СОЦИАЛЬНАЯ ПАМЯТЬ
3.1. Виды памяти и мнемические действия
3.2. Информационная модель индивидуальной памяти
3.3. Групповая социальная память
3.4. Структура социальной памяти общества
3.5.Противоречия
общественного познания
на предыдущую страницу <<< к содержанию >>> на следующую страницу
3.1. Виды
памяти и мнемические действия
В разделе 1 мы определили социальную память, или мнемическую деятельность как движение смыслов в социальном времени. Для раскрытия сущности и специфических особенностей социальной памяти полезно сопоставлять ее с другими типами памяти, которые соответствуют другим типам смысловой коммуникации. Как показано на рисунке 1.2., помимо социальной коммуникации, существует еще генетическая и психическая коммуникация со своими смыслами и хронотопами. Следовательно, вырисовываются три типа памяти:
•
генетическая;
•
психическая;
• социальная.
Генетическая память, или наследственность (память биологического вида или родовая память) обеспечивает движение в биологическом времени генетических программ, инстинктов, безусловных рефлексов и биологических образов, свойственных данному виду. Материальным носителем генетической памяти служат нуклеиновые кислоты (ДНК и РНК), посредством которых закодированы генетические смыслы. Совокупность этих смыслов образует генофонд – материальное воплощение генетической памяти. Наследственность представляет консервативность живых организмов, выступая в неразрывной связи с изменчивостью, обусловленной воздействием внешней среды и жизненным опытом индивидуальных особей.
Помимо генетической памяти, биологи еще различают нейрофизиологическую память – устойчивые связи в нервной системе, возникшие во время жизни особи, например, условные рефлексы, и биохимическую память, хранящую индивидуальные биохимические изменения, например, иммунитет. Эти виды памяти несут следы внешних воздействий некоммуникационного характера, поэтому они не представляют для нас интереса. Исключение – дрессировка животных и воспитание условных рефлексов в лабораторных условиях (опыты И.П. Павлова), где коммуникационное сообщение (сигналы) налицо. Что же касается наследственности (генетической памяти), то она определяет врожденные структуры и качества индивидуальной человеческой памяти, а также этнопсихологические особенности социальной памяти, и поэтому мы не можем ее не учитывать[1]. Наследственность – готовый для индивидуального опыта запас потенциальных психических особенностей и их связей.
Психическая память понимается в психологии как сохранение и последующее воспроизведение человеком его опыта. Под опытом подразумеваются знания, умения (навыки), эмоциональные переживания и волевые стимулы (желания, интересы, ценностные ориентации), т.е. то, что мы назвали смыслом. Действительно, бессмысленный опыт в памяти не фиксируется, а смысл всегда постигается человеком благодаря опыту. Поэтому определение психической памяти не противоречит общепринятой в психологии трактовке. Надо заметить, что в последнее время в связи с распространением в психологии информационного подхода память стали определять как «передачу информации по временному каналу»[2]. Информационные модели памяти наглядны, и мы их продемонстрируем в дальнейшем, но нельзя не отметить, что авторы этих моделей не поясняют, что они понимают под «информацией». По сути дела информация отождествляется со «смыслом» и «опытом», и не более того.
По
содержанию различаются следующие разделы индивидуальной памяти:
A. Образный (зрительный, слуховой, осязательный) – память о восприятиях и представлениях, полученных благодаря органам чувств; этот раздел можно назвать фактографическим, потому что он сохраняет образы эпизодов, событий, явлений, которые человеку случилось наблюдать в течение его жизни;
B. Семантический (смысловой) или словесно-логический раздел – память на слова, понятия, высказывания, абстрактные идеи, короче – память о языках, текстах и знаниях, выраженных на этих языках; этот раздел памяти иногда называют тезаурус[3];
C. Аффективный – хранилище положительных и отрицательных эмоций, «память сердца»;
D. Моторный – раздел памяти о реакции на данные стимулы, управляющие поведением (условные рефлексы – разновидность моторной памяти); здесь хранятся фиксированные установки, т.е. готовность действовать определенным образом (Д.Н. Узнадзе); восприятие путем подражания и выработанные личным опытом умения, навыки, приемы, привычки;
E. Самосознание – сохранение самотождественности, своего Я, своей «самости».
Нетрудно увидеть, что разделы памяти различаются по хранимым ими смыслам, что подтверждает формулировку «память – движение смыслов во времени». Именно движение, а не запечатленные в мозговом веществе изображения и письмена. Поэтому память тождественна мнемической деятельности (мнема – греч. «память»). Подобно всякой сложной деятельности, мнемическая деятельность складывается из действий. Различаются следующие мнемические действия:
1. Запоминание (в информационных моделях говорят «ввод информации») – восприятие органами чувств внешних сигналов, стимулов, образов, их мысленная обработка (опознание, ассоциации с имеющимися в памяти смыслами, оценка) и формирование нового смысла , который включается в тот или иной вид памяти. Запоминание может быть непроизвольным, совершающимся без волевых усилий, и сознательным, преднамеренным; целенаправленно организованное запоминание есть заучивание.
2. Сохранение – собственно мнемический процесс – движение смыслов во времени без их исчезновения. С.Л. Рубинштейн (1889–1960) отмечал в своем классическом учебнике по общей психологии: «Само сохранение – это не пассивное хранение материала, не простое его консервирование. Сохранение – это динамический процесс, включающий какую-то более или менее выраженную переработку материала, предполагающую участие различных мыслительных операций (обобщения, систематизации и т.д.)... оно включает освоение и овладение материалом, его переработку и отбор, обобщение и конкретизацию, систематизацию и детализацию и т.д.»[4] важным условием сохранения является повторение акта запоминания.
3. Воспроизведение (вывод информации) – извлечение хранящихся в памяти смыслов и использование их в практической жизни. Воспоминание – сугубо человеческий способ воспроизведения запомнившихся смыслов, являющийся результатом внутриличностной коммуникации, диалога с собственной памятью. Воспоминание, как и запоминание, может быть непроизвольным, а может быть сознательным.
4. Забывание – освобождение памяти от неактуальных смыслов, не востребованных в практической деятельности. Однако, как выяснилось, человеческая память обладает способностью десятилетиями сохранять образы, факты, тексты, казалось бы давным-давно позабытые. Канадский нейрохирург У. Пенфилд обнаружил, что электрическое раздражение некоторых участков коры головного мозга вызывает у пациентов картины далекого прошлого. Так, одна пациентка вспомнила любимую в детстве мелодию, которую позже ни разу не слышала. Аналогичных результатов добиваются гипнотизеры. Таким образом границы и критерии забывания оказались относительными.
Благодаря индивидуальной памяти человек выходит за пределы своей наследственности и усваивает социальный опыт, воплощенный в культурном наследии общества. Прежде всего, ребенок овладевает родным языком и первичными навыками поведения в кругу семьи. Затем он приобщается к смыслам и ценностям своих сверстников, а в школе начинается педагогически организованное изучение культурного наследия общества. Всякое изучение (научение) заключается в понимании и запоминании некоторых символов. Например, изучить историю России ХVII века или французский язык означает прочно зафиксировать и систематически упорядочить в тезаурусе факты, концепции, понятия, имена, лексику и грамматику, а в моторном разделе запечатлеть навыки произношения и восприятия французской речи. Профессионализация обогащает индивидуальную память такими знаниями и умениями, которые позволяют ему стать специалистом в каком-то полезном деле.
Ясно, что любое освоение социального опыта, изучение культурного наследия, профессионализация и т.п. – это коммуникационная деятельность. Конечным реципиентом здесь является индивидуальная память, в которой концентрируются полученные смыслы. А кто выступает в качестве коммуниканта? Другие люди (микрокоммуникация), социальные группы (мидикоммуникации), общество в целом (макрокоммуникации), но они могут выполнять функции коммуниканта только в том случае, если обладают памятью, в которой сосредоточены передаваемые смыслы. Коммуникант, который ничего не помнит, выпадает из коммуникации. Всякая смысловая коммуникация есть взаимодействие не между субъектами, а между памятями, точнее – тезаурусами этих субъектов. Элементарную схему коммуникационной деятельности можно даже представить в виде:
Рис. 1.1.а. Элементарная схема
смысловой коммуникационной деятельности
Память коммуниканта является индивидуальной памятью, если речь идет о микрокоммуникации, и социальной, если речь идет о мидикоммуникации или микрокоммуникации. Стало быть, нужно разделять два вида социальной памяти, носителями которых являются разные социальные субъекты: групповая память и память общества. Существует еще понятие общечеловеческая память или память мира, субъектом которой мыслиться все человечество. Мы рассмотрим эти виды социальной памяти, но сначала завершим разговор о памяти индивидуальной.
Индивидуальная память сообщает связность и устойчивость жизненному опыту человека и является предпосылкой формирования социализированной личности. С.Л. Рубинштейн хорошо сказал: «Без памяти мы были бы существами мгновения. Наше прошлое было бы мертво для будущего. Настоящее, по мере его протекания, безвозвратно исчезало бы в прошлом. Не было бы основанных на прошлом ни знаний, ни навыков. Не было бы психической жизни»[5].
Однако механизмы памяти неизвестны и загадочны. В самом деле, в результате метаболизма происходит постоянное обновление организма, отмирание и нарождение новых клеток, внешние и внутренние изменения. Дитя и муж, юноша и старик, носящие одно и то же имя, совершенно не похожи ни физиологически, ни психологически. Но все метаморфозы индивида объединяет память. Непонятным образом память о детстве сохраняется в сознании старика, как будто мнемические структуры не подвластны переменам. Как это возможно в вечно изменяющемся теле? Как будто кристаллы льда в кипящей воде. Наука не знает ответа на этот вопрос. Чтобы получить представление о современном уровне наших знаний, рассмотрим информационную модель индивидуальной памяти, предложенную американским психологом Ричардом Аткинсоном (см.: Аткинсон Р. Человеческая память и процесс обучения: Пер. с англ. – М.: Прогресс, 1980. – 528 с.)
3.2.
Информационная модель индивидуальной памяти
Структурно-функциональная блок-схема памяти, предложенная Р. Аткинсоном, приведена на рис. 3.1. Система памяти включает следующие функциональные блоки:
Сенсорный регистр (СР) – «вход» в систему памяти, куда поступают зрительные, слуховые, тактильные образы, воспринятые из внешней среды органами чувств (рецепторами), которые представляют собой входную сенсорную информацию. Поступившая сенсорная информация оценивается блоком управления, и часть ее отбирается для передачи в КВХ и ДВХ, оставшаяся часть стирается.
Кратковременное хранилище (КВХ) – это оперативная память индивида, которая осуществляет обработку информации, поступившей из СР, с целью ее отбора для долговечного хранения. Таким образом КВХ реализует действие запоминания. Действие воспроизведения также входит в функции КВХ.
Долговременное хранилище (ДВХ) включает главные разделы памяти (образная, семантическая, аффективная, моторная память) и выполняет главную функцию — хранение смыслов. Забывание также функция ДВХ, поскольку в СР и КВХ стирание информации осуществляется очень быстро.
Генератор ответа – блок, обеспечивающий выдачу информации из ДВХ или КВХ при сознательном воспоминании и направление ее в эффекторы, воздействующие на внешнюю среду.
Блок управления обеспечивает движение информационных потоков и их обработку: распознание образов, обобщение, повторение, принятие решения, внутриличностный диалог и т.д.
Рис.3.1 Структурно-функциональная
блок-схема памяти (по Р. Аткинсону)
Р. Аткинсон обращает внимание на следующие особенности своей модели:
1. Информация кодируется двумя видами кодов: перцептивные коды (П-коды) отражают перцептивные, чувственно воспринимаемые характеристики сенсорной информации, поступающей в СР; концептуальные коды (К-коды) соотносятся к семантическим, умозрительно постигаемым элементам. Сочетанием этих кодов фиксируются смыслы, хранящиеся в разных разделах памяти. Большое внимание уделяется организации фактографических и семантических разделов.
2. Физиологические основы КВХ и ДВХ различны. Кратковременное запоминание обеспечивается циркулированием импульсов в замкнутых нейронных цепях без перестройки самих цепей. Долговременное хранение требует структурных изменений в нейронных сетях. Существуют различные гипотезы о сущности этих изменений.
3. Блоки, показанные на схеме рис. 3.2, представляют собой не отдельные узлы нейронов, а разные фазы активации одной и той же неврологической структуры. Другими словами, одно и та же группа нейронов может выполнять функции СР, КВХ и ДВХ.
4. Записи П-кодов и К-кодов в ДВХ имеют адреса, известные блоку управления. Извлечение информации из ДВХ является содержательно-адресным процессом.
Модель Р. Аткинсона страдает техницизмом, упрощающим сложные умственные процессы. В ней не нашли отражения внутриличностные источники смыслов, питающие память, такие как самосознание, личностные ценностные ориентации, убеждения, симпатии и антипатии (злопамятность, добродушие). Ее можно рассматривать в качестве первого приближения к пониманию механизма мнемической деятельности.
3.3.
Групповая социальная память
Структура и содержание групповой памяти зависит от субъекта-носителя, т.е. социальной группы, которой принадлежит эта память. В социологии различат малые социальные группы, большие социальные группы и массовые совокупности (случайная толпа, массовая аудитория и т.п.). Малыми группами являются семья, первичная возрастная группа («ребята нашего двора»), производственная ячейка (бригада, команда, экипаж, отдел), досуговая компания (клуб по интересам). Для малых групп характерна непосредственная межличностная микрокоммуникация в формах И п И, И д И, И у И (см. табл. 2.1.). Большие социальные группы – это совокупность людей, обладающих общими социальными признаками: а) социально-демографические группы формируют такие признаки, как возраст, пол, образование, национальность; б) производственно-экономические группы образуются по имущественному цензу, сословно-классовой принадлежности, профессии; в) общественные объединения: политические партии религиозные конфессии, профсоюзы, молодежные союзы, советы ветеранов и т.д. Массовые совокупности делятся на эпизодические, существующие кратковременно, например, толпа на улице и стабильные типа населения или общества.
Очевидно, это эпизодические массовые совокупности никакой групповой памятью не обладают и обладать не могут, в отличие от стабильных сообществ, имеющих социальную память (см. 3.4.) малые группы с развитой диалоговой коммуникацией имеют неовеществленную память в виде общих воспоминаний (памятные события, встречи, приключения, смешные истории и т.д.) и овеществленные реликвии (фотографии, символы, охотничьи трофеи, письма, звукозаписи и т.д.). По сути дела групповая память малых групп – это сумма индивидуальных памятей их членов и значима только в пределах группы.
В больших социальных группах, да и то не во всех, обнаруживается потребность в специальной групповой памяти и возможности для ее формирования. Многочисленные и рассредоточенные социально-демографические группы не нуждаются в специальной памяти; группы с общим имущественным цензом и сословно-классовой принадлежностью также не создают особых мнемических образований. Дело в том, что эти группы не имеют общих социальных смыслов (знаний, умений, эмоций, стимулов), которые требовали бы передачи во времени. Потребность в социальной групповой памяти обнаруживают профессиональные группы и общественные объединения, которые можно назвать целевыми социальными группами.
Целевые социальные группы берут на себя выполнение определенных общественных функций, что требует консолидации группы, фиксирования положительного опыта, сохранения и передачи его между членами группы. Ради этого целевыми и социальными группами создается система социальной коммуникации, включающая особую групповую память. Особенно развитую групповую память с древних времен создавало жречество, скрывая в ней эзотерическое (тайное) знание, в средние века – врачи и юристы, в новое время – ученые и политики.
Групповая
память целевых социальных групп включает следующие
разделы:
– специальный язык, изобилующий понятиями и терминами, не понятными непосвященным;
– массив недокументированных знаний, изустно передаваемых современниками, а также четко осознаваемое самосознание;
– профессиональные нормы, включающие кодекс чести, клятвы и присяги, например, «клятва Гиппократа», а также обычаи общения внутри группы и вне ее; эти нормы поддерживают обособленность группы и ее закрытость для прочей массы населения;
– технологические умения, связанные с выполнением профессиональных или специальных общественных функций (особенно характерно для врачей, священнослужителей, юристов, политических лидеров);
– документальные фонды специальных произведений письменности и печати – основной источник и носитель группового знания; в этих фондах хранятся также символы, эмблемы, групповые реликвии, подлежащие долговременному хранению;
– материальные изделия, например, медицинский инструментарий и фармакологические вещества, специальные постройки и помещения (храмы, лаборатории, лектории), техника связи и т.д.
Благодаря групповой памяти целевые социальные группы образуют свою субкультуру, которая противостоит господствующей массовой культуре, базирующейся на естественно-исторически сложившейся памяти общества. Память национальных диаспор, существующих в иноязычной среде, по своей структуре приближается к памяти целевых групп.
Итак, с точки зрения мнемической деятельности социальные группы делятся на три класса:
А. «Беспамятные» – эпизодические массовые совокупности и большие статистические группы;
Б. Групповая память – сумма индивидуальных воспоминаний – малые группы, включая семью и дружеские компании;
В. Групповая память с развитой структурой, имеющей неовеществленную и овеществленную части, свойственна целевым социальным группам. Забегая вперед, отметим, что структурированная групповая память подобна (изоморфна) культурному наследию общества (см. след, раздел), но есть существенная разница между групповой и общественной памятью: групповая память не имеет бессознательной психической основы, а у исторически сложившихся обществ она есть.
3.4.
Структура социальной памяти общества
Содержание памяти стабильных массовых совокупностей типа общества (социума) образуют социальные смыслы – знания, умения, стимулы, эмоции, полезные для жизни данного общества (бесполезные смыслы из памяти выпадают). Социальные смыслы бывают: а) естественными (внекультурными), передаваемыми генетически; б) искусственными, т.е. культурными, созданные коллективным разумом общества. Соответственно, социальная память состоит из двух слоев:
– социальное бессознательное, наследуемое генетически, в том числе этническая психология, архетипы, социальные инстинкты («потребность в другом человеке», сочувствие, подчинение лидеру и т.п.);
– культурное наследие, состоящее, во-первых, из неовеществленной (неопредмеченной) части, представляющей собой общественное сознание в виде национального языка, обычаев, знаний и умений, полученных от предыдущих поколений или созданных данным поколением, и овеществленной (опредмеченной) части, состоящей из памятников культуры в виде артефактов (искусственно созданных изделий), документов (специальных коммуникационных сообщений) и освоенной обществом природы: пашни, полезные ископаемые, домашний скот и т.п.
Неовеществленную часть культурного наследия (общественное сознание) можно назвать духовной культурой (ДК), а овеществленную – материальной культурой (МК).
Социальное бессознательное служит психологической основой для неовеществленной части культурного наследия и опосредованно отражается в памятниках культуры. Получается трехслойная пирамида (рис. 3.2).
Рис.3.2 Слои социальной памяти
Социальный менталитет – это живая социальная память, представляющая собой единство осознанных и неосознанных смыслов, грубо говоря, менталитет = сознание + бессознательное. Бессознательная часть социального менталитета состоит из общечеловеческих (родовых) смыслов, которые К. Юнг назвал «архетипами»[6] и этнических смыслов, изучаемых этнопсихологией.
Архетипы (доел, «преформы») – это смыслы социального (коллективного) бессознательного, передаваемые из поколения в поколение генетическим путем. Юнг приводит следующие примеры архетипов: Анима – женское начало в бессознательном мужчин и Анимус – мужское начало в бессознательном женщин, архетип Матери, архетип Ребенка, репрезентирующий состояние детства, архетип Духа, имеющий злой и добрый аспект. Архетипы обнаруживают себя в сновидениях, в бредовых идеях душевнобольных, фантазиях в состоянии транса. Юнг дает следующее толкование: «Коллективное бессознательное есть часть психики, которую можно отделить от личного бессознательного только негативно как нечто, что не обязано своим существованием личному опыту и потому не является личным приобретением. В то время как личное бессознательное по существу состоит из смыслов, которые одно время были осознанными, но все-таки исчезли из сознания, – потому, что были забыты или вытеснены, – смыслы коллективного бессознательного никогда не были в сознании и никогда таким образом не были приобретены индивидуально, но обязаны своим бытием исключительно унаследованию»[7].
Генетически передаваемыми смыслами являются способности строить предложения, различать причину и следствие, сходные и различные предметы, считать предметы, т.е. простейшие лингвистические и логические способности, точнее говоря – задатки этих способностей.
Архетипы – суть элемент общечеловеческой социальной психологии, но «человечества вообще» нет, человечество делится на расы и этносы, обладающие собственным генофондом. В этнических генофондах запечатлены те особенности национального характера, которые позволяют говорить о «славянской душе», «нордическом», еврейском, китайском и др. характерах. Этнические особенности непосредственно отражаются в творческой и коммуникационной деятельности народов, в народных промыслах и ремеслах, в художественных изделиях и вкусах, в фольклоре и литературе, в обычаях и образах жизни и т.п. Культурное наследие общества всегда национально окрашено, но вместе с тем включает общечеловеческие, наднациональные смыслы, например, математику и технические решения.
Неовещественное культурное наследие – духовная культура (ДК) особенно тесно связана с этнической психологией, и эта связь наглядно проявляется в следующих разделах ДК:
ДК.1. Естественный национальный язык необходимый конституирующий элемент любого этноса (нации, народа). Он не является «даром богов» и не изобретается гениальными «мужами», а возникает в ходе социального общения естественным путем, поэтому его правомерно называть «естественным» в отличие от искусственных языков, действительно придуманный людьми. Язык является основой духовной культуры и важнейшим носителем социальной памяти. Об этом хорошо сказал К.Д. Ушинский: «В сокровищницу родного язык складывает одно поколение за другим плоды глубоких сердечных движений, плоды исторических событий, верования, воззрения, следы пережитого горя и прожитой радости, – словом, весь след своей духовной жизни народ бережно сохраняет в народном слове. Язык есть самая живая, самая большая, самая обильная и прочная связь, соединяющая отжившие, живущие и будущие поколения народа в одно великое, исторически живое целое»[8].
У И.С. Тургенева, назвавшего русский язык великим, могучим, правдивым и свободным, были веские основания для уверенности в том, что такой язык «дан великому народу». Мертвые языки великих народов (санскрит, латинский, древнегреческий, древнееврейский и др.) и искусственные языки (эсперанто, математическая и химическая символика и пр.) относятся к документированной части овеществленной памяти.
ДК.2. Недокументированные смыслы – это знания о прошлом и настоящем, эмоциональные переживания и желания, распределенные в индивидуальной памяти современников, образующих данное общество. Здесь народная память об исторических событиях и исторических личностях, фольклор и литературные герои, мифы и практический опыт. Здесь же социальные чувства, например, чувство национальной гордости или национального унижения, стремление к национальному освобождению или реваншу, исторически сложившиеся симпатии и антипатии и текущие общественные настроения. Важнейшее значение для существования общества имеет его самосознание, т.е. осознание принадлежности к определенному социальному единству, присущее индивидуальным членам общества. Самосознание – это не запись в паспорте, а осознанное ощущение своих этнических и культурных корней.
Недокументированные смыслы общественного сознания можно разделить на две части: кратковременная память, аналогичная кратковременному хранилищу (КВХ) индивидуальной памяти, и долговременная память. Продолжительность кратковременной памяти измеряется временем жизни одного поколения – свидетеля тех или иных памятных событий. Долговременная память представляет собой передачу смыслов из поколение в поколение в течение многих веков. Конечно, не все смыслы удостаиваются долговременного хранение; к ним относятся фольклорно-мифологические предания и традиции, самосознание и технические умения.
В дописьменном обществе роль долговременной недокументированной памяти была особенно важна, и эту роль выполняли поэтически одаренные люди. Поэт становился летописцем, служителем не текущих забот и желаний, а социальной памяти родного сообщества. В.Н. Топоров проникновенно сказал об этом: «Поэт как хранитель обожествленной памяти выступает хранителем традиций всего коллектива. Нести память, сохранять ее в нетленности нелегко (ей противостоит темная сила Забвения, воплощенная в мертвой воде загробного мира; вкушение этой воды приводит к беспамятству, отождествленному со смертью). Память греки называли «источником бессмертия». Следовательно, память и забвение относятся друг к другу как жизнь, бессмертие – к смерти (сравни: Мнемозина – Лета). Поэт несет в себе для людей не только память, но и жизнь, бессмертие. Память, носителем которой является поэт, воплощена в созданных им поэтических текстах, связанных с событиями, имевшими место при акте творения»[9].
Появление письменности не упразднило долговременную недокументированную память. Она дает о себе знать в следующих, например, фактах:
1. Бессилие тоталитарной власти заставить народ позабыть свое прошлое, вычеркнуть его полностью или частично из социальной памяти. Лидия Чуковская с удивлением констатировала во времена «оттепели»: «В нашей стране противостоит лжи и фальсификации стойкая память, неизвестно кем хранимая, неизвестно, на чем держащаяся, но упорная в своей кротовой работе»[10]. Анна Ахматова, в свою очередь, восхищалась: «Вот что значит великая страна. От них все упрятали, а они все открыли»[11].
2. Неожиданная актуализация смыслов, принадлежащим давно ушедшим временам. Ю.М. Лотман отмечал, что детали римский истории и культуры обрели новую жизнь в культуре XVIII века: Бабеф принял имя Гракха, Радищев связал свою жизненную программу с Катоном Утическим, непримиримым противником Юлия Цезаря, зато Наполеон выбрал Цезаря своим образцом. Петр I, объявив себя императором, импортировал в Россию античную мифологию к недоумению и ужасу православных обывателей. Нельзя не вспомнить о «вечных сюжетах», таких как доктор Фауст, образ которого прошел через немецкий фольклор, творчество Гете, Т. Манна и других писателей. Наконец, в постсоветской России возродились монархисты и дворяне, православные ортодоксы и религиозные философы, казалось бы искорененные советским режимом. Правда, Россию «серебряного века» регенерировать не удалось.
ДК.З. Социальные нормы и обычаи относятся к «моторному» разделу социальной памяти, где хранятся регулятивы, обеспечивающие воспроизведение (устойчивость, стабильность) общества. Нормы делятся на естественные, развившиеся естественно – историческим путем и искусственные, установленные властью. Естественные нормы реализуются посредством самодеятельности людей (поэтому их можно назвать «обычаи»), а искусственные учреждаются в форме законов, указов, декретов за счет авторитета и контроля власти.
Органической частью долговременной социальной памяти являются ритуально-этикетные псевдоигры, подробно рассмотренные в разделе 2.5.2. Залогом жизнестойкости обычаев и ритуалов служит их соответствие этнопсихологическим особенностям данного народа. Народные праздники, восходящие к временам язычества, обычаи гостеприимства, свадебные и похоронные обряды имеют многовековую историю у всех народов и бывают весьма своеобразны.
Например, Геродот в своей «Истории» писал: «Каждый народ убежден, что его собственные обычаи и образ жизни некоторым образом наилучшие... Царь Дарий во время своего правления велел призвать эллинов, бывших при нем, и спросил, за какую цену они согласны съесть своих покойных родителей. А те ответили, что ни за что на свете не сделают этого. Тогда Дарий призвал индийцев, так называемых коллатиев, которые едят тела покойных родителей, и спросил, за какую цену они согласны сжечь на костре своих покойных родителей, а те громко вскричали и просили царя не кощунствовать. Таковы обычаи народов, и мне кажется, что прав Пиндар, когда говорит, что обычай – царь всего».
ДК.4. Технологические умения – другая часть «моторной социальной памяти, но в отличие от обычаев, технологические умения не несут непременной этнической окраски. Они представляют собой способность производить материальные и духовные ценности, соответствующие современному уровню научно-технического прогресса. Уметь что-либо сделать – значит уметь создать мысленный образ изделия (идея вазы, топора, станка, скульптуры, поэмы), составить целесообразный план материального воплощения этого образа и располагать необходимыми для этого методами и инструментами (способы литья, навыки черчения, владение техникой стихосложения и т.д.). Умения запечатлеваются на изделиях, чем и обусловлена мнемическая функция изделий (артефактов).
Наши психологи (А.Н. Леонтьев и др.) ввели понятие «исторического наследования способностей», толкуя его следующим образом. Поскольку орудия труда и другие артефакты являются воплощением технологических способностей создавшего их поколения, по последующие поколения, осваивая их, наследуют не только вещи, но и способности их создателей. Однако новое неизбежно вытесняет старое из общественного обихода, и многие ценные находки предков, не будучи документированы, были утрачены. Так, забыт рецепт дамасской стали, мотивы древнегреческой музыки, марши римских легионеров, письменность этрусков и т.д.
Колыбелью технологических умений были ремесла. Многочисленным мифы о происхождении ремесел говорят о том, что, создавая вещь, человек как бы повторял операции, которые в начале мог выполнить лишь Творец вселенной. Поэтому кузнецам, гончарам, строителям приписывалась способность вступать в диалог с природой, понимать ее язык, а сами технологические умения относились к сокровенному священному знанию, доступному лишь избранным. Эти умения передавались от мастера к ученикам путем подражания. Технология духовного производства (изобразительное искусство, хоровое пение, танец) также передавалось в живом общении. Изобретение письменности мало повлияло на передачу технологических умений. Дело в том, что умения реализуются в форме приемов и навыков (ноу-хау), которые не документируются, ибо представляют собой личностное, невыразимое словами достояние мастера.
Овеществленное культурное наследие или материальная культура (МК) состоит из трех разделов:
МК.1. Документы. – Понятие «документ» появилось в научной терминологии в начале XX века. Основоположник документации как науки и области практической деятельности Поль Отле (1868–1944) предложил расширить принятые тогда книжные рамки библиотечного дела и библиографии за счет включения не только журнальных статей, но и газетных сообщений, статистики, фирменной рекламы, гравюр, фотографий, схем, диаграмм и.т.п. Все эти источники информация Отле стал именовать «документами», понимая под документом «все, что графическими знаками изображает какой-либо факт или идею». Ясно, что произведение печати, наряду с первобытной графикой и живописью, охватывается понятием «документ».
Теоретическая мысль отечественных книговедов двигалась в том же направлении, что к мысль документалиста Отле. Правда, они не отказывались от термина «книга», но трактовали его своеобразно. М.Н. Куфаев (1888–1948) писал: «Книга есть вместилище мысли и слова человека, взятых в их единстве и выраженных видимыми знаками», и далее пояснял, что книгой можно считать «иероглифы на сфинксах или камнях храма, папирусный свиток, шкуры и т.п., а теперь – фонографические валики и грампластинки»[12].
Впоследствии понятие «документ» было расширено еще больше, вплоть до того, что слона в зоопарке стали именовать «документом». Отнесение к документам гербариев и образцов минералов, этнографических экспонатов и исторических реликвий теперь уже общепринято. Таким образом, границы документального канала стали плохо различимы, и потребность в достаточно широкой типизации документов сделалась острой. Попробуем удовлетворить эту потребность. Для начала нужно выработать логически строгую дефиницию понятия «документ», ибо метафоры типа «вместилище мысли и слова» выразительны, но мало продуктивны.
Документ – это стабильный вещественный объект, предназначенный дня использования в социальной смысловой коммуникации в качестве завершенного сообщения. В этом определении учтены следующие отличительные признаки документа:
1. Наличие смыслового содержания, поскольку всякое социально-коммуникационное сообщение является носителем смысла; бессмысленные сообщения являются шумами, а не сообщениями.
2. Стабильная вещественная форма обеспечивающая долговременную сохранность документа; «писанное вилами на воде» документом не считается.
3. Предназначенность для использования в коммуникационных каналах. Документальный статус может быть придан объектам, первоначально не предназначавшимся для коммуникационных целей. Историко-культурные, этнографические, археологические артефакты признаются документами, так как они несут смысл, который может быть «прочитан», расшифрован, подобно тексту.
4. Завершенность сообщения. Этот признак обусловлен предыдущим, т.е. областью использования документа. Незавершенное, фрагментарное сообщение не может быть полноценным документом. Но требование завершенности является относительным, поскольку незаконченные литературное произведения, эскизы, наброски, черновики могут выступать как документы, характеризующие творческий процесс их создателя (писателя, ученого, художника), и в связи с этим приобретает самостоятельную ценность.
Исходя из знаковой формы, разработана следующая типизация современных документов:
1. Читаемые, точнее – человекочитаемые документы – произведения письменности на естественном языке или искусственных языках;
2. Иконические (греч. икон – изображение) документы, несущие образы, подобные по форме обозначаемым объектам (картины, рисунки, пиктограммы, фотография, диапозитивы, кинофильмы, голограммы и т.п.);
3. Идеографические документы, пользующиеся условными обозначениями. В их числе географические карты, ноты, чертежи, схемы, гербы, эмблемы, ордена.
Перечисленные три типа документов взаимопроникаемы, поскольку на практике сочетают все три способа записи. Далее их можно подразделить на:
• Опубликованные документы, предназначенные для широкого общественного пользования и размноженные с этой целью полиграфическими средствами;
• Неопубликованные (непубликуемые) документы, представляющие собой рукописи, машинописи, графику, живопись.
4. Символьные документы (документы трех измерений) – вещественные объекты, выполняющие документальные функции – музейные экспонаты, исторические реликвии, архитектурные памятники.
5. Аудиалъные (звучащие, фонетические) документы – различные звукозаписи.
6. Машиночитаемые документы – тексты, нанесенные на магнитные носители или оптические диски.
Каждый документ представляет собой элемент овеществленной социальной памяти, а фонды документов (библиотечные, архивные, звукозаписей, изображений, нотные, картографические, музейные и т.д.) рассматриваются как основное долговременное хранилище (ДВХ) социальной памяти. Считается, что именно в этих фондах сосредоточены все знания, добытые человеком со времени изобретения письменности, т.е. за последние 5 тысяч лет. Документальные фонды – главная цитадель книжной культуры, а общение посредством документов – важнейший коммуникационный канал (см. главу 4).
Не следует, тем не менее, абсолютизировать коммуникационные возможности документов. И.А. Бунин однажды написал:
Молчат гробницы, мумии и кости.
Лишь слову жизнь дана
Из древней тьмы, на мировом погосте
Звучат лишь письмена.
Великий писатель ошибался. Гробницы, мумии и кости – вовсе не молчаливый спутник письменных документов. Они способны о многом рассказать тому, кто понимает их язык.
МК.2. Артефакты (от «арт» – искусство и «фактум» – сделанный) – целенаправленно созданные людьми материальные изделия (орудия труда, оружие, утварь, искусственные материалы машины, постройки и т.п.), первичный смысл которых запечатлен в их назначении. Артефакты приобретают вторичный смысл, если их рассматривать как закодированное сообщение, говорящее о принадлежности к определенной эпохе, этносу, культуре, о владельце вещи, его вкусе и социальном статусе, о художественной и утилитарной ценности и т.д. Прочитанный таким образом артефакт превращается в символьный документ и пополняет фонды археологических, этнографических, исторических, мемориальных музеев.
МК.3. Освоенная природа. Артефакты – это специально переработанное человеком вещество природы, а освоенная природа – это природа, приспособленная к человеческим нуждам. Примеры такого приспособления: одомашнивание (доместификация) животных, окультуривание растений, распахивание земли, добыча полезных ископаемых, прокладывание дорог и водных каналов, создание природных заповедников (в принципе можно считать заповедники своеобразным символьным документом) и т.д. Известно, что хищническое потребительство природных ресурсов, варварское ее «покорение» поставило человечество на грань экологической катастрофы. Загрязнение воды и атмосферы, истощение почвы, обеднение флоры и фауны, уничтожение лесов и т.п. – это также «памятники культуры» хомо сапиенс. Эти «памятники» будут для наших потомков не менее поучительны, чем книгохранилища библиотек и музейные коллекции.
Итак, мы охарактеризовали четыре раздела духовной культуры (ДК) и три раздела материальной культуры (МК). Следует подчеркнуть, что во всех этих разделах можно обнаружить и влияние этнопсихологии, и следы общечеловеческих архетипов, т.е. присутствие социального бессознательного. Теперь, чтобы завершить рассмотрение структуры социальной памяти, выделим еще два содержательных слоя, имеющихся во всех разделах памяти: слой новаций и слой традиций.
Новация – творческий вклад личности или коллектива, предложенный для включения в состав культурного наследия. Эти предложения в виде памятников культуры (здания, технические изделия, литературные произведения, произведения искусства и т.п.) или в виде неовеществленных идей и сообщений входят в социальную коммуникацию, но они еще не прошли апробацию временем и не получили общественного признания. Иное дело – традиции.
Традиция – это жизнеспособное прошлое, унаследованное от дедов и прадедов. Традициями становятся новации, пережившие смену трех или более поколений, т.е. предложенные 75–100 лет назад. Мы живем в традиционных городах, пользуемся традиционной бытовой утварью, традиционен семейный уклад, традиционен национальный язык, традиционны называемые классическими литература, музыка, изобразительное искусство, театр. Цитаделью традиционности являются библиотеки и музеи, но не в силу традиционной технологии библиотечного или музейного дела, а в силу присущих им функций хранения документированного культурного наследия и обеспечения общественного его использования. Конечно, распространение новаций также не обходится без их участия.
Важно отметить, что никакая власть, никакой авторитет не в состоянии возвести какую-либо актуальную новацию в ранг традиций или отменить какой-либо обычай. Традиции охраняются общественным мнением и их принудительная сила гораздо больше принудительной силы юридических законов, ибо она непосредственно базируется на бессознательных социальных смыслах. Механизм передачи традиций заключается не в управленческих воздействиях, а в добровольном подражании. Традиции незаметно «выращиваются» в процессе практической деятельности и превращаются в привычки, обладающие неодолимой побудительной силой, погружаются в глубины социального бессознательного. Остается лишь согласиться с Игорем Губерманом:
Владыка наш – традиция. А в ней –
свои благословенья и препоны;
неписаные правила сильней,
чем самые свирепые законы.
Традиции в качестве коммуникационного явления обеспечивают коммуникационную связь между поколениями, состоящую в накоплении, сохранении и распространении опыта общественной жизни. Поэтому традиции – слой социальной памяти, пронизывающий все его разделы. Помимо социалъно-мнемической, основной функции, традиции выполняют следующие немаловажные социальные функции: конституирующая – для становления цивилизаций, политических режимов, религий, научных школ, художественных течений и т.д. необходимо формирование поддерживающих и воспроизводящих их традиций, в противном случае они не жизнеспособны; эмоционально-экспрессивная – устойчивость традиции в ее привлекательности, соответствию психологическому строю этноса; консервативно-охранительная – сопротивление чуждым для данного общества внешним новациям, отторжение непривычного и вместе с тем неформальный, но пристальный контроль за соблюдением традиционно принятых норм, неявное, но жесткое регламентирование общественной жизни.
Образно говоря, традиции – тот инерционный механизм, который придает неповторимый облик и устойчивость социальному кораблю. Легкомысленное избавление от балласта традиций может вызвать опасный крен, а то и опрокидывание неустойчивого судна; вместе с тем столь же опасно перегружать трюмы балластом.
Сказанное подытоживает рис. 3.3., на котором представлена структура социальной памяти, охватывающая культурное наследие и социальное бессознательное в их взаимосвязи. Обратим внимание на то, что ДК.1 и ДК.2 – знаковые разделы неовеществленного культурного наследия в совокупности образуют общественный тезаурус – множество слов и текстов, связанных друг с другом смысловыми (парадигматическими) отношениями. ДК.3 и ДК.4 представляют собой собрание смыслов, не имеющих знаковой формы. Документы МК.1 – суть тексты, записанные различными знаками [исключение – символьные документы, оперирующие наглядными или абстрактными (плодородие, красота, мудрость, бог и пр.) образами]. МК.2 и МК.3 – материальные вещи, полученные культурным человечеством из природного материала.
Рис.3.3 Структура социальной
памяти общества
В заключение отметим связь между социальной памятью и исторической наукой. Социальная память в ее овеществленной и неовеществленной форме есть объект истории, смыслы прошлого – ее предмет. Историческая наука, по сути дела – это социальная память, обработанная и осмысленная научными методами.
3.5.Противоречия
общественного познания
Социальная память – хранилище всевозможных смыслов: знаний, умений, стимулов, эмоций. Легко заметить, что общественные настроения, выражающие желания, симпатии, антипатии большинства членов общества, подтверждены довольно быстрым изменениям. Популярные вчера лозунги и идеалы, сегодня забыты; привлекательные недавно лидеры и общественные движения теперь кажутся старомодными и обветшалыми. Механизмы быстротечной смены общественных настроений действуют таким образом, что не допускается накопление и одновременное осуществление в актуальном общественном сознании противоположных стремлений и эмоций. Допустим, доверие к М.С. Горбачеву, возникшее в годы объявленной им перестройки, довольно быстро сменилось разочарованием и симпатиями к его оппоненту Б.Н. Ельцину, но и популярность Ельцина продолжалась не десятилетия. Положительность эмоционально-ориентационной неустойчивости в том, что не происходит перегрузка социальной памяти, она оперативно очищается и обновляется. Поэтому постоянного роста эмоционально-волевой составляющей социальной памяти не происходит. Иное дело – рациональные знания и умения. Здесь нет автоматически действующего механизма разгрузки, и человечество столкнулось с кризисными явлениями, разрешение которых пока не просматривается. Кризис имеет количественную и качественную интерпретации.
Количественная интерпретация заключается в следующих рассуждениях. Развитие общественного познания вызывает противоречие между постоянно растущими объемами текущей информации и информационных фондов и физическими возможностями индивидуальной памяти освоить их. Это противоречие, получившее название кризис информации, особенно болезненно переживается профессиональными учеными, которые сугубо выборочно и фрагментарно знакомятся с работами коллег из других стран, да и своих соотечественников.
В 1965 г. президент Академии наук СССР А.Н. Несмеянов приводил следующий расчет: «Если бы химик, свободно владеющий 30 языками (условие невероятное), начал с 1 января 1964 года читать все выходящие в этом году публикации, представляющие для него профессиональный интерес, и читал бы их по 40 часов в неделю со скоростью 4 публикации в час, то к 31 декабря 1964 года он прочитал бы лишь 1/20 часть этих публикаций. В будущем, – предсказывал А.Н. Несмеянов, – положение ухудшится еще больше, поскольку годовой прирост химической литературы составляет несколько более 8,5%»[13].
Конечно, вследствие разделения труда в химии нет такого сверхлюбознательного химика, который нуждался бы во всех «публикациях, представляющих для него профессиональный интерес». Однако человеческие возможности восприятия, а главное – понимания печатных текстов действительно сурово ограничены, и это нельзя не учитывать.
Очевиден ущерб, наносимый информационным кризисом научно-техническому прогрессу: гениальные открытия, может быть, сделаны, опубликованы и похоронены в недрах библиотек; расширяется дублирование исследований; снижается уровень компетентности специалистов, – короче, «мы не знаем, что мы знаем» из-за отсутствия надежного контроля за содержанием фондов общественного знания. Ситуацию информационного кризиса не облегчают реферативные журналы, экспресс-информация и другие способы свертывания публикаций; не помогают и автоматизированные информационно-поисковые системы. Ведь сущность кризиса состоит в ограниченности восприятия информации индивидуальной памятью, а эти ограничения снять не удается («методики скорочтения» мало утешают).
Качественная сторона кризиса социального познания состоит в противоречивости самого знания, концентрированного в памяти общества. В начале XX века была общепризнанна кумулятивная модель роста научного знания. Кумулятивность понималась как «постепенный последовательный рост однажды познанного, подобно тому, как кирпичик к кирпичику наращивается стена. Труд ученого в этом случае состоит в добывании кирпичиков-фактов, из которых рано или поздно производится здание науки, ее теория»[14]. На смену кумулятивной концепции пришла концепция революционных переворотов в науке, отрицающая непреходящую ценность накопленного знания. Вследствие нестабильности общественное знание нельзя представить в виде логически стройной и эстетически гармоничной структуры, это не система, а мозаика.
Мозаика отличается от системы тем, что не имеет единой структуры, объединяющей элементы в системную целостность. Характеристику мозаичности культуры, данную в свое время А. Молем, можно распространить на общественное знание. Мозаичная культура, по словам А. Моля, складывается из «разрозненных обрывков, связанных простыми, чисто случайными отношениями близости по времени усвоения, по созвучию или по ассоциации идей... Она состоит из множества соприкасающихся, ноне образующих конструкций фрагментов, где нет точек отсчета, нет ни единого общего понятия, но зато много понятий, обладающих большой весомостью (опорные идеи, ключевые слова и т.д.)»[15]. Пример мозаичности – вузовское образование, где нет жесткой последовательности и преемственности курсов.
Если присмотреться к мозаике общественного знания, оказывается, что это мозаика конкурирующих и кооперирующих смысловых блоков. В качестве смысловых блоков выступают: теории, концепции, научные школы, доктрины, научные дисциплины, в своих локальных пределах обладающие хорошо развитою системностью: единство терминологии, методологии, целевых установок, традиций и т.д. Итак, общественное знание – это не жесткая система систем, а мягкая мозаика относительно устойчивых и самобытных смысловых конструкций.
Вследствие конкурентной борьбы мозаика общественного знания не имеет стабильной структуры и постоянно видоизменяется, исключая тем самым кумулятивное накопление. Существуют следующие типичные виды конкуренции, можно сказать, противоречия в мозаике общественного знания:
1. Конкуренция старого и нового, естественная для любой эволюционно развивающейся целостности. Этот вид конкуренции приобретает разную остроту в разных разделах общественного знания. Политическое и техническое знание устаревает довольно быстро и интенсивно вытесняется в архивную часть социальной памяти; для областей искусства и философии характерно сохранение актуальности классических произведений; правовое, нравственное, религиозное сознание отличается высокой стабильностью, доходящей до догматизма.
2. Конкуренция стилей мышления: обыденно-мифологический и научно-технический, образно-художественный и абстрактно-рациональный («лирики» и «физики»), детерминистский и вероятностный, различные стили религиозного мышления. Стиль мышления – это составная часть методологии, поэтому конкуренция стилей мышления отражает конкуренцию методологических учений.
3. Конфликт между различными классовыми идеологиями, принимающий форму непримиримой идеологической борьбы; конфликт между религиозным и атеистическим мировоззрением, между ортодоксальными и еретическими доктринами.
4. Конкуренция различных ответов на один и тот же вопрос (разные способы разрешения одной и той же проблемы). Причиной конкуренции в данном случае является относительная истинность наших знаний. Отсюда следует гипотетичность большей части корпуса положительного знания, а значит, необходимость конкуренции между гипотетическими ответами на один и тот же познавательный вопрос. Конкуренция такого рода принимает явную форму в дискуссиях, диспутах, круглых столах и т.п.
5. Конкуренция национальных мозаик общественного знания, обусловленная различием языков, этнопсихологическими особенностями, культурно-историческими традициями и пр. Например, понимание «истины» и «правды» в русской философии и западноевропейской (см. 2.6.).
6. Конкуренция одинаковых ответов на один и тот же вопрос. В данном случае речь идет о дублировании результатов познания, повторении уже известного «изобретения велосипедов», и т.п. Эта конкуренция обостряется, если затрагиваются приоритет или престиж (вспомним почти столетние споры вокруг изобретения радио: А.С. Попов или Г. Маркони?).
Конкурентным тенденциям, принимающим иногда разрушительный и нигилистический характер, противостоят кооперативные процессы, которые не упрощают мозаичность знания, а напротив, придают ей многомерность, затрудняя поиск истины.
1. Устаревшие знания не отрицаются абсолютно, а в «снятом», качественно преобразованном виде входят в состав нового знания. И.В. Гете авторитетно утверждал: «Истина и заблуждение происходят из одного источника. Вот почему часто мы не имеем право уничтожать заблуждение, потому что вместе с тем мы уничтожаем истину». Поэтому преемственность выступает как один из видов кооперации в общественном познании. Архивная часть общественного знания не утрачивает общественные ценности, не превращается в обременительный реликт. Там хранятся объяснения нынешнего состояния дел, «зерна истины», которые могут возвратить актуальность архивному знанию, и в силу этого тексты прошлых эпох бережно сохраняются в библиотечных и архивных фондах, усугубляя кризис информации.
2. Разнообразие конкурирующих стилей мышления и разных методологических подходов расширяет выбор средств самореализации человека; эти средства не исключают, а скорее дополняют друг друга. Поэтому современному исследователю, чтобы избежать односторонности, нужно овладеть не одним, а несколькими методологиями и стилями мышления, – задача столь же трудная, как христианину понять буддизм, и наоборот.
3. Идеологические, классовые, религиозные конфликты служат испытанием жизнестойкости тех или иных доктрин, и в этом отношении способствуют развитию общественного знания. Плохо, когда исследователь вольно – невольно оказывается втянутым в эти конфликты и утрачивает свои независимость.
4. Конкуренция старого, утвердившегося в общественном мнении знания, и знания нового, ищущего признания, часто приводит к дифференциации научного знания. Дифференциации противостоит интеграционная тенденция, укрепляющая системную целостность науки. Важную конструктивную функцию в процессе интеграции научного знания играют обобщающие науки (метанауки), синтезирующие достижения частных дисциплин и преодолевающие барьеры непонимания и терминологической разобщенности между ними.
5. Национальной обособленности противостоит тенденция к формированию единой общечеловеческой культуры. Эта тенденция проявляется в создании глобальных коммуникационных систем, примером которых служит Интернет. При этом предполагается признание безусловной ценности и сохранение самобытности культуры всех народов, что не разгружает национальную социальную память, а напротив дополнительно ее отягощает, ибо в нее включаются инородные «общечеловеческие» элементы.
Одинаковые ответы на один и тот же вопрос представляются вредной избыточностью, когда речь идет об «изобретении велосипедов», но вместе с тем они имеют свою положительную сторону. Как известно, дублирование сообщений в коммуникационных системах повышает надежность передачи информации. Дублируются чаще всего сообщения, обладающие повышенной общественной актуальностью, пользующиеся массовым спросом, и поэтому избыточность такого рода во многих случаях оправдана. Более того, она может быть полезна, когда одни и те же элементы знания представляются в документах, имеющих разное целевое и читательское назначение.
Итак, содержательная противоречивость и мозаичность – характерная особенность стремительно растущих национальных систем общественного знания. Интеллектуальные способности отдельного человека бессильны охватить многомиллионные документальные фонды, скрывающие в своих недрах высшие достижения человеческой культуры и «золотую жилу дальнейшего прогресса» (В. Буш). Возникает соблазн: нельзя ли образовать «золотой фонд общечеловеческой культуры», куда включить обозримый круг наиболее выдающихся произведений человеческого гения? Эта соблазнительная идея лежит в основе проекта «Память мира», выдвинутого ЮНЕСКО в 1994 г. Главным камнем преткновения на пути успешной реализации проекта всемирной памяти лежит проблема отбора общечеловеческих ценностей, которые должны войти в «Память мира». Дело в том, что современникам не дано правильно предугадать будущую судьбу созданных сегодня творений.
М.М. Бахтин обращал внимание на парадоксальность судьбы общечеловеческих духовных ценностей. Парадокс заключается в том, что «в процессе своей посмертной жизни они обогащаются новыми значениями, новыми смыслами и как бы перерастают то, чем они были в эпоху своего создания. Мы можем сказать что ни сам Шекспир, ни его современники не знали того «великого Шекспира», какого мы теперь знаем. Втиснуть в Елизаветинскую эпоху нашего Шекспира никак нельзя... Античность сама не знала той античности, которую мы теперь знаем... Древние греки не знали о себе самого главного, они не знали, что они древние греки и никогда себя так не называли»[16].
Причина парадоксального обновления и обогащения смыслов в вечности после смерти их творцов во времени заключается в том, что в этих смыслах аккумулированы общечеловеческие духовные ценности, которые великие литераторы и художники смогли уловить и воплотить в своих произведениях. Но требуется испытание временем, чтобы последующие поколения смогли оценить шедевры дедов и прадедов. Есть опасность, что «Память мира» может превратиться в музей древностей, если человечество не овладеет методологией отличать произведения общечеловеческого достоинства от модных бестселлеров.
1. Хранение социальных смыслов обеспечивает индивидуальная и социальная память, причем последняя делится на неовеществленную (естественную) и овеществленную (искусственную) части. Индивидуальной памяти свойственен психический хронотоп (психическое пространство и время), неовеществленная социальная память существует в социальном хронотопе (социальное пространство и время), а овеществленная социальная память принадлежит к материальной культуре, для которой действует физических хронотоп: астрономическое время и геометрическое трехмерное пространство. Таким образом, выявляются три вида человеческой памяти, обеспечивающие движение социальных смыслов в различных хронотопах:
–
Индивидуальная естественная;
–
Социальная неовеществленная
естественная;
– Социальная овеществленная искусственная.
Сопоставление этих видов по 10 параметрам приведено в табл. 3.1.
Таблица 3.1. Сопоставление различных видов
человеческой памяти
Обнаружилось
следующее:
1.1. Общность всех видов памяти определяется тем, что все они обеспечивают сохранение и передачу одних и тех же смыслов: знаний, умений, эмоций, стимулов; во всех случаях совпадают мнемические действия – запоминание (фиксирование), хранение, воспроизведение, забывание (разрушение);
1.2. Различие состоит в использовании различных хронологических шкал, разных языков и кодов, разных материальных носителей смыслов;
1.3. Естественные виды памяти сближают эмоциональная окрашенность и наличие бессознательной основы; есть аналогия между разделами памяти.
2. Принципиальное различие между групповой памятью целевых социальных групп и социальной памятью общества состоит в том, что последняя имеет слой социального бессознательного (генетически наследуемые смыслы), а первая располагает только культурным наследием в виде профессионального сознания и памятников культуры.
3. Важнейшим разделом овеществленной части социальной памяти цивилизованного общества являются документные фонды. Документ – это стабильный вещественный объект, предназначенный для использования в социальной смысловой коммуникации в качестве завершенного сообщения.
4. Современная неокультура характеризуется стремительным ростом документированного общественного знания, что привело к возникновению информационного кризиса в виде противоречия между постоянно растущими объемами текущей информации и информационных фондов и физическими возможностями индивидуальной памяти освоить их.
5. Общественное знание – это мозаика конкурирующих и кооперирующих смысловых блоков.
6. Terra incognita социальной памяти расширяется вследствие непознанности природы памяти вообще.
6.1. Венгерский биолог Д. Адам поставил вопрос о единстве всех видов памяти: «Разве не может быть, что мозговые процессы индивидуальной памяти, длительные реакции «иммунологической памяти» и генетическая память вида – это лишь разные аспекты одного и того же биологического закона?»[17]. Нельзя ли действие мнемических законов распространить на область социальной памяти? Разве случайно сходство структурных составляющих и свойств индивидуальной памяти и естественной части социальной памяти, отмеченное в табл.3.1? Если вспомнить, что запоминающие устройства компьютеров имитируют действие человеческой памяти, то не следует ли поставить вопрос об открытии не биологического, а универсального закона памяти?
6.2. В литературе встречаются формулировки закона сохранения информации, например: «информация не возникает и не уничтожается, а только меняет свою форму»[18]. Прямым следствием этого закона является афоризм М.А. Булгакова «Рукописи не горят!». Сохранение информации не что иное, как движение ее во времени, т. е. стабильность памяти. Действительно ли информационное содержание памяти «не возникает и не уничтожается, а только меняет свою форму»?
6.3. Постулированное К.Г. Юнгом наличие «коллективного бессознательного» в виде архетипов принимается далеко не всеми учеными. Неясна роль бессознательного слоя социальной памяти в различных видах социальной коммуникации. Наследуются ли генетически черты национального характера или они осваиваются посредством социальной коммуникации? Этническая психология не дала определенного ответа на этот вопрос.
6.4. Возможно ли сознательное формирование общечеловеческой памяти – «Памяти мира»? Ясно, что она не может иметь бессознательного слоя, вследствие искусственного своего происхождения; значит, она должна суммировать рациональное знание в области математики, естествознания, техники, не касаясь интуитивно постигаемых религиозных, этнических и эстетических смыслов. Как преодолеть это ограничение?
6.5. Возможно ли разрешение кризиса информации? Не приходится рассчитывать на значительное расширение индивидуальных способностей воспринимать информацию. Значит, нужно идти по пути упорядочения человеческого знания в национальном и международном масштабе. Что для этого нужно сделать?
6.6. Неконтролируемый, нерегистрируемый, по сути дела, стихийный рост общественного знания приводит к его мозаичности и противоречивости. Воистину «мы не знаем, что мы знаем». Распространение электронной коммуникации в виде глобального телевидения и Интернет не уменьшает, а напротив, усугубляет мозаичность и противоречивость нашей культуры. Нет ли выхода из этого тупика?
1. Аткинсон Р. Человеческая память и процесс обучения: Пер. с англ. – М.: Прогресс, 1980. – 528 с.
2. Йейтс Ф. Искусство памяти. – СПб.: Университетская книга, 1997. – 480 с.
3. Колеватов В.А. Социальная память и понимание. – М.: Мысль, 1984. – 190 с.
4. Лапп Д. Искусство помнить и забывать. – СПб.: Питер, 1995. – 216 с.
5. Лурия А.Р. Маленькая книжка о большой памяти. – М.: Эйдос, 1994 – 96 с.
6. Психология памяти/ под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер и В.Я. Романова. – М.: ЧеРо, 2000. – 816 с.
на предыдущую страницу <<< к содержанию >>> на следующую страницу
[1] Наследственность
изучает психогенетика – наука на стыке генетики и
психологии. См.: Щербо И.В., Марютина Т.М., Григоренко Е.Л. Психогенетика:
Учебник для вузов. М., 1998. – С. 505.
[2] Веккер Л.М. Психика и реальность: единая теория психических
процессов. – М., 1998. – С. 505.
[3] Тезаурус
(греч. – сокровищница) –
совокупность лексических единиц (слов, устойчивых словосочетаний) или
высказываний с фиксированными смысловыми (парадигматическими) отношениями между
ними (отношения род – вид, целое – часть, сходство, противоположность, предмет
– свойство, ассоциации и т.д.).
[4] Рубинштейн
С.Л. Основы общей психологии. В 2 т. Т.1. М., 1989 – С. 303.
[5] Рубинштейн
С.Л. Основы общей психологии. В 2 т. Т.1. М., 1989. – С. 302.
[6] См.,
например: Юнг К.Г. Об архетипах коллективного бессознательного // Юнг К.Г.
Архетип и символ. – М., 1991. – С. 95–198.
[7] Юнг
К.Г. Структура психики и процесс индивидуализации. – М., – 1996. – С. 10.
[8] Ушинский
К.Д. Избранные педагогические сочинения. – М., 1945. – С. 206.
[9] Топоров
В.Н. Об "экропическом" пространстве поэзии
// От мифа к литературе. М., 1993, – С.31.
[10] Чуковская
Л. Процесс исключения. – Париж, 1979, – С 125.
[11] Чуковская
Л. Процесс исключения. – Париж, 1979, – С. 156.
[12] Куфаев М.Н. Избранное. – М., 1981. – С. 42–43.
[13] Несмеянов
А.Н. Предисловие // Михайлов А.И., Черный А.И., Гиляревский
Р.С. Основы научной информации. – М., 1965. – C. 8
[14] Черняк
B.C. Особенности современной концепции науки // В
поисках теории развития науки. – М., 1982. – С. 13.
[15] Моль
А. Социодинамика культуры. – М., 1973. – С. 45.
[16] Бахтин
М.М. Ответ на вопрос редакции "Нового мира" // Бахтин М.М.
Литературно-критические статьи. – М., 1986. – С.504–506.
[17] Адам
Д. Восприятие, сознание, память: Размышление биолога: Пер. с англ. – М., 1983.
– С. 147.
[18] Петров
Л.В. Массовая коммуникация и искусство. – Л., 1976. – С. 42.