Н.И. БУХАРИН

(1888–1938)

 

Николай Иванович Бухарин – один из видных деятелей Коммунистической партии и Советского государства. В 17-летнем возрасте принимал участие в событиях 1905 г. В большевистской партии с 1906 г., работал пропагандистом в различных районах Москвы. В 1908 г. был кооптирован в Московский комитет партии, в 1909 г. избран в состав МК. В 1909–1910 гг. подвергался арестам, был сослан в Онегу, оттуда бежал за границу, где познакомился с В.И. Лениным. Бухарин – постоянный зарубежный корреспондент "Правды", автор ряда статей в "Просвещении" и других изданиях. Во время первой мировой войны занимал отличные от большевиков позиции по ряду вопросов: о государстве, диктатуре пролетариата, праве наций на самоопределение и др. В 1915 г. сотрудничал в журнале "Коммунист", издававшемся в Женеве редакцией ЦО РСДРП – газеты "Социал-демократ". Нелегально выехал в Америку, где возглавил журнал "Новый мир"; участвовал в формировании левого крыла социал-демократического движения. После Февральской революции 1917 г. возвращается в Россию. В Москве избирается членом Исполкома Московского Совета, членом МК партии, редактором газеты "Социал-демократ" и журнала "Спартак". На VI съезде партии был избран в состав ЦК РКП(б). Бухарин был одним из руководителей Октябрьского вооруженного восстания в Москве. С декабря 1917 г. – редактор газеты "Правда". После VIII съезда партии (1919) избран кандидатом в члены Политбюро ЦК РКП(б), с 1924 г. – член Политбюро ЦК партии. В течение ряда лет входил в состав руководства Исполкома Коминтерна. Был известен как видный ученый-экономист.

После Октября Бухарин теоретически разрабатывал вопросы социалистического строительства (книга "Экономика переходного периода", брошюра "Новый курс экономической политики", сборник теоретических работ "Атака", десятки статей в "Правде"). Во второй половине 20-х годов главные темы его выступлений – сущность нэпа, закономерность перехода от капитализма к социализму, осмысление ленинизма как теоретического учения и др. (статьи "Ленин как марксист", "Новый курс экономической политики", "О новой экономической политике и наших задачах", "Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз", "Заметки экономиста (К началу нового хозяйственного года)"). В 1928 г. выступил против проводимой И.В. Сталиным политики форсированной индустриализации страны и коллективизации сельского хозяйства. В 1929 г. был освобожден с поста ответственного редактора "Правды", выведен из состава Политбюро. В 1929 г. утверждается в должности начальника научно-технического управления в ВСНХ, а с реорганизацией ВСНХ – в Наркомате тяжелой промышленности. На XVI съезде ВКП(б) (1930) он избирается членом ЦК, на XVII съезде (1934) – кандидатом в члены ЦК ВКП(б). В феврале 1934 г. назначен ответственным редактором газеты "Известия". В 1935 г. избирается членом ЦИК СССР, входит в состав Конституционной комиссии СССР. Февральско-мартовский (1937 г.) Пленум ЦК ВКП(б) исключил Н.И. Бухарина из состава ЦК ВКП(б) и из партии. Он был арестован в марте 1938 г., осужден и расстрелян.

 

СТАТЬИ Н.И. БУХАРИНА

 

Заметки экономиста

Экономика Советской страны

 

ЗАМЕТКИ ЭКОНОМИСТА[1]

К началу нового хозяйственного года

30 сентября 1928 г.

 

Наступает новый хозяйственный год. И совершенно естественно, что у всякого мыслящего рабочего, а тем более рабочего-коммуниста, появляется потребность подвести известные итоги, наметить известные перспективы, увидеть всю картину нашего хозяйственного развития в целом. Посмотрите на письма рабочих, на записки, подаваемые во время многоразличных собраний, послушайте выступления рядовых пролетариев. Какой огромный культурно-политический рост! Какой уровень вопросов и проблем, копошащихся в головах массы! Какая жгучая потребность доискаться до "корня вещей"! Какая неудовлетворенность ходячей и стертой монетой штампованных и пустоватых фраз, элементарных, как бревно, и похожих одна на другую, как две горошины. Надо сознаться, что здесь, в этих "ножницах" между запросами массы и той "духовной пищей", которая ей подается (подается часто холодной или неряшливо едва-едва разогретой), есть большая доля вины с нашей стороны вообще, со стороны нашей печати – в особенности. Разве те вопросы, жгучие и "больные", которые сверлят мозги многим и многим, находят у нас достаточно живой отклик? Разве разного рода сомнения получают достаточное разъяснение с нашей стороны? Разве у нас достаточно удовлетворительно поставлено дело серьезной информации о нашем хозяйстве? Разве мы в достаточной степени ставим перед массой, и рабочей массой в первую очередь, сложнейшие проблемы нашего хозяйствования? Нет, и тысячу раз нет: здесь у нас громадный пробел, который нужно заполнить, чтобы иметь право говорить о серьезных усилиях по вовлечению масс в активное социалистическое строительство.

Но дело, разумеется, не только в пропаганде. Стремясь извлечь уроки из нашего собственного прошлого и непрерывно критикуя самих себя, мы должны прийти также к следующему выводу: мы и сами недостаточно осознали еще всю новизну условий реконструктивного периода. Именно поэтому мы так "запаздывали": проблему своих спецов поставили лишь после шахтинского дела, проблему совхозов и колхозов сдвинули практически с места после хлебозаготовительного кризиса и связанных с ним потрясений и т.д., – словом, действовали в значительной мере согласно истинно русской поговорке: "Гром не грянет – мужик не перекрестится".

Когда мы в свое время переходили от военного коммунизма к новой экономической политике, мы самым смелым, самым решительным образом стали перестраивать все наши ряды. Эта огромная перегруппировка сил, наряду с бешеной пропагандой таких лозунгов, как "учись торговать" и т.д., была предпосылкой наших хозяйственных успехов.

Переход к реконструктивному периоду, разумеется, не выражает принципиального сдвига хозяйственной политики, что, несомненно, было в 1921 году. Однако он имеет огромнейшее значение, так сказать, в другом измерении. Ибо существует величайшая разница между, скажем, простой починкой моста и его постройкой: последнее требует знания и высшей математики, и сопротивления материалов, и тысячи других премудростей. То же и в масштабе всего хозяйства. Реконструктивный период поставил ряд сложнейших технических задач (проектирование новых заводов, новая техника, новые отрасли промышленности), ряд сложнейших организационно-экономических задач (новая система организации труда на предприятиях, вопросы Standart'a индустрии, районирования, формы всего хозяйственного аппарата и пр.), ряд величайшей трудности задач общего хозяйственного руководства (сочетание в новых условиях основных элементов хозяйства, вопросы социалистического накопления, вопросы экономики в связи с вопросами классовой борьбы, опять-таки в новых условиях этой борьбы, и т.д.), наконец, ряд проблем, касающихся людского аппарата (вовлечение масс в процесс рационализации, с одной стороны, проблема квалифицированных кадров – с другой). Крупные технические завоевания капиталистического мира (особенно в Германии и Соединенных Штатах) и рост мирового производства крайне заостряют постановку наших внутренних проблем. Между тем мы не произвели необходимой перегруппировки наших сил или, вернее, производили ее не в той мере, не в том темпе и не с той энергией, как это требовалось объективным ходом вещей.

 

I

 

Истекший год подводит итог целому трехлетию реконструктивного развития нашей экономики. Страна сделала громадный прыжок вперед. <...>

За последние годы в ряде производственных отраслей, в первую очередь промышленных, мы уже подошли к серьезным техническим сдвигам: наша нефтяная промышленность, черное гнездо которой прочно слажено в Бакинском районе, пережила настоящую техническую революцию и почти переоборудована на американский лад; наше машиностроение, основной рычаг дальнейшего переворота и индустриальной переделки страны, двинулось большими шагами вперед; его особый отряд, сельскохозяйственное машиностроение, втрое превысил цифры довоенного уровня; выросла новая ветвь промышленности – электротехническая промышленность; заложен фундамент нашей химической промышленности, и впервые на нашей территории мы приступаем к добыче азота из воздуха; электрификация, постройка электростанций неуклонно завоевывают все новые и новые позиции; хозяйственно-техническая революция выбрасывает свои щупальцы и в деревню: мощно поддерживая и развивая кооперативные объединения крестьян, она уже выслала около 30000 тракторов в поля и степи нашей страны, и тракторные колонны, как боевые дружины технического переворота, появляются уже нередко гостями на самых отсталых, поистине варварских участках нашего Союза – впервые ножи тракторных плугов поднимают целину сальских, украинских, заволжских, казахских степей, и вольный ковыль в последний раз поет свою предсмертную песнь.

Посмотрите на сухие цифры, которые своим строгим языком рассказывают нам о продолжающейся революции в нашем Союзе.

Основной капитал всего государственно-кооперативного сектора народного хозяйства СССР вырос за 3 года (1925/26–1927/28) на 4 млрд. руб. по ценам 1925/26 года (+ 14% с лишком).

Основной капитал государственной и кооперативной промышленности за те же годы и в тех же ценах поднялся с 6,3 млрд. руб. до 8,8 млрд. руб., т.е. на 2½ млрд. (+ 39–40%), причем темп прироста достиг за последний год огромной цифры в 15%.

Эти данные говорят о реальном накоплении, т.е. о расширенном воспроизводстве. Если же взять всю сумму капитальных вложений, т.е. включать и возмещение сношенных частей "капитала", то мы получим такие цифры.

Весь обобществленный сектор: здесь цифра годовых вложений поднялась с 2 млрд до 3,4 млрд руб. по тем же ценам.

Государственная и кооперативная промышленность: здесь соответствующие цифры будут составлять 890 млн. руб. в 1925/26 году и 1,5–1,6 млрд. в 1927/28 году.

Интересно также отметить систематический рост совершенно нового промышленного строительства. Доля средств, идущих на это строительство, в процентах к общим ассигнованиям на промышленность неуклонно возрастает: 1925/26 год – 12%, 1926/27 год – 21%, 1927/28 год – 23%. Чрезвычайно быстро растет удельный вес промышленности во всем народном хозяйстве, удельный вес производства средств производства в промышленном секторе и т.д. Характерно при этом то обстоятельство, что доходы крестьянства, по последним исследованиям, почти наполовину состоят из доходов промышленных (промыслы, строительство, доходы от лесоразработок и пр.)[2]. Все это показывает, насколько быстро идет процесс индустриализации страны, насколько ярко идет в то же время процесс социализации (обобществления) всей ее экономики. Цифры, касающиеся вытеснения частника, общеизвестны. Растет товарооборот страны, в частности оборот между городом и деревней. Растет грузооборот. Растет бюджет. Из года в год увеличивается численность рабочего класса. Растет материальный и культурный уровень его жизни. И т.д. и т.п.

И в то же время рост нашей экономики и несомненнейший рост социализма сопровождаются своеобразными "кризисами", которые, при всем решающем отличии закономерностей нашего развития от капиталистического, как будто "повторяют", но в вогнутом зеркале, кризисы капитализма; и тут и там диспропорция между производством и потреблением, но у нас это соотношение взято "навыворот" (там – перепроизводство, здесь – товарный голод; там – спрос со стороны масс гораздо меньше предложения, здесь – этот спрос больше предложения); и тут и там идет вложение огромных сумм "капитала", которое связано со специфическими кризисами (при капитализме) и "затруднениями" (у нас); но у нас и это соотношение взято "навыворот" (там – перенакопление, здесь – недостаток капитала); и тут и там – диспропорция между различными сферами производства, но у нас типичен металлический голод. Безработица у нас имеет место одновременно с систематическим ростом численности и занятых рабочих. Даже аграрный "кризис" у нас идет "навыворот" (недостаток предложения хлеба). Словом, в особенности истекший год поставил перед нами проблему наших "кризисов", имеющих место в начальные периоды переходной экономики в стране отсталой, мелкобуржуазной по составу своего населения, находящейся во враждебном окружении. <...>

 

II

 

Реконструктивный период требует от хозяйственного руководства самого тщательного продумывания проблем текущей политики. Здесь прежде всего вновь ставится все тот же "проклятый" вопрос о соотношении города и деревни, и вновь разогреваются старые "рецепты", долженствующие якобы спасти нас от всяких зол и напастей: троцкистские чревовещатели, эти садовники, дергающие растение за верхушку, чтобы оно "скорее росло", и мелкобуржуазные рыцари крепкого хозяина, которые скорбят и хнычут по поводу "форсированного наступления на кулачество", – все они загомозились на фоне затруднений в связи с хлебозаготовками, ожили, возобновили продукцию своих панацей, выступили – в который раз! – со своими пожеланиями, требованиями, предостережениями, угрозами. Рассмотрим и мы эту "проблему проблем", еще раз критически проверив свою линию.

Мы провели историческую борозду между капиталистическим миром и миром пролетарской диктатуры, но нам полезно использовать исторический опыт капитализма. Нам полезно использовать этот опыт с точки зрения интересующей нас проблемы, тем более что все мы помним положение Маркса: различные типы соотношений города и деревни отмечают целые исторические эпохи.

В пределах и рамках капитализма нетрудно различить три основных типа отношений. Первый тип – наиболее отсталое полукрепостническое сельское хозяйство, крестьянин-паупер, голодная аренда, беспощадная эксплуатация мужика, слабая емкость внутреннего рынка. (Пример: дореволюционная Россия.) Второй тип – гораздо меньше остатки крепостничества, крепостник-помещик в значительной степени уже капиталист, более зажиточное крестьянство, большая емкость крестьянского рынка и т.д. Третий тип – "американский" – почти полное отсутствие феодальных отношений, "свободная" земля, на начальных ступенях развития отсутствие абсолютной ренты, зажиточный фермер, огромный внутренний рынок для промышленности. И что же? Нетрудно видеть, что мощь и размах индустриального развития, мощь и размах роста производительных сил были максимальны именно в Соединенных Штатах.

Троцкисты, ставя проблему максимальной перекачки (взять все, что "технически досягаемо"; брать больше, чем брал царизм, и т.д.), хотят поместить СССР в этом историческом ряду "за" старой Россией, в то время как его нужно поместить "за" Соединенными Штатами Америки. Ибо если Соединенные Штаты осуществляют наиболее быстрое в пределах капитализма развитие сельского хозяйства и движение производительных сил в целом, то мы – на социалистическом базисе, на основе решительной борьбы со всеми капиталистическими элементами – должны идти еще быстрее, в тесном союзе с решающими массами крестьянства. В своей наивности идеологи троцкизма полагают, что максимум годовой перекачки из крестьянского хозяйства в индустрию обеспечивает максимальный темп развития индустрии вообще. Но это явно неверно. Наивысший длительно темп получится при таком сочетании, когда индустрия подымается на быстро растущем сельском хозяйстве. Именно тогда и индустрия дает рекордные цифры своего развития. Но это предполагает возможность быстрого реального накопления в сельском хозяйстве, следовательно, отнюдь не политику троцкизма. Переходный период открывает новую эпоху в соотношении между городом и деревней, эпоху, которая кладет конец систематическому отставанию деревни, "идиотизму деревенской жизни", которая закладывает фундамент курса на уничтожение противоположности между городом и деревней, которая поворачивает самую индустрию "лицом к деревне" и индустриализирует сельское хозяйство, выводя его с исторических задворок на авансцену экономической истории. Троцкисты не понимают, следовательно, того, что развитие индустрии зависит от развития сельского хозяйства,

С другой стороны, мелкобуржуазные рыцари, "защищающие" сельское хозяйство от всяких долевых отчислений в пользу индустрии, стоят, по сути дела, на точке зрения увековечения мелкого хозяйства, его убогонькой техники, его "семейной" структуры, его узенького культурного горизонта. Глубоко консервативные по существу, видящие в хуторском хозяйстве альфу и омегу техники агрономии, экономики, – эти идеологи "хозяйчика" отстаивают рутину и индивидуализм в эпоху, которая ставит на своем знамени революционное преобразование и коллективизм, и, по сути дела, расчищают путь махрово-кулацким элементам. Если троцкисты не понимают, что развитие индустрии зависит от развития сельского хозяйства, то идеологи мелкобуржуазного консерватизма не понимают, что развитие сельского хозяйства зависит от индустрии, т.е. что без трактора, химического удобрения, электрификации сельское хозяйство обречено топтаться на месте. Они не понимают, что именно индустрия есть рычаг радикального переворота в сельском хозяйстве и что без ведущей роли индустрии невозможно уничтожение деревенской узости, отсталости, варварства и нищеты.

Исходя из преодоления обоих этих флангов "общественной мысли", мы должны теперь разрешить конкретный вопрос о соотношении между индустрией и сельским хозяйством у нас в СССР в данный период. Основные факты, которые мозолят всем глаза, таковы: при общем росте оборота между городом и деревней – товарный голод, т.е. и недостаточное (резко недостаточное) покрытие деревенского спроса, следовательно, как будто отставание промышленности от сельского хозяйства; с другой стороны, затруднения с хлебом, недостаточное предложение хлеба по сравнению со спросом на него, т.е. как будто отставание сельского хозяйства; огромный рост промышленной продукции и огромный рост капитального строительства, и в то же время – весьма значительный товарный дефицит. Все эти "парадоксы" нашей хозяйственной жизни должны получить свое разрешение. От этого разрешения зависят и основные директивы нашей политики.

Троцкий в своем заявлении Коминтерну ("Июльский пленум[3] и правая опасность") – документе неслыханно клеветническом и кликушеском – пытается местами аргументировать, опомнясь на минуту от перманентного визга. Важнейшие места аргументации: 1) "что отсталость сельского хозяйства является причиной всех трудностей, это, разумеется, бесспорно"; 2) "по типу своему нынешнее сельское хозяйство бесконечно отстало, даже по сравнению с нашей очень отсталой промышленностью"; но 3) "несмотря на несравненно более высокий свой, по сравнению с сельским хозяйством, технико-производственный тип, наша промышленность не только не доросла еще до ведущей и преобразующей, т.е. до подлинно социалистической роли по отношению к деревне, но и не удовлетворяет даже и текущих товарно-рыночных потребностей, задерживая тем самым ее развитие"; 4) "поднять сельское хозяйство вверх (точно его можно подымать и вниз! – Н.Б.) можно только через промышленность. Других рычагов нет... Смешивать воедино два вопроса: об общей исторической отсталости деревни от города и об отставании города от рыночных запросов сегодняшней деревни – значит сдавать гегемонию города над деревней".

Из этих рассуждений делаются и выводы: партия с XII съезда(!!) вела правую политику[4]; политику недостаточной индустриализации и, следовательно, утери темпа, откуда и вырос кризис хлебозаготовок; партия в феврале признала, утверждает Л.Д. Троцкий, отставание промышленности, но теперь (после июльского Пленума и отмены чрезвычайных мер) партия снова взялась за старое и т.д. и т.д. Генеральный вывод: необходимо форсировать индустриализацию сверх того, что делается в настоящее время (о других "выводах" автора здесь говорить не место).

В этих рассуждениях поражает не только то, что они кричаще противоречат "музыке социализма", которую автор перманентной революции слышал в первых контрольных цифрах, появившихся, как это всем известно, гораздо позднее XII съезда. В этих рассуждениях поражает прежде всего полное отсутствие анализа динамики развития. Ни вопрос об основных фондах промышленности по сравнению с основными фондами сельского хозяйства, ни вопрос о величине продукции пром. и с.-х., ни вопрос о движении этих соотношений не интересуют автора. Между тем соответствующие факты кое о чем говорят даже для людей, трижды оглушенных буржуазной ложью о СССР. <...>

Подводя общие итоги, нужно сказать: 1) по основным фондам, по валовой и товарной продукции темп развития индустрии чрезвычайно превышает темп развития сельского хозяйства; 2) зерновое хозяйство, поставленное в крайне невыгодные условия, угрожающе отстает даже от минимально необходимых темпов; 3)спрос со стороны деревенского населения наполовину является неземледельческим спросом и сам в значительной мере порождается развитием крупной промышленности, обобществленного хозяйства; 4) дальнейшее увеличение темпов в развитии индустрии определяется в значительной мере сельскохозяйственными сырьевыми и экспортными лимитами; 5) очевидно далее, что при распределении средств внутри промышленности (а в части капитального строительства – внутри всего обобществленного сектора) нужно добиться всестороннего учета всех факторов, определяющих "более или менее бескризисное развитие" (из резолюции XV съезда), более правильное сочетание отраслей промышленности и отраслей обобществленного сектора.

Из всего комплекса вытекающих отсюда проблем на первое место становятся проблемы капитального строительства и зернового хозяйства. Что касается последнего вопроса, то партия в своих решениях – в особенности в своих последних решениях – подчеркнула все его огромное значение: отсюда выпрямление политики цен, отсюда постановка вопроса о совхозах и колхозах, отсюда необходимость громаднейших практических усилий в данной области. Разумеется, если бы не было угрожающего отставания зернового хозяйства, его дробления, понижения его товарности и т.д., то целесообразней было бы, пожалуй, деньги, ассигнуемые на совхозы, вложить, скажем, в производство черного металла, которое является "узким местом" нашей промышленности. Однако даже "сверхин-дустриалисты" не решаются напасть на совхозы. Почему? Потому что очевидно именно отставание зернового хозяйства. "Чисто производственная" точка зрения, т.е. точка зрения "увеличения продукции" (Ленин), совпадает здесь с точкой зрения "классового замещения", постепенного замещения капиталистических элементов сельского хозяйства возрастающей коллективизацией индивидуальных бедняцких и середняцких хозяйств, укрупнением и обобществлением сельскохозяйственного производства. Эта огромная новая проблема, которая отнюдь не предполагает пренебрежительного отношения к индивидуальному трудовому хозяйству, а, наоборот, должна решаться на подъеме индивидуальных хозяйств (именно так ставил вопрос тов. Ленин), требует особого внимания и особого напряжения усилий именно благодаря своей новизне. Это есть, до известной степени, крупное капитальное строительство в сельском хозяйстве, требующее и новой техники (тракторизация, механизация, химизация и т.д.), и квалифицированных кадров. Подъем индивидуального крестьянского хозяйства, особенно зернового, ограничение кулацкого хозяйства, строительство совхозов и колхозов при правильной политике цен, при кооперировании масс крестьянства и т.д. должны выправить крупнейшую хозяйственную диспропорцию, находившую свое выражение в стабильности и даже регрессе зерновых культур и в слабом развитии сельского хозяйства вообще. В общем и целом при составлении наших планов необходимо помнить о директиве XV съезда: "Неправильно исходить из требования максимальной перекачки средств из сферы крестьянского хозяйства в сферу индустрии, ибо это требование означает не только политический разрыв с крестьянством, но и подрыв сырьевой базы самой индустрии, подрыв ее внутреннего рынка, подрыв экспорта и нарушение равновесия всей народнохозяйственной системы. С другой стороны, неправильно было бы отказываться от привлечения средств деревни к строительству индустрии; это в настоящее время означало бы замедление темпа развития и нарушение равновесия в ущерб индустриализации страны"[5].

 

III

 

Осью всех наших плановых расчетов, всей нашей хозяйственной политики должна быть забота о постоянно развивающейся индустриализации страны, и партия будет бороться против всякого, кто вздумает свернуть нас с этого пути. Со всех точек зрения (развития производительных сил, развития сельского хозяйства, роста удельного веса социализма, укрепления смычки внутри страны, укрепления международного экономического веса, обороноспособности, роста массового потребления и т.д. и т.п.) индустриализация СССР есть для нас закон. При этом нужно постоянно иметь в виду, что наша социалистическая индустриализация должна отличаться от капиталистической тем, что она проводится пролетариатом в целях социализма, что она по-другому, по-иному воздействует на крестьянское хозяйство, что она по-другому, по-иному "относится" к сельскому хозяйству вообще. Капитализм создавал приниженность сельского хозяйства. Социалистическая индустриализация – это не паразитарный по отношению к деревне процесс (при капитализме, несмотря на развитие сельского хозяйства под влиянием индустрии, элементы такого паразитизма налицо), а средство ее величайшего преобразования и подъема. Индустриализация страны означает поэтому и индустриализацию сельского хозяйства, и тем самым она подготовляет уничтожение противоположности между городом и деревней.

Понятно, что процесс индустриализации не может идти одинаково плавно на всех ступенях развития. Понятно также, что он ставит нас перед труднейшими проблемами: в полунищей стране необходимо собрать и производительно применить, превратив в новую технику, новые здания и т.д., огромные суммы "капитала". Проблема капитального строительства выдвигается поэтому на первый план. Здесь мы сталкиваемся с труднейшими и сложнейшими задачами, которые никак не могут быть решены ни криком, ни "интуицией", ни другими аналогичными качествами. Здесь нужно вдумчивое изучение проблемы, здесь неуместно какое бы то ни было дилетантство, здесь необходима коллективная проработка вопроса, здесь необходим счет.

Мы должны стремиться к возможно более быстрому темпу индустриализации. Значит ли это, что мы все должны вкладывать в капитальное строительство? Вопрос в достаточной мере нелеп. Но этот нелепый вопрос скрывает в себе другой вопрос, вполне "лепый", а именно вопрос о границах накопления, о верхнем лимите для сумм капитального вложения.

Прежде всего при составлении программ капитального строительства необходимо иметь в виду директиву партии о резервах (валютных, золотых, хлебных, товарных). За последнее время вошло в очередную "моду" помалкивать насчет политики резервов:

 

Ходить бывает склизко

По камешкам иным

О том, что очень близко,

Мы лучше помолчим[6]

 

Однако, хотя "молчание – золото", а золота у нас мало, все же играть в молчанки тут никак нельзя. У нас не только нет резервов, но перебои в снабжении, "очереди" и "хвосты" стали "бытовым явлением", в значительной мере дезорганизующим и нашу производственную жизнь. <...>

Для всякого коммуниста понятно, что нужно идти вперед так быстро, как это возможно. Понятно, что нам в высокой степени нежелательно снижать уже достигнутый темп, который – это нужно помнить – мы достигли ценою величайшего напряжения бюджета, ценою отсутствия резервных накоплений, ценою сокращения доли потребления и т.д. Мы идем с напряжением огромным. И нужно понять, что если мы должны сохранить (а не раздуть!) этот темп и в то же время: 1) смягчить товарный голод, 2) сдвинуть вперед дело с резервами, 3) обеспечить более бескризисное развитие, – то для этого нужно принять ряд самых решительных мер, обеспечивающих большую эффективность строительства, большую производительность всех наших производственных единиц и гораздо большую производительность новых, входящих в процесс производства предприятий, – эффективность и производительность, серьезно превышающие теперешние требования в этой области.

Конкретные обследования РКИ[7] показали, что здесь у нас уйма непроизводительных трат и расходов. Эти faux frais[8], связанные с рядом организационных вопросов, нужно свести до минимума. Нужно зверски работать над снижением индекса строительных материалов. Нужно зверски уменьшать период производства (то, что строят в Америке два месяца, у нас строят около 2 лет!). Нужно в значительной мере изменить тип строительства (слишком тяжелые здания и т.п.). Нужно гораздо более экономно расходовать материалы (у нас, например, расходуется в 1½–2 раза больше металла, чем это необходимо). Вся эта рубрика в целом может дать гигантскую экономию, если принять во внимание, что капитальное строительство в промышленности составляет только одну треть совокупного строительства по обобществленному сектору (1,25–1,30 млрд. руб. по промышленности без электростроительства из общей суммы в 3,4 млрд. руб. за 1927/28 год).

Высвобождающиеся суммы должны пойти: 1) на смягчение напряженности на рынке, которая бьет и промышленность, и все обобществленное хозяйство, и рабочих, и крестьян (как мы это видели выше из анализа структуры спроса), и нашу денежную систему; 2) на образование резервов; 3) на сохранение реально нами достигнутых темпов.

Одновременно необходимо всемерно подымать производительность наших предприятий, снижать себестоимость продукции (обеспечить действительно массовое производство продукции). Новейшие изобретения, важнейшие технические достижения вообще, серьезная рационализаторская работа, втягивание масс, развитие и применение науки, роль которой должна быть теперь повышена в несколько раз, – все это должно стоять в центре нашего внимания. Нужно покончить с российским провинциализмом: мы должны следить за каждым движением научно-технической мысли Европы и Америки и использовать каждый их действительный шаг вперед; мы должны научно поставить дело нашего статистического учета; мы должны кончать – и возможно скорее – с неразберихой, дерганием и пр. в системе нашего хозуправления. Мы должны научиться культурно управлять в сложных условиях реконструктивного периода.

Эту задачу возможно решить, лишь поняв следующее: мы не перестроили так своих рядов, как того требует реконструктивный период.

У нас должен быть пущен в ход, сделан мобильным максимум хозяйственных факторов, работающих на социализм. Это предполагает сложнейшую комбинацию личной, групповой, массовой, общественной и государственной инициативы. Мы слишком все перецентрализовали. Мы должны спросить себя: не должны ли мы сделать несколько шагов в сторону ленинского государства-коммуны? Это вовсе не значит "распускать вожжи". Наоборот. Основное руководство, важнейшие вопросы должны гораздо тверже, более жестко (но зато и более продуманно) решаться "в центре". Но в строгих рамках этих решений действуют уже нижестоящие органы, отвечающие за свой круг вопросов, и т.д. Гиперцентрализация в ряде областей приводит нас к тому, что мы сами лишаем себя добавочных сил, средств, ресурсов и возможностей и мы не в состоянии использовать всю массу этих возможностей, благодаря ряду бюрократических преград: мы действовали бы гораздо более гибко, маневренно, гораздо более успешно, если бы, начиная с отдельного госпредприятия, были бы в состоянии больше применяться к реальным, конкретным условиям и не делать поэтому тысяч маленьких и больших глупостей, которые в сумме "влетают в копеечку".

 

] ] ]

 

Хлебозаготовительный кризис сигнализировал нам крупные опасности. Экономика обернулась здесь и своей классовой стороной.

Эти опасности еще не изжиты, и нужна еще большая работа, чтобы они были изжиты. В стране, несомненно, колобродят враждебные нам силы: кулачество в деревне, остатки старых и новые буржуазные группировки в городах. В порах нашего гигантского аппарата гнездятся тоже элементы бюрократического перерождения с их полным равнодушием к интересам масс, их быту, их жизни, их материальным и культурным интересам. Если активные идеологи мелкой и средней буржуазии протягивают свои щупальца и тихонечко пробуют колебать нашу политическую линию (таковы противники индустриализации, противники совхозов, колхозов и т.д.), то чиновники "чего изволите?!" готовы выработать какой угодно, хотя бы сверхиндустриалистский план, чтобы завтра хихикать над нами в "узком кругу", а послезавтра идти под руку с нашими противниками. У рабочего класса есть, однако, масса козырей на руках. В борьбе с классовыми врагами, усиливающими свою политическую активность, пролетариат, опираясь на бедноту, организуя ее силы против кулачества, развертывая смелую самокритику в своих рядах, будет все успешнее преодолевать и свои собственные недостатки. Мы растем, и мы можем расти, и мы будем расти с меньшими потрясениями, если станем культурнее и научимся лучше управлять. Именно об этом говорил в последнее время тов. Ленин.

 

Бухарин Н.И.

Избр. произведения. М., 1988.

 

в начало

 

ЭКОНОМИКА СОВЕТСКОЙ СТРАНЫ[9]

 

<...> Самым характерным в экономике нашей страны в настоящее время нужно считать процесс ликвидации многообразных экономических укладов (пять укладов Ленина), процесс, который одержал исключительно крупные победы и завершение которого есть дело второго пятилетнего плана. Уже сейчас "социалистический сектор", по сути дела, не может быть рассматриваем как "сектор", ибо он – не только "ведущее начало", "командная высота", "динамически решающая величина" и т.д. Он – подавляющая громадина всего народного хозяйства. Он – все, за вычетом единоличника-крестьянина и незначительного числа ремесленников. Это – исключительно важная победа: здесь налицо уже качественно новая "ситуация", созданная ростом индустрии, коллективизацией сельского хозяйства, уничтожением кулачества. Правда, в отличие от индустрии с ее предприятиями "последовательно социалистического типа" колхозы необходимо рассматривать как социалистический, но еще не "последовательно социалистический" тип производственных единиц; однако их уже нельзя отнести ни к какой форме "частного хозяйства". Таким образом, с огромной силой ускорения мы идем к единому "способу производства", "бесклассовому социалистическому обществу". Нужно понять всю бездонную глубину этого экономического переворота и все его последствия. Он означает всеобщую социалистическую "рационализацию" хозяйства, полную победу социалистического плана над всеми остатками товарно-анархической стихии, колоссальное возрастание организованности всего хозяйственного целого и быстро растущее повышение его эффективности.

Когда-то гг. "катедер-социалисты"[10], кокетничая с социализмом, изображали будущее общество как винегрет из разных моментов "экономики": Вагнеры, Шеффле, Шмоллеры, наши народолюбивые Чупровы[11] – все они, заглядывая в будущее, судили по формуле: "с одной стороны, с другой стороны". Социализм же утверждает себя как единый способ производства, хотя и не сразу, а в мучительной трудной борьбе с остатками других укладов и форм. Но претендует он на занятие всех мест на историческом поле битвы, и этого он, разумеется, добьется. Так говорит уже не только предугадывающая "теория", а и положительный исторический опыт.

Одним из важнейших и центральных затруднений при построении социалистической экономики являлась, разумеется, проблема новых основных фондов (новых средств производства), или, выражаясь еще на капиталистическом языке, проблема основного капитала. "Техническая реконструкция", "социалистическое накопление", "новый основной капитал", "переоборудование всего хозяйства" и т.д. – все это различные формулы для обозначения, по сути дела, одного вопроса, одной задачи, которая сводилась к движению производительных сил на новой социалистической основе. Эта трудность (ибо старый порядок оставил пролетарскому наследнику страну нищую и полуварварскую) превращалась в устах антикоммунистических идеологов в невозможность. Так, например, П.П. Маслов[12] (ныне изменивший свою позицию) писал в 1918 г.: "Творить... новые предприятия на новых технических началах из ничего даже и революция не в состоянии, хотя она и обладает огромными творческими силами".

Однако пролетарская революция все это "сотворила". Разумеется, не из абсолютного "ничего", но сотворила целый огромный мир новой социалистической индустрии и механизированного сельского хозяйства, и притом в небывало короткие исторические сроки. Ее сознательная сила, партия, опираясь на героический энтузиазм и самоотверженность пролетариата, концентрировала все возможные ресурсы на участке тяжелой промышленности: путем интенсификации труда и его организации, путем величайшей экономии, путем налогов, прямых и косвенных, путем добровольных сборов, путем займов, путем соответствующей политики цен и т.д. был взят самый твердый курс на самоотверженную стройку тяжелой индустрии; процент накопляемой части народного дохода оказался крайне высок (и оттого так велико "напряжение"), перераспределение производительных сил частично шло за счет других отраслей (в том числе и сельского хозяйства), соотношение между производством и потреблением развивалось в сторону решительного перевеса первого (сюда входит и экспорт средств потребления для импорта средств производства). Но тяжелая индустрия, технически блестяще вооруженная, была построена, "социалистическое накопление" шло невиданными темпами вперед.

"Пропорции", с точки зрения "нормали", казались сдвинутыми со всех привычных и даже теоретически воображаемых мест. Противники коммунизма открыто говорили о "кризисе" всего советского общества, хозяйства. Колеблющиеся и уклонисты пугались такого быстрого продвижения и нарушения якобы "абсолютно необходимых" пропорций. Между тем объективно речь шла о важнейшей фазе всего строительного процесса, когда создавались предпосылки последующих победоносных фаз уже на других участках хозяйства. Дело крайне затруднилось тем, что почти одновременно нужно было сломить кулачество, преодолеть колебания части середняков, создать базу для возможно более широкого – и притом социалистического – применения сельскохозяйственных машин. Это была проведенная пролетарской революцией гигантская аграрная революция с экспроприацией средств производства кулаков, переворот в хозяйственных формах, радикальная перегруппировка классовых сил; причем за спиной этих процессов уже зрело предложение огромного машинного сельскохозяйственного парка со стороны индустрии, то есть переворот в технической основе сельского хозяйства. Исходный пункт развития в деревне был довольно жалок, классовое сопротивление врага необычайно остро, сила индивидуалистических привычек миллионов – огромна, пусковой период коллективных хозяйств и совхозов довольно длителен, – в результате весьма значительны оказались "издержки" этого великого процесса реорганизации. Они оказались особенно значительны географически там, где слои кулачества крепче сидели в своих гнездах, а по отраслям производства – в его особо "тонких" ответвлениях, прежде всего в животноводстве, где позиции кулачества были тоже особенно сильны. Именно поэтому противники коммунизма ожидали "нарастания кризиса", а их политические представители и внутри, и вне страны усиленно заходили вокруг проблемы "мужика".

Фаза общего народнохозяйственого развития в СССР, которая выражалась в решительном и одностороннем, но исторически абсолютно необходимом сдвиге всех хозяйственных пропорций в сторону тяжелой промышленности, стала переходить в другую фазу, когда на основе завоеваний предыдущего периода и при дальнейшем мощном развитии тяжелой промышленности стали быстро подниматься сельское хозяйство и легкая промышленность. Было бы в высшей степени неправильно рассматривать обе "половинки" хозяйственного целого как раздельные и изолированные силы. Между тем многие из наших противников рассматривали рост нашей тяжелой промышленности как "вещь в себе" у Канта или как производство средств производства у Туган-Барановского[13]: "Уголь для железа, железо для угля" и т.д. Однако даже при самом беглом взгляде на вещи можно было бы заметить громадные потенциальные связующие моменты. Так, капитальные вложения в металлообрабатывающую промышленность шли прежде всего на те отрасли, которые обеспечивали электрификацию страны и механизацию сельского хозяйства. Сельскохозяйственное машиностроение в СССР (включая производство тракторов) выдвинулось на первое место. Стала быстро подыматься химическая промышленность. Социалистический "город", вернее социалистическая индустрия, начала быстро усиливать свою активную революционизирующую помощь "деревне". "Пропорции" стали выравниваться на иной манер и на совершенно новой основе, обеспечивающей крайнее убыстрение темпов развития всего социалистического хозяйства в целом. "Издержки реорганизации" стали быстро перекрываться, раны залечиваться, и во всю величину свою стал вырисовываться основной факт: сельское хозяйство освобождено от пут мелкой собственности, от "собственнического свинства на земле" (Маркс); в сельском хозяйстве создались новые трудовые стимулы, новый строй труда, новая техника; сельское хозяйство, превращаясь в одну из отраслей промышленного типа, начинает с огромной быстротой подыматься на своих новых, социалистических устоях.

В корне изменилась и вся проблематика рынка. Рынок эпохи "классического" нэпа имел своей самой глубокой основой мелкое индивидуальное крестьянское хозяйство, раздробленный труд, крестьянский "двор". Замечательные работы Ленина с предельной ясностью мотивируют этот пункт. Поворот к нэпу был отступлением. Восстановительный период – подготовкой и переходом к наступлению. Реконструктивный период привел к фронтальному социалистическому наступлению, уже со всеми родами оружия. Рост индустрии и переход к колхозно-совхозному типу хозяйства не могли не повлиять на всю сферу обращения, вызвав к жизни и новый тип торговли, "советской торговли", без спекулянта и перекупщика. Этот процесс не мог уничтожить рынка и денег, как категории рынка, не только потому, что остались еще "дробь" единоличного сектора и индивидуальное хозяйство колхозников, чем ни в коем случае нельзя пренебрегать, но и потому, что взаимосвязь между всеми частями сельского хозяйства и промышленности не достигла еще соответствующих степеней плотности и интенсивности. Но он изменил в корне значение рынка, ибо превратил его в огромной степени в соотношение организованных государственных, полугосударственных и кооперативных единиц, за которыми стоит единая организующая централизованная воля. Когда "Социалистический вестник"[14] сокрушается, что налицо "сведение права крестьян на продажу излишков их продукции из-за монопольности государства, как покупателя, к фикции", то он живет категориями прошлых периодов. "Монопольность" государства дает теперь деревне людей, машины, химические удобрения к крайней выгоде для деревни. "Свободная игра экономических сил" – просто сапоги всмятку в условиях нашей выросшей социалистической действительности, реакционная утопия. Совсем другой смысл имеет сейчас и проблема расширения товарооборота и транспортной сети, о чем с такой настойчивостью говорил тов. Сталин. Это отнюдь не развязывание анархического прежнего рынка, а создание материальной базы для распределения возросших масс продукции, правильного регулирования ее потоков с использованием рыночной формы, в том числе и в массово-розничных звеньях советской торговли, с продажей по ценам, регулируемым организованными силами пролетарской диктатуры. Таким образом, и здесь мы имеем совершенно новые качества процессов, которые очень ясно говорят нам о том, как далеко мы уже продвинулись по пути к бесклассовому социалистическому обществу.

Различные господа-критики, специалисты и дилетанты, чрезвычайно любят отмечать, что советский социализм "забыл человека", что эта черта есть линия советского развития, принцип его экономики и даже всей его культуры. Экономисты ссылаются при этом на соотношение между производством средств производства, производством предметов потребления, обвиняя нас в том, что мы культивируем фетишизм машины. Даже м-р Чейз в своей статье в "Известиях" затронул этот мотив. После всего вышеизложенного нетрудно, однако, понять, что наше развитие имело на определенных своих ступенях разные задачи, в конечном счете сливающиеся в одну задачу – задачу построения цветущего социалистического общества с могучими производительными силами, функционирующими для покрытия растущих массовых потребностей. Вторая пятилетка уже определила этот поворот. Соотношение между производством и потреблением, между производством средств производства и между производством предметов потребления до известной степени меняется в сторону потребления. Это, конечно, отнюдь не означает понижения производительных сил страны, находящих свое непосредственное выражение в росте средств производства и в дальнейшей технической реконструкции; наоборот, тяжелая промышленность продолжает и во второй пятилетке свой бурный рост, но это означает установление реальной связи между обеими отраслями: машины, уголь, электроэнергия, стройматериалы, химия тяжелой промышленности уже смогут оплодотворить и оплодотворяют легкую промышленность и сельское хозяйство. Но процесс потребления есть в то же время процесс производства рабочей силы. Быстрый скачок в уровнях массового потребления, к чему мы идем, даст огромнейший производственный эффект. Этот производственный эффект позволит использовать его не только по линии дальнейшего "социалистического накопления", то есть расширенного воспроизводства, предполагающего гигантский рост средств производства и непрерывное повышение удельного веса этого производства, но даст возможность решительного увеличения трат на культурные нужды, на просвещение, науку, искусство, украшение жизни. Однако и эти затраты, в конечном итоге расширяющие умственные горизонты людей, повышающие их культурный уровень вообще, и научно-технический уровень в частности, в свою очередь отражаются на производстве, на темпах овладения техникой, на изобретательстве, на умении концентрировать внимание и т.д. Так интересы производства и интересы потребления, разъединенные в капиталистическом обществе, сливаются при социализме. Машина, развивая производительную силу труда, играет освобождающую роль, ибо она перестает быть средством эксплуатации. Весь культурный облик общества становится снизу доверху другим.

Таким образом, внутренние тенденции развития социалистического общества, сознательно выражаемые пролетарской партией в ее генеральной линии и во всей системе ее установок, реализуемые в концентрированном волевом напоре через многосложный людской "аппарат", охватывающий миллионные массы, ведут к организованному во всех своих частях и потому хозяйственно необычайно эффективному обществу. Последний и самый глубокий "критерий" высоты общественного строя есть степень производительности общественного труда. И все тенденции нашего развития идут по этой линии, становясь все отчетливее и отчетливее: раскрепощение рабочей силы и развязывание творческой энергии трудящихся, уничтожение паразитического потребления, поворот индустрии к обслуживанию сельского хозяйства и рационализация его с освобождением от пут частной собственности, гигантски возрастающая плановость, массовое применение науки, все более яркий рост культуры всех работников общества, преодоление в жестокой классовой борьбе остатков капитализма и всех его "вредных сопротивлений", все большее единство организационной и централизованной воли при одновременном развязывании широчайшей массовой инициативы и так далее – все это создает огромную мощность растущего социализма и громадное повышение производительности общественного труда. Перспективы четки и ясны. Конечно, империалистическое нападение на нас потребует экономически непроизводительных затрат и ослабит темпа нашего развития. Но металлический и огненный язык сражений переведет временно весь "исторический разговор" в другую плоскость. Издержки этих сражений будут очень велики, но классовый враг и здесь будет разбит. А экономика социализма начнет новое свое движение, и уже не только в пределах нашей страны.

 

Известия 1934 12 мая

в начало

 

к содержанию << >> на следующую страницу