Глава III
Репортаж: с
партийной петлей на шее
В
начале 70-х годов новое руководство Гостелерадио СССР во главе с С.Г. Лапиным стратегической темой вещания провозгласило роль
рабочего человека во всех сферах общественной жизни, а его самого – главным героем всех передач и
фильмов. Из тематических и календарных планов редакций исчезали темы и сюжеты,
связанные с деятельностью интеллигенции, с процессами в сфере культуры и
искусства.
По
инициативе Лапина была проведена Всесоюзная научно-практическая конференции
«Тема рабочего класса в передачах советского телевидения и радио», на которую собрались руководители всех республиканских и
областных телерадиоорганизаций. В своем докладе на конференции председатель
весьма аргументированно призвал аудиторию сделать главным героем
информационных, публицистических и художественных программ человека труда – рабочего и крестьянина. Выступления
участников иллюстрировались примерами из передач, были яркими и убедительными:
а кто бы мог возражать против основного постулата классовой пролетарской
идеологии – все для простого
человека, все во имя его?
Однако
уже к концу 70-х годов стало просматриваться то, что так тщательно скрывалось
за словами о роли труженика в нашей жизни: происходило очевидное наращивание
арсенала документальных и художественных программ, подчеркивающих выдающуюся,
исключительную роль Л.И. Брежнева в жизни и истории страны. Вообще трудно
сопоставить что-либо с телерадиовещанием периода руководства им Лапиным, внесшим столь огромный вклад в раздувание культа личности
Л.И. Брежнева. Все это не могло не сказаться на атмосфере, царившей на
телевидении, на его продукции и его отношении к зрителю.
Апофеозом
этой деятельности стали передачи о книгах Брежнева «Малая земля», «Целина»,
«Возрождение», по поводу которых организовывались обсуждения, отклики читателей
и зрителей. Все это широким потоком лилось на телеэкраны. Никто тогда не
пытался остановить этот процесс, в том числе и кающийся теперь автор этих
строк... Хотя, надо сказать, мы всерьез восприняли призыв руководства сделать
главным героем передач человека труда. И многое было сделано, и сделано неплохо.
Зрители
сразу заметили перемены в передачах и активно их поддержали: в своих письмах
они предлагали редакции все новых и новых героев, тех, кто был для них примером
творческого отношения к своему труду. Так в те годы рождались и укреплялись подлинные прямые и обратные связи телевидения со своей
аудиторией, что служит самым главным показателем результативности и
общественной полезности вещания (а вовсе не пресловутые рейтинги, на которые
сегодня молятся безоглядно и рекламодатели, и руководители телекомпаний).
К
тому времени у телевидения уже был первый опыт создания многосерийных
документальных лент. Наиболее значительной работой стала «Летопись полувека»,
подготовленная к 50-летию Октябрьской революции. Ее создателям удалось собрать
почти всю кинодокументалистику последнего полувека и с ее помощью показать год
за годом историю послеоктябрьской жизни страны. Этот опыт во многом помог и
авторам более совершенного, продвинутого, как сейчас говорят, проекта – многосерийного видеофильма «Наша
биография».
Спустя
почти десятилетие у власть предержащих наконец-то созрела мысль, что надо шире
показывать по телевидению духовную и культурную жизнь страны, именно потому,
что в ней увидели мощное средство воздействия на «массы» эпохи развитого
социализма.
В
новом фильме перед зрителями предстали деятели искусства, литературы, науки,
спорта, оставившие заметный след в истории страны. По сравнению с «Летописью
полувека» роль и место исторической хроники значительно уменьшились, а на
первый план вышли конкретные люди со своими воспоминаниями. Благодаря их
участию «Наша биография» становилась живой историей, наполненной мыслями и
чувствами очевидцев и участников памятных событий в жизни страны. По
эстетическим принципам, по художественным приемам, по логике монтажа эта лента
оказалась на голову выше своей предшественницы, которая была, прямо скажем, не
очень-то правдивой кинокопией прожитых страной 50 лет. Поэтому не случайно ее
создатели, в том числе автор этих строк, были удостоены Государственной премии
СССР.
Подготовку
первых серий «Нашей биографии» руководство Гостелерадио поручило молодежной
редакции во главе с талантливыми и яркими журналистами Г. Шерговой,
Э. Сагалаевым, А. Лысенко, Е. Широковым, И.
Романовским и другими. Но по мере приближения к самой важной для начальства
эпохе – периоду брежневского
руководства – в отделе
пропаганды ЦК стали серьезно подумывать, что к созданию фильмов о последнем
десятилетии следует привлечь более опытных тележурналистов. Выбор пал на меня
как главного редактора последних 14 серий, журналистов газеты «Правда» В.
Бекетова и В. Губарева, режиссера С. Белянинова и
других сотрудников главной редакции пропаганды.
Меня
вызвал С.Г. Лапин и предложил стать автором сценария фильма «Год 1964-й».
Помолчал, а затем спрашивает: «Вы знаете, почему именно об этом годе идет
речь?» – «Да, – говорю, – знаю. Это год октябрьского Пленума ЦК КПСС, когда генсеком был
избран Брежнев». – «Правильно, – говорит председатель. – Надо сделать так, чтобы этот пленум
был представлен на экране главным, первостепенным событием года, а не рядовым.
Чтобы другие общеполитические события этого года не заслонили значение и
историческую роль октябрьского Пленума».
Вероятно,
давая мне такое поручение, руководство (а я уверен, что решение принимал не
один Лапин) учитывало в том числе и мой опыт создания
фильма «Хлеб Востока», одобренного партийным начальством на «самом верху». Я
серьезно взялся за изучение биографии Л.И. Брежнева, читал книги тех, кто
встречался с ним в разные периоды его жизни, беседовал с людьми, участвовавшими
в работе октябрьского Пленума.
По
мере изучения исторического материала для меня становилось все более очевидным,
что в 1964 году генеральным секретарем мог быть избран именно Брежнев, и никто
другой. Остальные члены Политбюро имели довольно
односторонний опыт: А.Н. Косыгин знал экономику, Д.К. Устинов – военную промышленность и армию, А.А.
Громыко – международные дела и
т.д. В отличие от них Брежнев работал секретарем обкома, секретарем ЦК партии
ряда республик, был секретарем ЦК КПСС, ответственным за состояние самого
передового тогда научно-технического направления – космических исследований, и, наконец, освоил масштабы
государственного руководства страной, работая председателем Президиума
Верховного Совета СССР.
Участники
Октябрьского пленума рассказывали, что, когда в зал заседания входили члены
Политбюро, первым появился М.А. Суслов. Он и открыл заседание, зачитал
заявление Н.С. Хрущева об отставке, а затем предложил обсудить вопрос о
кандидатуре на пост генерального секретаря. Некоторые члены ЦК назвали имя
Суслова, но Михаил Андреевич заявил, что состояние здоровья не позволяет ему
занять этот пост, и предложил кандидатуру Л.И. Брежнева. Пленум сразу же поддержал
это предложение. Члены ЦК хорошо знали Леонида Ильича, многим из них он вручал
ордена и медали, будучи председателем Президиума Верховного Совета СССР. Он был
энергичен, относительно молод, полон сил и казался тогда реальным воплощением
надежд на лучшее будущее страны. Это потом, спустя десятки лет, Брежнев
одряхлел, но оставался удобным руководителем для тех, кто окружал его, кто не
хотел никаких перемен, опасаясь, что приход к власти нового человека нарушит их
спокойную жизнь и бесконтрольную власть. Однако все это было впереди, а в 1964
году трудно было прогнозировать застой.
С.Г. Лапин вместе с Э.Н. Мамедовым и своим заместителем по художественному вещанию С. И. Ждановой принимал каждый фильм «Нашей биографии». Обсуждение проходило в кабинете председателя, куда фильм транслировался по спецканалу из Останкина. Как правило, при просмотре и обсуждении присутствовали режиссер, автор сценария, а также главные редакторы фильмов. Всякий раз по ходу просмотра Лапин делал замечания, а в конце обычно спрашивал мнение своих заместителей. Ну а те в своих высказываниях ориентировались на его мнение.
Обстановка на этих просмотрах бывала крайне напряженной, нервной, прежде всего потому, что монтировались фильмы буквально за два-три дня до эфира и времени для доделок и переделок всегда оставалось крайне мало. В эфир они шли в строго определенное время, заранее опубликованное в газетах, так что ни перенести, ни пропустить очередной год из-за плохого качества ленты было невозможно. Слава богу, этого ни разу не случилось, и фильмы, подготовленные лучшими творческими бригадами, выходили на экран в строго определенные сроки.
Для главного редактора сдача фильма руководству всегда была тяжелым испытанием. После чтения сценария, чернового предварительного просмотра отснятых материалов наступал самый ответственный момент: показ председателю. С.Г. Лапин во время просмотра то ломал карандаши, то с шумом запускал по лакированному столу ручки, то отпускал ехидные замечания. Все они, конечно, адресовались в первую очередь главному редактору.
Так было всегда. Пожалуй, единственным человеком в Комитете, с кем Лапин соглашался по вопросам вещания, был Э.Н. Мамедов. Председатель уважал эрудицию, аналитические способности Энвера Назимовича, знал о его связях на «самом верху», и тот умел нейтрализовать слишком эмоциональные высказывания и поступки своего начальника.
Работать постоянно приходилось в строгих идеологических рамках, если не с партийной петлей на шее, то уж постоянно с путами на руках. Ведь передачи редакции посвящались самым актуальным пропагандистским кампаниям и находились под постоянным контролем ЦК КПСС и руководства Гостелерадио, особенно его председателя. Они шли по две-три в неделю, и у Лапина все время было подозрение: а видел ли до эфира свои передачи главный редактор? Регулярно он звонил мне и как бы между прочим интересовался: «Вот сейчас идет ваша передача? А что будет дальше? А потом?» И если бы я предварительно не видел большинства программ редакции, то обязательно попал бы впросак. Но я занимался любимым делом, многие передачи знал с самого их замысла, со сценариев, участвовал в их обсуждении, доделках-переделках, поэтому Лапину ни разу не удалось меня «поймать».
Весьма своеобразно строились отношения между союзным руководством телевидения и радиовещания и руководством республиканских и областных телерадиокомитетов. Местные партийные органы отвечали за содержание теле- и радиопрограмм, за кадры, за регулярное освещение жизни региона на общесоюзных телеканалах. Местные комитеты готовили не только сюжеты в программу «Время», не только тематические передачи, а если позволял творческий и технический потенциал, то и художественные, и документальные фильмы. Они принимались в союзный телерадиофонд только после просмотра комиссией с участием работников главного управления местного телевидения и радиовещания Гостелерадио СССР и некоторых главных редакторов, в том числе и автора этих строк. Местные телерадиокомитеты стремились сдать в фильмофонд свои фильмы, чтобы получить одну из трех категорий – первую, вторую или третью, что обеспечивало перспективу их показа по одной из центральных программ и соответственно повышенную оплату труда их создателей. Среди этих фильмов были подлинные шедевры художественного творчества, в местных комитетах выросли по-настоящему талантливые режиссеры, такие как Виноградов из Ленинграда, Луньков из Саратова и многие другие, которые получали всесоюзные и международные премии, заслужили авторитет среди коллег.
Для меня участие в приеме, просмотре и обсуждении каждого фильма, сделанного на республиканской или областной студии, было дополнительной обязанностью к редакторской деятельности, но делал я это с огромным интересом и удовольствием. Надо сказать, что не все обсуждения на этих заседаниях проходили гладко, порой возникали и конфликтные ситуации. Вспоминается, например, просмотр полнометражного документального фильма «Украина – навстречу партийному съезду», который привез в Москву заместитель председателя Гостелерадио республики. Члены комиссии просмотрели фильм и сидели молча. Вальяжный начальник с Украины заявил: «Я считаю, что обсуждать фильм не стоит, так как ЦК компартии республики его одобрил».
Молчание членов комиссии после этих слов, казалось, стало еще гуще. Пришлось мне выступить и сказать примерно следующее: фильм в таком виде идти в союзный эфир не может, поскольку он игнорирует связи Украины с другими братскими республиками, принижает роль союзного государства и его центра.
Мои коллеги из главного управления местного вещания по-прежнему молчали, решая, какую им занять позицию. Тогда я добавил: «Даже флаг и гимн вы показываете только украинские, а о союзных – ни гу-гу!» Тогда украинский чиновник: «Ну что ж, я немедленно лечу в Киев и докладываю в ЦК КП Украины о позиции Егорова и о неприятии нашего фильма». На этом мы расстались, а я стал ждать грозы из славного города Киева.
Реакция – совершенно для меня неожиданная – последовала уже через два часа. Оказалось, что, выслушав мои замечания, секретарь ЦК КП Украины Л.М. Кравчук сказал: «Егоров абсолютно прав. Фильм следует доделать, а ему сказать спасибо». Можете себе представить, каким тоном, в каких извиняющихся выражениях сообщил мне это мнение Кравчука незадачливый теленачальник из Киева. Фильм в обновленном виде, с новым текстом и измененным видеорядом успешно прошел по первой программе ЦТ буквально за два-три дня до открытия очередного съезда КПСС.
В обществе, в журналистских кругах неуклонно рос авторитет телевидения. Журналисты, работавшие в печати, ощутили растущую творческую силу и влияние телевещания на аудиторию. Многие из них стали пробовать свои силы на телевидении. Мы в редакции следили за публикациями, наиболее интересные авторы становились участниками наших программ. Некоторые газетчики перешли в штат телевидения и успели многое сделать в нашей редакции.
Вместе с журналистами-газетчиками на телевидение из печати «перешли» и некоторые жанры публицистики. Так, например, родилась идея о совместной подготовке и выдаче в свет общего материала. Утром – статья в газете, вечером – передача на ту же тему и с теми же героями на телевидении. Утром или днем читатели газеты знакомились, скажем, с очерком, в конце которого сообщалось, что сегодня же они могут увидеть его героев в телепередаче (указывалось ее время в программе).
Или другое новшество. Мы узнавали у коллег, работающих в печати, какая статья вызвала наиболее интересную почту за месяц, и приглашали ее автора выступить с обзором откликов читателей в эфире. Получалась передача, отражавшая реальные запросы населения.
...Здесь мне хотелось бы сделать небольшое отступление. Дело в том, что на вновь созданной, своего рода экспериментальной четвертой программе Центрального телевидения за главной редакцией пропаганды было закреплено определенное эфирное время. Никогда не забуду, как меня испытывали на профессиональную прочность друзья и коллеги из отделов, занимавшихся передачами для четвертой программы. Они придумали и сделали фотофильм, ставший редкостной творческой удачей в подборе и динамике монтажа отдельных фотокадров, которые с помощью специфических возможностей телевидения развивали логику событий в фильме. Автором сценария и режиссером фотофильма был Игорь Пальмин, впоследствии один из выдающихся фотомастеров России, лауреат различных премий и наград.
В фильме, однако, было столько политических двусмысленностей, неточностей, что в таком виде его показ привел бы к краху всех наших планов на будущее. Я попросил Пальмина и моего заместителя Леонида Дмитриева исправить текст. Но они дружно воспротивились: «Мы не знаем, как этот текст переделывать. Если хотите – переделайте сами». И смотрят на меня ехидно. «Ах, так, – говорю. – Тогда смотрите». Снял пиджак, сел за большой стол, устроил еще один просмотр и тут же написал новый текст. Сложность состояла в том, чтобы не только убрать «политический кукиш в кармане», но и уложить новый текст в общую видеоструктуру фильма. Процедура была завершена за два часа до эфира. Кажется, после этого меня зауважали молодые таланты с четвертой программы...
Работа с молодыми профессионалами стала для меня мостом между организацией общественно-политического вещания и пока еще непредсказуемым творчеством в области просвещения, культуры и науки, некоей тропой от главной редакции пропаганды к будущей работе в главной редакции учебных и научно-популярных программ.
Вечная проблема телевидения – нехватка техники и денег. Придумывать новые передачи, творить возможно было только в пределах утвержденного сверху бюджета. Поэтому требовалось создать передачу одновременно и популярную, и дешевую – такую, что если она длится в эфире час, то и сделать ее можно было бы за час без больших трудов. Вот вам и условия задачи: часовая импровизация на захватывающую тему. Без декораций и репетиций.
И мы изобрели такую передачу. А решение было следующим: собрать в студии самых именитых, талантливых, умных московских журналистов – ораторов, говорунов, трибунов, подкинуть им острую или какую-то пикантную тему, и пусть они думают вслух, спорят, ищут мудрые решения, а мы запишем все это на видеопленку. Так появился дискуссионный клуб, который назвали «Пресс-центром». Наш «Пресс-центр» оказался родоначальником ставшей с годами популярной передачи во главе с Кирой Прошутинской и Ириной Петровской – женщинами, перед которыми я не перестаю преклоняться.
В статье одного известного писателя (кажется, Даниила Гранина) мы нашли ключ к другому открытию: «Не драма людей, а драма идей...». Что если создать научный театр? Только какие же идеи должны схлестнуться в научной драме? Пожалуй, самая острая драма – схватка материализма с идеализмом, сказал наш редактор Игорь Дуэль. И мы решили экранизировать работы В.И. Ленина. Конечно, мне потом здорово попало от начальства за «попытки разыгрывать Ленина». Пока же нами руководила смелость первопроходцев. Мы тогда не знали, что в свое время Сергей Эйзенштейн собирался экранизировать «Капитал» К. Маркса. Ну да он был гений и вовремя отказался от идеи интеллектуального кино. Мы в гении не стремились, но делать интеллектуальное телевидение не боялись.
Это история о том, как люди ищут истину в своей профессии. Нам вдруг открылось, что мы можем создавать любые театры. Принцип ведь ясен! Что такое хоккей или футбол?
Спортивный театр. КВН – развлекательный молодежный театр. Для этого жанра нужны две вещи: амфитеатр с аудиторией и сценическая площадка, на которой разворачивается зрелище. Мы придумывали новый жанр, но не сумели дать ему название, а ведь жанр как память культуры начинается с того, что ему дают имя. Это имя дали, но не у нас: ток-шоу, разговорное зрелище.
Ток-шоу расплодились на современном телевидении в невероятных количествах – политические, семейные, женские, развлекательные, эротические, музыкальные, молодежные, познавательные и т.д. Каждый уважающий себя телеведущий считает долгом иметь свое ток-шоу. Их можно понять. При относительной дешевизне производства этот жанр потрясающе эффективен. Ничего удивительного, ведь он покоится на фундаментальных основах театра, а театр – это сама жизнь. Правильно сказал Шекспир: «Весь мир – театр».
Четвертая программа помогла нашему коллективу понять, что счастье – это когда ты самореализуешься как личность, когда твое «я» становится таким, каким ты его представлял. Если проще – когда все мечты сбываются. Когда есть любимое дело, которое сам выбрал. Когда тебя окружают веселые, талантливые, симпатичные друзья. У нас было ощущение свободы, которая не что иное, как право самому выбирать свою судьбу.
А главное – все вокруг было на подъеме.
Первого января 1968 года появилась программа «Время», сразу же завоевавшая симпатии зрителей. В июне 1968 года из многосерийной «Летописи полувека» родилось творческое объединение «Экран» со студиями документальных, художественных, музыкальных, мультипликационных фильмов. Телевидение с годами обзавелось собственным мощным кинематографом.
Наши передачи на четвертой программе тоже набирали обороты. Время от времени редакция потрясала зрителей сенсациями. Чего стоила, например, «Автомобильная фантазия», придуманная неуемным режиссером Пашей Гранкиным. Мимо телецентра торжественно продефилировали десятки автомобилей старых марок: «эмки», «газики» и др. Возле завода «Кинап» кавалькада развернулась и снова прошла мимо телецентра. Но главное потрясение ждало телезрителей позже, когда машины стали въезжать в тысячеметровую студию Останкинского телецентра и репортер начал рассказ о самой последней новинке отечественного автомобилестроения. Это были масштабы!
Четвертая программа изумляла. В обыкновенной передаче вдруг ни с того ни с сего появлялся саксофонист, выводивший умопомрачительные рулады. С какой стати саксофонист, думали зрители, зачем это? Что за новое слово в искусстве?
Молодые режиссеры изобретали несусветное, потому что их никто не научил, что можно, а чего нельзя делать на телеэкране. Поэтому они постоянно находились в поиске, иногда и находили что-то новенькое. Я им не мешал, более того – многому у них научился.
«На фоне официальной, выверенной, но невероятно скучной и казенной первой программы, – писал позже мой тогдашний заместитель по четвертой программе, будущий профессор Л.А. Дмитриев, – четвертая выделялась непредсказуемостью и новизной. Зрители это сразу почувствовали и стали присылать письма: “Просим четвертую программу сделать первой”. Вскоре такие письма стали приходить мешками. Мы ходили с гордо задранными головами, не ведая, что это начало нашего конца». К лету 1970 года четвертую программу закрыли, в эфир пошли только повторы с первого канала.
Немалое место в эфире нашей редакции занимали передачи на военные темы. Авторитет армии в обществе в решающей степени формируется не только и не столько средствами массовой информации, сколько той социальной ролью, которую армия играет в определенных исторических условиях. Участие солдат и офицеров в Великой Отечественной войне, а также в «малых войнах» в Корее, Вьетнаме, Анголе и других краях земли поддерживали авторитет и славу Советской армии. Так было до вторжения в Афганистан, где нашим солдатам и офицерам приходилось выполнять не только предписания воинских уставов, но и многие полицейские функции. Ореол славных и благородных побед во имя светлых целей, которым была окружена армия, стал исчезать после рассказов очевидцев и участников расправ армейских подразделений с мирным населением соседней страны. Тысячи советских семей потеряли своих отцов и сыновей, не понимая, во имя чего были принесены такие жертвы. Среди военных стали появляться мародеры, насильники, перебежчики. Тут уже никакое телевизионное вещание не было способно нейтрализовать изменение общественного мнения об армии, целях ее пребывания в Афганистане.
Об этом значительно позже в телепередаче «Прошу слова» (1987) известный советский писатель Алесь Адамович говорил с горечью, с болью в сердце, предсказывая, что армия, вышедшая из Афганистана с кровавым опытом, станет темной силой, попирающей сложившиеся нормы и ценности общественной жизни. О таких морально-политических последствиях афганской войны в российских городах и селах оказались неспособными задуматься стареющие лидеры нашей страны.
Но в 60–70-е годы армия была еще другой и отношение к ней было иное. С расширением вещания на Центральном телевидении была введена специальная еженедельная армейская и флотская часовая передача «Служу Советскому Союзу!», которую готовил один из отделов нашей редакции. Она представляла совокупность интервью, репортажей, выступлений с участием воинов. Главное политическое управление Советской армии в своих циркулярах рекомендовало командирам частей и политработникам организовывать коллективные просмотры этой передачи солдатами, так что аудиторией она была обеспечена.
Однако не все воинские начальники с энтузиазмом принимали съемочные группы ЦТ. Руководители военных округов, московские генералы нередко устраивали разнос своим подчиненным, если видели на экране какие-то нарушения уставных положений. Поэтому пробиваться в воинские части тележурналистам приходилось порой с большим трудом.
Передача
«Служу Советскому Союзу!» продолжила традиции программы «Подвиг», которую
начинал вести выдающийся военный писатель С.С. Смирнов, а продолжили генерал
армии П.И. Батов и Герой Советского Союза писатель В.В. Карпов. С Карповым меня
еще столкнет судьба, а о Смирнове хотелось бы сказать несколько слов, поскольку
почти десять лет мы трудились в редакции вместе.
Создатель
книги о легендарной Брестской крепости, лауреат Ленинской премии, Сергей
Сергеевич был инициатором и душой «Подвига». Тысячи, десятки тысяч писем от
участников войны и их родственников приходили в редакцию на его имя. Мы создали
из редакторов инициативную группу по их анализу и подготовке ответов авторам
каждого письма. Работа эта требовала уйму времени и сил, и, конечно, одному
ведущему справиться с таким наплывом почты было невозможно.
С
годами интерес к прошедшей войне, к проблемам жизни ветеранов стал угасать, и С.С.
Смирнов начал вести другую передачу –
«Поиск», в которую для беседы приглашались творческие, неординарные личности из
рабочих и крестьян. И наше сотрудничество с писателем продолжалось до тех пор,
пока Сергей Сергеевич не привез из своего зарубежного круиза новую тему – патриотизма, неистребимой любви к
Родине тех советских женщин, которые вышли замуж за иностранцев и в поисках
лучшей жизни оказались за рубежом. В ряде стран Латинской Америки он беседовал
с женщинами, у которых их личные планы не очень удались, и им страстно хотелось
вернуться на Родину. Сергей Сергеевич почему-то считал это проявлением
истинного патриотизма и непреходящей любви этих женщин к стране, которую они
легкомысленно покинули.
Здесь
наши позиции с автором «Поиска» разошлись по принципиальным соображениям. Я
считал, что поломанные судьбы этих женщин меньше всего подходят для пропаганды
«любви к Родине» среди миллионов телезрителей, у меня вызывало чувство горечи
нежелание писателя это понять. Сергей Сергеевич пошел жаловаться на меня в ЦК
КПСС, председателю Гостелерадио, но там, видимо, поддержали мою точку зрения, и
работа С.С. Смирнова на телевидении на этом закончилось.
Проще
и, может быть, несколько примитивнее были у нас личные отношения с генералами,
руководителями Министерства обороны СССР, с ветеранами. Помню, записывали мы
передачу «Подвиг» с ее ведущим, генералом армии П.И. Батовым,
который в ту пору был председателем Советского комитета ветеранов войны.
Рассказывая
о военных путях-дорогах, генерал во время записи передачи то и дело упоминал
слово «колдоёбины».
Я
попросил режиссера остановить запись и сказал, что такого слова нет, а есть
слово «колдобины». На что Батов возразил: «Ты разве был на фронте? Разве видел
эти колдоёбины?» – «Нет, – говорю – на фронте не был. Давайте, товарищ
режиссер, записывать передачу дальше».
В
тексте, который прозвучал в эфире, все было пристойно.
Я
понимал, что каждый генерал, участник нашей программы, имеет за плечами
огромный опыт руководства тысячами людей, которых он посылал на подвиг, на
труд, возможно, на смерть. Тем не менее приходилось,
когда деликатно, когда с напором помогать им избегать ошибок, порой курьезных.
Так, во время записи своего выступления маршал П.Ф. Батицкий
водил пальцем по строчкам, не поднимая глаз от бумажки. Я попросил его
постараться говорить с отрывом от текста, ведь на него смотрят миллионы
телезрителей! И вдруг милейший Павел Федорович взорвался: «Что мне твои
миллионы телезрителей! Мне один телезритель сказал: “Помни, не отвлекайся от
текста, а то скажешь какую-нибудь х...ню”». Передача получила хорошую оценку Верховного
главнокомандующего...
Были
и другие случаи. Так, участник Сталинградской битвы генерал Н.Г. Лященко стал
рассказывать, в частности, что после непрерывных атак число наших воинов
становилось все меньше и меньше, а нормы выдачи фронтовых 100 граммов были
рассчитаны на количество солдат до начала боев. Поэтому многие шли в атаку,
употребив значительно больше положенных 100 граммов. Я воспротивился этому
рассказу, ведь многие сироты и вдовы тех, кто остался лежать в земле под
Сталинградом, станут считать, что их мужья и отцы могли погибнуть из-за
неспособности трезво оценить боевую обстановку. Генерал в ответ на замечание
орал на меня по телефону, обещал снять с работы. Но передача прошла в моей редакции,
и я продолжал служить телевидению.
С огромным трудом преодолевая традиции кастовой замкнутости, а порой и опасения раскрыть военную тайну, телевидение доказывало военным ведомствам, что является важным фактором воспитания и обучения личного состава вооруженных сил. Однажды дело дошло до того, что выступивший у нас начальник Генерального штаба маршал В.Г. Куликов заявил мне, что наш отдел военных программ и меня самого следует мобилизовать, присвоить офицерские звания, чтобы мы могли активнее освещать жизнь армии. Я доложил об этом С.Г. Лапину. Тот при мне позвонил маршалу и сказал: «Значит, ты считаешь, что пора руководство телевидением передать от ЦК КПСС Министерству обороны? При случае я расскажу об этом твоем предложении Леониду Ильичу». На этом все поползновения подчинить себе телевидение у Министерства обороны прекратились.
Шли годы. Менялись формы, жанры и методы работы телевидения с армией. Вместо программы «Служу Советскому Союзу!» появилась передача «Армейский магазин», которая отличалась от первой, как торговая точка от учебного полигона, как ток-шоу от документальных программ. В эти годы успел проявить себя как способный проповедник армейских традиций яркий телепропагандист генерал Д. Волкогонов – дважды доктор наук, сумевший переосмыслить и свой тернистый путь, и путь своей армии, своего народа.
Говоря о патриотической телепублицистике, нельзя не остановиться на одной передаче, хотя я сам и не имел непосредственного отношения к ее созданию. Речь идет о маленькой по хронометражу, но великой по масштабам передаче «Минута молчания». Ее трудно сравнить с какой-либо другой по глубине воздействия на чувства миллионов людей. Здесь я уступаю слово создателям этой передачи, авторам изумительной идеи – сплотить народ вокруг святой памяти павших...
Вот что вспоминает Николай Николаевич Месяцев: «“Минута молчания” с великой скорбью и величайшей гордостью пела гимн Народу-победителю. Такие передачи могли рождаться только в коллективе, рискнувшем на творческие дерзания, на свое собственное видение и осмысление дней минувших или встающих». А вот как рассказывает о создании «Минуты молчания» одна из ее авторов Ирана Дмитриевна Казакова:
В феврале 1965 года меня вызвал главный редактор редакции информации Центрального телевидения Николай Семенович Бирюков и сказал: «Подумайте, чем нам ознаменовать 20-летие Победы». Мы со Светланой Володиной, редактором будущей передачи, запершись дома, писали текст телевизионного варианта передачи, Аркадий Ревенко, комментатор радио, трудился над текстом радиоварианта. Тогда еще в голову никому не пришло, что передача-ритуал должна быть единой и на радио, и на телевидении. Нужно сказать, что в этой передаче все накапливалось по капельке, по золотой крупиночке.
Екатерина Терехова, режиссер передачи, прочитав текст, долго сидела, опустив голову. Кому дать прочесть молитву? Дикторам, чей голос знаком каждому? Актрисе? Самая большая опасность – сделать молитву театрализованной. Выбрали Веру Енютину. Записали первый дубль, второй, третий. Но лучше самой первой записи ничего уже не получилось. Его и стали накладывать на готовую фонограмму.
Голос Юрия Левитана: «Слушайте Москву! Слушайте Москву!» Тожественно-тревожные звуки метронома приковывали внимание. «Слушайте Москву!» Из-под чеканки метронома выплывали звуки «Грез» Шумана.
«Товарищи! – сказала Енютина так, что сердце упало. – Мы обращаемся к сердцу вашему. К памяти вашей. Нет семьи, которую не опалило бы военное горе...» – звучала молитва и, если человек шел, он останавливался, замирал и не мог оторваться от голоса молящейся. Мы сидели в аппаратной студии «Б» на Шаболовке, Светлана Володина, Николай Николаевич Месяцев и я. Еще не отзвучали последние аккорды передачи, как я услышал рядом с собой рыдания. Закрыв лицо платком, не стесняясь нас, плакал Николай Николаевич. Впервые в жизни я видела, чтобы так рыдал мужчина. И мы не скрывали своих заплаканных лиц. Это были святые слезы.
Близилось
9 мая 1965 года. Степень нашего волнения подходила к предельному градусу.
Передача была объявлена на 18 часов 50 минут. Все приехали на студию задолго до
ее начала. Режиссер все проверяла и проверяла готовность: такая ответственная
передача шла в прямой эфир. К назначенному времени в студии собралось
руководство. У пульта были режиссер, ассистент режиссера, Николай Николаевич
Месяцев, редактор передачи и я как представитель авторского коллектива.
Наконец,
зазвучали позывные. Сердце билось где-то у горла. Ассистент по команде
режиссера нажала кнопку, и раздался голос Левитана: «Слушайте Москву! Слушайте
Москву!» В кадре появилась гранитная стена и крупно слова: ПАМЯТИ ПАВШИХ. С
первых же звуков мелодии «Грез» Шумана в кадре во весь экран заполыхал огонь.
Величественный и негасимый, он бился, как сердце, как сама жизнь. «Товарищи! Мы
обращаемся к сердцу вашему, к памяти вашей...» Все замерли.
Раздался
голос Юрия Левитана: «Минута молчания». На пульте все окаменели. Из какой-то
глубины зазвучали колокола: «Вы жертвою пали в борьбе роковой». И снова мертвая
тишина. Только мощные фортепианные аккорды остановили эту торжественно-траурную
минуту. Дальше зазвучала музыка Чайковского, Баха, Рахманинова, а мы все не
отрывались от огня, каждый уже думая о своем, о своих
погибших, о страшных пережитых годах и о Дне Победы 9 мая двадцать лет назад».
Передача
закончилась. Все молчали. Сидели, опустив головы. Не было сил встать.
Нет,
все-таки не зря жили и творили в те годы телевизионщики. Никакая партийная
петля не могла задушить творчество, любовь к профессии пришедших на телевидение
молодых тогда людей.