ВВЕДЕНИЕ
Прежде всего, я должен пояснить термин вторая республика. В данном исследовании он используется для обозначения периода в истории России с 1991 по 1999 год.
Поскольку этот термин предлагается впервые, имеет смысл заранее ответить на самые очевидные возражения по двум формальным аспектам.
Согласно первому из возможных возражений, Российская Федерация девяностых – не вторая, а третья республика, если считать первой провозглашенную в феврале 1917 года, а второй – РСФСР советских времен. Однако государственное устройство Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, разумеется, при всем желании трудно назвать республиканским, поскольку институт выборов не имел большого влияния на процесс управления страной в отличие от доктрины диктатуры пролетариата и Коммунистической партии.
Другое возможное возражение может касаться того, что вторая республика еще не прекратила своего существования. В самом деле, институт выборов еще никто не отменял. Напротив, девяностые можно считать только первым этапом второй республики, временем ее формирования или «переходным периодом» к демократии и рыночной экономике. Такая точка зрения, безусловно, имеет право на существование. Однако, согласившись с ее формальной логикой, мы тем самым косвенно признаем, что нам известно заранее, как будут развиваться события в следующем тысячелетии, а позволить себе такую роскошь не может никто. Не только потому, что подобная позиция неизбежно ведет к ошибкам, но, прежде всего по той простой причине, что догматическое следование любым идеям или схемам ослепляет и мешает восприятию реальной жизни.
Поэтому попробуем поставить вопрос иначе: есть ли у нас основания для выделения последнего десятилетия как отдельного исторического периода, обладающего характерным и неповторимым набором содержательных признаков? Я думаю, что есть, и вот почему.
Во-первых, для девяностых была характерна специфическая структура реальной политической системы, которая вряд ли сохранится в следующем столетии. Центральное положение в ней занимал первый президент России Борис Ельцин, власть которого ограничивалась только им же созданной конституцией. Другими важнейшими политическими институтами были всеобщие выборы и средства массовой информации.
Во-вторых, особая система убеждений, точнее – иллюзий, которые можно считать идеологией второй республики. Мифологичное единство идеологии с реальностью распалось еще в самом начале девяностых, однако на смену стереотипам не пришло адекватное осознание ситуации. Напротив, возник и начал углубляться разлом между политической риторикой, научными исследованиями, содержанием СМИ и повседневным здравым смыслом. Противоречия отмечались и суммировались, но их трактовка, как правило, в соответствии с логикой общественной жизни загонялась в рамки одной из двух соперничающих идеологических парадигм: «либерально-реформаторской» или «консервативно-коммунистической», окончательно оформившихся еще в ходе холодной войны, хотя корни этого противостояния уходят глубоко в историю русского «западничества» и «почвенничества», если не еще дальше.
Телеологическая по своей природе зацикленность либералов на концепции «переходного периода», неспособность консерваторов адаптироваться к новым условиям и – с другой стороны – интересы новых собственников, все это служило препятствием для понимания реальных процессов в обществе. За ширмой иллюзий второй республики тем временем вершился ход истории, повлиять на который общество не могло хотя бы потому, что невозможно было принять правильное решение, не располагая необходимой информацией. Именно поэтому девяностые стали эпохой хаоса, из которого рождался порядок, совсем не похожий на торжество рынка и демократии, предсказанное либеральными пророками второй республики.
Эту книгу можно рассматривать как одну из попыток осмыслить ушедшее десятилетие, восстановить в памяти историю второй республики и понять ее логику, осознать реальные перемены, произошедшие в обществе. Предмет нашего исследования – средства массовой информации России (1990–1999) – находились в центре событий. С помощью критического анализа мы постараемся уйти от иллюзий второй республики и выяснить, как все было на самом деле и почему, найти ключ к истории девяностых.
В первой главе, отказываясь видеть смысл последнего десятилетия в переходе от социализма к капитализму, мы постараемся поставить происходившие в России события в глобальный контекст и показать, что у процессов в мире есть действительно много общего, – хотя объяснить это «концом истории» никак нельзя. Во всем мире происходят изменения, но российский способ адаптации к условиям глобализации и информатизации капитализма был одним из худших. В этой же главе мы попытаемся реконструировать иллюзии второй республики и посмотреть, как они проявлялись в восприятии журналистами своей роли в обществе и в научных исследованиях, посвященных масс-медиа.
В рамках политики демократизации и гласности Михаила Горбачева телевидение стало играть новую роль в информационной системе, способствуя политизации масс. Как мы увидим во второй главе, во время распада СССР и формирования государственного аппарата второй республики масс-медиа оставались единственным институтом, осуществлявшим коммуникации в обществе, именно этим объяснялось их огромное влияние на формирование общественного сознания.
В ходе претворения в жизнь «реформаторского» проекта второй республики, несмотря на объективное падение уровня жизни подавляющего большинства населения, значительная часть центральных (всероссийских) масс-медиа, за исключением маргинальной оппозиционной прессы, оставалась добровольным союзником новой власти, ее опорой. Кампании в «демократических» изданиях и на телевидении обеспечили политическую поддержку президенту в противовес парламенту.
Верность идеалам второй республики, по всей видимости, имела под собой серьезную идеологическую и экономическую базу. Главные редактора, получившие в ходе первой полулегальной приватизации в собственность издания, видели свою роль в обществе как «четвертой власти», своего рода духовного авторитета, т.е. претендовали на активную самостоятельную позицию. Союз с новой властью защищал их от попыток национализации, в то время как непосредственное ощущение свободы позволяло им жертвовать одним идеалом за другим во имя сохранения второй республики.
Вплоть до событий 1993 года журналистам казалось, что (пускай с оговорками), утопия независимой прессы реализовалась. Однако новая власть, укрепившись после подавления парламентского восстания, кульминацией которого стал поход бунтовщиков на «Останкино», сразу же ввела цензуру, отменив ее только под жестким прессингом газет, выходивших с белыми пятнами на страницах.
Здесь же, на примере «Независимой газеты», нам предстоит исследовать, как реализовывался на практике один из самых светлых мифов первой половины девяностых – идея «независимой печати».
В третьей главе речь пойдет о том, как попытка «четвертой власти» оказать давление на политическое руководство страны в ходе чеченской войны показала, что влияние журналистов на власть практически сошло на нет. Постепенная потеря самостоятельности прессы привела к тому, что в ходе президентских выборов 1996 года журналисты выступили в поддержку первого президента второй республики уже не в качестве самостоятельного партнера «демократического лидера», а в роли инструмента пропаганды. Победа Бориса Ельцина на выборах во многом была обеспечена за счет использования новых технологий манипулирования общественным мнением в смысловом поле СМИ. Несмотря на экономический кризис, роль масс-медиа в обществе ко второй половине девяностых стала еще более важной, что создало предпосылки для процесса медиатизации политики, то есть перемещения политического процесса в символическое пространство средств массовой информации. Исследование процесса институциализации новых центров власти в средствах массовой информации позволяет нам выделить его результат – медиа-политическую систему. Во второй половине девяностых крупные политизированные медиа-холдинги во многом стали играть роль политических партий.
В четвертой главе мы проанализируем структуру российской системы средств массовой информации, и продолжим изучение основных источников их финансирования (включая, разумеется, рынок рекламы). Особое внимание будет уделено процессу трансформации медиа-политической системы после кризиса 1998 года. По сути дела, происходит изменение политической системы второй республики: она лишается своего стержня – президента, который будет вынужден сойти со сцены в 2000 году (если не раньше – по состоянию здоровья). Исчезновение самого сильного центра власти приводит к обострению борьбы между различными группами интересов, к схватке за власть представителей различных финансово-промышленных групп и политических кланов, многие из которых владеют крупными медиа-холдингами и определяют информационную политику СМИ. Однако только этим изменения не ограничатся: на самом деле сегодня про будущее России можно сказать только то, что оно будет другим.
Резкое увеличение разнообразия точек зрения в информационном поле делает невозможным консолидированное воздействие на общественное сознание и способствует потере веры политических инвесторов во всемогущество прессы. Однако вряд ли можно сделать вывод о самоликвидации медиа-политической системы. Скорее, можно говорить о перераспределении ресурсов в пользу политических аппаратов, задачей которых является формирование предвыборных блоков и политических программ на базе синтеза потребностей различных групп интересов.
Напоследок мы попробуем проанализировать особенности развития новой коммуникационной среды – Интернета – на Западе и в России. У нас Интернет до последнего времени оставался одновременно элитарным и маргинальным явлением, поэтому в исследовании масс-медиа второй республики без него вполне можно было бы обойтись. Но постольку, поскольку нас интересует ближайшее будущее российской и глобальной информационной системы, игнорировать существование киберпространства невозможно, хотя влияние Интернета в ближайшем будущем может оказаться очень непохожим на то, о чем мечтали его энтузиасты.
В конце книги вы найдете два приложения. Первое представляет собой схему собственности на всероссийские и столичные масс-медиа, которая в общих чертах позволяет составить представление о наиболее характерных искажениях в российской информационной системе. Во втором приводится полная реконструкция одной из первых полномасштабных информационных войн, легендарной «битвы за “Связьинвест”» между Владимиром Гусинским и Борисом Березовским, с одной стороны, Владимиром Потаниным, Джорджем Соросом и «молодыми реформаторами» – с другой. Разложив все по полочкам, не составляет особого труда вообразить, что бы писали газеты, и говорилось на телевидении в том случае, если бы стороны поменялись ролями, и информационную вендетту организовывали Потанин с Соросом, а не наоборот (такая «реконструкция» тоже содержится в приложении). Подробный анализ этого информационного конфликта помогает понять, что такое «информационные технологии» и какими приемами пользуются медиа-технологи для того, чтобы оказать влияние на общественное сознание.
Знание структуры медиа-политической системы и знакомство с современными технологиями манипулирования СМИ позволяют лучше ориентироваться в информационном пространстве масс-медиа и получать из существующих органов информации не только больше, чем они готовы сообщить, но даже больше, чем они знают сами. Прояснив ситуацию, мы тем самым получаем возможность использовать масс-медиа в собственных интересах.