в Латинской Америке испытывает большие затруднения, чем в любое время после 20-х годов».

Готовясь к конференции в Рио-де-Жанейро, США поставили цель, прежде всего, ревизовать Устав ОАГ. Ведь его 15-я статья гласит: «Ни одно государство или группа государств не имеют права вмешиваться, прямо или косвенно, по каким бы то ни было причинам во внутренние или внешние дела любого другого государства».

Примечательна речь, которую произнес в середине прошлого года заместитель государственного секретаря США по межамериканским делам Томас Манн, «железный Томас». В пылу откровенности он признал, что еще в 1928 году на конференции американских стран в Гаване «после долгих и довольно острых споров Соединенным Штатам удалось предотвратить принятие резолюции» о невмешательстве. «Давайте исправим Устав», – призывал Томас Манн, напоминая слова бывшего президента США Теодора Рузвельта 60-летней давности: «Постоянное правонарушение... если это случится в Америке... – в конечном счете потребует вмешательства какой-нибудь цивилизованной нации в форме действий международных полицейских сил».

Но времена Теодора Рузвельта прошли, и его морально-правовой кодекс вряд ли может служить доводом для латиноамериканских народов. Тем более, что государственный департамент пришел к неутешительному, хотя и трезвому выводу: даже формальное включение в повестку конференции ОАГ вопроса о создании «межамериканских вооруженных сил» (по мысли США, именно ради этих «сил» и созывалась конференция) поставит Вашингтон в положение подсудимого.

В этих условиях государственный департамент был вынужден переменить тактику и воздержаться от публичного обсуждения ненавистного для латиноамериканцев вопроса. Но по пути в Рио-де-Жанейро, а потом в своих апартаментах на седьмом этаже отеля «Глориа» Дин Раек применил излюбленный метод «выкручивания рук», угроз и шантажа. Однако, по свидетельству газеты «Вашингтон пост», Раек «немедленно столкнулся с подозрением тех, кто традиционно привык считать американскую военную интервенцию худшим из всех зол». Отметим: государственный секретарь США не просто столкнулся с «подозрением», а выслушал гневную отповедь, и не одну.

Тон задали министры иностранных дел Мексики, Уругвая и Чили, отстаивая священное право своих народов на независимое развитие. «Межамериканские силы – это опасная идея, которая может вызвать гибель ОАГ», – заявил министр иностранных дел Чили Габриэль Вальдес. Благой пример оказался заразителен, «мятежная тройка» не осталась в одиночестве. Один за другим брали слово представители ряда латиноамериканских стран. При всех нюансах дипломатического этикета они ясно дали понять, что не склонны связывать себя участием в интервенционистских планах США.

Тщетно Дина Раска пытались утешить своим послушанием посланцы банановых диктаторов и представитель Парагвая – самого кровавого режима на континенте. Пожалуй, еще никогда за последние годы США не оказывались в стенах ОАГ в такой изоляции, не испытывали столь концентрированного отпора. Это была уже не традиционная легкая фронда, а открытое неповиновение.

Дин Раек почел за благо спешно покинуть Рио-де-Жанейро. В путь тронулись и главы остальных делегаций, улетучилось без малого полтысячи журналистов. Это был удар гонга, возвещавший, что конференция фактически закрыта, хотя для проформы еще продолжали звучать речи и обсуждаться проекты резолюций в многочисленных комиссиях и подкомиссиях. Уже под занавес принимался «Акт Рио-де-Жанейро» – чахлый итог конференции, так и не давшей, вопреки первоначальным надеждам госдепартамента, ядовитых побегов в виде объединенного межамериканского воинства.

Делая хорошую мину при плохой игре, Дин Раек заявил на пресс-конференции в Вашингтоне: «Итоги конференции в Рио-де-Жанейро являются обнадеживающими». Блажен, кто верует! Народы латиноамериканских стран бдительно следят за тактикой Вашингтона, Они сознают, что, потерпев временно тактическое поражение на главном направлении своей стратегии в Латинской Америке, Вашингтон будет пытаться взять реванш. Впереди борьба – суровая и упорная.

«Литературная газета», 4 декабря.

в начало

1966

Пробуждение Дона Диего

Международный фельетон

(Пьеса в одном действии с эпилогом по мотивам сделанного на днях заявления министра просвещения Гватемалы следующего содержания: изданные в США учебники для школ Центральной Америки пытаются убедить в том, что латиноамериканские страны являются частью Соединенных Штатов.)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Дон Диего – учитель истории и географии, бравый малый с военной выправкой.

Ученики дона Диего в количестве 60 человек.

Полицейские – количество не установлено.

(Урок проходит под аккомпанемент скрежета напильника, за окном мелькают лица полицейских. Они то ли спиливают решетку, то ли устанавливают ее, то ли тюрьма переоборудуется в школу, то ли наоборот.)

Дон Диего: Доблестные кадеты, то бишь милые мальчики. Прежде чем начать строевые занятия, то бишь урок, хочу вместе с вами разделить мгновения упоительного восторга. На костер старые учебники истории и географии! Пусть они горят ярким пламенем вместе с нечестивыми писаниями Марка Твена и Пабло Неруды. Радостная весть пришла к нам с севера вместе с новыми учебниками. А ну, проверим вашу сообразительность. Как называется столица нашего отечества, которое мы готовы, не щадя живота своего, защищать от коммунистов?

Ученики (дружным хором): Столица нашего отечества называется Гватемала.

Дон Диего: Ошибаетесь, юные подданные великой северной демократии. Наша столица называется Вашингтон. Мала наша Гватемала, не может она тягаться со штатом Техас, а посему смирите гордыню...

Голос с места: А правда, сеньор лейтенант, извините, сеньор учитель, что Техас янки отняли у Мексики?

Дон Диего: Кол по поведению, двойка по истории, наслушались коммунистических агитаторов, всех упеку в тюрьму. (По знаку дона Диего в класс входят полицейские и под конвоем уводят двадцать школьников.) Бог дал Мексике Техас, Бог взял его, все мы ходим под Богом. Но дурную траву вырвем с корнем. Вы лучше скажите, арестанты, то бишь милые мальчики, какая пичуга изображена на нашем государственном гербе?

Ученики (хором): Гордая птица кетсаль, которая не может жить в неволе.

Дон Диего: Ишь какие умники, кетсаль не может жить в неволе, а вы, коли я вас упеку в каталажку, как миленькие заживете. Если увидите птицу кетсаль, бейте из рогаток, за каждые десять штук – бесплатный завтрак. И зарубите себе на носу, что наш государственный герб украшен изображением орла, который сегодня парит над джунглями Вьетнама. А поскольку наша мизерная страна осчастливлена вхождением в состав Соединенных Штатов, вам выпал радостный жребий отправиться во Вьетнам, конечно, со временем, когда вы не будете ходить в коротких штанишках.

Ученики: Сеньор учитель, неужто война во Вьетнаме еще будет продолжаться 10 лет? А вы говорили на прошлом уроке, что коммунистов разобьют через пару-другую месяцев? А может, их вовсе не разобьют?

Дон Диего: Мерзкие смутьяны и пораженцы, вы не достойны именоваться подданными южной провинции великой северной демократии, и мы сократим количество нечестивых подданных. Уж поверьте моему слову, слову дона Диего. (По знаку дона Диего в класс входят полицейские и под конвоем уводят еще двадцать школьников.) Итак, мы остановились на выполнении нашего высокого патриотического долга. А он состоит, между прочим, и в том, чтобы ликвидировать варварский испанский язык и перейти на благородную английскую речь. Гордитесь, олухи, что вас приобщают к высшей расе. Отныне за каждое испанское слово – школьный карцер. Впрочем, знаете ли вы, неучи, хотя бы три английских слова?

Ученики (дружным хором): Янки, гоу хоум!

Дон Диего: Подлые заговорщики и государственные преступники... (По знаку дона Диего в класс входят полицейские и под конвоем уводят еще двадцать школьников. Дон Диего остается один.) Итак, урок основ патриотизма окончен. Поскольку весь класс объявлен подрывным и особо опасным социальным элементом, предлагаю вернуть помещение школы тюремному ведомству. Стране лучше иметь арестантов, чем студентов. Заодно ходатайствую о закрытии всех школ в южной провинции великой северной демократии.

ЭПИЛОГ

Полицейский (входит в класс и обращается к дону Диего): Сеньор лейтенант, вам повестка с приказом немедленно отправиться во Вьетнам.

Дон Диего: Мама миа, аве Мариа. (Внезапно дона Диего осеняет счастливая мысль и он рубит фразы.) На костер новые учебники истории и географии! Наша столица называется Гватемала! А все-таки Техас оттяпали янки! Не тронем благородную пичугу кетсаль! Янки, гоу хоум! (Дона Диего заковывают в наручники и под конвоем выволакивают из класса. Скрежет напильника усиливается. Занавес.)

Газета «Известия», 13 августа.

в начало

1967

Мехико – Москва[14]

Несколько месяцев назад, когда в Боготе в качестве специального корреспондента агентства печати «Новости» я брал интервью у президента Колумбии д-ра Карлоса Льераса Рестрепо, хозяин дворца «Сан Карлос» сказал мне: «Не удивляйтесь, что некоторые круги ставят под сомнение искренность желания Советского Союза развивать отношения с моей родиной. Ведь страны с однотипными социальными режимами неизменно проводят однотипную внешнюю политику, диаметрально противоположную интересам стран с другим социальным режимом».

Помнится, я ответил, что не могу согласиться с этим мнением.

– Господин Президент, – сказал я, – достаточно сослаться только на пример Франции. Эта страна по ряду кардинальных проблем современности сегодня имеет больше общих точек зрения с социалистическим Советским Союзом, чем с капиталистическими Соединенными Штатами, со страной, у которой родственный с Францией социальный режим.

Именно в свете этой «дипломатической аномалии» я хотел бы коснуться вопросов, сближающих внешнеполитические позиции Советского Союза и Мексики.

Внешняя политика каждой страны отражает не только ее социальный строй, но и традиции народа, условия, в которых закаляется его национальный характер. Первым законодательным актом социалистической революции в России был декрет о мире. Революционный народ, взявший власть в свои руки, перед лицом враждебного ему окружения жаждал двух элементарных вещей: установления прочного мира между всеми народами и невмешательства в его внутренние дела. Но примерно в те годы, когда звездно-полосатый флаг реял над затопленным в крови Веракрусом, когда головорезы генерала Першинга бесчинствовали на мексиканской земле, 14 иностранных держав точили ножи для вооруженной интервенции против молодой Республики Советов. Именно тогда, в 1917 году, Ленин гневно писал: «Америка желает скушать Мексику».

Революционный порыв российского пролетариата оказался вдохновляющей силой для народов всей нашей планеты. Есть немало свидетельств, что эта сила «русского примера» не обошла стороной и Мексику. Я говорю о моральном воздействии Октябрьской революции, а не о фантастических вымыслах империалистической пропаганды относительно «кровавых интриг большевиков». Как писал видный американский историк Паркс в своем классическом труде «История Мексики», «мексиканское движение за переустройство общества, говорившее в XIX веке по-французски, теперь начинает говорить по-русски». Лучшие представители мексиканской революции подчеркивали благородство идей Октябрьской революции. Можно привести слова бессмертного Эмилиано Сапаты, сказанные им в феврале 1918 года: «Дело, за которое борются революционная Мексика и недавно освободившаяся Россия, – это общее дело всего человечества, в котором заинтересованы все угнетенные народы».

Угнетенные народы, завоевавшие независимость ценой неимоверных жертв и лишений, неизменно тянутся друг к другу. Поэтому, на мой взгляд, далеко не случайно, что первой страной Западного полушария, установившей дипломатические отношения с молодой Республикой Советов, была именно Мексика. Советский народ не забудет, что в то тяжелое для него время, когда империалистическая дипломатия подвергала блокаде, «санитарному кордону» первое в мире социалистическое государство, Мексика решилась на акт его признания. Прямо скажем, по тем временам это был мужественный шаг. Мне кажется, что общность внешнеполитических концепций Советского Союза и Мексики, при всем отличии существующего в этих странах социального строя, зиждется на «трех китах»: страстном стремлении к всеобщему и прочному миру, ненависти к империалистической политике угнетения и агрессии, уважении права каждого народа вершить по собственной воле свою судьбу. Сошлемся в качестве примера на узловые события дипломатической истории последних десятилетий.

Интервенция итальянского фашизма против Абиссинии, когда дракон впервые пробует крепость своих резцов. С трибуны Лиги Наций делегаты Советского Союза и Мексики клеймят агрессора, требуют положить конец варварской интервенции против беззащитного народа африканской страны.

Фашистский мятеж в Испании, итало-германское вторжение на Пиренеи. Пожалуй, только две страны мира – Советский Союз и Мексика – оказали столь существенную помощь героическому испанскому народу, защищавшему рубежи демократии. Мексика всемерно поддержала законное испанское правительство, снабжала его оружием и боеприпасами. Советский Союз оказывал республиканской Испании огромную морально-политическую, экономическую и военную помощь. После поражения Республики именно на земле Советского Союза и Мексики находят приют многие тысячи испанских беженцев и политэмигрантов. И по сей день, спустя тридцать лет после трагического финала гражданской войны в Испании, Советский Союз и Мексика продолжают оставаться убежденными противниками существующего там тоталитарного режима.

Испанские события явились прелюдией Второй мировой войны. «Аншлюс» Австрии, мюнхенский сговор и расчленение Чехословакии были осуждены Мексикой. Что касается Советского Союза, то он выступил инициатором принятия коллективных мер для пресечения гитлеровской агрессии. СССР предложил вооруженную помощь Чехословакии при условии выполнения Францией союзнического договора и возможности прохода войск через территорию соседней страны. Но Запад отверг инициативу Советского Союза, расчистив путь для танковых дивизий гитлеровского вермахта.

Советский Союз понес самые тяжелые потери среди всех участников войны, и он же внес решающий вклад в разгром гитлеровской Германии. Раньше других латиноамериканских стран, когда фортуна, казалось, сопутствовала фашизму, Мексика объявила войну державам оси.

В сложном послевоенном мире внешнеполитические акции Мексики, особенно направленные на защиту принципов невмешательства во внутренние дела других народов, неизменно находили понимание и поддержку Советского Союза. Мехико и Москва осудили интервенцию США против Гватемалы и Доминиканской Республики, политику создания континентального жандармского корпуса – межамериканских вооруженных сил. Мексика, будучи единственной страной Латинской Америки, сохранившей дипломатические отношения с Кубой, продемонстрировала тем самым лучшие демократические и патриотические традиции своего народа, способность дать достойный отпор империалистической политике угроз и шантажа. Позиция Мексики по вопросам мирного сосуществования, всеобщего разоружения, борьбы с колониализмом, в том числе изложенная с высокой трибуны ООН, соответствует взглядам и советских людей.

Я далек от идеализации – на многие явления современного мира мы смотрим по-разному. Но у нас нет старых взаимных векселей, нам нечего делить, кроме общей ответственности за судьбы мира и счастье грядущих поколений.

Журнал «Сьемпре» (испанский язык, Мехико), 12 июля.

в начало

1968

Под созвездием Южного креста

Рейс в Коста-Рику *

«Русский журналист отказывается отвечать» *

Обыск в отделении ДАС * Что такое СИЕСПАЛ *

Дискуссия на экваторе * «Фонд Форда» умывает руки

Из Эквадора мне нужно было попасть в Коста-Рику. Прямого авиационного сообщения между этими странами нет, и предстояло неизбежное 30-минутное пребывание в аэропорту Панамы для смены самолета. Чтобы получить символическую транзитную визу, я обратился к панамскому консулу в эквадорской столице Кито. По роду своего основного занятия консул являлся преуспевающим врачом-венерологом, а так как занимавшее одну комнату в здании банка консульство находилось на ремонте, пришлось с душевным трепетом переступить порог его частной клиники. Многочисленные пациенты, уткнув лица в газеты, ждали своей очереди. Оставалось последовать их примеру.

Консул-венеролог был несказанно смущен, узнав, что советскому гражданину нужна не медицинская помощь, а транзитная виза.

– Визу я вам дать не могу, – сказал консул, – но послушайте моего доброго совета, езжайте-ка вы в Панаму без всяких формальностей. В худшем случае вас могут отправить назад в Эквадор. Хотя постойте, – рассуждал сам с собой консул. – Обратной эквадорской визы у вас нет, и в этом случае по прибытии в Кито вас этапом отправят в Панаму. А из Панамы снова вышлют в Кито, и так, пока у вас не кончатся деньги на дорогу. Потом будет хуже. Знаете, есть идеальный выход из положения – езжайте вы домой. Впрочем, ни вы меня не видели, ни я вас не видел, – оглядываясь по сторонам, шепотом произнес консул. – Но пока вы в Кито, я к вашим услугам...

После игривого напутствия консула захотелось немедленно сложить чемодан. Но была еще одна возможность: раз в неделю из Боготы – столицы соседней с Эквадором Колумбии, шел самолет в Коста-Рику. Правда, и в этом случае маршрут был не из приятных. Из Боготы предстояло лететь до колумбийского острова Сан-Андрес, там пересесть в авиетку подозрительной компании некоего сеньора Ваноли, которая не фигурирует ни в одном авиационном справочнике, и, прыгая с одного острова на другой, добираться на перекладных до Коста-Рики. Но это был единственный, притом вполне легальный, вариант, и, предварительно получив колумбийскую транзитную визу, я летел из Боготы навстречу таинственному сеньору Ваноли. И когда все препятствия, казалось, были преодолены, случилось непредвиденное: в воздухе у самолета отказал мотор, и мы вернулись в Боготу. Встреча не состоялась ни с Коста-Рикой, ни с самим сеньором Ваноли. Оставалось с опозданием воспользоваться мудрым советом панамского консула и возвращаться домой.

Последняя ночь в респектабельном отеле Боготы «Континенталь» прошла беспокойно. На рассвете дверь моего гостиничного номера едва не сорвали с петель, и требовательный голос приказал: «Откройте, ДАС!». Потом в номер вкатился шарообразный человечек и извлек из кармана коробку, на бархате которой покоился жетон агента политической полиции.

На фасаде многих зданий Боготы я не раз видел выведенную торопливой рукой надпись «ДАС – это фашизм». ДАС – «Административный департамент безопасности», служба колумбийской политической полиции – заслуженно пользуется в стране весьма дурной репутацией.

После утомительного допроса шарообразный человечек изрек: «Вы путешествуете под двумя различными именами, следовательно, вы являетесь тайным агентом, следовательно...» Дело в том, что в паспорте принято писать фамилию с французской транскрипцией, а в корреспондентском удостоверении – с английской. Семантические нюансы не были приняты во внимание назойливым посетителем. Он брал телефонную трубку, и начинались бесконечные консультации с полицейским руководством: «Сеньорита, дайте номер 414497... Шеф, беспокоит Сабогаль, русский журналист продолжает отказываться отвечать на вопросы, жду инструкций...»

Напомнив сеньору Сабогалю, что за каждый телефонный вызов предстоит расплачиваться мне, я пригласил управляющего отелем: «Либо я, либо он, но учтите, местным журналистам немедленно станет известно, что ваш отель превратился в филиал политической полиции». Памятуя о коммерции и репутации отеля, управляющий бережно увел шарообразного человечка из моего номера. Пора было собираться в аэропорт, и досыпать оставалось в самолете.

У входа в аэропорт «Эльдорадо» два незнакомца радостно сообщили, что в местном отделении ДАС с нетерпением ждут встречи со мной. Там начался дотошный допрос и обыск с выворачиванием карманов.

– Полгода назад меня принимал ваш президент, он любезно сказал, что советские журналисты – желанные гости в Колумбии.

– Мало ли что говорит президент. Скажите лучше, с каким типом вы изображены на этой фотографии?

– Вам не стыдно не знать президента соседней и дружеской республики Эквадор? Его наверняка не порадует ваш столь нелестный отзыв...

Препирательства продолжались, и представитель компании «Эйр Франс» уведомил, что он весьма сожалеет: самолет уйдет без одного пассажира. Но коммерческие интересы компании «Эйр Франс» оказались не менее весомыми, чем у отеля «Континенталь», отлет отложили на полчаса, и меня отпустили с богом.

На следующий день местные газеты писали: «Обыск русского журналиста был произведен по указанию свыше. Он не дал никаких результатов». В тот же день газеты сообщили о совещании военных руководителей Колумбии, принявших «интегральный план уничтожения партизан». Генералы призывали «искоренять крамолу, врагов внешних и внутренних». Очевидно, я входил в эту номенклатуру...

Злоключения на воздушных трассах Латинской Америки не заслуживали бы даже упоминания, не будь они характерной чертой будней едва ли не каждого попавшего в эти края советского журналиста. Нигде не звучат так актуально слова Маяковского о «краснокожей паспортине», как перед цепенеющими от шока властями латиноамериканских стран. Нигде перед советскими журналистами не встают такие прочно сбитые шлагбаумы дремучего невежества, тупости, подозрительности и предрассудков, как во многих странах Латинской Америки. Потому что нигде так буйно не произрастает крапива антикоммунизма.

Известный бразильский журналист Нестор де Оланда недавно рассказал о таком случае. После возвращения драматурга Диаса Гомеша в Рио-де-Жанейро из поездки по Советскому Союзу один его собрат по перу, человек, очевидно, обладающий более высоким цензом грамотности, чем коренные жители Амазонии, спросил: «А правда ли, что там едят новорожденных?» Диасу Гомешу оставалось невозмутимо ответить: «Да, это правда. Перед самым отлетом из Москвы я съел младенца, приготовленного с жареным рисом. Было так вкусно!»

В конце прошлого года я оказался в Эквадоре в качестве преподавателя семинара Международного центра высших журналистских курсов для стран Латинской Америки, или сокращенно СИЕСПАЛ. Но сначала о самой этой организации.

СИЕСПАЛ создан в 1960 году как учебный и научно-исследовательский центр по проблемам массовых коммуникаций (пресса, радио, телевидение, кино) для стран Латинской Америки с постоянным местопребыванием в эквадорской столице Кито. Его патронами являются международная организация по вопросам образования, науки и культуры при ООН (ЮНЕСКО), Организация американских государств и Национальный университет Кито. Деятельность СИЕСПАЛ частично субсидирует также «Фонд Форда». Столь разношерстный состав патронов определяет противоречивый характер деятельности СИЕСПАЛ.

Ежегодно СИЕСПАЛ организует двухмесячный семинар для стипендиатов всех стран Латинской Америки и США. Стипендиаты являются преподавателями факультетов журналистики либо профессиональными журналистами, прошедшими по открытому конкурсу. Перед ними с циклами лекций выступают известные авторитеты в области массовых коммуникаций, как правило, из крупных университетских центров США и западноевропейских стран. Вот перечень некоторых курсов, прочитанных на последнем семинаре в Кито: «Социология массовых коммуникаций» (профессор Парижского университета Жофр Дюмаседье; он, кстати, подчеркнул влияние теории условных рефлексов академика Павлова на область социальной психологии), «Методология общественного мнения» (профессор Римского университета Виталиано Ровигатти), «Массовые коммуникации и общественное развитие», «Эффект массовых коммуникаций» (профессора Мичиганского университета Идейа Кумата и Давид Берло), «Общественные отношения» (профессор Висконсинского университета Скотт Кутлип).

На этих лекциях, несмотря на сугубый академизм, подчас затрудняющий их восприятие, лежала явная печать буржуазного взгляда на роль массовых коммуникаций в общественном развитии. В частности, пресса, радио и телевидение выглядели как некая самодовлеющая надклассовая сила, способная решающим образом влиять на изменение социально-экономических и политических условий общества.

Выдержанное в подобном духе выступление профессора Мичиганского университета Давида Берло неожиданно прервала гневная реплика, брошенная из зала: «Латинская Америка нуждается не в сладких побасенках, а в социальной революции!» Эти слова принадлежали одетому во все черное молодому человеку, любимцу остальных стипендиатов Хосе Гомесу Искиердо. Замечу, что он не только профессор факультета журналистики Католического университета крупнейшего эквадорского города Гуаякиль, но и «падре», как называют в Латинской Америке священника.

Экстравагантный поступок «падре» отразил умонастроения многих стипендиатов СИЕСПАЛ – людей, критически относящихся не только к идеалистическим канонам науки, но и к обществу, продуктом которого эта наука является. Я уже не говорю об антиимпериалистических настроениях подавляющего большинства слушателей. Они и определяют противоречивый характер СИЕСПАЛ.

Мне довелось быть первым советским преподавателем, принимавшим участие в работе СИЕСПАЛ. При этом тема предложенного лекционного курса была, с точки зрения руководителей семинара, «наиболее аполитичной» – «Психология массовых коммуникаций». Кому, как не соотечественнику Достоевского, пояснили мне, дано право судить о воздействии средств информации на иррациональную сторону человеческой деятельности?

В самом начале лекционного курса я оговорился: тесная взаимосвязь социальной психологии со смежными науками, прежде всего с социологией и философией, а также необходимость разъяснения основ советской журналистики вынуждают меня выйти за рамки темы. В десяти лекциях я коснулся таких вопросов, как связь социально-экономического и культурного прогресса Советского Союза с развитием средств массовых коммуникаций; развитие прессы, радио и телевидения в Советском Союзе; взаимосвязь общественного мнения в Советском Союзе со средствами массовых коммуникаций; конкретные социологические исследования в СССР, посвященные воздействию прессы, радио и телевидения на аудиторию. Эти лекции СИЕСПАЛ решил издать отдельной книгой под названием «Средства массовых коммуникаций и общественное мнение в СССР».

Отрадно, что между «коммуникатором» и аудиторией установилась двусторонняя связь. Слушатели проявили дружелюбие, внимание и громадный интерес к Советскому Союзу. Они подробно расспрашивали о методике выявления общественного мнения в Советском Союзе. Для них явилось открытием, что советские люди охотно дают интервью, отвечают при проведении различных социологических опросов. Мне пояснили, что в латиноамериканских странах население с подозрением, а нередко и со страхом относится к анкетированию: журналиста принимают за полицейского или сборщика налогов и обычно уклоняются от ответов.

Позднее, когда были оглашены результаты опроса, проведенного среди самих стипендиатов, наибольшее количество очков в пункте «назовите лучшего преподавателя семинара» выпало на мою долю. Может быть, выбор в какой-то степени определило то обстоятельство, что я оказался единственным преподавателем, говорившим на родном языке большинства слушателей семинара – испанском. А может быть, они просто проявили чувство юмора...

На торжественном акте закрытия VIII курсов СИЕСПАЛ генеральный секретарь Хорхе Фернандес, подчеркнув значение семинара в совершенствовании профессиональных знаний стипендиатов, указал на растущие трудности, связанные главным образом с недостатком материальных средств. Оказывается, «Фонд Форда» решил впредь не распространять на СИЕСПАЛ свою филантропическую деятельность.

Между тем в условиях разобщенности журналистов латиноамериканских стран СИЕСПАЛ является единственным, в какой-то мере связующим, звеном между ними. Слушатели с энтузиазмом поддержали предложение создать на базе СИЕСПАЛ Латиноамериканскую ассоциацию преподавателей журналистики. В среде стипендиатов – представителей различных политических воззрений практически всех стран континента царила атмосфера товарищества. Эквадорские газеты опубликовали фотографию танцевавшей на одной из вечеринок пары – преподавательницы Мичиганского университета Эдны Роджерс и заместителя редактора кубинской газеты «Сьерра Маэстра» Элоя Консепсиона Переса.

Последний вечер стипендиатов в Кито завершился совместным ужином. Из зарубежных фильмов о России присутствовавшие вынесли твердое убеждение, что каждый житель нашей страны обладает даром виртуозно исполнять половецкие пляски. Дабы подтвердить это мнение, советскому преподавателю пришлось по категорическому требованию его слушателей исполнить подобие сольного танца...

СИЕСПАЛ является не только учебным, но и научно-исследовательским центром. Небольшой коллектив (всего четыре человека) занимается научной разработкой вопросов средств информации в странах Латинской Америки. Многие результаты этих исследований, а о них речь пойдет дальше, носят проблемный характер и издаются в виде отдельных монографий. И если с концепцией авторов, методологией и выводами часто нельзя согласиться, то собранный и обобщенный ими фактический материал представляет интерес.

На семинаре СИЕСПАЛ я воочию убедился, какое большое внимание – не только в странах, имеющих многолетние журналистские традиции, но и в развивающихся государствах – уделяется научно-исследовательской работе в области массовых коммуникаций, ее социологическому и психологическому аспектам. Между тем, если наша советская журналистика с недавнего времени начала брать на вооружение социологию, то психология практически игнорируется.

Буржуазная наука гипертрофирует эмоциональную сторону человеческой деятельности. И тем не менее взаимосвязь между психологией и средствами информации очевидна. Известный опыт в этой области накоплен учеными Москвы, Ленинграда, Новосибирска и некоторых других научных центров. Исследования такого рода требуют не только целенаправленности, координации усилий всех специалистов в области социальной психологии и журналистики, наличия единого научного центра, но и соответствующего периодического издания. Пожалуй, больше других изданий восполняет этот пробел «Вестник Московского университета. Серия журналистика». Однако это узковедомственный журнал, способный в лучшем случае аккумулировать опыт исследований пусть и крупнейшего, но все-таки лишь одного учебного и научного учреждения.

Известно крылатое определение Аристотелем риторики, этого эквивалента журналистики в эпоху древности: «Поиск всех возможных средств убеждения». Классическая схема социологии и психологии массовых коммуникаций – «коммуникатор–содержание информации–канал–аудитория–эффект» используется отнюдь не во имя «чистой науки», а сугубо в прикладных целях.

Д. Гэллап, руководитель одноименного американского института общественного мнения, выступая в 1963 году на симпозиуме с докладом «Пропаганда и холодная война», откровенно заявил: «Я полагаю, что единственной областью, в которой мы, возможно, имеем превосходство перед русскими, являются наши методы исследования, применяемые в предварительной проверке пропагандистских идей и в измерении успешности их применения. Благодаря исследованиям создается возможность выявить, какие именно из многочисленных основных пропагандистских призывов должны быть включены в наши пропагандистские программы, и измерить влияние этих идей на изменение точек зрения. Благодаря исследованиям мы можем знать в любое время и любом районе мира, кто именно побеждает в пропагандистской битве, и мы можем узнавать гораздо больше о причинах этого».

Это заявление, несмотря на его безапелляционный тон, заслуживает внимания. В «пропагандистской битве» за умы людей американский империализм использует науку так же широко, как Пентагон использует ее в сугубо военных целях. Наглядный тому пример – американская пропаганда в странах Латинской Америки.

Латиноамериканская пресса под скальпелем СИЕСПАЛ *

Диверсия концерна «Тайм» – «Лайф» * Полтора века назад знали больше *

Женивал Рабелу обвиняет

Опустела аудитория Национального университета Кито, где в течение двух месяцев проходил семинар СИЕСПАЛ. Его персонал вновь приступил к научно-исследовательской работе в области массовых коммуникаций.

Последняя монография, изданная СИЕСПАЛ в 1967 году, называется «Две недели прессы Латинской Америки». Этот фундаментальный труд, итог пятилетней работы, подверг кропотливому анализу почти девять тысяч газетных полос, вышедших за две недели в различных частях латиноамериканского континента. Существуют два метода подобного исследования. По мнению профессора Парижского университета Жака Кайзера, исследование должно охватывать «международные будни», отрезок времени без какой-либо мировой сенсации. Метод его американского коллеги Вильбура Шрамма, наоборот, предполагает анализ реакции прессы в обстановке чрезвычайного события. СИЕСПАЛ совместил оба метода: одна неделя была избрана «рядовой», а другая – «сенсационной» – в связи с полетом американского космонавта Карпентера. При этом окончательные выводы делались на основании особенно детального анализа 29 газет за период 14–27 мая 1962 г.

Скажем откровенно, методологически исследование СИЕСПАЛ небезукоризненно. В перечень обозреваемых газет не был включен ни один прогрессивный орган печати. Так, вне поля зрения исследователей оказались бесчисленные факты антиимпериалистической, национально-освободительной борьбы. Тем не менее вопреки завуалированной тенденциозности СИЕСПАЛ (как-никак исследование проводилось за счет субсидий «Фонда Форда») в монографии содержится большой систематизированный и обобщенный фактический материал, который не оставляет сомнения в том, кто, как и ради чего формирует общественное мнение в странах Латинской Америки.

О каких «национальных» новостях, и в какой пропорции сообщают своим читателям 29 крупнейших газет Латинской Америки? 45,2 процента «национальной» информации занимает спорт, 4,1 – уголовная хроника. «События, непосредственно связанные с проблемами социального, экономического и культурного развития на континенте, занимают 9,1 процента всей информации» – констатирует исследование СИЕСПАЛ. Преобладающая часть газетной площади отведена под рекламу. У «чемпиона» латиноамериканских газет по своего рода весовой категории – бразильской газеты «Эстаду ди Сан Паулу», которая издается на 60 полосах, 73 процента площади занимает реклама.

Иностранная информация подразделяется на «континентальную информацию» – события, происходящие в пределах Западного полушария, и на «внеконтинентальную» – за его пределами. Хотя в Западном полушарии свыше 20 стран, говорящих на испанском, португальском, французском, и только две – на английском, на долю последних приходится половина всей «континентальной информации». Среди стран английского языка 97 процентов всех сообщений посвящено Соединенным Штатам. Важен, разумеется, не только арифметический подсчет, но и содержание самой информации. Почти половина «континентальной информации» из стран латинских языков отдана футбольным новостям.

Остается еще «внеконтинентальная информация», исходящая из мира вне Западного полушария. В ее общем объеме жизни Советского Союза посвящено всего 3,5 процента, событиям в странах Африки – 7,5 процента всех сообщений. Все станет на свои места, если принять во внимание источник иностранной информации. 84 процента всей зарубежной информации 29 газет составляют сообщения телеграфных агентств, главным образом двух американских – ЮПИ и Ассошиэйтед Пресс. Вот и ключ к разгадке. В голосе буржуазных латиноамериканских газет звучит явный североамериканский акцент.

30 июня 1965 г. нью-йоркская фирма «Эрдос энд Морган» провела по поручению известного издательского концерна «Тайм» – «Лайф» опрос с целью выяснить, «какой латиноамериканской газете отдают предпочтение управляющие североамериканских компаний». Среди без малого трех тысяч газет, выходящих в Латинской Америке, фаворитами монополистов США оказались 14 органов печати. В день проведения опроса эти газеты опубликовали около 500 сообщений информационных агентств, причем из каждых 11 телеграмм 8 принадлежали ЮПИ и Ассошиэйтед Пресс. Из всего потока международной информации газеты выделили два сообщения – «успехи» США во Вьетнаме и посещение королевской четой голландского парламента. Шесть газет сообщили только об этих фактах. Другие газеты присовокупили сообщения о сражении между африканским племенем и гориллами в Нигерии и «обнаружении» Ноева ковчега в Турции. Такова была мозаичная картина мира в зеркале «большой» латиноамериканской прессы. Не зря известный венесуэльский публицист Элиасар Диас Ранхель свою книгу о деятельности информационных агентств США в Латинской Америке назвал «Слаборазвитые народы в области информации». Книга была написана в 1966 году в мрачном подземелье каземата Сан-Карлос (характерная обстановка, в которой создаются честные книги!).

Ни в одном другом районе мира информационные агентства США не обладают таким влиянием, как в Латинской Америке. С одной стороны, они являются монополистами в области снабжения информацией большинства органов печати латиноамериканских стран, а с другой – в области освещения в прессе капиталистического мира происходящих в Латинской Америке событий. Эта двойная зависимость усугубляется беспардонной деятельностью в Латинской Америке Информационного агентства США (ЮСИА), главного орудия идеологической экспансии Вашингтона к югу от Рио-Гранде.

Сошлемся только на один документ – «Инструкцию всем редакторам», подписанную руководителем ЮПИ в Бразилии. Инструкция, адресованная корреспондентам агентства, жестка, как военный приказ: «Рекомендую не отбирать и не обрабатывать ни одно сообщение, касающееся прибылей «Стандард ойл». Любое сообщение такого рода предлагаю немедленно направлять лично мне».

Кажется невероятным, но полтора века назад, во время войны за независимость бывших испанских колоний, Западная Европа была полнее, чем сейчас, информирована о событиях в Латинской Америке. Когда в апреле 1961 года была совершена интервенция против Кубы, американские информационные агентства попытались внушить мировому общественному мнению, что победа наемников – свершившийся факт. С легкой руки американских агентств буржуазная пресса писала: «Фидель Кастро просит убежища в Мексике... Сотни членов милиции переходят на сторону войск вторжения...» Эта заведомая ложь сообщалась даже в тот момент, когда американские наемники уже были окончательно разгромлены.

«Большая пресса» Латинской Америки не только освещает международные события в фокусе официозной политики Вашингтона, но и концентрирует основное внимание на событиях, происходящих в США, разумеется, в духе безмерного восхваления «американского образа жизни». По словам декана факультета журналистики Колумбийского университета Эдварда Баррета, латиноамериканская пресса «наибольшее предпочтение» отдает фактам из жизни в США. Другой американский исследователь, Джон Меррил, установил, что мексиканская газета «Новедадес» отводит событиям в США столько же места, сколько «Нью-Йорк таймс» всей международной информации. Но и этот рекорд побила наиболее правая мексиканская газета «Эксельсиор».

Диапазон воздействия «большой прессы» на аудиторию ограничен и в силу неграмотности большинства населения латиноамериканских стран и потому, что газета по карману отнюдь не каждому. По данным ЮНЕСКО, в некоторых латиноамериканских странах стоимость годовой подписки на газету составляет около 30 процентов среднего дохода на душу населения!

Что касается «барьера неграмотности», то его пропаганда США стремится преодолеть с помощью радио и телевидения, внедряя и здесь дух низкопробной сенсации, когда факты подчас просто высасываются из пальца, а желаемое выдается за действительное. Невольно вспоминаю эпитафию на могильном камне кладбища одного бразильского городка. Она гласит: «Здесь покоится Жоазиньу Насимьенту ди Перпетуо Сокоррейру. Он мог бы быть президентом республики, маршалом, адмиралом, архитектором, министром, губернатором и даже самим Пеле. Он не был никем из них. Почему? Потому что умер новорожденным».

Эту эпитафию можно предпослать многим материалам «большой» латиноамериканской прессы, которая так и не смогла стать источником добросовестной информации.

Года два назад по приглашению АПН Советский Союз посетил известный бразильский издатель и журналист Женивал Рабелу. Результатом его поездки по нашей стране явилась книга «На другом краю света. Жизнь в СССР», вышедшая в Рио-де-Жанейро двумя изданиями – редкий случай издательской практики в Бразилии. Это честная, правдивая книга, своеобразная энциклопедия, посвященная нашей стране. По словам автора предисловия, книга «популярно и объективно рассказывает о том, что далеко не всем нам известно, но о чем все очень хотят знать: о любви в России, о выборах, дискуссиях, местных органах власти, профсоюзах, печати в России (которая «цивилизованным христианам» не кажется свободной, потому что ее свобода – это не синоним свободы для владельцев газет), о материальном благосостоянии, социальном обеспечении и здравоохранении в России».

Почти одновременно с этой книгой вышла в свет другая работа Женивала Рабелу – «Иностранный капитал в бразильской печати» – скрупулезно аргументированный обвинительный документ против подрывной деятельности США в прессе Бразилии. Чтобы написать эти две книги, автору, который, по его словам, начал свою журналистскую карьеру как «ревностный американофил», самому, на личном опыте надо было пережить крах многих иллюзий.

Много лет подряд Женивал Рабелу издавал журналы «ПН» («Политика и бизнес»), «ИМ» («Промышленность и торговля»), «Ежегодник торговой рекламы» и «Ежегодный справочник печати, радио и телевидения Бразилии», предназначавшийся для представителей делового мира страны. В течение нескольких лет все эти издания последовательно прекратили свое существование. Кончина журналов Женивала Рабелу – лишь эпизод кампании крупнейших концернов США, прежде всего «Тайм» – «Лайф», по удушению бразильских национальных изданий и их замене американскими.

Формально бразильская конституция запрещает выпускать в стране иностранные издания. Однако «Тайм» – «Лайф» грубо попирает закон, выступая, впрочем, как и другие американские монополии, орудующие в Бразилии, под фиговым листком «смешанных» и «национальных» фирм. Так, американский нефтяной спрут «Стандард ойл оф Нью-Джерси», действуя в Бразилии под ширмой «ЭССО бразилейро», издает «бразильский» журнал «Репортер ЭССО».

Атаку на журнальный рынок начало самое массовое американское издание «Ридерс дайджест», ежемесячно выпускающееся в Бразилии полумиллионным тиражом. Для детей были предназначены 200 журналов с «комиксами». Эти культивирующие невежество американские лубки выпускаются ежемесячным тиражом в 20 миллионов экземпляров. В крупнейшем бразильском городе Сан-Паулу была создана подставная издательская фирма «Абрил» во главе с сотрудником концерна «Тайм» – «Лайф» американским гражданином Виктором Чивита. Его родной братец возглавил аналогичное и одноименное издательство в Аргентине. «Бразильская» фирма «Абрил» приступила к выпуску массового иллюстрированного журнала «Реалидади», а всего ныне издает почти 5-миллионным тиражом около 20 журналов, предназначенных для всех слоев населения.

Для идеологического воздействия на «элиту» бразильского общества – финансовые, торгово-промышленные и аграрные круги – «Тайм» – «Лайф» выпускает сравнительно малотиражные и убыточные журналы. Такие специализированные издания, как «Спутник промышленника», «Сельскохозяйственный путеводитель» и «Спутник строителя» имеют целью подмену национального мировоззрения их читателей проамериканским. Все эти журналы открыто и «в убыток» субсидируются крупнейшими американскими монополиями. Они знают, что все расходы окупятся сторицей: слишком лакомым для них куском является бразильская экономика.

Возьмем наугад любой номер «Спутника промышленника». Три четверти объема журнала занимают рекламные объявления (на которые он и существует) американских фирм, в том числе реклама товаров, которые вообще не продаются в Бразилии. Этот же журнал извещает, что он имеет «контролируемое распространение», иными словами, рассылается бесплатно. А ведь американского рекламодателя интересует прежде всего, насколько широк круг читателей того или иного издания, сколько потенциальных покупателей прочтут его. Так вопреки логике коммерции американские монополии кормят «троянского коня» треста «Тайм» – «Лайф».

С другой стороны, рекламная политика американских фирм является смертоносным оружием шантажа и удушения бразильских национальных изданий. Несколько лет назад директор самого процветающего бразильского журнала «Маншети» Жустину Мартине после посещения Советского Союза опубликовал в целом доброжелательный репортаж, уведомив читателей, что «продолжение следует». Однако читатели были обмануты в своих ожиданиях, и продолжения репортажей не последовало, так как американские монополии пригрозили лишить журнал рекламы. Что же говорить о сопротивляемости куда менее процветающих в коммерческом отношении изданий! Трест «Тайм» – «Лайф» буквально шагал по трупам бразильских журналов. В короткий срок было ликвидировано 40 одних технических журналов, и в их числе великолепный журнал «Модулу», созданный и руководимый великим бразильским архитектором Оскаром Нимейером.

США действуют аналогично, хотя и менее безнаказанно, в другом крупнейшем латиноамериканском государстве – Мексике. Как писал недавно экономический обозреватель мексиканского журнала «Сьемпре» Хосе Луис Сесенья, «в настоящее время мы испытываем подлинное вторжение издаваемых в Соединенных Штатах на испанском языке журналов. В страну ежемесячно поступают более 1,5 миллиона экземпляров различных журналов. Существует и другая серьезная проблема: один за другим крупные мексиканские журналы начинают издаваться в США. Этот факт вызывает растущую тревогу в среде владельцев предприятий национальной полиграфической промышленности». Дискуссия с Хосе Луисом Сесенья, потребовавшим «мексиканизировать» национальный журнальный рынок, была проведена в соответствии с нравами соседнего Техаса: среди бела дня в центре столицы его жестоко избила шайка хулиганов.

В Мексике, как и в других странах континента, удавка американской конкуренции в области прессы снабжена рекламными крючками. Две трети объема каждого номера журнала «Ридерс дайджест», издаваемого для Мексики ежемесячным тиражом около 400 тысяч экземпляров, отводится под рекламу. Например, майский номер журнала за 1966 год опубликовал 59 рекламных объявлений различных фирм, из которых 37 – американских, 14 – западноевропейских, 4 – «смешанных» и только 4 – мексиканских.

Режим коммерческой рекламы служит средством негласной жесткой цензуры. Ассоциация печати Уругвая – одна из самых массовых, боевых и сплоченных журналистских организаций в Латинской Америке – провела опрос для выяснения факторов, препятствующих свободе прессы. Был задан вопрос: «Оказывают ли рекламодатели давление на прессу?» 96 процентов опрошенных безоговорочно ответили: «Да!» На другой вопрос анкеты 78 процентов опрошенных ответили, что для журналиста является «табу» критика частных банков, крупных универсальных магазинов, иностранных предприятий (особенно по изготовлению «кока-колы»), ипподромов, похоронных бюро.

Существует такой вид платных объявлений («ремитидо»), когда рекламируются не унитазы или холодильники, а идеи. 92 процента участников вышеназванной анкеты заявили, что существующая в газетах практика «ремитидо» ставит в неравноправное положение профсоюзы и другие массовые организации, не обладающие широкими финансовыми возможностями, а реакционным кругам создает благоприятные условия влиять на аудиторию. Роль же уругвайской прессы в формировании общественного мнения весьма значительна: достаточно сказать, что в стране на душу населения приходится больше газет, чем во Франции. Самые разношерстные организации – от «адвентистов седьмого дня» до профашистских «союзов» политических погромщиков, – как правило, на средства американского посольства публикуют одновременно во всех буржуазных газетах «манифесты» и «воззвания». Эти взятые в рамку платные объявления, иногда занимающие целую газетную полосу, доходят до истерических призывов совершать террористические акты против прогрессивных лиц и организаций и служат зримым свидетельством прочной связи между местной реакцией и ЦРУ.

Явным же детищем ЦРУ является ФИОПП – «Межамериканская федерация организаций профессиональных журналистов», образованная в 1960 году с благой целью, как говорится в ее уставе, «способствовать созданию в странах Западного полушария организаций для защиты профессиональных и экономических интересов журналистов, укреплять сотрудничество между существующими национальными журналистскими организациями, гарантировать свободу печати». Какие благородные помыслы!

Латиноамериканские журналисты с полным основанием заинтересовались сомнительными источниками финансирования ФИОПП. Им отлично известна истина, что платит тот, кто заказывает музыку. Официальный источник финансирования ФИОПП – членские взносы 28 его национальных организаций. Максимальный ежегодный доход от членских взносов мог составить 4200 долларов. Однако расходы на инспекционные поездки по странам Латинской Америки только одного эмиссара ФИОПП превысили эту сумму. На какие же средства существуют «национальные» организации, созываются различного рода семинары, выпускается специальный журнал? И Федерация журналистов Перу первой объявила в 1966 году о прекращении всяких связей с ФИОПП.

Тайное стало явным, когда газета «Нью-Йорк геральд трибюн» уточнила, что ЦРУ финансировало ФИОПП через пять подставных американских «филантропических» организаций. Разразился крупный скандал, и перед латиноамериканскими журналистами детище ЦРУ предстало в своем неприглядном облике.

] ] ]

«Большой прессе» клеветы противостоят многие прогрессивные органы печати и прежде всего коммунистические газеты: чилийская «Эль Сигло», уругвайская «Эль Популар», аргентинская «Нуэстра Палабра», колумбийская «Вос Пролетариа», эквадорская «Эль Пуэбло», перуанская «Унидад», коста-риканская «Либертад». Эти и другие газеты в отличие от крупных органов буржуазной печати не располагают многоэтажными редакционными помещениями со скоростными лифтами и неоновыми табло на фасаде, современным полиграфическим оборудованием и золотым дождем рекламных субсидий. Но газеты, которые делаются руками коммунистов (а делаются они на высоком профессиональном уровне, по-журналистски остро, оперативно и даже сенсационно в лучшем смысле этого слова), обладают гораздо большим – сокрушительным зарядом правды, активного действия и чуткой, благодарной аудиторией.

В большинстве латиноамериканских стран коммунистические партии находятся в глубоком подполье, и те, кто делает газету – от линотиписта до главного редактора, – те, кто ее распространяет, каждодневно совершают акт подлинного героизма. Не случайно имена коммунистов-газетчиков неизменно открывают мартиролог прогрессивной латиноамериканской журналистики – список жертв дикого жандармского произвола. А сколько раз работникам коммунистических газет приходилось грудью защищать свои редакции от полицейских погромов! В типографии чилийской газеты «Эль Сигло» стоит исковерканный линотип – свидетельство налета полиции в годы диктатуры, стоит не как мертвая груда металла, а как памятник павшему бойцу.

Журнал «Журналист», №№ 3,4.

в начало

1969

В Куэрнаваке, у Сикейроса

Почти круглый год в Куэрнаваке знойно и дождливо, и все же состоятельные пациенты кардиологических кабинетов предпочитают этот заштатный городок великолепию высокогорной мексиканской столицы. Одно время в Куэрнаваке находились правительство и дипломатический корпус, и некоторые старожилы до сих пор помнят обаятельную русскую женщину в высоком ранге посла – Александру Коллонтай.

Куэрнавака олицетворяет многие вехи бурной истории Мексики. Увитое плющом громоздкое здание из серого базальта было дворцом завоевателя Мексики Эрнана Кортеса. На продуваемой ветрами открытой дворцовой галерее всесильный конкистадор мечтал о новых походах и кровавых экзекуциях во славу испанской короны. А в нескольких десятках метров от дворца Эрнана Кортеса – уже другая страница истории колониального порабощения Мексики, уже иная чужеземная корона. За стенами ветхого приземистого здания с полустертой надписью «Дворец Борде» – буйная зелень запущенного парка и тина прудов. Там в своей летней резиденции резвился ставленник Бонапартов – бездумный и любвеобильный император Максимилиан, впоследствии расстрелянный мексиканскими инсургентами. По-разному мексиканцы распорядились имуществом представителей двух эпох колониального грабежа страны. Дворец Эрнана Кортеса расписан сочными фресками Диего Риверы и его учеников, там заседает парламент штата Морелос. Бывшая собственность императора Максимилиана приспособлена для хранения стеклянной тары – разнокалиберных бутылей из-под вина и прохладительных напитков.

Но главная достопримечательность Куэрнаваки – не дворцы прошлых эпох, а скромный двухэтажный особняк с верандой в просторном дворе за высокой изгородью. Пустынная улица – без названия, дома – без номеров. В установленный час нас ждет у особняка его владелец. Он среднего роста, стройный и худощавый, напоминающий нервной гибкостью матадора. Но он уже стар для корриды, человек с седой вьющейся шевелюрой и приветливым взглядом серо-голубых глаз. Он в черном свитере, полосатых брюках, ботинках со следами белил. Он – это замечательный художник нашего времени Давид Альфаро Сикейрос.

Среди современных художников Сикейрос – непревзойденный мастер настенной живописи, мураля. Его гигантские фрески, быть может, самое яркое и самобытное, что отличает Мехико от других городов мира. Фрески Сикейроса отмечены неповторимым даром великого художника-реалиста, смелого новатора, тонкого психолога, бесстрашного борца против социального гнета и насилия. И мексиканца.

В канун посещения Куэрнаваки я видел одно из последних произведений Сикейроса. На вершине самого высокого холма Мехико легендарный ацтекский король Монтесума воздвиг дворец Чапультепек. Оттуда долгие годы правил страной жестокий тиран Порфирио Диас, свергнутый в начале нынешнего века мексиканской революцией. Самый просторный зал дворца, открытый недавно для всеобщего обозрения, целиком занимает триптих Сикейроса «От порфиризма к революции».

В непримиримой схватке сошлись угнетатели и угнетенные. Зловещая аллегорическая фигура с мечом олицетворяет Порфирио Диаса – предтечу нынешних латиноамериканских «горилл». Рядом – лощеные цилиндры капиталистов, сомбреро помещиков, зеленые береты карателей американского генерала Першинга, украшенные страусовыми перьями дамские шляпки. На лицах всех этих персонажей – печать необузданной алчности, пещерной жестокости, самого низменного порока. Силам зла и насилия противостоит добрый, мудрый и бесстрашный народ, противостоит революция. Триптих завершается контуром рвущегося вперед коня – олицетворением победной поступи революции. Пусть рядом обрыв и его край усеян телами замученных повстанцев, – революции принесены жертвы, но она непобедима.

Выставленное во дворце Чапультепек творение Сикейроса буквально дышит. Языком искусства художник поведал о драме своего народа и пафосе революционного подвига. Ни одна монография о мексиканской революции, пожалуй, не в состоянии дать такого емкого и впечатляющего анализа ее сущности, движущих сил, временных попутчиков, противников и лежащих за далью сегодняшнего дня перспектив, как триптих «От порфиризма к революции».

Для Сикейроса персонажи его мураля – не канонизированные герои, а соратники по совместной революционной борьбе. У него дома можно увидеть пожелтевший от времени дагерротип, на котором изображен затянутый в ремни юный капитан революционной армии Сикейрос. Едва отгремели бои, он сменил винтовку на кисть. В 1918 году художники – участники революционных боев созвали в мексиканском городе Гвадалахаре конгресс, на котором провозгласили отказ от салонной «парижской школы». А через год в Барселоне они приняли манифест, в котором торжественно записали, что искусство должно быть достоянием не эксплуататорских классов, а народа. На этой политической платформе ненависти к буржуазному строю и расцвело искусство современного мексиканского мураля. Через всю свою бурную, сложную жизнь Сикейрос пронес верность идейно-эстетическим принципам, сформировавшимся в далекой огневой молодости.

...Перед домом Сикейроса, под открытым небом, заканчивался монтаж гигантских фресок, которые должны украсить шестиугольное помещение одного из концертных залов мексиканской столицы. Мураль называется «История человечества». Проникнутый глубоким философским смыслом, он повествует о диалектике человеческого мышления, рисует переход от смирения и покорности к сознательной борьбе с оружием в руках. В центре мураля – сцена суда Линча: эта трагическая сторона американской действительности постоянно присутствует в работах Сикейроса. На переднем плане – скульптурные изображения, они незаметно сливаются с живописью, создавая целостное и объемное восприятие всего мураля. Создать такой мураль не под силу одному человеку, даже если он Сикейрос.

В мастерской художника трудятся не только его ученики-живописцы, но и архитекторы, сварщики, инженеры, специалисты в области оптики. Здесь создаются новые сорта красок, стойкие против солнца и влаги, новые виды строительных материалов.

– Мир технически эволюционирует, и искусство тоже, – говорит Сикейрос. – Современная промышленность, в том числе советская, обладает громадными возможностями использования новых, синтетических материалов. Автомашины, самолеты, спутники обладают большим запасом прочности. Еще большей прочностью должен обладать мураль.

Размеренную речь художника, его глуховатый голос перекрывает шум автогенного аппарата. Двое рабочих в касках и сварочных очках режут металл. Указывая на своих помощников, Сикейрос говорит:

– Эти простые рабочие – бо́льшие художники, чем многие художники-профессионалы, ибо они не подвержены истерическому преувеличению собственной индивидуальности... Мы являемся единой творческой командой, а я лишь ее капитан. Вы спрашиваете о разнице между искусством мураля и станковой живописи? Она такая же, как между слаженным оркестром и солистом. Своеобразие мураля заключается в том, что его воспринимает пешеход, человек, едущий на транспорте, так сказать, «моторизованный зритель», – продолжает Сикейрос. – А такой зритель должен воспринимать изображение под любым углом. Поэтому мураль, не имея заданной статичной формы, сломал привычное со времен Леонардо да Винчи представление о перспективе, пространстве, пропорциях.

Мураль является самым массовым видом изобразительного искусства, самым действенным средством воспитания эстетических вкусов народа. Я вспоминаю разговор с Ильей Эренбургом в Испании. Он говорил примерно следующее: «Я мечтаю о том времени, когда в каждой советской семье будет подлинное произведение искусства». Тогда я ответил Эренбургу: «Это – фантазия. Ведь нельзя создавать шедевры в миллионах экземпляров. Как же мы выберем, кому должны достаться хорошие картины, а кому дурные? Улицы и площади должны украшать мурали, а их репродукции и гравюры – дома тружеников. Вот это и будет служить эстетическому воспитанию народных масс».

Мурали Сикейроса украшают интерьеры зданий не только в Мексике, но и в Аргентине, Чили, на Кубе, в США. Но всегда ли мураль выполняет ту социальную функцию, которую запрограммировал его творец, всегда ли мураль действительно является самым массовым видом изобразительного искусства? Трудно дать на этот вопрос однозначный ответ, все не так просто, как кажется на первый взгляд. Ведь мураль может быть доступен миллионам «моторизованных зрителей», а может и украшать плавательный бассейн честолюбивого нувориша.

В доме Сикейроса мы познакомились с грузным немолодым человеком, перебитая переносица которого выдавала его бывшую профессию боксера. Мультимиллионер Мануэль Суарес – работодатель Сикейроса. Установив великому мастеру ежегодное вознаграждение, он приобрел монопольные права на все его мурали, купил все его творческие замыслы. По прихоти Мануэля Суареса мураль «История человечества» должен был украсить принадлежащее ему казино в Куэрнаваке (это-то для игроков в рулетку – самый массовый вид изобразительного искусства!). И лишь под давлением широкой общественности Мануэль Суарес изменил свое первоначальное решение. А мог и не изменить.

«О-ля-ля!» – восхищался Мануэль Суарес, ощупывая бицепсы и кулаки сопровождавшего нас олимпийского чемпиона Бориса Лагутина[15]. Мне показалось, что точно так же экспансивный мультимиллионер щупает принадлежащие ему бесценные художественные творения. Впрочем, говорят, что между хозяином дома и навещающим его ежедневно гостем существуют дружеские отношения. Все-таки бывшему профессиональному боксеру, а теперь крупному капиталисту льстит сознание того, что на него падает отблеск славы Сикейроса.

Сикейрос может полновластно распоряжаться лишь собственными произведениями станковой живописи. «Я пишу картины, когда у меня нет денег», – говорит художник-монументалист. Он удивительно бескорыстен и с щедрой легкостью дарит свои картины тем нуждающимся, кому не может оказать денежной помощи. Его реалистические полотна проникнуты философским обобщением прошлого и настоящего, прозорливой мудростью, социальным протестом против угнетения человека человеком.

Многие десятилетия Сикейрос шокирует ханжескую мораль буржуазии не только своим искусством беспощадной жизненной правды, но и самоотверженной деятельностью активного члена коммунистической партии.

Лауреат международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» Давид Альфаро Сикейрос посвятил жизнь и искусству, и непримиримой, никогда не прекращающейся борьбе против фашизма и реакции. Три десятилетия назад на полях сражений в Испании подполковник Сикейрос командовал 46-й моторизованной бригадой, а затем – дивизией. Сикейрос знает вкус и солдатского пайка, и тюремной пайки. Недаром он шутит, что собрал уникальную коллекцию меню всех тюремных кухонь. Около 20 раз его подвергали заключению, а последний раз он провел в камере 4 года.

Свыше 10 лет назад Сикейрос начал работать над муралем «Театр и человек». Он буквально выстрадал это свое последнее завершенное произведение, в бессонные тюремные ночи мысленно лепил образы и, выйдя из заключения, первым делом бережно прикоснулся к холсту. Мураль должен был украсить столичный театр «Хорхе Негрете». Ножами и тесаками погромщики потрошили мураль, поливали его ядовитой жидкостью. То была мексиканская «ночь длинных ножей», когда свершилось одно из самых гнусных надругательств над культурными ценностями народа. Столетия назад с таким же вандализмом испанские конкистадоры уничтожали и оскверняли ацтекские памятники культуры. Реакция знала, как отомстить Сикейросу, как возможно больнее его ударить.

Солидарность всей честной Мексики помогла ему выстоять. Помогла сила духа, неукротимая воля этого твердо стоящего на земле, связанного с ней неразрывными корнями, великого мастера и гражданина Давида Альфаро Сикейроса.

«Литературная газета», 9 апреля.

в начало

1970

Встреча в кафе «Хихон»

Кафе «Хихон» известно мадридским старожилам не меньше, чем знаменитый музей «Прадо». Его завсегдатаи – артисты, поэты, художники, журналисты, а сейчас и самая разношерстная публика, которой льстит сознание сопричастности к миру искусства. Постоянные клиенты кафе «Хихон» и люди, чья малопочтенная профессия филера позволяет им выпить кружку пива за казенный счет: кафе считается самым «крамольным» местом Мадрида, там рождаются политические анекдоты и высказываются политические прогнозы[16].

В кафе «Хихон» над плотно сдвинутыми столиками стелется густой табачный дым. С трудом встает, чтобы пожать мне руку, атлетического сложения средних лет мужчина в темных очках.

– Идигорас, – представляется он.

Карлос Мариа Идигорас, с которым у меня назначена встреча, – известный писатель, автор ряда бестселлеров. Недавно вышло в свет восьмитомное собрание его избранных сочинений и среди них роман «Некоторые из нас не умерли»... Этот роман испанцы считают одной из лучших книг о войне, сравнивают ее автора с Хемингуэем. Но если Эрнест Хемингуэй в дни обороны Мадрида в отделе «Флорида» на проспекте Гран виа (отель впоследствии снесли, а проспект недавно нарекли именем основателя фаланги Примо де Риверы) создавал свой антифашистский роман «По ком звонит колокол», то Идигорас посвятил книгу самой позорной странице современной истории Испании – участию «голубой дивизии» в войне против советского народа. Хотя эпиграфом книги являются слова: «Этот роман – голос солдата, обратившего свой гнев против тех, кто замышляет войны», я после колебаний принял приглашение встретиться с автором. Ведь роман автобиографичен, и 16-летним юнцом Идигорас добровольно вступил в ряды «голубой дивизии». В канун 20-летия разгрома гитлеровской Германии мой собеседник, коверкая названия родных и близких нам мест, произносил: «Озеро Ильмень, Смоленск, Новгород, Колпино...» Через эти места по направлению к Ленинграду лежал путь ландскнехтов из «голубой дивизии», путь солдата разведроты Карлоса Мариа Идигораса.

– Как же вы могли, вы, писатель, считающий себя гуманистом, поднять руку на народ, не сделавший вам ничего худого?

Помолчав, Идигорас рассказывает о себе. Он родился в Бургосе, который впоследствии стал столицей фашистских мятежников. Он воспитывался в атмосфере ненависти к Республике, остро переживал гибель своих родных, принявших участие в мятеже, и с готовностью встал под знамя фаланги. Ему методично внушали, что надо мстить, мстить и мстить «красным», где бы они ни были – в Испании или в России. И когда фашистская Германия напала на Советский Союз и в «нейтральной» Испании открылись вербовочные пункты «голубой дивизии», Идигорас без колебания стал добровольцем. Больше года он провел на фронте, и мне показалось, что для него это худшие годы жизни. Но эти годы не вычеркнешь, они оставили зримые рубцы. Идигорас расстегнул сорочку – его тело изрезано шрамами. Белый саван русского снега и ослепительные солнечные лучи повредили зрение – с тех лет Идигорас не расстается с черными очками. Раненый, контуженный, обмороженный – таким вернулся Идигорас в родные края. Обостренное самолюбие (я назвал бы это свойство чертой испанского национального характера) сковывает эмоции собеседника, когда он скупо рассказывает о своем прозрении.

– Гитлеровцев мы возненавидели вскоре после прибытия на русский фронт, – глухо роняет Идигорас. – Нас, испанцев, рожденных под южным небом, как будто в насмешку бросили на север, в снега России, не дав даже зимнего обмундирования. Нас гнали как скот впереди немецких частей и на каждом шагу с арийским презрением третировали как низшую расу. А потом я увидел русских военнопленных, гордых, непокоренных людей. Один из них ударил меня, я ответил, завязалась драка, и неожиданно перед нами вырос немец из войск СС. Он спросил, кто был зачинщиком драки. Я назвал себя, потому что в противном случае парня поставили бы к стенке. Тогда я уже знал, на что способны гитлеровцы. Я видел, что они творят с русскими военнопленными, я видел виселицы. Ведь на это способен зверь, а не человек...

– А какова дальнейшая судьба солдат «голубой дивизии», сеньор Идигорас?

– О, наши власти их встретили как героев. Определили пенсию, устроили на работу. Многие получили должности швейцаров. Сейчас в своей серой, бесцветной жизни они вспоминают участие в войне как самый яркий эпизод. Участники «голубой дивизии» создали землячество. Каждый год они собираются в ресторане одного из отелей Мадрида.

Свое отношение к участию в войне на стороне гитлеровской Германии Идигорас выразил публичным отказом от пенсии ветерана «голубой дивизии». Когда наступил период сознательной переоценки ценностей, он понял, что не может жить в той среде, которая его духовно искалечила. Идигорас на долгие годы покидает Испанию. Он живет в Латинской Америке, нанимается матросом на торговое судно и посещает десятки стран мира, работает батраком во Франции, шахтером в Руре и Астурии (роман «Люди растут под землей» критика назовет «криком души о гетто обреченных»). Вернувшись на родину после долгих скитаний, шахтер Идигорас заочно оканчивает юридический факультет и становится журналистом. Он снова посещает далекие страны, берет интервью у Патриса Лумумбы, отстаивая как журналист правое дело конголезского народа. Идигорас посещает некоторые социалистические страны и, преодолевая цензурные рогатки, пишет правду о людях нового общества. Умудренный жизненным опытом, в полную меру расплатившись за ошибки и заблуждения, Идигорас становится одним из самых известных современных испанских писателей.

Но вот, завершив свою одиссею и осев на родной земле, Идигорас вновь отправляется в дальнее странствие. Он еще не все увидел, не все прочувствовал. Он поселяется в США, как холодный аналитик пытливо изучает все стороны американской действительности, и неожиданно талант писателя приобретает совершенно новую тональность. В современной зарубежной литературе трудно найти другого буржуазного автора, книги которого содержали бы такой заряд ненависти к империализму США – их внешней политике, образу жизни, идеологии и морали.

Три года назад я получил из Мадрида пересланную с оказией книгу с дарственной надписью автора. Так началось мое заочное знакомство с Карлосом Мариа Идигорасом и первое знакомство с его творчеством. Роман со странным названием «Усакос» следует причислить к жанру философской фантастики. Книгу характеризует нарочито усложненная форма повествования, обилие слов, которых не отыскать в самом подробном толковом словаре Королевской академии испанского языка. Мифическое государство Усакия, пытающееся силой распространить свою власть на весь мир, представляет смертельную угрозу для человечества. Как отмечается в предисловии к роману, «книга раскрывает правду о капитализме, разоблачает мифы, с помощью которых капитализм пытается достигнуть своих целей: Бог, Антикоммунизм, Родина, Демократия и др. Роман вводит нас в джунгли той системы, которая пытается вершить судьбами человечества».

Усакос – презрительное наименование жителей мифического государства. Впрочем, географические координаты вымышленного государства не секрет. По-испански УСА означает США. Эти три буквы воспроизводят на обложке звездно-полосатый флаг в сочетании с изображением доллара. Так авторская фантазия, усложненные символы приобретают четкие контуры реальной действительности.

Роман «Усакос» был издан и сразу же сожжен по распоряжению цензуры. Осталось лишь несколько экземпляров книги, один из которых автор прислал мне. Но Идигорас не сложил оружия. Он пишет новую книгу. На ее суперобложке траурная кайма – так автор справил тризну по своему сожженному роману.

Новая книга Идигораса объемом свыше 600 страниц недавно вышла в свет восьмым изданием. Автор отбросил в сторону полунамеки и недомолвки. Книга кратко и выразительно называется «США – освободители».

Если роман «Усакос» в силу усложненности своей формы может быть понятен лишь немногим, то новая книга Идигораса доступна каждому читателю. Да это и не роман, а построенный на документах политический памфлет, рассказывающий об истории Соединенных Штатов со времен Колумба и до наших дней.

Своеобразным эпиграфом книги Идигорас сделал беспардонные по бахвальству слова Фрэнка Бона из журнала «Америкэн джорнэл оф сосиоложи»: «Мы – самый великий народ в мире. Наше правительство – самое лучшее из когда-либо существовавших на Земле... Мы – самые лучшие в мире солдаты. Как народ мы –— наиболее ловкий и самый развитый в социальном отношении. Другие народы могут совершать ошибки, мы же избавлены от них... Провидение всегда было с нами. Мы избраны Богом для спасения и очищения мира на нашем примере». Глава за главой Идигорас разоблачает это ханжеское лицемерие, показывает истинный облик империализма США как злейшего врага свободы, мира и прогресса.

«Подлинная история США. Разоблачение нависшей над миром опасности» – таким рекламным анонсом сопровождалась продажа сенсационной книги Идигораса. В своем предисловии автор пишет: «В США за показной евангелистской риторикой скрывается жажда наживы, агрессивность, нетерпимость, расизм, откровенный милитаризм тех, кто присвоил право именоваться «божьими избранниками» и «чемпионами свободы». Подробно и документально рассказывает автор о порабощении империализмом США стран Латинской Америки. Да и саму книгу он посвящает латиноамериканским народам – неизменная жертва «чемпионов свободы». Идигорас рассказывает и об участии США в вооруженной интервенции против молодой Республики Советов. Книга Идигораса глубоко современна. По справедливой оценке автора предисловия, книга помогает лучше понять смысл войны во Вьетнаме и в других районах мира, где наблюдается пагубное вмешательство со стороны США.

...Уже первый час ночи, но посетителей в кафе «Хихон» становится все больше и больше. Мы спускаемся в подвальное помещение, где находится ресторан, и продолжаем прерванную беседу.

– Что побудило вас написать две последние книги? – спрашиваю я.

– После агрессии во Вьетнаме США потеряли право называться цивилизованной страной, – взвешивая слова, говорит Идигорас. – В мире все народы стремятся к прогрессу, и единственным препятствием на этом пути является американский империализм...

Карлос Мариа Идигорас в сугубо индивидуальной, максимально обнаженной форме воплощает кризис тех официальных догм, во имя которых три десятилетия назад он как захватчик ступил на нашу землю. Прошли месяцы и годы, и в глазах Идигораса поблекла, слиняла фалангистская мишура. Оказывается, подлинными врагами его страны являются не «красные», а те, кто находится по другую сторону баррикад. Дорогой ценой пришлось Идигорасу расплачиваться за те антикоммунистические мифы, которые и сегодня назойливо внушаются его соотечественникам, внушаются, правда, без прежнего азарта, без перспективы, потерянной навсегда.

Газета «Неделя», 24–30 августа.

в начало

1971

Фламенко

Настоящее фламенко только в Испании. В Испании настоящее фламенко только в Андалузии. В Андалузии подлинное фламенко можно увидеть и услышать лишь во время традиционной ежегодной фиесты в Севилье.

Знаете ли вы, что такое фламенко, неповторимое и ни с чем не сравнимое фламенко? Это огневой танец под треск кастаньет и песня под аккомпанемент гитары, воплощение души андалузского народа. Фламенко – это сплав цыганского темперамента и бесшабашной удали, собранности и фанатизма арабов времен халифата и подлинно испанской утонченности.

Но чтобы увидеть и услышать фламенко в Севилье, сначала надо туда попасть. Ведь за несколько месяцев до фиесты бронируются все городские отели, за неделю до начала торжеств распродаются билеты на все возможные виды транспорта. Свои и закордонные туристы буквально оккупируют Севилью. И все же мне повезло...

Толпы людей на набережной широкой, молчаливой, кажется, совсем неподвижной реки Гвадалквивир (а помните бессмертные пушкинские строки: «Шумит, бежит Гвадалквивир...»?). Крохотная девочка, затянутая в длинное, расклешенное книзу платье, в мантилье, с крупными серьгами, алой гвоздикой и бесчисленными гребнями в густых распущенных волосах, с накрашенными губами под щелк пластмассовых кастаньет кружилась в вихре фламенко. Кружились и сотни ее двойников, юные «кармен». Помня о мужском достоинстве, степенно вышагивали штампованные карапузы в черных фетровых шляпах, жилетах, перехваченных широкими красными поясами, в высоких сапожках.

В Севилье повсюду царил дух фламенко. Его танцевали перед собором – самым большим в Европе после собора св. Петра в Риме и перед зубчатыми башнями знаменитого дворца Алькасар. Охрипший гид выплевывает в микрофон заученный речитатив: «Аламбра в Гранаде и Алькасар в Севилье – единственные арабские дворцы в Испании... Эта кружевная роспись на стенах – изречения из Корана... В этом зале получали последние инструкции Магеллан и Америго Веспуччи. В этом самом великолепном зале – «Зале послов» сочетался браком император Карлос V...». Анфилада сводчатых залов гасит трубный голос гида. За стенами Алькасара – район Средневековья: узкие улочки квартала Санта Крус.

Стремительные движения фламенко под сенью апельсиновых и лимонных деревьев, пальм и пряных магнолий в парке Мария Луиса инфанта. Мелодию фламенко разносит транзистор во внутреннем дворе-патио приюта для неизлечимо больных стариков «Милосердие». На стене приюта надпись: «Этот дом простоит до тех пор, пока люди боятся Бога». В приютской церкви – картины великого Мурильо.

Повсюду фламенко, даже перед единственной в своем роде церковью Макарена. Дева Макарена («наша сеньора надежды Макарена») считается покровительницей тореадоров. Здесь коленопреклоненные тореадоры, новички и ветераны, смиренно молят свою могущественную покровительницу ниспослать им удачу. Сюда прославленные тореадоры несут свои щедрые дары. Бойцовый костюм голубого цвета с золотым шитьем – дар Манолете, розового цвета с серебряным шитьем – дар Паломо Линареса. По розовым щекам муляжа – девы Макарена стекают слезы из бриллиантов, подаренных тореадором Хоселито. Раз в году 48 избранных несут к собору трон с фигурой девы Макарена. Святыня для миллионов верующих испанцев должна служить сугубо мирским целям официальной политики. На церковном полу – единственная надгробная плита, она свидетельствует, что здесь покоится прах генерала Кейпо де Льяно. Один из организаторов фашистского мятежа, он командовал войсками, взявшими Севилью. Тлеющая память о вожаках фашистского путча всячески раздувается официальной пропагандой.

Фламенко и на самой живописной улице Сиерпес, узкой, извилистой, петляющей, недаром она зовется «улицей змеи». На улице весь «цвет» Севильи: старики – «сеньоритос» в черных фетровых шляпах с негнущимися полями, темных сюртуках без галстуков, празднично одетые женщины в мантильях. И сотни зазывал торговых лавок, в том числе холодного оружия. В преступном мире всех капиталистических стран пользуется славой знаменитая «севильяна»: нажатием кнопки рукоятка кинжала обнажает острый клинок. Но главная достопримечательность улицы Сиерпес – неприметное здание с решетками на окнах. Надпись на мемориальной доске гласит: «В камере этого дома, который раньше был тюрьмой, находился в заключении (1597–1602 гг.) Сервантес, и здесь он для удивленного и восхищенного мира задумал образ хитроумного идальго Дон Кихота из Ла-Манчи». Рядом с этими волнующими для сотен миллионов почитателей бескорыстного идальго из Ла-Манчи словами – прозаическая вывеска: «Испано-американский банк».

Подлинное царство фламенко – огромная территория карнавальной ярмарки – «ферии». Сотни домиков-ресторанов, сотни помостов для исполнения фламенко, разрыхленные парковые дорожки для верховой езды, пожарные автомашины в состоянии боевой готовности. Ночное небо Севильи озаряется разноцветным фейерверком. Официально вступает в свои права фиеста и ее главная приманка – непревзойденное андалузское фламенко.

Нет и не было бы фламенко за пределами Севильи (жалкие имитации не в счет), если не было бы знаменитой актрисы Лусеро Тены. Для испанцев одно ее имя значит несказанно много. Такова признательность за то, что Лусеро Тена возродила самобытное народное искусство Андалузии, познакомила с ним аудиторию десятков стран мира.

В тесном вестибюле мадридского кабаре «Кораль де ла морериа», где постоянно выступает Лусеро Тена, на двух стендах – фотографии, отразившие ее зарубежные гастрольные поездки. На одном стенде актриса запечатлена на фоне пагод и пирамид, минаретов и небоскребов. Другой стенд исключительно «советский» – память о посещении Москвы, Ленинграда, Минска, Риги, Таллина. «Испанскую публику не удивишь вояжами в Бангкок или Бужумбуру, – видимо, рассуждает владелец кабаре. – Другое дело, посещение России. Какой рекламный крючок!» Хотя Лусеро Тена не нуждается в рекламе: небольшой зал кабаре битком набит публикой, маленькие столы стоят вплотную друг к другу, не оставляя места для прохода. А что касается «советских» фотографий, то это дань гостеприимству страны, которую Лусеро Тена «открыла» многим испанцам. По возвращении из Советского Союза популярная актриса дала многочисленные интервью газетам и журналам, в которых правдиво, с глубокой симпатией рассказала о жизни советского народа. Узнав о пребывании советского журналиста в Мадриде, она пригласила меня на свой концерт.

Труппа во главе с Лусеро Теной – это вершина исполнения фламенко, неистового, темпераментного, ритмичного. Публика словно загипнотизирована талантом исполнителей. И только десятка полтора молодых людей штурмовали стойку бара. Все в черных брюках, бушлатах или свитерах. Английская речь, бессвязная речь нетрезвых мужчин. Шиканье публики. Гомон у стойки бара усиливается.

Через зал, как сквозь джунгли, пробирался низкорослый, поджарый рыжеватый сержант с двумя бокалами в руках, пробирался в направлении моего столика. За сержантом, как тень, следовал испанец.

– Разрешите присесть... Жаль, что вы не пьете виски... А это Антонио, по-нашему Тони, наш представитель по связям с местной общественностью и переводчик. Ничего, он постоит.

Во время краткого антракта сержант Денвер Болстер «излил» мне свою душу. Родом он из штата Огайо. Воевал во Вьетнаме. Как он прямо выразился, вьетнамская война – «наглость и глупость». Потом ему крупно повезло, его перевели в Испанию. Сейчас на военно-воздушной базе Торрехон он – секретарь клуба, этакий главный затейник. Культмассовый поход на концерт Лусеро Тены – одно из запланированных мероприятий «по укреплению духа взаимопонимания» между окопавшейся в Испании американской военщиной и местным населением. О характере этих отношений можно судить по такому красноречивому факту. Только недавно Испания добилась права рассмотрения ее судами уголовных преступлений, совершенных американскими военнослужащими.

Дни моего пребывания в Мадриде совпали с завершающей стадией переговоров о подписании нового соглашения на аренду Соединенными Штатами военных баз в Испании. Попеременно в Мадриде и Вашингтоне шел долгий базарный торг. Широкая испанская общественность резко заклеймила планы превращения Испании в полигон Пентагона. «Игнорировать тот факт, что эти базы, мягко выражаясь, в Испании непопулярны, означало бы отрицать очевидную истину», – писала влиятельная барселонская газета «Вангуардиа Эспаньола». Католическая газета «Йа» так комментировала подписание испано-американского соглашения о военных базах: «Над безопасностью Испании по-прежнему нависает серьезная угроза. Такова трагическая правда о новой капитуляции, знаменующей собой измену самым сокровенным интересам Испании». Авиационная база Торрехон – крупнейшая в системе военных баз США на территории Испании. У сержанта Денвера Болстера и его команды были все основания шумно ликовать по поводу перспектив дальнейшего пребывания на базе Торрехон. Негостеприимная для них Испания все же безопаснее сражающегося Вьетнама.

Антракт давно окончился, пора завершать беседу, да и услуги «представителя по связям с местной общественностью» крайне необходимы ввиду назревающего у стойки бара скандала. Солдаты капризно тянут: «То-о-ни, То-о-ни!» В данный момент главная миссия «представителя по связям с общественностью» – эвакуация участников «культпохода», пока они еще в состоянии самостоятельно передвигаться. Толмач Тони, видимо, досконально изучил повадки своих подопечных. Цепляясь друг за друга, парни Денвера Болстера покидают зал.

...Уже глубокая ночь, публика разошлась. Я беседую с матерью Лусеро Тены – немолодой, очень толстой и очень доброй мексиканкой. Мать повсюду сопровождает дочь – присутствует на всех ее концертах. Она гладит мою ладонь и вспоминает Москву: «Ах, какой город, какие люди, какие дети!» А потом к нам подсаживается Лусеро Тена и тихо роняет: «В Советском Союзе – лучшая публика в мире».

СЕВИЛЬЯ – МАДРИД

«Неделя», 7–13 июня.

в начало

1972

Пекинский «эмпориум» в Азии

Фотография запечатлела Мао и Никсона в момент дружеского рукопожатия. На другом снимке «великий кормчий» улыбается американскому президенту. Этими фотографиями бойко торгует уличный разносчик – продавец церковной утвари. Торговля идет на узкой сингапурской улице Пагода-стрит 14 февраля, в канун Нового года по «китайскому календарю».

В тот момент «исторические» снимки представляли ловко состряпанный монтаж – встреча лидеров Китая и США была впереди. В Сингапуре, этом государстве-городе, трое из каждых четырех жителей – китайцы. Безвестный коробейник снабдил обратную сторону «исторического» снимка фотографией артистов пекинской оперы. Уж тут учтены любые вкусы.

...Гудит, гомонит в предновогоднюю ночь Пагода-стрит, как и десятки других улиц-близнецов китайских кварталов Сингапура. Торгуют буквально всем, но более всего – сочащимися жиром от 30-градусной жары жареными утками, а также мандаринами, которые по традиции должны украшать новогодний стол китайской семьи. К удовольствию домохозяек, цена на мандарины значительно упала: накануне из КНР в Сингапур пришло судно с мандаринами, которые были выброшены на рынок по демпинговым ценам.

Политика КНР в отношении Республики Сингапур – еще одно свидетельство того реального факта, что псевдореволюционность Пекина служит ширмой для прикрытия ее вовсе не революционных целей. С одной стороны, пекинские лидеры третируют Сингапур с позиций великодержавного шовинизма, не признают это молодое независимое государство, называя его частью «Малайи», даже не Малайзии (в состав которой Сингапур входил до 1965 г.). Пекинская агентура пытается будоражить китайское население Сингапура, особенно учащуюся молодежь, пытается играть на националистических чувствах, заставить ее восхищаться и гордиться всем, что происходит в КНР – от сентенций «великого кормчего» до взрывов ядерных бомб. Попытки создания пропекинской «пятой колонны» не могут не тревожить общественность Сингапура.

С другой стороны, пекинские руководители рассматривают Сингапур – этот крупнейший торгово-перевалочный пункт и порт в Юго-Восточной Азии – в качестве своего рода полигона, на котором испытывают методы откровенной капиталистической эксплуатации.

На главной улице Сингапура Очард роуд расположено громадное здание универсального магазина, или «эмпориума», которым через подставных лиц владеет КНР. Таких «эмпориумов» – около десятка, своими товарами – от мотороллеров до носовых платков – они торгуют по бросовым ценам. Но это – экспансионистская форма искусственного сбивания цен, к тому же разорительная для массы национальных торговых предприятий. К слову говоря, «эмпориумы» торгуют не только товарами ширпотреба, но и предметами роскоши, включая редчайшие образцы ювелирных изделий. Сопровождавший нас знакомый журналист весьма кстати процитировал обращенный к пекинскому зрителю монолог героя «антиревизионистской» пьесы «Лэй Фын»: «Раньше ты ходил босиком, потом – в матерчатых тапочках, теперь – в резиновых ботинках, затем ты захочешь щеголять в кожаных ботинках, а может быть, еще и сапогах. До чего же так можно докатиться?»

«Катиться» от «эмпориума» до сингапурского порта недалеко. Над окружающими домами возвышается гранитная громада принадлежащего КНР «Китайского банка». Два величественных босоногих сикха в чалмах и шортах, расположившись на ступенях широкой мраморной лестницы, стерегут денежные сокровища Пекина. Стерегут в том числе от нищих и забитых китайцев-велорикш, которыми кишат многие районы Сингапура.

Начавшийся с 15 февраля новый год по «китайскому календарю» именуется «Годом мыши». Суеверные сингапурцы вспоминают, что точно так же назывался три десятилетия назад тот горький год, когда японские милитаристы оккупировали их родную землю. Многие сингапурцы проявляют повышенный интерес к тому, что произойдет в мире именно в этом году.

В дни, предшествовавшие визиту Никсона в КНР, и в ходе визита печать стран Юго-Восточной Азии уделяла значительное внимание этому событию[17]. Многие газетные заголовки в различных комбинациях варьировали слово «сговор», имея в виду антисоветскую основу американо-китайского диалога. В то же время пресса высказывала разные, порой противоречивые прогнозы о возможных последствиях визита Никсона в КНР для дела мира в Юго-Восточной Азии и каждого входящего в этот район государства. Ведь этот обширный географический район, находящийся в непосредственной близости от КНР, неизменно чутко реагирует на выкрутасы внешней политики Пекина.

Недавно в Малайзии вышла в свет «Белая книга», обвиняющая КНР в организации подрывных действий против этой страны. Мой собеседник в малазийской столице Куала-Лумпур говорил у стен белоснежного параллелепипеда парламента:

– Вызывает возмущение поддержка Пекином выступлений экстремистских групп, особенно на Сараваке, в джунглях Калимантана[18].

Ведь действия отдельных вооруженных групп являются не только грубым вмешательством во внутренние дела Малайзии, они нагнетают напряженность, создают предлог некоторым западным державам для усиления их военной активности в этом районе Азии.

Озабоченность моего собеседника вполне понятна. Кстати, нельзя не обратить внимания, что Вашингтон и Пекин одинаково прохладно реагировали на инициативу Малайзии, выдвинувшей план нейтрализации Юго-Восточной Азии. Этот план, отражающий идею коллективной безопасности в Азии, не соответствует ни претензиям Пекина, ни «гуамской доктрине» Никсона, доктрине натравливания азиатов на азиатов. Между тем план нейтрализации Юго-Восточной Азии приобретает здесь все растущую популярность. На встрече в редакции крупнейшей индонезийской газеты «Мердека» ее обозреватели указали на логическую связь этого плана с выдвинутой Советским Союзом идеей коллективной безопасности в Азии.

Здравомыслящие наблюдатели в странах Юго-Восточной Азии обращают внимание на антиазиатский подтекст ряда аспектов американо-китайского сближения. И хотя некоторые суждения подчас носят субъективный, спорный характер, нельзя не отметить сам критический дух высказываний.

Некоторые наблюдатели отмечают, что китайское турне Никсона усилит межимпериалистические противоречия в Азии, прежде всего между США и Японией. Подобную точку зрения высказал в знойной даже по яванским стандартам Сурабае главный редактор журнала «Скетч-маса» Сурипто. По его мнению, одной из главных причин визита Никсона в Пекин является стремление США овладеть потенциально емким китайским рынком, что неизбежно вызовет противодействие со стороны Японии.

Разве не об антиазиатском акценте американо-китайского диалога свидетельствует следующий комментарий крупнейшей телекомпании США Эй-би-си в связи с переговорами Никсона в Пекине: «Если раньше Китай настаивал на том, чтобы американцы ушли из Азии, то теперь в Китае хотят, чтобы США играли в этом районе определенную роль». Свидетельство «определенной роли» США в Азии – сожженные напалмом рисовые поля Вьетнама, трагедия Сонгми, боль многострадальной земли Индокитая.

Визит Никсона в Пекин выплеснул на страницы органов печати стран Юго-Восточной Азии тревожные раздумья по всему комплексу «китайской проблемы». Для многих стран эта проблема имеет не только внешний, но и внутренний характер, учитывая, например, что в Индонезии живут миллионы китайцев, а в Малайзии они составляют половину населения. Но дело даже не в численности лиц китайского происхождения, а в факте их экономической власти.

«Китайская проблема» имеет для ряда стран Азии не столько этническое, демографическое, сколько социально-экономическое звучание. Для нищего индонезийского крестьянина китаец традиционно предстает в облике лавочника и ростовщика. Для городского люмпена, нищего «бечака»-велорикши тучный пассажир-китаец символизирует капиталистическую эксплуатацию.

Но главный аспект «китайской проблемы» для стран Юго-Восточной Азии – гегемонистская политика Пекина. На геополитический аспект курса КНР в Юго-Восточной Азии указала джакартская газета «Хариан КАМИ», которая писала, что «исторически Китай стремится к захвату южных территорий».

Тот факт, что визит Никсона в КНР проходил под аккомпанемент варварских бомбардировок американской авиацией вьетнамских городов и сел, усиливает в странах Юго-Восточной Азии тревогу и подозрения в отношении истинных мотивов пекино-вашингтонского сближения. Эти мотивы так же походят на их официальную интерпретацию в Пекине и Вашингтоне, как попытка безвестного сингапурского коробейника выдать фотоподделку за подлинный факт.

«Литературная газета», 1 марта.

в начало

1973

Япония вблизи

Конец «экономического чуда»

Стратегию и тактику экономического и политического развития Японии разрабатывает объединение монополистического капитала – могущественная «Федерация экономических организаций», или «Кэйданрэн». В рамках этого сообщества монополий активную роль играет Японская ассоциация по торговле с Советским Союзом и европейскими социалистическими странами. Ее президент Хориэ, бывший профессор университетов Токио и Киото, специалист в области международных финансовых отношений, мыслит математически точными категориями.

– Все послевоенные годы Япония осуществляла политику форсированного экономического развития, – рассказывал он советским журналистам в штаб-квартире «Кэйданрэн». – Но если в 1970 году валовой национальный продукт возрос на 16 процентов, то через год – лишь на 5,7 процента. Как видите, налицо резкое – почти в три раза – падение прироста. Причины тому весьма глубокого свойства. Темпы экономического развития Японии властно требовали расширения внутреннего рынка, стимулирования спроса на товары. Между тем правительство ограничивало затраты на капиталовложения, а прогрессирующий рост цен определял, если так можно выразиться, узость внутреннего рынка. Поэтому промышленное производство росло главным образом за счет экспорта. А экспорт имеет свои границы и зависит от капризов мировой финансовой конъюнктуры.

Этот процесс затронул и лидера японских «дзайбацу», иными словами, монополистических гигантов, группу «Мицубиси». Ее рекламный знак – три алых лепестка традиционной японской хризантемы – назойливо напоминает населению страны о могуществе этого столпа монополистического капитала. Из 78 тысяч подданных индустриальной империи «Мицубиси» 8300 человек работают в Хиросиме. По стоимости продукции комплекс хиросимских промышленных предприятий занимает третье место среди 13 комбинатов «Мицубиси». Одну треть стоимости продукции этих предприятий составляет судостроение. Мы видели, как на двух стапелях шла сборка секций танкеров водоизмещением 120 тысяч т. Срок сооружения каждого судна – три месяца, следовательно, ежегодно со стапелей сходят восемь гигантских танкеров. Заметим, что на долю Японии приходится около половины всех строящихся в мире судов. Кроме судостроения хиросимские предприятия «Мицубиси» выпускают буровые установки для нефтедобычи в море, оборудование для химической и нефтехимической промышленности, для производства цемента, сельскохозяйственных удобрений, станки для металлообработки. Генеральный директор Такэси Умэзуми, подчеркнув, что иностранные журналисты впервые посещают это предприятие, откровенно отвечал на наши вопросы.

– На деятельность наших предприятий в Хиросиме отрицательно влияет общий спад деловой активности в стране. Это особенно проявляется в сокращении выпуска металлоконструкций и оборудования для химической промышленности. Тенденция к сокращению производства становится все более очевидной и в области судостроения, хотя сейчас мы работаем с полной загрузкой. Перспективы получения новых крупных заказов в Соединенных Штатах и странах Западной Европы, которые сами испытывают экономические трудности, небольшие; по нашим подсчетам, заказы этих стран обеспечат чуть более двух процентов ежегодного прироста продукции предприятий «Мицубиси» в Хиросиме. Другое дело, – подчеркнул Такэси Умэзуми, – перспективы сотрудничества с Советским Союзом, который располагает стабильной и быстро растущей экономикой. Мы уже построили для Советского Союза 10 судов, сейчас завершаем работы по созданию вакуумной установки для синтеза нефти на Нижнекамском химическом комбинате.

Генеральный директор, однако, не упомянул о тех резервах, которыми располагает группа «Мицубиси». Между тем с каждым годом возрастает вклад одной из старейших участниц «дзайбацу» в производство вооружения. Эта «традиция», начало которой положено еще в довоенные годы, сочетается с тактикой маневрирования, гибким приспособлением к новым протекционистским условиям американского рынка. Монополия «Мицубиси», например, заключила альянс с американским инвестиционным банком «Морган Стэнли компани» для строительства жилых домов в США. Наконец, в запасе у «Мицубиси» новая, «китайская карта». Совершив курбет, основные монополии, входящие в группу «Мицубиси», заявили о намерении «прервать» сложившиеся связи с Тайванем и заменить их связями с КНР. Один из руководителей группы «Мицубиси», Макита, как-то бросил крылатую фразу: «Я хорошо знаком с разговорами о том, что можно отстать от автобуса, идущего в Китай. Но, даже отстав, если понадобится, можно прилететь туда самолетом». Сейчас руководители «Мицубиси» спешно садятся в «самолет», очевидно, не без веских оснований рассчитывая на благожелательную позицию Пекина.

Осознание той непреложной истины, что рекламировавшееся годами «японское экономическое чудо» не выдержало проверки временем, вынуждает многих политических деятелей и технократов куда более трезво оценивать роль Японии в современном мире. Еще совсем недавно эти деятели публично исповедовали своего рода «индустриальный шовинизм», фетишизируя темпы роста промышленного производства, рассматривая их как самое веское доказательство «превосходства» Японии в глобальном масштабе. Но эта же самая статистика сейчас оказывается бумерангом, который сильно бьет по теории «исключительности». Как результат подобного отрезвления сам лексикон японского политического и делового мира претерпел разительные изменения: порой он даже акцентирует внимание на скромной, если хотите, заурядной роли Японии. Истина о роли Японии в современном мире занимает «золотую середину» между этими двумя диаметрально противоположными концепциями.

– Каковы перспективы развития Японии?

На этот вопрос, заданный нами в стенах парламента председателю политического комитета правящей либерально-демократической партии, бывшему министру иностранных дел Косака, прозвучал такой ответ:

– Вы, видимо, слышали о книге американца Германа Кана «Возникновение японского сверхгосударства: вызов и ответ», изданной одновременно в США и Японии. Автор предсказывает, что к концу нынешнего столетия Япония превзойдет Соединенные Штаты на экономическом поприще и что XXI век будет «веком Японии». Мы решительно против этого мнения, считаем его глубоко ошибочным. Япония – маленькая страна, и у нее нет больших перспектив для дальнейшего значительного роста промышленного производства. У Японии нет сырья, его надо покупать, а взамен экспортировать готовую продукцию. Но есть предел для роста промышленного производства, ибо есть предел и экспортным возможностям. Так что не принимайте всерьез книгу Германа Кана...[19]

В данном случае любопытна не столько книга американского футуролога, сколько стремление японского политического деятеля отмежеваться от ее прогнозов.

Сколько чашек риса нужно человеку?

Сегодняшней Японии, как никогда ранее, присуща тяга к самопознанию. Пытливые японцы, старательно штудировавшие литературу о заморских странах, и в особенности работы, трактующие вопросы рыночной конъюнктуры, стали нарасхват раскупать книги, посвященные... самой Японии. Выходят все новые и новые работы отечественных и зарубежных авторов, по-разному отвечающие на вопрос: «Что есть Япония и что есть японцы?»

Источником такого повышенного интереса к самим себе и к собственной стране стало не что иное, как переоценка многих моральных ценностей, усиление духовных начал в жизни общества. Как писал японский журнал «Кокусай мондай», специализирующийся в области международных проблем, «у людей появилась тенденция искать новые ценности за пределами экономического роста или вознаграждения за труд». По мнению директора токийского Института мировой экономики Нобутакэ Киути, «сегодня японцы начинают понимать, что для счастья человеку требуется не только материальное изобилие. Очевидно, это результат урока, почерпнутого из наблюдения над американской жизнью и затем усвоенного на основе собственного опыта». Аналогичных высказываний немало, и все они констатируют ту очевидную истину, что экономическое развитие Японии не сопровождалось формированием высоких духовных идеалов.

На почве критического отношения к действительности обильно произрастают модные философские теории о «смысле человеческого существования», «необходимости слияния человека с природой» и др. Призыв «Назад, к природе!» вызван хищническим отношением капитализма к дарованным человеку природным богатствам. Наиболее осязаемое проявление такого хищничества – поистине катастрофический характер загрязнения окружающей среды.

Капитализм уродливо деформировал размещение производительных сил. В результате почти половина населения Японии ютится на площади, едва превышающей один процент всей территории страны. Скоростной экспресс «Кодама» («Эхо»), курсирующий на линии Токио–Кавасаки–Осака, или поезд Осака–Киото дают возможность обозревать панораму одного сплошного индустриального массива, отходы которого буквально отравляют человеческое существование.

Мы спросили мэра города Киото, какова наиболее сложная из стоящих перед ним проблем.

– Наша самая актуальная задача, – ответил он, – сохранение окружающей среды, хотя в Киото вопрос не стоит так остро, как в Токио или Осаке, где из-за удушливого смога школьники падают в обморок во время уроков. Но и у нас тоже дымное небо, затхлая вода, растущее загрязнение земли и моря. В городе установлены наблюдательные пункты, которые фиксируют процент загрязнения воздуха и при критической ситуации дают сигнал тревоги. Однако этим дело и ограничивается...

Точно так же ответили на этот вопрос мэры Хиросимы и курортного городка Атами. Острейшая экологическая проблема хотя и стимулирует присущее японцам культовое отношение к природе, но не находит своего практического решения.

...Район Саэки – один из немногих зеленых оазисов, вкрапленных в индустриальный пейзаж Хонсю. Дорога в гористой местности идет вверх, мимо живописных речек с миниатюрными порогами и водопадами, густых зарослей лиственного и хвойного леса. Залиты водой аккуратные рисовые наделы – владения сельскохозяйственного кооператива.

– Сельскохозяйственный кооператив объединяет около 2,5 тысяч семей, через него крестьяне на основе индивидуального землевладения продают правительственной организации свою продукцию, главным образом рис, и получают банковскую ссуду, – рассказывал нам председатель этого кооператива Ясуи. – В отличие от вашей страны у Японии в сельскохозяйственном обороте маленькая площадь, и единственный путь повышения урожайности для нас – интенсификация производства. Каждая семья выращивает ежегодно в среднем 30 центнеров риса...

Элементарный подсчет показывает, что ежегодный доход семьи от производства риса составляет 1200 долларов или 100 долларов в месяц – более чем скромная сумма, если иметь в виду высокий уровень цен в Японии. Вот почему, как пояснил Ясуи, 90 процентов глав семей – членов кооператива занимаются отхожим промыслом, а в деревне господствует так называемая «тричановая система»: под каждым из трех «чанов» подразумеваются три взрослых члена семьи, глава которой ушел на заработки в город, – отец, мать и жена.

В связи с перепроизводством риса в стране правительство старается всячески поощрять развитие других отраслей хозяйства, в частности рыболовство. Мы посетили семью крестьянина Накаи. Он специализируется на разведении декоративных рыб, особенно «парчового карпа». Семья крестьянина Мита занимается выращиванием клубники. По словам Мита-старшего, крестьянских парней тянет в город, и он счастлив, что его единственный сын окончил школу и решил посвятить себя сельскому хозяйству. Мита-младший, рослый парень с модной прической, так объясняет тягу своих сверстников к городу: «Им не нравится здешний климат, ненормированный рабочий день и отсутствие свободного времени». У Мита-младшего есть веское основание не пополнять армию наемных рабочих. Хотя председатель кооператива рекомендовал семью Мита как «рядовую», ее доход примерно в семь раз превышает доход средней семьи. Кстати, с семьей Мита и ей подобными правительство не «работает в убыток», как это имеет место с рисоводами: розничная цена клубники в три-четыре раза превышает закупочные цены. Средний доход крестьян в Саэки складывается из многих величин, включая доходы семьи Мита и работающих на эту семью старух-батрачек.

Живописный пейзаж Саэки начал приобретать индустриальные контуры недавно, с началом строительства в этом районе гидроэлектростанции, и, очевидно, в недалеком будущем Саэки растворится в промышленном котле. Несмотря на протекционистские меры правительства в области сельского хозяйства, доля крестьян в населении страны за послевоенные годы сократилась более чем в три раза.

Действительность размывает мифы с их поэтизацией патриархального быта деревни и всего уклада жизни эпохи сегунов – военно-феодальных правителей Японии. И потому нельзя согласиться с утверждениями, будто бы тоска о прошлом сделала сегодня популярной старую японскую пословицу: «Человеку достаточно трех чашек риса».

«Три чашки риса» – таково фигуральное определение результатов экономического развития Японии, не давшего людям идейной и нравственной компенсации.

...На центральной токийской улице – Гиндзе, в сравнении с которой залитый рекламными огнями Бродвей кажется провинциальным, выстроилась шеренга мужчин-гадалок. Возле прорицателей человеческих судеб толпится клиентура (отнюдь не невежественная, ведь Япония – страна сплошной грамотности), жаждущая познать свое будущее. Переполнены многочисленные игральные залы с автоматами «патинко»: крутятся сверкающие металлические шарики, так соблазнительно обманывающие ловца счастливого выигрыша.

Окинава в борьбе

В центр Окинавы – город Наха – я попал ровно через месяц после того, как США передали Японии административные права на управление островами Рюкю и Дайто.

Окруженный невысокими зелеными холмами и плоским берегом Восточно-Китайского моря, изрезанный каналами, в основном двухэтажный, с узкими улицами, беспорядочно спланированный Наха в отличие от остальных крупных японских городов производит впечатление глухой провинции. На Окинаве мало автомашин. Мало и пешеходов, низкорослых, коренастых окинавцев. Если во всех японских отелях при заполнении карточки надо указать дату въезда в Японию, то в отеле «Кова» в Нахе соответствующая графа карточки гласит: «Дата въезда на Окинаву». В вестибюле отеля четыре часовых диска показывают время Нью-Йорка, Лондона, Тайбэя и Токио. Путеводитель дает популярные пояснения: на островах Рюкю проживает 960 тысяч человек, из них 800 тысяч – на Окинаве, в том числе 300 тысяч человек – в основанной полвека назад Нахе.

Итак, с недавних пор Окинава живет по токийскому времени. Какие же за это время произошли перемены в жизни острова? В здании, где размещается управление 47-й, самой молодой японской префектуры, один из ее руководителей, Накамацу, рассказывал нам:

– Еще месяц назад, при оккупационном режиме, здесь размещалась японо-американская администрация. Первые два этажа занимало «правительство островов Рюкю», состоявшее из лиц, назначавшихся военной администрацией США. Следующие два этажа занимала эта военная администрация при верховном комиссаре США генерал-лейтенанте Ламперте. Вся жизнь островов Рюкю определялась его приказами и жестко регламентировалась американской военной администрацией, и поэтому мы горько шутили, что «на нас давят третий и четвертый этажи». 15 мая 1972 г. мэр Нахи Яра был назначен японским правительством временным губернатором. Так возникла префектура островов Рюкю. С первых же шагов префектура столкнулась с массой трудностей и, прежде всего с ростом цен, – продолжал Накамацу. – Месяц назад на Окинаве имели хождение только доллары, в течение недели они были обменены на иены, и сразу же начался безудержный рост цен... Дело в том, что из-за ревальвации иены, порожденной глобальной экономической политикой США, ее реальная стоимость резко снизилась. Поэтому население требует компенсации. Другая проблема – рост безработицы. Вот только один пример. В Японии установлена государственная монополия на производство и продажу табачных изделий, а на Окинаве это дело находилось в частных руках. Поэтому частные предприятия по производству и торговле табачными изделиями были закрыты, что повлекло за собой безработицу.

Экономика Окинавы, до недавнего времени отрезанная от индустриальной Японии, влачит жалкое существование. Вся промышленность Окинавы – это, по существу, несколько предприятий по переработке сахарного тростника и один консервный завод. Поэтому 50 тысяч человек, или одна треть всех рабочих Окинавы, вынуждены обслуживать американские военные базы.

Тяжкие испытания выпали на долю жителей Окинавы. Именно здесь разыгрались самые последние и самые ожесточенные бои на японской земле. Центр последних боев – местечко Мабуни, самая южная точка острова, расположенная на стыке Тихого океана и Восточно-Китайского моря. Здесь высадились американские десанты, сюда же были стянуты остатки окопавшихся на острове японских войск. На холме находился штаб японского командования, офицеры которого перед капитуляцией, по закону самурайства, сделали себе харакири. Под Мабуни погибли двое из каждых трех, павших на земле Окинавы. Сейчас в Мабуни раскинулся Парк мира с пышными обелисками, воздвигнутыми всеми японскими префектурами в память о своих соотечественниках.

Солдатам воздают посмертные почести, между тем как страдания выпали, прежде всего, на долю мирных жителей. От губительного огня минометов и артиллерии они прятались в бетонных склепах, могильниках. И там находили свою могилу. В годы войны, в том числе в результате преступных действий японских милитаристов, на Окинаве погиб каждый третий мирный житель. В городке Итоман воздвигнут скромный обелиск в память о 240 девушках. Все они, вчерашние школьницы, ставшие медсестрами, добровольно подорвались на гранатах в момент капитуляции японских войск. Но ядом лжепатриотизма удалось отравить далеко не всех. Милитаристы беспощадно расправлялись с мирными окинавцами, не желавшими гибнуть за чуждый им лозунг «великой Японии». Недавно местное отделение демократического японского профсоюзного объединения СОХИО издало на Окинаве брошюру «Обвинение против японской армии. Свидетельские показания 100 человек, оставшихся в живых со времени массовых убийств на острове». Эта скромная брошюра – грозный обвинительный документ о кровавых преступлениях карателей, которые расстреливали, кололи штыками, рубили головы старикам, женщинам и детям.

Окончился кошмар войны, и окинавцы испытали все тяготы без малого 30-летней американской оккупации. О ее последствиях с горечью рассказывал мэр Нахи Ресе Тайра:

– Нужны годы и годы, чтобы ликвидировать огромный разрыв в уровне культурного развития населения Окинавы и остальной части Японии. Возьмите такой вопрос, как образование. В ходе войны все школьные здания были разрушены, и на восстановление их мы не получили никакой помощи – ни от японского правительства, ни от американских оккупационных властей. Не случайно профсоюз учителей стал одной из самых боевых демократических организаций Окинавы. Руководитель профсоюза, нынешний губернатор Яра вместе с преподавателями строил школы и учил детей. Школьных принадлежностей не было. И учителя чертили иероглифы на песке, сами писали учебники. Что касается американцев, – говорил Ресе Тайра, – они не внесли даже минимального вклада в культурную жизнь населения острова. Правда, они пытались создавать свои «культурные центры», обучать английскому языку, но мы противились всему этому, понимая, что такими пропагандистскими методами американцы стараются ослабить, погасить нашу борьбу за возвращение Окинавы в лоно матери-родины.

Муниципалитет Нахи недавно издал брошюру под названием «Последствия 26-летней оккупации Окинавы. Действительные факты ущерба, причиненного Окинаве армией, военнослужащими и вольнонаемным персоналом вооруженных сил США». Эта брошюра – документальная и аргументированная «черная книга» о всестороннем ущербе, причиненном американскими военными базами населению Окинавы и делу мира вообще.

Начнем с масштабов фактической оккупации. Под крупнейшую в Юго-Восточной Азии военную базу США занято 24 процента территории Окинавы. Притом речь идет о лучших землях, с которых население насильственно сгонялось, чаще всего без всякой выплаты компенсации. Окинавы не коснулась послевоенная земельная реформа в Японии. На территории Окинавы разместились 88 военных баз и более 50 полигонов, на которых находятся до 70 тысяч американских военнослужащих – от наземного персонала, обслуживающего стратегические бомбардировщики «В-52», до диверсионных групп «зеленых беретов». Использование американцами своих военных баз на Окинаве усиливается, участились заходы боевых кораблей в военно-морские базы.

Цитируемая брошюра содержит и статистику преступлений американских военнослужащих. Лишь в 1970 году они совершили 960 зарегистрированных преступлений, в том числе групповые нападения, «особо опасные преступления»: грабежи, изнасилования, поджоги и др.

В аэропорту Нахи видишь десятки и сотни американских солдат и офицеров в форме всех видов войск с орденскими планками. У многих возбужденно-радостные лица – это транзитные «пассажиры» из Вьетнама. Многие с семьями – эти завершили службу на Окинаве и уступают место свежему контингенту. Проследуем из аэропорта в близрасположенную Наху. Справа на всем пути – шеренга одноэтажных бараков за колючей проволокой, собственность военно-воздушных сил США. Слева за колючей проволокой – территория морской базы с предупреждающей надписью «Военная зона». В порту швартуются военно-транспортные суда, идущие во Вьетнам. Территория «военной зоны» забита штабелями ящиков, грудами бочек, сотнями грузовых автомашин и «джипов» с белыми звездами на бортах.

Сплошная цепь американских военных баз тянется и на юг от Нахи, в места, поражающие красотой тропического пейзажа с масличными пальмами, плодами папайи и щедрой зеленью сахарного тростника. Но красоты природы служат плохим камуфляжем. Вот пастораль курортного поселка Накагусику с изумрудным полем для игры в гольф. А рядом белоснежный песчаный берег косы Уайт-бич, где разместилась крупная военно-морская база. Военные вертолеты, казалось, пикируют прямо на поле для игры в гольф. Чуть дальше – многокилометровая проволочная изгородь, местами в несколько рядов, а за ней – военно-транспортные автомашины, радарные установки, солдатские казармы и офицерские коттеджи с гимнастическими турниками, здание армейского штаба и высоченная мачта со звездно-полосатым флагом, от которой радиусом расходятся орудийные стволы.

Мы побывали в Кодзе – втором по численности населения городе Окинавы (японцы презрительно именуют его американским борделем). В этом городе, приспособленном для нужд американской армии, нет ни одной зримой детали японского быта. Кодза – город баров, дансингов и ночных клубов с режущими японский слух названиями: «Мексиканское кабаре», «Гренада», «Пиккадили», «Аризона»...

За Кодзой расположена обширная территория самой крупной военной базы США на Окинаве – Кадэна. Здесь находят приют самолеты-убийцы, бомбардировщики «В-52» после пиратских рейдов во Вьетнам, под предлогом укрытия от «тайфуна». Здесь базируются и нацеленные против социалистических стран самолеты-шпионы. На летном поле – десятки «фантомов», которых не вместило чрево многочисленных ангаров. С оглушительным гулом пронесся «фантом», скошенные крылья которого, казалось, едва не задели нашу автомашину. Стоп! Шоссе перекрывает американская военная автомашина с желтым номерным знаком. Дорогу пересекают транспорты, на их открытых платформах установлены сигары авиационных бомб со смертоносным нервным газом. На трех зданиях виднеются вывески с надписью «Т-111 А, В и С». Это всемирный код радиоактивности. Вот еще одна надпись на английском языке: «Штаб командования боеприпасами». Это «святая святых» американских военных секретов на Окинаве. Многочисленные ряды проволочной изгороди со стальными шипами «ежей». За ней – цистерны с горючим, сотни самолетов, военных и полицейских автомашин, в глубине – массивные бункеры, где хранится атомное, а возможно, и химическое оружие.

За арсеналом с боеприпасами – копия Кодзы, американизированный город Кадэна, где, судя по надписи, разместился «штаб 1-й специальной группы военно-воздушных сил США». Почти час быстрой езды вдоль проволочных шлагбаумов базы Кадэна – и мы увидели как бы замыкающие ее пятиэтажные госпитальные корпуса, где залечивают раны битые во Вьетнаме американские солдаты и офицеры. Такой финал пути воспринимается почти как символ. Последние километры до Нахи – и снова американизированный городок Иса, где разместился штаб «элиты» – корпуса морской пехоты США.

...Широкая общественность Окинавы горячо приветствовала беспрецедентный факт в культурной жизни Нахи – открытие в крупнейшем выставочном зале города выставки «Советский Союз в художественной фотографии», организованной агентством печати «Новости». У этой выставки лучших работ советских профессиональных мастеров и фотолюбителей были многочисленные патроны: префектура Окинавы, муниципалитет Нахи, профсоюзы, в том числе профсоюз учителей, редакции самых крупных газет.

На многочисленных посетителей выставки с отлично выполненных фотографий открыто и дружелюбно смотрели советские люди, как бы мысленно желавшие населению Окинавы, всему японскому народу счастья и мира.

Журнал «Октябрь», №2.

в начало

1974

Приговор чилийской хунте[20]

В Хельсинки прошла первая сессия Международной комиссии по расследованию преступлений чилийской военной хунты. После изучения огромного количества документов и опроса многочисленных свидетелей – жертв фашистского произвола – авторитетные представители мировой общественности вынесли свой вердикт: чилийская хунта виновна в тягчайших преступлениях, в организации, при содействии империалистических сил, вооруженного мятежа, в убийстве президента Сальвадора Альенде, в ликвидации элементарной законности и самого священного человеческого права – права на жизнь.

Нужны фолианты, чтобы собрать все документы о преступлениях хунты. Но и капля воды отражает океан. Такой каплей в океане человеческого горя и гнева явились свидетельства людей, которым удалось вырваться на свободу.

] ] ]

Жестокая, очень жестокая профессия – журналистика.

Только вчера высокая, тонкая женщина с большими – а от слез огромными – глазами стояла на маленькой трибуне в зале «Диполи» и, превозмогая горе, рассказывала о гибели своего мужа, а сегодня мы снова беседуем с ней о том же. Потому что вчерашнее ее выступление было коротким, она просто не могла сказать больше – не хватило сил.

Но она понимает, что это нужно, нужно большому делу, ради которого она приехала в Хельсинки.

Ее зовут Джоан Тернер. Она вдова замечательного чилийского поэта и певца революции Виктора Хары. Судьба его стала символом варварского произвола хунты, а его имя – паролем борьбы за восстановление свободы в Чили.

...В то утро 11 сентября в Техническом университете Сантьяго было намечено открытие выставки под девизом «Не допустить гражданской войны». На открытии собирался присутствовать Сальвадор Альенде, а Виктор Хара должен был петь там свои песни. Услышав первые сообщения о перевороте, Хара все равно решил идти в университет. Поцеловал жену, двух дочек, взял гитару и ушел...

Она думала, муж не доберется до университета, его остановят солдаты. Но он добрался. Она узнала об этом от него самого. Он позвонил ей днем и сказал, что он в университете, но не сможет вернуться домой сегодня: введен комендантский час и по улицам ходить воспрещается. Еще он сказал, что любит ее и чтобы она держалась молодцом. Он ничего не сказал ей о том, что университет в то время был окружен и что солдаты стреляли по каждому, кто пытался выйти из здания.

Это был последний разговор с ним.

Утром 18 сентября к ней пришел человек, имени которого она назвать не может, он работал в муниципальном учреждении, ведавшем регистрацией смертей, и сказал, что труп ее мужа уже три дня лежит в центральном морге Сантьяго. Благодаря этому человеку ее пропустили внутрь. Она попала вначале в помещение приблизительно в 100 квадратных метров на первом этаже. Пол был сплошь завален трупами людей. Все – с пулевыми ранами. У многих руки связаны за спиной. Она не нашла тела мужа. Ей разрешили пройти на второй этаж. Она поднялась по лестнице, которая тоже была завалена трупами. На втором этаже трупы лежали в коридорах, валялись в комнатах, где стояли конторские столы с пишущими машинками.

Наконец она нашла его.

Лицо его было окровавлено, и через всю щеку шла глубокая ножевая рана. Ноги были связаны. Грудь – изрешечена пулями: в него стреляли из автомата. В правом боку зияла большая рваная рана. А кисти рук были размозжены чем-то тяжелым – либо молотком, либо прикладом. К груди лейкопластырем были приклеены номер и записка, удостоверяющая, что «неопознанное тело найдено на улице в районе Ринко».

Она подписала какие-то бумаги, и ей выдали тело...

В четыре часа того же дня она похоронила Виктора Хару на кладбище рядом с моргом. И только вечером рассказала детям о смерти отца.

Его пытали. Пытали не для того, чтобы узнать у него какие-нибудь интересующие их сведения. Какими секретными сведениями мог располагать поэт и певец?! Его пытали просто от злобы, душившей их, от ненависти к его песням, от страха...

Его убили на стадионе, а затем увезли в район Ринко и бросили на улице, чтобы потом сказать, что его «убили солдаты, на которых Виктор Хара напал с автоматом». Так делали со многими из тех, кого убивали на стадионе...

Но один из генералов хунты недавно так объяснил убийство Хары и других поэтов: «Нужно было прекратить их песни. Для этого пришлось убить некоторых из них...»

Простое и немудреное решение вопроса о свободе творчества: не нравится песня – убей певца.

Через месяц после смерти мужа Джоан с дочерьми – 9 и 13 лет – уехала из Чили к себе на родину, а Англию. И вдруг обнаружила, что там очень мало кто знает и о Викторе Харе, и о его зверском убийстве, и о том, что действительно творится в Чили. А через полтора-два месяца газеты, радио и телевидение вообще перестали сообщать о положении в Чили.

После ее выступления в Хельсинки к ней подошел член комиссии, приехавший из Англии, очень уважаемый человек, квакер Артур Бут. Подошел и сказал, что поражен ее рассказом о гибели чилийского поэта.

– Разве вы не знали раньше? – спросила она.

– Нет, – ответил Артур Бут и развел руками.

Трудно переоценить значение первой сессии Международной комиссии по расследованию преступлений чилийского фашизма, в которой приняли участие люди разных политических взглядов и религиозных убеждений: от председателя Верховного суда Вьетнама и генерального секретаря социалистической партии Чили до испанской герцогини.

Участники заседаний говорили нам, что на Западе люди очень мало информированы о положении в Чили. Мы просмотрели английскую «Таймс» за эти дни. Ни слова о Чили, ни слова о работе Международной комиссии по расследованию преступлений чилийской хунты. Мы просмотрели газету «Интернэшнл геральд трибюн». Ни слова о Международной комиссии в Хельсинки, ни слова о Чили.

А ведь газету «Интернэшнл геральд трибюн» издают «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк таймс» – весьма информированные газеты, одна из которых по крайней мере утверждает, что печатает «все новости, достойные того, чтобы их напечатать».

] ] ]

Коренастый, бронзоволицый, с иссиня-черными волосами индеец племени мапуче Хувентино Веласкес обвиняет хунту от имени самой бесправной части населения Чили. При всех правительствах жизнь мапуче была невыносимой. Расистский закон объявил их «неполноценными». Обширный район, где живут мапуче, – самый экономически отсталый, там самая высокая смертность. Правительство Альенде решило положить конец многовековой драме мужественного и свободолюбивого народа. Мапуче стали равноправными гражданами республики. Для них был построен один из лучших колледжей страны. Многие чилийцы – врачи, учителя, агрономы – пришли на помощь своим индейским братьям.

Сам Веласкес, сын бедного арендатора, вступил в социалистическую партию и стал одним из руководителей крестьянского движения, главной целью которого являлось осуществление аграрной реформы.

Фашистский путч перечеркнул мечту мапуче о счастье. Школы по ликвидации неграмотности были объявлены «партизанскими центрами», земля снова стала собственностью помещиков, а ее законных владельцев – крестьян объявили «ворами». Крестьяне, защищая свою землю, свои очаги, оборонялись палками против танков и артиллерии. Узников из мапуче пытали – вырывали им ногти, жгли огнем, кастрировали. Многих убивали – расстреливали, сжигали, сбрасывали с вертолетов. На глазах Хувентино Веласкеса группу крестьян-мапуче погрузили в лодку и утопили в реке. «Хунта осуществляет в отношении моего народа политику настоящего геноцида, – сказал Хувентино Веласкес. – Я обвиняю хунту не только в попрании элементарной законности, но и в ликвидации социальных завоеваний правительства Сальвадора Альенде. Это – двойное преступление против Чили и ее народа».

Вместе с крестьянами были убиты и люди, помогавшие им строить новую жизнь, – социалисты, коммунисты, радикалы. Над ветераном радикальной партии, депутатом парламента в провинции Каутин Гастоном Лобос Барьентосом совершили такое надругательство: ему обрили голову, раздели донага, накинули на шею веревку и в таком виде несколько раз водили по улицам. После пыток он был убит... Врачей убивали за то, что они лечили крестьян, учителей – за то, что они учили их детей. «Скажите, – спросил Хувентино Веласкес, – как может в последней четверти XX века царить такое варварство?» Но это варварство является неопровержимым фактом, и моральный долг всех честных людей Земли – заклеймить фашизм, бороться за восстановление демократии в Чили.

] ] ]

В истории порой бывает так, что народная трагедия вдруг обнажает истину, которая становится очевидной для всех. Подобное произошло в Чили после путча военщины и свержения правительства Народного единства. Трагедия чилийского народа разоблачила, как никогда наглядно и убедительно, ложь о «коммунистической угрозе» демократии и правам человека.

Правительство Народного единства, основу которого составил блок социалистов и коммунистов, обладало реальной политической властью. И все три года своего правления эта народная власть безукоризненно соблюдала букву и дух конституции. 11 сентября и в последовавшие за тем страшным днем месяцы буржуазно-помещичья олигархия и империализм на деле показали, кто в действительности попирает волю народа, конституцию, демократические права, элементарную законность, само право на жизнь. Буржуазия еще раз доказала, что она готова идти на любые преступления, готова растоптать ею же самой сформулированные законы.

Призыв индейцев племени мапуче бороться за восстановление в Чили элементарных норм цивилизованного общества как бы символизирует программу деятельности Международной комиссии по расследованию преступлений чилийской военной хунты. Ее первая сессия завершила свою работу, наглядно продемонстрировав, что люди разных политических взглядов и религиозных убеждений – социал-демократ и буддист, католик и коммунист – могут найти общую платформу для совместной борьбы против фашизма. О сходстве нынешнего режима в Чили с гитлеровским фашизмом говорил с трибуны Международной комиссии известный американский юрист Стэнли Фолкнер. Эту же мысль продолжил в беседе с вашими корреспондентами прославленный герой французского Сопротивления, водрузивший трехцветное знамя над освобожденным от нацизма Парижем, полковник Роль Танги. «Мы собрались здесь, – сказал Роль Танги, – не только для того, чтобы помочь чилийским патриотам в их борьбе, но и для того, чтобы предупредить народы всего мира: будьте бдительны, угроза фашизма не исчезла».

Эмблема Международной комиссии, завершившей свою работу в зале «Диполи»: изображение земного шара, там, где граница Чили, – профиль женщины, словно захлебнувшейся в крике. Так пусть же ее голос войдет в сердце каждого человека нашей планеты!

ХЕЛЬСИНКИ

«Литературная газета», 27 марта.

в начало

1975

Коричневый «бестселлер»

В книжных магазинах Сантьяго – широко рекламируемая «новинка». Надо сказать, что явление это само по себе необычно, ибо хунта в основном практикует планомерное уничтожение ранее изданной литературы. Сжигаются не только произведения Ленина и Горького, идут под нож не только книги Джека Лондона и Пабло Неруды, но и монографии о кубизме – хунта, видимо, полагает, что есть нечто общее между этим направлением в искусстве и социалистической Кубой.

«Новинка» называется «Геополитика» и написана с позиций лженауки, на дрожжах которой в свое время взошли гитлеровские планы завоевания мирового господства. Автор книги – Аугусто Пиночет. Да, да, тот самый, что возглавляет фашистскую хунту в Чили. Впервые книга вышла в свет в 1968 году. А теперь она с барабанным боем переиздана, потому что, как разъясняет издательство, «в Чили и за рубежом люди хотят во всех деталях знать мысли того, кто вершит судьбами страны».

Перед читателем, которому удается осилить «труд» Пиночета, встает истинный облик автора – узколобого ефрейтора, облаченного в нацистскую униформу со свастикой. Его кумир – Адольф Гитлер. Цитатами из «фюрера» Пиночет обильно уснащает свою книгу. Главарь чилийской хунты поклоняется и Хаусхоферу, одному из «отцов» геополитики. Ведь недаром, как замечает Пиночет, «многие идеи, содержащиеся в книге Гитлера «Майн кампф», были подсказаны Карлом Хаусхофером». Из этих «многих идей» наибольший энтузиазм у Пиночета вызывают «теория жизненного пространства» и «программа похода на Восток».

Аугусто Пиночет откровенно сокрушается по поводу провала нацистской политики «Дранг нах Остен», сетует, что в Советском Союзе Гитлеру не удалось насадить режим по рецептам «третьего рейха». Видимо, считая себя крупным стратегом, Пиночет «анализирует»: «Во Второй мировой войне одной из причин немецкого поражения на русском фронте явились плохие дороги». Набравшись смелости, он даже рискует слегка пожурить Гитлера. Ведь, с одной стороны, «Адольф Гитлер был первым, кто понял чрезвычайную важность психологического фактора, что изложено в книге “Майн кампф”». Но, с другой стороны, «одна из величайших ошибок Адольфа Гитлера заключалась в недооценке морального духа своих противников».

А противников Гитлера Пиночет считает и своими врагами. Еще бы! Ведь они, к примеру, осмелились оспаривать расовую теорию. Хотя не подлежит сомнению, что, сообразуясь с расистскими «законами», нацисты упрятали бы самого Пиночета в концлагерь как явного «унтерменша», он благоговеет перед «нордической расой» – «высокими, стройными, голубоглазыми блондинами», которые, в отличие от славян, «породили философов, мыслителей и художников». К тому же гитлеровцы были миролюбивыми людьми, страдавшими от частых агрессий своих соседей.

Как тут не посочувствовать нацистам? Оказывается, этих «здравомыслящих» супернацистов, стремившихся утвердить свои права, соседи всячески провоцировали перед Второй мировой войной. В такой ситуации «государства вынуждены создавать совместный фронт перед лицом угрожающей им опасности. Так возникла ось Рим–Берлин. Ныне же западные державы создают общий фронт перед лицом русской опасности». Сам того не ведая, Пиночет признал, что антисоветизм носит столь же «оборонительный» характер, как и действия фашистских агрессоров.

Географическую карту гитлеровской агрессии Пиночет сопровождает геополитическими комментариями: «До начала Второй мировой войны Германия присоединила к своей территории Австрию, Чехословакию и др. Таков вечный динамизм государств». А поскольку искомый «динамизм» опирается на железобетонную конструкцию обожаемой Пиночетом геополитики («государства рождаются, растут и гибнут в обстановке постоянной биологической борьбы»), то действия любого фашистского режима, будь то в гитлеровской Германии или в Чили под пятой хунты, вполне естественны и закономерны. «Если бы нацизм не был насильственно уничтожен и не проиграл бы партию, он развивался бы, и кто знает, что сейчас происходило бы в мире», – вещает сеньор Пиночет, проливая слезу над «неудачами» Гитлера. В самом деле, какой досадный поворот истории!

Книга «Геополитика» задумана как своего рода идейная основа террористической практики фашизма в Чили. Если государство «развивается по биологическим законам», если правомерна «насильственная смерть государства», то правомерны и свержение законного правительства Народного единства, злодейское убийство конституционного президента Сальвадора Альенде, создание фашистского режима. Именно таков лейтмотив «научного труда» Пиночета.

Если «власть означает навязывание своей воли другим», то допустимы методы фашистского террора, пытки и казни, фактический геноцид чилийского народа.

А если «попытки обеспечить международный мир обречены на провал», а «ООН доказала свою полную неэффективность», то, по разумению Пиночета, тщетны усилия широкой мировой общественности изолировать хунту, бесполезны и санкции ООН против фашистского режима в Чили. Таков еще один постулат пиночетовской «Геополитики». Автора не смущает то обстоятельство, что жизнь опровергает этот постулат: кампания международной солидарности с чилийским народом приобрела невиданный размах, а открыто якшаться с шайкой Пиночета рискуют лишь маоисты и представители самой оголтелой реакции.

На обложке «Геополитики» сфотографирован музейный экземпляр глобуса – модель начала XX века. Прошлым живет и сам автор, правда, более поздним – времен «третьего рейха», который был уничтожен вместе с духовным отцом Пиночета – Гитлером.

Современный мир искренне желает автору «Геополитики» и его преступной банде точно такого же конца.

«Литературная газета», 23 июля.

в начало

1976

Сомоса – тиран Никарагуа

В издательстве политической литературы выходит в свет книга К.А. ХАЧАТУРОВА «Противостояние двух Америк» – о происках империализма США в Латинской Америке.

Наглядным свидетельством традиционной приверженности империализма к террористическим режимам является его поддержка самой многолетней и единственной сохранившейся до наших дней династической диктатуры в Латинской Америке – семейства Сомосы в Никарагуа. О кровавой «династии Сомосы» рассказывается в предлагаемом вниманию читателей отрывке из упомянутой книги.

Никарагуанская столица Манагуа – Рио-де-Жанейро в миниатюре. Похожие по конфигурации на сомбреро зеленые холмы, голубизна лагун и множество кратеров грозных вулканов, кофейные плантации – таков внешний образ этой центральноамериканской страны. В вестибюле столичного аэропорта – бронзовые бюсты членов некоронованной династии, которая почти столетие варварски угнетает Никарагуа.

Известное изречение о том, что яблоко от яблони недалеко падает, как нельзя лучше характеризует генеалогическое древо династии Сомосы. Основоположник рода старик Бернабе Сомоса, ныне канонизированный и почти причисленный к лику святых, был душегубом, хотя известен был под игривой кличкой Семь Платочков. Рассказывают, что в момент убийства очередной жертвы старик Сомоса богобоязненно закрывал лицо, а по никарагуанской пословице, и полдюжины платков недостаточно, чтобы смыть пролитую кровь...

При всех своих бандитских наклонностях родоначальник семейки выглядит смиренной овцой в сравнении с правнуком Анастасио. Этот начал свою лихую карьеру фальшивомонетчиком, продолжил ее сержантом оккупационной армии США, а кончил пожизненным диктатором страны. Анастасио, получивший кличку Тачо (Подонок), превратил страну в фактическую вотчину семейства Сомосы, в тюремный застенок для народа Никарагуа. Кровавый тиран был «дуайеном» всех прочих диктаторов центральноамериканских стран, организатором расправ над народами перешейка, особенно Гватемалы во время американской вооруженной интервенции 1954 года. Недаром народы континента прозвали Сомосу Каином Латинской Америки. Сам же Тачо чрезвычайно гордился тем, что он является сержантом запаса американской армии. Как признавал в свое время один из президентов США, «Сомоса, конечно, сукин сын, но это все же наш сукин сын». Ведь именно он «спас» позиции империализма в Никарагуа в один из самых критических для него моментов.

После многократных вторжений в Никарагуа морской пехоты США в 1926 году в стране вспыхнул огонь национально-освободительной борьбы, которую возглавил пламенный патриот Аугусто Сесар Сандино. На знамени партизанской армии Сандино были начертаны гордые слова: «Родина и свобода». Под это знамя становились крестьяне, рабочие, студенты, патриоты из многих латиноамериканских стран. «Генералом свободных людей» назвал Сандино французский писатель – коммунист Анри Барбюс. Раздетая, разутая, часто лишенная продовольствия и почти всегда – медикаментов партизанская армия Сандино с великим мужеством сражалась против многотысячных войск американской морской пехоты.

После шести с половиной лет оккупации Никарагуа американская морская пехота была вынуждена убраться восвояси. Сандино стал самым популярным человеком в Латинской Америке. Но он наводил страх не только на оккупантов. Его ненавидели феодалы и помещики, все те, чья власть держалась на американских штыках. И тогда свершилось одно из самых злодейских преступлений в истории латиноамериканского континента. По приказу посольства США безоружный Сандино был обманом завлечен в президентский дворец и затем расстрелян из пулеметов. Чтобы замести следы убийства, тут же были расстреляны и убийцы Сандино.

Прямым виновником гибели Сандино явился Анастасио Сомоса. По иронии судьбы его звезда восходила именно в то время, когда гремела слава Сандино, их жизненные дороги не раз пересекались. Мораль народов и мораль колонизаторов редко когда отражала в образе двух соотечественников и современников такое противостояние сил добра и зла.

Четверть века Каин Латинской Америки тиранил Никарагуа, пока не получил от патриотов порцию свинца. У изголовья смертельно раненого деспота находился личный врач тогдашнего президента США Эйзенхауэра. Усилия медицинских светил оказались тщетными, и Тачо организовали похороны по первому разряду. Страна же продолжала находиться во власти клана Сомосы. Бразды правления перешли к младшему из «законных» отпрысков и любимчику покойного диктатора, тоже Анастасио, прозванному Тачито, выпускнику американской военной академии «Вэст Пойнт». Он унаследовал от папаши и его изуверскую жестокость, и его холуйскую верность империализму. Духовный единомышленник чилийского палача Пиночета Сомоса превратил Никарагуа в концентрационный лагерь. В стране создано шесть концлагерей. Большинство узников – крестьяне, одну треть заключенных составляют женщины, за колючей проволокой оказались даже дети. С особым изуверством Тачито подвергает пыткам и казням никарагуанских коммунистов.

Семья Сомосы – одна из богатейших в мире. Как писал французский журнал «Монд дипломатик», «составление подробной описи богатств семейства Сомосы было бы делом столь же утомительным, как и нелегким – настолько многообразны их владения и разнообразны их источники доходов». В конце 1972 года после самого разрушительного в истории страны землетрясения, практически уничтожившего Манагуа, Сомоса присвоил почти все поступившие из-за рубежа пожертвования. Подобного мародерства не знает история Латинской Америки. Кстати, после землетрясения по просьбе Тачито в Никарагуа хлынули для «защиты порядка» тысячи американских «зеленых беретов» и морских пехотинцев. В качестве карателей они принимают активное участие в массовых репрессиях против усиливающегося в стране освободительного движения.

Конечно, «крестоносец» Сомоса – фигура весьма одиозная даже в глазах многих реакционных латиноамериканских правителей, и на сцену его выпускают не от хорошей жизни. Время от времени Тачито выступает в роли «серого кардинала», а страной формально правит одна из его марионеток. Когда надобность в бутафорской декорации отпадает, Тачито вновь садится в президентское кресло. Так он поступил год назад, инсценировав «выборы» и став президентом на шестилетний срок. Как-то Сомоса в пылу откровенности переусердствовал, поведав американским телезрителям, что у него с ними «одна и та же идеология». Какая уж там идеология у Анастасио Сомосы! Идеология грабителя с большой дороги старика Сомосы с его разбойным свистом и полдюжиной окровавленных платков...

«Неделя», №11.

в начало

1977

Москва и политика Соединенных Штатов в Латинской Америке[21]

Какую политику будет проводить новая администрация Белого дома к югу от Рио-Гранде?[22] Сегодня этот вопрос задают те десятки миллионов латиноамериканцев, которые ждут радикальных перемен, ликвидации архаических социальных структур, нищеты широких масс, экономической слаборазвитости, политической зависимости от северного соседа. Внимательный наблюдатель обнаружит, что в предвыборной дуэли претендентов на пост президента США Латинской Америке было уделено минимум внимания. Это – еще одно подтверждение идеализма тех, кто ждет от новой администрации Белого дома «справедливой» латиноамериканской политики.

Каких-нибудь полвека отделяют создание США от провозглашения политической независимости в большинстве латиноамериканских республик. Молодое государство в Северной Америке, едва сбросившее британское колониальное господство, поспешило облечься в доспехи колонизатора для порабощения своих южных соседей. Через десять лет после провозглашения независимости США Томас Джефферсон писал: «Нашу конфедерацию надо рассматривать как гнездо, где зарождается будущее население Америки, как Северной, так и Южной. При этом следует помнить, что преждевременное давление на испанцев не послужит интересам этого великого континента. Сейчас эти страны – в надежных руках. Однако я боюсь, что у испанцев не хватит сил удержать их до тех пор, пока наш народ не окрепнет настолько, что сможет постепенно поглотить эти владения».

«Латинизм или социализм?»

Попытка получить из рук в руки «испанское наследство» не удалась, народы Латинской Америки добились политической независимости до того, как их, говоря словами Джефферсона, удалось «поглотить». Эта имперская политика стала на всех этапах двухвековой истории США основой их «межамериканского» курса.

Во всех проявлениях латиноамериканской политики США следует искать эгоистические интересы большого бизнеса. По признанию «Сервей оф каррент бизнес», монополии США получают в Латинской Америке на каждый вложенный доллар 4–5 долларов чистой прибыли. В 1972–1974 годах монополии США вложили в Латинскую Америку немногим более 2 млрд. долл., а вывезли прибыли около 13 млрд. долл. В этом – одна из причин обескровливания экономического организма латиноамериканских стран, наряду с дискриминационными торговыми мерами Вашингтона, ножницами цен на сырьевые товары Латинской Америки и промышленные изделия США.

На протяжении всей истории взаимоотношений с латиноамериканскими странами США неизменно делали ставку на антидемократические, преимущественно милитаристские, режимы. В конце 50-х – начале 60-х годов рухнули наиболее тиранические и многолетние диктаторские режимы, «преторианская стража» империализма. Показательно, что это произошло в странах, расположенных по периметру Карибского бассейна, в «подбрюшье» Соединенных Штатов, в районе, который исторически был первым объектом их экспансии. В начале шестидесятых годов вновь началось свержение конституционных правительств – в Бразилии, Доминиканской Республике, Боливии, Уругвае, Чили.

Ни одно агрессивное мероприятие империализма, за исключением войны во Вьетнаме, не вызвало в мире такой повсеместной критики в адрес США, как их участие в свержении правительства Альенде.

Но один аспект чилийской трагедии требует упоминания. Десятилетиями империализм назойливо твердил латиноамериканцам, что приход к власти левых политических партий, прежде всего коммунистов, будет означать «конец демократии». Между тем правительство Народного единства, основу которого составлял союз социалистов и коммунистов, обеспечило самые широкие демократические свободы в стране, в том числе для правой оппозиции, подстрекавшей военщину к мятежу. Хунта ввергла страну в пучину террора. То, что произошло в Чили, вновь подтвердило, что злейшими врагами демократии являются олигархия, реакционная военщина, империализм. С трибуны XXV съезда КПСС Леонид Брежнев подчеркнул, что трагедия Чили отнюдь не перечеркнула вывода коммунистов о возможности различных путей революции, в том числе мирного, если для этого существуют необходимые условия. Но она властно напомнила о том, что революция должна уметь себя защитить.

В последнюю четверть XX века Латинская Америка вступила в обстановке фронтального наступления империализма и местной реакции. Дает ли это основание для пессимизма? Если рассматривать борьбу латиноамериканских народов как процесс длительный и чрезвычайно сложный, с приливами и отливами, то исторический оптимизм – не благое пожелание, а вполне реальная перспектива.

На глазах автора этих строк произошли встречи латиноамериканцев с двумя президентами – Дуайтом Эйзенхауэром и Шарлем де Голлем. Визит Д. Эйзенхауэра в 1960 году в Монтевидео был первым визитом американского президента в Уругвай. К его персоне жители Монтевидео проявили мало сказать редкое равнодушие, – когда открытый «Линкольн» президента приблизился к зданию архитектурного факультета университета, студенты вывесили лозунг: «Янки, вон из Уругвая!». Полиция стала бросать в студентов бомбы со слезоточивым газом (13 лет спустя университет со всеми факультетами был оккупирован войсками). Но ветер подул не туда, куда надо, и именно президент попал в зону действия остро пахнущего нашатырем слезоточивого газа. Айк чихнул и ... беззвучно заплакал. Путь на аэродром он благоразумно проделал в вертолете из резиденции американского посла.

В 1964 году в Сантьяго я был очевидцем приезда главы французского государства. Теплый прием, оказанный де Голлю, многие интерпретировали как возрождение «духа латинизма». При всей бесспорности исторических уз, связывающих Латинскую Америку с Францией, я далек от того, чтобы всерьез воспринимать как реалию сегодняшнего дня «дух латинизма». Мне кажется куда более оправданным мнение о том, что когда латиноамериканцы восклицали «Да здравствует де Голль!», это одновременно звучало как «Долой янки!».

Антиамериканизм как условный синоним антиимпериализма неразрывно связан с антиолигархической, общедемократической, революционно-освободительной борьбой на континенте. Движущая сила этой борьбы – рабочий класс. Более половины всего самодеятельного населения Латинской Америки составляет 50-миллионный пролетариат. Иными словами, каждый 10-й представитель рабочего класса не социалистической зоны мира – латиноамериканец. Наряду с рабочим классом и крестьянством растущие революционные потенции обнаруживают средние городские слои, особенно студенчество и интеллигенция.

Возрастающее влияние на развитие революционного процесса оказывают коммунистические партии. Сколько самозваных пророков пытались «заменить» марксизм-ленинизм своей «оригинальной» рецептурой социального переустройства! Сила коммунистов определяется не их численностью. Ведь в большинстве латиноамериканских стран коммунистические партии многие годы действуют в подполье, партийный билет служит пропуском в карцер, в камеру пыток и на эшафот. Высочайший авторитет в глазах трудящихся коммунисты завоевали беззаветным служением народным массам, ценой жертв в борьбе против тирании, за дело демократии и социального прогресса.

Патриоты в военных мундирах и сутанах

Свидетельством новой политической ситуации в Латинской Америке является расширение и углубление социальной базы освободительного движения в борьбе против империализма. Именно антиимпериалистические всходы прорастают из верхних, новых пластов движения, объективно имеющего освободительный характер. Речь идет о демократических тенденциях части национальной буржуазии, ее борьбе за экономическую эмансипацию, и особенно о новой роли военных и католической церкви.

Когда восемь лет назад в Перу произошел государственный переворот, и власть перешла в руки военных, никто не мог предвидеть социальных последствий этого, казалось, ординарного военного путча, такого же, как и многие другие. Но это стало исходной точкой антиимпериалистической и антиолигархической революции. Впервые в истории Латинской Америки вооруженные силы стали служить делу национальной независимости и социального прогресса. «Перуанский феномен» ускорил вызревание аналогичных процессов в вооруженных силах ряда государств континента. Уже через восемь дней после начала исторических событий в Перу грянул гром в маленькой Панаме: к власти пришло патриотическое военное правительство во главе с Омаром Торрихосом. В последующие четыре года пришедшие к власти военные правительства в Боливии (оно было ликвидировано в 1971 г. в результате проимпериалисгического переворота), Эквадоре и Гондурасе доказали, что «перуанский феномен» – не исключение из правил.

Чем же объяснить развитие патриотических и демократических тенденций внутри вооруженных сил ряда латиноамериканских стран?

Ведь большинство их руководителей прошли муштру в американских военных центрах, натренированных для борьбы против «подрывных акций». Правда, эта муштра оборачивается «эффектом бумеранга».

Одной из причин демократизации вооруженных сил, особенно сухопутных, является утрата офицерским корпусом былого кастового характера, изменение его социального состава, комплектование главным образом выходцами из средних слоев. Но в отрыве от конкретной исторической обстановки «плебейское» происхождение большинства офицеров не может служить объяснением развития прогрессивных тенденций в вооруженных силах ряда стран. В условиях острого структурного кризиса, кризиса традиционной модели гражданской власти руководители вооруженных сил могут выступить в роли «арбитра» в социальных конфликтах, воспринимать законные интересы и сокровенные чаяния тех социальных слоев, выходцами из которых они являются, как свои собственные.

Ни одна форма идеологии в Латинской Америке не претерпела в последние годы таких скоротечных перемен, как религия, прежде всего католическая. На церковь Латинской Америки прямое влияние оказывает идейный кризис мирового католицизма, наиболее зримым проявлением которого явился II Ватиканский Вселенский Собор. Но эволюция католической церкви Латинской Америки, особенно ее радикального, «мятежного» крыла, прежде всего, в отношении социальных проблем и политики империализма, вышла далеко за рамки решений II Ватиканского Вселенского Собора. Попытка объяснить растущую оппозицию церкви военным диктатурам только их репрессивной деятельностью является несостоятельной. Как свидетельствует вся история церкви в Латинской Америке, она, за редким исключением, являлась идейной опорой военно-полицейских режимов.

Переломным моментом отношения церкви к политике военных режимов явился государственный переворот 1964 года в Бразилии. Церковь была составной частью тех сил, которые спровоцировали путч. Однако развязанный военным режимом террор распространился не только на верующих, но и на служителей церкви. Как и во времена раннего христианства, по выражению одного автора, «для бразильской церкви наступил час катакомб». Церковь других латиноамериканских стран сделала определенные выводы из «бразильского урока». При организации империализмом США реакционных военных переворотов (в Боливии, Уругвае и Чили) церковь не стала открытым орудием путчистов и в целом заняла позицию нейтралитета, а в Чили – патриотическую позицию.

Сотрудничество на равноправной основе

Историческим поражением империализма явилось утверждение социализма на кубинской земле. Те, кто создает на бумаге в кабинетной тиши модели «идеального социализма», не могут игнорировать одной азбучной истины: Куба как единственная реальная «модель» социализма в Западном полушарии доказала универсальный характер марксистско-ленинской теории и практики о путях революционного переустройства общества. Фидель Кастро неоднократно подчеркивал, что кубинская революция – наследница Октябрьской революции в России.

Политика Советского Союза в отношении Латинской Америки характеризуется глубокой последовательностью и принципиальностью по трем основным направлениям.

Во-первых, политика Советского Союза направлена на всемерное развитие братского сотрудничества с Кубой.

Во-вторых, Советский Союз выражает политическую поддержку народам, ставшим объектами империалистической агрессии, проявляет солидарность с жертвами фашизма и реакции.

В-третьих, Советский Союз проявляет готовность к развитию взаимовыгодных отношений со странами Латинской Америки на основе равноправия и невмешательства во внутренние дела. Советский Союз поддерживает нормальные дипломатические отношения на уровне посольств с 14 государствами Латинской Америки. В 1975 году объем товарооборота между СССР и странами Латинской Америки (без Кубы) впервые превысил 1 млрд. долл. и составил 1,2 млрд. долл. Это в 15 раз больше, чем в 1970 году.

Советский Союз выступает за то, чтобы независимый голос Латинской Америки все увереннее звучал на мировой арене. Всех подлинных друзей народов Латинской Америки не может не волновать судьба этого континента с его многотрудным прошлым, бурным настоящим и великим будущим. Именно так оценивает Советский Союз перспективу развития Латинской Америки, ее место в истории и современном мире.

«Монд дипломатии», февраль.

Статья перепечатана газетами

«Эксельсиор» (Мексика, 20 марта),

«Ла Пренса» (Перу, 16–17 марта),

«Аора» (Куба, 5–7 апреля 1977 г.).

в начало

1978

Обвиняется фашизм

Литовский кинодраматург и режиссер Витаутас Желакявичус утвердил себя и как талантливый автор политического фильма «Это сладкое слово – свобода!». Фильм этот, частично снятый в Чили, вышел на экраны страны в тот самый год, когда в Сантьяго произошел политический переворот.

Новый двухсерийный фильм «Кентавры» (производство киностудии «Мосфильм», СССР, «Мафильм», ВНР, «Барандов», ЧССР при участии «Динпро», Колумбия; сценарий и постановка В. Желакявичуса) продолжает и углубляет благородную тему борьбы за подлинные права человека, за право быть свободным и счастливым. Свобода – это не просто сладкое слово. Как утверждает центральный персонаж нового фильма, президент одной из латиноамериканских стран, «свобода – это хлеб, это мясо, это человеческое достоинство, это когда другой человек на тебя не смотрит из-за стекла своего “лимузина”, как на скот».

Фильм «Это сладкое слово – свобода!» был посвящен борьбе против тиранического режима более чем двадцатилетней давности в стране, нефтепромыслы которой словно пунктиром обозначали географические границы Венесуэлы, а сюжет был ограничен доподлинным фактом побега из тюрьмы горстки политзаключенных. Фильм «Кентавры» посвящен не проблеме завоевания свободы, а куда более трудной задаче – ее сохранения перед лицом бешеных атак классового противника и империализма. Этот фильм более масштабен, ибо его сюжет посвящен судьбам целой нации в самый критический момент за всю ее историю. Наконец, место действия – «одна из латиноамериканских стран», и в главных коллизиях, и в деталях утверждает, что речь идет о событиях в Чили в канун фашистского мятежа.

«План Кентавр» – это кодовое название бандитской акции ЦРУ по свержению законного правительства Чили. Фильм словно нашпигован кентаврами – полулюдьми, перевертышами в армейских и флотских мундирах, которые клянутся в верности президенту и одновременно плетут нити злодейского заговора.

Центральный персонаж фильма Президент, он еще именуется Отцом и Чичо, как любовно называли Сальвадора Альенде (его превосходно играет Донатас Банионис), следующим образом формулирует свое политическое кредо: «Я покину президентский дворец, только когда закончится срок, на который меня избрал народ. У меня нет альтернативы, и только в «деревянной пижаме», только в гробу можно меня вынести отсюда раньше, чем я выполню программу народа». В кругу генералов-предателей, воровато прячущих глаза, Президент, поднимая руки, восклицает: «В этот трудный час я, избранный по закону Президент, повторяю вам еще раз: я намерен войти в историю как политик с чистыми руками...» С ним словно полемизирует второй центральный персонаж фильма – коммунист Орландо, как и Сальвадор Альенде, врач по профессии, друг Президента, назначенный им директором национальной службы расследований. «Врагов у нас чуть-чуть больше, чем надобно, – говорит он. – Враги опытнее нас, богаче, сильнее, они более жестоки и меньше думают о том, как войдут в историю: с чистыми руками или обагренными кровью».

Уж он, руководитель службы безопасности народного правительства, отлично знает о деталях эскалации морально-психологического и физического террора против сторонников законной власти. В топках крейсера «Независимость» сжигают замученных моряков-коммунистов... «Марксистов – на фонарь» – звучит рефреном клич фашистских путчистов... Самый трагический эпизод запечатлен в начальных кадрах фильма. В глухой деревне зверски убивают владельца грузовика за то, что он отказался примкнуть к незаконной забастовке. Его жена и дочь становятся жертвами гнусного надругательства. Все так и было в действительности. В условиях преобладающего в Чили горного рельефа забастовка владельцев грузового транспорта парализовала всю экономическую жизнь страны. Чилийская общественность с полным основанием обвинила в организации забастовки ЦРУ и американского посла лично.

Но не зря Орландо утверждал, что «враги опытнее нас». Подлая месть в глухой деревне используется для яростного поношения народного правительства. Одного из насильников намеренно пристреливает местный карабинер, ссылаясь на несуществующий приказ директора национальной службы расследований. Против него организуется травля, рептильная пресса нарекает его «детоубийцей», Президент вынужден уволить его в отставку. Да, так все и было. Был и «кастрюльный бунт» жен офицеров-аристократов у дома верного конституции командующего вооруженными силами, и детальная «информация» в газете «Меркурио» еще до начала спровоцированной карабинерами потасовки с фашиствующими кликушами, и еще одна такая на руку путчистам отставка.

Не было ли политическим ребячеством со стороны такого многоопытного государственного мужа, как кинематографический компаньеро Президент (и реально существовавшего тоже), без оглядки верить, что штык никогда не замахнется на конституцию, что армия не запятнает себя позором мятежа и будет как воплощение интересов всей нации над непримиримой схваткой антагонистических классовых сил? Нет, компаньеро Президент не строил иллюзий.

С трибуны Организации Объединенных Наций Сальвадор Альенде повторил крылатую фразу своего великого соотечественника коммуниста Пабло Неруды: «Чили – это тихий Вьетнам». Все средства агрессии использовал американский империализм, за исключением прямой вооруженной интервенции, чтобы свергнуть законное правительство. И его ударным кулаком, штурмовым отрядом мятежа явилась прошедшая муштру в военных центрах США верхушка вооруженных сил.

Не строил иллюзий и центральный персонаж фильма, который заявил, что «буржуазия готова на любые преступления для восстановления своих привилегий». Президент рассчитывал выиграть время, то самое драгоценное время, которое, к сожалению, работало на фашистский мятеж. «Политика – это как лесоводство, – размышлял Президент. – Мы пожинаем, чего не сеяли, и сеем то, чего жать не будем...» В период своего славного трехлетия правительство Народного единства посеяло семена, которые даже потоками крови не вытравить из памяти народной. А контрреволюция сеяла ветер ненависти и пожинала шабаш фашистского мятежа.

У Президента зрел конфликт как бы на двух уровнях: с рвущейся к власти ценой любого преступления военщиной и со своим единомышленником Орландо, твердо считавшим, что промедление смерти подобно. Его в горькой муке Президент вопрошает: «Почему добро не умеет себя защитить?» А это главный вопрос в схватке полярных классовых сил, вопрос способов сохранения народным правительством политической власти. Вот почему добро оказалось беззащитным и военщина осмелилась пойти на штурм дворца Ла Монеда, который в каске и с автоматом в руках защищал сам Президент.

Штурм дворца – кульминация кинотрагедии и одновременно ее реальное начало, вот уже пять лет осязаемое в дьявольских пытках, убийствах, тюремных казематах и концлагерях. Но, даже убитый, Президент олицетворяет веру в грядущую и неизбежную победу, веру в слова, с которыми Альенде обратился за несколько часов до своей героической гибели из объятого пламенем дворца Ла Монеда: «Социальный процесс нельзя остановить ни силой, ни преступлением. История принадлежит нам, и ее делают народы».

Слова эти – ключ к пониманию глубокого смысла заключительных кадров фильма «Кентавры». Убитый законный глава государства, перепоясанный президентской лентой, твердо сидит в кресле своего рабочего кабинета, и его немигающий взор словно испепеляет ворвавшуюся во дворец солдатню. Его, уже убитого, продолжает прикрывать Орландо, молча крича палачам, что проигран бой, но битва за свободу – впереди.

Фильм «Кентавры» удивительно достоверен и в главном, и в тех деталях, которые доступны лишь сравнительно узкому кругу людей. Порой фильм воспринимается как кинодокумент, и это не только не умаляет, но и подчеркивает его достоинства, как отмеченное печатью высокого таланта произведение подлинного искусства. Того искусства, которое в сердцах и душах людей высекает искры гнева против фашизма и его покровителей.

Газета «Советская культура», 20 октября.

в начало

1979

Свидетели обвинения

– Ваше имя, где и когда вы родились, что можете рассказать о преследованиях в ЮАР по расовому признаку?

– Я, Мджи Сикосе, родилась в 1955 году в Соуэто. Училась в школе, но как-то заговорила на родном языке зулу, и меня выбросили из школы, сказав, что мое место среди африканцев. Вот тогда расисты преподали мне первый урок. После кровавой расправы над мирной демонстрацией студентов и школьников в Соуэто в 1976 году я приняла участие в похоронах жертв. Мы шли небольшими группами, когда у площади Форстера нам преградили путь бронетранспортеры, вооруженные пушками. Полиция стала травить нас собаками, пустила в ход слезоточивый газ и газ, вызывающий ожоги, стреляла без предупреждения убивающими резиновыми пулями. Тем временем бронетранспортеры давили школьников насмерть. На моих глазах полицейский офицер застрелил семилетнего мальчика только за то, что он поднял руку и крикнул: «Власть народу!» Потом тела убитых вывезли на автомашинах и тайно захоронили. Вы спрашиваете, кто виновен в этом злодеянии? Министр юстиции, полиции и тюрем Джеймс Томас Крюгер.

Стройная, смуглая Мджи Сикосе – одна из многочисленных свидетелей, дававших показания перед Международной комиссией по расследованию преступлений режимов расизма и апартеида в Южной Африке. Первая сессия этой комиссии недавно проходила в «зале династий» Дворца конгрессов Брюсселя. В составе комиссии под председательством лауреата международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» и Нобелевской премии мира Шона Макбрайда – известные судьи, парламентарии и священнослужители многих стран, особенно из Западной Европы и США. Ведь именно эти страны служат оплотом расистских режимов. В «зале династий» находились представители национально-освободительных движений Юга Африки, так называемых «прифронтовых государств», делегации международных организаций и зарубежной общественности, в том числе делегация Советского комитета солидарности стран Азии и Африки во главе с автором этих строк. Могу засвидетельствовать, с какой признательностью говорили представители национально-освободительных движений «прифронтовых государств», другие участники сессии об огромном вкладе Советского Союза в борьбу против колониального угнетения и расизма.

Хотя Международная комиссия не располагает ни властью, ни полномочиями суда, она вправе выносить моральный вердикт от имени человечества. Ее главная задача – собрать документально точные свидетельства о преступлениях режимов расизма и апартеида. Перед многоопытными юристами прошла целая вереница свидетелей – жертв расистских изуверов, и в их числе Фреда Мохале из ЮАР.

Нет, она не была членом АНК – Африканского национального конгресса Южной Африки, когда ее арестовали в 1975 году. В АНК она вступила много месяцев спустя, когда ей удалось вырваться из застенка. Фреду Мохале арестовали по трафаретному обвинению в «нарушении паспортного режима» и тут же обвинили в «терроризме». Но она отказалась признаться, несмотря на заключение в карцере и побои сержанта Принслоу – его имя, как и имена других палачей, она хорошо запомнила. Тогда ее заставили стоять, стоять целых четыре дня без воды и пищи и, конечно, без сна. Воля девушки оказалась сильнее садизма тюремщиков, и, так и ничего не добившись от Фреды Мохале, ее перевели в тюрьму службы безопасности имени Джона Форстера.

Первую неделю ее допрашивал лейтенант Соне, требуя не только признания собственной вины, но и лжесвидетельства против других заключенных. И каждый день он ее жестоко избивал – в лицо, живот, грудь. И еще он, помня о ее распухших ногах, заставлял Фреду Мохале стоять с широко раскинутыми руками. На каждой ладони – по толстому телефонному справочнику. Когда справочник падал, на лицо Фреды Мохале обрушивался тяжелый кулак лейтенанта Сонса. Он ничего не добился, и допрос продолжал еще две недели капитан Кронрайд. Тот сфабриковал ее «признание» и требовал, угрожая пытками, только одного – подписи. Но и он ничего не добился, и суд был вынужден ограничиться приговором за хранение «коммунистической литературы».

Когда Международной комиссии давали свои показания жертвы расистов из ЮАР, то их адвокатом выступал Альби Сакс. Он белый, из почтенной семьи в Иоганнесбурге. Там процветает не только оголтелый расизм, но и откровенный фашизм. Многие празднуют день рождения Гитлера, бравируют демонстрацией портретов фюрера. Альби Сакс, как и многие другие белые в ЮАР, встал на путь борьбы против расизма и фашизма. Дважды он был арестован и провел долгие месяцы в одиночной камере за отказ выступить лжесвидетелем против коммунистов ЮАР. Кстати, недавно одна лондонская театральная труппа поставила пьесу под названием «Суд над Альби Саксом». Странное ощущение, говорит он, видеть самого себя на сцене из зрительного зала...

Альби Сакс, свидетели обвиняют режим ЮАР за тягчайшие преступления против человечества. Число людей, находящихся в ЮАР за тюремной решеткой, превышает 600 тысяч человек. Количество политзаключенных превышает число африканцев, обучающихся в школах. Раз в 10 лет каждый второй африканец попадает в тюрьму. За последние 20 лет 3,5 миллиона человек были насильственно помещены в резервации – бантустаны. Людей пытают самыми садистскими методами – электричеством, водой, жаждой, голодом, ломающими ноги колодками наподобие инквизиторской испанской «гарроты». При выборе орудий пыток палачи используют жаргон уголовников. «Усмирить жирафа» означает заковать заключенного в железную маску. Пытают не только взрослых, но и детей, не только черных, но и белых, не только коммунистов и членов АНК, но и протестантских священников и католических миссионеров. По такому же «принципу» людей убивают в тюремной камере, на допросах, на улице, при «попытке к бегству», на виселице. К услугам убийц – новейшие технические средства. В одной из тюрем Претории есть механизированная виселица для одновременной казни шести человек. Убийцы торопятся и в ЮАР, и в незаконно оккупированной Намибии, и в другом расистском застенке – Родезии[23].

Многочисленные свидетели от Патриотического фронта Зимбабве обвиняли незаконный режим Яна Смита в попрании Устава ООН, ее деклараций, конвенций, Пакта о правах человека и, прежде всего элементарнейшего из этих прав – права на жизнь.

В вестибюле Дворца конгрессов экспонировались плакаты о преступлениях расистских режимов. На одном из них запечатлена узкогубая физиономия главаря родезийского режима, черный зрачок его пистолета в упор целится в посетителей. Надпись на плакате гласит: «Разыскивается за убийство Ян Смит». Но только ли он должен быть предан суду за массовые убийства и геноцид? Международной комиссии были предъявлены в качестве одного из вещественных доказательств преступлений родезийских расистов массивные ножные кандалы из хромированной нержавеющей стали. Член комиссии епископ англиканской церкви Ричард Вуд, высланный расистами ЮАР из Намибии, ошеломленно заявил, что фабричное клеймо на кандалах свидетельствует об их производстве в Англии. Нет, не только расистские режимы виновны в преступлениях против человечества.

Международная комиссия документально доказала прямую причастность стран НАТО, прежде всего Англии и США, к сохранению и укреплению расистских порядков. Вопреки санкциям ООН, Запад помогает родезийскому режиму. Этот режим рухнул бы в считанные месяцы, если бы Запад прекратил снабжать его нефтью. Международная комиссия специально рассмотрела вопрос о сотрудничестве западных стран с ЮАР в производстве ядерного оружия. Тайными тропами из Намибии в США, Англию, ФРГ, Францию, Японию поступает урановая руда.

Транснациональные монополии оказывают решающее влияние на формирование политики названных стран в отношении Южной Африки. Ныне правительства США и Англии пытаются навязать народам Намибии и Зимбабве такое «внутреннее урегулирование», которое с помощью чернокожих квислингов сохранило бы практически прежние позиции расистских режимов. А под аккомпанемент переговоров о «внутреннем урегулировании» чувствующие свою безнаказанность режимы ЮАР и Родезии совершают непрерывные акты агрессии против суверенных государств Африки.

Выступивший в качестве свидетеля министр юстиции Мозамбика Теодато Хунгуана привел такие данные: в 1977–1978 годах родезийские войска 449 раз подвергали его родину бандитским нападениям, в том числе с использованием напалма. Он подчеркнул, что именно империализм провоцирует очаг войны в Южной Африке. В ходе пиратских рейдов, варварских бомбардировок лагерей беженцев в «прифронтовых государствах» было оставлено вооружение, изготовленное на Западе. Международной комиссии были предъявлены образцы этого вооружения и снаряжения – остатки французского вертолета и осколочной бомбы, маскировочный халат с маркой «сделано в Нью-Йорке» и парашют американских ВВС. Все это комиссия приобщила к материалам расследования в качестве вещественных доказательств соучастия западных стран в преступлениях расистских режимов. Комиссия приобщила к своим материалам и книгу бывшего руководителя специальной группы ЦРУ в Анголе Джона Стокуэлла «В поисках неприятеля».

Агенты ЦРУ составляют костяк тех 2300 американцев, которые в числе 13 тысяч белых наемников являются ударной силой расистского воинства ЮАР. Эти головорезы, многие из которых прошли муштру на американских полигонах в зоне Панамского канала, творили злодеяния во Вьетнаме и Анголе, снискали известность как наиболее безжалостные убийцы и палачи. Ответственность за их преступления несут и те правительства, которые потворствуют набору и вооружению ландскнехтов расистских режимов.

В числе наемников в ЮАР и Родезии находятся и подданные чилийского палача Пиночета. Генерал авиации Серхио Поблете, познавший хватку пиночетовских заплечных дел мастеров, представил Международной комиссии документ «Претория – Сантьяго. Хроника зловещего альянса». Из этого документа явствует, что ЮАР предоставила Чили заем в 450 миллионов долл., что между двумя странами осуществляется активное военно-политическое сотрудничество, включая обмен вооружением и секретной агентурой. Серхио Поблете отметил, что у ЮАР те же империалистические покровители, что и у Чили, что освобождение Южной Африки будет способствовать освобождению его родины.

Ровно пять лет назад автор этих строк присутствовал в Хельсинки на первой сессии Международной комиссии по расследованию преступлений чилийской военной хунты. Членом этой комиссии являлся и нью-йоркский юрист Стэнли Фолкнер. Его я встретил в Брюсселе таким же энергичным и пытливым, и только густые усы стали совершенно белыми. «Вы спрашиваете, что привело меня сюда? – повторил вопрос Стэнли Фолкнер. – Я считаю, что борьба против фашизма и войны неразрывна. У этих трех самых страшных зол общие покровители и общие враги. Я, как и сотни миллионов людей на нашей планете, в числе последних».

В «зале династий» на скамье подсудимых незримо присутствовали в тесном единении расистские преступники из ЮАР и Родезии, их империалистические пособники, меченные радиоактивной пылью эмиссары транснациональных монополий, головорезы-наемники и головорезы из ЦРУ.

Голос брюссельского заседания Международной комиссии прозвучит на весь мир. Он дойдет до бантустанов Намибии, до расистских концлагерей и тюрем ЮАР и Родезии, до охваченных пламенем мирных поселений «прифронтовых государств» и придаст еще больше сил всем борцам за свободу, уверенности в неизбежной победе их правого дела.

«Литературная газета», 28 февраля.

в начало

1980

Латиноамериканская трагедия

В ТРЕХ НЕОКОНЧЕННЫХ АКТАХ С УЧАСТИЕМ ЦРУ

Неподалеку от Вашингтона, в местечке Лэнгли, на живописной лесной поляне высятся массивные бетонные сооружения. Это резиденция Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов.

Без преувеличения можно утверждать: ни одно событие, инспирированное империализмом в Латинской Америке, не обошлось без ЦРУ. Как писал итальянский журнал «Эуропео», ссылаясь на информацию бывших сотрудников Центрального разведывательного управления, «многие прискорбные события, которые произошли в мире, – дело рук ЦРУ. От Гватемалы до залива Кочинос, от Чили до Азии ЦРУ повсюду оставило четкий след». Это и убийства государственных и общественных деятелей, и свержения неугодных правительств, и интервенции...

Диверсионная деятельность ЦРУ – святая святых в практике империализма. Однако порой тайное становится явным.

В этих очерках мы расскажем только о трех сокровеннейших тайнах Лэнгли, его хозяев и его латиноамериканских подручных[24].

«Я БЫЛ АГЕНТОМ ЦРУ»

Документальная драма о судебном процессе

НАД МИНИСТРОМ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ БОЛИВИИ

АНТОНИО АРГЕДАСОМ

Действующие лица:

Эрнесто Че Гевара

Антонио Аргедас

Каратели: полковник Хоакин Сентено, Федерико Арана, подполковник Андрес Селич, капитан Гарри Прадо и др.

Шефы и агенты ЦРУ: Феликс Рамос, Эдуардо Гонсалес, Габриэль Гарсиа, майор Ральф Шелтон («Папочка»), полковник Эдвард Фокс, Уильям Коулхэн, Хьюго Мэррей, Лэрри Стернфильд, Николас Леондирес и др.

Президенты Боливии: генералы Рене Баррьентос, Альфредо Овандо, Хуан Хосе Торрес, Уго Бансер и др.

ВМЕСТО ПРОЛОГА

8 октября 1967 г. в ущелье Эль-Юро на юго-востоке Боливии был окружен и разбит партизанский отряд, во главе которого стоял выдающийся латиноамериканский революционер, видный деятель кубинской революции Эрнесто Че Гевара. На следующий день раненого Гевару зверски умертвили.

Через восемь месяцев в Гаване, а затем и во многих других странах, в том числе в СССР, был издан «Дневник Че в Боливии». Этот волнующий исторический и человеческий документ повествует об 11-месячной борьбе. Первая запись в походном дневнике – 7 ноября 1966 г. – совпала с 49-й годовщиной Великого Октября. Она оптимистична: «Сегодня начинается новый этап. Ночью прибыл на ранчо. Поездка прошла в целом хорошо». Последняя запись – накануне пленения майора Рамона, под именем которого Че Гевара сражался в Боливии. Его малочисленный и обескровленный отряд тщетно пытался вырваться из тугой петли окружения. Запись гласит: «В пять часов мы вышли в путь. Луна еле светила, и переход был очень утомительным. Мы оставили много следов, идя по каньону... В два часа ночи мы решили отдохнуть, но потом сочли бессмысленным продолжать наш путь».

Промежуток между двумя этими датами насыщен драматическими событиями. Их зеркало – записная книжка. День за днем заполняет ее Че своим торопливым бисерным почерком. Он деловит, краток. Иной день помечен лишь фразой: «Без новостей». Майор Рамон «работает» не на историю – его мысли об измотанном в неравных схватках отряде. В своих записях Че иногда ироничен, но чаще всего беспощаден – к себе, к подчиненным. Ведь среди них оказались и авантюристы-люмпены, и откровенные трусы, и подлые предатели. А вокруг – чужая Че сторона, забитая и непроницаемая в своей враждебности крестьянская масса, идущие по следам отряда каратели.

В дневнике – мучительная боль, трагизм ситуации. Но страницы его доносят до нас и другое, быть может, самое главное, самое важное – неукротимый дух Эрнесто Че Гевары. Он из той стальной когорты борцов, которые могут ошибаться, но без которых человечество было бы и духовно и нравственно беднее.

Минуло более девяти месяцев после гибели Че Гевары, когда чилийскую границу в районе города Икике перешел низкорослый коренастый мужчина лет 40, назвавшийся министром внутренних дел Боливии Антонио Аргедасом. Он заявил, что был агентом Центрального разведывательного управления США и что именно он, решив навсегда порвать со «зловещей бандой, которая плетет заговор против человечества», переслал в Гавану копию дневника Эрнесто Че Гевары. Из Чили Аргедас уехал в Сантьяго, затем в Лондон, Нью-Йорк, Лиму и наконец решил вернуться в Боливию, чтобы предстать перед судом. Как бывшего министра Антонио Аргедаса правомочен был судить только Национальный конгресс, но его передали высшему военному трибуналу страны.

Судебный процесс вращался вокруг двух сакраментальных вопросов: по каким мотивам и каким образом Аргедас предал гласности скрытый за семью печатями дневник Че Гевары? Но «дело Аргедаса» не ограничилось ответом на эти вопросы. Вопреки желанию судей и тех, кто стоял за ними, дело это высветило масштабы подрывной деятельности ЦРУ в Боливии.

Ярость, с какой и ЦРУ и боливийские власти обрушились на Аргедаса, имеет свою логику, свое объяснение. Во-первых, министр внутренних дел оказался «дурной овцой» в титулованном стаде, вынес сор (да еще какой!) из избы, пренебрег принципом круговой поруки. Во-вторых, Антонио Аргедас начисто спутал карты тех, кто пытался не просто утаить партизанский дневник Че Гевары, но и фальсифицировать его. Задуманная фальшивка преследовала триединую цель: создать предлог для обвинений Кубы в «подрывных действиях» и начать новый тур агрессивного антикубинского психоза; оправдать репрессии против революционного движения в Боливии; фальсифицировать образ Эрнесто Че Гевары. И получилось так, что Антонио Аргедас сорвал этот дьявольский план.

Сенсационный процесс бывшего министра внутренних дел и бывшего агента ЦРУ широко комментировался всей мировой прессой. Суд проходил при закрытых дверях, противоречивые комментарии журналистов были переполнены всякого рода домыслами и вымыслами.

Позже в руки одного боливийского журналиста попали фотокопии всех документов по «делу Аргедаса» – четыре показания его самого, двадцать свидетельских показаний...

Знакомясь с этими документами, видишь, как глубоко проникло ЦРУ в политическую жизнь, в вооруженные силы и репрессивные органы латиноамериканских стран. Разумеется, судьи не ставили перед собой задачу разоблачить деятельность ЦРУ в Боливии. Наоборот, в преддверии неизбежного краха тогдашнего боливийского правительства они всячески стремились откреститься от связей с Лэнгли. Поэтому военный трибунал соответствующим образом формулировал вопросы.

Итак, перед нами папка с «делом Аргедаса».

РЕСПУБЛИКА БОЛИВИЯ. ВЫСШИЙ ВОЕННЫЙ ТРИБУНАЛ

Дело: уголовное против капитана в отставке Антонио Аргедаса Мендиета.

За преступление: за различные преступления.

ИЗ ПРИКАЗА ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ БОЛИВИИ ГЕНЕРАЛА АЛЬФРЕДО ОВАНДО

12 июля 1968 г.:

«С санкции Президента Республики назначаю судебного следователя для определения и выяснения возможных упущений и преступлений, совершенных в связи с захватом, использованием и хранением документов, касающихся антипартизанских действий на юго-востоке страны в 1967 году».

Далее следуют тексты присяги членов военного трибунала.

ИЗ СВИДЕТЕЛЬСКИХ ПОКАЗАНИЙ КОМАНДИРА 8-й АРМЕЙСКОЙ ДИВИЗИИ ПОЛКОВНИКА

ХОАКИНА СЕНТЕНО

Вопрос: Где вы находились в день пленения Че Гевары и какие меры были вами приняты?

Ответ: 8 октября, получив донесение о столкновении с партизанами, о потерях и о том, что в ущелье Эль-Юро захвачены Че Гевара и другие, я в 15 часов направил туда вертолет. Для выяснения обстановки пилота сопровождал подполковник Андрес Селич. 9 октября в 6.30 я прибыл на аэродром в Валье-Гранде для полета в район Игера и затем в Эль-Юро с целью участия в боевых действиях. В этот момент ко мне обратился капитан Феликс Рамос и попросил разрешения сопровождать меня, так как, по его словам, он лично знал Че Гевару, что облегчило бы его опознание и возможный допрос.

РЕМАРКА. Агент ЦРУ Феликс Рамос – участник американской интервенции на Плайя-Хирон и войны во Вьетнаме. Он действительно когда-то видел Че, и в цепкую память профессионального убийцы врезался образ революционера. По свидетельству начальника разведотдела батальона рейнджеров Марио Уэрты, «капитан Рамос вместе с полковником Сентено допрашивал Че Гевару. Позже он остался наедине с Че, чтобы заставить его говорить...» Когда тело Че, доставленное на вертолете в Валье-Гранде, было показано журналистам, то пояснения на английском языке давал плешивый полный молодой человек. Это был Феликс Рамос. Он же первым сфотографировал и направил в США дневник Че. По свидетельству корреспондента французского журнала «Пари матч» Мишеля Рея, в последний раз агента ЦРУ Рамоса видели 12 октября 1967 г. в одном из отелей Ла-Паса, где он был зарегистрирован как бизнесмен. В итальянском фильме «Че Гевара» в роли Рамоса фигурирует полковник ЦРУ Стюарт, возглавивший карательную операцию по уничтожению партизанского отряда и опознавший его руководителя.

Феликс Рамос – один из немногих «тихих американцев», орудовавших в Боливии. Бывшие сотрудники ЦРУ В. Марчетти и Д. Маркс в своей нашумевшей книге «ЦРУ и культ разведки» писали: «ЦРУ принимало активное участие в подавлении повстанческого движения в Боливии и захвате его руководителя Эрнесто Че Гевары. Занимавшаяся специальными операциями группа агентов ЦРУ была направлена в Боливию для того, чтобы помочь местным силам справиться с повстанческим движением».

Базой для ЦРУ в Боливии стала зона Панамского канала, где расположилась «Саутком» – Южная группа командования вооруженных сил США. Ее командующий, генерал Роберт Портер, через четыре месяца после появления Че в Боливии встречается с руководством боливийской армии. Он сообщает о готовности США оказать Боливии всемерную помощь в карательных мерах против партизан. Любопытно, что ровно через два дня после этой встречи в зарубежной печати публикуется первое сообщение о действиях партизанского отряда в Боливии. Пройдет еще несколько дней, и газеты запестрят заголовками «Че в Боливии».

Через три недели после визита генерала Портера перебрасывается из Панамы в Боливию первый контингент «инструкторов» (эти головорезы, именуемые «зелеными беретами», прошли выучку во Вьетнаме). В Боливию поступают оружие, снаряжение, вертолеты. Создается «воздушный мост», связывающий Панаму с провинцией Санта-Крус, где действует отряд Че. Тогда же газета «Вашингтон пост» писала: «В Боливии отказываются от мысли бросить необученные войска в джунгли и думают уничтожать повстанцев напалмом. Происходит обучение антипартизанских частей с помощью Соединенных Штатов». Карательная акция в Боливии получает кодовое название «операция Синтия».

«Зеленые береты» наскоро обучают боливийцев и в пожарном порядке формируют два батальона рейнджеров. Возглавил операцию против партизанского отряда шеф ЦРУ в Боливии майор Ральф Шелтон по прозвищу «Папочка». Сержантом он воевал в Корее, участвовал в американской интервенции против Доминиканской Республики, в тайных операциях во Вьетнаме и Лаосе. «Папочке» принадлежит следующий статистический афоризм: «Убийство одного вьетнамца стоило четыреста тысяч долларов. В Боливии это стоит значительно дешевле». Он знакомит боливийскую военщину с «эффектом напалма». И вскоре командующий авиацией Боливии публично сообщает об использовании напалма «с целью достижения такого же блестящего результата, какого достигли во Вьетнаме военно-воздушные силы США».

Пентагон и ЦРУ стремятся скрыть от общественности свое присутствие в Боливии. На следующий день после убийства Че Гевары генерал Роберт Портер силится опровергнуть утверждение, что «три тысячи солдат из войск специального назначения Соединенных Штатов были посланы в Боливию». По словам Портера, солдат, оказывается, было всего 16.

Вопрос: Расскажите все, что вы знаете о документах, и особенно о дневнике Гевары, захваченных у раненых и убитых в бою в ущелье Эль-Юро.

Ответ: Когда я прибыл в Игеру, то из донесений офицеров 2-го батальона рейнджеров узнал, что в доме местного телеграфиста Идальго находятся пять раненых партизан, а также захваченные вещмешки, материалы и документы. Так как бой в ущелье Эль-Юро продолжался, я решил направиться туда, не успев ознакомиться с захваченными документами и материалами. ...Когда я вернулся из Игеры, то во дворе дома телеграфиста Идальго увидел капитана Феликса Рамоса, фотографировавшего записную книжку красного цвета, которая оказалась дневником Че Гевары. Там же находился подполковник Селич. Затем в помещении школы в Игере я осмотрел убитых врагов, среди которых был и Че Гевара... Я захватил дневник Че Гевары, его карабин и на вертолете вернулся в Валье-Гранде. Там я передал дневник главнокомандующему вооруженными силами республики... Позже я узнал, что представители посольства направили фотокопии дневника Че Гевары президенту республики, главнокомандующему и мне. Однако этот последний экземпляр был задержан командованием вооруженных сил, и таким образом я не получил копии дневника Че Гевары.

Вопрос: По чьему приказу и для каких целей капитан Рамос фотографировал вышеупомянутый дневник?

Ответ: Никакого приказа не было, и Рамос фотографировал по собственной инициативе, чем он занимался и прежде. Рамос и капитан Эдуардо Гонсалес имели доступ к материалам наших расследований... в соответствии с договоренностью на высоком уровне, достигнутой через Уильяма Коулхэна (глава резидентуры ЦРУ в районе антипартизанских действий. – К.Х.). Рамос и Эдуардо Гонсалес уже ранее участвовали в разведывательной работе. На этот счет я получил личные указания от президента республики и заместителя министра национальной обороны. Рамос и Гонсалес имели офицерские удостоверения боливийской армии и звания капитанов.

РЕМАРКА. «Капитан боливийской армии», а в действительности агент ЦРУ Эдуардо Гонсалес – одна из наиболее зловещих фигур драмы. Именно этот палач и провокатор допрашивал пленных из отряда Че: одних – «с пристрастием», других – в обличии «единомышленника». На допросах Гонсалес выдавал себя за панамского врача левых взглядов, показывал пленным фальшивые документы, свидетельствующие о его симпатиях к партизанам. Когда был схвачен сражавшийся в отряде Че боливийский студент Сиро Хорхе Васкес, сын известного историка Умберто Васкеса Мачикао, каратели не смогли заставить его говорить – одному из палачей он плюнул в лицо. Тогда по радио передали «протест прогрессивного журналиста», которому тюремщики отказали в свидании с пленными. «Прогрессивным журналистом» был Гонсалес. При встрече с доверчивым юношей он выдал себя за «связного партизанского центра» и получил все необходимые сведения. Жертва же провокации была убита «при попытке к бегству». Кстати сказать, агент ЦРУ Эдуардо Гонсалес первым узнал о том, что Че в Боливии.

Суд, словно специально, первым из свидетелей выслушал полковника Хоакино Сентено. Командир самой боеспособной боливийской дивизии – основного действовавшего против партизан соединения, – Сентено был непосредственным убийцей Че. Раненного в ноги Че не могли казнить «законно»: эта исключительная мера не предусматривалась боливийской конституцией. А суда страшились: из обвиняемого Че неизбежно превратился бы в обвинителя. Страшился империализм и международной кампании солидарности с выдающимся революционером. И дело сделали пули, выпущенные в Че из американской автоматической винтовки «М-2» унтер-офицером Марио Тераном по приказу полковника Сентено. Однако он, первым подтвердив, что Че нет в живых, пытался замести следы преступления. Вначале Сентено заявил, что Че погиб в бою, получив две смертельные раны – в легкое и пах. А через месяц в беседе с корреспондентом аргентинской газеты «Кларин» уже утверждал, что «без сомнения, господин Гевара скончался во время транспортировки», и попутно признал, что первым ознакомился с его дневником.

В награду полковнику Сентено пожаловали генеральский чин и назначили начальником военной канцелярии президента Боливии. И вот в минуту откровенности он во всеуслышание заявил о тесных связях правительства с ЦРУ. В частности, о том, что за два месяца до гибели Че «координатор» ЦРУ Уильям Коулхэн направил в его распоряжение агентов ЦРУ Рамоса и Гонсалеса. Причем рекомендательные письма были написаны лично боливийским президентом. Очевидно, на болтливого генерала цыкнули, и он, созвав пресс-конференцию, отказался от своих слов. Конфуз генерал объяснил «фонетической неточностью»: оказывается, он упомянул не ЦРУ, а близкую по аббревиатуре службу военной разведки Боливии!

Генерал Хоакин Сентено в 1971 году стал одним из организаторов правого путча, в результате которого было свергнуто прогрессивное правительство Хуана Хосе Торреса. По приказу Сентено войска подвергли разрушительному обстрелу здание университета. Став командующим вооруженными силами Боливии, генерал Хоакин Сентено возглавил беспощадную борьбу со всеми инакомыслящими. Его имя было настолько скомпрометировано, что генерала пришлось удалить из Боливии – его направили послом в Париж.

Есть еще одна грязная страница в биографии Хоакина Сентено. Он рьяно защищал нацистских военных преступников, особенно бывшего начальника гестапо в Лионе Клауса Барбье. Четверть века благоденствовал в Боливии палач Лиона. За массовые убийства, поджоги и грабежи Франция заочно приговорила его к смертной казни. Французское правительство потребовало выдачи Клауса Барбье. Три года тянулась судебная комедия, и наконец в 1974 году верховный суд Боливии, приговор которого «обжалованию не подлежит», узаконил безмятежное существование палача. Основание? Да ведь между Боливией и Францией нет договора о выдаче преступников, а в уголовном кодексе отсутствует статья «Преступления против человечества». В Боливии Барбье занимается коммерцией и по совместительству оказывает услуги местной охранке. В беседе с одним французским журналистом, отец которого был убит по приказу Барбье, палач Лиона вызывающе заявил: «Мы были предвестниками борьбы против большевизма. Посмотрите, где он сейчас! Если бы американцы не заставили нас проиграть ту войну, этого бы никогда не случилось». Позорную роль защитника Клауса Барбье выполнял прежде всего его единомышленник – боливийский посол во Франции Хоакин Сентено. В 1976 году он был убит в Париже неизвестными лицами.

ИЗ СВИДЕТЕЛЬСКИХ ПОКАЗАНИЙ КОМАНДИРА АНТИПАРТИЗАНСКОГО ПОДРАЗДЕЛЕНИЯ №3

ПОДПОЛКОВНИКА АНДРЕСА СЕЛИЧА

Вопрос: По приказу кого дневник Че Гевары и другие документы были переданы агентам ЦРУ?

Ответ: Этот вопрос наиболее важен, и я хочу дать на него исчерпывающий ответ. Как обычно, все документы прежде всего попадали в руки агента ЦРУ Габриэля Гарсиа. Например, когда к нам попали документы (перечисляются фамилии погибших партизан. – К.Х.), то они поступили к Габриэлю Гарсиа и были сфотографированы полностью в Валье-Гранде также агентом ЦРУ капитаном Феликсом Рамосом, который служил в разведывательном отделе 8-й дивизии. Как мне известно, все негативы были проявлены в Соединенных Штатах. Что касается документов, захваченных при поимке Гевары, могу сказать следующее. 9 октября в 6.15 в Игере приземлился вертолет, на борту которого находились полковник Сентено и капитан Феликс Рамос...[25] Капитан Рамос прибыл с полным комплектом оборудования. Он доставил радиопередатчик с большим радиусом действия, тут же его установил и передал по неизвестному адресу зашифрованное сообщение. Затем он установил на столе фотоаппарат с четырьмя телеобъективами и приступил к фотографированию.

Вопрос: Хотите ли вы что-нибудь добавить?

Ответ: Да. Находившиеся в районе боевых действий агенты ЦРУ осуществили важную работу. Хочу особо отметить, что они предоставили нам фотографии действовавших в этом районе партизан, сообщили их приметы и таким образом позволили узнать о них все еще до их поимки.

РЕМАРКА. Поучительна судьба одного из убийц Че, полковника Андреса Селича. Он был в числе главных организаторов реакционного путча, свергнувшего правительство Хуана Торреса. Это был 188-й по счету государственный переворот со времени провозглашения в 1825 году независимости Боливии. По выражению английской газеты «Файнэншл таймс», президенты Боливии «сменяли друг друга во дворце с такой быстротой, с какой толпа гостей проходит через вращающиеся двери отеля». Как писал французский журнал «Нувель обсерватер», 19 августа 1971 г. «был дан сигнал к восстанию и «охоте на коммунистов». Рейнджеры полковника Селича, отборного подразделения боливийской армии, натренированного американскими «зелеными беретами», составили ударную силу путчистов». За оказанные услуги полковник Селич получил пост министра внутренних дел. Селич мечтает о президентском кресле и готовит очередной государственный переворот. Но он не рассчитал своих сил и оказался за тюремной решеткой. Вскоре власти официально извещают, что Селич «случайно погиб в момент падения с лестницы в полицейском управлении». Словно не ведая об этом смехотворном заявлении, министерство внутренних дел объявляет, что «подлинной причиной смерти Селича явилась прогрессирующая болезнь печени». Шефа карателей и палача, подручного ЦРУ, полковника Андреса Селича сбросили с лестницы, словно ненужный хлам.

Впрочем, что могла ждать от своих покровителей такая мелкая сошка, как Селич, если ЦРУ многократно свергало президентов Боливии, в том числе своих ставленников? Уместно вспомнить угрожающую фразу, брошенную несколько десятилетий назад по адресу Боливии бывшим государственным секретарем США Келлогом, «гуманистом» и «миротворцем»: «Угроза применения силы – единственный метод обращения с этим народом». Многочисленные факты свидетельствуют о беспардонном засилье империализма во всех сферах жизни Боливии.

В то время, когда шел процесс по делу Аргедаса, Боливией правил генерал Рене Баррьентос, выпускник авиационного училища США. Военная власть сменила 12-летний режим гражданского правительства во главе с Виктором Пас Эстенсоро. Его убрало ЦРУ и «сделало» президентом Рене Баррьентоса, личного пилота Пас Эстенсоро. Баррьентос тотчас же заявил: «Боливию сегодняшнего дня устраивает только Запад». Но недавний пилот зарвался. Он не удовлетворился подачками могущественной американской нефтяной монополии «Галф ойл корпорейшн». Аппетит приходит во время еды, и президент обложил поборами в свою пользу некоторые американские корпорации. После этого на его судьбе можно было ставить крест. По официальной версии, самолет Баррьентоса, подаренный ему той же «Галф ойл», взорвался, упав на провода высокого напряжения. Версия рассыпалась, когда на теле пилота обнаружили пулевые ранения: по самолету с близлежащего холма вели огонь агенты ЦРУ.

Власть взял в свои руки главнокомандующий вооруженными силами генерал Альфредо Овандо. Новое правительство неожиданно заявило о намерении осуществить социально-экономические и политические преобразования и положить конец империалистическому вмешательству во внутренние дела страны, в частности пресечь подрывную деятельность ЦРУ. Наиболее радикальной мерой стала национализация собственности «Боливиэн галф ойл компани» – филиала нефтяной монополии «Галф ойл корпорейшн». ЦРУ свергло еще одного президента, но проморгало растущие антиимпериалистические настроения боливийского народа, которые реально выразил в своей политике новый глава государства Хуан Хосе Торрес. Его патриотическая позиция, антиимпериалистическая, демократическая программа никак не устраивали империализм США. ЦРУ не удовлетворилось свержением Хуана Хосе Торреса. В 1976 году, через пять лет после путча, он был застрелен в Буэнос-Айресе. В этом преступлении вдова бывшего президента обвинила правительство США.

И, наконец, выбор ЦРУ пал на генерала Уго Бансера. Вот что писала о нем английская газета «Файнэншл таймс»: «У выходца из немецкой семьи Бансера за плечами карьера офицера боливийской армии, серая форма и островерхие шлемы которой напоминают о влиянии в ней немецких военных советников. Как и многие другие подающие надежды офицеры, он прошел обучение в Соединенных Штатах и прекрасно говорит по-английски». Бансер установил режим жесточайшей военно-полицейской диктатуры. За семь лет его драконовского правления через тюрьмы прошло около 15 тысяч политзаключенных, в том числе католические священники. Уго Бансер денационализировал нефтяную промышленность и передал американским монополиям седьмую часть всей территории страны. За это он получал регулярные взятки от «Галф ойл». Президент поощрял самые темные аферы. Например, санкционировал план передачи огромных территорий Боливии 150 тысячам расистов – иммигрантам из Родезии, Намибии и ЮАР. Для формирования расистского анклава в Южной Америке была создана в Ла-Пасе акционерная компания «Сефа С.А.».

Президенту-генералу Бансеру принадлежит клич, обращенный к крестьянам: «Я вам разрешаю убить первого же коммунистического агитатора, который появится в сельских районах. Я даже вознагражу вас»[26]. Напомним, что 30 сребреников были обещаны и за голову Че.

ИЗ СВИДЕТЕЛЬСКИХ ПОКАЗАНИЙ ОФИЦЕРА КОНТРРАЗВЕДКИ МОИСЕСА ВАСКЕСА

Вопрос: Что вы знаете о захваченных у бандитов (так впервые члены военного трибунала начинают называть партизан. – К.Х.) документах, и в особенности о дневнике Гевары, переданных агенту ЦРУ Рамосу?

Ответ: С Рамосом я познакомился во время моей поездки в Санта-Крус вместе с техническим консультантом министерства внутренних дел Габриэлем Гарсиа. Он мне сказал, что Рамос является одним из наиболее крупных экспертов американской разведывательной службы... Я располагаю сведениями, что Рамос сфотографировал дневник Че Гевары после его пленения. Фотоснимков было очень много, и их послали для проявления в Соединенные Штаты.

Вопрос: Что вы знаете о присвоении армейским командованием званий капитанов агентам ЦРУ Гонсалесу, Рамосу и Гарсиа?

Ответ: Я абсолютно ничего не знаю. Гарсиа и Гонсалес представились в качестве докторов наук. Гарсиа мне сказал, что Рамос – армейский офицер в чине капитана. Но он не добавил, капитана какой армии...

Вопрос: Когда вы посетили район боевых действий вместе с одним из вышеупомянутых лиц, его деятельность не вызвала у вас подозрения?

Ответ: Естественно, с того времени, как я узнал, что эти люди служат в разведке иностранного государства, вся их деятельность стала подозрительной. Например, занимаясь контрразведывательной работой в нашей армии, я установил, что вся информация министерства внутренних дел, прежде чем поступить в разведывательный отдел армии, направлялась в американское посольство через сотрудника Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов капитана Хьюго Мэррея. Эта информация предоставлялась его агентами, работавшими в министерстве внутренних дел под замком, ключ от которого имел агент Гарсиа.

Вопрос: Все ли захваченные у бандитов материалы, снаряжение, вооружение и документы были переданы разведывательному отделу?

Ответ: Скажу о бое в Игере. Четыре дня назад полковник Сауседо (начальник разведывательного отдела 8-й армейской дивизии. – К.Х.) мне сообщил, что, по словам одного солдата, дезертировавшего из роты капитана Гарри Прадо, в бою, где был сражен Гевара, солдаты захватили несколько вещмешков. В одном из них было большое количество денег. Этот солдат рассказал полковнику Сауседо, что он получил около 2 тысяч боливийских песо и 100 долл. и что офицеры роты капитана Прадо получили около 2 тысяч долл. каждый. По словам солдата-дезертира, всего в вещмешке было около 20 тысяч долл. Капитан Рико Торро, который также принимал участие в антипартизанских действиях, обратился в разведывательный отдел с требованием вернуть ему радиоприемник, который, по его словам, захватил он и который должен принадлежать ему в качестве трофея.

(Многие свидетели были вынуждены признать, что каратели открыто занимались мародерством.)

РЕМАРКА. В зале суда были не только пигмеи. Здесь незримо присутствовал гигант. Еще при жизни его имя стало легендой.

...Август 1961 года. Расположенный на стыке Ла-Платы и Атлантического океана фешенебельный уругвайский курорт Пунта-дель-Эсте – «южноамериканская Мекка» игроков в рулетку – стал местом проведения чрезвычайной сессии межамериканского совещания. Именно там состоялось крещение провозглашенной Джоном Кеннеди программы «Союз ради прогресса» в обмен за отлучение Кубы от семьи латиноамериканских народов. Молодой министр молодого Революционного правительства Республики Куба Че Гевара страстно разоблачает закулисные махинации организаторов крестового похода против «первой свободной территории Америки». Участников конференции, соблюдавших безукоризненный дипломатический этикет, он шокировал даже своей одеждой: оливкового цвета походной формой без знаков различия. Невысокого роста, коренастый, с доверчивым, слегка насмешливым выражением прекрасных глаз, – таким мне запомнился Че. И еще запомнился его так называемый креольский акцент – ведь Эрнесто Гевара по национальности аргентинец и имя Че получено им не от родителей. Просто он пересыпал этим непереводимым обращением («ну», «эй») свою речь, и оно стало частью его бессмертного имени.

Эрнесто Че Гевару вновь довелось встретить вскоре после конференции в Пунта-дель-Эсте. В актовом зале университета Монтевидео состоялась его публичная лекция. Когда она закончилась, на расходившихся по домам студентов и преподавателей обрушилась полиция. Вдруг грянул выстрел, на мостовую упал человек. При фактическом содействии полиции автомашина с наемниками беспрепятственно скрылась. Убитый был профессором университета, и местная реакционная печать цинично назвала его гибель «роковой ошибкой»: бандитская пуля предназначалась Че. Выстрел у стен университета потряс весь Уругвай: под лозунгом «Фашизм не пройдет!» состоялись митинги и демонстрации протеста.

Через несколько месяцев в порту Гаваны теплоход «Грузия» с сотнями молодых кубинцев готовился к отплытию в СССР. Внезапно раздались бурные аплодисменты. На импровизированной трибуне в нескольких метрах от борта советского теплохода появился Эрнесто Че Гевара. Обращаясь к юношам и девушкам, он призывал их настойчиво овладевать знаниями.

И, наконец, пасмурный октябрьский вечер 1967 года в зале гостиничного ресторана эквадорской столицы Кито. Хотя город и расположен на линии экватора, высота потухших вулканов стирает привычное представление о тропиках. За соседним столом среди обладателей дорогих смокингов царит радостное возбуждение, они требуют шампанского. Долетают обрывки фраз: «Че Гевара... Наконец-то свершилось...»

Трудно было поверить, что Че погиб, но об этом кричали заголовки вечерних газет. Их предлагали редким прохожим мальчишки-продавцы. Обычно они пронзительными голосами сообщали последние новости – действительные и мнимые, – в силу профессионального цинизма не делая разницы между скандальными похождениями кинозвезды, государственным переворотом и землетрясением. Но в тот вечер малограмотные подростки, молчаливо протягивая газету, проявили столь несвойственную их профессии деликатность.

Между прочим, Эрнесто Че Гевара был по профессии врач, как и убитый шесть лет спустя президент Чили Сальвадор Альенде.

Че Гевара мечтал быть лепрологом, облегчать страдания прокаженных. Судьба уготовила ему иное – бороться с проказой социальной. Интеллигент в лучшем смысле этого слова, книголюб, тонкий ценитель поэзии, прекрасный шахматист, он стал волонтером революции, ее преданным солдатом.

В традициях революционного движения Латинской Америки еще со времен борьбы против испанского колониального ига – взаимовыручка патриотов разных стран, спаянных общностью языка, культуры, судьбы. Че исколесил многие латиноамериканские страны, охваченные революционным брожением, но звездным часом его жизни стала борьба за свободу кубинского народа.

Началось все в ноябрьский день 1956 года, когда яхта «Гранма» взяла курс из Мексики на остров в Карибском море. Сейчас «Гранма», бережно укрытая стеклянным колпаком мемориала, стоит на вечном приколе в центре Гаваны. Трудно представить, что экипаж этой миниатюрной яхты состоял из 82 кубинских повстанцев. Среди них был единственный иностранец – Че. Два долгих года, полных лишений и смертельной опасности, шла партизанская война под предводительством Фиделя Кастро. По его словам, образцом для партизан был Че – никогда не унывавший (хотя его постоянно мучила астма), всегда готовый прийти на помощь товарищу, добровольно взвалить на себя самую тяжелую ношу. Под его командованием был совершен героический бросок из главной партизанской базы – Сьерра-Маэстры – на запад, в покрытые густыми лесами горные кручи Эскамбрая, очищена от батистовской опричнины провинция Лас-Вильяс. Ему первому Фидель присвоил звание команданте, или майора, – высшее воинское звание Повстанческой армии.

После победы кубинской революции Че был на переднем крае строительства первого социалистического государства в Западном полушарии. Руководил экономикой, финансовым делом, возглавлял важные дипломатические миссии. Но прежде всего был революционером без страха и упрека. В прощальном письме своим пяти детям он писал: «Помните, что самое главное – это революция и что каждый из нас в отдельности ничего не значит. Будьте всегда способны самым глубоким образом почувствовать любую несправедливость, совершаемую где бы то ни было в мире. Это самая прекрасная черта революционера». Именно эта черта прежде всего характеризует самого Че. Он был удивительно цельной натурой, образцом единства слова и дела. Чуждый рисовки, позы, он словно стыдился своей огромной популярности и на Кубе и за ее пределами.

Были ли заблуждения у Че? Да, были. Че ясно понимал роковые последствия термоядерной катастрофы, военной конфронтации между СССР и США, но считал, что «много Вьетнамов», очагов вооруженной борьбы позволят дать победоносный бой империализму на его глухой периферии. И еще Че верил в магическую силу «партизанского очага» в Латинской Америке. Готовый штурмовать само небо, он искренне верил, что из искры, брошенной в стог сена, возгорится пламя победоносной народной борьбы. Так созрело его решение покинуть Кубу и повторить подвиг Сьерра-Маэстры в Боливии.

Он не учел лишь, что стог сена мог оказаться сырым.

В самом центре южноамериканского континента на высоте без малого четыре тысячи метров раскинулась столица Боливии Ла-Пас. Ворота боливийской столицы – самый высокогорный в мире коммерческий аэропорт. Каждый приезжий остро ощущает кислородное голодание. Говорят, что Ла-Пас – единственная столица в мире, где нет пожарных.

Город окружает горная цепь снежных Анд. Ярко сверкает под лучами солнца снеговая шапка горы Ильимани, прозванной самими боливийцами «шкатулкой сокровищ». Несметно богата боливийская земля золотом и серебром, вольфрамом и нефтью, а особенно оловом. Но природные богатства страны хищнически эксплуатируются иностранными монополиями.

Удел тружеников Боливии – в прошлом и сегодня – беспросветная нищета. На улицах Ла-Паса всюду, кроме района фешенебельных особняков Мирафлорес, – индианки в черных фетровых шляпах с высокой тульей и загнутыми вверх полями. На плечах цветастая домотканая накидка ауайо, а в ее складках на материнской спине часто покоится малыш. За пределами Ла-Паса практически все население – индейские народности кечуа, гуарани и аймара.

Из года в год, из поколения в поколение боливийский крестьянин живет впроголодь. Редко он может вдоволь поесть чуно – обезвоженный на морозе картофель и еще реже чарке – вяленое мясо лам. Сельскую местность покрывает низкорослый кустарник, мелкие сухие листья которого для многих крестьян – основная еда. Полынная горечь листьев коки притупляет постоянное чувство голода, как бы согревает, но за иллюзию люди расплачиваются тяжелыми болезнями, преждевременной старостью и ранней смертью. Ведь безобидные на вид листья содержат кокаин.

В 1952 году доведенные до отчаяния невыносимыми условиями жизни боливийцы подняли знамя всенародного восстания. Горняки, крестьяне, студенты в жестоких боях свергли гнет тирании, сбросили с трона «оловянных баронов» Патиньо, Хохшильда, Арамайо. Через год после этих событий в Боливии впервые побывал юный Че и проникся верой в ее революционное будущее.

Со времен завоевания политической независимости борьба народных масс не знала такого размаха. И эта борьба увенчалась победой. Впервые в истории Южной Америки был обнародован декрет об аграрной реформе, приняты законы о национализации оловянных рудников и нефтяной промышленности. Однако прошло немного времени, и к власти пришли новые тираны. Вырванные ценой неимоверных усилий демократические завоевания были сведены на нет.

Не всегда человек может обнаружить момент отлива революционной волны. Именно такой момент наступил в Латинской Америке к апрелю 1965 года, когда Че принял решение покинуть Кубу. В прощальном письме к «дорогим старикам», своим родителям, он писал, шутливо сравнивая себя с Дон Кихотом: «Я снова чувствую своими коленями ребра Росинанта, снова я, облачившись в доспехи, пускаюсь в путь... Не поминайте лихом скромного кондотьера XX века...»

Через полтора года Че возглавил в Боливии партизанский отряд из 40 человек. В тот период американский империализм, устрашенный силой «кубинского примера», перешел в контрнаступление к югу от своих границ. В январе 1964 года американская военщина потопила в крови выступление патриотов Панамы, в апреле того же года было свергнуто гражданское правительство крупнейшей страны континента – Бразилии, в декабре ликвидировано прогрессивное правительство Гайаны, в апреле 1965 года состоялась вооруженная интервенция против Доминиканской Республики. Тогда главная задача всех сил социального прогресса заключалась в том, чтобы отстоять революционные завоевания на Кубе, прорвать кольцо блокады, предотвратить вооруженную агрессию. Эта задача была успешно выполнена.

А охваченный революционным нетерпением Че, которому тогда не было и 40 лет, торопил своего Росинанта...

Но вернемся в зал военного трибунала в Ла-Паса. С 19 по 25 июля 1968 г. шел интенсивный допрос свидетелей. Трибунал торопился: в Боливии накалялась внутриполитическая обстановка, разгоралась массовая борьба шахтеров за свои права. 14 июня, в традиционный католический праздник св. Хуана, рейнджеры устраивают кровавое побоище, жертвой которого стали безоружные горняки крупного оловянного рудника «Сигло XX», их жены и дети. 16 человек были убиты, 70 ранены. Через два дня каратели вновь обрушиваются на горняков. 22 июля в стране введено чрезвычайное положение, а через три дня начался правительственный кризис. Только спустя два с половиной месяца возобновился допрос свидетелей. Можно догадываться, что этот срок был использован для «обработки» Аргедаса, которая, судя по его показаниям, оказалась безуспешной.

ИЗ ПЕРВОГО ПОКАЗАНИЯ АНТОНИО АРГЕДАСА,

20 июля 1968 г.

(Это, видимо, копия протокола допроса, проведенного в Чили после бегства туда Аргедаса. Отсутствует окончание протокола, многие слова, особенно о связях Аргедаса с ЦРУ, зачеркнуты.)

«В 1965 году под нажимом Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов вынужден был оставить пост заместителя министра внутренних дел. Будучи подвергнут (пропуск)[27], кто не коммунист... и вновь занял вакантный пост заместителя министра внутренних дел... 18 июля, приблизительно в 19.30, ему позвонил агент ЦРУ, что было необычно, так как каждый раз, когда была в этом необходимость, его посещали в министерстве. Ему назначили срочную встречу у моста, и он сделал вывод, что это ловушка с целью уничтожить его, ибо у ЦРУ не было иного выхода... После этого звонка он решил покинуть Боливию.

Добавил, что не имеет связей ни с кубинским правительством, ни с правительством любого другого социалистического государства, ни с коммунистической партией, ни с любой другой политической партией. Он также сказал, что не получил никакой компенсации за отправку дневника на Кубу и сделал это в отместку за те унижения и оскорбления, которым его подвергли агенты Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов... У него не было никаких разногласий ни с президентом республики, ни с членами правительства, и он не сообщил об отъезде из Боливии лишь из-за опасности физической расправы со стороны ЦРУ».

РЕМАРКА. В ходе этого и особенно последующих показаний Антонио Аргедаса вырисовывается его образ – противоречивый и в чем-то трагический. Он – глава репрессивного аппарата военно-полицейского режима и одновременно его жертва.

В молодости Аргедас слыл «левым», и это стало козырем в глазах его будущих хозяев. Ведь ренегат любой ценой старается «отмыть грехи молодости». Аргедас окончил военно-воздушное училище, стал капитаном боливийской авиации, а затем адвокатом и сподвижником рвавшегося к президентскому креслу Рене Баррьентоса. Тот сделал Аргедаса заместителем министра внутренних дел и свел его с авиационным атташе США в Боливии полковником Эдвардом Фоксом – доверенным лицом ЦРУ. Фокс был инструктором Баррьентоса в бытность его курсантом авиационного училища в США, и глава государства продолжал держать руки по швам перед своим бывшим наставником. Недаром американский журнал «Ньюсуик» писал о «чрезвычайном влиянии» полковника Фокса на президента Боливии.

Фокс передал Аргедаса в руки шефа ЦРУ Лэрри Стернфильда. Тот поставил свои условия игры: будешь служить в ЦРУ – станешь министром внутренних дел. По данным авторов книги «ЦРУ и культ разведки» В. Марчетти и Д. Маркса, с 1965 года ЦРУ считало Аргедаса своим агентом. Однако новым хозяевам Аргедаса надо было убедиться в его лояльности. Аргедаса подвергают унизительной процедуре – отправляют в соседнее государство, Перу, где американское посольство оснащено детектором лжи. Именно тогда перед Аргедасом впервые появляется Николас Леондирес – «двойной агент», служащий одновременно и в ЦРУ и в ФБР. Он сопровождает Аргедаса в Лиму и с той поры не спускает глаз со своего подопечного.

В Лиме Аргедаса испытывают на детекторе лжи. На отупевшего заместителя министра внутренних дел обрушивается град провокационных вопросов-утверждений: «Вы продолжаете состоять в коммунистической партии? Вы являетесь агентом Москвы или Гаваны?..» Четыре дня длится мучительный допрос, и, удовлетворившись ответами Аргедаса, ему даже предлагают стакан кока-колы. Впоследствии Аргедас скажет: «Тогда мне хотелось умереть, я был готов броситься вниз головой с пятого этажа». Те, кто вел допрос, переусердствовали, не ведая, что Аргедас затаит месть, и будет ждать подходящего момента, чтобы расквитаться за надругательство над собой.

Но тогда Аргедас не внушал подозрений. ЦРУ санкционировало его назначение министром внутренних дел, в порядке морального поощрения пригласило в США, а в качестве материального – выписало чек на шесть с половиной тысяч долларов. Аргедас позже признает, что регулярные субсидии от ЦРУ получали многие боливийские министры.

Даже самые бдительные соглядатаи из ЦРУ не сомневались в покорности Аргедаса. Министерство внутренних дел было заполнено агентурой Центрального разведывательного управления. Аргедас – не исключение и позже сдержанно скажет: «В Латинской Америке министры внутренних дел не ведают, что творится в их собственных министерствах». При нем усилились репрессии против трудящихся, студенчества, прогрессивных организаций. Один из свидетелей, ошеломленный «делом Аргедаса», заместитель начальника разведотдела министерства внутренних дел Роберто Кинтанилья (впоследствии он стал директором полицейского управления страны, собственноручно жестоко пытал политзаключенных и в отместку за совершенные преступления был убит), показал на суде: «Аргедас развернул яростную кампанию против всех коммунистических элементов, проводил обыски в их домах, конфисковывал красную литературу и др.» ЦРУ вынуждало Аргедаса шантажировать профсоюзных деятелей, руководителей политических организаций, в том числе католических, инспирировать в газетах провокационные сообщения, например о том, что сподвижница Че – Тамара Бунке[28] – была «советским агентом». Кстати, эту фальшивку подхватили крупнейшие информационные агентства США.

Нет, Антонио Аргедас не внушал никаких подозрений. Лишь считанное количество людей знало о «двойной жизни» могущественного министра внутренних дел, респектабельного сеньора, отца четырех детей. Поэтому бегство Аргедаса произвело на шефа ЦРУ впечатление разорвавшейся бомбы. Поступок Аргедаса известный аргентинский публицист Грегорио Сельсер назвал «пробуждением искалеченной совести». Каковы же причины этого «пробуждения»? Бесспорно, одна из них – ущемленное самолюбие, стремление отплатить ЦРУ за каждодневные унижения. Другая вероятная причина – сознание соучастия в преступлениях против собственной родины и возможность моральной реабилитации перед самим собой. И здесь роль детонатора сыграл дневник Че, исповедь бескорыстного борца за счастье другого народа.

Противоречивость натуры и поступков Аргедаса проявилась и после его бегства из Боливии. Он понимает, что мосты сожжены, но боится длинных рук ЦРУ и то умалчивает о подрывных действиях американцев, то, наоборот, предельной откровенностью пытается обезопасить себя. Ведь убрать Аргедаса – значит подтвердить перед всем миром достоверность его разоблачений. Поэтому Аргедас возвращается в Боливию, резонно полагая, что суд – более весомая гарантия безопасности его жизни, чем политическая эмиграция.

В Чили, куда Аргедас бежал из Боливии, его арестовывают. Допрос ведет сотрудник ЦРУ Оскар Писарро. Из тюремной камеры Аргедаса выпускают только после его обещания забыть слово «ЦРУ». Напомним, что в тот период, предшествовавший победе Народного единства, чилийская земля была наполнена агентурой ЦРУ, и новые разоблачения его подрывной деятельности, да к тому же из уст министра внутренних дел соседнего государства, нанесли бы серьезный удар по планам империализма. Пока Аргедас пребывал в тюремной камере, министерство внутренних дел Чили не покидал американский посол Эдвард Корри. Ему на подмогу срочно прибыл заместитель государственного секретаря США по Латинской Америке Кови Оливер, который сам себя называл «послом без протокола». Они потребовали, чтобы Аргедасу в нарушение чилийской конституции отказали в праве политического убежища. Хотя Аргедас и молчал о деятельности ЦРУ, он был выдворен из Чили.

В самолете, взявшем курс на Лондон, Антонио Аргедаса сопровождали два человека. Кресло слева от него занял агент ЦРУ Оскар Писарро, кресло справа – агент ЦРУ и ФБР Николас Леондирес.

ИЗ ВТОРОГО ПОКАЗАНИЯ АНТОНИО АРГЕДАСА,

17 сентября 1968 г.

Вопрос: С какой целью и каким образом вы получили копию дневника Эрнесто Че Гевары, как и другие документы, представляющие военную тайну?

Ответ: Единственный документ, фотокопия которого попала мне в руки, – дневник майора Эрнесто Гевары. Примерно через 30 или 40 дней после гибели партизанского руководителя (Че Гевары. – К.Х.) представитель посольства США Хьюго Мэррей передал мне большой конверт желтого цвета, сказав, что это фотокопии дневника майора Гевары и других документов. Из любопытства я извлек из конверта две пачки бумаг с походным дневником майора Гевары и попросил Гарсиа, чтобы он сфотографировал их. Гарсиа на следующий день вручил мне небольшой ящик и сказал, что в нем негативы дневника. Я вложил два пакета с фотоотпечатками в конверт и вручил его Гарсиа, сказав, что это партизанские документы, которые нам передало американское посольство с целью их изучения. Позже подполковник Кинтанилья из министерства внутренних дел сообщил мне, что Габриэль Гарсиа, воспользовавшись халатностью одного из адъютантов генерала Овандо (главнокомандующий вооруженными силами Боливии. – К.Х.), снял фотокопию с дневника Че Гевары... 14 июня, примерно в 17 часов, я послал майору Фиделю Кастро фотонегативы походного дневника майора Гевары, которые были пересняты с копии, врученной мне господином Хьюго Мэрреем.

Вопрос: По какой причине вы покинули страну?

Ответ: Я покинул страну, так как, выполняя обязанности министра внутренних дел, убедился в том, что моя родина в значительной степени лишилась своего национального суверенитета, что в Боливии североамериканские службы всемогущи...

Вопрос: Была ли у вас уверенность в том, что документы, посланные в один из европейских адресов, будут получены в Гаване?

Ответ: У меня не было никакой уверенности. Но, принимая во внимание мое душевное состояние, я без колебания воспользовался таким абсолютно ненадежным средством отправки, как почта, рассчитывая не только окончательно освободиться от контроля и шантажа американского правительства, но и раз и навсегда разоблачить методы неоколониализма, применяемые США.

Вопрос: Чем вы занимались во время пребывания в Сантьяго, Лондоне, Нью-Йорке и Лиме? Кто оплатил вашу поездку?

Ответ: После моего прибытия в Икике (город на севере Чили. – К.Х.) заместитель директора уголовной полиции и еще один человек, по всей видимости, американец, отвели меня в изолированную комнату. Первый из упомянутых лиц сказал мне, что моя просьба о получении политического убежища будет отвергнута, так как меня преследует не боливийское правительство, а правительство другой страны. Он также посоветовал изменить текст моей просьбы о получении убежища и избрать любой другой предлог. После того, как я отклонил это предложение, он ушел, и появились два агента, которые конфисковали у меня все деньги и хотели раздеть меня... Через некоторое время вернулся заместитель директора уголовной полиции и дружелюбным тоном сказал, что испытывает ко мне симпатию, и поэтому установил контакт с лицами, которые хотели бы мне помочь. Однако я не должен произносить ни одного слова против американцев и сказать, что дневник Че Гевары был продан по приказу Овандо с целью получения средств для ведения политической кампании. В обмен меня снабдят денежными средствами, достаточными, чтобы жить в Европе определенное количество лет. В последующие два дня допросы продолжались, и тут господин Суньига (заместитель директора местной уголовной полиции. – К.Х.) сказал мне, что в Боливии власть захватил генерал Маркос Васкес и что меня расстреляют. При этом он мне показал вырезку из какой-то газеты, где было опубликовано заявление генерала Васкеса. Через час Суньига вернулся и сказал, что один мой североамериканский друг прибыл из Венесуэлы, чтобы обсудить со мной мое будущее. Находясь под впечатлением политических изменений в Боливии, я согласился встретиться с ним, и через несколько минут меня провели в комнату, где находился Николас Леондирес. Он встретил меня приветливо и сказал, что мы друзья и потому найдем общий язык, что сообщение о перевороте в Боливии – ложь, но что я должен понять свое положение и сотрудничать с ним, чтобы сохранить свободу и жизнь. Мы договорились, что я с первым же самолетом покину Чили, не буду нигде разоблачать действия Центрального разведывательного управления, и что затем американцы постараются помочь мне начать политическую деятельность в любой левой политической группировке...[29] В Лондоне я находился под контролем американской охранки... Как в Лондоне, так и в Нью-Йорке моим переводчиком был господин Леондирес... В аэропортах Лондона и Нью-Йорка агент Леондирес оформлял мои документы и багаж, аэропорт я покидал через запасной выход. Чтобы воспрепятствовать моим контактам с лондонской прессой во время моих двух посещений министерства иностранных дел, меня доставляли туда тайком.

РЕМАРКА. Военный трибунал после длительного перерыва возобновил 7 октября 1968 г. допрос свидетелей. Приведем часть показаний лишь одного свидетеля, который последним говорил с Аргедасом перед его поспешным бегством за рубеж.

ИЗ СВИДЕТЕЛЬСКИХ ПОКАЗАНИЙ ЗАВЕДУЮЩЕГО ФОТОЛАБОРАТОРИЕЙ МИНИСТЕРСТВА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ

РИКАРДО АНЕЙВЫ

Вопрос: Какова была цель вашей поездки за границу?

Ответ: По распоряжению генерала Овандо я был направлен в США для обучения на разведывательных курсах (ранее Анейва заявил, что был приглашен в США в качестве «стипендиата» государственного департамента для доставки в Боливию новейшего подслушивающего оборудования – К.Х.). Я находился в Вашингтоне месяц и десять дней.

Вопрос: В связи с этой поездкой дал ли вам какое-либо поручение министр Аргедас?

Ответ: Он поручил мне приобрести пистолеты с глушителями.

Вопрос: Как сотрудник разведывательного отдела получили ли вы указание сразу же после опубликования в печати дневника Че расследовать, каким образом поступила на Кубу копия этого дневника и кто вам дал такие инструкции?

Ответ: Я не получил никаких указаний для расследования... Я решил по собственной инициативе выяснить источник этой публикации... У меня возникли подозрения, что копию дневника Че отправил сам министр. Этими подозрениями я поделился с господином президентом республики... Господин президент не только не поверил мне, наоборот, имея в виду мою поездку в США, он дал понять, что виновником мог быть я. В заключение он сказал, что хочет вечером видеть меня и господина министра. Покинув дворец президента около 19.45, я сразу же сообщил министру Аргедасу, что говорил с президентом и что мы должны его посетить в 22.30. Он мне назначил встречу в министерстве в 22.15. Я прибыл в министерство в 21.45 и увидел шофера Аргедаса, заправлявшего «джип» бензином. Шофер мне сказал, что они собираются в командировку. Вскоре прибыл министр и, увидев меня, в бешенстве заявил, что я слежу за ним... Потом он мне сказал: «Я уезжаю, ЦРУ меня застрелит, выполняй свой долг». Он уехал, а я по телефону попытался связаться с президентом... Я поехал домой к президенту, но мне там сказали, что его невозможно увидеть, так как он на совещании. В этих обстоятельствах я оставил президенту следующую записку: «Антонио бежал в 10 часов».

ИЗ ТРЕТЬЕГО ПОКАЗАНИЯ АНТОНИО АРГЕДАСА,

23 октября 1968 г.

Вопрос: Кто из иностранцев руководил службой ЦРУ в стране, в чем заключалась их деятельность?

Ответ: Будучи заместителем министра, а потом министром, я поддерживал официальные отношения с североамериканскими представителями Лэрри Стернфильдом, Николасом Леондиресом, Джоном С. Тилтоном, Хьюго Мэрреем, Габриэлем Гарсиа, Гонсалесом, Эрнандосом и еще с двумя другими лицами, чьи фамилии я сейчас не припомню... Как представители любой разведывательной службы, они занимались шпионажем, контрразведкой и дезинформацией.

Вопрос: Какие из американских организаций – «Корпус мира», ЮСИС[30] и др. – являются частью ЦРУ?

Ответ: В ходе расследования деятельности партизанских групп некоторые агенты мне сообщили, что в сельской местности сотрудники «Корпуса мира» не только оказывают техническое содействие населению, но и пытаются добыть информацию о лицах, проживающих в данном районе... Я убежден, что североамериканская разведывательная служба использует все методы, чтобы заполучить для себя агентов.

Вопрос: Почему вы, будучи министром внутренних дел, не приняли мер с целью пресечь действия ЦРУ?

Ответ: Если в задачу военного трибунала входит выяснение этого вопроса, он мог бы спросить президента республики и главнокомандующего вооруженными силами, не проявлял ли я неоднократно, будучи министром внутренних дел, беспокойства в связи с тем, что наша разведывательная служба действовала в контакте с США... Я считаю, господин судья, что проблема американского вмешательства во внутренние дела Боливии не может быть устранена ни правительством, ни каким-либо отдельным лицом. Эта проблема касается области национального самосознания и поддержки всем народом такого правительства, которое решится по-настоящему противостоять американскому вмешательству.

РЕМАРКА. После многомесячной утомительной процедуры – вызова свидетелей, дачи ими показаний, подробной переписки между военно-судебными инстанциями – следствие, казалось, подходит к концу. Но тут обнаруживается интересная «деталь»: оказывается, по заключению самого военного трибунала, он юридически некомпетентен судить Антонио Аргедаса. Хотя Аргедас фигурирует в роли просто «отставного капитана», военный трибунал правомочен судить лишь офицера, состоящего на действительной службе. А главное – в соответствии с конституцией бывшего министра может судить лишь Национальный конгресс. Правда, он не выражает ни малейшего желания участвовать в деле, связанном с ЦРУ. И тогда принимается «соломоново решение» – передать «дело Аргедаса» окружному суду боливийской столицы. А через месяц уголовная палата гражданского суда удовлетворяет просьбу адвоката Аргедаса о его временном освобождении под залог в 800 долл. Антонио Аргедаса вызывают в суд в январе 1969 года. На сей раз, выступая перед судьями, облаченными не в военные мундиры, а в традиционные мантии, он, как никогда прежде, откровенен в разоблачении деятельности ЦРУ. Эти показания наиболее любопытны в «деле Антонио Аргедаса».

ИЗ ПОКАЗАНИЙ АНТОНИО АРГЕДАСА

УГОЛОВНОЙ ПАЛАТЕ ОКРУЖНОГО СУДА ЛА-ПАСА,

14 января 1969 г.

Вопрос: Какие обстоятельства сопутствовали вашему назначению на пост заместителя министра, а затем и министра внутренних дел?

Ответ: Примерно через 40 дней после моего назначения (на пост заместителя министра внутренних дел. – К.Х.) меня под нажимом посольства Соединенных Штатов вынудили уйти в отставку. Однако после допроса, которому меня подвергли в Лиме, североамериканское правительство более не чинило препятствий моему продвижению. Наоборот, представители дипломатических, политических и разведывательных кругов США начали хвалить мою работу и ценить мою деятельность.

Вопрос: Имели ли вы прямые или косвенные контакты с организациями или агентами иностранных государств?

Ответ: Я имел прямые контакты с агентами североамериканской разведки, которая орудовала в нашей стране в тесном контакте со службами государственной безопасности примерно с 1957 года... С агентами какой-либо другой страны я не поддерживал никаких отношений.

Вопрос: Знали ли вы Эрнесто Че Гевару?

Ответ: Я не имел чести знать майора Гевару.

Вопрос: Какие обстоятельства, мотивы и цели побудили вас переслать дневник Че Гевары?

Ответ: Входя в состав правительства, я отчетливо понял фиктивность нашей государственной власти. Колонизаторская держава уродует весь процесс исторического развития народов и подчиняет любое политическое, экономическое, административное начинание интересам политики мирового господства, которую проводят наиболее агрессивные круги североамериканского империализма. Во-вторых, из бесед с североамериканскими чиновниками я выяснил, что правительство США хотело вызвать широкий интерес к походному дневнику майора Эрнесто Гевары, дабы затем дать дневнику собственную версию и внести значительные изменения в оригинал с целью оправдать многостороннюю вооруженную агрессию против Кубы и массовые репрессии в Боливии – то есть была задумана провокация с выпуском фальшивого или далекого от подлинного текста дневника. В-третьих, по той причине, что Центральное разведывательное управление Соединенных Штатов после разоблачения своей сети шпионажа в Боливии начало меня подозревать и приступило к расследованию всей моей деятельности. Ведь мой случай был уникальным, и начиная с моего прихода в министерство внутренних дел в 1964 году мое положение было чрезвычайно трудным... Я был в курсе всех репрессивных действий внутри страны и знал об их тесной связи с волей североамериканского правительства. В этой обстановке у американцев не было иного выхода: либо устранить меня, либо заключить со мной сделку о взаимном сотрудничестве.

Вопрос: Отправив дневник, получили ли вы какое-нибудь вознаграждение?

Ответ: Нет, господин судья, я не получил никакого материального вознаграждения. Мое единственное удовлетворение – восстановление личного достоинства и возможность доказать народу, кто виновник его нищеты и отсталости, кто похищает у нас родину...

Вопрос: Что, на ваш взгляд, привело к поражению партизан?

Ответ: У меня есть обоснованное подозрение, что разведывательная служба Соединенных Штатов знала о подготовке партизанского очага в Боливии еще до того, как наши власти получили самые первые сведения о нем. Когда к нам попали документы ЦРУ, я обнаружил одно донесение, датированное 34 днями раньше первого столкновения в Ньанкауасу (партизанские действия Эрнесто Гевары начались после его прибытия в Ньанкауасу 7 ноября 1966 г. – К.Х.).

В этом донесении содержались сведения о всех передвижениях Дагнио Пачеко – казначея партизан. К поражению партизан привело и отсутствие поддержки со стороны крестьян...

РЕМАРКА. Увы, в этом признании содержалась горькая истина. Забитому боливийскому крестьянину были бесконечно далеки цели организаторов «партизанского очага». Французская католическая газета «Круа» в статье, озаглавленной «Забытый народ», отмечала, что генерал Рене Баррьентос «заключил (а вернее, навязал) пакт между армией и крестьянством. Согласно этому пакту крестьяне и армия должны были поддерживать друг друга. Так крестьянство оказалось в руках у армии, стало социально-политическим резервом, которым она могла воспользоваться при любых обстоятельствах». К этому надо добавить, что житница Боливии – департамент Санта-Крус – заселена колонистами из Европы, образовавшими земельную олигархию – неизменную опору правящего режима. «Круа» писала, что «человек из департамента Санта-Крус резко отличается от жителей гор или плоскогорья. Он здесь король, а индейцы – низшая раса, отсталая, неспособная к развитию, а потому бесполезная, обреченная на вымирание». Индейцы, жившие в примитивных крестьянских общинах, не знали испанского языка. Для них любой белый, а тем паче иностранец, был «чужаком». Они не только не поддерживали партизан, но даже выдавали их властям.

Окруженная скалами и покрытая низкорослым кустарником и редкими деревьями ложбина Эль-Юро, где дал свой последний бой Че, была плотно обложена рейнджерами. Характерно, что газета «Нью-Йорк таймс» за день до разгрома партизанского отряда опубликовала репортаж под заголовком «Последний бой Че». Разработанный ЦРУ сценарий был расписан по часам.

Но вернемся к последнему допросу Антонио Аргедаса.

Вопрос: Что побудило вас поспешно бежать из страны, в то время как вы занимали высокий пост министра внутренних дел?

Ответ: Понимая фиктивность моей власти, я знал, что североамериканцы и их местные сообщники без малейшего угрызения совести могут меня физически устранить и – что очень возможно – потом выдать за жертву некоего террористического акта.

Вопрос: Могли бы вы рассказать о форме вмешательства Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов в Боливии и было ли это вмешательство известно высшим руководителям государства?

Ответ: Североамериканская колонизация является реальным фактором, вызывающим глубокую тревогу всех боливийских патриотов. Центральное разведывательное управление, будучи репрессивным орудием североамериканского правительства, использует все доступные ему методы, чтобы добывать информацию, искажать общественное мнение, шельмовать освободительные движения. Все это делается, чтобы облегчить проникновение крупных капиталистических монополий и подчинение правительства интересам колониальной власти и господствующих кругов той или иной латиноамериканской страны.

Вопрос: Расскажите о вашей деятельности во время пребывания в Чили, Лондоне, Нью-Йорке и Лиме.

Ответ: С момента моего въезда на территорию Чили я был изолирован и находился под контролем чилийской политической полиции и североамериканского агента. Этот агент установил за мной слежку с момента моего прибытия в город Икике. В течение девяти дней моего ареста этот агент подвергал меня непрерывным допросам и оказывал на меня давление, дабы я выступил перед общественностью с версией, не компрометирующей Центральное разведывательное управление США. Потерпев неудачу в попытках оказать на меня нажим, меня заставили скрыть часть правды, то есть не разоблачать во время моей пресс-конференции действия ЦРУ... Я воспользовался договоренностью с североамериканцами, чтобы получить разрешение вернуться в Боливию через Нью-Йорк, с целью связать руки правительству США в случае, если со мной что-либо произойдет, и иметь возможность лично разоблачить перед Комиссией по правам человека Организации Объединенных Наций преследование, которым подвергается гражданин на своей собственной родине... Во время моего пребывания в Лондоне я находился под надзором североамериканского агента Николаса Леондиреса... Меня поместили под вымышленными именами в отелях – сначала «Аполло», а затем «Ричмонд Хилл». В Лондоне Леондирес учинил мне допрос в отеле... В Нью-Йорке я находился под постоянным наблюдением одного, иногда двух и даже трех агентов секретной службы. В отелях карточки на жительство неизменно заполняли агенты.

Вопрос: На пресс-конференции вы упомянули, что некий Николас Леондирес, сотрудник ЦРУ, сыграл решающую роль в вашем возвращении в Боливию. Каким образом ему удалось добиться вашего согласия на возвращение?

Ответ: Николас Леондирес выполняет обязанности консультанта службы государственной безопасности в Республике Венесуэла[31]. Леондирес и агенты ЦРУ разрешили мне вернуться, будучи убеждены, что для меня уже невозможно вновь занять революционную позицию. Они мне непрерывно доказывали бессмысленность моих действий против их интересов... Мне неизменно говорили, что мои возможности вести активную борьбу против них равны нулю. Кроме того, я убедил их в том, что желаю только одного – личного спокойствия – и не буду заниматься разоблачениями...

Вопрос: Скажите, служили ли вы в ЦРУ, а также когда вы порвали с этой организацией и по каким мотивам?

Ответ: Я сам себя назвал агентом ЦРУ... Мои отношения с Центральным разведывательным управлением носили официальный характер, и я убежден, что, за редкими исключениями, все министры внутренних дел всегда имели такого рода контакты, равно как и получали субсидии, которые предоставлялись для различных целей... Может неоднократно меняться правительство, но аппарат иностранного господства и национального угнетения должен оставаться незыблемым. Таков неписаный закон политики колониальной державы.

Вопрос: Как вы можете объяснить ваше посещение США после того, как, будучи в Чили, вы обрушились на ЦРУ?

Ответ: Господин судья, будучи в Чили, я по договоренности с североамериканцами абсолютно ничего не говорил о Центральном разведывательном управлении США. Североамериканское правительство было вынуждено разрешить мне въезд в США, дабы избежать моей деятельности в Латинской Америке по разоблачению североамериканской колонизаторской политики. Кроме того, американские власти боялись, что политические руководители стран Латинской Америки, независимо от их идеологических воззрений, воочию убедятся в том, что так называемые службы государственной безопасности заполнены североамериканскими агентами...

Вопрос: Хотите ли вы что-нибудь добавить к вашим показаниям?

Ответ: Я стал жертвой клеветы самой большой пропагандистской машины в мире и ради защиты моего человеческого достоинства буду продолжать разоблачать североамериканскую колонизаторскую политику, которая наносит такой вред моей родине и всей Латинской Америке.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Итак, закрыта последняя страница «дела Аргедаса», с документальной точностью отразившего масштабы проникновения ЦРУ в жизнь одной из латиноамериканских стран.

Какова же дальнейшая судьба самого Антонио Аргедаса, который нашел в себе мужество порвать с ЦРУ и выступить с разоблачениями? «Дело Аргедаса» получило такой общественный резонанс, что организаторы судебного процесса решили спустить все на тормозах. Но жизнь «временно освобожденного» Аргедаса продолжала висеть на волоске. За короткий срок на него было совершено три покушения. В нескольких шагах от президентского дворца в Ла-Пасе он был ранен пулеметной очередью из промчавшейся мимо автомашины. Представитель местной уголовной полиции лаконично заявил: «Вполне возможно, что на жизнь Аргедаса покушались агенты ЦРУ». Выйдя из госпиталя, Аргедас попросил политическое убежище в мексиканском посольстве, а затем добился разрешения покинуть страну[32].

«Дело Аргедаса» наложило определенный отпечаток на развитие хронического и острого внутриполитического кризиса в Боливии. Прежде всего широкая общественность этой страны решительно потребовала пресечь подрывную деятельность ЦРУ. Едва новый посол США Виктор Эрнест Сиракьюза прибыл в Ла-Пас, профсоюзы и студенчество потребовали его изгнания как руководителя службы ЦРУ в Южной Америке. Тогда же министр внутренних дел Боливии публично сообщил об обнаружении в Ла-Пасе шпионского центра ЦРУ, снабженного радиопередатчиком и оборудованием для подслушивания телефонных разговоров. Министр заявил о намерении ликвидировать агентуру США и привлечь к судебной ответственности служащих министерства, уличенных в связях с ЦРУ. Буквально на следующий день после этого предупреждения несколько сотрудников посольства США благоразумно покинули Боливию. Правительство уволило в отставку группу руководящих офицеров службы безопасности и разведки. По свидетельству хорошо осведомленного мексиканского журнала «Сьемпре», Аргедас передал президенту Альфредо Овандо список лиц и организаций, входивших в агентурную сеть ЦРУ в Боливии.

Что же касается самого «дела Аргедаса», то оно наглядно иллюстрирует практику подрывных действий ЦРУ в странах Латинской Америки. Во всей этой истории есть и сугубо моральный аспект, поучительный для миллионов латиноамериканцев: какой может быть степень уверенности рядового обывателя, «человека с улицы» в сегодняшнем и завтрашнем дне, если даже глава всесильного в условиях военного режима министерства, руководитель репрессивных и карательных органов страны, чье имя произносят шепотом и пугают им детей, сам оказывается в положении зайца, затравленного сворой гончих псов?

КОНЕЦ ПЕРВОГО АКТА

Журнал «Знамя», №1.

P.S. Два десятилетия спустя автор в очерке «Время Че» (московский журнал «Культ личностей», ноябрь – декабрь 1999 г.) писал:

В селе Игера Че заперли в хибару, именуемую школой. На появление высоких военных чинов пленник никак не отреагировал. Его последний разговор – с молодой учительницей Хулией Кортес. На классной доске было написано мелом по-испански: «Я уже умею читать». Че сказал, улыбаясь: «Слово «читать» написано с ударением. Это ошибка!» 9 октября 1967 г. примерно в 13.30 Че застрелили. В доказательство, что ненавистный Че погиб, его тело выставили на всеобщее обозрение. Индейцам Че напоминал Христа, и они, как амулеты, срезали пряди его волос. По указанию боливийского военного руководства и резидентуры ЦРУ с лица Че сняли восковую маску, отрубили кисти рук для идентификации отпечатков пальцев. Позже доброхот переправит на Кубу заспиртованные кисти рук Че, и они станут предметом поклонения.

Только почти через три десятилетия убийцы Че раскрыли правду о месте его захоронения. 11 октября 1967 г. тела Че и шестерых его соратников погребли в братской могиле, сровняли ее с землей и залили асфальтом на взлетно-посадочной полосе аэродрома в окрестностях поселка Валье-Гранде. Позже, когда останки павших партизан доставят в Гавану, скелет с биркой «Е-2» опознают как останки Че.

Торжественные похороны Че состоялись в канун открытия V съезда Компартии Кубы. Был объявлен недельный траур. Обелиски, мемориальные доски, плакаты с девизом Че: «Всегда до победы!» Сотни тысяч кубинцев прошли в молчании мимо семи контейнеров из полированного дерева.

Партизан похоронили в 300 километрах к востоку от Гаваны, в центре провинции Лас-Вильяс городе Санта-Клара, где Че одержал свою самую блистательную победу.

А 17 октября 1997 г. останки Че перевезли в мавзолей, устроенный в основании памятника, воздвигнутого к 20-й годовщине его гибели. Среди многочисленных участников траурной церемонии – вдова французского президента Франсуа Миттерана, земляк Че прославленный форвард Диего Марадона. Отданы высшие военные почести, у места захоронения Фидель Кастро зажег вечный огонь. Кажется, поставлена точка в судьбе человека-легенды.

...Эрнесто Че Гевары нет в живых уже больше 30 лет. Его великие современники – Джон Кеннеди и Мао Цзэдун – заняли свои места в учебниках всемирной истории, а Че – по-прежнему кумир. Время Че продолжается.

в начало

◄◄ в оглавление ►►

[1] Гарри Трумэн – президент США (1945–1953 гг.). Отдал приказ об атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки, один из главных зачинщиков холодной войны, организатор «охоты на ведьм».

[2] Гонсалес Видела – президент Чили (1946–1952 гг.). Был избран при содействии левых, однако вскоре начал проводить репрессии против широкого демократического движения. Проводил, как ни один другой президент Чили, проамериканский курс, разорвал отношения с СССР.

[3] Боливия так и не добилась выхода к Тихому океану.

[4] В то время Египет и Иран – монархии, зависимые соответственно от Великобритании и США.

[5] Судан до 1951 г. находился под англо-египетским кондоминиумом.

[6] Дуайт Эйзенхауэр – президент США (1953–1961 гг.).

[7] Издавался советским посольством в Уругвае.

[8] Автор дружеского шаржа – самый известный уругвайский художник-карикатурист того времени Хулио Суарес (псевдоним Пелодуро – «Жесткий волос»), который бескорыстно сотрудничал с журналом «СССР».

[9] Имеется в виду ЮСИС – действовавшее в составе посольства местное отделение правительственного Информационного агентства США – ЮСИА.

[10] Знаменитый мавританский дворец в Андалузии, на родине Лорки.

[11] Менее чем через четыре десятилетия в экономике Бразилии на кофе приходилось лишь около 6% ВВП, страна вошла в десятку мировых экономических гигантов.

[12] Программа экономической помощи странам Латинской Америки, выдвинутая президентом Кеннеди, однако оказавшаяся нереализованной.

[13] В 90-х годах – вице-премьер правительства Москвы.

[14] Статья написана по заказу мексиканского журнала «Сьемпре».

[15] В описываемое время в Мехико проходили XIX летние Олимпийские игры.

[16] Тогда Испанией правил диктатор Франко.

[17] Ричард Никсон – первый президент США, посетивший КНР.

[18] Остров Калимантан (быв. Борнео) частично принадлежит Малайзии, Брунею, большая часть – Индонезии.

[19] Спустя десять с небольшим лет автор убедился, что ориентация Японии на производство и экспорт наукоемкой продукции укрепит ее роль в качестве одного из ведущих игроков на мировом финансовом и экономическом поле.

[20] В соавторстве с Генрихом Боровиком.

[21] Статья написана по заказу парижского журнала «Монд дипломатик».

[22] Речь идет о 39-м президенте США Джеймсе Картере (1977–1981 гг.)

[23] Южная Родезия в 1980 г. провозглашена Республикой Зимбабве; через десять лет независимости добилась Намибия.

[24] Последующие «два акта» очерков «Жизнь и смерть Дэна Митрионе» и «Дело Орландо Летельера» опубликованы в №2 и 3 журнала «Знамя» за 1980 г.

[25] По показаниям Сентено, вместе с ними прибыл и Селич.

[26] В постдиктаторской Латинской Америке Уго Бансер – первый экс-глава военной хунты, избранный в 1997 г. в результате демократической процедуры президентом страны.

[27] Очевидно, речь идет о допросе, которому подвергли Аргедаса агенты ЦРУ на детекторе лжи.

[28] Тамара Бунке – дочь немецких антифашистов, эмигрировавших перед Второй мировой войной в Аргентину, где родились и она и Че. Находилась на подпольной революционной работе в Боливии и была убита рейнджерами почти одновременно с Че. Ее псевдоним – Таня – в честь Зои Космодемьянской.

[29] Эта описанная Антонио Аргедасом провокация проливает дополнительный свет на тесную связь между чилийской политической полицией и ЦРУ в период, непосредственно предшествовавший приходу к власти в Чили правительства Народного единства.

[30] «Корпус мира» – созданная президентом Кеннеди правительственная организация США, на которую была возложена задача оказывать силами американских «добровольцев» содействие населению развивающихся стран прежде всего в сфере образования и профессионально-технического обучения. «Корпмены» неоднократно изобличались в шпионско-диверсионной деятельности. ЮСИС – представительство правительственного Информационного агентства США (ЮСИА).

[31] Николас Леондирес, конвоир Аргедаса, был советником политической полиции в Бразилии и Венесуэле.

[32] Два десятилетия спустя Аргедаса, страдавшего психическим расстройством, приговорили в Боливии к длительному сроку тюремного заключения по обвинению в похищении заложника.