ГЛАВА 5

 

Кройчик Л.Е.

СИСТЕМА ЖУРНАЛИСТСКИХ ЖАНРОВ

 

Жанр или текст?

Оперативно-новостные тексты

Оперативно-исследовательские тексты

Исследовательско-новостные тексты

Исследовательские тексты

Исследовательско-образные тексты

 

 

Поэтика публицистического текста резко изменилась в 90-е годы XX в. Эти изменения сказались на системе журналистских жанров и на их использовании в редакционной практике.

Жанры советской прессы были поделены на три большие группы: информационные – заметка, интервью, репортаж, отчет; аналитические – статья, корреспонденция, письмо, обзор печати, обозрение, рецензия; художественно-публицистические – очерк, фельетон, памфлет. Внутри этой схемы – своя иерархия: передовая статья – «флаг номера», без нее газета не выходила, фельетон – «король жанров», корреспонденция – «кусочек жизни» и т.д. У каждого жанра – свое место на газетной полосе, своя регулярность появления: очерк – в подвале второй-третьей полос, к празднику, международное обозрение – еженедельно, экономическое – раз в месяц, обзор печати – ежемесячно, рецензия – один-два раза в месяц на последней полосе. Политическая информация на первой полосе, экономическая – на второй, международная – на третьей, культурно-спортивная на – четвертой. С легкой руки В.И. Ленина это именовалось «концертом политической газеты»[1]. Каждый жанр «вел» свою партию, выступая в соответствии с регламентом строго выверенной идеологической партитуры.

Все отрепетировано. Никакой отсебятины. Неудивительно, что в сороковые годы слово «репортер» считалось в советской журналистике бранным. Журнал «Советская печать» в пятидесятые вел по этому поводу дискуссию: нужен ли нам репортер? не отдает ли его работа буржуазной журналистикой? Ведь он вносит в свое выступление нездоровый дух сенсационности и предполагает индивидуальный взгляд на описываемое событие. Слово «сенсация» тоже считалось бранным. Чаще всего оно употреблялось в словосочетании «буржуазная сенсационность». Брезгливо (и брюзгливо) цитировали слова американского пресс-магната Херста о том, что если собака укусила человека – это не сенсация, а если же человек покусал собаку, то это было сенсацией. Укушенная собака становилась жупелом – пугалом советских газетчиков.

Постсоветская российская журналистика существенно отличается от своей предшественницы. Во-первых, на смену директивной, одноцветно идеологизированной прессе пришла публицистика более раскованная по мысли и стилю. Сравним:

 

Наша печать должна всесторонне и глубоко раскрывать опыт партийных организаций по руководству хозяйством, смело вскрывать недостатки, помогать партийным организациям быстрее устранять эти недостатки.

 

(Коммуна [Воронеж]. 1965. 19 окт.)

 

Если бы налогообложение было простым делом, то не учили бы налоговых инспекторов в США девять лет. Не потому ли у нас налоги не умеют собирать, что плохо учены? Я занимаюсь расчетами причитающихся бюджету платежей более 22 лет... Убеждена, что облагать налогом надо не прибыль, а доход.

 

(Новые Известия. 1999. 20 апр.)

 

Примеры взяты без долгого специального поиска, но они характерны. В первом случае газета мало заботится о реакции аудитории. Да и написано это не для широкой публики – для обкома партии. Передовые статьи в те времена не читали – их просматривали заинтересованные лица: кого хвалят, кого ругают? Текст не соответствовал реальности: «опыт партийных организаций по руководству хозяйством» был хорошо известен гражданам, стоящим в очередях за товарами первой необходимости, но кого это волновало? Господствующий стиль публицистики советского периода – «долженствование». Словесное клише («всемерно и глубоко раскрывать», «смело вскрывать недостатки») ничего не значило. Второй текст – размышления специалиста-экономиста. Здесь есть ссылка на собственный опыт, обращение к опыту зарубежному, приглашение читателя к размышлению, конкретное предложение. Справедливости ради отметим, что публицистика рубежа XX–XXI вв. обязана своей родословной талантливым предшественникам – Анатолию Аграновскому, Василию Пескову, Эльраду Пархомовскому, Ярославу Голованову, Владимиру Орлову, Евгению Богату, Геннадию Бочарову, Ольге Чайковской...

Во-вторых, современная публицистика все отчетливее персонифицируется. Автор перестает быть обезличенным ретранслятором передаваемой информации – он все явственнее становится ее интерпретатором. Точка зрения конкретного лица интересна сегодня сама по себе. Это, кстати, российская традиция, идущая от дореволюционной поры, – прислушиваться к голосу Каткова, Суворина, Дорошевича, Амфитеатрова, Короленко, Леонида Андреева. Интервью, беседы, колонки, комментарии, письма в редакцию свидетельствуют об активной роли субъекта высказывания на газетной полосе. Газетные рубрики («Факт и комментарий», «Теленеделя» Ирины Петровской в «Известиях»), радио- и телепрограммы («Мы», «Тема», «Абажур», «Человек в маске») стремятся закрепить за человеком право на высказывание. Выступления СМИ все демонстративнее носят личностный характер («Известия» подчеркивают это обстоятельство оформительскими приемами – фотографией автора рядом с текстом).

Персонификация текста вызвана к жизни не только общим процессом демократизации постсоветского общества, но и тем, что в условиях существующего ныне рынка информации товаром становится не просто новость, а новость, «упакованная» в публицистический текст. Публицистический текст, как известно, напоминает двугорбого верблюда: первый горб – факт, второй – отношение автора к факту. Спрос на личностную журналистику в условиях растущей конкуренции СМИ создал прецедент выбора. Публицист откликается на этот спрос предложением собственного имени. Имя (в широком смысле этого слова) становится знаком издания или канала, представляющих это имя: Леонид Парфенов на НТВ, Юрий Щекочихин в «Новой газете», Александр Васинский в «Известиях»... Имя способствует возникновению диалога с аудиторией.

Третья особенность современной российской прессы – она работает в режиме диалога с аудиторией. Прямая линия в «Комсомольской правде», рубрика «Мнение» в «Известиях», «Письма про то, как мы живем» в «Новых Известиях», беседы со слушателями в живом эфире на «Русском радио» – примерам несть числа. Диалогичность рождает многоголосие, возникает эффект субъективности; полифонизм звучащих голосов, предлагающих различные точки зрения, побуждает аудиторию к самостоятельному определению собственной позиции. Учитывая это, настраиваясь на волну ожиданий аудитории, пресса одновременно ориентируется и на более занимательную, более остроумную форму подачи материала. Диалог с аудиторией предполагает ее отклик на предложенный текст, интерес к нему. Интерес возможен тогда, когда публицист не просто предлагает факты, заслуживающие, с его точки зрения, внимания, но и сообщает о них в яркой, воздействующей на эмоции аудитории форме.

Даже в пределах возрастных или профессиональных интересов аудитория дифференцирована. Газета не может не учитывать это обстоятельство, она пытается искать разные интонации в диалоге с предполагаемыми потребителями информации. В Москве совершено нападение на одного из активистов еврейского культурного центра, и материал А. Гамова в «Комсомольской правде» посвящается растущему в обществе антисемитизму. Как привлечь внимание к проблеме, серьезно осложняющей межнациональные отношения в стране? Как побудить молодого читателя прочесть статью, поднимающую общенравственные вопросы? Гамов выбирает путь метафор, способствующих эмоциональному восприятию текста: «В этот вторник случилось то, что рано или поздно должно было случиться. “Состав преступления”, который никто не заметил, тронулся с места и набирает ход. Он вооружен и очень опасен. И сегодня, чтобы остановить его, недостаточно только поймать и обезвредить стрелочника-недоростка, пролившего кровь невинного человека». Здесь и игра словами («состав преступления» – «состав тронулся»), и киноассоциации (ссылка на фильмы «Вооружен и очень опасен» и «Найти и обезвредить»), и переосмысление известного фразеологизма («найти стрелочника», то есть крайнего – «поймать стрелочника»), и использование неологизма («недоросток» вместо «переросток»). Апелляция к интеллекту – одна из действенно-активных форм диалога с аудиторией.

Но возможны варианты. В том же номере «Комсомольской правды» в интервью с самым знаменитым официантом Москвы Б. Кавериным, журналист, представляя собеседника, пишет: «Люди в белых жилетах. Молчаливые, важные, на лице написано, что знают все про всех, но фиг скажут». Перелицовка известного клише «люди в белых халатах», разговорное «фиг скажут» – приметы постмодернизма в публицистике: эпатирующее, раздражающее снижение уровня диалога. Предполагается, что публике интересен не человек, действительно много повидавший на своем веку, – интересны рассказываемые им незамысловатые байки о знаменитых посетителях ресторана Центрального дома актера. «Да ты знаешь, какие в нее Лагутенко “бабки” впилил? И брат старший, Рамиль, – теперь ее продюсер, без него мамаша Земфирина тебе про дочку даже не чихнет...» – безымянные персонажи еще одной публикации говорят языком молодежной улицы. В нем мирно уживаются «продюсер» и «впилил», «бабки» и «мамаша Земфирина», «даже не чихнет» и «обстановка в семье». «Я пишу фразой, доступной бедным», – заметил однажды М. Зощенко. Редакция, понимая, что текст – это товар, стремится учитывать все способы повышения интереса аудитории, в том числе и чисто стилистические.

Четвертая особенность современной публицистики – возросшая роль приема в обработке материала. Текст все очевиднее приобретает черты литературности: меняется его стилистика, слово становится более экспрессивным, более эмоциональным и остроумным. Персонификация повествования привела к более широкой, чем раньше, игре в «чужое слово» (М.М. Бахтин), свойственной художественной речи, к заметному расширению повествовательных интонаций (ироническое письмо, «стеб», «новояз», жаргон), к усложнению композиционно-стилистической структуры материалов. Текст как точка зрения индивидума, как слово, принадлежащее определенному субъекту высказывания, становится в речевом своем содержании более выразительным. Это замечание относится ко всем без исключения жанрам.

 

Несмотря на повышенную производственную занятость, связанную с войной в Югославии, федеральный министр иностранных дел Германии Йошка Фишер в прошедшую субботу все же женился в четвертый раз. 51-летний вице-канцлер и неформальный лидер партии «Союз 90»/«зеленые» заключил во Франкфурте-на-Майне брачный союз с 29-летней журналисткой Николой Леске.

 

(Из заметки)

 

Происходит этот процесс не демонстративно, а как бы само собой так получается. Но Конституция на российскую уже не совсем похожа, законы по-особому работают, и даже границы области, как ворота при сильном ветре, то захлопнутся, то откроются. Гости из соседних губерний, если не наездом – на день, а подольше задержатся, спрашивают: где мы?

 

(Из корреспонденции)

 

Внедрение в питерскую жизнь «ипотеки по-русски» сопровождается барабанным боем. Председатель наблюдательного совета Федерального агентства по ипотечному жилищному кредитованию называет Петербург «колыбелью российской ипотеки», вице-губернатор города, председатель комитета по строительству – «полигоном для отработки федеральной программы ипотечного кредитования». Спорить не о чем. Разве что колыбелька дороговата да полигон – крайне опасен для жизни.

 

(Из статьи)

 

Такова общая тенденция: остроумие опирается на поиск неожиданных решений обсуждаемых проблем, на оригинальную трактовку фактов, на введение аудитории в относительно легко декодируемую и разнообразную систему образов. Подчеркнем – поиск остроумного решения творческой задачи способствует расширению жанровых границ материала. В сущности, все названные выше особенности современной российской публицистики имеют в своей основе важнейший процесс, происходящий в прессе, – ее эссеизацию. В одном из своих выступлений Григорий Померанц назвал Новое время эпохой фельетонизма[2]. Рубеж XX–XXI вв. входит в историю как эпоха эссеизации публицистики: от персонификации повествования до перевода субъекта высказывания в действующее лицо исторического процесса – только один шаг. И этот шаг уже сделан. Мир и субъект, этот мир воспринимающий, в равной степени становятся предметом исследования. Публицист сегодня ощущает себя не сторонним наблюдателем описываемых процессов, а равноправным их участником. Автор предлагает аудитории текст, который перестает быть равновеликим жанру.

в начало

 

ЖАНР ИЛИ ТЕКСТ?

 

В современной российской журналистике понятие «жанр» заметно потеснено понятием «текст». И тому есть объяснение.

Во-первых, вместе со старой системой организации СМИ (жесткая вертикаль сверху донизу – от союзных до стенных газет) рухнула и прежняя классификация жанров. Процесс размывания жанровых границ был отмечен еще в середине 1970-х В.В. Ученовой[3]. Исследовательница отмечала, что диффузия жанров способствует их взаимообогащению, что она является объективным результатом усложняющихся отношений человека с окружающим миром, поскольку отражает изменения, происходящие в сознании творца, что взаимопроникновение элементов одних жанров в другие способствуют внутренним преобразованиям, происходящим в публицистических текстах. Процесс «пересмотра» жанровых границ привел к тому, что некоторые жанры – отчет, интервью, корреспонденция, репортаж – перестали жестко атрибутироваться только как информационные или аналитические[4]. Одновременно произошла переоценка жанровых ценностей: одни жанры практически ушли с газетной полосы (очерк, фельетон, передовая статья, обзор печати), другие, напротив, усилили свое присутствие (интервью, комментарий, эссе). Приметой газетной полосы стали пиарменовские и рекламные тексты. Наконец, некоторые теоретики и практики СМИ стали выделять новые жанры: журналистское расследование, исповедь, версию, беседу, пресс-релиз.

Во-вторых, глобальное расширение коммуникационного пространства в связи с развитием новых информационных технологий (сети Интернет в частности) создало естественные предпосылки для унификации жанров. Российская журналистика, сохраняя верность традициям, впитывает в себя все наиболее продуктивное из журналистики западноевропейской и американской. Вобрав в себя черты комментария, эссе, фельетона, закрепилась на газетной полосе колонка (как вариант – персональная рубрика на радио и ТВ). Интервью захватило смысловые пространства очерка, перестав быть только новостью из первых уст и явив несомненный интерес к личности собеседника.

В-третьих, изменения, начавшиеся в России в 1990-е гг., коренным образом изменили характер СМИ. Конституционно закрепленные свобода слова, гласность и отмена цензуры привели к тому, что в постсоветском обществе принципиально изменились отношения внутри коммуникационной системы «действительность – автор – произведение – аудитория». Система эта замкнута, динамична и постоянно возобновляема. Рассмотрим природу взаимодействия звеньев данной коммуникационной цепи.

Ключевые понятия, объединяемые категорией «действительность», – факт, явление, характер – как бы раздвинули свои содержательные границы. С отменой цензуры исчезли запрещенные факты, расширилось информационное поле, увеличились возможности доступа к необходимой для расследования информации. Публицист-исследователь стал выступать и как прогност. Анализ скрытых тенденций открыл путь к предвидению будущего социальных процессов и ситуаций. На смену плановому прожектерству («нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме») пришла прагматическая прогностическая публицистика. Изменился и герой репортажей, очерков, зарисовок. Им стал человек повседневного дела, а не только человек подвига. За рубриками «Частная жизнь», «Светская хроника», «Вне политики», «Без ретуши» и другими стоит естественное стремление увидеть то известного политика, то бизнесмена, то «звезду», то «человека с улицы» в быту, дома, в неожиданных ситуациях. Окружающий мир динамичен, и задача журналиста показать эту динамику сквозь ткань переживаний избранного им героя.

Претерпело изменения и второе звено коммуникационной цепочки – автор. В ответ на предоставленную ему бо́льшую свободу действий публицист охотно предлагает свою точку зрения на событие. Отсюда – повышение статуса комментария, который из разновидности статьи превратился в самостоятельный жанр. Отсюда же появление в качестве полноправного жанpa – колонки, то есть рубрики, персонально закрепленной за конкретным журналистом.

Было бы ошибкой не видеть ангажированности публициста в современном российском обществе. На смену административно-партийному давлению пришло давление экономическое. Некоторым противовесом ему можно считать интересы аудитории. Тиражная зависимость во многом предопределяет и тематическую адресность текста, и характер подачи материала. Аудитория из нетребовательного потребителя предлагаемой ей информации становится придирчивым покупателем товара. Некогда широко афишировавшаяся обратная связь СМИ и аудитории измерялась количеством получаемых писем, как правило – сигналов о бытовых неурядицах, с которыми сталкивались читатели. Газеты были коллективным организатором текущего ремонта, коллективным сантехником и водопроводчиком, дворником и электромонтером. Современная аудитория активно воздействует на СМИ рейтингом публикуемых материалов. Успешно разговаривать с нею можно только на темы, ее интересующие.

Социологические исследования показывают, что жанровые ожидания аудитории менее значительны, чем тематические. Мольеровский Журден признавался, что сорок лет говорит прозой, даже не подозревая об этом. Современный читатель оперирует понятиями «материал», «текст», «заметка», «статья», не вкладывая в них какой-то жанровый смысл.

Так текст или жанр господствует в современных СМИ? Уточним эти понятия. Главная особенность художественного текста (и публицистического тоже) состоит в том, что он развернут во времени и пространстве, так как в нем имеются ретроспективные отношения – ретроспективная память и перспективные отношения – предсказуемость[5]. Иными словами, он прочно взаимодействует с внетекстовыми факторами – контекстом и подтекстом. Под контекстом понимаются система социальных отношений, породившая данный текст, историческое время, в котором существует СМИ, связь текста с этносом, на который он рассчитан, с личностью автора – его биографией, индивидуальной творческой манерой, особенностями его психологии, мировоззрения и мировосприятия. Подтекст – это та социально-нравственная и психологическая подоплека, которая расширяет смысловое поле высказывания, делая завершенную речевую структуру открытой для интерпретации и дальнейшего толкования. Прямолинейность задания в публицистическом тексте очевидна, однако его взаимодействие с внетекстовыми элементами – контекстом и подтекстом – придает материалу эстетическую целостность.

Проблема целостности текста приобретает особое значение в связи с тем, что размывание жанровых границ таит в себе опасность утраты вкуса к жанру[6]: аморфное произведение затрудняет восприятие аудиторией фактов, проблем, ситуаций, в нем заключенных. Опасность такого рода не следует преувеличивать: в публицистическом тексте объединяющим элементом является личность пишущего (говорящего), поэтому, как бы ни были растворены жанровые признаки внутри текста, целостность его защищена. Текст выполняет свою задачу только в том случае, если опирается на доминирующие в нем жанровые признаки, позволяя автору достичь поставленных целей: а) дать оперативную информацию о происходящем; б) осуществить необходимый анализ описываемого процесса – выявить причинно-следственные связи, породившие данную ситуацию; в) создать понятийно-образную картину происходящего. Взаимодействие этих целей в пределах текста дает в конечном счете возможность почувствовать его жанровые пределы.

Вот характерный пример – заметка, опубликованная в «Известиях»:

 

Правительство готовится к посевной. Не успев толком подготовиться к зиме, правительство начало готовиться к посевной, посвятив этой теме специальное заседание комиссии по оперативным вопросам. Как всегда, главная проблема сегодня, не считая погоды, – деньги. К тому же в этом году их потребуется больше, чем в прошлом. Такой урожай зерна, какой получили в 1998 году, был последний раз 45 лет назад. В итоге сегодня нужно 1,6 миллиарда рублей, чтобы обеспечить хозяйства деньгами, иначе они продадут последние запасы зерна, хранящиеся для сева. Затем – 2,2 миллиарда рублей на удобрения, 25 миллиардов – на горючее, из них 7 – весной. Еще «по мелочам» требуется регионам, федеральному фонду семян, на пересев озимых и т.д. Итого получится десятая часть всех доходов бюджета.

 

Светлана Бабаева.

 

Короткая заметка в 12 газетных строк являет собой текст, в котором в сжатом виде есть элементы и статьи, и корреспонденции, и фельетона. Читатель не просто знакомится с перечнем предстоящих затрат – перед ним возникает унылая картина нашего хозяйствования в деревне («Такой урожай зерна, какой получили в 1998 году, был последний раз 45 лет назад»). Дата – сигнал для размышлений: мы вернулись в 1953 год, когда сельское хозяйство СССР было задавлено непомерными налогами и бездарным управлением. Смысловое пространство заметки расширяется историческим контекстом – напрашивается прямая параллель между кризисным состоянием общества тогда и теперь. Первая фраза – «Не успев толком подготовиться к зиме, правительство начало готовиться к посевной...» – содержит явно иронический подтекст: власть не только критикуется, она осмеивается. Что это – отчаянная смелость газеты или демонстрация слабости власти? Или ангажированность издания, стремящегося свалить неугодное правительство? В первой фразе – приговор всей предыдущей деятельности властей, приговор, рассчитанный на понимание аудиторией, прекрасно осведомленной о положении дел в аграрном секторе России. «Как всегда, главная проблема сегодня, не считая погоды, – деньги». Подтекст этой фразы понятен тем, кто внимательно следит за политико-экономической жизнью России. «Как всегда» – бездарно, непродуманно, скверно. Свою иронию автор заметки этим «как всегда» закрепляет – во всем, конечно же, будет виновата погода. Но – «как всегда» – и денег нет. Естественно возникают вопросы: почему отрасль экономики, во многом определяющая стратегическую безопасность страны, требует лихорадочного поиска средств? почему объемы посевной поглотят примерно десятую часть доходов бюджета? почему сорок пять лет толчемся на месте, боясь коренным образом реформировать отрасль?

Показательно, что автор не только перечисляет размеры предстоящих расходов, но и комментирует сложившуюся ситуацию: «Не успев толком подготовиться...», «Еще по мелочам требуется...», «Нужно 1,6 миллиарда рублей... иначе хозяйства продадут последние запасы зерна...» Стиль письма свойствен скорее зарисовке, корреспонденции, а не суховатой оперативной информации. В пределах материала – конкретные задачи дня. За пределами – страна, пытающаяся решить свои проблемы по-прежнему бюрократическими методами.

Процитированный выше текст показателен: информации, заложенной в нем, достаточно для эмоционального воздействия на аудиторию. Личностное начало также ощутимо.

Так кто же победит в борьбе на газетной полосе, в радио- и телеэфире? Текст или жанр?

Определение жанра. Хитроумные теоретики предпочитают избегать исчерпывающих определений. В литературоведении под жанрами подразумевают «сложившиеся в процессе развития художественной словесности виды произведений»[7]. В публицистике жанрами именуют «устойчивые группы публикаций, объединенные сходными содержательно-формальными признаками»[8]. При всей заманчивости этих определений они не выглядят полными, хотя и позволяют говорить о специфической природе жанра.

Жанр – категория исторически конкретная, то есть развивающаяся во времени, претерпевающая изменения в процессе своего существования. Эволюция жанров напрямую связана с тем, как человек постигает окружающий мир. Публицистика своим развитием обязана другим видам деятельности: торговля породила потребность в обмене коммерческой информацией – родилась газета. Из деловых взаимоотношений на страницы газеты перекочевал отчет. Из потребности в конфиденциальной информации – письмо. Фельетон на страницах французской газеты «Журналь де Деби» возник в 1800 г. как явление демократизации прессы: после Великой французской революции надо было завоевывать аудиторию, привлекать ее на свою сторону. Консервативно настроенные аристократы сообразили это раньше, чем республиканцы. Так появилась рубрика «фельетон», объединяющая самые разнообразные материалы. Постепенно рубрика превратилась в непринужденный диалог с аудиторией, далее – в обличительный жанр. Общее историческое развитие жанров – от простого к сложному – от заметки-хроники в несколько строк до серьезных аналитических материалов.

Жанр – особая форма организации жизненного материала, представляющая собой специфическую совокупность структурно-композиционных признаков. При этом в жанре мы имеем дело не со случайной совокупностью черт, а с системой элементов формы. Со времен римского ритора Квинтиллиана человечество совало свой нос во все дырки Вселенной, пытаясь осмыслить происходящее с помощью знаменитых вопросов: что? кто? где? когда? каким образом? почему? Причудливая комбинация ответов на эти вопросы рождает жанр. Или точнее – элементы жанра в том или ином публицистическом тексте. Структура заметки подчинена одной задаче – оперативному сообщению о новости, структура интервью – ведению диалога, поддерживающего интерес аудитории к собеседнику журналиста. Структура отчета подчинена описанию события, воспроизводимого в существенных своих элементах, но не исключающего произвольного изложения происходящего (вне фактической пространственно-временной последовательности). Структура репортажа служит воспроизведению процесса в его реальных пространственно-временных границах: иллюзия наглядности возникает благодаря последовательному описанию происходящего в деталях и подробностях. Взаимосвязь описательных и повествовательных компонентов текста здесь очевидна.

Жанр – категория типологическая, то есть обладающая рядом устойчивых, повторяющихся признаков. Именно это помогает понять смысл известной метафоры М.М. Бахтина: «Жанр – представитель творческой памяти в процессе литературного развития»[9]. Способ отражения действительности в каждом жанре свой и предопределяется прежде всего познавательными задачами, решаемыми публицистом. Если помнить, что жанр – это, во-первых, специфический способ отражения действительности, а во-вторых, специфический способ ее анализа, то метод предстанет как соединитель содержания и формы: характер отобранных для анализа фактов (содержательный аспект) неотделим от выбранного автором метода ознакомления с этими фактами (формальный аспект). Точно так же неразрывны форма и содержание жанра в способе анализа действительности: система аргументации (содержание) и способ сопоставления фактов, способ изложения аргументов создают целостность публицистического текста. Идет ли речь об эмпирическом описании фактов или об их осмыслении, журналист, препарируя факт, устанавливает причинно-следственные связи, позволяющие увидеть за конкретным фактом явление.

Содержание текста (любого жанра) зависит от задач, решаемых публицистом, уровня познания действительности, от его индивидуально-психологических особенностей восприятия окружающего мира. В общем виде содержание текста – это соединение объективно существующего факта с субъективной его оценкой. В каждом конкретном случае такое соединение осуществляется на различных уровнях воспроизведения и осмысления действительности: кратко и развернуто, в описании события и описании переживания, в описании процесса или в системе доказательств. Содержание текста – это освоенная публицистом реальность, преобразованная в систему фактов, рассуждений, оценок и выводов. Форма жанра предопределена как особенностями личности публициста (тем, что называется индивидуально-психологическим видением мира), так и устойчивыми признаками публицистического повествования, свойственными тому или иному жанру. Набор композиционных и стилевых приемов, используемых публицистом для воспроизведения картины мира или его фрагментов, велик. Главное здесь – привлечение внимания к описываемым фактам, проблемам, ситуациям: ясность и логичность в системе аргументации; занимательность и остроумие в изложении материала; создание целостного представления о воспроизводимой социально-нравственной проблеме, ставшей предметом анализа.

Жанр – категория гносеологическая. Появление на газетной полосе (в эфире радио и ТВ) того или иного жанра всегда определяется теми задачами, которые решает публицист, – что познается, на каком уровне, с какой целью и какими средствами. В. Солганик прав, утверждая, что жанр – «это всегда установка на определенный тип, способ изображения, характер и масштаб обобщений, вид подхода, отношение к действительности»[10]. Отрицательный факт может стать предметом обсуждения в критической заметке или корреспонденции, а может лечь в основу выступления фельетониста. Если публицист не видит в отрицательном факте заложенного в него комического противоречия, то на свет появляется критический текст, если автор выявляет комическое содержание факта, возникает фельетон.

Жанр – категория морфологическая. Публицистический текст – это особая форма бытия произведения. Объем познаваемого материала в заметке, интервью, репортаже, отчете, корреспонденции, статье различен, что предопределяет структуру повествования – максимально сжатую в заметке, развернутую в статье. В репортаже – опора на деталь, на выразительный язык, на соединение различных описательно-повествовательных элементов текста. В статье ядром является система рассуждений – выдвинутые положения аргументируются, иллюстрируются. В корреспонденции главное – описание эпизодов, из которых складывается общее представление о проблеме. Центр заметки – одномоментное воспроизведение ситуации.

Таким образом, морфология жанра – это: а) особенности структуры повествования; б) место факта в повествовании; в) образный строй повествования; г) специфика разработки проблемы (конфликта).

Жанр – категория аксиологическая, то есть содержащая определенную оценку действительности публицистом: любой текст либо утверждает, либо отрицает что-то. Система ценностной ориентации автора напрямую зависит от его мировоззрения, мироощущения, мировосприятия. Нередки случаи, когда один и тот же факт в прессе воспроизводится и воспринимается по-разному. Но поскольку факт по природе своей инвариантен (то есть неизменен), то и ответственность журналиста за достоверность его подачи и за объективность оценок также неизменна.

Жанр – категория творчески-созидательная. Трактовка фактов, ситуаций, проблем публицистом создает текст как определенную модель мира. Поскольку трактовка эта у разных авторов различна, публицистический текст каждый раз создает новое представление о действительности в виде понятийно-образной модели ее. Чем полнее и убедительнее эта модель, созданная публицистом, тем активнее воспринимается она аудиторией. Иными словами, эстетически организованная и запечатленная картина мира побуждает к сотворчеству аудиторию: публицистический текст выступает как одно из средств формирования личности. Чем разнообразнее комбинация образов и понятий в тексте, тем активнее идет процесс сотворчества, тем прочнее обратная связь в коммуникативном звене аудитория – автор.

Итак, что же такое жанр? Публицистический жанр – это относительно устойчивая структурно-содержательная организация текста, обусловленная своеобразным отражением действительности и характером отношения к ней творца.

Детерминизм жанра. Жанр – оптимальная форма решения творческой задачи, стоящей перед публицистом. Поэтому – в отличие от текста – он всегда жестко детерминирован: цель, лежащая в основе решения любой творческой задачи, определяет выбор жанра. Детерминизм (обусловленность) жанра связан: а) с объективными свойствами анализируемого или описываемого факта; б) с конкретными задачами, решаемыми данным изданием и данным автором; в) с мировоззренческими и индивидуально-психологическими особенностями личности журналиста. Творчество публициста носит избирательный характер. Разрабатывая тему, анализируя попавшие в поле его зрения факты, корреспондент еще на предварительной стадии своей работы осуществляет определенный выбор жанра, останавливаясь, в конечном счете, на том, который представляется ему наиболее подходящим. Бытующее среди журналистов-практиков убеждение, будто о жанре предстоящего текста он не думает и тот складывается сам собой, интуитивно, противоречит существу творческого процесса. Интуиция как составная часть творчества способствует рождению целостного текста: текст вбирает в себя необходимые жанровые элементы, подчиняясь логике развития мысли автора.

Жанровая классификация публицистических текстов. Прежняя классификация устарела – а что взамен? Современные теоретики журналистики предпочитают оперировать терминами «журналистика новостей», «авторская журналистика», «аналитическая журналистика». Иногда тексты группируют по методам сбора и обработки информации: «репортерская журналистика», «образная публицистика», «комментирующая журналистика». Между тем, какая бы классификация ни предлагалась, публицистический текст непременно включает в себя три важнейших компонента: а) сообщение о новости или возникшей проблеме; б) фрагментарное или обстоятельное осмысление ситуации; в) приемы эмоционального воздействия на аудиторию (на логико-понятийном или понятийно-образном уровне).

В этой связи тексты, появляющиеся в прессе, можно разбить на пять групп:

1)      оперативно-новостные – заметка во всех ее разновидностях;

2)      оперативно-исследовательские – интервью, репортажи, отчеты;

3)      исследовательско-новостные – корреспонденция, комментарий (колонка), рецензия;

4)      исследовательские – статья, письмо, обозрение;

5)      исследовательско-образные (художественно-публицистические) – очерк, эссе, фельетон, памфлет.

в начало

 

ОПЕРАТИВНО-НОВОСТНЫЕ ТЕКСТЫ

 

Ядро этих текстов – новость, то есть сообщение, содержащее информацию, ранее неизвестную аудитории. Сущность любой новости образует факт – нечто, имевшее место во времени и пространстве. Факт инвариантен, а изложение, интерпретация его вариативны. Разговоры о масштабности, общезначимости, ударности факта бессмысленны: восприятие его зависит от характера подачи сообщения и от уровня аудитории, от ее интересов (социальных, этических, возрастных, профессиональных). Поэтому принципиальная задача любого СМИ заключается в том, чтобы дать максимально представительный поток информации, удовлетворяющий запросы аудитории. Из этого потока читатель, слушатель, зритель выберет для себя то, что его интересует в данный момент. Важнейшие требования, предъявляемые к информационному сообщению:

 

Ø      оперативность;

Ø      релевантность – соответствие интересам аудитории; фактическая точность;

Ø      декодируемость – понятность для аудитории сути сообщения;

Ø      очищенность сущностной информации от «шумов» (дополнительных сведений, деталей и подробностей, отвлекающих от смысла основной темы);

Ø      краткость информации.

 

Всем этим требованиям соответствует ведущий оперативно-новостной текст СМИ – заметка. Ее жанровое своеобразие выражается в максимальной локализации пространственно-временных координат. Заметка несет в себе классическое триединство: все факты в ней (предполагается, что они есть) объединены одной темой, фиксируется одномоментное состояние процессов, происходящих в действительности, и точно обозначено место действия. Идеально, когда все три компонента заметки сконцентрированы в двух-трех фразах, открывающих текст. Такой зачин в заметке называется лидом. Лид – фактологическая основа заметки, ее смысловой центр, определяющий структуру текста: изложив суть факта, репортер затем расширяет информационное поле материала, дополняя его новыми сведениями – цифрами, цитатами, ссылками на источники полученной информации. Нередко говорят о протокольной бесстрастности заметки, о ее безусловной, изначальной объективности. Но как бы точен и правдив ни был материал, он в любом случае субъективен, ибо, во-первых, предлагает факт, извлеченный из реальности (и, следовательно, уже получивший субъективное предпочтение автора и редактора), а во-вторых, сохранить абсолютную объективность в изложении факта даже в жанре заметки практически невозможно.

Вот характерный пример. «Новые Известия» в заметке «Надписи на рейхстаге сохранят для истории» пишут:

 

В Москве обратили внимание на решение руководства бундестага ФРГ увековечить на внутренних стенах здания бывшего рейхстага надписи, которые оставили в мае 1945 года советские воины. Как говорится в сообщении МИД РФ, переданном в Интерфакс, «сохраненные на стенах рейхстага надписи – часть нашей совместной истории, напоминание о том, сколь долгим, трагичным и исполненным огромных жертв был путь к миру, добрососедству и сотрудничеству государств континента». 19 апреля 1999 г. в Берлине состоялось торжественное открытие после реконструкции здания бывшего рейхстага, в котором будет работать парламент ФРГ.

 

Нетрудно увидеть, что текст представляет собой так называемую прямую пирамиду, в которой центральная новость – открытие после реконструкции здания бывшего рейхстага – отнесена в самый финал повествования. Акцент переносится, таким образом, на другую часть сообщения: Берлин решил сохранить надписи, сделанные советскими солдатами в мае сорок пятого. Информация об этом дается со ссылкой на позицию министерства иностранных дел РФ, одобрительно отнесшегося к сохранению «части нашей совместной истории». Корреспонденция в том же номере газеты «Рейхстаг обретет вторую жизнь» компенсирует «упрятанность» главной новости сообщения. Случайность? Нет, скорее, хорошо продуманная информационная операция – скрыть давно существующее раздражение тем фактом, что «проклятый» рейхстаг вновь стал парламентским центром Германии, и при этом сохранить, как говорится, хорошую мину при плохой игре – выразить удовлетворение сохранением исторических надписей. Кто после этого упрекнет Россию в том, что она даже в мелочах не стремится поддерживать взаимовыгодные партнерские отношения с одной из крупнейших стран Европы?

Автор заметки ограничен в выявлении собственного «я», на первый план в текстах такого рода – в короткой хронике, в развернутом новостном сообщении – выступает сообщение о факте. Однако автор и не безразличен к информации – он всегда ощущается и в отборе фактов, и в их группировке, и в изложении. Целенаправленность, свойственная публицистическим текстам, свойственна и заметке. «Обязательства перед МВФ выполнены», – гласит заголовок заметки, опубликованной в «Санкт-Петербургских ведомостях». В смысловом подтексте заголовка – вопль души российского правительства: деньги нужны позарез, почему МВФ медлит?! Этот подтекст подтверждается и текстом:

 

«Россия на 90 процентов выполнила свои обязательства перед Международным валютным фондом и Всемирным банком», – заявил вчера прибывший в Вену премьер-министр России Сергей Степашин, выступая перед коллективом российского посольства в Австрии. По словам С. Степашина, результатами проделанной правительством работы был даже удивлен руководитель миссии МВФ Жерар Беланже, который прибыл вчера в Москву. «Они приехали в Москву с большим недоверием, но то, что они увидели, их обнадежило», – отметил российский премьер-министр.

 

Внешне очень простой материал, а сколь богат он дополнительной информацией, свойственной любой самой скупой на слова хронике. Заметка – удобная форма распространения новостей, положительных и отрицательных. Россия 1990-х годов жаждет стабилизации. Заметка устами тогдашнего премьера подтверждает: стабилизация есть, правительство работает успешно. Об этом премьер сообщает сотрудникам российского посольства в Вене. Невелика аудитория, но информация отсюда идет на весь мир. У сообщений подобного рода есть отрицательный эффект: чем активнее официальные источники успокаивают народ, тем недоверчивее тот относится к заверениям. 1998–99 гг. прошли под знаком займа России у МВФ: дадут – не дадут? Правительству очень хочется, чтобы дали, хочется пристойно выглядеть в глазах сограждан! Отсюда – сверхоптимистичный тон.

Что ж, как говорят теоретики, нужно не только увидеть интересные факты – важно уметь подать их. Способность за происшествием увидеть сущность явления – доказательство не только мастерства публициста, но и мастерства восприятия заметки аудиторией, умеющей читать между строк. Давний спор – является ли публицистикой новостная информация – бессмыслен: любое сообщение, опубликованное в СМИ, рассчитанное на определенное восприятие аудиторией и несущее на себе печать личности автора, – публицистично.

в начало

 

ОПЕРАТИВНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ТЕКСТЫ

 

В чем специфика отчета, репортажа и интервью как жанров публицистики? В том, что в них при общем сохранении интереса к новости на первый план выступает не оперативное значение сообщаемой информации, а ее истолкование. Важно подчеркнуть: анализ в отчете, интервью и репортаже – не самоцель, а естественно возникающий итог воспроизводимого события или его комментирования. Господствуют в отчете, репортаже и интервью повествовательно-описательные элементы, а не логико-рациональные. Факт, зафиксированный в заметке, может быть возвращен на газетную полосу, в радио- и телеэфир в виде развернутого материала, сообщающего детали и подробности с места события, комментирующего и оценивающего происходящее. Вкупе с заметкой отчет, репортаж и интервью позволяют создать движущуюся панораму действительности, передать ощущение динамики жизни. Взаимно дополняя друг друга, оперативно-исследовательские тексты не просто дают представление об окружающем нас мире, но и позволяют усвоить логику общественного развития, помогают понять особенности людей как участников социальных процессов.

Репортаж – один из самых эффективных жанров публицистики, поскольку соединяет в себе преимущества оперативной передачи информации с ее анализом. Стержнеобразующий жанровый элемент здесь – отражение события в том виде, в каком оно происходило на самом деле. Как и любому публицистическому жанру, репортажу свойственно специфическое воспроизведение времени и пространства. Время в репортаже дискретно (прерывисто), условно, ибо не соответствует по продолжительности реальному времени описываемого события (в литературоведении такое время называют концептуальным), но оно всегда движется в одну сторону – от начала описания события к его завершению. Это жанр фабульный (как и отчет): основу повествования составляет последовательное описание события. В сочетании с наглядностью, то есть воспроизведением деталей и подробностей, последовательность описания создает эффект присутствия репортера на месте события. Эффект присутствия – не имитационный прием, а реальное доказательство того, что публицист описывает событие, лично им наблюдаемое.

Об этом приходится напоминать, поскольку и теоретики, и практики время от времени спорят о природе наглядности в репортаже. В середине 1970-х Геннадий Бочаров, известный в те годы репортер «Литературной газеты», утверждал, что журналист может написать хороший репортаж даже не побывав на месте события, а реконструировав его. М.И. Шостак, автор ряда обстоятельных работ, посвященных труду репортеров, пишет о том, что репортажу «вовсе не всегда нужна последовательная констатация хронологических моментов». И далее: «Участие автора в событии очень желательно»[11]. Однако репортаж не может быть написан со слов очевидцев. Реконструкция события – прерогатива очерка, зарисовки. Журналист волен отбирать наиболее значимые, с его точки зрения, эпизоды происходящего. Но избирать для повествования композицию, разрушающую реальный ход происходившего, значит разрушить жанр: вместо репортажа читатель увидит корреспонденцию с элементами репортажа, статью, обозрение и т.д. Репортер имеет право привести свидетельства других участников или очевидцев событий, но они будут лишь своеобразной цитатой в тексте, в котором главенствует автор. Автор репортажа – не обязательно действующее лицо события (хотя может и быть им, например, в материалах типа «репортер меняет профессию»), но он всегда – активный наблюдатель и комментатор действия. События в репортаже не инсценируются (как иногда принято думать), а воспроизводятся во всей их полноте. Иными словами, репортаж – публицистический жанр, дающий наглядное представление о событии через непосредственное восприятие автора – очевидца или участника события.

Природообразующие элементы репортажа:

 

Ø      последовательное воспроизведение события – динамизм повествования, связанный с протяженностью действия во времени и пространстве;

Ø      наглядность – создание образной картины происходящего путем использования предметного описания деталей, приведения подробностей ситуации, воспроизведения поступков и реплик действующих лиц;

Ø      предельная документальность – репортаж не терпит ни реконструкции, ни ретроспекции, ни творческого вымысла (который возможен в очерке и фельетоне);

Ø      образная аналитичность – отвечая на вопрос, каким образом происходило событие, публицист выступает как исследователь (вспомним знаменитые репортажи В. Гиляровского);

Ø      эмоционально окрашенный стиль повествования, придающий рассказу дополнительную убедительность;

Ø      активная роль личности самого репортера, позволяющая не только увидеть событие глазами рассказчика, но и побуждающая аудиторию к самостоятельной работе воображения.

 

Классическим образцом жанра, подтверждающим все сказанное выше, является репортаж В. Пескова «Моя река, мои журавли...» из цикла «Мещерское половодье». Журналист рассказывает о своей поездке в Приокский заповедник. В материале звучит экологическая тема: человек и окружающая его природа, ее защита. Раскрытию темы подчинено все: и начальные эпизоды – столовая на станции Шилово, где посетителей кормят лещами («“Извините, лещ у нас керосином припахивает”, – сказала официантка. Лещ действительно отдавал керосином»), и рассказ о капитане пароходика, на котором плывет журналист, повернувшем свое суденышко назад, чтобы корреспондент мог сделать необходимые фотокадры, и встреча с безруким трактористом, который рассказывает легенду о журавлином пере, приносящем счастье. Динамизм повествованию придает то обстоятельство, что пароходик плывет по разлившейся Оке. Время действия – с утра до вечера. Репортаж густо населен действующими лицами. Каждый из персонажей обрисован кратко, но точно. «У капитана якорь и шрам на руке. На лице под кожей – темные точки, какие оставляют уголь и охотничий порох». А вот «старуха, у которой в корзине возятся куры, а поверх полушубка, наподобие ленты с патронами, висят бублики на шпагате». Вот девчонка, царевной восседающая на груде мешков и корзин и бережно держащая большое зеркало. Вот милиционер, который «косит глаз в сторону зеркала и, набравшись, наконец, храбрости, садится рядом с девчонкой».

Песков ведет рассказ неторопливо – подстать неспешному шлепанию пароходных колес. Сама эта неспешность имеет внутренний резон: нечаянно сложившийся коллектив потом будет активно участвовать в работе журналиста, подсказывать новые объекты для съемок, поднимать в воздух своим криком перелетных птиц... Палуба – «семнадцать пар глаз» – коллективный герой репортажа: «Теперь вся палуба хочет видеть гусей»... «После возбуждения палуба замолкает»... «Вся палуба машет руками, кричит»... И при этом находятся индивидуальные черточки для многих попутчиков, главным образом – через речь. «А ну как газета к германцам дойдет. Позарятся на красоту и опять...» – это сказала бабка. «Лежу под Брянском в окопе. Мокрый, вши поясницу грызут, патроны на счет, котелок языком полирован», – а это из рассказа безрукого тракториста. «Надо человеку и знать, и любить, и беречь свою землю. Тогда и умирать за нее легче, и жить на ней... хочется», – говорит капитан. Пароходик плывет, и журналист напоминает об этом движении: «На крошечных островах, посреди половодья стоят аккуратные домики бакенщиков с обязательной цифрой на стене. 450... 463... 475». И вот путешествие завершается: «Море воды в вечерней тишине стало стеклянным. Красное солнце раскаленной монетой катится в воду. Сейчас коснется, закипит, пойдет пар...»

Сегодня так не пишут. Другое время – другие ритмы. Неизменно одно: публицист постоянно помнит, что его задача – дать аудитории почувствовать ту атмосферу, в которой разворачивалось событие, дать увидеть то, чему он, журналист, какое-то время назад сам был свидетелем. В репортаже ничего не надо придумывать – надо только уметь видеть, слушать и анализировать.

Специфика интервью как жанра заключается в том, что в его тексте внешне главенствует точка зрения не автора, а собеседника журналиста. Это не означает, что голос публициста в интервью не слышен: во-первых, ход самой беседы искусно направляется журналистом (содержание и структура общения жестко подчинены задачам, решаемым автором), а во-вторых, демонстрация точки зрения собеседника по обсуждаемому вопросу подразумевает, предполагает, выявляет (иногда – прямо, иногда – косвенно) и позицию корреспондента. Искусство интервью заключается в том, что аудитория всегда получает возможность соотнести взгляд публициста со взглядом его собеседника.

Формы интервью различны: беседы, диалоги, монологи, полилоги, анкеты... Но все это многообразие в сущности своей подчиняется двум важнейшим задачам: выявить точку зрения собеседника по обсуждаемому вопросу (вопросам) и рассказать о собеседнике, создать его психологический портрет. Важнейшим жанрообразующим признаком интервью является субъективизация повествования. В основе текста лежит высказывание собеседника – его живая речь, отражающая особенности мышления говорящего. Чрезвычайно важно эти особенности уловить и зафиксировать. Высказывание может быть зафиксировано как оперативный отклик на только что случившееся событие (экспресс-интервью, микроинтервью). Но это может быть и развернутый монолог – ответ на заранее сформулированный и переданный собеседнику вопрос. Это может быть беседа-диалог, в которой обе стороны выступают равноправными участниками, обсуждая волнующие их события.

Техника подготовки к интервью и его проведения была рассмотрена в главе о методах сбора информации. Здесь мы сосредоточимся на итоговом тексте, в котором отражаются и течение беседы, и мастерство литературного оформления материала.

Текст интервью в большинстве случаев представляет собой своеобразный комментарий произошедшего (или происходящего). В нем господствует не столько факт, сколько отношение к нему. Вот характерный пример – беседа Марии Варденги с писателем Борисом Васильевым «К вопросу о себе» («Аргументы и факты»). Перед нами не просто свод суждений популярного литератора, его портрет. Публициста интересует отношение Васильева к главным вопросам современной российской жизни – к власти, к путям развития страны, к нравственному состоянию общества. Главное в интервью (то, ради чего оно задумано) – побудить читателя к ответственности за собственную жизнь, обозначить нравственные ориентиры, помочь подавить в себе внутренний «скулеж». При этом журналистка постоянно варьирует вопросы к собеседнику – личные и общие. Возникает необходимый «бинокулярный» эффект: точка зрения конкретного человека – писателя Бориса Васильева – сочетается с точкой зрения автора интервью. А в фокусе этих двух взглядов оказывается позиция обыкновенного российского гражданина, к которому обращен материал и который является одним из его героев. Вот фрагменты текста.

«– Борис Львович, как относитесь к девизу: “Мои года – мое богатство?” – Чушь. В семьдесят пять дважды хуже, чем в тридцать семь. Только и всего». Сугубо биографический вопрос выполняет двоякую цель: напоминает, что беседа пойдет с человеком немолодым, и предлагает неординарно мыслящего собеседника (обычно пожилые люди говорят о возрастной мудрости). Следующие вопросы развивают эту мысль: от мудрости возраста («А мудрость, которая приходит с годами?», «Вы-то сами по-настоящему мудрых людей встречали?») разговор переходит к проблеме мудрости власти («Вы, знаю, несмотря ни на что, сохраняете уважение к нынешней власти», «Вы, Борис Львович, в восьмидесятых годах активно занимались политикой. Каковы ваши впечатления от похода во власть?»). Писатель говорит о том, что его волнует, постоянно апеллируя к собственному опыту («Я в свое время по Китаю проехал... Там все очень разумно...»; «Вот у нас тут рядом совхоз есть – “Солнечный”. Его директор покойный большим нашим другом был. Немец чистокровный, умел работать – чудный был дядька, чудный работник»; «Я пережил украинский голод 30-х годов: мы жили в Смоленской области, и он докатился аж туда»). Это лишает резкие высказывания Бориса Васильева декларативности. Другие писатели иной раз предстают в материалах СМИ как изрекатели истин. Васильев говорит живо, раскованно («Ребята, вы не понимаете, что ли?.. Какой у нас Китай, слушайте?.. Послушайте, есть три пути, чтобы жить»). И постепенно размыкается круг: «К вопросу о себе» – заголовок с подвохом. О себе – значит, о каждом из нас: «И заметьте: кто скулит? Обыватель. На то он и обыватель – он всю жизнь скулит и просит... А ты не проси. Ты с себя начинай. Ты – исходная всего точка». Так подтверждается известное определение жанра: интервью – беседа журналиста с каким-либо лицом, представляющая общественный интерес и предназначенная для опубликования или передачи по радио и телевидению.

Некогда отчет относили к сугубо информационным материалам. Сегодня некоторые специалисты включают его в число жанров аналитических. Учебники прежних лет предметную сторону отчета видели в действии, выраженном в слове: текст писал журналист, побывавший на сессии совета, на собрании, на конференции. При этом допускалось, что описание события во всей его полноте возможно не только в строго последовательной, хронологической форме, но и в форме «комплектации» отдельных смысловых узлов (тематический и аналитический отчет). Однако главной жанровосодержащей приметой отчета полагалось строго документальное изложение происходящего.

Сегодня отчет, заметно теснимый другими жанрами, старается сохранить свое место в прессе, широко используя элементы корреспонденции (картинки с натуры), репортажа (эффект присутствия), статьи (система рассуждений автора), комментария (описание факта с последующим его анализом). Расширилась и предметная основа отчета – «Спорт-экспресс» публикует отчеты о матчах, турнирах, соревнованиях; в «Известиях» нередки отчеты, связанные с проведением общероссийских акций (например, кампании за возвращение дезертиров в свои части); «Комсомольская правда», «Московский комсомолец», «Новая газета» публикуют отчеты, рассказывающие о разнообразных событиях политической, экономической, культурной жизни страны. Естественно, не исчез и традиционный прямой отчет, протокольно фиксирующий разного рода заседания (правительства. Думы, местных органов власти), собрания общественности и т.д.

Современный отчет видоизменился, но сохраняет свои родовые жанровые признаки. Какие?

 

Ø      В основе лежит максимально полный рассказ о конкретном отдельном событии, лично наблюдаемом автором;

Ø      повествование ограничено определенными пространственно-временными рамками, охватывающими описываемое событие. Это не означает, что публицист не может раздвинуть границы своего рассказа, но такое расширение выглядит как намеренное вкрапливание дополнительных эпизодов в описание хода события;

Ø      существенным содержательным элементом отчета является детализация события, изложение подробностей. Причем в качестве детали и подробности выступают не предметные описания вещи или ситуации, а, как правило, реплики действующих лиц;

Ø      стремясь эмоционально воздействовать на аудиторию, автор не обязан приглушать формальные приемы «самовыражения» (они, как известно, все равно очевидны в структуре повествования, в отборе деталей, в индивидуальных особенностях письма). Побуждение аудитории к активному восприятию текста отчета связано с прямой демонстрацией собственной позиции.

 

Разумеется, отчет как жанр более строг в сравнении с репортажем или интервью (главная его задача – предельно объективное изложение происходящего), но в этих границах публицист не обязательно выступает бесстрастным информатором. Лексическая и смысловая экспрессия отчету не противопоказаны. Вот характерный пример. Районная газета «Семилукская жизнь» (Воронежская область) публикует пространный отчет (он занимает часть первой и всю вторую полосу) своего корреспондента с сессии районного Совета. Сессия подводит итоги года и намечает перспективы года следующего. «Ничего хорошего 1999 год району не сулит», – мрачно замечает журналист, предпославший материалу заголовок с характерной интонацией: «Купить бы фанеры. Да денег нет. И лететь некуда». Текст разбит подзаголовками на несколько частей, которые вводят в тревожную атмосферу жизни района: Пролог, «Сегодня хуже, чем вчера! А завтра хуже, чем сегодня», «Вся жизнь борьба – покой нам только снится», «Батареи просят тепла, а коммунальщики – денег», «После повышения зарплаты станем еще беднее?», Эпилог.

Приводя информацию об итогах бюджетного года и планах на 1999 г. журналист оперирует цифрами и фактами, почерпнутыми из выступлений участников сессии. Главное здесь – вывод автора о том, что «районная казна не может выполнять свои обязательства. Кредиторская задолженность ее уже составила 34,4 миллиона, что в 2,6 раза больше, чем на начало года». Далее корреспондент подробно, упоминая фамилии выступавших, приводимые ими доводы и резоны, рассказывает, как принимался новый бюджет («Самым скандальным на сессии райсовета получился вопрос об утверждении нормативных затрат на содержание объектов социально-культурного и коммунально-бытового назначения»). Живые голоса выступающих («Вы мне предлагаете сейчас, 23 декабря, цену за корову, которую я у вас купил еще в январе») перекликаются с четко выраженным мнением самого публициста («Особых иллюзий по поводу того, что... дефицит будет покрыт манной небесной, никто не питал...», «Прогноз, как показывает практика последних лет, всегда оптимистичнее реальности», «Но тут буквально взмолились коммунальщики», «Сессия продолжала свою работу рекордно долго. Аж пять часов. По сути, ни одной доброй новости не прозвучало»). Журналист наполнил сухое древо протокола живыми соками актуальных проблем. Пространный текст читается с интересом, ибо не только передает реальную атмосферу сессии, но и погружает читателя в круг тех проблем, с которыми сталкивается район. Публицистические ресурсы отчета, как видим, достаточно велики.

в начало

 

ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКО-НОВОСТНЫЕ ТЕКСТЫ

 

Тексты этой группы объединяет стремление публициста, с одной стороны, сохранить новостное ядро передаваемой информации (так называемая актуализация проблемы), а с другой – возникшую проблему проанализировать, описываемым фактам дать оценку. Оперативный повод, таким образом, уступает место актуально звучащей проблеме. В жанрах этой группы могут быть использованы факты, уже известные аудитории из информационных сообщений: заметка о театральной премьере, например, как правило, опережает рецензию на спектакль. Акцент переносится с новизны на актуальность, с изложения факта на его интерпретацию, комментарий. В жанрах этой группы господствует рационально-логический метод исследования. Однако здесь этот метод, в отличие от сугубо исследовательских текстов (статьи, письма, обозрения), опирается на прочный эмпирический фундамент – факты реальной действительности, составляющие содержательное ядро повествования.

Корреспонденция. Начнем с примеров из газеты «Известия». «Гармония подполковника. Ради чего человек бросил карьеру и налаженную жизнь» – история подполковника Колесникова, строящего на свои деньги пансионат для одиноких стариков; «Ямбург: наше дело – труба» – рассказ о проблемах, решаемых в столице общероссийской газовой сети; «Тюремный бизнес в Чечне процветает» – повествование о судьбах россиян, оказавшихся в неволе. Разные по времени публикации, по структуре и характеру повествования, эти тексты похожи друг на друга одной чертой – в центре каждого из них конкретная социальная ситуация, то есть система фактов, объединенных хорошо прослеживаемыми причинно-следственными связями, или – группа фактов, связанных единством времени, места, героя, проблемы. Так выясняются специфические жанровые признаки корреспонденции:

 

Ø      отдельная ситуация в ее проблемном целом как предмет исследования;

Ø      выявление закономерностей развития текущей действительности на основе анализа конкретной жизненной ситуации;

Ø      факт как основа текста, как повод для его интерпретации; соединение лично наблюдаемых журналистом фактов с фактами «вторичного» использования;

Ø      авторское рассуждение, вытекающее из обобщения описываемых фактов;

Ø      явно или неявно функционирующая цепочка: тезис – аргументация – демонстрация – вывод.

 

Принципиальная задача автора корреспонденции – на основе фактов, имеющих точный адрес, выявить тенденции их развития, предложить способы решения возникшей проблемы. В материале «Тюремный бизнес в Чечне процветает» публицист, рассказывая о судьбах заложников, обращает внимание на природу явления – работорговля в республике процветает, поскольку стала одной из форм бизнеса: «частная тюрьма – реальный источник пополнения семейного бюджета», «даже если пленника никто не ищет, а у его родственников на сберкнижке нет ни гроша, его используют как бесплатную рабочую силу». Корреспонденция «Ямбург: наше дело – труба» выглядит как социальный заказ: компания «Ямбурггаздобыча» ведет бои в арбитражном суде о непризнании себя банкротом, и очень важно доказать, что она кредитоспособна, а все разговоры о ее несостоятельности – борьба за передел собственности. Весь текст – апофеоз Ямбургу, в котором «среди болот и адского холода, среди бессемейного быта наши люди, которых принято считать не способными на организованный труд, построили красивую, осмысленную, благоустроенную жизнь». Аргументы: вахтовый метод освоения Севера более экономичен и удобен, чем традиционное строительство города с его дорогостоящими инфраструктурами; коллектив высокопрофессионален и дорожит своей работой. Подразумеваемый вывод – в Ямбурге надо все оставить как есть. У корреспонденции такого рода двоякий прицел: организационный – внимание, образцовому хозяйству грозит опасность! и нравственный – в условиях экономического раздрая существует производство, подтверждающее, что мы можем нормально работать.

Конструктивное начало обязательно присутствует в корреспонденции. Я. Соколовская в материале «Гармония подполковника...», рассказывая о человеке, оставившем военное поприще ради того, чтобы дать достойный приют обездоленным старикам, не идеализирует ситуацию: Александр Петрович Колесников, бывший офицер, только в начале своего пути («постояльцев не так уж много – человек десять»). Но важно, что гуманитарная идея убежища для брошенных стариков рассматривается в свете экономики: может ли милосердие приносить прибыль? История подполковника Колесникова доказывает – может.

Анализ текстов корреспонденции показывает, что невозможно делить этот жанр, как это иногда делается, на две разновидности – информационную и аналитическую. Информационное и аналитическое начала слиты воедино. Само обращение к проблеме, ее изложение несут в себе зерна анализа. Отбор фактов, их сопоставление, умелое выстраивание проблемной цепочки уже есть анализ. Наличие обобщающей точки зрения (а она принадлежит публицисту) – существенный признак корреспонденции как аналитического текста. Автор обобщает факты, исследуя относительно небольшое тематическое пространство, выявляет тенденции развития проблемы, вносит конструктивные предложения, указывая пути ее решения. Итак, корреспонденция – это публицистический текст, вскрывающий объективную природу конкретных фактов действительности, объединенных одной проблемой и ограниченных временем, местом и числом действующих лиц, а также предлагающий решение проблемы.

Комментарий. Расширение жанрового спектра комментирующей журналистики – одна из примет современных российских СМИ. Конечно, комментарий в газете, на радио и ТВ существовал и раньше: оперативно сообщаемая новость комментировалась, уточнялась, разъяснялась. Однако именно в последнее десятилетие (точнее – с начала 1990-х гг.) в ответ на экспансию «интенсивной журналистики» получают свое развитие жанры, прочно связанные с оперативным осмыслением факта. Рубрика «Факт и комментарий» становится первополосной (в разных вариантах названий). Комментарий из метода обработки факта превращается в жанр. Каковы признаки этого жанра?

 

Ø      Комментарий – это оперативный отклик на событие, это впечатление, не претендующее на исчерпывающую полноту анализа. Предметом разговора может быть новость, а может – факт, уже обнародованный ранее. Важна здесь не быстрота передачи сообщения, а точка зрения на событие. При этом факт служит отправной точкой разговора с аудиторией;

Ø      стержневой доминантой жанра выступает рассуждение по тому или иному поводу. Подчеркнутая субъективность стиля, с одной стороны, как бы снижает претензии на справедливость оценок, а с другой – предлагает аудитории (соглашаясь или не соглашаясь с позицией публициста) самой сделать определенные выводы;

Ø      в комментарии главное – прогностическая оценка факта или события. Важно подчеркнуть, что данный прогноз – лишь один из возможных вариантов. Вариантность обсуждения проблемы входит в число жанровых признаков комментария. Автор препарирует факт, мнение, суть проблемы, ориентируясь на эмоциональный отклик аудитории. Конечно, когда анализ подменяется одной из версий оценки, опасность ошибок довольно велика, но эта естественная уязвимость комментария оборачивается и его достоинством – следить за движением мысли публициста всегда любопытно;

Ø      целостность текста обеспечивается целостностью личности автора и его позицией.

 

Близкую по задачам проблему воздействия на аудиторию решает и колонка, жанр для нашей публицистики новый, пришедший из-за рубежа. В 1960-е гг. «Правда» и «Известия» довольно часто перепечатывали под рубрикой «Фельетон» почерпнутые из «Нью-Йорк геральд трибюн» тексты, принадлежавшие перу Арта Бухвальда. Бухвальд – типичный колумнист, то есть «держатель» колонки. Когда в конце 1980-х отечественная журналистика все очевиднее стала приобретать авторский характер, колонка появилась и у нас: М. Соколов в «Коммерсанте», Л. Радзиховский в «Сегодня», А. Боссарт, А. Минкин, Стародум (Ст. Рассадин) в «Новой газете»... Многие провинциальные газеты тоже обзавелись колонками и колумнистами. На Западе колонка обычно занимает до 200 строк. Объемы отечественных текстов этого жанра находятся в тех же пределах.

Справедливости ради следует отметить, что у современной отечественной колонки в 1920-е гг. был предшественник – фельетон-комментарий, в жанре которого работали молодые тогда М. Кольцов, В. Катаев, М. Булгаков, И. Ильф и Е. Петров. Сегодняшняя колонка, разумеется, носит не только иронико-комический характер: она служит и журналисту-политологу, и экономисту, и социологу, и театральному или кинокритику. Какое-то время авторами колонки в «Известиях» выступали, в частности, писатель Михаил Жванецкий, политик Борис Федоров.

В чем жанровый смысл колонки? Во-первых, автор выступает в качестве героя-повествователя или персонажа-маски (в комическом варианте колонки), чья точка зрения, собственно, и является предметом исследования. В этом отношении колонка близка эссе (см. ниже). Автор вводится в повествование как лицо размышляющее и переживающее. Во-вторых, колонка как оперативный отклик на происшедшее (или – происходящее) по своей тональности полемична. Этим она и отличается от комментария, в котором мнение публициста далеко не всегда содержит оппозицию описываемому факту. Колумнист не уточняет, не объясняет факт или возникшую ситуацию – он выступает по отношению к ним оппонентом. В-третьих, поскольку в колонке, как правило, взгляд автора не совпадает с общепринятой точкой зрения, он предлагает новое представление о ситуации. Персональная точка зрения – смысловое ядро колонки.

Показательны в этом отношении материалы Андрея Колесникова, часто выступающего в коллективной рубрике «Известий» «Политика». «Пропадающие по одиночке» – текст, посвященный позиции правых на предстоящих выборах. В нем интонационно господствует грустная ирония по поводу отсутствия у лидеров блока «Правое дело» здорового практицизма: «Давайте бить себя пяткой в грудь, проявлять принципиальность: конечная цель ничто, принципы – все»; «И знаете, чем кончатся столь экстравагантные попытки правых лидеров объединиться? Тем, чего больше всего боялся Анатолий Чубайс: электорат «Правого дела», придя к прагматичному выводу о том, что его любимцы все равно не пройдут в Думу, проголосует за «“проходного” Явлинского со товарищи»; «Наших лидеров хлебом не корми, а дай им пропасть поодиночке.»

Колонка – это всегда прямой диалог с аудиторией, соло, рассчитанное на контакт со слушателями, живое, образное слово, сориентированное на сочувственный отклик тех, к кому оно обращено (по крайней мере – на понимание). Если в комментарии такая связь публициста и аудитории факультативна, то в колонке обязательна. Итак, комментарий – жанр публицистики, представляющий собой оперативный отклик на конкретные события в форме монолога автора, приглашающего аудиторию к соразмышлению. Колонка – монолог публициста, предлагающего в образно-эмоциональной форме свою оценку фактов и явлений действительности.

Отличие рецензии от других исследовательско-новостных жанров в том, что предметом анализа в ней является отраженная действительность, то есть реальность, уже нашедшая отражение в творческих произведениях – искусства, науки, публицистики и т.п. Поэтому автор всегда соотносит свой взгляд на окружающий мир с тем, как этот мир показан в обозреваемом произведении. Главные задачи рецензента – ориентация аудитории в тех проблемах, о которых говорят создатели книги, спектакля или живописного полотна, формирование у читателя эстетических представлений о действительности, объяснение сути творческого процесса, содействие аудитории в выработке самостоятельных оценок подобных произведений.

Рассмотрим специфику этого жанра на материале художественной критики. Публицистический смысл рецензии состоит в том, чтобы оперативно откликнуться на появление конкретного произведения искусства и создать образ рецензируемого произведения, объяснить читателю или слушателю, как связаны между собой эстетически оформленный мир, фантазия творца и виртуальный мир искусства. Поскольку художественное произведение – это концентрированная система образов, отражающая впечатления художника от окружающей его действительности, критик стремится понять, что хотел сказать автор и как это сказалось. Поиск ответов на вопросы «Что хотел сказать?» и «Как сказалось?» помогает создать целостное представление о рецензируемой вещи, и способствуют целостности журналистского текста. Процесс создания текста зеркально отражает ход мышления критика-публициста, при этом выделяются четыре взаимосвязанных между собой этапа:

 

Ø      восприятие произведения – непосредственно-эмоциональный акт коммуникативного общения с произведением;

Ø      размышление над прочитанным, увиденным, услышанным;

Ø      «разъятие гармонии» (по В.Г. Белинскому) – практическое осуществление анализа, то есть определение темы и идеи произведения, системы образов, выражающих замысел художника, структурно-композиционных особенностей произведения, характера конфликта как его движущей силы, своеобразия языка и стиля;

Ø      собственно написание текста.

 

Говоря упрощенно, рецензент отвечает на вопрос – «Про что все это?» При этом он предлагает свою интерпретацию вещи (постижение замысла художника), ее трактовку (выяснение идейно-философского или философско-нравственного содержания произведения), дает истолкование (разбор сложных мест, зашифрованных образов и символов), предлагает прочтение вещи (осмысление всех компонентов произведения в их взаимосвязи).

Следует помнить, что, анализируя конкретное сочинение, рецензент обязан вписать его в художественный процесс, в художественную традицию, художественную моду. Сделать это можно с помощью разных подходов: а) на жанровом уровне – скажем, анализируемый роман соотнести с эволюцией жанра; б) на биографическом уровне – рассматриваемую вещь вписать в творческую биографию художника; в) на тематическом уровне – сопоставить разработку художником определенной проблемы с тем, что уже сказано по данной теме; г) на уровне образов – показать эволюцию героя в системе образов мирового искусства (или данного отрезка времени).

Разновидности художественной рецензии многочисленны – они соответствуют всем основным видам искусства (кинорецензия, рецензия литературная, театральная, музыкальная и т.д.). Своеобразие каждой из них обусловлено предметом анализа, особенностями рассматриваемой формы. В театральной рецензии, например, критик имеет дело с постоянно возобновляемым зрелищем, в кинорецензии – с особой организацией динамически организованного зрительного ряда (кадр, ракурс, монтаж), в литературной рецензии – с линейными (словесными) образами, «перетекающими» в пластические, создаваемые фантазией читателя. Но во всех видах рецензии есть нечто общее, а именно стремление критика выразить свое отношение к миру через анализ художественного произведения.

Рецензия – жанр эстетически-концептуальный. Оценка публициста – это не субъективный произвол («нравится – не нравится»), а тщательно аргументированный разбор источника. Он не обязательно носит исчерпывающий характер (в театральной рецензии, скажем, можно ограничиться анализом режиссерской разработки спектакля или игрой одного-двух актеров), но всегда важно дать аудитории целостное представление о произведении.

В рецензии «Послесловие или предисловие?» («Известия») на спектакль Юрия Любимова «Шарашка» на Таганке об игре актеров ничего не говорится. Все внимание сосредоточено на ином: в какой степени талантливая работа режиссера («это сильный спектакль») созвучна сегодняшним настроениям зрительного зала. По рецензенту – «не созвучна»: «Спектакль становится по-настоящему страшен, когда система начинает насиловать человека... Но в целом он не попадает в цель. Любимов проклинает сталинизм так истово, как будто делает это в первый раз... Зазеркалье, ад, населенный человекоподобными роботами, – а их все же хотелось бы понять». И вывод: «Спектакль, основное содержание которого составляет пафос противостояния тоталитарной системе, сейчас не ко двору: кто-то давно усвоил то, о чем говорит Любимов, а те, кто верует в идею коммунизма, на Таганку не пойдут».

Данная рецензия уязвима отнюдь не потому, что в центре ее только трактовка режиссером известного романа А. Солженицына «В круге первом». Критик видит неудачу спектакля в том, что «публики, которая могла бы оценить его, больше нет». Творец и его публика – одна из самых животрепещущих тем в искусстве. Но судить постановщика с позиций господствующих в зале взглядов – задача неблагодарная и бесперспективная. Произведение выпадает из Времени не тогда, когда творец не имеет своей аудитории, а тогда, когда он не ощущает своего разлада с миром, его окружающим, когда живет в призрачном мире фантомов собственной причудливой фантазии.

И еще одно чрезвычайно важное обстоятельство: социологи традиционно отмечают невысокий (3–4%) рейтинг материалов на темы культуры у аудитории СМИ. Но из этого вовсе не следует, что рецензия – жанр элитарный, рассчитанный прежде всего на специально подготовленную часть населения. «Комсомольская правда» время от времени предлагает читателям рубрику «Зацепило» – минирецензии на принципиальные, с точки зрения редакции, произведения искусства. Так, канал «Культура» показал передачу, в которой Зиновий Гердт читал «Одесские рассказы» И. Бабеля. «Комсомолка» откликнулась на передачу минирецензией «Осень, которая всегда с тобой»: «Слова с помощью дивного голоса превращаются в картинки, добавочных иллюстраций не нужно, все уже есть в тексте и тембре». Реплика эта обращена к стране, канала «Культура» не знающей. Но публицистический долг критика состоит в том, чтобы заинтересовывать аудиторию произведениями, из которых складывается представление о творческом состоянии общества в целом. Рецензия – жанр просветительский. Знакомство с эстетическим разнообразием мира возможно и без посредства критика-рецензента. Но опытный проводник на этом пути – гарантия того, что у художника не прервется связь с аудиторией.

в начало

 

ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ТЕКСТЫ

 

К группе исследовательских текстов относятся статья, письмо, обозрение. Выделяемые современной теорией публицистики тексты расследования, версии, исповеди, пресс-релизов вряд ли можно называть самостоятельными жанрами. Это, скорее, своеобразные разновидности статьи (расследование, версия), корреспонденции (пресс-релиз), очерка (версия). Что отличает исследовательские тексты? Во-первых, опора не на описание фактов, а на логически-рациональный их анализ. В центре повествования оказывается система рассуждений публициста, подчас подчеркнуто абстрагирующегося от используемых им фактов. Во-вторых, в текстах такого рода широко представлены не только лично наблюдаемые журналистом факты, но и сведения, добытые иными путями. Для создания убедительной картины изучаемого явления автор широко привлекает разнообразные источники информации, сопоставляет подчас противоположные точки зрения, прибегает к обширному цитированию. В-третьих, стилистика исследовательских текстов, сохраняя черты индивидуального языка публициста, тем не менее тяготеет к научному изложению проблемы.

Статья. Если в корреспонденции публицист анализирует конкретную социальную ситуацию, опираясь на лично наблюдаемые (или – самостоятельно обнаруженные) факты действительности, то в статье обобщение носит более широкий характер. Здесь дается всесторонний анализ явлений, процессов и проблем. Опираясь на факты социального бытия, публицист рассматривает закономерности эволюции действительности в различных ее проявлениях – политических, экономических, нравственных, культурологических и т.д. При этом публицист не просто иллюстрирует мысль примерами из жизни (как иногда принято думать), а кладет факт в основание своего исследования. Как правило, в статье автор оперирует группами фактов, создающих определенную социальную ситуацию, т.е. круг проблем, объединенных единым процессом.

Статья «Ничье старичье?» («Санкт-Петербургские ведомости») посвящена судьбам стариков, живущих на полном государственном обеспечении. Нетрудно догадаться, что проблема эта – нравственная («В петербургских интернатных домах престарелых... живут десятки людей, напрочь забытых своими родственниками. Да что там забытых... Чаще всего собственные дети, родственники и отправляют их с глаз долой»). «Похоже, гораздо сильнее, чем девальвация рубля, ударила по нам девальвация нравственных ценностей», – пишет газета. Конкретные судьбы превращаются в отправные точки рассуждений: а) государство берет на себя функции родственников – детей, внуков, братьев и сестер, заботясь о престарелых; б) материальные интересы подчас оказываются важнее судеб конкретных стариков; в) у общества явно недостаточно сил, чтобы обеспечить престарелым спокойную жизнь, хотя определенное движение в нужном направлении осуществляется.

Поскольку статья – это всегда развернутый поиск закономерностей, структурно она представляет собой цепь умозаключений (от частного к общему или от общего к частному). Это определяет и композицию повествования, и место факта в тексте. Сегодня вряд ли можно говорить о том, что факт в статье занимает подчиненное место, лишь иллюстрируя определенные теоретические положения, выдвигаемые автором. Современная статья активно вбирает в себя элементы других жанров – репортажа, очерка, корреспонденции, интервью. Она становится более эмоциональной по тону, более личностной, хотя, разумеется, развитие мысли остается основой ее структуры.

Каковы жанровые признаки статьи?

 

Ø      Масштабное расширение границ повествования – пространственно-временные пределы текста определяются масштабностью фактов и их разнообразием (глобализация обсуждаемых проблем);

Ø      факты, используемые публицистом, могут быть почерпнуты из различных источников – личных наблюдений, встреч, обработки документов, выступлений СМИ, писем в редакцию и т.д.;

Ø      структура текста статьи – это комплекс положений, рассуждений, суждений и умозаключений, то есть система доказательств, опирающихся на выявление причинно-следственных связей между отдельными фактами;

Ø      определенная объективация письма: текст чаще всего выдержан в интонациях строго научной лексики, публицист оперирует образами-понятиями, образами-тезисами; отсюда – обращение публициста к логически-понятийному, категориальному аппарату, четкость формулировок.

 

Публицистическое обозрение – один из старейших газетно-журнальных жанров (достаточно вспомнить знаменитые литературные, экономические, социально-нравственные обозрения Бестужева-Марлинского, Белинского, Минаева, Шелгунова, Благосветлова, Салтыкова-Щедрина). Отдавая приоритет оперативности другим жанрам, обозрение представляет собой текст, фиксирующий принципиальные события и явления в их максимально полном объеме за определенный период (ежедневное международное обозрение, помесячное театральное обозрение или, например, «Теленеделя» в «Известиях» и т.д.). По своим признакам обозрение – специфический жанр, близкий и к корреспонденции, и к статье, и к комментарию. С корреспонденцией его сближает опора на факты действительности, со статьей – движение мысли, с комментарием – очевидное личностное начало, господство персонифицированной точки зрения. Но эти же факторы и разводят обозрение с близкими ему формами журналистского творчества. Если в корреспонденции публицист оперирует группой фактов, объединенных одной, относительно неширокой темой, то в обозрении могут быть использованы разнообразные данные, позволяющие сделать повествование многотемным. Многотемье приводит к тому, что композиция текста приобретает «цепочечно-эпизодический» характер: мысль автора движется от описания и анализа одного эпизода к другому.

В чем специфика обозрения как жанра? Прежде всего, его предметную основу составляет не механический конгломерат разрозненных сведений, а совокупность социальных фактов в форме панорамы жизни всего общества или определенной его сферы. Каждый из них рассматривается не изолированно, а как элемент более обширного целого. При этом главное значение имеют не рассуждения автора, а события, явления, процессы в их сущностном выражении. Панорамность изображения достигается тем, что журналист предлагает, с одной стороны, максимально широкий охват действительности, а с другой (по аналогии с панорамой как произведением живописи) – различную глубину изображения: крупный план, средний, общий. Крупный план – это лично наблюдаемые автором факты, воспроизводимые в отдельных эпизодах, картинках, репликах. Средний план – описание возникшей социальной ситуации, процессов и явлений. Общий план – установление взаимосвязи между отдельными фактами, создание целостной картины действительности в ее противоречиях, выявление общих закономерностей развития социального мира, создание собственно панорамы событий.

Обозрение, на что обратил в свое время внимание Е.П. Прохоров, универсально по содержанию и форме. Эта универсальность жанра определяется тем, что в качестве предмета исследования публицист берет реальную жизнь в разнообразных ее проявлениях: в СМИ встречаются обозрения нравов, процессов, протекающих в искусстве, экономике, политике, науке, военном деле, спорте и т.д. Обозрение универсально и по назначению, поскольку ставит своей задачей выявить закономерности как на бытийном, даже бытовом уровне, так и в общенациональном, международном, цивилизационном масштабе. Наконец, оно универсально, поскольку элементы других жанров в его тексте выступают не как чужеродные вкрапления, а как естественные компоненты структуры. Чрезвычайно значима и фигура автора. Журналист-обозреватель – это не просто системно мыслящий человек, эрудит в определенной области, он совмещает в себе функции зоркого наблюдателя, глубокого аналитика и мастера точного слова. Обозрение – публицистический жанр, представляющий собой основанную на разнообразных фактах картину действительности в форме панорамы жизни общества. В последние годы в отечественных СМИ господствует тематическое обозрение.

Письмо (вариант названия – открытое письмо) не следует путать с почтой, приходящей в редакцию от аудитории. Как специфический жанр периодики оно встречается нечасто, его появление, как правило, бывает вызвано остротой проблем, требующих немедленного разрешения. В этом смысле о письме надо говорить как о жанре оперативно-исследовательском, хотя его формальная оперативность заметно ослаблена тем, что излагаемые в нем факты чаще всего уже стали достоянием гласности. В то же время письмо – остропублицистический жанр, ибо предлагает аудитории личностно окрашенную точку зрения, требующую ответной реакции. Жанровое своеобразие письма характеризуется следующими признаками:

 

Ø      в тексте отчетливо прослеживается коммуникативная цепочка: автор – проблема – адресат. Персональная адресность письма в сочетании с его проблемностью делает послание максимально актуализированным;

Ø      ядром текста служит проблема, требующая немедленного разрешения;

Ø      явственно просматриваются как личность адресата, так и личность автора (ссылки на факты собственной биографии, упоминание эпизодов из жизни адресата и т.д.);

Ø      материал строится по принципам «мягкой аргументации»: в нем взвешиваются «за» и «против», текст представляет собой доверительный (хотя и публичный) разговор с адресатом.

 

Таким образом, существенным природообразующим компонентом письма является его жесткая структура, предполагающая обсуждение проблемы автором и адресатом как бы в присутствии аудитории. При этом акцент в повествовании легко переносится с авторского восприятия проблемы на описание самой ситуации или на личность адресата. Отсюда различные стилевые интонации, закрепленные в тексте: интимный диалог, монолог, ораторское выступление. Письмо – эпистолярный жанр публицистики, в форме публичного обращения к конкретному лицу или коллективу поднимающий актуальные проблемы, которые требуют немедленного разрешения.

в начало

 

ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКО-ОБРАЗНЫЕ ТЕКСТЫ

 

Один из парадоксов современной отечественной публицистики – широкое распространение приемов образного письма при одновременном заметном угнетении тех жанров, для которых метод образного познания действительности является определяющим, – очерка, фельетона, памфлета. Социологическими причинами объяснить отсутствие бывших «грандов» газетных полос нетрудно. Очерк прежних десятилетий скомпрометировал себя очевидной «лакокрасочностью» – герои не то чтобы были выдуманы, но им, реальным людям, придавались такие черты, которые в массовом сознании не существовали. Жизнь советского человека трактовалась как движение от подвига к подвигу. «В жизни всегда есть место подвигу» – этот крылатый афоризм Максима Горького оплодотворял всю отечественную очеркистику 1920-х – 70-х гг. Поэтому персонажи очерков избирались, как правило, из числа героических личностей, да еще приподнимались при этом на котурны: миру в качестве действующего лица истории предъявлялась икона. Труд, переставший быть «делом чести, делом славы, доблести и геройства» (по формуле советских времен), отодвинул на второй план и героя-труженика.

Почти исчез с газетной полосы и фельетон (он, впрочем, ожил на телеэкране, например, в «Куклах» и «Итого» В. Шендеровича): гласность и свобода печати сделали ненужным комическое иносказание – можно напрямую обличать любую государственную персону и вводить в публичный оборот любой отрицательный факт. Фельетон оказался неконкурентоспособен рядом с жанрами новостной и комментаторской публицистики – критической заметкой, статьей, корреспонденцией, колонкой. В эпоху тотальной социальной критики, в эпоху очевидного социально-нравственного и политико-экономического неблагополучия смеяться не хочется («Советская Россия» одно время даже вела рубрику «Не до смеха»): жизнь настолько отклонилась от нормы, что выглядит неправдоподобной при нормальном взгляде на мир. Отпадает потребность утрировать ее изображение средствами сатирической публицистики. Есть еще одно обстоятельство, убравшее с жанровой арены художественно-публицистические тексты. Гипердинамический стиль работы нынешних СМИ (как в музыке – «Быстро! Быстрее! Еще быстрее!») не побуждает авторов к кропотливой работе над образами.

Между тем ресурсы художественной публицистики очевидны: а) образ как эмоционально просветленная мысль активно воздействует на аудиторию, побуждая ее к активному сотрудничеству; б) образ как обобщенная картина действительности значительно расширяет возможности смыслового постижения действительности; в) образ как система знаков, как некий код, создавая определенную модель окружающего мира, интеллектуально обогащает аудиторию представлениями об эстетических возможностях воспроизведения действительности. Художественность публицистики воплощается как в целостном образе человека и образе-тезисе (образе-понятии), так и в «говорящих» деталях – предметном описании натуры, репликах действующих лиц, подробностях воспроизводимых ситуаций.

Образная публицистика, сближаясь по методам своего исследования с искусством, вводит в тексты СМИ личность как некую социально-нравственную целостность, позволяя исследовать героя и автора-повествователя в их поступках и переживаниях. Жанры образной журналистики создают психологически достоверную картину действительности. Принято считать, что тексту СМИ чужд психологизм при изображении внутреннего мира личности. Между тем психологизм публицистики проявляется на всех уровнях ее функционирования – уровне автора, уровне героя, уровне аудитории. Восприятие произведения во многом определяется убедительностью личности повествователя (включая психологическую достоверность его собственных чувств, зафиксированных в тексте) и правдивостью поведения персонажей. Автор и герой создают в тексте мощный психологический фон для восприятия идей, заложенных в материал. Соединяя логико-понятийный анализ с образным, публицистика способна объяснить самые сложные и противоречивые социально-нравственные и нравственно-психологические аспекты ситуаций[12]. Удачно найденный образ продлевает жизнь журналистского текста – так, как это происходит с художественными произведениями.

Жанровую природу очерка определяет синкретическое соединение трех начал – социологического (научного), публицистического и художественного.

Социологическое начало очерка выражается в его направленности на исследование общественных отношений и проблем, в рассмотрении социальных сторон деятельности личности, в стремлении автора не к произвольному выбору индивидуально-неповторимых характеров, а к выявлению объективных причин, породивших те или иные социальные характеры и ситуации. Очерк – аналитически обоснованная образная картина действительности: система доказательств в нем строится на разработке конфликта, на взаимодействии персонажей, на особом характере повествования, включающем в себя как описание поступков действующих лиц, так и рассуждения автора.

Публицистическое начало очерка проявляется в опоре на факт. В документальном очерке реальные события – исходная точка развития сюжета. Автор так группирует факты, чтобы они придавали жизненность социально значимому характеру. В беллетризованном очерке ситуация выглядит максимально обобщенной, границы факта размыты: место реальных событий и людей занимает действие, созданное фантазией публициста. Надо заметить, что, некогда популярный беллетризованный очерк (вспомним В. Овечкина, Е. Дороша, Г. Радова) едва ли не совсем ушел из повседневной практики СМИ. Но и в документальном очерке (как, впрочем, и в фельетоне) существенную роль играет домысел. Домысел – необходимый элемент творчества публициста. Строго говоря, он возможен и в других жанрах, где в силу необходимости автор занимается реконструкцией факта или ситуации (журналист не был очевидцем события, но считает необходимым его восстановить в тексте так, как оно протекало на самом деле). В очерковом (и в фельетонном) тексте образное преобразование реальности неминуемо ведет к ее домысливанию. Оно обнаруживает себя во введении концептуального времени и пространства, в особых способах разработки конфликта, использования значащих деталей и реплик действующих лиц и т.д. Публицистическое начало проявляется и в стремлении автора дать факты в их социальном заострении, максимально актуализировать поднимаемую проблему, выразить свое к ней отношение, опираясь на систему художественно-публицистических образов. В очерковом тексте идея концентрируется в системе образов – как конкретных персон, выразителей и носителей идеи, так и в системе образов-понятий. Именно так, в частности, работал А. Аграновский, создавая очерки «Пустыри», «Обтекатели», «Хозяева». Обнажение мысли в очерке – эстетический закон, определяющий специфику публицистической образности, в основе которой лежит приглашение читателя к соразмышлению.

Художественное начало определяется стремлением публициста создать достоверную и убедительную картину действительности с помощью образного мышления, при котором картины, ситуации, явления и характеры социально типизируются. В очерке (и в фельетоне тоже) возможны два способа типизации – собирательная и избирательная. В первом случае в вымышленном персонаже (событии) обозначаются признаки определенного типа социального поведения, характера или явления. Во втором – в реальном, единичном персонаже или действии выявляются черты и свойства, принадлежащие данному типу людей или событий. Но и в том, и в другом случае факты и ситуации преобразуются в систему художественно-публицистических образов.

Следует подчеркнуть, что художественно-публицистический образ отличается от чисто художественного своей «выпрямленностью». Авторская задача в нем просматривается ясно и определенно: не случайно о художественно-публицистических образах говорят, что они обладают (а не страдают) определенной однобокостью изображения. Герой в очерке всегда категориален. Сохраняя свою индивидуальную неповторимость, он в то же время выполняет служебную функцию – отражает проблему, решаемую автором.

Еще одна примета очерка (и в этом его сущностное отличие от беллетристических жанров) – повествование в нем ведется от лица биографического автора, то есть лица реально существующего и вписанного в определенную сетку биографических координат. «Я» в очерке – это сам публицист, его точка зрения на происходящее, его оценки и выводы. Автор-демиург (как лицо наделенное высшей властью) ведет повествование, организует сюжет, формирует взгляд аудитории на описываемые события. Фантазийный элемент в очерке (и в фельетоне) не противоречит рабочему признаку публицистического текста – его нацеленности на определенный результат, рассчитанному воздействию на аудиторию.

Актуальная социально-нравственная проблема раскрывается в очерке в форме типических социальных ситуаций, характеров и взаимоотношений. Это предопределяет существование трех основных типов документальных очерков – проблемных, портретных и очерков нравов (своеобразной разновидностью жанра принято считать еще путевой очерк). Предмет исследования в них – человек и проблема (конкретная жизненная ситуация, требующая своего разрешения). Очерк – публицистический жанр, в образной форме исследующий закономерности социально-нравственного бытия человека и развития общественных процессов, а также конкретные ситуации реальной действительности.

Фельетон по своим природообразующим элементам близок к очерку. Он тоже синкретичен, в нем также нерасчленимы три начала – публицистическое, сатирическое и художественное. Главное отличие фельетона от очерка – его сатирическое начало, определяющее природу жанра. Его сущность заключена в комическом иносказании, которому подчинено в фельетоне все и которое объединяет все три стихии жанра. Что составляет предметную основу фельетона? Отрицательные факты действительности, комическая природа которых очевидна для сатирика.

Справедливо сказано: нет фактов фельетонных и нефельетонных – есть их фельетонная обработка, то есть выявление комической сути «испорченной действительности» (Гегель). Чтобы вскрыть эту суть, публицист прибегает к специфическому анализу фактов. Основу метода составляет комическое заострение – преувеличение или преуменьшение черт, свойств и признаков изображаемого явления. В качестве этих средств в фельетоне выступают гротеск, гипербола, пародирование, окарикатурирование (преувеличивающее заострение) и литота (преуменьшающее заострение). Благодаря им выявляется содержание комического парадокса – противоречие отрицательного факта общепринятому мнению и здравому смыслу или противоречивость его формы, внешних признаков. Комизм заключается в том, что силы, выражающие данное противоречие, своей отрицательности не осознают: персонаж всегда претенциозен, предъявляя права на роль, которую сыграть не в состоянии. Эту аномалию и высмеивает публицист-сатирик, показывая всю несостоятельность объекта насмешки, стремящегося постоянно выдавать желаемое за действительность. Прибегая к иносказанию, фельетонист использует его для создания сатирического образа.

Принципиальная жанровая задача фельетонного текста – показать, что за отрицательным фактом скрывается комическое явление. Много лет назад фельетонист «Известий» Эльрад Пархомовский написал фельетон «Самодур и самолет». История, рассказанная в нем, казалось бы, выглядела невероятной. Над группой отдыхающих, устроившихся в укромном живописном месте, летал самолет сельскохозяйственной авиации, опыляя поля. Удобрения посыпались и на головы отдыхающих. Один из них, рассерчав, схватил пустую бутылку и запустил в самолет. И – что удивительно – попал. Когда самолет совершил вынужденную посадку, машину окружили незадачливые отдыхающие. Но не для того, чтобы извиниться, а чтобы покарать нарушителя их покоя. И – наказали! Поскольку среди тех, кто хватал летчика за грудки, был второй секретарь райкома партии. Казус? Невероятный случай? Стоит ли об этом писать в газете? Фельетонист увидел за казусом закономерность: чиновник готов защищать свои интересы всегда, в любой ситуации. Не каждый день в стране сбивают самолеты гражданской авиации пустыми бутылками, но постоянно самодуры, занимающие ответственные посты, демонстрируют уверенность в своем праве, уповая на безнаказанность.

Вариантов сатирической работы с фактами множество. «Независимая газета» на первой полосе под рубрикой «Мизантропия» публикует минифельетоны «Из летописи села Собачьи Будки». «Мизантроп» Титус Советологов 12-й регулярно экстраполирует крупные социальные события на жизнь родимого села. Собачьи Будки – нечто напоминающее щедринский город Глупов или платоновский Градов. Хитрость невелика, но перенос действия в Будки позволяет сатирику в пародийном свете выставлять реально существующих политических деятелей. В фельетоне «Камдессю загулял» рассказывается о том, как некий Мишка Камдессю обещал сельским счетоводам Юрке Мюсликову и Вадьке Дустову (обыгрывание имен руководителя Международного валютного фонда и бывших российских вице-премьеров) дать взаймы. «Счетоводы» после этого загуляли, так ничего и не получив от злокозненного Мишки. Фамилии и ситуация столь прозрачно расшифровываются, что в особых комментариях не нуждаются.

Между тем фельетонное повествование – это всегда особый код, который предстоит разгадать читателю или зрителю. Эзопов язык, к помощи которого прибегает сатирик, это не просто прием повествования, а типологический признак жанра. В основе приема лежит сознательное нарушение не только лексико-стилистических норм языка, но и – что более принципиально – нарушение внешнего правдоподобия в изображении предмета или явления, нарочитое смещение пропорций описываемого факта. Если в очерке домысел возможен, но не обязателен, то в фельетоне без гиперболизации, без доведения ситуации до крайности, иногда до абсурда не обойтись. В домысле отражается умение сатирика-публициста – без указующего перста, без назидания создать необходимый сатирический образ.

В этом и заключается своеобразие выражения авторской позиции: как бы ни была зашифрована мысль фельетониста, какой бы остроумный и хитроумный код он ни предложил, какую бы игру со словом ни затеял, он всегда дает читателю возможность точно определить авторскую позицию. Эта позиция воплощается в сатирическом образе. Факт здесь не самоцель, фельетон всегда – остроумное движение мысли. Результатом этого движения становится создание образа как некоей обобщенной комической картины. Когда этого нет, когда остроумная манера письма превращается в заигрывание с интеллектуально подготовленным читателем, жанр умирает, превращаясь в заурядную критическую корреспонденцию или в иронический комментарий. Все сказанное выше позволяет определить фельетон как жанр публицистики, вскрывающий комическое содержание отрицательного факта или явления действительности.

Разновидностью фельетона является памфлет – жанр публицистики, сориентированный на бескомпромиссное обличение чуждых автору взглядов, действий и других факторов, характеризующих атмосферу общественного бытия. Объект насмешки в памфлете – концепция, система взглядов идейного оппонента.

Эссе. «Содержание моей книги – я сам», – написал М. Монтень в своих знаменитых «Опытах». Так родился жанр эссе, в основе которого лежит постижение хода развития мысли, анализ увиденного в жизни сквозь призму ощущений автора. Жанроопределяющим элементом эссе является, таким образом, процесс познания мира, отраженный в процессе самопознания личности. Эссе соединяет бытийное и личностное: жизнь вокруг нас – это одновременно и наш внутренний мир. И наоборот: спектр чувствований публициста – это отражение чувствований, рождаемых внешним миром. Поэтому в центре эссе находится не среда, увиденная глазами субъекта высказывания, а сам субъект как центр мироздания. Человек в его отношениях с действительностью – предметная основа текста.

Как достигается эта цель? Эссе – это не просто персонификация повествования, это максимальное раскрытие личностного начала в тексте, создание психологически достоверного образа повествователя. Если в фельетоне автор, принимая огонь на себя, демонстрируя свое «я», в то же время дает понять читателю, что «я» – это всего лишь маска, образ, создаваемый для активизации работы мысли аудитории, то эссе – жанр, в котором самораскрытие и самоопределение индивидуальности служит принципиальной основой повествования. С помощью системы разнообразных ассоциаций – логических, эмоциональных и др. – автор предлагает самоанализ личности, познающей окружающий мир и самое себя. Так субъект исследования становится его объектом. Откровенность в описании собственных переживаний, своего внутреннего состояния – важнейшее качество эссеистского текста.

Понятно, что процесс самопознания как предмет публицистического исследования имеет смысл только тогда, когда эта трудная работа осуществляется в нерасчленимом единстве человека и среды его обитания. Описание «индивидуально-сознательного» не имеет самостоятельной ценности; важно описание своих чувств и переживаний, возникающих при соприкосновении с таинствами окружающего мира. Так раздвигаются границы повествования: конкретная узкая тема развертывается в широкий план параллелей и аналогий, усложняя, обогащая тем самым контекст разговора автора с аудиторией. Отсюда и свободная форма эссе, допускающая перетекание друг в друга элементов репортажа, очерка, статьи, комментария, письма, дневника, новеллы. Отсюда и возникновение образа повествователя, дистанционно близкого биографическому автору, но тем не менее вполне автономной фигуры. Все это позволяет охарактеризовать эссе как публицистический жанр, выявляющий закономерности бытия человека через изображение процесса восприятия мира.

в начало

 

к содержанию << >> на следующую страницу