Глава 3

ЭФФЕКТЫ ВОЗДЕЙСТВИЯ ГЛОБАЛЬНЫХ ТЕЛЕСЕТЕЙ НА МЕЖДУНАРОДНУЮ ПОЛИТИКУ И ДИПЛОМАТИЮ

 

Теледипломатия и влияние новостей в режиме реального времени на формирование международной политики

Вооруженные конфликты и теракты в эфире глобального телевидения

 

ТЕЛЕДИПЛОМАТИЯ И ВЛИЯНИЕ НОВОСТЕЙ В РЕЖИМЕ РЕАЛЬНОГО ВРЕМЕНИ НА ФОРМИРОВАНИЕ МЕЖДУНАРОДНОЙ ПОЛИТИКИ

 

Глобальное телевидение сегодня все больше используется как инструмент внешней политики и влияет на ход мировых событий. Термин «теледипломатия» (teiediplomacy) прочно вошел в лексикон медиааналитиков. Теледипломатия – новая дипломатическая парадигма, развитие которой связано с высокоскоростной информационной составляющей жизни мирового сообщества, совершенствованием коммуникационных технологий.

 

Теледипломатия непосредственно связана с трансформацией традиционных дипломатических процессов. Согласно И. Гилбоа, дипломатия – коммуникационная система, посредством которой государственные деятели выражают и защищают интересы своих стран, заявляют о решениях и ставят ультиматумы. Дипломатический коммуникационный процесс выявляет позиции официальных лиц и политические линии государств, нередко проводимые с целью заручиться поддержкой других акторов на международной сцене. На протяжении XX века дипломатия сводилась к сухим официальным и закрытым от общества процедурам. В конце двадцатого столетия дипломатия трансформировалась в открытый процесс, в который вовлечены средства массовой информации и международная общественность, что было обусловлено демократизацией, активным участием масс в политических процессах, а также технологическим прогрессом в коммуникационной сфере, глобализацией электронной журналистики.

 

Теледипломатия играет важнейшую роль в политических процессах, и ее нельзя недооценивать. Лидеры государств и дипломаты сегодня нередко используют эфир глобального телевидения, чтобы заявить о своих решениях. Два фактора свидетельствуют о дипломатической ипостаси глобального ТВ: мгновенность выдачи сообщений в эфир и воздействие новостей в реальном времени на мировую аудиторию. Это определяет цели глобального новостного телевидения: всесторонне информировать о различных политических, общественных, культурных процессах в мире, предоставлять «площадку» для выступлений мировых лидеров, включая оппозиционных, и воздерживаться от «адвокатских» амбиций.

Особенности формата глобальных сетей новостей, в частности, экстренные выпуски новостей и постоянное освещение кризисов под специальными заголовками на экране, например «Америку атакуют», «Америка на войне», «Ближневосточный кризис», задействуют три группы, участвующие в формировании международной политики. Редакторы постоянно требуют от репортеров новых подробностей с места событий, репортажи побуждают лидеров быстро отвечать и комментировать разворачивающиеся события, лидеры обращаются к экспертам и дипломатам с просьбой проанализировать происходящее и дать рекомендации[1].

Способность глобальных телесетей влиять на политические и дипломатические решения и даже изменять ход событий названа медиааналитиками «эффект CNN» . Напомним, что этот термин стали использовать медиааналитики после войны в Персидском заливе 1991 года, когда эфир CNN служил средством коммуникации между правительствами США и Ирака, и резонанс в кругах международной общественности от показа войны в реальном времени был огромен.

 

Сегодня этот термин стали относить не только к CNN, но и к другим международным новостным телеканалам. «Эффект Al-Jazeera» обусловлен важнейшей ролью Al-Jazeera как пан-арабской телесети, выполняющей миссию связующего СМИ между арабским миром и арабскими диаспорами, живущими в Европе и Северной Америке, а также поставляющей эксклюзивную информацию для западной аудитории, значительно расширяющую представление о взглядах на события и проблемах арабского Востока.

 

«Эффект CNN» широко обсуждается исследователями СМИ, дискуссия о силе воздействия глобального телевидения идет в научных и журналистских кругах. Одни аналитики выступают приверженцами эффективности телесетей в международной политике, другие считают «эффект CNN» не более чем мифом. Истина, скорее, в середине. Нельзя отрицать очевидное: телеобразы, транслируемые на весь мир, мощно воздействуют на мировую аудиторию, включая ее элитные слои. Под влиянием этих образов катализируются и корректируются решения мировой элиты.

Исследователи отмечают условия, согласно которым глобальное телевидение может влиять на результаты политических и дипломатических решений. Степень влияния глобального ТВ зависит, во-первых, от масштаба события: международные кризисы, гуманитарные катастрофы, крупные теракты выходят на первый план и требуют принятия необходимых мер. Во-вторых, от скорости развертывания событий, особенно если это сопровождается политическим вакуумом, то есть неспособностью лидеров держать ситуацию под полным контролем, определить четкую политическую линию в отношении той или иной проблемы. В-третьих, от доступа журналистов ко всей необходимой информации при отсутствии ограничений и цензуры. В-четвертых, освещаемое событие должно привлечь внимание широкой зрительской аудитории[2].

Рассмотрим подробнее эти условия. Широкомасштабные события – международные кризисы, военные операции, крупные теракты – находятся под постоянным освещением в эфире. Когда глобальные телесети концентрируются исключительно на подобных событиях (теракты 11 сентября 2001 года в США и антитеррористическая операция НАТО в Афганистане, война в Ираке 2003 года), остальным новостям уделяется крайне мало внимания, и аудитория сосредоточена лишь на восприятии того или иного крупного кризиса. Этот эффект вытеснения и способствует усилению влияния глобального телевидения на всех действующих лиц конфликта и мировую общественность. Быстро развивающиеся события еще более катализируют эффекты воздействия: поступление новой информации диктует необходимость быстрого реагирования политических лидеров на происходящее. Если же развитие событий выходит из-под контроля политиков и дипломатов, а это нередко происходит в реальности, то информация глобального ТВ становится ключевым фактором воздействия на аудиторию.

Неопределенность политической линии во время острых международных кризисов может варьироваться в пределах от замедленной реакции правительств на происходящее до полного политического вакуума. От степени политической неопределенности зависит и сила воздействия освещения событий глобальными телесетями. Исследователи выделяют ряд сценариев, по которому могут развиваться события в случае политической неопределенности[3].

1.      Критичное освещение событий настраивает общественное мнение против политического курса, и если он своевременно не пересмотрен, негативность в новостях усугубляется.

2.      Негативные образы в новостях наносят ущерб репутации правительства и вызывают кризис доверия к властям. Политики вынуждены отвечать на критическое освещение или, в противном случае, им придется столкнуться с провалом своего имиджа, негативного «паблик рилейшнз» и жесткой критикой в свой адрес. В этом случае политическая линия должна быть пересмотрена, чтобы противостоять негативному образу.

3.      Если возникает несогласие среди крупных политических деятелей, критический подход телесетей к проблеме обеспечивает поддержку для тех деятелей, которые стремятся к изменению политического курса.

 

Таким образом, без четкой стратегии и ясного курса политики становятся уязвимы перед глобальными телесетями. Надо сказать, что самим политикам эффект воздействия глобального телевидения представляется по-разному. Госсекретарь США Колин Пауэлл заметил, что освещение событий в прямом эфире не меняет политическую линию, а создает среду, в которой эта политика действует. Канадский дипломат Брайан Бакли считает, что телевидение не определяет ни политику, ни решения, ни последствия этих решений[4]. В период косовского кризиса 1999 г. агентство Reuters процитировало одного высокопоставленного американского чиновника, который просил не называть его имени. «Эффект CNN» переоценили, – сообщил он. – Только когда мы, официальные представители правительства США, реагируем на события, происходит их развитие. Это мы создали «фактор CNN», а не сама CNN, ни общественность, ни воюющие стороны»[5]. Медиааналитик Ник Гоуинг, опросив мнение политиков из разных стран, пришел к заключению, что в большинстве своем правительственные деятели не согласны с тем, что телевидение может определять их линию поведения и влиять на принятие решений. Они просто не желают подобных процессов. Однако, когда политикам необходимо оправдать свои действия, они нередко ссылаются на новостную телеинформацию, побудившую их к действиям: умирающих от голода детей Сомали (интервенция США в Сомали 1992 году), этнические чистки в Косове (военная кампания на Балканах 1999 года), диктаторский режим Саддама Хусейна (войны в Заливе).

Рассмотрим третье условие: неограниченный доступ журналистов телесетей к необходимой информации. Конечно, это условие не всегда выполняется. Так, если затронуты государственные интересы, особенно в периоды кризисных ситуаций, правительства могут не давать журналистам полной информации. В Чечне, Косове, Ираке журналисты сталкивались с ограничениями в доступе, а официальная информация нередко расходилась со статистикой из неофициальных источников.

Наконец, четвертое условие, необходимое для эффективности глобального телевидения, – привлечь внимание широкой аудитории, что сделать весьма непросто. Влияние новостей в режиме реального времени проявляется по-разному. Например, репортажи из Руанды о геноциде в 1994 году не оказали особого влияния на политику Запада и на общественное мнение. Во время освещения событий в Сомали (кадры, показывающие убитого американского солдата), или в Сребрениках (концентрационные лагеря), или операций НАТО в Ираке воздействие ТВ было сильным. Существует, таким образом, определенная зависимость: события в странах, не представляющих для Запада стратегического интереса, как правило, не вызывают волны общественных настроений. Ограничение влияния глобального ТВ на общественное мнение может заключаться также в десенсибилизации людей к определенной информации. Так, репортажи о терактах, совершаемых палестинскими камикадзе на территории Израиля, не потрясают весь остальной мир, хотя постоянно освещаются в новостях глобального телевидения.

Эффекты глобального телевидения также не стоит и переоценивать. «Способность спутникового телевидения привлекать внимание мировой общественности к той или иной проблеме не обязательно означает, что международная политика станет более демократичной»[6], – отмечает Марк Олеин в своем исследовании специфики глобального спутникового ТВ. Однако то, что события происходят «на виду» у всего мира и освещаются тележурналистами в развитии, способствует быстрой реакции различных специалистов на конфликтные ситуации. Быстрая реакция политиков и дипломатов необходима, чтобы не допустить, как было указано выше, явно негативного освещения событий и подрыва репутации того или иного правительства, причастного к конфликту.

Воздействие глобальных телесетей на ход событий не всегда оказывается лишь позитивным. Прямые репортажи часто оказывают сильное влияние на правительства стран, пребывающих в кризисе. Мгновенно и повсеместно распространяющаяся информация не дает политикам времени на размышления, чтобы адекватно оценить ситуацию, и решения зачастую принимаются ими спонтанно, в то время как в подобных случаях необходимо все держать под контролем.

Потенциальные возможности глобального телевидения, имеющие отношение к формированию международной политики, заключаются в следующем:[7]

Международные новости глобального телевидения формируют повестку дня

Новостная информация глобальных телеканалов позволяет политикам включать те или иные вопросы в их повестку дня, определяет приоритеты важнейших тем. Поэтому во многих правительственных и дипломатических учреждениях телевизоры в офисах настроены на CNN или ВВС World. Формирование повестки дня обусловлено степенью важности определенных вопросов. В задачу глобальных телесетей входит выделение первостепенности той или иной задачи (например, можно поставить на первое место заявление президента в области внешней политики или репортаж о политике правительства по экономическим вопросам). Соответственно главным событием станет наиболее интенсивно освещаемое и выведенное на первое место в новостях, и именно оно привлечет больше внимания, чем второстепенное. Помимо определения первостепенности, глобальное новостное телевидение определяет критерии освещения события, ракурсы, выстраивает конфигурацию фактов. Последовательность излагаемых фактов может существенно изменить восприятие события политиками и дипломатами. По сути, именно в функциях определения первостепенности события и особенностей его освещения заложена потенциальная мощь глобального новостного телевидения.

В 1993 году на семинаре Анненбергской школы по вопросам коммуникационной политики, в котором принимали участие бывшие правительственные чиновники США, включая экс-президента, а также директора ЦРУ, было заявлено о двух мощных возможностях телевидения. Во-первых, показ непредвиденных событий, который влияет на общественное восприятие международных кризисов. Во-вторых, способность телевидения формировать повестку незапланированных и неожидаемых событий, особенно в периоды начала и завершения кризисных ситуаций.

Один из примеров подобного рода – освещение погромов ферм белых поселенцев чернокожими скваттерами в Зимбабве в апреле 2000 года, когда дело дошло до убийств и мародерства. Ситуация осложнялась тем, что президент Зимбабве Роберт Мугабе демонстрировал полную поддержку бандитам. ВВС World сыграла особую роль в освещении событий в Зимбабве, поскольку это бывшая колония Великобритании. Своевременное оповещение о конфликте британской телесетью новостей способствовало тому, что ООН взяла его под наблюдение, и ситуация стала несколько улучшаться.

Таким образом, глобальное телевидение служит средством для распознавания проблем, и, в конечном счете, формирует повестку дня для политиков мира.

 

Международные новости глобального телевидения – уникальный источник информации

Уникальность информации глобального телевидения заключается в способности обеспечивать богатый видеоряд с места события, а также компетентный анализ происходящего. CNN стала уникальным источником информации о путче в Советском Союзе в августе 1991 года. Президент США Джордж Буш-старший узнал о происходящем в Москве именно из репортажей CNN, а не от американского посла в Москве и официальных лиц.

Психологическое воздействие телеобразов бывает, по мнению отдельных медиаисследователей и политиков, настолько велико, что может изменить или скорректировать решения официальных лиц по тому или иному вопросу. Как считает У. Хэктен, на начало и завершение военной операции США в Сомали в декабре 1992 года повлияли телерепортажи[8]. Ли Хамильтон, председатель Комитета международных отношений при палате представителей США, подчеркнула, что «кадры, показывающие голодающих детей, а не политические цели, привели нас в Сомали в 1992 году. Кадры убитых солдат американской армии, а не завершение наших задач, заставили нас покинуть Сомали»[9]. Тем не менее некоторые медиаисследователи полагали, что освещение ситуации в Сомали последовало за дебатами политиков летом-осенью 1992 года о вводе войск в эту страну, а не опередило решение политиков и не побудило их к интервенции. Тон задал Вашингтон, а не журналисты. Сомали не пример того, как телевидение влияет на правительства, а свидетельство о возможности влияния правительств на телевизионные репортажи. Хотя сами политики, включая президента США Джорджа Буша-старшего, утверждали, что именно телевизионные репортажи о голодающих детях побудили их принять меры. Стоит при этом отметить, что доказать непосредственное влияние телесюжетов на принятие политических решений довольно трудно, это требует обширного исследования, опроса или анкетирования участников того или иного политического процесса.

Компетентное эксклюзивное освещение событий не всегда приводит к решению проблемы. Так, несмотря на усилия журналистов телесетей (особенно ВВС World, первой заявившей о событии и тщательно его расследовавшей) в освещении смертоносного голода в Эфиопии в 2000 году, международное сообщество слишком поздно отреагировало на эту проблему, хотя видеоэффект событий был очень сильным: эфиопские дети умирали прямо перед камерами. Власти Эфиопии обвинили богатые страны в безучастном созерцании страданий своего народа, отказываясь при этом объяснить, почему в такое трудное время они тратят деньги на войну с Эритреей. Помощь голодающим, которых насчитывалось около 10 миллионов, все-таки пришла, и немалую долю заслуги можно отнести на счет глобального телевидения.

 

Глобальное телевидение – посредник в дипломатических процедурах

В эфире глобального телевидения неоднократно происходят обмены заявлениями глав правительств. После войны в Персидском заливе в 1991 году, когда Джордж Буш-старший и Саддам Хусейн использовали эфир CNN для ответа друг другу, медиаисследователи отмечали, что «лидеры мировых государств и министерства иностранных дел стали использовать CNN в качестве посредника в дипломатическом протоколе»[10].

На самом деле посредническая функция телевидения в переговорных процессах была отмечена еще в 1977 году, после знаменитого интервью ведущего CBS Уолтера Кронкайта, выступившего посредником между президентом Египта Анваром Садатом и премьер-министром Израиля Менахемом Бегином. Кронкайт тогда сделал то, что не удавалось дипломатам: разговаривая то с одним, то с другим собеседником, он буквально уговорил их встретиться.

Сегодня дипломатическое посредничество – обычная работа журналистов глобальных телесетей. В 1995 году во время ближневосточного урегулирования Ларри Кинг провел интервью на высшем дипломатическом уровне с главой Палестинской автономии Ясиром Арафатом, королем Иордании Хусейном и премьер-министром Израиля Ицхаком Рабином. Нередко ведущие собирают представителей оппозиционных сил за «столом переговоров» в студии. Например, в период обострения палестино-израильского конфликта летом 2002 года Тим Себастиан, ведущий ток-шоу «Серьезный разговор» на ВВС World, пригласил в студию представителей израильской стороны – старшего советника премьер-министра Израиля Д. Голда и ведущего переговоры с палестинцами В. Савина и палестинской стороны – министра труда Палестины X. Хатипа и члена законодательного собрания Палестины З. абу Зайада. Это была настоящая дипломатическая дискуссия о возможности стабилизации в регионе.

Подобные встречи, конечно, не всегда ведут к действительно желаемому результату и примирению сторон, как в случае с У. Кронкайтом, однако их необходимость очевидна. Посредники, по мнению политологов, выполняют важнейшие функции[11]:

·        обеспечивают коммуникационное поле для обмена информацией и точками зрения между участниками конфликта;

·        способствуют формированию адекватного восприятия позиций сторон и нахождению общего языка;

·        помогают провести диагностику конфликта, оценить возможные варианты решений, устраивающие обе стороны;

·        могут подавать участникам конфликта дополнительные идеи относительно разрешения конфликта;

·        дают возможность сторонам достойно позиционировать себя как во время переговоров, так и при выходе из конфликта;

·        поддерживают стремление участников к поиску выхода из конфликта и решению проблем.

 

Для выполнения роли посредников в дипломатических и политических процессах глобальное телевидение обладает всеми необходимыми средствами: совершенными технологиями, позволяющими проводить спутниковые телемосты с двумя-тремя участниками переговоров одновременно, высокопрофессиональными журналистами, способными чувствовать малейшие нюансы хода ведения переговоров и привлечь к обсуждению проблем в случае необходимости экспертов и официальных лиц. В информационной дипломатии заложены потенциальные силы, поскольку она прямо или косвенно задействует представителей оппозиционных сторон, каждый из которых не возражает против ее инструментов, а напротив, стремится воспользоваться ими.

Таким образом, глобальное телевидение можно считать полноправным участником политических и дипломатических процессов. Нивелировать роль телесетей, на наш взгляд, необъективно. Эффекты телевизионного воздействия – часть сложного организационного поля, в котором все деятели взаимосвязаны и отдают себе отчет, что их решения и ходы будут представлены на суд общественности.

В этой связи нельзя забывать и о том, что глобальное телевидение дает широкие возможности для пропаганды, дезинформации, дипломатических и политических манипуляций общественным мнением, что влечет за собой вызовы для информационной дипломатии. Лидеры государств и политические деятели нередко выступают в эфире глобального телевидения с жесткими заявлениями, надеясь поколебать позиции противников и отстоять свою точку зрения. В ход нередко идут традиционные пропагандистские приемы, лексика времен «холодной войны» (достаточно привести в пример фразы инициаторов военной операции в Ираке 2003 года: «угнетенный народ» Ирака, ждущий «освободителя» в лице США и т.п.)

После терактов в Вашингтоне и Нью-Йорке международное новостное телевещание вновь, как во времена «холодной войны», стало рассматриваться как средство информационного давления. Для журналистов ситуация теперь значительно сложнее. Происходит конфликт между стремлением к объективности и необходимостью пропагандистского контекста, приоритеты государственной политики могут сдерживать журналистскую предприимчивость. Политика мировых лидеров основывается на том, что ведущие мировые державы надо активно поддерживать, а неугодные режимы должны быть заклеймены. Можно привести примеры: до 11 сентября в эфире телесетей нередко критиковали режим санкций, действовавших в отношении Ирака. После 11 сентября подобные репортажи поменяли аспект: теперь в бедствующем положении страны оказалось виноватым исключительно правительство Багдада в лице Саддама Хусейна. Руководство AOL – Time Warner выпустило для журналистов CNN меморандум о необходимости фильтровать информацию с театра военных действий в Афганистане и соблюдать определенный баланс в освещении событий, чтобы не допустить у аудитории сомнений в отношении государственной политики США и правомерности военных действий США в Афганистане. Правительство Великобритании, недовольное расследованием ВВС о возможной фальсификации данных о наличии в Ираке оружия массового поражения, послуживших главной официальной причиной к началу военных действий в 2003 году, жестко выступило против Британской вещательной корпорации. Руководство ВВС сумело отстоять свою репутацию и обвинило власти в попытке политического запугивания и стремлении отомстить за критическое освещение военной операции в Ираке. Однако это серьезнейший прецедент, который ставит под угрозу все подразделения ВВС, включая ВВС World.

Таким образом, международное новостное вещание вновь стало сферой активного лоббирования политических стратегий государства. «После атак на Всемирный торговый центр и Пентагон дебаты о значении «столкновения цивилизаций» вышли за академические рамки»[12], – отмечает М. Прайс в книге «Медиа и суверенитет». Правительства все больше используют электронные медиа для формирования мнений общественности и лидеров других государств.

Собственно говоря, это то, что раньше называли «пропагандой» и то, что было прерогативой публичной дипломатии (Считается, что публичная дипломатия – менее агрессивная сфера, нежели медиадипломатия. Публичная дипломатия адресована прежде всего широким массам, в то время как медиадипломатия может сводиться к целенаправленному воздействию на политические элиты.) Хотя спутниковые новостные службы не спонсируются государством, тем не менее они находятся под пристальным вниманием лидеров страны, откуда ведут вещание.

Одна из причин особого внимания правительств к телесетям заложена, как мы уже подчеркивали, в способности телевидения формировать мировое общественное мнение. Воздействие телевизионных образов намного сильнее, чем словесных: визуальная информация мгновенно воспринимается, быстрее и надолго запоминается. Неявное давление государственных приоритетов заставило глобальные телесети CNN International и ВВС World в первые два дня освещения военной операции в Ираке 2003 года не акцентировать внимания на бурной реакции миллионов граждан в различных странах, выступивших с протестами против войны. ВВС World на второй день войны показала многотысячный демарш в Лондоне с высоты птичьего полета, возможно, чтобы не было видно лозунгов. Иначе поступила Euronews, с первого же дня включив в эфир многократные показы реакции общественности различных стран мира: Италии, Испании, Китая, Иордании и др. Впоследствии репортажей об антивоенных настроениях на CNN International и ВВС World стало значительно больше, в эфире показывали демонстрации и антивоенные лозунги и плакаты (включая изображение президента США с пририсованными «гитлеровскими» усиками). Поэтому нет оснований обвинять глобальные телеканалы в необъективности. Сложная международная обстановка создает непростые условия для работы журналистов.

Осторожность журналистов и редакторов американской и британской телесетей, особенно в первые дни войны, объяснима. Преданность или лояльность корреспондентов государственным интересам может, так или иначе, отражаться на оценке происходящего. Так, в ответ на критику ВВС британским правительством профессор Джастин Льюис опубликовал в Guardian статью, в которой утверждал, что репортажи ВВС были в меньшей степени антивоенны по сравнению с сюжетами британских каналов ITN и Channel 4 News, использовавших гораздо больше альтернативных источников информации, чем ВВС, которая ссылалась в основном на официальные данные[13].

Подводя итоги, необходимо отметить, что глобальное телевидение стало более совершенным, быстрым, мощным средством, изменившим скорость и ход дипломатических процессов, особенно в периоды острых кризисов. В эфире глобального телевидения происходит широкий обмен мнениями экспертов в различных областях. Политики принимают во внимание реакцию лидеров других государств на происходящее, могут проанализировать действенность своей политической линии, получить комментарии относительно решений и планов. Проблемы, встающие на пути дипломатической миссии глобального телевидения, непосредственно связаны с информационной интервенцией со стороны того или иного государства, незаинтересованного в тиражировании взглядов оппозиционной стороны. Особенно сложная ситуация складывается в периоды различного рода конфликтов: межгосударственных и внутренних войн, а также террористических актов. Каковы же особенности освещения конфликтов глобальными новостными телеканалами?

в начало

 

ВООРУЖЕННЫЕ КОНФЛИКТЫ И ТЕРАКТЫ В ЭФИРЕ ГЛОБАЛЬНОГО ТЕЛЕВИДЕНИЯ

 

«Мир как средство к новым войнам» (Ф. Ницше) – реальность сегодняшнего дня. Сообщения о ходе войн и вооруженных конфликтах занимают во всемирных новостях первое место. Связано это, прежде всего, с тем, что конфликты всех видов – международные, региональные и локальные – представляют сегодня едва ли не самую большую проблему сегодняшнего мира. Индия и Пакистан, Израиль и Палестинская автономия, Эфиопия, Шри-Ланка, Индонезия, Афганистан, Ирак остаются «горячими точками» мира.

На протяжении 1990-х гг. вспыхивали региональные и локальные войны на территории бывшей Югославии, в Нагорном Карабахе, Чечне, Южной и Северной Осетии. За период с 1989 по 1994 гг. идентифицировалось 94 конфликта, и лишь четыре из них были межгосударственными[14]. Несмотря на переход многих стран «на демократические рельсы», выросло число межэтнических конфликтов, зачастую связанных с национализмом и сепаратизмом. Сегодня возникла угроза развязывания широкомасштабных международных войн.

В долгосрочной исторической перспективе война останется неизбежностью, хотя может радикально поменять формы. Раньше тотальные войны подразумевали полное уничтожение противника без различия между военнослужащими и гражданским населением. В настоящее время целью вооруженных конфликтов, особенно инициированных мировыми лидерами, является не уничтожение противника, а скорее его «приручение». Это проявилось еще во время конфликта в Персидском заливе 1991 года: война оказалась превентивной, берущей на испуг, силы оставались виртуальными, демонстративными, военные действия сводились в основном к бомбардировкам с воздуха. В то же время военные действия против Ирака в 2003 году показали, что широкомасштабная война еще не ушла в историю.

Способы освещения войн и вооруженных конфликтов телевидением вызывают множество споров у исследователей массмедиа и журналистов. Существует несколько подходов к данной проблеме[15]. Первый подход к освещению конфликта преследует цель активизировать общественное мнение против одной из участвующих сторон, что иногда реализовалось на практике глобальными телесетями, особенно в трактовке чеченской войны. Например, репортажи CNN International и ВВС World в период с декабря 1999 г. по март 2000 г. акцентировались на проблеме беженцев, а также включали многочисленные интервью с людьми, пострадавшими от федеральных войск, создавая, таким образом, картину неправомерной политики российских властей в отношении Чечни. Журналисты глобальных телесетей не искали объяснений истинных причин вооруженного конфликта и поэтому не смогли объективно оценить проблему. Недостаток в репортажах аналитического материала также отразился на качестве репортажей о Чечне.

Довольно часто телесети следуют второму способу освещения конфликта и представляют мнения двух конфликтующих сторон. Так, к обсуждению ближневосточного кризиса в эфире глобальных телеканалов приглашаются представители Израиля и Палестинской автономии. Это один из наиболее перспективных способов освещения конфликтов, поскольку причины конфликтов, по сути, часто сводятся к гигантскому различию идеологий, точек зрения. Неприятие мнений оппозиционных сторон приводит к еще большему провалу в отношениях, впечатлению, что одна сторона подавляет и притесняет другую (индийцы и пакистанцы, израильтяне и палестинцы, хуту и тутси, сербы и хорваты). Выслушать и понять разные точки зрения – такую возможность дает глобальное телевидение. Правда, надо отметить, что в реальности добиться взаимопонимания между оппозиционными сторонами крайне трудно. Еще труднее – заслужить репутацию беспристрастного телеканала в глазах той или иной стороны. Например, CNN неоднократно подвергалась критике в Израиле за освещение палестино-израильского конфликта. Так называемая Camera – организация, исследующая освещение западными СМИ ближневосточного кризиса, – не раз подчеркивала, что репортажи CNN об Израиле содержат ошибки, искажения и замалчивания фактов. «...Редакторы и репортеры CNN систематически игнорируют или сводят к минимуму информацию, не соответствующую их собственным убеждениям. Мы наблюдаем тот же самый подход по отношению к Израилю»[16], – говорится в одном материале. Camera подчеркивает, что CNN лояльно относится к палестинцам и слишком критична к Израилю: например, в одном из репортажей CNN якобы прозвучало, что арабское население «уменьшается» из-за жесткой политики Израиля. CNN, однако, не признала ошибку. Но настоящий скандал разгорелся, когда основатель CNN Тед Тернер в 2002 году публично обвинил палестинцев и израильтян в равном стремлении к терроризму, что вызвало взрыв негодования израильской общественности. Тогда Израиль чуть было не снял CNN со своих спутниковых систем. С большим трудом руководителям CNN, пытавшимся доказать, что Тернер не имеет никакого влияния на информационную политику CNN, удалось более или менее загладить конфликт. (Некоторые медиааналитики указывали и на финансовую причину конфликта: провайдеры спутниково-кабельного телевидения в Израиле требовали от CNN снизить абонентскую плату на 40 процентов, но политические причины все же были первостепенны.) Надо отметить, что и Al-Jazeera, стараясь сбалансированно освещать ближневосточный конфликт, нередко подвергается критике как со стороны Палестинской автономии, так и Израиля, но как ни удивительно, все же в меньшей степени, чем CNN. Журналисты ВВС World также столкнулись с обвинениями в пристрастии: в июле 2003 года в прессе появились сообщения о возмущении израильского правительства фильмом, показанным на ВВС World о ядерной стратегии Израиля. Все эти примеры говорят о необходимости сбалансированности и в освещении трудноразрешимых конфликтов и создания ясной и целостной картины происходящего, выяснение истоков, природы и возможных способов решения конфликта. Подобный подход служит неким идеалом для глобальных телесетей новостей, пока, к сожалению, труднодостижимым, поскольку необходимо объяснить противоречивые аспекты конфликта и его подоплеку, что не всегда удается журналистам телесетей, отчасти из-за острой нехватки времени, связанной с условиями работы в режиме реального времени, отчасти из-за недостаточной компетентности, но чаще всего из-за политического и корпоративного прессинга.

Требования, предъявляемые к видеоряду во время освещения военных действий, довольно строги. При этом самоцензура журналистов имеет приоритетное значение. Одна из основных концепций «визуального» вещания во время военных конфликтов и катастроф CNN, ВВС World и Euronews основывается на щадящем и сочувственном отношении к зрителям. Так, сцены насилия и трупы не показываются без достаточных на это оснований. Телесети избегают демонстрировать удручающие последствия перестрелок или несчастий. Человеческие жертвы, изуродованные люди оказывают крайне сильное воздействие на аудиторию, в которой могут оказаться дети. Жесткие ограничения на показ и демонстрацию насилия имеют под собой серьезные основания, поскольку не допускают снижения порога чувствительности аудитории, десенсибилизации.

CNN International 28 сентября 1999 года продемонстрировала пленку с записью, как чеченец целится в голову захваченного в плен российского солдата. Держит его на мушке, курок взведен, но неожиданно стреляет в другого пленного. Показывая впервые материал, CNN не отредактировала пленку, и в эфир прошел почти весь сюжет. При повторном же показе пленка была отредактирована: сцены убийства вырезали[17]. Побуждения журналистов понятны: они получили уникальный видеоматериал, и трудно удержаться от желания показать его целиком. Однако демонстрация сцен насилия не вписывается в концепции вещания глобального ТВ.

Визуальная сторона конфликтов особенно важна, поскольку именно она наиболее сильно отражается на массовом восприятии событий зрителями. Как считают исследователи, восприятие конфликтов в значительной степени стереотипизировано и включает в себя эмоциональную реакцию с чувством враждебности по отношению к одной стороне и когнитивный аспект – стремление к упрощению информации, схематичную оценку фактов, избирательность восприятия[18].

Стереотипное восприятие информации зависит от подхода к освещению конфликтов средствами массовой информации. Тележурналистам приходится особенно непросто: им необходимо вести репортажи в жестких временных рамках, и, конечно, целостная картина конфликта может от этого пострадать. Такие приемы, как схематизация конфликта (по принципу «свой-чужой»), формирование образа врага (любые действия оппозиционной стороны объясняются преднамеренным характером и злым умыслом)[19], используют прежде всего политики, а журналисты же стремятся избегать их, но в реальности это не всегда получается. Корреспонденты оппозиционных сторон чаще всего оценивают конфликт с различных точек зрения и отражают его диаметрально противоположно – этот феномен, обычно наблюдаемый в политике, получил название зеркальных образов (одно и то же событие по-разному трактуется палестинскими и израильскими СМИ). В идеале же необходимо информировать аудиторию об интересах и собственной, и противоположной стороны.

Конфликт в эфире часто появляется «вдруг», неожиданно и несет с собой элементы сенсационности, драматизма, неизвестности развязки. (В отличие от политической среды, где почти всегда появляются предвестники конфликтов: расхождения в позициях сторон, напряжение, недовольство и др.) Журналисты могут «предсказывать» развязывание конфликтных ситуаций в той или иной стране. Умение владеть полной информацией и прогнозировать событие – свидетельство профессионализма на высшем уровне. Конечно, есть риск того, что предупреждение о конфликте обернется ложной тревогой. Но «пробный шар» может стать и побуждением к действиям. Достоинством глобального новостного телевещания можно назвать то, что нередко конфликтные ситуации прослеживаются в развитии: от начала и до конца. «Долгосрочная стратегия» оправдывает средства: к решению конфликта подключаются различные специалисты и эксперты, которых журналисты глобальных телесетей приглашают в студию или проводят с ними телемосты. Однако интенсивное освещение кризисов и конфликтов глобальными новостными телеканалами требует быстрой реакции политиков, что не всегда благоприятно для урегулирования конфликтных ситуаций, предполагающего постепенность процесса. Сверхускорение дипломатических процедур и принятие в спешке решений, спровоцированных освещением событий в реальном времени, может привести к провалу переговорной стадии, игнорированию точек зрения сторон, отказу от рассмотрения различных вариантов развития ситуации.

Журналисты, работающие в зоне военных действий, вынуждены соблюдать определенные правила освещения борьбы, главными участниками которой выступают политики. Серьезные проблемы с доступом к информации могут возникнуть из-за умалчивания фактов со стороны властей, пропагандистской деятельности политиков и неправительственных деятелей, а также из-за прямых угроз жизни журналистов.

Все это создает непростые условия для корреспондентов глобальных телесетей. Во-первых, они должны разбираться в пропагандистской информации сторон и выделять реальные факты. Во-вторых, угроза жизни журналистов может ограничивать рамки репортажей, а упущение подробностей ведет к неполному контексту. В-третьих, правительства сильной стороны выставляют свои решения в благоприятном свете, стараясь повлиять на общественное мнение. Так, во время войны в Ираке 2003 года глобальным новостным СМИ приходилось выдерживать сильный прессинг со стороны властей-инициаторов военных действий, из-за которого объективная оценка ситуации становилась не всегда возможной.

Кроме всего прочего, нередко перед журналистами в зоне боевых действий, встает дилемма: быть бесстрастным наблюдателем происходящего или сочувствующим защитником одной стороны? Постоянное освещение различных военных конфликтов способствовало тому, что в журналистских кругах возникла и продолжается острая дискуссия относительно позиции журналиста в репортажах с театра военных действий. Поводом к ней послужили постулаты Мартина Белла, в прошлом корреспондента ВВС, а впоследствии независимого члена британского парламента. Выступая на Форуме европейских массмедиа в мае 1997 года, Мартин Белл заявил, что на смену бесстрастной журналистике должна прийти журналистика «соучастия», требующая от корреспондентов сохранения «чувства причастности» к событиям. Недопустимо прикрываться эвфемизмами, наблюдая, как погибают ни в чем не повинные люди, считает Белл. Надо не только сообщать о фактах, но и изображать свои чувства.

Белл настаивал на том, что корреспондент не наблюдатель со стороны, а участник событий. Он рассказал о случае с пишущим репортером в Сараеве: тот хотел написать о «работе» снайпера. Стоя рядом с целящимся стрелком, журналист спросил: «Что вы видите?» Снайпер ответил: «Я вижу двух людей, идущих по улице. Кого из них пристрелить?» Вопрос остался без ответа: журналист в ужасе отошел. Когда за его спиной раздались два выстрела, он услышал голос снайпера: «Какая жалость, одному из них ты мог бы сохранить жизнь»[20].

Белл подчеркивал, что опасность для журналистики не цензура и не давление со стороны властей, а цинизм и амбиции, заложенные в корне журналистского творчества, а также следование коммерческим интересам. В сентябре 1997 года Белл опубликовал свои концепции в British Journalism Review, на которые ему ответил ветеран британской журналистики Джон Симпсон, редактор отдела международных событий ВВС (один из самых авторитетных журналистов мира, работает на ВВС с 1966 года, вел репортажи из 30 зон военных конфликтов, неоднократно награждался Королевским телевизионным обществом, в т.ч. за освещение войны в Персидском заливе в 1991 году).

«Мы вступаем в новый век журналистики, и таким “древностям”, как я, это не очень нравится, – писал Джон Симпсон в статье “Спасите нас от репортеров, которые выносят приговоры”. – Журналисты, работающие в зонах конфликта, пытаются рассказать нам, как больно им все это видеть. Они объясняют (и это в наш век бедствий и катастроф!), что гражданское население страдает от войны больше всего. Но что еще хуже, они пытаются судить, кто плохие, а кто хорошие. Это “наследие” Мартина Белла, считающего, что старые “добродетели” ВВС – сбалансированность и невозмутимость – устарели после балканского кризиса. Отныне журналисту надо высказывать свое мнение, и появляется новый журнализм “суждений”. Зачем? – спрашивает Симпсон. – Мы даем людям факты, и они сами могут сделать выводы. Неужели нам надо учить их, как думать и как оценивать происходящее? А что если “хорошие” вдруг окажутся плохими? Как можно разобраться в ситуации и сразу выяснить, кто прав, а кто виноват?» Симпсон привел пример из личного опыта: когда он работал в Сараеве, то оказался свидетелем того, как миротворческие силы ООН обнаружили в водосточной трубе высотой в три фута две дюжины сербов. Там их «содержали» мусульмане, кидая пленникам сверху пищу один раз в день. Журналисты, которые не хотели оставаться нейтральными в определении жертв и насильников, не высказали интереса к этой истории. Об этом никто не сделал репортаж.

Симпсон подчеркнул, что если хочешь влиять на образ мыслей людей, надо становиться политиком, а если хочешь рассказать людям о том, что происходит, надо быть журналистом. Следует просто отражать события такими, какие они есть, даже если это будет неприятно аудитории и разрушит стереотипное отношение к происходящему. Сделать это значительно труднее, нежели высказывать свое мнение о «врагах» и «жертвах» и окрашивать свою речь эмоциями[21].

Ник Гоуинг тоже выступает против журналистов-«судей»: это подрывает целостное восприятие событий аудиторией и ставит под вопрос объективность корреспондентов, которые ведут репортажи из зон военных действий. Корреспондентка ВВС World Кейт Эди, как и Мартин Белл, считает, что надо сохранять «чувство» причастности к событиям, но при этом не следует становиться адвокатами той или иной конфликтующей стороны. А Кристина Аманпур, одна из самых видных журналисток CNN, убеждена в том, что когда идет война, когда совершаются преступления против человечества, оставаться нейтральным просто недопустимо. В 1994 году Аманпур вызвала настоящий шок у президента США Б. Клинтона, когда во время передачи «Глобальный форум» в прямом эфире набросилась на него с упреками, как он, лидер единственной сверхдержавы, мог допустить такой провал во внешней политике, позволяя Западу безучастно наблюдать за кровопролитной войной в Хорватии, Боснии и Герцеговине?

Такая эмоциональная полемика связана и с крайней степенью риска работы в зоне военных действий, психического прессинга, возникающего от необходимости вести репортажи «под пулями» в атмосфере насилия и беспорядков. Вопрос о позиции журналиста, работающего в зоне военных действий, по-прежнему актуален. На наш взгляд, свое сопереживание профессиональный тележурналист сможет передать посредством видеоматериала и монтажа: кадры будут говорить сами за себя, передавая атмосферу конфликта и проявляя сложность ситуации. Например, в 2000 году в репортажах CNN и ВВС World албанские беженцы, бедственное положение которых постоянно освещалось телесетями, неожиданно выступили в другом качестве: они яростно громили миротворческие силы ООН во время беспорядков на мосту через реку Ибр (тогда толпа албанцев пыталась прорваться на «сербскую» северную сторону г. Митровицы).

Корреспондент не должен разделять конфликтующие стороны на «хороших» и «плохих», чтобы не упрощать ситуацию, не попасть в ловушку собственных чувств и не стать объектом манипулирования со стороны властей. Игнорирование этого правила (например, во время войны в Персидском заливе и военной операции в Ираке Саддам Хусейн предстал как воплощенное зло, в период балканского кризиса злодеем оказался Слободан Милошевич, после терактов во всем обвинили бен Ладена) может привести к нарушению достоверности и целостности картины происходящего. Журналисту, открыто занявшему сочувствующую позицию по отношению к одной стороне, при внезапном изменении событий придется менять свое мнение перед многомиллионной аудиторией. Это подорвет доверие к телекомпании, которую он представляет.

Эфир глобальных телесетей до предела «заполнен» сообщениями о конфликтах, и к каждому типу нужен особый подход. Попробуем разобраться с главными из них: вооруженными конфликтами, этническими распрями, а также терроризмом.

Парадоксально, но именно «телевизионные войны», освещение военных действий в реальном времени, становятся решающим стимулом для небывалого поднятия рейтингов «информационных дипломатов» CNN International, ВВС World, Euronews. Конкуренция новостных телеканалов во время вооруженных конфликтов дошла до того, что медиаисследователи распределили сферы влияния телекомпаний. Войны и конфликты в районе Персидского залива 1990-х гг. они «отдали» CNN, в силу определенной однозначности трактовки событий и зрелищности репортажей, а косовский кризис и беспорядки в Восточном Тиморе – ВВС World. «Если Ирак стал тем местом, где CNN сделала себе имя, у ВВС World есть причины полагать, что Косово будет ее войной»[22], – писала британская газета Independent в сентябре 1999 года. Для жителей бывшей Югославии британский канал оставался единственным альтернативным источником информации, сообщавшим о планах Слободана Милошевича и судьбе беженцев в Косово. Албанский премьер-министр Пандели Майоко даже выразил признательность руководству канала ВВС World за освещение войны. Военная операция в Ираке 2003 года выдвинула на ведущее место AL-Jazeera в арабском мире, несмотря на конкуренцию со стороны западных и других арабских каналов.

Во время войны в Персидском заливе в 1991 году – первой войны, показанной в режиме реального времени, миллионы людей в мире смотрели CNN International. «Буря в пустыне» опустошила улицы крупнейших городов мира – зрители наблюдали, как суперсовременные ракеты атакуют Ирак. Война в заливе длилась всего 42 дня, но за это время изменился способ освещения конфликтов такого рода – репортажи, транслируемые в прямом эфире, чрезвычайно повлияли на мировое общественное мнение.

В ночь с 16 на 17 января 1991 года, когда авиация антииракской коалиции под командованием США начала наносить ракетно-бомбовые удары, тележурналисты CNN – Джон Холлиман, Питер Арнетт и Бернард Шоу – вели репортажи прямо из окон номера багдадского отеля. На следующий день генерал Колин Пауэлл пошутил, что «Пентагон опирается на сведения CNN в сфере военной информации»[23]. Освещение войны в Заливе 1991 года стало легендарным событием для CNN, вывело телекомпанию на совершенно новый уровень, придало ей авторитетный статус.

Если «Большая тройка» американских телесетей ограничивалась новостями только в определенное время, CNN показывала войну в развитии, не прерываясь, то есть «вела» ее от начала до конца. В эфире CNN International транслировались военные брифинги, за которыми наблюдали и в Эр-Рияде, и в Вашингтоне, и в Багдаде. Власти США, равно как и Ирака, пытались контролировать массмедиа и манипулировать ими путем скрытой пропаганды и дезинформирующих заявлений. Западные журналисты жаловались, что много материала просто не пропускают в репортажи. Некоторые критики впоследствии назвали это «иллюзией новостей». Например, особый эффект на экранах произвели «умные бомбы», попадающие с 90-процентной точностью, создающие иллюзию практически полного поражения цели благодаря телекомпьютерным «ухищрениям». А после окончания войны управление военно-воздушными силами США признало, что 70 процентов из них не достигли цели[24]. Так, первая война в Заливе создавала только «имидж высокоточной войны». По мнению Г. Почепцова, необходимо было разрушить привычное представление о войне, «несущей смерть, поэтому сведения о человеческих жертвах всячески скрывались и не получали доступа в массмедиа»[25].

Марк Олеин, исследователь феномена глобальных новостей, считает, что война в Персидском заливе 1991 года была тем случаем, когда правительства использовали международные средства связи с общественностью, чтобы манипулировать глобальными массмедиа, общественным мнением и законодателями.

Вместе с тем во время освещения «Бури в пустыне» в 1991 г. и операции в Сомали в 1992 г. глобальные телесети, несмотря на давление со стороны правительств, все же проявили тогда потенциальную возможность участвовать в политических процессах и достаточно сильно влиять на общественное мнение. В конце 1990-х гг. журналистам стало намного сложнее работать в зоне военных действий. Эпоха показательных телевойн быстро закончилась. Балканский кризис 1999 года выявил сложную противоречивую ситуацию, освещать которую пришлось в условиях прямого прессинга со стороны инициаторов силовой акции.

Военная операция НАТО в Европе многими рассматривалась как демонстрация силы Североатлантического альянса. Решение о военной интервенции НАТО в Косово во многом было спровоцировано поступавшими сообщения об этнических чистках на Балканах: так Милошевич пытался удержать этот регион в своем повиновении. Выражения «геноцид» и «гуманитарная война» были в ходу у политических лидеров для получения поддержки общественного мнения. Существовало немало причин, чтобы манипулировать новостными СМИ.

Массированная атака НАТО началась в марте 1999 года, и тогда же особенно остро встала проблема конфликта телесетей с властями. То, что впоследствии назвали информационной войной, скорее, оказалось противостоянием западных СМИ и инициаторов военного решения конфликта – НАТО, Лондона и Вашингтона. По словам представителя НАТО Джейми Шиа, «Северный альянс не был готов к ударной волне СМИ, которая “обрушилась” на него прямо в начале бомбардировок»[26].

Тем не менее, именно в Косове перед союзниками стояла задача расположить к себе общественное мнение, поэтому НАТО пришлось внедрять управленческие методы по работе со СМИ. «Когда телевизионное освещение было неполным или абсолютно неточным, мы предлагали свои информационные данные или просили внести ясность и исправления»[27], – говорил генерал Уэсли Кларк, командующий войсками НАТО. Военные брифинги НАТО транслировались по CNN, ВВС World и другим спутниковым каналам. В официальной информации нередко встречались ошибки. Так, по сообщениям НАТО, на двух лидеров косовских албанцев якобы были совершены покушения, но на самом деле ничего подобного не было. Руководители военной операцией никак не хотели признать, что американские истребители неожиданно атаковали колонну албанских беженцев, только впоследствии командующий военно-воздушными силами НАТО признался, что некоторые из его пилотов по ошибке расстреляли гражданское население[28].

Редактор отдела международных событий ВВС и ветеран военной журналистики Джон Симпсон подчеркивал, что любой критический взгляд в новостных репортажах расценивался властями как помощь кампании Слободана Милошевича. Так, премьер-министр Великобритании Тони Блэр, выступая в палате общин, заявил, что репортажи Джона Симпсона были сделаны согласно инструкциям сербских властей. Скорее всего, возмущение британского премьер-министра вызвали репортажи Симпсона о массированных атаках войск НАТО, в результате которых погибали мирные жители. Симпсон ответил премьер-министру, что если Тони Блэр повторит свои слова вне Палаты общин, он подаст на него в суд за клевету[29].

А сербские власти, действительно, пытались воспользоваться интенсивным освещением конфликта глобальными телесетями. Слободан Милошевич боролся против НАТО не в воздухе, а в эфире. Позволив CNN и ВВС вещать непосредственно из Сербии, он надеялся дестабилизировать и расшатать общественное мнение Запада. Стратегия Милошевича в чем-то себя оправдала. Глобальное телевидение показывало неприглядную сторону войны: многочисленные жертвы, картины разрушения поражали зрителей. Репортажи Джона Симпсона подвергались цензуре со стороны сербских властей даже чаще, чем материалы других иностранных журналистов. В результате «проверок» сербское правительство выслало Симпсона из страны за то, что он критично отозвался о Милошевиче. «Настоящая проблема для Даунинг-стрит заключается в том, что те из нас, кто вел репортажи из Белграда, обеспечивали действительную проверку заявлениям, сделанным в Лондоне и штаб-квартире НАТО», – подчеркивал впоследствии Симпсон[30]. Политика давления со стороны британских властей не прецедент в истории: достаточно вспомнить позицию Маргарет Тэтчер по отношению к СМИ во время войны с Аргентиной за Фолклендские острова в 1982 году и бомбардировки Ливии в 1985 году. Освещение военных действий всегда чревато обострением отношений между СМИ и правительством, считает Симпсон.

Если Джон Симпсон подвергся давлению со стороны британского правительства, журналисты CNN, напротив, удостоились особого расположения властей США. Так, одного из руководителей CNN International Исона Джордана Пентагон официально предупредил о запланированной бомбардировке белградского телецентра. Бомбардировка унесла 16 жизней обычных людей и задержала трансляцию пропаганды Милошевича всего на несколько часов. Джон Симпсон тогда отметил, что есть четкое различие между позициями ВВС и CNN. CNN считает важным сохранять хорошие отношения с правительствами тех стран, откуда ведет репортажи, будь то Ирак, Сербия или Соединенные Штаты. Поэтому «мистер Джордан путешествует по миру так, как будто он представляет правительство. ВВС же предпочитает сохранять дистанцию в интересах объективности»[31].

Разгром белградского телецентра во время балканского кризиса – только один из многочисленных примеров стратегии правительств в отношении СМИ государств-«мишеней». Ситуация повторилась во время антитеррористической операции США в Афганистане в 2001 году, когда был разбомблен офис Al-Jazeera в Кабуле. В 2003 году журналисты, работающие в Ираке, неоднократно подвергались нападению со стороны инициаторов войны: войска союзников уничтожили корпункт Al-Jazeera в Багдаде, обстреляли гостиницу «Палестина», где размещались иностранные журналисты. Вряд ли все это можно объяснить исключительно случайными попаданиями. Возможно, что нередко преследуется цель избавиться от оппозиционного освещения событий, возмущающего мировое общественное мнение.

Проблему для журналистов в период косовского кризиса составляла мощная правительственная пропаганда, оправдывавшая военную операцию НАТО. Когда в эфире глобального телевидения появлялись госсекретарь США Мадлен Олбрайт и министр обороны Уильям Коэн, своими жесткими заявлениями они демонизировали оппозицию и вели информационное нападение так, чтобы у общественности и мысли не могло возникнуть о неправомерности операции НАТО на Балканах. Термин «геноцид», который долгое время не пускали в оборот официальные чиновники во время событий в Руанде в 1994 году, где массовое истребление жителей росло в геометрической прогрессии, широко использовался властями в косовском конфликте при описании этнических чисток в бывшей Югославии. Получалось так, что выступления представителей Североатлантического альянса нередко транслировали в периоды новостного вакуума, поскольку сербское правительство резко ограничивало западных журналистов в доступе на военные территории[32].

Проблема достоверности информации сторон не вызывает удивления, так как слишком много усилий прилагалось для пропагандистских ухищрений и стремлений склонить общественное мнение на свою сторону. Дезинформаторами оказалась не только сербская сторона, но и албанская. «Мы, конечно, ожидали, что сербы будут лгать. Сербские чиновники – мастера в этом деле. Но нас действительно удивило, что албанские политические лидеры тоже лгут»[33], – отмечал журналист Los Angeles Times Трэйси Уилкинсон.

Вопрос о необходимой проверке и фильтрации информации оказался актуальным и во время освещения войны и антитеррористической операции в Чечне. Вооруженные конфликты на территории Чеченской республики – одна из трудных тем для анализа работы глобальных сетей. Для журналистов западных телесетей существовала реальная проблема получения правдивой официальной информации и трудности доступа в Чеченскую республику. Такая закрытость способствовала тому, что глобальные телекомпании располагали ограниченным материалом, и нередко в их распоряжении оказывались пленки, снятые чеченскими сепаратистами, свидетельствующие не в пользу федеральных войск.

Корреспондент ВВС World Роберт Парсонс отмечал, что во время антитеррористической операции в Чечне работать было гораздо труднее, чем в первую военную кампанию, но появилась возможность свободно общаться с воюющими солдатами и офицерами, с гражданским населением, которое больше всего страдает в войне. И то, что они рассказывали, совершенно не совпадало с информацией, которую журналисты получали от различных пресс-служб[34]. Стоит отметить, что проблемы с доступом ко всей необходимой информации во время войн одинаковы для всех государств-инициаторов силовых действий.

Освещение чеченских военных кампаний сопровождалось недостаточной оценкой фактов, нехваткой фактического материала, односторонней трактовкой конфликта. CNN освещала чеченскую войну (а впоследствии антитеррористическую операцию в Чечне) более жестко, чем ВВС. Приведем такой пример. 22 октября 1999 года CNN International и ВВС World сообщили о гибели около ста жителей г. Грозного в результате взрыва на центральном рынке чеченской столицы. Российские власти, сначала отрицавшие свою причастность к взрыву, затем взяли ответственность на себя, заявив, что рынок был складом оружия боевиков. Получив об этом материал, CNN тут же прервала программу «В Европе» и дала экстренный выпуск новостей. В прямой эфир из Москвы вышел журналист Стив Харриган: он комментировал кадры, полученные у агентства Associated Press, утверждая, что от массированной борьбы с терроризмом страдают мирные жители (при этом в эфире довольно продолжительно и крупным планом показывали трупы)[35].

ВВС World после экстренного выпуска новостей об этом событии сразу пригласила в студию экспертов, которые прокомментировали ситуацию. Эксперт Джейн Шарп из Центра исследований по военной обороне беседовала с ведущим информационной программы, который одновременно вел телемост с политическим аналитиком Лоуренсом Узелом из Оксфорда. В ходе дискуссии обсуждалась также проблема дискриминации кавказцев в России. Отвечая Лоуренсу Узелу на резкую критику российских властей, связанную с ущемлением интересов национальных меньшинств Южной России и антисемитских настроений в обществе, Джейн Шарп отметила, что не надо торопиться с выводами: Запад и так наделал много ошибок по отношению к этой стране во время «холодной войны», и, может быть, «мы не в состоянии адекватно оценить сложную ситуацию в России»[36]. Обычно именно так, привлекая к обсуждению специалистов, ВВС World добивается сбалансированных комментариев.

Один из самых жестких репортажей о Чечне CNN представила в подборке материалов о В. Путине в преддверии выборов президента в 2000 г. – программе «Инсайт», которую вел ветеран CNN Джонатан Манн[37]. Репортажу о Чечне предшествовали довольно интересные сюжеты. Первый был посвящен биографии В. Путина, рассказ о будущем президенте излагался на фоне великолепных видов Петербурга. Второй – мастерски сделанная зарисовка из Эрмитажа: директор Эрмитажа М. Пиотровский, близкий знакомый В. Путина, рассказывал (причем без переводчика, на английском) о качествах будущего лидера страны, переходя из зала в зал. Например, в зале европейских и русских мастеров живописи он подчеркнул такую важную черту Путина, как европейское мышление, свободное владение европейским языком, в зале работ эпохи Романтизма, Пиотровский заметил, что Путин – тоже романтик, очень чувствительный, но в то же время сильный, волевой человек.

После лирических сюжетов, которые можно было бы даже назвать своеобразным политическим пиаром, последовал репортаж Стива Харригана. Первые кадры: офицер федеральных войск обыскивает задержанного чеченца и приказывает расстрелять его на месте, используя при этом нецензурную речь. «Замочите его сейчас», – нервно говорит офицер. «Странно, – рассуждает Харриган. – Отдать такой приказ при всех, перед камерами, журналистами. Странно, что офицеры используют тюремный язык. Впрочем, неудивительно, если будущий президент тоже так выражается». В сюжет вставляется известная фраза В. Путина, где фигурирует слово «мочить» в отношении террористов, объясняется этимология этого слова, его значение. Следующий кадр: генерал Трошев держит в руках портрет Путина. Затем журналист переключается на похороны убитых в Чечне милиционеров, молодых офицеров. Затем снова показывают боевика, которого приказали расстрелять. Корреспондент у прокурора, просит прокомментировать случившееся. Прокурор отрицает возможность расстрела на месте: «Что Вы, на месте, на виду у журналистов, прилюдно... Этого не может быть». Снова крупный план, показывающий сцену начала сюжета, затем камера отъезжает и видно, что этот сюжет смотрят старенькие родители задержанного парня. «Родители надеются, что их сын жив. Но от него давно нет известий», – так завершил свой репортаж Стив Харриган. Данный сюжет производит очень сильное впечатление и вызывает неоднозначную реакцию. Короткий репортаж, который вряд ли может оставить равнодушным зрителя, с одной стороны, отражает многогранность проблемы: здесь и гибель российских офицеров, и неуставное обращение с пленными, и резкое заявление Путина. Но в то же время – это явный пример целенаправленной конфигурации фактов: материал выстроен таким образом, что оставляет крайне тяжелое и негативное впечатление. Можно ли признать объективным репортаж, демонстрирующий манипуляцию фактами? Еще раз хотелось бы подчеркнуть, что трактовка конфликтов на территории Чеченской республики глобальными телеканалами не всегда оказывалась достаточно объективной. Надо отметить, что с осени 2001 года репортажи о Чечне становились все менее острыми и жесткими, что было связано с эффектом вытеснения: теракты в США, антитеррористическая операция в Афганистане, подготовка к военной кампании и война в Ираке оттеснили освещение ситуации в Чечне на задний план.

Не менее сложную задачу, чем войны, представляет собой освещение конфликтов этнических меньшинств, иногда изощренных по степени насилия. Достаточно вспомнить Руанду, где междоусобица перемолотила в 1994 году почти миллион жизней, и Нигерию, стоявшую на пороге гражданской войны в 1998 году (стомиллионное население этой страны представляют около 250 этнических и языковых групп).

Освещение этнических конфликтов – одна из сложнейших задач для тележурналистов. Для адекватного изложения этнических проблем требуется большая степень эрудированности и компетентности. Кроме того, времени, отведенного для репортажей, зачастую не хватает для объективной оценки ситуации. В штате некоторых телекомпаний есть специальные группы, занимающиеся проблемами этнических меньшинств и развития кризисных ситуаций – там работают настоящие профессионалы, способные мгновенно проанализировать ситуацию и дать в эфир репортажи с места событий. Долгосрочная стратегия освещения конфликтов заключается во внимательном анализе архива сообщений о конфликтах, о представителях меньшинств, способных должным образом оценить возникшую ситуацию[38].

При освещении конфликтов CNN International и ВВС World нередко прибегают к помощи репортеров и комментаторов из этнических меньшинств. Это поднимает степень доверия аудитории и решает такую важную задачу, как исключение стереотипной трактовки событий и героев. Избежать стереотипизации не так просто: тележурналисты всегда находятся в цейтноте, а использование стереотипов позволяет экономить время.

При освещении войны в бывшей Югославии необходимо было учитывать этническую природу конфликтов. По мнению исследователей, балканский кризис четко выявил механизм реализации внешнеполитических задач западных государств с помощью отвлекающей пропагандистской кампании. Западные СМИ (в т.ч. CNN и ВВС) постоянно подчеркивали, что албанское население Косова является жертвой «этнических чисток», осуществляемых сербскими властями. Однако речь должна была идти о межнациональном конфликте, жертвами которого в равной степени оказались и албанцы, и сербы, и другие этнические меньшинства, проживающие в Косове[39].

CNN International по сравнению с ВВС World больше подверглась критике за освещение событий на Балканах. Возможно, отчасти это произошло по вине «происхождения» CNN, ассоциировавшейся с главными инициаторами военного вмешательства в конфликт – США. CNN распекали за поверхностные репортажи. Стивен Розенфельд из Washington Post пытался объяснить недостатки американских журналистов «культурным провалом», подчеркнув, что лишь немногие американцы сумели разобраться с этнической политикой, практикуемой в бывшей Югославии[40].

Еще более сложной оказалась ситуация в Руанде в 1994 году, где геноцид достиг огромных размеров. Руанда – одна из самых маленьких стран мира. Имея плодородную землю и экспортируя кофе, Руанда могла бы процветать, но последние десятилетия эту страну раздирают конфликты. В начале 1990-х гг. население Руанды составляли 85 процентов хуту и 15 процентов тутси. Между племенами периодически вспыхивали распри, а в 1994 году началась настоящая резня.

В апреле 1994 года президент Руанды, принадлежавший к этносу хуту, был убит в столице страны Кигали. Спустя несколько часов военные и милиция хуту заблокировали дороги и стали у всех проверять документы. Если в паспорте значилось «тутси», человека убивали на месте. Затем военные пошли по домам, истребляя тутси и оставляя в живых хуту. Тщательность их работы говорила о заранее спланированной операции. Большая часть миротворческих войск ООН, которые не имели права применить силовое вмешательство, была отозвана из страны: вместо 2500 тысяч солдат осталось 270. Убийства продолжались. Согласно данным, за сто дней погибло от 800 тысяч до более 1 миллиона человек[41]. (Для сравнения – за четыре года войны на территории бывшей Югославии погибло 200 тысяч человек[42].) «Соседи забивали друг друга до смерти в своих домах, доктора убивали пациентов, а школьные учителя – учеников. Нередко нападавшие насиловали своих жертв и издевались над ними. Местное радио убеждало слушателей не жалеть женщин и детей»[43]. Нарастала паника, потоки беженцев устремились из страны, ситуация достигла размеров гуманитарной катастрофы. В лагерях беженцев свирепствовали холера и дизентерия.

Остальной мир был уверен, что это «племенной» конфликт, в который лучше не вмешиваться. Корреспондент ВВС Ф. Кин писал, что «замалчивание факта систематического спланированного истребления и подмена его старой байкой о кровной вражде – не просто журналистская лень, а оскорбление миллиона погибших в этой резне»[44].

Геноцид в Руанде новостные каналы легко свели к стереотипному определению кровной вражды. В то время как задача международных журналистов – разобраться в ситуации, быть компетентными в этнических вопросах, отражать всю сложность происходящего, считает профессор Ф. Саиб[45]. Из-за неадекватного освещения геноцида новостными организациями, включая телесети, помощь Руанде пришла слишком поздно. Дело в том, что в подобных случаях массового истребления людей в силу вступает конвенция ООН по предотвращению геноцида и наказания виновных в этом преступлении. Тогда действительно можно было мобилизовать международные силы и предотвратить такой масштаб трагедии.

Новостные медиа называли истребление людей «резней», «гражданской войной», «яростными стычками», но не геноцидом, хотя ситуация не нуждалась в эвфемизмах. А. Дестекс из организации «Врачи без границ» заметил, что понадобилось три недели – и это в мире, живущем в ритме CNN – чтобы журналисты стали сравнивать происходящее в Руанде с нацистской Германией и относить «резню» к геноциду[46].

Лишь репортажи о беженцах из «лагерей смерти», где последнее, что видели тысячи людей, был объектив камеры, сдвинули дело с мертвой точки. Так неточные репортажи международных СМИ о геноциде способствовали безразличию и бездействию других государств. Хотя, безусловно, надо принимать во внимание и тот факт, что в Руанде во время массового истребления людей жизни журналистов угрожала непосредственная опасность.

В последние десятилетия XX века и в начале нового столетия большинство стран мира подвергались угрозе со стороны политических, националистических и религиозных экстремистов. Главное средство достижения их целей – террор. Терроризм считается ответной реакцией на длительное затягивание решения политических проблем, исходит из конфликтов политического, социального, территориального, национального, религиозного, мировоззренческого характера[47].

Телевидение и терроризм – давняя тема, вызывающая споры и дебаты специалистов в соответствующих областях. Рассказывая в эфире о террористическом акте, журналисты привлекают к нему внимание мировой общественности, а значит, террористы получают «бесплатную» рекламу. В то же время умалчивать о подобных событиях не представляется возможным не только из-за «права знать», но и из-за возможности привлечения различных политических и дипломатических ресурсов для решения проблемы.

 

Таблица 15

 

Очаги терроризма в XX веке[48]

 

 

Как видно из таблицы, географическое распространение терроризма довольно обширное и продолжает возрастать. Похищения людей, убийства политиков и дипломатов, взрывы домов, автомобилей, автобусов, угоны самолетов – такие методы используют террористы. Можно было бы сказать, что они добиваются политических мер, однако в стратегии их действий лежат фанатизм и деструктивность. Методы привлечения внимания становятся все более изощренными, пример тому – 11 сентября 2001 года. В этот день весь мир был в заложниках, и каждый чувствовал свое бессилие, одновременно осознавая, что это состояние и есть та цель, которой добивались сценаристы и режиссеры терактов.

Роль глобального телевидения в освещении терактов 11 сентября 2001 года нельзя расценивать однозначно. Воздействие терактов, мощный психологический террор не были бы столь эффективными, если бы миллионы людей не наблюдали за действиями террористов в прямом эфире. Британская газета Observer назвала сентябрьскую трагедию самым гротескным и мощным пиар-трюком в истории человечества[49]. Террористы заставили зрителей всего мира чувствовать себя абсолютно бессильными: никто не смог остановить атаки. Они точно рассчитали стратегию – интервал между первым самолетом, врезавшимся в здание Всемирного торгового центра, и вторым самолетом, атаковавшим вторую башню, составлял 18 минут. За этот период все ведущие телекомпании мира переключились в режим непрерывного вещания. «Первый самолет предназначался для того, чтобы привлечь внимание СМИ, второй – должен был протаранить башню прямо у нас на глазах»[50], – считает Джоан Деппа, профессор в области коммуникаций Сиракузского университета США.

Телекомпании мира сразу договорились о взаимопомощи и делились друг с другом информацией и видеосюжетами. Надо отдать должное репортерам и ведущим телеканалов новостей: эфир вели сдержанно и собранно. В эфир порой проходила неточная и недостоверная информация, что было связано с информационным хаосом и паникой. CNN отличилась тем, что в день терактов показала репортаж о бомбежке Афганистана, однако власти США отрицали свою причастность к этой акции. ABC, MS NBC и Fox News сообщили о том, что около госдепартамента в Вашингтоне в машине взорвалась бомба. CNN выдвинула версию о причастности пилота из Флориды Аднана Бухари к угону самолетов, впоследствии телекомпании пришлось извиниться перед ним. Японская NHK, сославшись на американские источники, заявила, что угнано 11 самолетов[51].

О событиях в Соединенных Штатах сообщали каналы, которые вообще не передают политические новости: на спортивном ESPN вещала ABC, музыкальные MTV и VH-1 передавали CNN. В то время как национальные телесети через сутки вернулись в обычный режим работы, глобальные телеканалы новостей в течение пяти дней круглосуточно обсуждали трагедию в США в прямом эфире, а остальные международные новости оказались «выключенными». Впервые в течение столь длительного времени эфир был посвящен лишь одной теме.

После 11 сентября глобальные телесети стали выходить в эфир с постоянным титром: «Америка в состоянии войны», «Новая война Америки», «Война с террором». Государственные деятели США и мира, политические эксперты и аналитики давали интервью и комментировали случившееся в эфире CNN и ВВС World. CNN в первые дни после терактов стала рассказывать об Афганистане, где он находится, как его будут окружать, какая военная техника будет использоваться.

Освещение трагедии в США, реакции мировых лидеров на происходящее выявило, насколько обострился конфликт между цивилизационными парадигмами мира. С одной стороны, глобальные телесети новостей стали незаменимым источником информации для мировой общественности и политиков. В то же время, глобальное телевидение оказалось эффективным оружием террористов, и газета Observer подчеркнула, что террористы удерживали всех нас как заложников у телеэкранов. Они превратили всемирные телеканалы новостей в мощную психологическую бомбу[52].

После событий 11 сентября в течение полугода наблюдался небывалый ранее зрительский интерес к международным политическим новостям. Британский журнал Economist даже предположил, что эра таблоидных, развлекательных новостей завершилась после 11 сентября[53]. Дело О. Джея Симпсона, скандал с Биллом Клинтоном, откровения Моники Левински, ставшие в свое время крупными событиями, ушли вместе с эпохой относительного благополучия, спокойствия и безмятежности. Теракты в США прежде всего обнажили уязвимость людей, живущих в казалось бы самом безопасном месте на планете. Доверие американцев к политической элите страны резко возросло. Economist объясняет это тем, что люди, почувствовавшие себя уязвимыми, повернулись к власти в поисках защиты. Международная политика стала объектом пристального внимания мировой общественности[54].

Глобальные телесети несут особую ответственность за освещение случаев террора, потому что обеспечивают международное освещение событий, что становится особенно привлекательным для экстремистов. Поэтому одна из главных концепций репортажей о таких случаях – сведение к минимуму рекламного аспекта сообщения. Нельзя создавать впечатление о законности действий террористов, поэтому ведущие и корреспонденты избегают таких слов, как «казнить», «военно-полевой суд», «бригада». Раньше не всегда можно было услышать и само определение – «террорист». Вместо этого ведущие и корреспонденты пользовались словами «похитители», «бойцы ИРА», «члены движения Талибан». После 11 сентября 2001 г. термин «международный терроризм» прочно вошел в лексикон глобальных сетей. Стоит отметить, что во время освещения кризиса с заложниками в Москве в октябре 2002 года глобальные телесети так и не назвали вещи своими именами: шахидов-смертников называли «чеченскими сепаратистами», «повстанцами», «захватчиками», но не террористами.

При освещении террористических актов журналисты телесетей особенно стремятся к эмоциональной бесстрастности при изложении материала. Любое экспрессивное выражение, в том числе интонационное или мимическое, может обернуться серьезными последствиями. Согласно принципам международной профессиональной этики, корреспонденты должны относиться к происходящему ответственно, выпускать в эфир только тщательно проверенную информацию; не превращать отдельные инциденты в события, чтобы не обострить ситуацию и не создавать паники; не допускать, чтобы террористы выступали в эфире с политическими требованиями; избегать длительного освещения насилия.

Общим негласным правилом был принцип недосягаемости телекамер и микрофонов для террористов во время совершения ими терактов, не рекомендовалось брать интервью у террористов, чтобы не предоставлять трибуну для их взглядов. Так, ВВС до 1998 года следовала правилам Памятной записки министра внутренних дел в отношении Северной Ирландии, юридически вводящей «принудительные ограничения на освещение терроризма в Северной Ирландии»[55]. Этот документ был направлен против лиц двух категорий: тех, кто представляет или пытается представить ряд организаций, включая ИРА, Шинн Фейн и др., а также против тех, кто высказывается в их поддержку. Представители организаций и их сторонники не могли выступать в данном качестве на ВВС. Ограничения записки 1988 года потеряли силу в 1998 году, и теперь в эфире ВВС World можно увидеть лидера Шинн Фейна Джерри Адамса. Осама бен Ладен, террорист №1, тоже нередко выступает в эфире с объявлением джихада США. Пленки с его выступлениями получает телесеть Al-Jazeera, а затем CNN, ВВС World и другие телеканалы, сотрудничающие с катарской телекомпанией, передают их в эфир. Трансляция в эфире новостных телеканалов заявлений террористов вызывает большую обеспокоенность правительств государств, которые нередко обращаются к представителям телеканалов с рекомендациями не показывать подобные записи.

Необходимо отметить также стремление телекомпаний проанализировать явление терроризма, выяснить причины и подоплеку терактов. ВВС, используя свои богатые видеоархивы, снимает высококлассные документальные фильмы и программы о феноменах терроризма, транслируемых также по ВВС World. Это оказалось далеко не безопасным делом. Так, 24 августа 1995 года радикальная организация исламских фундаменталистов Сипах-и-Сахаба Пакистана, сторонников суннитов, совершила нападение на бюро ВВС в Исламабаде, причиной которого стала трансляция документального фильма об этой организации[56]. В апреле 2000 года ВВС World показывала документальный цикл: «Лоялисты: невидимые борцы Северной Ирландии» о добровольческих силах лоялистов, целью которых было подорвать политическое урегулирование с ирландскими националистами, а поводом послужило стремление правительства ограничить ежегодно проводимые парады различных протестантских обществ. В июне 2002 года очередная передача «Репортеры» на ВВС World рассказывала о палестинских террористах-камикадзе после обнародования по телевидению плаката, на котором изображен палестинский трехлетний малыш с «поясом шахида» – смертоносной взрывчаткой.

 

В 2002 году накануне годовщины терактов Al-Jazeera и МВС предупредили зрителей, что новости не будут транслироваться 11 сентября, поскольку эфир будет посвящен исключительно теме терактов. Арабский мир всерьез воспринял вопрос, так часто задаваемый после терактов в США и Западной Европе: «Почему они нас так ненавидят?» «А за что, действительно, мы их ненавидим?» – этот встречный вопрос, заданный Абд Эль Мунеймом Саидом, директором Центра Политических и стратегических исследований «Аль-Ахрам», послужил поводом для дискуссий в арабских кругах и на телевидении.

Al-Jazeera показала в эфире эксклюзивный материал – пленку, полученную у «Аль-Каиды», на которой запечатлен араб, изучающий руководство для пилотов и карту Соединенных Штатов. Затем Al-Jazeera транслировала заявление бен Ладена, призывавшего отомстить за Палестину и освободить исламистов из Саудовской Аравии, и пленку с записью последней речи одного из угонщиков-камикадзе – Абда Аль-Азиза Аль-Умани. Al-Jazeera подчеркнула важность этих записей, предлагая их рассматривать как повод к дискуссии, которая затем прошла в эфире телеканала.

 

Освещение терроризма – одна из важнейших и трудных задач, стоящих перед глобальным телевидением. Современный международный терроризм неуловим. Взять ту же «Аль-Каиду», террористическую организацию, признанную одной из опаснейших. По сути, никто не знает, что представляет собой эта организация как структура. Сама «Аль-Каида» редко берет на себя ответственность в отличие от других террористических групп, таких как ЭТА или ИРА. Зато эта организация охотно поставляет свои видеозаписи и пресс-релизы Al-Jazeera. Насколько правомерно представлять их на суд общественности? Действительно ли они являются рекламой террористов? Или все же мы должны получать информацию о тех, чьими жертвами становятся обычные люди? Станет ли недосягаемость террористов от камер гарантией нашей безопасности? Все эти вопросы остаются пока без ответа.

Подводя итоги, хотелось бы отметить, что международное новостное вещание претерпело значительные изменения за последние 12 лет. В 1991 году во время войны в Персидском заливе CNN International была эксклюзивным поставщиком новостной информации. В 2003 году операция в Ираке получила широкомасштабное освещение ведущими новостными телеканалами мира. CNN International, ВВС World, Euronews, Sky News круглосуточно передавали информацию с театра военных действий. Их конкурентами выступали арабские спутниковые сети: ставшая уже известной Al-Jazeera и Al-Arabiya, спутниковая телеслужба, базирующаяся в ОАЭ. Медиаисследователи отмечали разный подход к освещению войны западными и арабскими каналами: последние акцентировали внимание на последствиях военных действий, нередко показывая крупным планом трупы и изуродованные тела.

Главная задача для глобальных телесетей в освещении вооруженных конфликтов – дать непредвзятую и беспристрастную оценку ситуации, чему может препятствовать эмоциональный прессинг из-за работы в экстремальных условиях, стереотипное осмысление конфликта, тирания режима реального времени и давление со стороны правительств. Выполнима ли эта миссия в свете событий последних лет – 11 сентября 2001 года, антитеррористической операции в Афганистане 2001 года, войны в Ираке 2003 года?

Очевидно, на эти вопросы можно будет ответить лишь со временем, когда будет переосмыслен конфликт между цивилизациями, если, конечно, он завершится мирным урегулированием. Перед глобальными телесетями новостей, представляющими западный развитый мир, сегодня стоит очень сложная задача – стать силой, интегрирующей мировое сообщество, вести его к согласию, предоставлять эфир всем участникам международного политического процесса. Для этого необходимо не только обращаться к западным экспертам, но и выслушивать точки зрения исследователей, представляющих восточные страны. Аудитория международных новостей порой даже не подозревает, насколько сегодня накалена обстановка и в каком масштабе растет разлом между Западом и Востоком. Современное информационное общество, рассматриваемое западными медиааналитиками как прогрессивное общество, способствующее процветанию человечества, выводу его на качественно иную ступень развития, совсем по-другому расценивается представителями исламского мира. Позволим себе процитировать председателя российского Исламского комитета Гейдара Джемаля, одного из идеологов антиглобализма: «Информационное общество – это та база, на которой утверждается железная пята мировой олигархии... Информационное общество является синонимом смерти человеческого фактора в истории»[57]. Такая характеристика последовала после высказывания Джемаля о том, что и демократия сегодня закрывается как тема, поскольку людьми можно эффективно управлять с помощью информационных потоков. Очевидно, культурная пропасть разводит Запад и Восток по разные стороны баррикад. Возможности глобального новостного телевидения могут положительным образом воздействовать на это противостояние, и хотелось бы, чтобы это стало сценарием будущего. Только тогда можно будет говорить о полноправном диалоге культур посредством глобальных медиакоммуникаций.

в начало

 

к содержанию << >> на следующую страницу