АВТОРСКИЕ РАБОТЫ:
МЕТОД «МАСКИ»,
ПРИМЕРЫ «ИНФОТЕЙНМЕНТА»
Деньги – гости: то нет, то горсти
или Как я работала
массовиком-затейником
Как я работала
секретарем в приемной комиссии
Игра в любовь
нуждается в игрушках
В радистки
Кэт меня не возьмут
Шкуроход возникает
при виде шприца
Корреспондент
«Комсомолки» отправился бить лед на дорогах
Таможенников
бояться – за бугор не ходить
Как наш
корреспондент нарушала государственную границу
Скачут блохи? Это плохо! Дезинфектор
поможет их уничтожить
Женщина на борту
– это к добру
Баба на рыбалке – не к безрыбью
Греет, как костер на другом берегу, меня зарплата
бюджетницы. «Изобилие» отпускных серьезно потрясло мою семью. И я решила:
сделаю ходку в Китай. Стыдно? Вон намедни встретила знакомого профессора, на
базаре картошкой торгует. Он глаза прячет, я глаза прячу. А на дворе-то рынок
гудит! Вот и осваивайте! Но что? Как? Так вот же оно, наше приморское
Эльдорадо, наш Клондайк! Суйфун-хэ!
С чем ехать? С доцентскими
отпускными? Как бы сказала Эллочка Людоедка: «Шутишь, парниша!»
Но шутки в сторону. Теперь у
меня новый шеф, крепкий, накаченный мужчина, лет 35. Роскошный, светлый костюм,
голубоватая рубашка. Хорош!
Шеф конкретен: «Вот тебе,
тетка, тысяча «баксов», миллион «деревянных». В августе отчет с «наваром»! Про
товар Надюха объяснит».
Надюха, деваха поперек себя
толще, абсолютно равнодушно поглядела на меня и процедила: «Учти, сумки таскать
будешь сама!»
...Дождь на дорожку – хорошая примета. Я робко пыталась подбодрить Надюху, но та сопела и
отмалчивалась. В Китай она тащила плотно набитую сумку.
В автобусе почти все друг
друга знали, радостно приветствовали. Всю дорогу пили «за свиданьице!», «за
хороший товар», «за хороший навар», пели. Шел какой-то бестолковый разговор:
кто что купил, за сколько продал. У какой-то Люськи мужик спился, а Танька
вышла замуж за пацана, лет на двадцать ее моложе, а Екатерина Петровна совсем
желудок подорвала на китайской жрачке, в больнице лежит...
Мужская группа нашего
спевшегося хора была представлена хило, всего два мужика. Зато девчата как на
подбор, от 20 до 50 лет. Работницы с «оборонки», строительницы, медсестра,
инженеры, учителя, конторские служащие, домохозяйки, много студенток.
Пили, говорили, по-мужски,
размашисто и крепко. Леня Голубков с его «ё-мое» в нашу компанию просто бы не
вписался! Скромен!
Гродеково. Нестройной
цепочкой мы потянулись куда-то в темноту к составу. Надюха шла уверенно, хотя
чувствовалось, что сумка у нее не из легких. В вагоне звонкий голос проводницы
известил: «Постелей – нет!», «Воды – нет!», «Нужду справлять – под колеса!» Нет, так нет.
Застелила матрас одеялом. Гляжу, а Надюха простыни стелит.
– Я без простыней не езжу. Еще увидишь, какую рвань китайцы в гостинице
подсунут.
Часть автобуса продолжала
застолье, я лежала и думала. На какой черт нас привозят в ночь, если поезд
только утром?
Утром таможня встречала нас
разноголосьем. Я только успела прошептать Надюхе: «Боюсь!» Та отрезала: «Не
суйся в волки, когда хвост телки!» И то верно. Но все прошло очень здорово!
Перед поездкой я извлекла кассеты с уроками китайского, разговорники. Хоть как-то говорить-то надо! Но в Суйфуньхэ на мое приветствие «Ни-хао!» дружно отвечали: «Здравствуй, подруга, здравствуй!» По-русски были написаны объявления: «Меняю доллары, рубли на юани!» Надюха тянула меня в лавку к Яше. К Яше, так к Яше.
Яша приветствовал ее как
старую знакомую.
– Я твой заказ, Яша, выполнила! – Надюха стала вытаскивать из
сумки драповые пальто, брюки шерстяные, мужские рубашки. Кому это надо? Но Яша
был доволен. Откуда-то из-под прилавка достал пару кроссовок, несколько детских
маек и еще какую-то мелочь. Сделка состоялась!
– Сесе! Сесе!, – пролепетала я. Надюха
оборвала: – Ты, че, русский забыла? Да они, паразиты, по-русски
лучше нас с тобой понимают! Вот попросил меня для своих деревенских
родственников кое-что привезти. А так «ченч» уже не идет. Вот раньше было!
Знаешь, сколько я шинелей перетаскала! Точно, дивизию одеть можно!
– Где брала?
– Че, смеешься?
Дальше – были другие лавки, магазины. После обеда – поездка в Дунин на каком-то микроавтобусе. За поездку платили сами.
Там На-дюха брала много обуви, она чуть-чуть дешевле. Потом снова – Суй-фуньхэ. Мне казалось, что я покупаю товар поприличнее, не
базарного качества. Надюха же мгновенно просчитывала «навар» и его категорически
отвергала.
– Какой дурак у тебя этот свитер купит? Здесь он 80 юаней, умножай на
четыре тыщи, цена юаня! Что получилось? 32! А навар! За 50 тысяч, китайский! Да
у тебя его никто не возьмет!
В сумку летели какие-то
тапки, штаны, «велосипедки», спортивные костюмы, «воздушки», полотенца на
липучке... Сумка становилась неподъемной.
Окружающее я плохо воспринимала. Но дикие женские вопли, русские ругательства
меня вернули к действительности.
– Держите! Паразит!... (А дальше – непечатное...)
Невесть откуда набежавшие китайцы окружили русскую
тетку плотным кольцом. Оказалось, что какой-то китаец вырвал у нее кошелек и
убежал. Меня об этом предупреждали, а тут – прямо на глазах. Вот это и есть
китайские контрасты: город-стройка и масса безработных. Здоровые молодые
мужчины и парни сидят на центральной площади у парапета. У кого в руках
малярные кисти, у кого – ведро, у некоторых в руках – какие-то плакатики... Но
Надюха торопила: «Да пошли же. Нечего варежку раскрывать!»
Правда, сумку ей уже было тяжело тащить, и она наняла
китайца-носильщика. С безработным китайцем сговорились за 5 юаней. К вечеру
сумка была забита и доставлена в гостиницу.
Босоножки после ужина я надеть не смогла. Достала из
мешка какие-то тряпочные тапки. Хорошо! К этому времени в кране зажурчала вода.
В Суйфуньхэ она подается только с 8 до 9 вечера. Иногда несколько часов утром.
– Слушай, нам повезло! У нас вода, туалет дерьмом не
забит, смыв работает. В других гостиницах этого нет. Ты бы видела их туалеты,
ну точно, как наш в Раздольном!
Во второй день нам снова повезло: Надюха хорошо
сторговала партию юбок «жатых с блестками по низу».
– Уж больно их наши тетки любят!
Я же с ужасом думала, как мы все это потащим! Какие
там 35 килограммов нормы!
В день отъезда китайцы-носильщики помогли втащить
мешки в здание вокзала. Дальше – волоком! Серые, полосато-синие,
полосато-красные. Они горой возвышались посередине вокзала. Как Надюха отличает
наши? Китайские товарищи, естественно, содрали с нас по 100 юаней за каждый килограмм
лишнего веса, да еще и по 5 юаней – за экологию. Что это такое? Никто не
ведает.
Погрузка в поезд напоминала массовку при съемках
фильма о гражданской войне. Вокзал являл собой руины, катакомбы, рытвины. За
решеткой стоял наш состав. Те, кто уже до него добрался, кидали сумки тем, кто
занял подножки. В суете посадки две сумки увели. Но та же Надюха мне пояснила,
что пара сумок – это нормально!
Снова Гродеково, таможня. Впускают – по вагонам. И все
равно – толчея. Смотрю на молоденькую, черненькую женщину с сумками и завидую,
она сообразила надеть перчатки. Ручки сумок врезаются в руки, как лямки в плечи
репинских бурлаков. А собственно говоря, чем мы от них отличаемся?
Что таможенникам говорить, Надюха все мне популярно растолковала.
Она же, размахивая «баксами», платила за багаж. Можно и без них, но долго
будете товар ждать. Зеленый путь дают только «зеленые»!. Огромная машина,
груженная доверху, сразу же отправилась в путь.
На привокзальной площади быстро-быстро растекаются в
автобусы группы. А мы стоим. Вот уже и всесильные таможенники разъезжаются на
новехоньких иномарках. Что-то не то! К нам подошли какие то парни в спортивной
одежонке и домашних войлочных тапках.
– Красавицы, по 25 деревянных с личика и вперед!
Мы молчим. Должен же этот автобус подойти! Теперь
возле нас парней шесть, здоровенькие, мордастенькие. Вроде бы мирно сидят на
корточках и грызут семечки. На жутко грязных ногах резиновые вьетнамки.
– Держи сумки, сейчас будут бомбить, – тихо сказала
Надюха.
– А что, «бомбят»?
– Они же, суки, во Владике дают шоферюге, чтобы он
случайно сломался. А здесь организовывают выезд. Не поедешь, по темноте разбомбят...
Но Бог нас любит, автобус подъехал. Первыми в него
зашли не мы, а два здоровых битюга во вьетнамках, с грязными ногами. Что-то
долго сверяли в документах водителя, уточняли название нашей туристической фирмы.
Наконец нехотя покинули автобус.
Дорога домой всегда короче. Снова пили, пели,
матерились. Где-то в районе Галенок купили по дешевке молока, творожку. У всех
– семьи... По дороге плохо стало самой старшей участнице шоп-тура, семидесятилетней
Нине Петровне. В Китай она делает постоянные ходки. Тормознули, воды не было,
дали пива китайского и – дальше.
Все позади. На конечной остановке всех ждали «колеса»,
машина с баулами. Крепко перепила домохозяйка, молодайка лет 25. Ее вынесли,
положили на сумки, и – дальше. Меня одолевали мысли о том, пустит ли меня к
себе в ларек знакомая кооператорша. Товар-то реализовывать надо...
Часы показывают
три ночи.
«Комсомольская правда»
(Дальневосточное
представительство)
15 июля 1994 г.
Деньги
– гости: то нет, то горсти
Нам с Надюхой везло, товар
расходился на «ура!». По каким-то непонятным законам хороший зачин дню давали
сумки-чемоданчики. Честно говоря, я так и не поняла их предназначения. Квадрат,
обтянутый кожзаменителем, а по центру – ручка. Для косметики, что
ли? Но булка хлеба в него точно не войдет. Но владивостокские модницы их охотно
покупают. А с них чистый навар – тысяч тринадцать. А уже за
сумками шло все подряд! Да и покупатель хороший, с пониманием, в основном
молодежь, меньше – среднее поколение. Совсем
мало – старух. За неделю торговли – одна Баба-Яга попалась. Хорошо шли яркие, шелковые пиджаки, с рукавами
и без. Продавать их – одно удовольствие, сидят
хорошо, женщин приукрашивают.
– Девочки, ну не стара я для красного и голубого? – советуется жизнерадостная покупательница из Дальнегорска. – Только правду говорите.
Надюха сопит, а я – кенарем заливаюсь. Но если честно, пиджак ей идет.
– А легинцев нет, вот таких, как на всех? Для дочки.
У дальнегорской
покупательницы рука легкая, сердце – доброе. Торговля пошла,
только поворачивайся! Футболки, «велосипедки», обувь, темные очки. И «гвозди
сезона», по утверждению модельеров, – белые блузки. Штук
пятнадцать продали. Мой аргумент для сомневающихся про «гвоздь сезона»
действовал безотказно. Вообще-то торговала Надюха, я в основном ненавязчиво
убеждала. Из киоска очень хорошо видно покупателей и просто приценивающихся.
В воскресенье шел дождь.
Торговли не будет, подумала я. Но, как говорится, домашняя цена с базарной
расходится. В этот день приходили те, кому надо именно купить.
Кроме покупателей, много и
продавцов. Чего только нам не предлагали! Большой, широкоскулый парень с недавно
зажившими бритвенными порезами очень по-хозяйски почти влез в окошко.
– Ну что, девочки, золото будем брать? Срочно надо продать. Не
увлекаетесь? А кому надо, подскажете?
Парень страшноват, напорист
и груб. Но Надюха заискивающе глядит ему в глаза, разговаривает мягко,
вкрадчиво, даже руку его, облаченную в «болты» из золота, поглаживает. Все ясно
без вопросов. С этими ребятами шутки плохи.
Другой малый, тоже из
«крутых», но попроще. Торопится, срочно надо продать доллары.
– Тетки, уступлю ниже курса. Во как надо! А в воскресенье все закрыто.
Но его предложение Надюха не
принимает.
– Знаешь, сколько тут этой шелупони шляется. Он же их небось ночью
рисовал. А как я проверю? Нет, «зеленые» я беру только в государственных
конторах. Скольких фраеров уже жадность сгубила.
Следующая бизнесменша, бабка
с хозтоварами, нас просто веселила. Чего у нее только не было: лампочки,
отверточки, краники, спирали, хлопушки для мух. Маленькая, сухонькая, она без
устали доставала очередную хозвещь из черной болоньевой авоськи. Мы уже были
готовы к тому, что она водрузит к нам на прилавок какой-нибудь складной унитаз.
Обиделась, что мы ничего не взяли, вздохнула, уныло и безнадежно пошлепала по
лужам к следующему киоску. Надюха окликнула ее: «Бабка, на возьми. Без денег,
без денег»... И что-то сунула ей. Бабка заулыбалась, запричитала.
В понедельник не обошлось
без происшествий. Три прехорошенькие девицы долго выбирали себе открытые маечки
под названием «топик».
Меня насторожило, что они уж
слишком привередничали, то цвет не тот, то разрез не туда, то пуговичек много...
Я только успевала нырять в мешок. Надюха замерла, с красавиц глаз не отрывала.
И в тот момент, когда одна из девчонок начала удаляться с одним из «топи-ков»,
Надюха вывалилась из будки, заорала, как-то исхитрилась схватить ее за
полиэтиленовый пакет. А в нем наш неоплаченный товар. Столпился народ, девицы
тоже заверещали. Но они не знали, что такое во гневе Надюха. Такая музыка
пошла, что они, посрамленные, быстренько растворились в толпе.
Надюха захлопнула окошко,
закурила и минут пятнадцать «эмо-ционировала». Товар крадут, но не часто. Поэтому
у продавцов «ком-ков» закон: только одна вещь в руки. Я же увлеклась и подала
лишнее. Если надо мерять, то заходят в ларек. Есть и другой вариант: отдают
деньги, берут вещь, меряют в примерочной соседнего ателье за символическую
плату.
Ларьки работают без перерыва
на обед. Едят тут же, на ходу. Молодежь «хот-догами» с соком перебивается, а
женщины постарше достают из термосов бульоны понаваристее, котлеты, мясо,
какие-то салаты в банках. Вообще-то стараются очень сытно поесть утром. Из-за жары
есть не очень хочется. Пить, пить. Но тут другая проблема: бежать в подворотню.
А киоск забит товаром, бросать страшно.
Все дни работы
меня мучает вопрос: кто же охраняет это море добра? Надюха отмалчивалась. Но
знакомые из других киосков разъяснили: «Платим. Им. Лимон».
А вот кому «Им», я не поняла. Вы попонятливее,
догадались?
К концу недели нам нечем было торговать, оставить
какие-то мелочи она планировала себе, а затем снова поездка в Пусан. За время
стоянки за 50 долларов она намеревалась совершить перелет в Сеул, оно
подешевле. Так она крутится уже пять лет, без выходных и больничных. Делала
ходки в Польшу, Турцию. За это время квартиру обставила-обустроила, но –
обворовали. Теперь квартиру снова обставила, она похожа на пещеру Али-Бабы: с
решетками, металлическими дверьми. Ближайшая цель – покупка квартиры. Пока за
товаром моталась – товарки мужа увели.
– Знаешь, я так думаю, что он, гад, сам дал наводку на мою квартиру...
Он не он, а в личной жизни «неперка»; замуж – поздно,
сдохнуть – рано. Одела-обула всех родственников. Ежемесячный доход – от 500
тысяч и выше. Правда, торговля идет трудно. Года три назад все подряд брали, а
сейчас вещи чувствовать надо. В переводе на язык политэкономии, которую она
учила в политехе, учитывая конъюнктуру рынка.
С Надюхиным начальником я рассчиталась. Он очень
удивился, что так быстро расторговали. К моим доцентским отпускным добавилось
несколько сотен. А Надюха позвала меня в Пусан...
«Комсомольская правда»
(Дальневосточное
представительство)
22 июля 1994г.
Вот уже почти неделю я бегу. Из смотрового кабинета
меня перекинули в процедурный, потом я стала работать в паре со студенткой-медичкой.
Леночка – высокая, статная девушка, с потрясающе добрыми, докторскими глазами.
И главное – труженица. Чего она выбрала меня – не знаю, но несколько дней мы с
ней возили больных в операционную и обратно. Леночка сразу же взяла инициативу
в свои руки, строго следила, чтобы перед входом в операционную я надевала косынку,
повязку, стерильные бахилы. Я, правда, норовила встать в ноги каталки:
послеоперационный больной – зрелище не для слабонервных. Леночка сама что-то
отвязывает, снимает жгуты.
Доктор-реаниматолог нас поторапливает: «Забирайте свою
даму, если дама захочет, то пусть к нам снова в гости приходит». На лице
прооперированной появляется какое-то подобие улыбки, а мы перекладываем ее на
каталку. Тяжело!
Едем к лифту. По дороге тоже возникают проблемы.
Створчатые двери так и норовят шлепнуть если не по рукам, то по каталке. Как
можем подбадриваем больную. Мы-то знаем, что впереди самое трудное –
перекладывать с каталки на кровать. Что-то двигаем, переставляем в палате,
благо кровати на колесах. Женщина – умничка, все понимает. Как может помогает
нам. Вроде бы все!
Старшая медсестра Татьяна просит меня отнести вниз и
загрузить в машину коробки с использованными шприцами. И снова – бегом...
Грузим на каталки коробки со шприцами и вперед!
Нашего транспорта все нет. Начинаем разглядывать
входящих и выводящих. Хозяйственница, красивая, энергичная женщина, подбадривает
нас, извиняется. Где-то потерялся шофер. Но те, кто пошустрее, записали
количество сдаваемого, составили коробки и исчезли.
После сорокаминутного ожидания свалила и я. В
отделении запарка. Без всякой образности и переносного смысла, свалилась с ног
сестра Любовь Ивановна. Все удары, вернее уколы приняла на себя сестра Вика –
человек очень организованный, работающий четко. И все-таки одной трудно. Я
буквально увожу ее перекусить. Но не успел еще кофе в кружке раствориться, как
доктор просит сделать укол маленькой пациентке.
Кофе – не допит, запеканка – не доедена.
Никак не могу найти заведующего отделением, доктора
Беликова. А когда вижу его, входящего после операции, уставшего, озабоченного,
то просто не смею к нему подойти. Кроме меня, его человек пять ждут, да еще ночное
дежурство впереди.
Доктор Беликов – седой красивый мужчина лет 45.
Больные в отделении его боготворят, начальство ценит, любят врачи, медсестры,
санитарки. Он – специалист высшего класса, прекрасный организатор, единственный
мужчина в женском коллективе. А уже одно это снимает много проблем.
На следующий день, утром, я все-таки стала его
расспрашивать еще более уставшего, жующего яичницу, и чувство неловкости меня
не покидало. Когда зашедшая в ординаторскую женщина-доктор молча к его яичнице
положила салат и очень осуждающе поглядела на меня: «и поесть человеку не дадут
спокойно!», я сникла совсем. Какая страховая медицина, о чем речь? Пока будет
точкой отсчета служить пресловутое «койко-место», до тех пор медицина будет
топтаться на месте.
Действительно, это же не философия, где количество
переходит в качество. В медицине должен быть только один подход – качественного
и строго индивидуального лечения.
Не могу слышать расхожее, обывательское: «Что они, эти
врачи могут!» Могут, и очень многое. И в тяжелейших условиях ни один из них не
застрахован от ошибок. Профессиональный уровень врачей очень высокий, но этот
уровень требует и более достойной оплаты. Зарплата старшей медсестры отделения
170 тысяч рублей или чуть-чуть больше. Это «чуть-чуть» складывается из платных
услуг. Но всего этого так мало!
На сегодняшний день реальность такова. Все мы,
работающие, платим в фонд медицины 3,6%. Из них 0,2% – идет в федеральный
бюджет, а вот 3,4% – медицине. Мы платим за себя, своих детей и стариков. Мало?
Согласна. Но первоначально предполагалось, что к этому государство будет
добавлять свои средства. Наши взносы идут на текущие дела, а госбюджетные – на
так называемые пункты 12 и 16: закупка крупного оборудования, капитальный
ремонт. Но, увы, домашняя цена с базарной сильно расходятся. Оказывается, все
эти статьи главврач С. П. Новиков должен доказать.
Доказать, что срочно необходимо ремонтировать коридор,
ведущий в лабораторию по сдаче крови. Счастье больных, что они не видят этот
коридор. Там уже так капает с труб, что скоро придется закупать плавсредства и
добираться с пробирками вплавь. Просматривается очень интересная перспектива
больничной Венеции.
Государство в который раз пококетничало с медициной и
все взвалило на наши плечи. И я, и вы согласны нести эту трех- и даже пяти-
процентную ношу. Но продолжаться это бесконечно не может. Без госдотации
медицина своих проблем не решит.
...Мне было грустно расставаться с моими новыми
знакомыми: Викой, Татьяной, Любовью Ивановной, Ольгой, Владимиром Александровичем.
Я преклоняюсь перед ними, их коллегами за поистине подвижнический труд, если
хотите, за мужество. В сегодняшнем перевернутом мире ценностей, когда героями
делают спекулянтов, перекупщиков, дельцов, они без всякой позы и красивостей
остаются верны своему делу.
«Комсомольская правда»
(Дальневосточное
представительство)
12 августа 1994 г.
или Как я работала
массовиком-затейником
Милиционеры были явно
растеряны, их патрульный газик плотным кольцом окружило семейство цыган, группа
приведений, несколько бабок-ежек, ребенок в желтом платье с желтыми волосьями в
огромных мужских башмаках с табличкой «одуванчик». И еще множество персонажей
из сказок и мультфильмов. А когда к машине подкатила бочка с пивом, литр
которого стоил 100 долларов, то все уже просто корчились от смеха. Карнавал
визжал! Карнавал резвился! И ничего, что был сорван очередной медицинский
обход.
Не знаю, как уж там в
элитарном «Океане», а нам, детям и взрослым, в оздоровительном центре «Смена»
было хорошо!
Мы – обслуга. Наверное, такого высокоинтеллектуального потенциала обслуги в
этом центре еще не было. Учителя, завуч престижной школы, технолог, медик и
журналист – в общем все те, кого сегодня называют жутким
словом «бюджетник». Всех нас объединила одна, но пламенная страсть – любовь к детям, и не только к своим. Полной взаимности в этой любви мы
добивались ценой белизны постельного белья, сверкающими полами в столовой, в
корпусах, прозрачными, вкуснейшими бульонами дипломированного повара Паши.
Моя работа заключалась в
проведении зрелищных действ. Пришлось вспомнить все развлечения
колхозно-студенческих времен, программы комсомольско-молодежных лагерей. Но и
этого было мало. Без колоссального опыта старшего педагога Н. Р. Гадеевой я бы
ничего не смогла сделать. Мы очень быстро объединились, и я поняла, что наши
дети должны каждый день к чему-то готовиться, а вечером в чем-то участвовать.
Сейчас так модно рассуждать
на тему: дети и рынок. А как на деле к этому приучать? Да еще на отдыхе? И мы
придумали ярмарку. Пришлась она на субботу, день приезда родителей.
– Мамы, папы, быстро вспоминаем скороговорки, пословицы про труд... За
скороговорки – три талона, за пословицы – два...
– Раз – дрова, два – дрова... – отвечали оторопевшие родители.
А через несколько минут
ребенок с воплем: «Купил, за 6 талонов купил!» – бежал
с банкой сгущенки.
С веранды другого
отряда выбегали белолицые дети, этакие Пьеро. Там шел какой-то мучной аттракцион.
А сколько было желающих петь, танцевать, рассказывать стихи, но опять же за
плату. И вот итог: за два часа им лихо распродали два ящика конфет, ящик
сушеных бананов, три огромных противня блинов и много чего еще. Дети были абсолютно
счастливы и до вечера обсуждали итоги петушиных боев, снова и снова загадывали
трудные загадки и без конца канючили: «Ярмарка еще будет?»
Мы долго думали, какую
награду вручить участникам конкурса «Принц и Принцесса». И придумали. Указом
директора победители получили право на дополнительную порцию мороженого. Это
был могучий стимул! Сколько было фантазии, выдумки! Нежно-голубая капроновая
штора, натянутая на обруч и задрапированная, стала роскошной юбкой, а другая штора,
бархатная, плащом принца. А когда зазвучали аккорды старинного менуэта, то видавшая-перевидавшая
член жюри Гадеева только распахнула глаза от восторга: «Ну вы даете!»
В «Смене» смена декораций
шла каждый день: «Поле чудес», день инсценированного анекдота, КВН «Горе от
ума», видеоклипы, день мультфильмов, создаваемых детьми... Нам просто не
хватало дней. Планировали «День краснокожих» с костром и поджариванием
бледнолицых, да помешали дожди. И это помимо кукольных спектаклей, детского
цирка, кучи кружков, фольклорного ансамбля.
На маскараде дети поражали
нас костюмами «Теща», «Бочка с пивом», «Полдник и второй ужин», «Пират на
пенсии». В сложной и красивой композиции старшего отряда был даже костюм «Куча
мусора». А видели бы вы, как отплясывал «Робот Вася», которого остановить мы
смогли только при помощи кнопки... А какие были замечательные концерты на день
закрытия лагеря! Наши дети во всем участвовали, им все нравилось. Мне казалось,
что на провал обречена операция «Фантик». Не надо! На всей территории за 23 дня
лета вы не нашли бы ни одного фантика, все собиралось и сдавалось. Опять же – за вознаграждение.
Конечно, были и проблемы.
Страсти почище шекспировских кипели среди старших ребят. Щупленького, шустрого,
«метр с кепкой» Тимофея, потрясающего исполнителя «хэви-металла» не поделили.
Дрались. Тимофей пытался добиться перемирия, но увы... Одна из Джульетт под
общее улюлюканье лагерь покинула. Привередливый способ завоевания любимого
огорчил нас, но еще больше огорчило то, что час спустя история была забыта, и
на веранде старшего отряда лихо отплясывали. Все: дети, вожатые, педагоги.
Самый старший отряд был
постоянной головной болью дирекции. В спорте ребята были сильны, но в
остальном... В «Поле чудес» с трудом угадывались фамилии великих ученых Шлимана,
Фарадея, Сеченова, Дизеля... За 23 дня
накопилась солидная стопка объяснительных такого содержания: «Я, Саша Сидорова
(Вася Петров), пробовала курить. Даю слово, что больше курить не буду». Вот и
наступил день прощания. Не знаю, все ли у нас получилось? Все лето в лагере жил
роскошный, ничейный королевский пудель по кличке Артемон. А перед отъездом
детей появилось трогательное объявление: «Ищу друга». Артемон просил ребят не
бросать его, взять с собой. И буквально на следующий день брат и сестра вместе
с папой увезли собаку домой. Значит, что-то получилось.
«Комсомольская правда»
(Дальневосточное
представительство)
22 сентября 1995 г.
Как
я работала секретарем в приемной комиссии
Его любят вот уже несколько лет все работники приемной
комиссии. За мужество, за упорство, за оптимизм и волю к победе! Судите сами –
три года он поступает на один и тот же факультет, мечту всей его жизни. Но,
увы, не набирает проходной балл.
– Ну и что! – скажете вы. – Сколько их таких!
Нет, он единственный. Дело в том, что абитуриенту...
60 лет. Ну хочет он учиться, а по новым правилам возраст поступления на заочное
отделение не оговаривается. В прошлом году он был близок к цели, всего двух
баллов не хватило...
Напрасно улыбаетесь – гениальный Цицерон свой великий
трактат «Об ораторском искусстве» написал в 64 года. И навек вошел в историю.
А вообще-то упорных, целеустремленных за дни работы в
приемной комиссии ДВГУ передо мной прошло много.
Судьба «золотых» и «серебряных» абитуриентов уже решена.
В дни моей работы 140 заявлений от них было подано в приемную комиссию. И они,
считай, уже студенты! Они совсем не производят впечатления «ботаников».
Володя Ионенко окончил уссурийскую гимназию № 133, документы
подает на факультет политических наук и социального управления. Своими знаниями
и увлечениями меня сразила золотая медалистка из школы № 1 Юля Тропанова. У нее
с собой солидная пачка Дипломов, грамот, свидетельств. Она на «отлично»
окончила музыкальную школу, дипломант вокального конкурса в Сан-Франциско.
Ответственный секретарь приемной комиссии профессор
Леонид Афремов определил меня к двум Валентинам – Михайловне и Александровне.
Они принимают документы в институт менеджмента и бизнеса, в институт физики,
информационных технологий, в институт окружающей среды. Кажется, что все проще
простого: принимай спокойненько документы, фотографии, и все. Но абитуриенты
подают, как правило, на несколько факультетов, значит, надо выписывать
три-четыре экзаменационных листа.
Я принимала документы у Андрея Степанова, выпускника
школы № 23. Он – победитель краевой олимпиады школьников по физике, серебряный
медалист. Николай Потапов, выпускник технической школы-лицея, пришел с папой.
Папа – врач, сын выбирает физику. Николай тоже победитель краевого конкурса по физике.
Желаю ему удачи.
Приемная комиссия работает в 10 комнатах. Пытаюсь
что-то выяснить у заместителя ответственного секретаря Игоря Бажанского:
– Какие нестандартные ситуации! Вы про что? Мне надо
срочно бланки экзаменационных листов забирать! Некогда! Некогда!
Телефон практически не замолкает: звонки местные,
междугородные. Напряжение на каждого члена комиссии огромное. Знаю, что
вечером, когда Лариса Богомякова и Лена Хохлова добираются домой в одном
автобусе, все 40 минут дороги они молчат – нет сил.
Порой возникают ситуации, которые вызывают добрую
улыбку. Слышу диалог молодого человека и его бабушки:
– Бабуля, а что про пол писать?
– Конечно же, мужчина!
Подают мне документы, читаю: «Пол – мужчина». Поступающий
на юрфак парнишка тоже растерялся, специальность на факультет правоведения
назвал «боец ОМОНа».
Конечно, абитуриенты волнуются. Хотя внешне вроде бы
спокойны. Вот хорошенькая девочка в прозрачной юбке и боа из перьев. Думает,
что выглядит старше, благополучнее. А мне так и хочется сказать: «Да сними ты
эту "роскошь"; есть знания – значит поступишь!»
«Комсомольская правда»
(Дальневосточное
представительство)
13 июля 2000 г.
Да, сдавала. 7 сентября на станции города
Краснокаменска Читинской области – диван, чемодан, саквояж, картину, картонку.
Не было только маленькой собачонки.
Как и полагается, на станции мне выдали квитанцию,
которая является одновременно договором о том, что железная дорога обязуется
мой диван, чемодан, саквояж и прочее доставить 26 сентября.
Долго? Нет, нормально. Это я вам говорю как дочь
железнодорожника. К примеру, контейнер из Владивостока в Москву дойдет быстрее,
чем из Дальнереченска во Владивосток. Дело в том, что во время пути моему
контейнеру будут искать попутчиков. Сначала до Хабаровска, потом до
Владивостока. В вагон входит от восьми до одиннадцати контейнеров. И если в
направлении Москвы таких контейнеров – море, то в других направлениях не очень.
Я готовила себя к долгому ожиданию и не очень
волновалась. Но после 26 сентября пошла на контейнерный участок по улице Амурской,
искать свой багаж. Поскольку, если после этого времени я пропущу хотя бы один
день, то буду платить за простой в пятикратном размере.
В столе перевозок дистанции Дальневосточной железной
дороги мне начали помогать искать мой контейнер. Кнопку нажали – и я вижу на
мониторе полную информацию. Стоит он, родимый, в Уссурийске.
– А когда же прибудет во Владивосток?
– По мере формирования. А вообще-то звоните.
И я начала
звонить утром и вечером. И не только звонила, но и ходила. Возле густо
зарешеченного окошка познакомилась с пожилой женщиной, ожидавшей свой контейнер
из Хабаровска (он пришел на месяц позже – вместо 12 сентября 12 октября), с
офицером, у которого контейнер в Курск идет уже два месяца. А за контейнер,
опоздавший во Владивосток, но простоявший на площадке три дня, с защитника родины
берут сумму в пятикратном размере. Какие только доводы про свою военную службу
он ни приводил! Глухо!
Я сочувствовала, но не знала, что ждет меня. Воскресный
день 8 октября начался с традиционного обзвона.
– Нет, ваш контейнер еще не подошел.
Но на следующий день мне сообщили радостную новость:
– А ваш контейнер уже три дня стоит! Платить придется
за хранение.
Классическая немая сцена в «Ревизоре» не идет ни в
какое сравнение с тем, что испытала в этот момент я. Распахнутый от удивления
рот долго не закрывался. Бегу на контейнерную площадку, лезу всем на глаза, доказываю:
«Я вам звонила, искала, держала под контролем».
Но меня не слышали – штраф и только штраф!
Робкий довод: «Какой штраф, ведь мой контейнер на
месяц позже пришел» – не возымел действия. Женщин-диспетчеров, работающих на
контейнерной площадке, такие монологи не трогают. Это норма их рабочего бытия –
каждый день крики, брань, мольбы, увещевания. На днях мужик орал – у него,
видишь ли, картошка испортилась, пока из Комсомольска лишний месяц ехала. Ну не
отправляй картошку, кто тебя заставлял.
И то верно! Монополизм работников железной дороги в
грузовых перевозках делает их крутыми хозяевами. Контейнерный бал правят они, а
нам некуда деться!
Оставалось одно – идти к начальству. Начальник
дистанции – Иван Иванович Пивов – встретил меня по-деловому. Доступно и популярно
он растолковал мне все то, о чем я уже знала: сколько контейнеров входит в вагон,
как просчитываются сроки доставки, из чего складываются суммы штрафов, как
отсутствие клиентов влияет на оперативную доставку контейнеров...
– А почему, Иван Иванович, с раннего утра и до
позднего вечера все подъезды к контейнерной площадке забиты грузовыми машинами,
500 рублей доставка, 200 – подъем вещей?
– Это машины со стороны, а у нас есть свой транспорт.
Однако, чтобы не платить штраф за простой контейнера,
клиент согласен на услуги любого транспорта – дешевле получится.
Мне повезло – железная дорога дала свою машину, с
предоплатой, которая составляет 800 рублей.
Огромный кран ставит мой дорогой контейнер на машину.
Вместе с представителями дороги сверяем номер, щипцами перекусываем замок,
пломбу. Все в порядке, все на месте.
Представители железной дороги рекомендуют мне согласно
Транспортному уставу, принятому недавно Госдумой, подать иск о невыполнении
договорных обязательств и срыве сроков доставки. Я отказываюсь.
Повезло мне в одном – доставка обошлась в 370 рублей.
Остальное железная дорога вернула.
«Комсомольская правда»
(Дальневосточное
представительство)
28 сентября 2000 г.
Игра
в любовь нуждается в игрушках
Ну что еще придумать, как еще встретить Новый год? В
лесу под елкой, в Таиланде под пальмой, в ресторане под столом? А может,
упиться не шампанским, а любовью? С целью разведать, что предлагает нам
секс-индустрия для полного упоения, «Комсомолка» внедрила в секс-шоп своего
корреспондента.
Подруга взахлеб тарахтела:
– Ты представляешь, как я сегодня пролетела! Смотрю –
маленький магазинчик, вывеска высоковато. Я читаю: «Шейте сами». Ну, думаю, это
то, что мне надо, вот здесь-то я и найду иголки с большими ушками. Захожу,
спрашиваю: «У вас иголки с большими ушками есть?» А продавец смотрит на меня
так странно и говорит: «С ушками, женщина, у нас только презервативы». Оглядываюсь,
очки надеваю. Мать честная, куда я попала? Пулей вылетаю из магазина, читаю внимательно
вывеску: «Секс-шоп». Да...
А я подумала: «А почему собственно "да"?». И
решила поработать продавцом в этом окутанном тайной спецмагазине.
Врать не буду: я не очень уверенно переступила порог
секс-шопа. Советская ментальность сковывала меня. Но все оказалось до обыденного
просто. Меня встретила врач-консультант Наталия Георгиевна. Сказать, что она
увлечена своей работой, – значит, ничего не сказать.
– А как ты себе представляешь любовь без эротики?
Дафнис и Хлоя, Тристан и Изольда... Любовь? Да! Неземная? Да! Но и эротика –
тоже да! Мы стыдливо обходим эту тему, но она есть. И будет, пока мы все существуем.
И в нашем магазине есть все то, что... облагораживает, помогает более яркому,
красивому всплеску эротики.
Во как! Мне буквально на ходу объясняют мои
обязанности и ставят за прилавок. Вот и первый покупатель. Молодого человека интересует
сексуальное белье для себя и для девушки. Показываю что-то очень прозрачное.
Молодого человека устраивает, просит завернуть.
Два парня просят «шпанскую муху». Что это? Наталия
Георгиевна мне поясняет: «Это для возбуждения». Ну, надо – так надо! Продаю
«Муху».
Вообще-то специалисты в области секс-индустрии
работают классно. Чего стоят названия кремов, гелей – «Тормоз», «Вожделение»,
«Геракл», «Мечта», «Горячая леди»! Или вот – «Медленно и печально».
Народ за 10 рублей может полистать порножурнальчик,
купить для вечеринки шутливую эротическую палочку для коктейля. Покупатели
охотно покупают бананы-обманы: кожуру снимаешь, а там... Гномиков с
презервативом на голове вместо шляпки. К поясу целомудрия долго приценивался
мужичок лет сорока – и так вертел и эдак! Сооружение мрачноватое – цепи, замок.
Зашли несколько молодых
парней, попросили дать семь цветочков. Вроде букет как букет. Да нет, там
вместо пестиков и тычинок всякие штучки.
Я наблюдаю, как работает Наталия Георгиевна. У нее
действительно особая энергетика. И покупатели это чувствуют и идут прямо к ней.
В этом магазине не принято сразу отпускать покупателя. Начинаются неторопливые
беседы...
– Я понимаю ваши проблемы, молодой человек, – море,
долгий рейс, одиночество... Попробуйте это.
– А мне командир предлагает штангу и гири таскать.
И вот уже мелькают страницы каталогов, показывается
товар.
Дело идет к полудню. Замечаю, что заходят в основном
парочками. Наталия Георгиевна беседует с двумя девочками-пятнадцатилетками,
убеждает, отговаривает. Девчонки задают такие откровенные вопросы, что мне
как-то неловко. Заходит другая пара. Он и она. Прицениваются к вибраторам.
Стараюсь держаться поувереннее, показываю товар, рассказываю, укомплектовываю
батарейками. Ребята перешептываются, просят завернуть.
А меня по-прежнему мучают сомнения по поводу
целесообразности всего этого. Но Наталия Георгиевна непреклонна:
– Пока существует род человеческий, нам это
необходимо.
– Ну хорошо. А зачем идиотские надувные куклы?
– Что вы! Куклы уходят у нас влет. Самые популярные –
негритянки, азиатки, а потом только славянки. Представьте себе ситуацию: мужик
– инвалид. Да, это – суррогат. Но это тоже жизнь...
И вот тут Наталия Георгиевна поведала мне грустную
историю о мужчине-инвалиде, его страсти к искусственной женщине – его тайне.
Соседи по коммунальной квартире выследили, высмеяли, куклу уничтожили. Он не
пережил этого и покончил с собой.
День близится к завершению. Покупателей поубавилось. Я
уже освоилась с товаром, ценами, прочитала благодарственное письмо коллективу
магазина от организаторов выставки «Любовь, семья и ты»… Значит, все это
кому-то нужно...
«Комсомольская правда»
(Дальневосточное
представительство)
17 декабря 2000 г.
В
радистки Кэт меня не возьмут
– Что делать? У меня украли деньги, документы. Как
теперь без паспорта полечу на Камчатку? Мне же погранцы из самолета не дадут
выйти, – сокрушалась в трубку моя приятельница – стюардесса из Петропавловска.
– А ты случайно «пальчики» в милиции не сдавала?
– А как же, в прошлом году сдавала. Сейчас без справки
о дактилоскопической регистрации меня ни в один рейс не пустят.
– Тогда, подруга, нет проблем.
И действительно – в ближайшем отделении милиции мы в
считанные минуты установили личность моей подруги, а на следующий день она
получила новые документы.
Закон о государственной дактилоскопической регистрации
вступил в силу на территории России в прошлом году. Все мы, российские
граждане, имеем право на добровольную дактилоскопическую регистрацию. Я уже
слышу ваш вопрос: «А зачем?»
А для жизни. Она у нас трудная, непредсказуемая – не
знаешь, где, что и как с тобой случится. Сколько без вести пропавших людей,
потерявших память, неопознанных трупов. А тут я по журналистским делам засобиралась
в Чечню. Да мало ли что? И я решилась пройти дактилоскопическую регистрацию.
Старший инспектор Ленинского РУВД Татьяна Салманова
встретила меня очень приветливо. Желающих пройти добровольную регистрацию
немного – люди чего-то бояться. А ведь если подумать, то это надо, очень надо.
Я заполнила заявление, две специальные карты, в
которых были прописаны все пальцы. И началось «печатание». На воровском сленге
это называется «играть на пианино».
Татьяна Ивановна на специальную поверхность нанесла
обыкновенную типографскую краску, и я стала «катать» свои пальцы. Вся процедура
заняла полчаса, но я многое увидела. К примеру, два позабытых шрама, да и
вообще линии у меня оказались очень глубокими.
То, что это дело нужное и необходимое, подтверждает
тот факт, что военнослужащие, проходящие службу в органах внутренних дел, ФСБ,
внешней разведке, налоговой службе и т.д., проходят обязательное
дактилоскопирование. В этот список входят все те, чья работа связана с риском
для жизни.
«Ну, а журналистика – тоже профессия рискованная», –
поду мала я.
«Комсомольская правда»
(Дальневосточное
представительство)
16 января 2001 г.
Шкуроход
возникает при виде шприца
Корреспондент «Комсомолки» три дня дежурила в
наркологическом диспансере.
– Идемте, идемте! Я вам сейчас тайник покажу.
Сестры Надежда Борисовна, Нелли Семеновна и я выходим
на лестничную площадку и находим тайник возле пожарного крана. Извлекаем мятый
пакетик, а там эта проклятая трава.
Так начинается дежурство в городском наркодиспансере.
Моя реакция на происшествие – «Ах! Ох!», а для медперсонала – дело привычное.
Где только ни находят пакетики! Любая изгибина трубы, щелка – уже тайник. Врачи
мне рассказывали даже о том, что наркоманы прячут зелье в... заднем проходе.
А в отделении – новое ЧП! Только замуровали кирпич в
оконном проеме, как его кто-то выбил. Спрашиваю у сестер: «Зачем?»
– А они будут «тянуть коней», т.е. на веревках,
которые делают из полосок простыней, через форточки, через любые отверстия передают
наркоту. Под окнами стоят машины – дежурят дружки наркоманов.
В наркозависимость человек входит сам под жалким
лозунгом «Любопытно!». А потом бесконечное, так называемое поэтапное лечение,
т.е. снимают ломку, стремятся к снижению дозы потребления наркотиков. А организм
сопротивляется и требует все новых и новых доз. Вот откуда все эти тайники и
передачки.
В наблюдательной палате мне было просто не по себе.
Страшные сцены картин Иеронима Босха меркли перед тем, что видела я. Парня
крутило, он не знал куда девать руки, ноги. Невидимая сила его подбрасывала,
переворачивала. Он стонал, кричал. Сестра Валентина Васильевна мне пояснила:
– Это еще ничего! Вот как-то я видела ломку у
четырнадцатилетней девочки. В цирке иногда показывают номер «Женщина-каучук».
Так вот, это было покруче. И визг, животный визг.
В палатах наркологического отделения нет дверей. Идет
какая-то публичная, откровенная жизнь молодых и старых, женщин и мужчин.
Среди выздоравливающих выделяется Татьяна. Профессия –
специалист по статистике и метрологии. В ней чувствуется сила, власть,
характер, красота. Недавно похоронила маму. В больнице – седьмой раз. Очень
старается держать себя на уровне.
Красивый 29-летний Владислав – человек морской
профессии (в прошлом). В смутные времена научился класть плитку. На какое-то
время выбирается из наркозависимости, а потом – снова срывы...
Олег из Дальнереченска в больнице второй месяц. Тоже
надеется на лучшее. Два пацаненка-токсикомана из Лесозаводска путаются под
ногами, матерятся. Днем пытались убежать. А мне бубнят: «Мы лечиться хотим».
В 19.00 в отделении традиционное собрание, которое
проводит психолог Анна Николаевна. Больные подразделяются на три группы –
карантинщики, средняя и старшая выздоравливающие группы. Попасть в группу выздоравливающих
непросто – учитываются штрафные очки за нарушение режима. Приготовил парень
чифир – заработал штраф.
В среднюю группу принимали новеньких. Условия приема –
каждый рассказывает о себе все-все. Ребята заученно перечисляют – что, где,
когда, сколько курили, кололи. Мелькают слова: ханка, анаша, героин, пластилин,
ремиссия. Ремиссия – период без наркотиков – в их рассказах сжимается подобно
шагреневой коже.
За удовольствие платится страшная цена, название
которой наркозависимость. И уже только вид шприца вызывает страшную рефлекторную
реакцию, названную тоже страшно – шкуроход. Помните рефлексы собачек Павлова на
звоночек? Что-то подобное и здесь.
Из уст в уста передают наркоманы адресочек бабушки из
Сергеевки. Говорят, она здорово кодирует, чудеса творит. Другие возражают, что
перед этим злом бабушка бессильна.
А пока в скромной клинике сражаются за заблудшие души
врачи-наркологи и сестры. Причем наркоманы лечатся бесплатно. Для внеочередных
есть платные места.
...Ночное дежурство прошло нормально. Только один
новенький всю ночь бродил по коридору.
«Комсомольская правда»
(Дальневосточное представительство)
6 марта 2001 г.
отправился бить лед на дорогах
Услышав утром во вторник по радио слова главы
администрации Владивостока, что в гололеде виноваты дворники, которые должны
колоть лед весь день, а не только по утрам, пуская снежную пыль в лицо
трудящимся, наш корреспондент проникся сочувствием к работникам метлы. И решил
испытать на себе, а каково оно –
за 700 рублей целый день биться об лед.
Вот уже час я вместе с дворничихой Клавдией
Герасимовной долбаю ледяное покрытие. Тяжело, холодно, ветрено. Тук-тук, а сделанного
– чуть-чуть! Снимаю перчатки, ладони покраснели и подозрительно вздулись.
– Это что, – пожалела наставница. – А представляешь,
какие волдыри после трех часов! На следующий день в руках метлу держать невозможно!
У Клавдии Герасимовны – огромный участок по улице
Суханова и дома по Некрасовскому переулку. И все Клавдия Герасимовна убирает
вручную. Техника – ледоруб да лопата.
Оказывается, существует своеобразная технология
уборки. К примеру, снег толщиной свыше двух сантиметров дворник должен убирать
два раза в сутки. В первый день – вычистить тропинки, а на третий – очистить
всю территорию до асфальта. Вы где-нибудь такое видели? Нигде! Но и это еще не
все. В каждом ЖЭУ существуют «Правила и нормы технической эксплуатации
жилищного фонда». Так вот, из этих правил следует, что «внутриквартальные
дороги должны очищаться техникой».
Я же, всю жизнь прожившая в своем околотке по
Суханова, никогда во дворе или около него не видела ни одного
технико-механического средства. Нет, по проезжей части Суханова техника проезжает,
но по внутренней – никогда.
Практичные хозяева хорошо приспосабливают ее к очистке
пространства возле своих магазинов. Делается все очень просто – владелец магазина
машет рукой, в которой зажат пятисотник. Через 15 минут – все чисто!
Мое родное ЖЭУ-6
подчиняется ПЖЭТу № 2. Говорят, там есть два трактора. Скрипят, тарахтят,
кое-как убирают. Но главным действующим лицом в уборке снега и льда остается
дворник. Но их мало! Вместо положенных 50 работают 25. Заработки – символические. Если на нелегкую и грязную
работу заманивали служебной квартирой, то сегодня и эта привилегия потеряна.
Контингент работающих – пенсионеры
и бомжи. Вот поэтому дворники с удовольствием чистят территорию возле магазинов
и офисов. Здесь у них небольшой, но верный заработок. Самыми престижными
считаются участки возле банков, к примеру, на Океанском проспекте. Три
дворничихи из нашего ЖЭУ подались туда.
Рассвело. Трудящийся народ потопал на работу. По
очищенным лестницам спускаются уверенно, а дальше – не торопясь, эдакий эквилибр
на льду. Если днем еще как-то можно пройти, то вечером – сплошное ледово-рытвинное
покрытие.
Да не возмущайтесь, горожане! Улица Прапорщика
Комарова, на которой живет Юрий Копылов, тоже не чистится.
Действительно, а зачем убирать? Скоро все растает.
«Комсомольская правда»
(Дальневосточное
представительство)
15 марта 2001 г.
Таможенников
бояться – за бугор не ходить
Наш корреспондент с группой
таможенников отправилась на досмотр прибывшего из Японии теплохода «Ольга
Садовская».
Сахалинская таможня. При таможенном оформлении
теплохода «Ковас», вернувшегося из Японии, в салоне микроавтобуса был обнаружен
газовый пистолет иностранного производства.
Благовещенская таможня. В ходе личного досмотра у
гражданки в гигиенической прокладке был обнаружен пакет с таблетками белого
цвета, по всей вероятности – эфедрин.
Хабаровская таможня. В ходе досмотра СРТМ из
Южной Кореи таможенники обнаружили 42 бутылки водки, 10 – вина, 10 ящиков с бытовыми газовыми баллончиками.
Владивостокская таможня. На теплоходе «Еруслан» было
обнаружено, что реальное количество авто и бытовой техники гораздо больше, чем
заявили члены экипажа.
Рискуют люди, а во имя чего? Возбуждаются уголовные
дела, навечно уплывает престижная работа, играют с судьбой в прятки, и
все-таки...
Не скрываю, мне давно хотелось поучаствовать в
процессе поиска и, главное, нахождения контрабанды.
Таможенное начальство определило меня в группу Юрия
Ивановича Давыдова из отдела № 3 таможенного оформления и таможенного контроля.
И вот мы уже на борту теплохода «Ольга Садовская», вернувшегося из очередного
рейса. Все друг друга знают, приветствуют, так как «Садовская» еженедельно
совершает рейсы в порт Тояма за автомашинами. Вся наша группа обосновывается в
музыкальном салоне, и начинается абсолютно чиновничья рутинная работа: проверка
деклараций, списков, мелькают штампы, печати. И никакой тебе романтики,
действия, поиска контрабанды. Инспектора Сергей Геннадьевич и Евгений
Алексеевич профессионально перелопачивают груду деклараций. Стоп! Что-то нашли?
Оказалось, ничего особенного – пассажирка везет два автомобиля, один на
«Садовской», другой прибудет багажом. Вызванная женщина все объяснила.
Со старшим инспектором Евгением Козаченко отправляемся
осматривать груз на палубах. Бог мой, сколько же машин везут наши сограждане! И
каждый не по одной, а по две-три.
Заканчиваем с автомобилями, беремся за мокики, стоящие
на боковых палубах, просматриваем все палубные помещения. О, непорядок! На
одном из них замок. По правилам таможенного досмотра все помещения должны быть
открыты.
На палубах «Ольги Садовской» очень много велосипедов.
Оказывается, это главный транспорт, на котором передвигаются члены экипажа в
японских портах. Вот и возят их туда-сюда.
Дальше осматриваем внутренние помещения. Все вплотную
забито старыми холодильниками, стиральными машинами. Груз должен быть
задекларированным и не превышать 50 килограммов. Сколько же хлопот с этим б/у!
Таможенные инспектора обнаружили какие-то неточности в оформлении одного из
холодильников, но проблема утрясается.
Остался только досмотр кают. Вместе с представителем
команды и Евгением Владимировичем смотрим каюты. Все нормально.
– Вы, конечно, хотите что-то найти? – спрашивает
Козаченко. – Находим, но не так уж часто. Моряки не хотят рисковать постоянным
заработком, работой.
Вот наконец-то таможня дает свое знаменитое добро.
Наконец-то освободился и начальник – Юрий Иванович Давыдов. Коллеги о нем
отзываются очень уважительно.
– Великолепный журналист, дело знает, второе высшее в
таможенной академии получает.
Но Давыдов неохотно идет на разговор:
– Да чиновники мы, обычные чиновники. Бумаги, грузы,
досмотры да еще наши дремучие российский таможенные законы.
– Говорят, что у вас – особое чутье?
– Это, наверное, как у грибников, – один с пустой
корзиной по лесу ходит, другой за минуты наполняет.
– Юрий Иванович, а как вы в одном из досмотров
пистолет углядели?
– Да обычно. Пассажир очень нервничал, сам на него и
вывел.
Неохотно рассказывают таможенники о своей работе, хотя
рассказывать есть о чем – о килограммах изъятого гашиша, мускусной железы
кабарги, оленьих пантов... Одна из последних находок – 4,5 тысячи незадекларированной
«зелени».
То, что я увидела во время таможенного досмотра
«Садовской», – это всего лишь маленький эпизод большой работы. В таможенной
службе всего так много – досмотр в залах, досмотр иностранных судов, проверка
контейнеров, работа с перевозимыми химическими и радиоактивными веществами.
И цель всего этого – хотя бы что-то оставить в
беспощадно растаскиваемой России.
«Комсомольская правда»
(Дальневосточное
представительство)
10 апреля 2001 г.
Как наш корреспондент
Людмила Васильева проводила субботник в собственном дворе.
Вот уже несколько лет я
пытаюсь поднять народные массы на ратный подвиг по очистке двора. Подготовка
начинается с объявления. В былые годы дети стучали и звонили в квартиры. Тогда
же нам давали немного краски, извести, веники. Сейчас уже не дают ничего, остается
только возможность зазывать бодрыми объявлениями.
Утро. Никого. Спасибо, хоть
белье не вывешивают. А то ведь только начнешь мусор сжигать, как раздается
вопль: «А белье мне кто будет перестирывать?»
Ближе к обеду выходят люди
из моего и соседнего подъездов. Бабушка восьмидесяти восьми лет, журналистка
Аня, студентка Катя, предприниматель Олег, трехлетний Данилка и я. У нас очень
трудный двор: мы в окружении косогоров. Грязи на них – видимо-невидимо! Чистим косогор, красим, белим. Работы очень много, а
рук – мало. Я замешкалась возле змейки, сооруженной из
шин. Мужик из окна четвертого этажа, прихлебывая пиво, кричит мне: «Да ты ее
поярче крась!» Очень жалею, что его окошко высоковато, а то хочется запустить в
него чем-нибудь, хотя бы веником!
В доме годами складывались
традиции. За подъездами, двором, подвалами мы следили сами. Об этом же
спрашиваю своих соседок – журналистку Анну Славину,
студентку Екатерину Рожкову, предпринимателя Олега Петрова.
– Почаще надо наводить порядок. Невозможно жить в грязище, – говорят.
Еще одного своего
единомышленника я нашла в доме по улице Амурской, 24. Вячеслав Сергеевич
Макаров. Гражданин и нормальный хозяин, он сделал замечательную детскую
площадку, раскрашенную во все цвета радуги. Даже пенечки сделал, чтобы малыши
могли притулиться. А ведь находились те, кто был против этого:
– Будут тут с утра до ночи орать!
Это они о детях. А сколько
денег Макаров вложил в гранитные ограждения газонов! Причем делал все
по-хозяйски, грамотно с точки зрения дизайна. Вот кому премию должен дать Юрий
Михайлович Копылов. У Макарова все не понарошку, а серьезно. Он – просто талантливый человек, ему бы в мэрии работать.
Нашу
дворово-подъездно-подвальную жизнь надо делать достойнее. Помню, как 18 лет назад
я и мои друзья, молодые мамы и папы долбили сопку, вычищали помойку, забивали какие-то
железяки-сваи, но сделали площадку для своих детей. Наши дети выросли, выросли
деревья, посаженные ими. Сегодня на площадке другие дети. И, может быть, я
категорична, но в том, что у нас выросли нормальные дети, есть заслуга двора.
...Субботник мы провели нормально, очистили от листвы подснежники, и они яркими лучиками подсветили сопку. Кое-что еще надо подбелить, подкрасить... Сделаем обязательно.
«Комсомольская
правда»
(Дальневосточное
представительство)
12
апреля 2001 г.
Корреспондент «Комсомолки»
отправилась в составе аварийной бригады латать трубы.
Помните юмор наших сатириков: «Дядю Васю-слесаря вызывали?» Относительно меня это будет звучать так: «Тетю Милу-слесаря вызывали?» А если серьезно, то в бригаде слесарей, электриков я отработала смену в аварийной службе муниципального предприятия ПЖРЭТ-2 Ленинского района. Первый вызов по адресу: Нейбута, 27. Вот и пострадавшая квартира.
С умным видом со слесарем
Богданом Онищенко рассматриваю прорыв. И бодро с лестничной площадки кричу:
«Идем с Николаем воду в подвале переключать!»
В подвале грязь, вода,
вонища, где-то прорвало канализацию. Не выдерживаю и вылетаю обратно. А Николай
Озеранский, перекрыв трубу, подбадривает меня:
– Вас бы сводить в подвалы домов по Ленинской, 37 или Пушкинской, 6. На
Ленинской к трубам только подплыть можно, а на Пушкинской сваривать можно
только лежа. Так что здесь – все путем.
Чуть позже я убедилась в
правоте слов Николая. После того, что пришлось увидеть в подвале дома по улице
Тобольской, 29, мне совсем поплохело. Перед входом – куча дерьма, в которую я не преминула влезть, а в подвале с шумом
фонтанировала труба. Без сапог подойти к ней было невозможно. Ведь предлагали
мне ребята сапожки, почти маленькие, размера 40-го, так нет же, отказалась.
Богдан Федорович попытался заварить, но, увы! – дырка
на дырке и дыркой погоняет. Мои напарники принимают решение отключить отопление
и ехать за соединительными трубами в аварийку.
Вызовов много, надо
торопиться. По проспекту Красного знамени, 133 вырубило свет. Электрик Володя
Халатов популярно объясняет хозяину, что в счетчике кое-что надо менять
капитально. Хозяин энергично кивает головой, но мы прекрасно понимаем, что
ничего он покупать не будет, и в ближайшее время все повториться.
Быстро устраняем аварии в
домах по Шилкинской, 11 и 15. И назад – в аварийку – за трубами для Тобольской. Ребята – профессионалы высокого
класса, имеют высшее техническое образование. В системе жилищного хозяйства работают
из-за квартир.
В диспетчерской дежурный
диспетчер Нинель Васильевна озадачивает нас срочным вызовом:
– Пожар во втором подъезде дома по улице Толстого, 52. От света отключен
весь дом.
И снова в путь. Поговорить
мы успеваем только в машине. Ребята мировые, иронизируют.
– Начальники, а были случаи, когда на вас нападали?
– Обижаешь, корреспондент. Посмотри на нас. Мы кого угодно – разводным ключом.
– Понятно. А как работаете в подвалах? Там же бомжей полно. К примеру,
на Пологой?
– Да просто: «Вася, посторонись, я буду воду вырубать!»
Как-то вызвали их на
коммунальную разборку двух новых русских. Один затопил евроремонт другого. И у
того, и у другого трубы – из метапола, в народе их
еще пластмассовыми зовут. Что-то где-то в этих трубах не состыковалось.
Выручили асы из аварийки, что-то приспособили. Какой уж метапол, когда
необходимого нет! Это – одно. А другое – жуткое и плачевное состояние наших коммуникаций. По жилищным законам
замена труб должна производиться раз в 30 лет. Но этот фантастический срок у
нас растягивается до полувека. Вот и дышит еле-еле наша «коммуналка».
Наверное, мне не повезло: я
нигде не видела новых труб, отремонтированных подъездов, нормальных дверей.
Есть где-то кондоминиумы, а в основном наш народ живет в неописуемом кошмаре и
разрухе. Назвать дом по проспекту Красного знамени, 133 жилищем я не могу.
Аварийка день через день сюда выезжает.
Я уже слышу обычное: «Нет
денег!» А куда идут деньги из графы «Капитальный ремонт»? Один городской чиновник
объяснил мне это так: «На ремонт домов. Сначала соседний дом отремонтируют,
потом – ваш».
Мы объехали очень много
домов, обошли подъезды, спускались в подвалы в домах по улицам Шилкинской,
Тобольской, Толстого, Нейбута, Жигура. Я нашла единственный отремонтированный
подъезд. И все! Так куда же уходят деньги? Мои напарники веселятся: «Вот туда и
идут! А сколько мы уже говорим о единых унифицированных ключах для подвалов!
Представляете, ночью бегаем, ищем ключи! А ведь так просто сделать единый. Но
куда там».
К вечеру я была уже никакая,
а ребята – ничего, даже успели перед ужином партию в
шахматы сыграть. Кстати, зарплату за февраль они еще не получили!
Писать сегодня про энтузиазм смешно. И все-таки...
Люди спасают наши дома. А я вспоминаю уютные особнячки по 8-й и 9-й улицам в
районе станции Санаторная. Там-то проблемы с трубами и подвалами разрешены. Уже
где-то озвучивается идея ликвидировать станцию Санаторная, мол, много народу
летом бродит. Люди из особнячков любят тишину, покой...
А нас снова вызывает диспетчер Хмылко: «Ребята,
авария, затопило подвал!»
«Комсомольская
правда»
(Дальневосточное
представительство)
17
апреля 2001 г.
Как
наш корреспондент нарушала
государственную границу
Нет, вспаханную приграничную полосу темной ночью на коровьих
копытах я не пересекала. Все было до обыденного просто. Ярким солнечным утром
со своим заграничным паспортом я влилась в группу пассажиров, прибывших на
теплоходе «Антонина Нежданова» из Японии. Сказать, что я не волновалась,
значит, ничего не сказать. Но уговаривала себя: «Не волнуйся, улыбайся, держись
непринужденно!» Между тем в моем паспорте штамп о выезде отсутствует...
От стойки пограничного контроля меня отделяют человек
10. Крепкие, здоровые мужики, загруженные сумками, коробками. Они чем-то
недовольны и громко матерятся. А позади меня иностранная пара, обвешенная
рюкзаками, – бородатый парень и худосочная девица.
Но вот дошла очередь и до меня. И началось:
– Почему у вас нет штампа убытия? Когда вы выходили в
рейс? – спрашивает контролер.
Я что-то мямлю про какого-то руководителя, путаюсь в
дате отхода.
– Мы вынуждены снять вас с пограничного контроля до
выяснения деталей.
Меня уже достаточно крепко держит под локоть
девушка-контролер в пограничной форме.
Иностранная парочка, впервые въезжающая в Россию,
замерла. Такого они не ожидали. Слышу только их вопросы на английском: «За что?
За что?» А меня уже ведут в отделение пограничного контроля.
Вот и все! Учебное задержание нарушителя
государственной границы России прошло отлично. Старший прапорщик Александра
Салтановская не зря награждена правительственной наградой – медалью «За отличие
в военной службе» второй степени.
Так началось мое
знакомство с коллективом отделения пограничного контроля «Владивосток – морской вокзал». В подчинении двух Капитанов
– Георгия Парфенова и его заместителя
Владимира Шишлякова – 40
контрактников-контролеров. И все –
женщины, профессионалы высокого класса. Почти у всех – высшее образование, специальная подготовка.
В день моей бесславной попытки перейти границу
пассажиров было немного. А в другие дни? За считанные минуты прохода через
погран-контроль пограничник должен успеть «прочитать» человека, как книгу.
Спрашиваю у старшего прапорщика Салтановской: «С кем труднее в этом смысле
работать – с мужчинами или женщинами?»
– С женщинами! Мы же такие непредсказуемые – то брови
выщипаем, то новые нарисуем, то у нас челка, то гладкий зачес... Но ничего,
разбираемся.
Работа в пассажирском зале – это только часть того,
что входит в обязанности пограничного контроля. А ведь еще досмотр судов, контейнеров.
К примеру, контролер-пограничник должен великолепно ориентироваться во всех
ходах-переходах в машинном отделении грузовых и пассажирских судов.
Мне выдали камуфляжную пограничную форму – куртку, брюки
с завязками внизу, кепку, фонарь и длинный прут. Так из нарушителя я
превратилась в контролера-пограничника. Уже в новом качестве поднимаюсь на борт
«Антонины Неждановой». Наш начальник, капитан Елена Владимирова, определила
участок досмотра – машинное отделение. Напарница Ольга ориентируется здесь как
хозяйка на кухне. Я же не знаю, куда смотреть, но стараюсь не пропустить ни
одного отверстия, даже в ящик с ветошью полезла. Все нормально, нарушений нет!
Непроверенным осталось пространство возле трубы. Год
назад на другом теплоходе именно там нашли гражданина Ирана.
Тоскливо гляжу наверх, точно, дело мое – труба. Но
надо, так надо! Ольга сноровисто, шустро поднимается по трапу за представителем
команды. Я следом. Вот наконец-то последнее пространство. Светим фонариками –
пусто – и выходим на верхнюю палубу. А тут машин – немерено. Через какую-то
щель спускаемся вниз. Ольга проскочила, а я, считающая себя стройным топольком,
застряла. Ни туда, ни сюда! Пришлось через какой-то ящик переползать. Стараюсь
не смотреть вниз. На такой высоте – дух захватывает. И понесла же меня нелегкая!
На дрожащих ногах захожу в музыкальный салон.
– Ну что, жива? – спрашивает прапорщик Салтановская. –
Нашла что-нибудь?
– Нарушений нет! – бодро отвечаю я.
– А у нас было учебное закладывание.
– Не может быть! Я пойду искать.
Мне даже обидно стало – границу нарушить не сумела,
нарушений на борту не обнаружила. В пограничники меня точно не возьмут. Но
пограничники шутят, а мне после «легкой» пробежки по машинному отделению и подъему
к трубе хочется одного – сесть. Пограничники подбадривают:
– Сегодняшний приход и встреча судна – это будничная
работа.
Но работа, доведенная до автоматизма. За последние 3
года через отделения пограничного контроля прошли более миллиона человек, задержаны
11 нарушителей границы. Выявлены с чужими и поддельными документами 32
нарушителя. В этом году пограничники обнаружили 8 кг опиума. А на теплоходе
«Капитан Поров» в контейнере, проходящем по документам порожним, нашли
рефрижераторные установки.
Совсем недавно старший прапорщик Ольга Баранова сумела
при оформлении на выезд разглядеть поддельный паспорт у подданного одной из
восточных стран.
– Ольга Анатольевна, а он себя как-то не так вел?
– Да он по-русски вообще ни одного слова не знал.
Старший прапорщик Ольга Баранова также имеет награду – медаль за отличия в охране
государственной границы. И я, наивная, хотела обмануть таких асов?
«Комсомольская правда»
(Дальневосточное
представительство)
20 мая 2001 г.
Дезинфектор поможет их
уничтожить
Наш корреспондент Людмила
Васильева решила испытать на себе тяготы борьбы с мелкой вшиво-блошинной
сволочью, ради чего два дня работала дезинфектором на Владивостокской городской
дезинфекционной станции.
Если к блохам добавить
стремительно снующих рыжих и черных тараканов, вшей головных, лобковых,
платяных, да приправить компанию крысами, получится натуральный ад. Каких
только болезней они не переносят. К тому же обладают способностью размножаться
в геометрической прогрессии. И только одна службы нашего города – дезостанция – противостоит им, сражается
и побеждает. Их мало – около 100 человек, но
сколько же доброго для нас, горожан, они делают!
В первый день вместе с
бригадой отдела очаговой дезинфекции – Людмилой Калашниковой и двумя
Еленами, Миндалевой и Клоковой, – я еду по маршруту Луговая – Сабанеева – Сельская. В машине – опрыскиватель килограммов на 6, мешки с обеззараженным постельным
бельем.
Первая точка. Лифт, к
счастью, работает, хозяин, больной туберкулезом, приветливо нас встречает.
Женщины скоро и ловко готовят дезинфицирующий раствор, погружают в него посуду
больного, протирают дверные ручки, упаковывают для санобработки постельное белье.
Вот и все.
И снова – в путь! На сей раз хозяев нет дома. Луговая, 64 – замок,
Луговая, 66 – замок, Сельская, 8 – замок. По закону подлости все квартиры – на
верхних этажах. Наверное, женщины уже привыкли, а мне плохо от гадюшных
подъездов гостинок. Окна разбиты, вонища, насквозь продувает, а я – в одном халате.
– Это еще ничего! Хорошо, что хоть опрыскиватель тащить не надо! – говорит одна из Елен. – А вот приезжать еще
придется – предписания врачей мы обязаны выполнять.
Повезло на Сабанеева.
Хозяйка, болеющая туберкулезом, оказалась дома, и мы вручили ей мешок с чистым
постельным бельем. Все эти услуги дезостанция оказывает бесплатно.
И снова дорога. В зону
обслуживания дезостанции входит весь город, поселки Угловое и Заводской. Задаю
вопрос: «Какие заказы труднее всего выполнять?»
– Дезинфекцию после трупов. В жилых домах их обнаруживают по запаху.
Одинокие люди тихо умирают, а дальше природа творит свое смердящее дело. Таких
вызовов 1–2 в неделю.
– Страшно?
– То, что остается от человека, превращается в опаснейший источник
инфекции, – говорит Елена Миндалева, – и его надо срочно ликвидировать. Надеваем респираторы, сапоги, длинные
перчатки. В одном доме соседи долго не понимали, что за тошнотворный запах.
Дело дошло до того, что черви через отверстие в люстре полезли на другой этаж.
И этот тлен человеческий, прах
дезинфекторы убирают, обрабатывают, защищают нас от страшных эпидемий. И
зарплата за этот поистине героический труд ну очень «достойная» – около 1000 рублей. Но они не отчаиваются, улыбчивые, симпатичные, не
теряют присутствия духа. Наоборот, заведующий отделом – один из старейших работников – Александр Васильевич Кирик
меня подбадривает:
– У нас еще ничего! Вы сходите в санпропускник.
Сходила. Руководит здесь
Лариса Петровна Набиуллина. Среди ее подчиненных в основном пенсионеры.
Желающих отмывать, отчищать бомжей мало. А они – их
главная клиентура (по именам-отчествам называют – Раиса
Сергеевна, Нина Павловна).
– Представляете, пришел однажды один, а у него дырка в башке, а там уже
черви кишат. Мы быстро растворили карбофос, промыли. Он, бедолага, одуревший от
вшей и чесотки, уже ничего не чувствовал, – рассказывает Нина Павловна.
– А в другой раз где-то в лесу бабульку подобрали.
Так пока ее отмывали, переодевали, она Богу душу-то и отдала. Но
по-христиански, чистенькая.
Бомжи бабушек из
санпропускника уважают и побаиваются. Где и кто с ними будет возиться? Да еще и
в чистое переодевать.
– Вы знаете, – продолжает Нина Павловна, – раньше приносили нам ненужные вещи. А сейчас крутимся сами – свое несем, у соседей, друзей собираем. Вы обратитесь к тем, у кого
что-нибудь лишнее есть, – пусть приносят. У нас в ход
идет все. Как-то не было мужского белья, и мы одного бедолагу в женские
панталоны обрядили. Как он счастлив был!
Я выполняю просьбу
работников санпропускника и обращаюсь к людам добрым. Не выбрасывайте одежду, ненужное
белье. Несите! Адрес: ул. Капитана Шефнера, 6.
Во время работы с
врачами-дезинфекторами меня не покидала мысль, что они носовыми платками
асфальт моют. Уж больно велик объем их
работы. А тут еще постоянные разговоры, что скоро все услуги станут платными. Я
абсолютно солидарна с главным врачом Екатериной Николаевной Зайцевой и ее
коллегами, что это в первую очередь ударит по деклассированным элементам, по
«ходячей заразе», которую они периодически отчищают, отмывают. А кто будет
обслуживать больных инфекционными заболеваниями?
Еще у всех на памяти недавняя вспышка холеры. Так вот,
инфекцию залили, обработали, затушили работники дезостанции. И еще. На случай
бактериологической атаки наша дезостанция – единственный центр спасения.
Нынче не модно говорить об энтузиазме, чувстве долга,
ответственности... Но здесь люди работают спокойно, достойно, без надрыва. За
мизерную зарплату. А достойны они большего.
«Комсомольская правда»
(Дальневосточное
представительство)
30
мая 2001 г.
Женщина
на борту – это к добру
Как наш корреспондент на ночную рыбалку ходила.
Твердо и уверенно взошла я на борт МРС-338. До подхода
к мысу Басаргина успела со всеми перезнакомиться, пообщаться и чувствовала себя
замечательно. А дальше со мной начало происходить что-то странное. Небо то
приближалось, то удалялось. Палуба ходила ходуном, и я хваталась руками за все,
что могло бы удержать меня. Кач! Кач! Кач! Капитан Виктор Иванович Кравец и его
помощник Василий Федорович Зацерковный меня подбадривают:
– Да вы что! Это разве качка? Чуть-чуть рябь...
А у меня от этой ряби почему-то рябит в желудке. Ругаю
себя за то, что ничего не взяла против качки. Еле-еле дохожу до каких-то поручней
на палубе. Повар Галя предлагает мне супчик.
– Ты ешь, ешь, море любит когда желудок сыт и полон.
Я не знаю, что любит море, но не прошло и двух часов
моего пребывания на сейнере, как мне явно поплохело. Команда сочувственно
смотрит, как я маюсь у левого борта.
А ребятам-рыбакам – по барабану! Вернее, по лебедке,
потому что они стали ставить трал. Без суеты, рассчитывая каждое движение,
что-то закрепляют, перебрасывают какие-то тросы. И пошла! Многометровая
сетчатая авоська полетела за борт.
С палубы я не ухожу. Сейнер подбрасывает вверх-вниз,
потом качает то в одну, то в другую сторону. А ребятам привычно. Матрос Кирилл
разделывает ската, срезает плавники, собирается готовить нечто экзотическое в уксусе.
– Видите, какой огромный, но это самочка, а самец еще
крупнее.
Пытаюсь поддержать разговор:
– А как вы половую принадлежность-то определяете?
– Ну, у них вот тут разрез, а у самцов совсем
по-другому. Кирилл рассказывает о том, сколько в море непонятного и
загадочного, но я все это слышу глухо, отдаленно. Меня вконец укачало.
– Посторонись! – слышу я. Ребята, уже переодетые в
прорезиненные оранжевые и зеленые костюмы, занимают место у лебедки. Кирилл и
Олег крутят ручку лебедки. Над ними стая чаек шумит, галдит, гортанно кричит:
«Га! Га! Га!» Чайки садятся на корму и никого не боятся, пытаются урвать рыбу.
Показался конец гигантской авоськи, облепленной морскими звездами. И наконец –
сама авоська, набитая рыбой. Рыбы много – камбала, терпуг, кукумария, креветки.
Рыба и морепродукты рассыпаются по палубе, и начинается сортировка.
Надеваю перчатки и пытаюсь помогать. Но у меня все
получается бестолково, суетливо, чувствую, что я просто мешаю ребятам. А они
скользкую, булыжникообразную кукумарию ловко перебирают палками со специальными
наконечниками. Раз! Раз! Быстро! Палуба очищается буквально за минуты. И трал
во второй раз уходит в море. От первого траления остаются только страшная
железяка килограммов на 30, бачок из-под краски и пожарный ящик. Ребята
железяку оставляют для бомжей, а остальное «добро» возвращают Нептуну.
Спрашиваю у капитана про сопутствующие дары моря.
– Черт знает, что со дна морского тянем. Без
металлического хлама вообще не бывает ни одного траления. К примеру, выйдет
судно после ремонта к заводу и все, что лишнее, – бултых за борт! К нам в сети
и мины попадали. А однажды новехонькую боеголовку вытянули. В упаковке. Ох как
тогда всполошились флотские! Говорят, всех на уши поставили, но хозяев нашли.
Мне нравится капитан Виктор Иванович. В нем какая-то
располагающая к себе уверенность, надежность. Он интересно, грамотно, толково
говорит. И по делу. В жизни нашей непростой у него были и штормы, и бури. Были
и уход с моря и снова возвращение. На МРС-338 – года четыре. Сумел сбить
крепкую команду единомышленников, удержать ее на плаву. Ребята здоровые,
крепкие, местные и приезжие, с полуслова понимающие его, а он – их.
Капитан продолжал:
– Летом рыбалка нормальная, а вот зимой... Палуба
превращается в каток. В море выходим парами, да и то... 31 декабря у нас такое
обледенение судна произошло, что нас еле отбуксировали.
Не знаю, как там зимой насчет обледенения палубы, а у
меня и летний вариант из-под ног уходит. Старпом отправляет меня в каюту, и я
проваливаюсь куда-то. Все! Полный выруб! Прихожу в себя от шума – ребята
поднимают третий трал. А на палубе – мать честная! Красотища-то какая! Ночь,
палуба освещена мощными лампами, из очередной авоськи сыплется на палубу рыба.
Подсвеченная, она какого-то космически-серебристого цвета. То тут, то там так
же ярко светятся другие сейнеры. Ночная рыбалка в разгаре. Даже море чуть-чуть
присмирело. Капитан рыбалкой доволен, успокаиваюсь и я, ведь в начале рейса у
нас была поломка дизеля, и капитан, посмотрев на меня, сказал:
– Ну вот, посторонняя женщина на борту – это к чему?
– Виктор Иванович, к добру, – как можно оптимистичнее
продолжила я. – И вообще, у меня биополе хорошее.
Но, слава Богу, механик Валерий дело знает, и минут
через 15 все заурчало, загудело. Потом рыбаки снова будут ставить трал, еще и
еще. Вовсю будет работать крабоварка – выловленную креветку обрабатывают сразу
на борту. И все будет идти своим чередом. Утром мы пришвартуемся на Улиссе, где
сейнер будет ждать машина Владивостокского рыбокомбината. Рыбаки под завязку ее
затарят и... До 16 часов, до отхода, может быть, поспят. И снова – ночная
рыбалка. Трудная, выматывающая. Теперь-то я это знаю. И хочу пожелать рыбакам,
чтобы ловилась рыбка большая-пребольшая! И традиционных семи футов под килем!
«Комсомольская правда»
(Дальневосточное
представительство)
4 июля 2001 г.
Баба
на рыбалке – не к безрыбью
Корреспондент «Комсомолки»
Людмила Васильева решила на себе испытать особенности национальной зимней
рыбалки. Ей понравилось.
Путь к наваге и корюшке был
далек и долог. Начался он в 5 часов утра – надо было успеть на первый
паром. Массовиком-затейником всего этого мероприятия стала моя знакомая Тамара
Филиппова, рыбачка со стажем.
Я и не подозревала, что у
нас столько любителей подледного лова. Паром на остров Русский был заполнен под
завязку. А завязка – это 300 неповоротливых
мужиков в тулупах и куртках самого невероятного покроя и происхождения,
брезентовых плащах... Утепление нижней части туловища – тоже зрелище неповторимое. Чувствуется, что надето столько, что
верхние штаны просто не застегиваются. Рыбацкое одеяние завершается
прорезиненными сапогами химзащиты с завязками где-то под коленками. Вся эта
толпа с ящиками за спиной напоминает хорошо экипированную массовку периода
гражданской войны.
Огладываюсь. Мы с Тамарой,
кажется, единственные и неповторимые в мужском рыбацком сообществе. Все друг
друга знают, переговариваются. Тема одна – где клюет. Тамара, как
опытная рыбачка, по делу встревает в разговоры.
– А возле Коврижки что – навага или корюшка? А к
Ослиным Ушам вы не ходили?
По крайней мере, мы уже
знаем, куда идти. Ну вот, причалили. Мужики хватают свои ящики, спешат к
автобусу, но Тамара мне предлагает не торопиться.
– Знаешь, пойдет туда, где народу больше.
И мы вливаемся в колонну,
направляющуюся к Коврижке. Разматываем удочки...
На место приходим с
рассветом. Начинаем сверлить лунки. Какой-то мужик, давясь от смеха, смотрит на
мои телодвижения возле коловорота. А он, зараза, не желает штопориться в лед.
– Не, тетка, так дело не пойдет.
И легко, играючи – раз! два! – сверлит нам три лунки.
Тамара достает снасти себе и мне, они у нее в специальном мешочке, у каждой
удочки свое отделение. У нее очень хорошие крючки, блесны – подарок отца, заядлого рыбака, кое-что осталось и от покойного мужа. Начинаем
рыбачить. Тамара только и успевает подсекать, у меня же ни фига не клюет. Хотя,
говорят, что новичкам везет. А ведь мне надо наловить хотя бы для соседского
кота – это плата за одолженный коловорот.
Рассвело. Вокруг нас рыбаков
видимо-невидимо. У всех клюет. Но Тамаре что-то не нравится.
– Слушай, это не рыбалка, давай на другое место перейдем.
Я, замерзшая как сарделька в
морозильнике, согласна на все. Мне бы подвигаться. Сильный пол в лице огромного
красномордого мужика на новом месте встретил нас не очень приветливо.
– Чего идете? Давайте отсюда!
Баба на рыбалке – к безрыбью. Тамара шепчет мне: «Смотри, сколько у него рыбы! Значит
клюет. Остаемся здесь!» Под вопли мужика крутим новые лунки. Только теперь это
делает сама Тамара. Все, сели.
Ура! У меня есть первая!
Клюнула! Я издаю крик радости и не замечаю, как запутываю леску.
– Ты чего делаешь, у тебя же борода получилась.
Тамара помогает распутать
леску, объясняя мне, как надо правильно подсекать и вытаскивать. Наука, я вам
скажу, еще та. Все надо делать на морозе голыми руками, а в перчатках рук не
чувствую. А Тамара без перчаток – и ничего. И вообще, ей
жарко, свой меховой треух она уже сменила на вязаную шапочку. У меня же на уме
одно – как бы и где согреться. Соседи-мужики начали
перекусывать, наливают, выпивают. Мы пьем чай. Но пить стараемся поменьше,
потому что возникает другая проблема... А как ее решить на льду? Мужики-то ничего,
просят нас отвернуться. А каково нам? Тамара говорит, что очень удобны на
рыбалке памперсы для взрослых. Но как-то все равно не очень комфортно.
Соседский кот рыбешки не
дождался
А рыбалка идет. Мужик справа
с сыном с полмешка наловили. А тот, красномордый, который слева, штук 200
натаскал. Стоит, гудит, шуточки-прибауточки отпускает. И таскает, таскает. Так
я воочию увидела то, что называется рыбацким счастьем. Я сижу, мерзну, тупо
смотрю в лунку, на леску – пусто. Да, кот хозяина
коловорота рыбки не дождется.
А между тем солнышко нас
пригрело, пора удочки сматывать. А их, кстати, тоже по рыбацкой науке надо сматывать.
Мой улов очень скромный – всего 6 штук, у Тамары – 50, у бухтящего мужика – больше всех. Он-то мне и
объяснил, сколько стоит рыбка. 50 штук – 100 рублей. Народ ловит и
на продажу, и для души. При посадке на паром видим еще одну женщину-рыбачку. А
так – мужики, мужики. Грузится и очень крутой джип, в нем
тоже рыбаки. Но эти в дорогих утепленных южнокорейских комбинезонах с
капюшонами. На фоне серой и бесформенной рыбацкой массы они выделяются яркими
элегантными силуэтами.
Почем рыбка? Почем-почем?
Пока плывем, слышим разговор
двух мужиков. Одному из них понравился брезентовый плащ товарища. Владелец
плаща увлеченно рассказывает, как доставал брезент, выкройку, сам кроил и шил.
Я слушаю и думаю, что с сегодняшнего дня я никогда не скажу тем, кто торгует
рыбой, что, мол, дорого. Сегодня рыбалка очень даже недешевая. Тамара перед поездкой
только крючков накупила больше чем на 200 рублей. А я ухитрилась одни снасти
утопить. Судите сами: паром 40 рублей, коловорот – от
800 рублей до 1500 плюс к этому снасти-крючки-удочки. А одежда, обувь. А целый
день на морозе. И покупают, и едут. Значит, есть что-то притягивающее в рыбалке.
Мне, женщине, этого не понять, а вот Тамара поняла...
«Комсомольская
правда»
(Дальневосточное
представительство)
15
января 2002 г.