Глава IV

Взгляд по верхам... телевидения

 

История развития отечественного телевидения неразрывно связана как с именами творцов – создателей передач, фильмов, циклов, так и с именами людей, руководивших им в разные годы. Каждый из них привносил в процесс вещания, в функционирование сложного механизма телевизионного производства что-то свое, присущее его личности, его убеждениям.

Со многими из этих людей мне приходилось тесно общаться за долгие годы работы на телевидении. Среди них было немало неординарных личностей. Иных уж нет, а те далече.

С октября 1964 года должность председателя Комитета по радиовещанию и телевидению занимал Николай Николаевич Месяцев. Он сделал для развития телерадиовещания так много, что этот вклад в наше дело невозможно переоценить. При нем получило развитие Всесоюзное радио, иновещание и особенно телевидение. Был построен и введен в действие огромный современный телецентр – один из крупнейших в мире. Началось активное внедрение космических средств связи по доставке телепрограмм на всей территории страны. Набирали силы творческие коллективы редакторов и режиссеров, телеоператоров и видеоинженеров.

В этой работе Н.Н. Месяцеву помогали опытные специалисты – заместители председателя. «Каждый из моих заместителей, – вспоминает Николай Николаевич, – был настоящей личностью. Леонид Семенович Максаков, в прошлом строитель крупных промышленных объектов, вел в Комитете экономико-хозяйственное направление. Безотказный в делах больших и малых. Добрый, внимательный к людям. Я был за ним как за каменной стеной. Ему в первую очередь принадлежит заслуга в сооружении Общесоюзного телецентра в Останкине. Георгий Александрович Иванов, заместитель по телевидению, свои глубокие знания в сфере искусства, а также недюжинные организаторские способности отдавал освоению новых возможностей телевидения.

Алексей Архипович Рапохин, образованный, настоящий русский интеллигент, умел добрым словом и личным примером увлечь коллег на интересные начинания в радиовещании, создать обстановку подлинного товарищества в коллективе. Был требователен, но справедлив. Энвер Назимович Мамедов, по образованию и опыту работы журналист-международник, возглавлял вещание на зарубежные страны, которое знакомило радиослушателей на всех континентах Земли с внутренней жизнью нашей страны».

Мне хочется побольше сказать здесь о людях, с именами которых во многом связаны успехи советского телевидения в 60-е годы.

Георгий Александрович Иванов дважды приходил из учреждений культуры руководить телевидением – в 1957 и 1965 годах. По образованию и первому своему жизненному опыту Г.А. Иванов был актером, учился в Щукинском училище, работал в театре им. Вахтангова. Затем возглавлял управление культуры Моссовета, был первым секретарем Свердловского райкома партии Москвы и обладал всеми талантами, чтобы твердой рукой руководить коллективом во многом случайно собравшихся на Шаболовке творческих личностей.

Вот что вспоминает о Г.А. Иванове старейший художник телевидения В. Чельшев: «Пришел он на телевидение в 1957 году. Мрачноватый и суровый на вид, он оказался не только очень требовательным, но и очень душевным человеком. В нем поражала, прежде всего, необыкновенная работоспособность и какая-то фантастическая приверженность делу, которому он отдавал все. Приведу только один эпизод. У нас при постановке телеспектаклей часто возникали сложности с мебелью. И вот для спектакля “Братья Ершовы” нужен был добротный, “директорский” письменный стол. Прихожу к Георгию Александровичу со своей заботой. “А мой стол подойдет? Тогда берите”. Таков был стиль его работы».

«Меня пригласил на Шаболовку, – вспоминает бывший мой заместитель Л.А. Дмитриев, – наш новый главный редактор Вилионар Васильевич Егоров. Знакомство состоялось рабочее. Вместе со своим первым замом он начал приводить в норму строптивого зама по четвертой программе. В крохотном кабинете меня загнали в угол, и началась схватка. К тому времени я уже настолько натренировался в предэфирных дискуссиях, что двойное численное превосходство ничуть не смущало. И снова почти четыре часа напряженнейшего спора.

Когда стало ясно, что у нас ничья, я по примеру оппонентов тоже решил прибегнуть к помощи, пошел к Г.А. Иванову и потребовал организовать широкое обсуждение передачи. Больно уж тема серьезная.

И такое обсуждение состоялось. Г.А. Иванов и Н.П. Карцов вкупе со всеми оппонентами терпеливо просмотрели все программы, высказали ряд острых критических замечаний в адрес авторов и дали разрешение выдать передачу в эфир. Вилен Васильевич Егоров показал себя мудрым начинающим руководителем телевидения. Он предоставил мне полную свободу и больше никому не позволял впутывать себя в подобные приключения».

Георгий Александрович Иванов до работы на телевидении меня не знал, но поддержал мою кандидатуру на роль секретаря парткома. Работали мы с ним дружно, между нами царило полное взаимопонимание, все проблемы (особенно кадровые) мы решали вместе на заседаниях парткома ЦТ. Всякий раз, когда меня одолевали сомнения в правильности расстановки руководящих кадров на телевидении, Г.А. Иванов умел убедить меня в правоте своих предложений – логика у него была железная, а также огромный творческий авторитет в коллективе. Все замечания ЦК КПСС о программах телевидения выливались на одну голову – на светлое чело Георгия Александровича. Он был добр и великодушен к деятелям культуры, которых приглашали участвовать в телепередачах и фильмах, и весьма строг и нелицеприятен в общении с руководителями редакций телевидения.

Я это почувствовал и на себе, как только перестал быть секретарем парткома, имевшим возможность свободно, в любое время беседовать с заместителем председателя. Его секретарь буквально на следующий день после перевыборного партсобрания строго попросила меня подождать встречи с товарищем Ивановым в приемной. С тех пор в этой приемной мне приходилось просиживать часами, чтобы попасть на прием к Г.А. Иванову и решить какой-то, пусть даже пустяковый, вопрос.

Вскоре после прихода С.Г. Лапина, который почему-то с первых же дней невзлюбил Георгия Александровича, он опять ушел работать в органы культуры, был директором Большого театра, работал в Министерстве культуры пока не вышел на пенсию. Скромное, тихое увядание вместе с другими создателями отечественного вещания.

Среди руководителей телевидения тех лет особняком стоит масштабная фигура Николая Пантелеймоновича Карцова. Огромного роста, словно самой природой созданный для амплуа руководителя, он очаровывал доброжелательностью и умом. Карцов является основателем кафедры радио и телевидения на факультете журналистики МГУ. Руководил литературно-драматической редакцией, был генеральным директором программ Центрального телевидения и даже его главным редактором.

Человек безупречного вкуса и огромной эрудиции, он был для нас учителем, наставником, заступником. Его оценки передач были для нас безоговорочны. Если сам Карцов сказал так, значит, так оно и есть.

Он являл на телевидении образец подлинно творческой личности. Помню, какое огромное впечатление произвел на меня замечательный фильм о Маяковском, снятый по сценарию Николая Карцова режиссером и оператором Юрием Белянкиным.

Однако судьба его на телевидении не была простой. Он уходил, его «уходили».

Самая запоминающаяся наша встреча произошла в ту трагическую пору, когда один за другим сменялись председатели Гостелерадио и каждый из них вносил свою лепту в уничтожение государственного телевещания. Однажды, случайно заглянув в одну из комнат на одиннадцатом этаже Останкина, я с изумлением обнаружил там Николая Пантелеймоновича Карцова и Георгия Александровича Иванова. Оказывается, их, пенсионеров, взяли на работу консультантами. Я поговорил немного с обоими и ушел, раздираемый чувством горькой обиды, что главные создатели нашего телевидения завершают свой трудовой путь совсем не так, как полагалось бы по их заслугам.

Николай Николаевич Месяцев – родной для меня человек, которому я обязан двумя крутыми поворотами в своей жизни. Он поверил в меня, позвал с комсомольской работы в горкоме на должность директора Центрального лектория Всесоюзного общества «Знание», а затем рекомендовал избрать меня членом президиума Всесоюзного общества «Знание». И второй раз, когда, перейдя через несколько лет на должность руководителя Комитета по радиовещанию и телевидению, он призвал меня на партийную работу на Центральном телевидении.

За плечами у Николая Николаевича были фронты Великой Отечественной войны, руководящая работа в комсомоле, в том числе на посту секретаря ЦК ВЛКСМ, в обществе «Знание», на дипломатическом поприще (советник-посланник в Китае), был он и заместителем заведующего отделом ЦК КПСС. Но, пожалуй, самым значительным его вкладом в наше общее дело было руководство телевидением и радиовещанием в стране.

Особое место в его работе в Комитете заняло строительство Останкинского телецентра – и по объему затраченных усилий, и по причинам личного характера. Вот как вспоминает об этом сам Месяцев. Расставаясь с Москвой, он поехал с семьей в родное Останкино, на «Седьмое небо». «Родное – потому что мое детство и юность прошли среди останкинских дубрав, прудов, лугов, мелких речушек. Ведь в тридцатые-сороковые годы Останкино было близким предместьем Москвы. Я, босоногий мальчишка, никогда не думал (а кто может знать свою судьбу?), что в этих местах буду руководить строительством Общесоюзного телевизионного центра.

...“Седьмое небо” накручивало свои обороты. Внизу – телецентр, Шереметьевский дворец, парк, за ним – школа-детский дом в деревне Марфино, где я учился и с друзьями исходил все окрестности, а с другой стороны – Кремль, дом на Пятницкой, Шуховская башня. Кругом родная, милая, до боли близкая Москва, в которой живут друзья детства, юности, товарищи по войне, по работе».

Человек высоких принципов, любящий свое дело, преданный своим товарищам и их идеалам, он вел советское телевидение и радиовещание вперед уверенно, с чувством перспективы и был освобожден от работы вовсе не по причине непрофессионализма.

К сожалению, судьба руководителя отечественного телерадиовещания зависела не только от работы его самого, его коллег и соратников. «К концу 1969 года, – вспоминает Н.Н. Месяцев, – обстановка вокруг нас, так называемых “молодых”, характеризовалась уже не скрытым недоброжелательством со стороны Л.И. Брежнева и сколоченного им властвующего ядра, а сначала постепенным отстранением отдельных неугодных им лиц от активной деятельности, а затем – смещением многих и многих товарищей. Дабы как-то оправдать это массовое смещение партийных и государственных работников, начавшееся в Москве, а затем прокатившееся по всей стране, в ход были пущены разного рода измышления о “заговоре молодых”, о “комсомольском путче” и т.п.

В апреле 1970 года от обязанностей председателя Комитета по радиовещанию и телевидению был освобожден и я. И вот как это освобождение было обставлено. В беседе со мной Брежнев хвалил меня за работу в Комитете, говорил, что назначение послом в Австралию – дело временное: надо укреплять “дипломатический фронт” и т.д. Но все это было очевидной фальшью, тем более он знал, что жена у меня больна, и ехать со мной не в состоянии. Отказал Брежнев и в моей просьбе остаться в Москве на преподавательской работе (мне не нужны были руководящие должности).

Я смотрел на Леонида Ильича, который, поглядывая в окно, курил сигарету. Все было ясно. Я тоже стал смотреть на воркующих на подоконнике голубей. Беседа теряла смысл. Судьба моя была предрешена».

В те же дни была решена и судьба С.Г. Лапина, назначенного новым руководителем Гостелерадио, с которым мне довелось работать долгие годы (с апреля 1970-го по декабрь 1985 года).

История телевидения, как и судьба любого человека, состоит из эпизодов. Если их удается последовательно выстроить в логическую цепь, то можно получить довольно полное представление о том или ином явлении, о том или ином человеке. В нашем случае – о Сергее Георгиевиче Лапине, который полтора десятка лет своей жизни посвятил развитию отечественного телевидения. Автор этих строк работал под его руководством в качестве главного редактора сначала одной, затем другой редакции, был членом коллегии Гостелерадио и секретарем его журналистской организации. Так случилось, что последнее слово у гроба бывшего председателя пришлось говорить мне.

Сергей Георгиевич был дважды счастливым человеком, как ни парадоксально это звучит. Он посвятил зрелые годы своей жизни делу, которое фанатично любил, служил ему верой и правдой, гордился своим детищем, искренне радуясь его успехам и страдая от промахов и ошибок.

Лапин был уникальным руководителем не только потому, что из тогдашней партноменклатуры пошел работать, «исполнять» отведенную ему роль не за страх, а за совесть. Он любил телевидение как женщину. А любить он умел и был способен в критически острый, решающий момент своей жизни любовь к женщине поставить выше карьеры.

После войны из Комитета по радиоинформации, где Лапин тогда работал заместителем председателя, в ЦК КПСС стали поступать сигналы о том, что он изменяет жене, живет с сотрудницей, которая забеременела от него. Коммуниста Лапина вызвали в ЦК и предложили выбор: или бросай любимую женщину, или уходи с работы. Он ушел с работы, оставил первой жене, от которой не было детей, прекрасную по тем временам квартиру, мебель – все что имел.

Лапин был счастливым человеком: он создал семью с любимой женщиной, которая подарила ему троих детей. Сам выросший без отца, в бедняцкой семье, он высоко ценил роль семьи, ее благополучие, лад в жизни своих близких.

Моя первая встреча с Лапиным, который уже более месяца занимал кабинет председателя Гостелерадио, состоялась 15 июня 1970 года, на следующий день после выборов в Верховный Совет СССР. Я отвечал тогда за прямую трансляцию из пунктов голосования в Москве и других городах страны. Эта первая встреча могла оказаться последней. К тому времени почти все мои коллеги – главные редакторы Центрального телевидения – уже были сняты со своих постов новым председателем, а на меня в тот день обрушился поток его жестких обвинений, суть которых сводилась к следующему: почему вы показали полупустой избирательный участок, где голосовали за Леонида Ильича, и переполненные залы в Харькове и Кишиневе, где народ празднично поддерживал будущих депутатов? Ведь это же была единственная прямая передача о выборах в стране, которую принимала вся Европа. Своей передачей вы поссорили телевидение с партийным активом... И потом, что это за текст: «Я иду к избирательному участку, а на улице стоят новые дома, магазины». Кому нужна эта показуха?

И тут я вспомнил, что когда шел вчера на избирательный участок, действительно видел на нашей улице недавно построенный новый магазинчик. Доведенный до нервного «зашкаливания», я в ответ бодро ляпнул: «Я шел по улице, где были новостройки. Надо выбирать дороги, которые ведут к выборам». Воцарилась тишина, а я продолжал: «Нельзя было такую передачу ставить в эфир в два часа дня, летом в жару, когда известно, что избиратели уже разъехались по дачам. А время эфира выбирало руководство». Снова тишина. Затем последовал лапинский вывод: «Или вы, товарищ Егоров, отвечаете лично передо мной за каждое слово в эфире, или нам с вами не работать». Я только и успел сказать «хорошо», поднялся – и к двери. Вдруг слышу: «Стой!» Повернулся и еле-еле удержался, чтобы не спросить: «Ну что еще?» А он вышел из-за стола, протянул мне свою руку и просто сказал: «До свидания». Присутствовавший на заседании Э.Н. Мамедов, первый заместитель Лапина и один из умнейших руководителей Гостелерадио, бросил мне вдогонку: «Подождите в коридоре». Потом у себя в кабинете Энвер Назимович сказал: «По-моему, Лапин считает, что ты честный парень».

Через два месяца по представлению С.Г. Лапина я был утвержден секретариатом ЦК КПСС членом коллегии Гостелерадио, и началась наша непростая, временами невыносимо тяжелая, но в целом прекрасная творческая жизнь на телевидении.

В стране происходили то одни, то другие события, которые телевидение должно было освещать. Летом 1972 года складывались очень плохие виды на урожаи. Вся европейская часть СССР могла оказаться в плену голода, только в Сибири созревал богатый урожай, который собрать можно было лишь усилиями всей страны. Прямые правительственные обращения к народу могли повлиять на мировые цены на зерно, а внутри – посеять панику. Был найден более тонкий подход: Л.И. Брежнев в те дни совершил поездку по сибирским городам и весям, она проходила без обычной в таких случаях помпы, без протокольных съемок московских телегрупп, что соответствовало настроениям ее участников.

Редакция пропаганды, где я тогда работал главным редактором, заинтересовалась видеозаписями, сделанными местными телевизионщиками. Всего мы отсмотрели шесть часов этих записей. Надо было выбрать из этого материала семь-десять минут, которые бы отразили реальную обстановку в сельском хозяйстве и вселили оптимизм в телезрителей. На этом материале с небольшими досъемками редакция подготовила документальный фильм «Хлеб Востока», в котором правдиво отражалось наше житье-бытье.

Предварительно фильм показали председателю. После просмотра он спросил: «У тебя сейф есть? Положи фильм в сейф, и пусть лежит там до лучших времен». Я с этим не согласился и стал настаивать на политической целесообразности его показа. Обычно переубедить Лапина было весьма и весьма трудно. И вдруг слышу: «Хорошо, покажи его помощнику Брежнева, с которым он ездил в Сибирь, узнай его мнение». Помощник приехал, посмотрел наш фильм и сделал лишь одно пожелание: показать, как армия помогает убирать хлеб. Уезжая от нас, он распорядился: «Фильм завтра поставить в эфир. Леонид Ильич будет смотреть его вместе с секретарями обкомов партии».

Я доложил об этом Лапину, а он спрашивает: «У тебя есть хоть одно сомнение по фильму? Если есть, я его немедленно сниму с эфира». «Нет, сомнений нет», – отвечаю. Признаюсь, в тот момент я лукавил, но решил стоять на своем...

Фильм прошел с успехом, я (как автор сценария) и режиссер Михаил Литовчин получили благодарность и премии от председателя, а позже за эту ленту я был удостоен звания лауреата премии Союза журналистов СССР.

Лапин принимал все серии легендарной 60-серийной телеэпопеи «Наша биография». Главным редактором последних четырнадцати фильмов и автором сценария фильма «Год 1964-й» он назначил меня. Сдача всегда проходила в очень нервной обстановке. Лапин часто срывался на крик, и надо было все вытерпеть, но отстоять очередную серию. Каждый раз перед кабинетом председателя я, тогда еще сорокалетний мужик, никогда не страдавший тяжелыми хворями, глотал нитросорбид или валокордин.

Показываем ему «Год 1967-й». Война на Ближнем Востоке: израильские танки ведут наступление, круша на своем пути ветхие дома арабов. Звучит бравурная музыка из зарубежной хроники. Лапин бросает карандаш на стол и сквозь зубы спрашивает: «А чему радуетесь, товарищ Егоров? Ваши побеждают?». Я не нашелся что сказать. Сюжет сократили, музыку поменяли с победной на траурную.

Сдаем фильм «Год 1968-й». Пятидесятилетие комсомола. Идут кадры, запечатлевшие митинг молодежи на Красной площади. На трибуне мавзолея – Е.М. Тяжельников, тогда первый секретарь ЦК ВЛКСМ, а с 1977 года – заведующий отделом пропаганды ЦК КПСС. Похоже, Лапиным овладевает чувство зависти к организатору такой демонстрации преданности комсомола партии, ее генеральному секретарю, ведь лавры самого верного его помощника по идеологии могут перейти от него к другому. Он поворачивается ко мне: «Что это за демонстрацию вы устроили? Сократите сюжет!» Я не без ехидства отвечаю, что, мол, неудобно сокращать кадры с изображением заведующего отделом пропаганды. Лапин ломает оказавшийся в его руках карандаш и раздраженно бросает: «Подумайте еще, прежде чем говорить “нет”». Сюжет несколько сократили...

Ему ничего не стоило снять с эфира объявленные передачи, даже если они пользовались огромной популярностью у зрителей и шли годами. Так он поступил, например, с «Кинопанорамой» А. Каплера и с изумительным циклом «История мирового кино», который вел С. Герасимов по учебной программе ЦТ. В области искусства, литературы он считал себя непререкаемым авторитетом, строго следил за «чистотой» эстрады.

Однажды в воскресной передаче «Сельский час», которая шла в дневной перерыв животноводов, редакция решила показать выступление молодежного эстрадного ансамбля «Самоцветы». Что тут началось! На заседание коллегии Госкомитета был вынесен для обсуждения вопрос «Об ошибке В.В. Егорова в передаче “Сельский час”». Лапин обрушился на меня: «Как вы могли нашим дояркам и скотникам показывать дешевую западную музыку, чуждую нашему народу. И это в публицистической передаче, посвященной нашему колхозному строю и сельским труженикам! И потом, как они были одеты: рубашечки, рюшечки!». Тут я нашелся и говорю: «Ребята в ансамбле молодые, только начали выступать. Им и надеть-то нечего!». Сказал и сел.

Воцарилась гробовая тишина, а Лапин (как и всякий раз в подобных случаях) обращается к Мамедову: «Это правда, Эн-вер?». Энвер Назимович подтверждает: да, ансамбль только что сформировался. За меня решил вступиться и главный редактор музыкальной редакции Всесоюзного радио Г. Черкасов, сказавший несколько добрых слов об ансамбле. Тогда началась новая волна критики, но уже в адрес радио. Через полчаса Лапин устал и спрашивает: «Кому поручим написать постановление коллегии об ошибке Егорова?». Все молчат. Я почувствовал, что напряжение спало, и говорю: «Поручите мне, я напишу». Все зашумели, задвигались, а суровый председатель закончил заседание, сказав: «Знаю, ты напишешь». В результате появилось постановление, которое обращало внимание главного редактора Егорова В.В. на необходимость большей требовательности к музыкальному и эстетическому уровню передач.

К 1970 году стало ясно, что приход к руководству страной Л.И. Брежнева со товарищи – не кратковременный эпизод, на что надеялись выходцы из комсомольской элиты А.Н. Шелепин и многие другие. Всех тех, кто рассчитывал на руководящие места во власти в случае воцарения комсомольского вожака, следовало отодвинуть от реальных рычагов управления, быстро и тихо отстранить от руководства КГБ, газетами, информационными агентствами и, конечно, радиовещанием и телевидением.

Тогда-то и появилась у Брежнева идея позвать на телепрестол своего давнишнего знакомого по длительным беседам в Вене, где встречались посол С.Г. Лапин и председатель Президиума Верховного Совета. Видимо, Лапин произвел тогда на будущего генсека очень благоприятное впечатление. Зная твердую руку, ясный ум, личную преданность Лапина, Брежнев сначала направляет его послом в Китай в самый разгар культурной революции, а через два года посылает руководить таким перспективным, мощным средством идеологического воздействия, как телевидение Советского Союза.

Последующие десятилетия показали, что партия сделала по-своему правильный выбор. Итак, в апреле 1970 года председателем Государственного комитета Совета Министров СССР по телевидению и радиовещанию был утвержден Сергей Георгиевич Лапин, опытный дипломат, журналист и политик. Работая генеральным директором ТАСС, бывая в командировках в Японии, он изучал природу и особенности организации телевизионного вещания, внимательно наблюдал за работой советского телевидения. Поэтому уже в первые дни на новом месте председатель принял ряд принципиальных решений, которые во многом оздоровили вещание, укрепили его организационно. Было сокращено около полутора тысяч работников. Действительно, при тогдашнем уровне профессионализма сотрудников, при неуправляемом процессе производства и выдачи программ по четырем каналам Центрального телевидения нужны были решительные меры, чтобы управлять этим новым централизованным массовым средством информации и пропаганды.

Лапин начал с того, что поменял почти весь состав главных редакторов ЦТ, перевел многоопытного Мамедова с иновещания на телевидение, упростил структуру управления, ликвидировав генеральную дирекцию телевидения как лишнее звено между творческими коллективами – редакциями и управлениями Гостелерадио.

Он готовил закрытое постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР и содействовал его принятию в июне 1970 года. В постановлении определялись новые задачи государственного руководства отраслью. Госкомитет по радиовещанию и телевидению при Совмине СССР становился Государственным комитетом по телевидению и радиовещанию Совета Министров СССР, что усиливало его роль в управлении телевидением в центре и на местах. Эти документы нацеливали на формирование системы вещания – центрального и местного, на строительство новых телерадиоцентров, на проведение единой технической политики в разработке и приобретении техники, в подготовке и распространении программ.

Ни один советский руководитель телевидения не сделал столько для укрепления отечественного вещания, как С.Г. Лапин. Уже появились историки, журналисты, которые судят о нем лишь по личным отдельным встречам, по его отказам принять то или иное творческое предложение писателя, режиссера, сценариста. Эти люди, когда-то обиженные (и часто несправедливо) Лапиным, олицетворяют его деятельность только с цензурой, с зажимом всего яркого, талантливого, творческого. Для многих деятелей местного вещания он был выразителем интересов центра, безжалостно урезавшим творческую и техническую инициативу регионов. Лапин не всегда считался с мнениями руководителей обкомов, ЦК компартий союзных республик, и они чувствовали его высокомерие, пренебрежительное отношение к просьбам и запросам с мест.

Созданное в системе Гостелерадио СССР главное управление местного телевидения и радиовещания играло в большом творческом всесоюзном коллективе роль чиновника-распределителя. За качество местных программ отвечало местное руководство, а за региональные передачи, отобранные редакциями ЦТ для показа по общесоюзным каналам, несли ответственность эти редакции. За главным управлением местного телевидения оставалась диспетчерская роль. Таковы были плоды и издержки централизации вещания.

Лапин добился от секретариата ЦК КПСС, чтобы все аналитические (читай: критические) материалы по проблемам телевидения, которые готовились в центральной печати, перед опубликованием передавались бы ему для «предварительного анализа». Со временем читатели с удивлением обнаружили полное отсутствие критических материалов о телевидении. И так продолжалось несколько лет.

Не избежал Лапин и весьма распространенной в те годы болезни советских руководителей всех уровней – говорить одно, а делать другое. Так, он горячо и, в общем-то, искренне призывал сделать главным героем передач человека труда – рабочего и крестьянина. На деле же все годы его работы на посту председателя Гостелерадио СССР были временем растущего культа Л.И. Брежнева, который и стал настоящим героем экрана. Начав с сюжетов – почти ежедневных – в программе «Время» о деятельности генерального секретаря ЦК КПСС, о его вкладе в успешную внутреннюю и внешнюю политику СССР, телевидение из года в год наращивало усилия по формированию нового культа личности. Правда, Лапин вел эту линию с известной долей осторожности. Так, в начале 80-х годов один из секретарей областной парторганизации потребовал широко показать по Центральному телевидению открытие бюста Брежнева в городе Иванове. Лапин позвонил (при мне) генсеку и сказал ему что-то вроде того, что «услужливый дурак опаснее врага». После разговора с Брежневым Сергей Георгиевич отчитал ретивого секретаря от своего имени. Как они потом встречались на пленумах ЦК, где заседали оба, история умалчивает.

На работе у Лапина не было друзей, были знакомые с разными сроками совместной службы, к одним он благоволил, других постепенно залавливал. Но даже тех, кого считал приятелями, не допускал близко к сердцу. С трудом, скрепя сердце, выполнял он чью-либо «руководящую» просьбу взять на работу родственника или знакомого кого-то из окружения членов политбюро.

Были у него свои привязанности, которые он сохранял всю жизнь, но следил, чтобы эти привязанности не мешали его политическому имиджу. Известно, что в трудные для Лапина времена его поддержал и принял на работу в МИД СССР, а затем и продвигал по дипломатической линии В.М. Молотов. Всякий раз, когда заходил разговор об этом деятеле, Лапин очень уважительно отзывался о нем. Но вот прошли десятилетия, и 90-летний Молотов остался наедине со своими воспоминаниями и архивом. Будучи главным редактором главной редакции образовательных и научно-популярных программ, я предложил председателю записать на видеопленку воспоминания В.М. Молотова, а затем полностью или фрагментарно опубликовать их. Вначале он заколебался, затем позвонил секретарю ЦК КПСС «посоветоваться» и получил решительный отказ. Осмелиться нарушить запрет Лапин не мог – школа не та.

В 1975 году на должность главного редактора учебной редакции ТВ Лапин пригласил бывшего главного редактора газеты «Правда» П.С. Сатюкова (уволенного в ходе октябрьского переворота 1964 года). Но здоровье у того пошатнулось, вскоре он умер. В 1977 году я был переведен в эту редакцию.

Прошел ровно год после смерти Сатюкова. Я пришел к Лапину и, зная его старинные дружеские связи со своим бывшим сослуживцем еще по отделу пропаганды ЦК КПСС, предложил возложить к могиле Сатюкова венок от имени Гостелерадио. На кладбище собрались пойти почти все сотрудники редакции. Моя инициатива неожиданно вызвала у Лапина ярость. «Как! – кричал он. – Семья его не может приобрести венок? Пусть его жена снимет со стены хоть одну картину – и сможет приобрести не один, а десяток венков! Знаешь, как Сатюков скупал дорогие картины в антикварных магазинах? В определенный день комиссия переоценивала их – порой в несколько раз, а первым покупателем в этот день являлся Сатюков со товарищи. Так многие бесценные картины стали собственностью его семьи. Кстати, ты знаешь, сколько орденов Ленина у Сатюкова? Шесть. Теперь у меня столько же». Пришлось редакции скидываться по рублю-другому, но венок на кладбище мы все же принесли...

Лапин любовно руководил телевидением и как средством информации, и как видом искусства. Нередко казалось, что Сергею Георгиевичу ближе всего передачи литературные, поэтические, музыкальные, театральные. Он по-настоящему любил искусство, неплохо знал его, ценил дар литературный, писательский и, возможно, сам обладал им. Мог часами беседовать с крупнейшими писателями, актерами, режиссерами, читать наизусть малоизвестные стихи А. Белого, С. Есенина и Других поэтов. Многие деятели культуры, уходя от «грозного председателя», были поражены его эрудицией, тонким пониманием эстетического в жизни и на телеэкране.

И все-таки Лапин был прежде всего политиком, одним из столпов коммунистического режима на его излете, преданно и последовательно проводившим линию на превращение телевидения в инструмент КПСС.

Как-то Лапин при мне позвонил Брежневу и спросил, хорошо ли мы показали его накануне в программе «Время». «Хорошо, все хорошо, Сергей», – похвалил стареющий генсек. «Значит, у вас нет замечаний к телевидению?» – обобщил лукавый председатель. «Нет-нет», – подтвердил Брежнев. Лапин тут же связался с секретарем ЦК по идеологии и заявил ему: «Я сейчас разговаривал с Леонидом Ильичем, он доволен работой телевидения и никаких замечаний у него нет». Пришлось собеседнику принять эту информацию к сведению: поди проверь, что сказал и что имел в виду генсек.

...Шестого ноября 1982 года был звездный час С.Г. Лапина. Генсек вручал ему орден Ленина и звезду Героя Социалистического Труда. Телевидение, конечно же, снимало это событие в Кремле. И вдруг в торжественный момент вручения награды выскользнули из рук Леонида Ильича и упали на пол. Лапин опустился на колено, поднял коробочки и произнес: «Ничего, Леонид Ильич, наши ребята это вырежут из пленки». Разумеется, в эфир прошли кадры без этого зловещего символа умирающей власти. Через несколько дней после этого Л.И. Брежнев скончался.

С новым руководителем КПСС Ю.В. Андроповым председатель Гостелерадио также нашел общий язык. Тот поддерживал Лапина: за два года до смерти Брежнева они вместе внесли в ЦК предложение о нежелательности расширения телевизионной деятельности Агентства печати «Новости». А ведь уже было принято решение секретариата ЦК усилить внешнеполитическую деятельность средствами телевидения по линии АПН. Это не остановило председателей двух могущественных комитетов (Андропов в то время возглавлял КГБ), их мнение возобладало, и служба теленовостей АПН была закрыта. Лапин не терпел конкуренции.

Сложнее складывались его отношения с К.У. Черненко, который помнил, как Сергей Георгиевич выходил напрямую на Брежнева, игнорируя его окружение. И совсем испортились его отношения с руководством партии, когда генсеком стал М.С. Горбачев, который не мог простить Лапину пренебрежительного отношения к тем поручениям и просьбам, которые он адресовал телевидению, будучи секретарем ЦК по сельскому хозяйству. Лапин же верил, что сработается с новым руководством, что и Горбачеву будет так же нужен, как до него Брежневу, Андропову, Черненко. Однако этого не случилось.

Через год после прихода Горбачева на высшую должность Сергея Георгиевича отправили на пенсию, а спустя три года он скончался.

Партийно-государственному монополисту в лице Гостелерадио СССР было непросто управлять творческим процессом в коллективах редакций, совмещать методы бюрократического управления с развитием художественного и эстетического багажа редакций. Как только творческие замыслы и планы выходили за рамки идеологических устоев, они тут же на корню пресекались. Каждую инициативу по созданию новых передач, циклов и серий программ мне приходилось докладывать лично председателю. Он редко когда соглашался с ходу. Например, мы предложили новую передачу с участием лучших людей труда – интервью с незаурядными личностями под названием «Откровенный разговор». Лапин возмутился: «Значит, ваша передача – это откровенный разговор, а остальное наше телевидение – разговор неоткровенный?! Нет, товарищ Егоров, мы за вами не пойдем!» Так эта передача, как и многие другие, не появилась в эфире. По поводу новых предложений председатель нередко заявлял: «Нам это не нужно». И спрашивать – кому и почему не нужно – было бесполезно.

О первом заместителе председателя Гостелерадио СССР Энвере Назимовиче Мамедове в коллективе ходили легенды. Все знали о его феноменальных талантах, эрудиции, о прекрасном знании трех европейских языков. В высших эшелонах власти этот человек был одним из самых, как сегодня говорят, продвинутых. Мне довелось его наблюдать не только в повседневном рабочем общении, но и на международных переговорах в Париже в 1967 году, когда он с коллегами из Франции, Италии и Германии говорил с каждым на его родном языке. Когда на официальных переговорах с генеральным директором французского телерадиовещания переводчик захотел смягчить некоторые формулировки Энвера Назимовича, тот на хорошем французском отрезал: «Вы – переводчик, а не мой комментатор. Прошу учесть на будущее». Для меня эти переговоры с участием Мамедова стали прекрасной школой, что называется выучкой международного уровня.

А попал я в эту делегацию Гостелерадио СССР для переговоров о сотрудничестве в Париже в общем-то случайно. За месяц до того меня утвердили главным редактором главной редакции пропаганды ЦТ. На заседании коллегии Гостелерадио обсуждались планы передач на новый год. Утвердили планы Всесоюзного радио, с грехом пополам одобрили план Центрального телевидения, а когда стали рассматривать планы иновещания, которое курировал тогда Мамедов, я сказал, что на руках у нас только некая справка о работе иновещания, а плана нет, утверждать нечего. Воцарилась гробовая тишина. Все побаивались Энвера Назимовича, к тому же он в тот день председательствовал на заседании коллегии. Начальник управления кадров зашептал: «Что ты наделал! Энвер – восточный человек, он тебе этого никогда не забудет». Но кадровик ошибся. Мамедов, вежливо улыбаясь, согласился: товарищ Егоров прав, надо будет доработать документы.

Именно Мамедов предложил включить меня в состав делегации, которая отправлялась за границу, и в Париже, за дружеским столом, Энвер Назимович допытывался: «Знаешь, почему я позвал тебя с собой в Париж, как думаешь?». Я нахально отвечал: «Наверное, чтобы узнать, умный я или дурак. Что особенно заметно в условиях переговоров». «Правильно», – как-то загадочно произнес Мамедов.

Став председателем Гостелерадио СССР, Лапин без всякой альтернативы предложил Мамедову перейти на телевидение и возглавить его. Тот не хотел уходить с родного иновещания, но новый председатель был неумолим. Спустя годы Энвер Назимович скажет, что его мог послать в Останкино только тот, кто хотел его погибели: ведь никто из руководителей советского телевидения не уходил с работы сам, всех снимал с работы ЦК КПСС. После десяти лет руководства телевидением Э.Н. Мамедов был освобожден от должности «в связи с переходом на пенсию». Но мы-то знали, что в связи с новой волной борьбы за трезвый образ жизни.

Мамедов блестяще, остроумно, а главное, высокопрофессионально проводил еженедельные летучки в Останкине, заседания коллегии Гостелерадио, различные совещания, встречи, дискуссии. Он с поразительной точностью указывал на достоинства и просчеты просмотренных им фильмов и передач, не упускал случая отметить вклад автора, редактора и режиссера в создание телепроизведения. Ежедневно, часто вместе с Лапиным, Мамедов смотрел трактовую репетицию вечернего московского выпуска информационной программы «Время», которую он очень любил и уделял ей много внимания и заботы.

В последние годы Энвер Назимович участвовал в работе Агентства печати «Новости», писал статьи, готовил аналитические материалы на международные темы. Я неоднократно предлагал ему написать воспоминания о работе в Гостелерадио, но он постоянно отвечал: «Пока еще рано садиться за мемуары». Может быть, он и прав.

В 1984 году состоялась Всесоюзная научная конференция по проблемам идеологической работы партии. Основной доклад на ней делал секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев, мне же довелось выступать в одной из секций перед партийными работниками и журналистами. Материалы конференции были затем опубликованы отдельным изданием, и С.Г. Лапин, увидев в книге перечень первых лиц – руководителей различных ведомств и СМИ, спросил, почему это на конференции выступил я, а не он. Я объяснил, что мне позвонили из отдела пропаганды ЦК и попросили выступить, сославшись на договоренность с ним. Это был один из последних звонков перед освобождением его от руководства Гостелерадио СССР.

М.С. Горбачев видел меня на конференции, приветливо, как мне показалось, улыбнулся, но на этом наши контакты и закончились. Некоторые участники потом допытывались у меня: откуда ты знаешь Горбачева? Пришлось объяснять, что мы вместе учились на юридическом факультете МГУ, только на разных курсах, вели комсомольскую работу на факультете, жили в одном общежитии на Стромынке.

Потом мне ни разу не довелось увидеться со своим однокашником: то ли скромность, то ли какая-то нелепая гордость останавливали каждый раз, когда появлялась возможность встречи. Может быть, мы еще увидимся когда-нибудь в Горбачевфонде.

Все председатели Гостелерадио и их заместители уходили на другую работу с понижением. Никто из них не ушел с телевидения по доброй воле, никто не был выдвинут на другую высокую должность. Тяжелой оказывалась судьба телевизионных начальников.

После Лапина назначили бывшего посла СССР в Польше А.Н. Аксенова, который был знаком М.С. Горбачеву, когда руководил комсомолом Белоруссии. Он мало что понимал в журналистике, тем более телевизионной. Его сменил М.Ф. Ненашев, от которого все ждали перемен, но перестройка при нем так и не началась. Он ненадолго задержался на телевидении и при первой же возможности вернулся к прежней работе. После него пришел Л.П. Кравченко – человек для телевидения не новый, профессионал, но с апломбом, заявивший, что пришел выполнить волю президента.

С Леонидом Петровичем я познакомился в конце 1966 года, когда работал секретарем парткома ЦТ. Он пришел работать в московскую редакцию из газеты и на первых порах часто советовался со мной: с чего начать, как осваивать новую для себя область деятельности? Первые его шаги на телевидении были очень успешными: помогли журналистский опыт, личная энергия, завидная работоспособность. Его заметили в ЦК КПСС и перевели на работу инструктором в сектор телевидения и радио отдела пропаганды ЦК, а затем – в сектор газет, где пригодился его прежний опыт работы в печати. Затем он руководил сначала «Строительной газетой», потом газетой «Труд». В 1986 году при обсуждении проблем работы редакции с письмами трудящихся на заседании секретариата ЦК Кравченко чуть было не уволили, однако тогда он удержался. И в трудные времена перестройки Кравченко снова оказался на телевидении в должности первого заместителя председателя Гостелерадио. Потом работал генеральным директором ТАСС, а затем снова вернулся в Гостелерадио уже в качестве председателя. На этом этапе ему досталась тяжкая доля по ликвидации родного Госкомитета, превращении его во Всесоюзную компанию «Останкино».

Знаменитое изречение Кравченко «Я пришел на телевидение, чтобы выполнить волю президента» оказалось пустым звуком, оно было «откорректировано» ГКЧП.

После снятия с руководящего поста Кравченко долго болел, затем работал на рядовой должности в «Юридической газете», пока не попал с помощью старых знакомых по отделу пропаганды ЦК на должность главного редактора «Парламентской газеты», издающейся Федеральным Собранием Российской Федерации. В 2003 году Леонид Петрович оставил и этот пост.

В последние годы работы на телевидении Кравченко приобрел черты, свойственные «ответработникам», у него все меньше оставалось присущих журналистам качеств: товарищества и взаимной поддержки. Как-то в 1987-м после летучки в Останкине я зашел в кабинет Кравченко и о чем-то спросил Леонида Петровича. Тот долго молчал, на вопрос так и не ответил, а потом сказал: «Народ не понимает, кто ведет летучку – ты, или я?». «Раз так, – отвечаю, – я вообще не буду выступать на летучках». Он никак на это не реагировал. Возможно, мои выступления с анализом прошедших передач на летучках задевали его самолюбие, не давали интеллектуального преимущества в творческих дискуссиях.

И еще один красноречивый эпизод. Как-то мы с женой отдыхали в санатории в Сочи, в те же дни там были Кравченко с новой женой и политобозреватель Сейфуль-Мулюков с супругой. Политобозревателя, которого все знали в лицо, администрация посадила за столик у окна, а председателя – на неудобное место в центре зала. Он заявил директору столовой, что это непорядок. Опытный директор промолчал, все остались на своих местах. Кравченко сам рассказал мне об этом эпизоде и, видимо, заведенный молодой женой, решил напомнить Сейфуль-Мулюкову, кто в доме хозяин. По возвращении в Москву политобозреватель стал испытывать откровенное давление: его передачи то и дело снимались с эфира, его явно вытесняли из редакции информации. Спустя несколько месяцев Сейфуль (как его по-свойски звали друзья) был вынужден совсем уйти с телевидения.

Когда в кресло председателя Гостелерадио СССР (14 ноября 1990 года) сел Л. Кравченко, в работе ЦТ сразу же появились новые (хорошо забытые старые) веяния. Именно в это время «Авторское телевидение» было переведено с первой на вторую программу, более чем вдвое потеряв число своих поклонников; «Взгляду» было предложено «уточнить концепцию программы», для чего его авторов на неопределенное время отлучили от эфира; для программы «Время» и ТСН ввели должности выпускающих редакторов, явно выполнявших функции политических цензоров.

Приход Кравченко на должность председателя и его вещательная политика вызвали многочисленные протесты во всех слоях общества, что нашло отражение в газетных публикациях и бойкоте, объявленном ЦТ представителями творческой интеллигенции.

Именно Кравченко ранним утром 19 августа 1991 года привез в ТАСС заявление ГКЧП, и этот штрих его биографии отнюдь не случаен. Сотни страниц написаны по поводу телевизионного освещения августовского путча 1991 года – от ставшего символом тех событий «Лебединого озера» до маленького информационного сюжета С. Медведева в программе «Время», сыгравшего столь существенную роль в противостоянии путчистам, от пресс-конференции гэкачепистов с дрожащими руками до трансляции победного заседания Съезда народных депутатов свободной России, от ночных кадров возвращения в Москву «форосского изгнанника» М. Горбачева до исторического кадра, когда в прямом эфире Б. Ельцин подписал указ о роспуске всемогущей КПСС

Говоря о развитии телевидения в 1970–1985 годах, можно сделать вывод о парадоксах этого развития. С одной стороны, руководство КПСС понимало, что социальная роль телевидения растет, и создавало условия для развития вещания. С другой стороны, оно выхолащивало проблематику телепрограмм, сводя их все больше к славославию партии и ее руководителей. Но в обществе уже носились новые идеи, зрели преобразования, которые привели в скором будущем к крушению принципов

партийно-государственного монополизма, к полному развалу централизованного государственного телевещания.

Отечественное телевидение, преобразованное во Всесоюзную телерадиокомпанию «Останкино», получило новое руководство в лице Е.В. Яковлева – яркого, умного, талантливого, но несколько самоуверенного руководителя, который через пару лет после назначения узнал из информационного сообщения «Маяка», что указом Президента РФ Б.Н. Ельцина снят с работы.

В 1992 году казалось еще возможным сохранить «Останкино» в качестве государственного телеканала. Многие думали, что команда, работавшая в то время с Ельциным, могла бы убедить президента принять за основу иную управленческую модель государственного ТВ (сходную, например, с английской Би-би-си), и последующее акционирование «Останкино» не привело бы к тому, к чему оно привело. Однако 24 ноября 1992 года было объявлено об отстранении Егора Яковлева от должности председателя телерадиокомпании «за ошибки в освещении межнациональных конфликтов». Спорный фильм компании АТВ был лишь поводом – председателя убрали набиравшие силы политические и финансовые группировки. Истинной причиной ухода Е. Яковлева была его попытка воспрепятствовать переделу пирога телевизионной собственности, отодвинуть от щедрой кормушки телегероев минувших лет, ставших респектабельными телемагнатами. Но Е. Яковлев успел и сам лично поучаствовать в приватизации части телекомпании.

«Сосуществование» государственного и коммерческого ТВ все более демонстрировало несостоятельность первого. Грозный показатель беспомощности «Останкина» – 100-миллиардный (на конец 1994 года) долг Техническому телецентру за предоставляемые услуги по подготовке программ и Министерству связи за распространение телесигнала.

29 ноября 1994 года президент подписал Указ №2133 «О совершенствовании эксплуатации первого частотного (г. Москва) канала телевидения и сети его распространения», предусматривающий создание акционерного общества «Общественное российское телевидение» с закреплением 51% акций в федеральной собственности. Акционирование первого телеканала завершило многолетнюю историю государственной монополии на общенациональное средство массовой информации.

В бурные дни противостояния президента и Верховного Совета в 1993 году растворился авторитет еще одного руководителя, «демократа», бывшего депутата Госдумы В.И. Брагина, которого потом друзья с трудом устроили на хозяйственную работу.

Его заменил многоопытный А.Н. Яковлев – человек, у которого отношения с телевидением были полны парадоксов. С Александром Николаевичем я был знаком с 1961 года, когда он приходил в Политехнический на «уроки “оттепели”» и устраивал мне партийную нахлобучку. Очень хорошо помню Александра Николаевича той поры: энергичного, деятельного, весьма демократичного в общении. Став первым заместителем заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС, он приложил огромные усилия для теоретического и практического укрепления государственного вещания. Помню, как много откликов вызвала его статья в журнале «Коммунист» в 1965 году, его раздумья о специфике телевидения. Уверен, что эта публикация, с поправкой на время, и сегодня была бы полезна нашим практикам и теоретикам.

А вскоре А.Н. Яковлева неожиданно направили послом СССР в Канаду. Произошло это как раз после того, как группа писателей (М.Н. Алексеев и др.) в письме в ЦК КПСС подвергли резкой критике его статью в «Литературной газете», посвященную ленинскому учению о двух культурах в каждой национальной культуре. Возможно, это и стало причиной отставки. Во времена Горбачева Александр Николаевич стал секретарем ЦК и членом политбюро. Возглавив телевидение, он проявил инициативу и настойчивость в преобразовании ГТРК «Останкино» в акционерное общество закрытого типа ОРТ, что расшифровывалось как «Общественное Российское ТВ», то есть, по существу, стал могильщиком государственного Центрального телевидения.

Интересно, что Лапин начинал свою деятельность на телевидении в тесном контакте с Яковлевым. Оба они приняли участие в подготовке постановления ЦК КПСС, посвященного новому этапу деятельности советского телевидения. С прекращением деятельности КПСС Александр Николаевич вернулся в ту сферу деятельности, которую считал интересной и общественно значимой. Ему, должно быть, казалось, что, возглавив общегосударственную телерадиокомпанию с первым телеканалом, радиостанцией «Маяк» и другими электронными СМИ, он не только укрепит свой политический вес в новой элите, но и сможет возглавить процессы развития гласности и демократии, перехода к свободе информации и открытости общества.

На посту председателя Всероссийской государственной телерадиокомпании Александр Николаевич столкнулся с серьезными трудностями. Как известно, чтобы идти в бой, нужны союзники. Но среди работников телекомпании «Останкино» он единомышленников почти не нашел. Многотысячный коллектив творческих и инженерно-технических сотрудников с трудом воспринимал его новации. Некоторые из этих новаций оказались надуманными, они внедрялись силой приказа, казалось бы, опытного руководителя. Помня, как удачно была внедрена идея «Маяка» на радиовещании (каждые полчаса выпуск новостей, а затем музыка), председатель приказал каждый час вещания на телевидении прерывать новостями. Первыми возмутились зрители, а потом и руководители из новых органов власти: когда посередине художественного фильма или документальной передачи, как назойливая реклама, появлялись информационные сообщения, в том числе и выступления руководителей страны, это вызывало раздражение аудитории и сомнения в компетентности теленачальников. Пришлось от этой новации отказаться.

Надо было найти новую идею. Так появилось предложение вместо государственной общенациональной телекомпании создать по образцу и подобию развитых стран Запада общественное телевидение. Яковлев стал одним из инициаторов и организаторов телекомпании, которая формально могла называться публично-правовым (или общественным) телевидением, а фактически была отдана в руки частного капитала при деликатном упоминании участия государства в финансировании ее деятельности. «Общественное» телевидение по-яковлевски не имеет главного сходства с публично-правовым телевидением на Западе, где в финансировании компаний участвуют сами зрители, вносящие абонентскую плату.

Убийство Влада Листьева, крутые виражи вокруг ОРТ «новых русских», почуявших огромные барыши в случае овладения телевидением, привели А.Н. Яковлева к решению отойти в сторону от разыгравшихся страстей.

 

в оглавление << >> на следующую страницу