Контрольная работа по
зарубежной журналистике Тема: Сильвио
Берлускони - крупнейший медиамагнат. 15 ноября 1985 г. В официальную резиденцию
президента Италии, римский дворец Квиринале, к 19 часам прибыло тридцать
гостей. Только что избранный президент Итальянской республики Франческо
Коссига пригласил на прием министров, политический деятелей и промышленников.
Всеобщее оживление и непринужденная атмосфера. В меню — просмотр нового, еще
не вышедшего на экраны фильма всемирно известного итальянского кинорежиссера
— Федерико Феллини “Джинджер и Фред”. Сутки из жизни пожилой танцевальной
пары — знаменитых в прошлом итальянских актеров, выступавших в сороковых годах
под псевдонимами Фреда Астера и Джинджер Роджерс, — приехавшей из провинции в
студию столичного телевидения для исполнения одного “мемориального” номера в
праздничном новогоднем представлении. Музыкальная ретроспектива к ностальгии
по безвозвратно ушедшим годам, дополненные игрой всеми любимых Марчелло
Мастрояни и Джульетты Мазини, казалось гарантировали высокочтимым зрителям
два часа радости и душевного покоя. Однако после демонстрации
фильма атмосфера приема изменилась. Роскошное эстрадное шоу Феллини оказалось
зеркалом, в котором присутствующие в кинозале знаменитости со смущением увидели
пригвожденное к позорному столбу их собственное национальное телевидение.
Представители высшей правящей элиты годами пестовали или терпели свое
телевидение, а поэтому они быстро преодолели скованность и смущение,
провозгласив здравицу киношедевру великого Феллини. Правда, после такой
премьеры фильм этот поступил в итальянский прокат позже, чем за границей —
будучи готовым в октябре 1985 года, он впервые стал демонстрироваться на широком
экране в январе 1986 года во Франции. Феллини снял свой 25-й
фильм как никогда масштабно, красочно и гротескно, потратив на этот кинопамфлет
пять миллионов долларов в стремлении доходчиво иллюстрировать мысль о том,
что деятельность коммерческого телевидения оставляет на месте очага народной
культуры голое пепелище. В пометках к сценарию Феллини писал: “Ненормальное,
чудовищное, исключительное предлагается телевидением как обычное, будничное и
допустимое. И, напротив, пустяки и банальности, клановые и групповые интересы
подаются на телеэкране с торжественностью, в ритме некой священной
церемонии”. О состоянии западного
телевидения 80-х годов Феллини имел четко сложившиеся убеждения, которые он
формулировал в многочисленных беседах с журналистами и в своих книгах.
Хотелось бы привести небольшой отрывок из изданной в 1985 году в миланском издательстве
“Лонганези” книги Феллини “Джинджер и Фред”, куда, помимо литературного
сценария фильма, вошли записки и заметки режиссера, клеймящие частное
рекламное телевидение, нашествие которого в Западную Европу начали американцы,
а подхватили и развили три итальянские частные телесети во главе с Сильвио
Берлускони. Кинорежиссеры Феллини, Скуола, Рози, Феррари — даже подали в суд
на Берлускони, не желая, чтобы демонстрация по телевидению их картин прерывалась
рекламными вставками, сбивающими с толку телезрителя и препятствующими
свершению таинства восприятия художественного произведения. Итак, слово
маэстро Феллини: “Так что же сказать о
“Джинджер и Фреде”? Пожалуй, это будет еще одна картина о жизни сцены, показанной,
однако, через мир телевидения — большущего, переполненного склада,
колоссального ковчега, до краев нагруженного всем, что обычно служит питательной
средой зрелища — условностями, воззваниями, заигрыванием со зрителями,
всякими блестящими побрякушками; телевидения, которое подобно огромному разбитому
вдребезги зеркалу, в каждом своем осколочке сохраняющему частицу
беспредельной реальной действительности, которая отражалась в нем с тех пор,
как кто-то вздумал воспользоваться им, чтобы показывать себя другим,
кривляться, лгать, обманывать. Но обманывать, как обманывает иллюзионист: его
жаждут, его принимают, ему аплодируют. Это лицедейство иллюзиониста обладает
притягательной, волшебной силой музыки и слова, колдовскими чарами света и
тени, счастьем работы на публику, магией гипноза, но он втиснуто в катодную
трубку с пульсирующим бельмом экрана, во включенный у нас дома телевизор —
этот всенепременный иллюминатор, благодаря которому люди чувствуют себя
причастными к завораживающей “параллельной”
жизни, полной событий и переживаний. О кинематографе сегодня принято говорить, как на поминках, когда
подобающие случаю слова и выражения соболезнования уже утрачивают трагический
оттенок, больше того, о покойном начинают вспоминать даже забавные истории,
чуть ли не анекдоты, кто-то тихонько предлагает всем хорошенько
подзаправиться спагетти, поскольку ему, бедняжке, это наверняка доставило бы
удовольствие. Ощущается приподнятое настроение выживших, этаких ветеранов войны,
которой, казалось бы, продолжаться и продолжаться, так она была прекрасна, а
теперь вот кончилась: все по домам. Не знаю, может, все это не так. Конечно, на нас наступает
телевидение — со своей спешкой, со своей жадностью и всеядностью, со своим
широко раскрытым стеклянным окном, превращающим наши дни в какую-то
параллельную, искусственную жизнь, в ночь, всегда залитую светом и не оставляющую
места снам. Потоки изображений. Ниагарский водопад изображений — взаимозаменяемых,
теснящихся, прямо-таки рвущихся на этот маленький экран. И когда между видеоклипами,
рекламой, объявлениями, спортивными репортажами, дебатами, викторинами,
телеиграми вклиниваются художественные фильмы, их герои чувствуют себя как бы
не в своей тарелке и напоминают старого тенора, приглашенного спеть оперную
арию в эстрадной программе и чье пребывание на сцене вызывает дружный хохот
зрителей. Если ты полдня подбирал
правильное освещение, добивался глубины кадра, нужного движения, выразительности,
ломал голову над цветом ленты на какой-то шляпке, просил реквизитора сдвинуть
вот эту пепельницу в кадре на несколько сантиметров в сторону, заставлял
кого-то стереть вон там след чьей-то руки со стекла, неужели ты и впрямь
можешь поверить, что какой-то зритель, забавляющийся дистанционным переключателем,
все это заметит? На что, собственно может рассчитывать художник, расписывающий
фресками апсиды, когда он принимается малевать дорожный плакат? Или
миниатюрист, иллюстрирующий объявление о дешевой распродаже обуви? Тебя все
время сковывает чувство, что ты делаешь что-то никому больше не нужное. Твое
собственное отношение к работе не изменяется, требовательность, сосредоточенность,
стремление к совершенству остаются прежними, да и зрители, для которых ты
работаешь, должны бы остаться прежними — идеальными собеседниками,
благорасположенными, доверчивыми, ждущими, готовыми принять твое произведение
с таким же энтузиазмом, с каким ты
сам его создавал. Ан нет, зритель изменился, приспособился к этакой антропологической мутации: он уже
не рассуждает, он зачеркивает, и все. Поток изображений, врывающийся в дома в
любое время дня, по-видимому, породил нового зрителя-автора, нетерпеливого,
рассеянного, капризного, неистового, вооруженного своим дистанционным
переключателем и исполненного решимости привести последовательность своего (теле)
визуального развлечения в соответствие в какой-то бредовой, непонятной
логикой. Все это имеет мало общего с магическим ритуалом
посвящения, который переживает зритель, сидящий в темном кинозале или
открывающий книгу на первой странице: ожидания, напряженности и того минимума
дисциплины, который необходим для столь тонкого механизма
взаимопроникновения, больше нет , они отвергнуты. Открытыми остаются лишь каналы
автоматической, перистальтической, гастроэнтерологической фильтрации,
возбуждающего и бездумного насыщения. Насытившись, зритель выключает
телевизор. Выходит, во всем виновато
телевидение? Давайте бить телеэкраны? Абсурд! Это все равно, что выступать
против двигателя внутреннего сгорания, электрической лампочки, микропроцессоров.
Какой в этом смысл? Зачем продолжать приписывать одному телевидению, являющемуся
всего лишь зеркалом, отражением, перекос всей системы культуры, а, следовательно,
и системы коммуникации, на которой до сих пор зиждилось наше общество? Бесконечные
рекламные вставки во время показа на телеэкране фильмов и других интересных
передач представляют собой агрессию не только против творчества продюссеров и
актеров, но и против зрителя. Напряженная умственная деятельность и
сопереживание, сопутствующие восприятию художественного произведения,
прерываются и уже не составляют единого целого, превращая зрителя в
нетерпеливого кретина, неспособного мыслить, размышлять и восторгаться, как
это подразумевает знакомство с любым повествованием. Телезритель становится
не гурманом, а всегда пресыщенным обжорой уже не ощущая вкус и прелесть того,
что он потребляет, малограмотным человеком, готовым аплодировать всему, что
повторяется и ему уже знакомо, что пересказывается быстро и не имеет никакого
смысла. Судья, который вел процесс
по иску, предъявленному мной Берлускони, оправдал частное телевидение,
мотивируя, что публика уже привыкла к рекламным роликам, передаваемым по
телевизионным программам и что последним тоже надо иметь средства к существованию.
В таком случае уместно спросить: разве употребление кокаина стоит
легализовать по той причине, что часть молодежи уже пристрастилась к нему? И
бандитизм также перестанет быть вне закона только потому, что гангстерам
нужны средства к существованию?” Филиппика Федерико Феллини
против коммерческого телевидения была призвана помешать тому, чтобы на западе
телерекламный бизнес открыто и бесповоротно утвердился в виде стены, экрана между
людьми и окружающей их действительностью. Но уже тогда, в начале
восьмидесятых, как мне кажется, было поздно об этом говорить. Интересно, что
бы сказал сегодня этот великий киногений, особенно узнав, что ненавистный ему Сильвио Берлускони, не
удовлетворившись своей телевластью, завладел другой, более реальной,
став премьер-министром Италии? Но вернемся в
восьмидесятые. Частное телевидение в Италии процветает. В эфир выходят,
помимо терпящего финансовый крах государственного телевидения РАИ, сотни самых
разнообразных микроскопических телестудий. Но восемьдесят процентов национальной
телеаудитории частных станций смотрят
программы трех каналов, у которых один общий владелец — Сильвио Берлускони. В
мае 1985 года, согласно зондажам общественного мнения, национальная
телеаудитория в Италии распределилась в вечерние часы следующим образом: три
сети Берлускони “Канал-5”, “Италия-1” и “Ретекуатро” — 58 процентов, три
телепрограммы РАИ — 33 процента, остальные частные телестанции — 9 процентов
(“Монд”, 7. 08. 1985). Те, кто сделали ставку на
Сильвио Берлускони, в прошлом агента
по продаже недвижимости, не просчитались. В 1985 году он получил на руки
контракт, делавший его полновластным владельцем первой и самой крупной из
трех будущих телесетей Испании, а также открывавший ему в будущем двери в
Латинскую Америку. В декабре того же года за 3,6 млн. долларов Берлускони
скупил в Испании ряд ведущих частных фирм по производству телефильмов. На
очереди были другие планы — проникнуть с англофонной программой на территорию
Англии, а с помощью спутника непосредственного телевизионного вещания ( возможно
французского) попасть на телеэкраны всей западной Европы. “Да что там Европы,
добавьте сюда Средиземноморье с его странами Северной Африки, всего 220 млн.
потенциальных телезрителей”, — ликовал Берлускони перед журналистами после беседы с Ф. Миттераном
и наметившейся реальной перспективы экспорта своей телевизионной шоурекламной
коммерции на французскую территорию. В феврале 1986 года он превзошел все
возлагавшиеся на него надежды, когда стал совладельцем с 40 процентами
капитала начавшей в то месяц свои передачи первой французской частной
телесети, по чистому совпадению получившей такое же название, как и его
собственная миланская телестанция — “Канал-5”. Не все, конечно, проходило
гладко. Французская общественность негодовала. Даже правым политическим
партиям во Франции итальянский вариант “кока-кольного TV” пришелся не по
вкусу, и они пообещали вышвырнуть Берлускони при первой возможности, если
прийдут к власти. Ведущие периодические
издания французских правых сил газета “Фигаро” (28.12.1985) и еженедельник “Пуэн”
(30.12.1986) сумели раздобыть копию предварительного договора о техническом сотрудничестве,
подписанного в ноябре того же года руководителями “Канала-5” и французской
государственной дирекции телевещания,
и поделились с читателями недоумением по поводу тарифов, по которым взяли с
Берлускони за трансляцию его пятой программы по французским релейным линиям
из Парижа на большую часть территории Франции. Чтобы вещать на 38 млн. жителей Франции, совместная
франко-итальянская телепрограмма номер пять должна была оплатить на 1986 год
счет в 51 млн. франков. А новая платная четвертая французская телепрограмма
“Канал-плюс”, охватывающая своим вещанием также не более 60 процентов
национальной территории, заплатила за год своего существования 100 млн.
франков. Для сравнения, французская общенациональная государственная вторая телепрограмма
“Антенн-2” в то время платила ежегодно дирекции телевещания за трансляцию
своих телепередач 480 млн. франков. В случае, если бы в аренду пятой
программе была сдана бы часть возможностей французского ретрансляционного
спутника связи “Телеком — IB”, то это обошлось бы владельцам “Канал-5” Жерому
Сейду, Кристофу Рибо и Сильвио Берлускони в 40 млн. франков в год, а то и
вдвое меньше. (Оба французских промышленника Сейду и Рибо — первый из них
владел морскими контейнеровозами, второй после учебы в США в Массачусетском
технологическом институте был экономистом-менеджером — никогда прежде не были
связаны с телевидением, но принадлежали к узкому кругу людей очень близких
тогдашнему президенту Франции Франсуа Миттерану). Возникает вопрос: какие
мотивы побудили французские власти так сбавить цены и стелиться перед
иностранцами? “Макаронщики”, — был самым любезным из эпитетов, которыми
правая французская печать награждала своих союзников, средиземноморских
соседей и партнеров по “Общему рынку”. Каждый француз понимал истинную
причину разочарования правых, которым приход алчного, занятого своим
рекламным бизнесом Берлускони, помешал превратить экран пятой телепрограммы в
орган оппозиции, в политический ринг для избиения правящей партии. Не мог же
Ф. Миттеран, в самом деле отдать пятый канал в распоряжение своих
политических противников Жака Ширака и Жискар д’Эстена. Берлускони желал во
что бы то ни стало попасть в Париж — его пригласили, и даже с парадного
входа, но и досталось ему тоже крепко. В Италии у миланского
телемагната также оказалось немало серьезных проблем. 3 января 1986 года
вступило в силу решение конституционного совета не продлевать сроков действия
закона о праве частных телестанций вещать на общенациональную аудиторию. Интересно,
что ни одного такого разрешения, ни одной региональной станции так и не было
выдано, в том числе и Берлускони. Последний много лет обходил закон тем, что
записывал свои телепрограммы на видеокассеты и развозил их по 50 филиалам в
разных регионах Италии, включая затем в одно и то же время видеомагнитофоны в
эфир — на всю страну через сеть местных эфирных станций общего пользования, с
РАИ и другими частными станциями. Стремясь привлечь
аудиторию, группа Берлускони систематически занималась такого рода пиратством:
исходя из предварительно опубликованной сетки вещания РАИ, все три ведущих
частных канала объявляли о расписании своих передач в последнюю минуту, стараясь
построить его так, чтобы информационному тележурналу РАИ противопоставить очередной
эпизод американского телесериала, футбольному матчу по РАИ-2 или РАИ-3 —
крайне зрелищный фильм о любви. Берлускони не жалел денег на то, чтобы
закупить первым права на исключительный показ по телевидению в Италии американского
многолетнего сериала “Даллас” или трансляции чемпионата мира по футболу, а
также переманивать к себе наиболее популярных итальянских телеведущих с
других конкурирующих станций. Собственных художественных,
т. е. Игровых телефильмов Берлускони за все те годы не сделал ни одного, зато
закупал у США и Бразилии в среднем в день по одному-два кинофильма для вех
тех своих телесетей. 18 телевизионных производственных студий в Милане
служили Берлускони лишь для того, чтобы дублировать иностранные фильмы и
снимать телеигры (по 6-7 в день) и эстрадные шоу. Вместо информационных программ
и теленовостей в эфир выходили только ролики с политической рекламой крупных
буржуазных партий. Обильное количество рекламных вставок — 108 минут ежедневно
по каждому из трех каналов по сравнению с 18 минутами по каждой из программ
РАИ — только в 1985 году принесло Берлускони поступлений на 600 млн.
долларов. А возможно и больше. Итальянское налоговое ведомство обвинило
группу Берлускони в утаивании части доходов от реализации в сети магазинов
группы “Фининвест” товаров рекламодателей, полученных в виде оплаты ...
натурой, а также в процессе взимания с рекламодателей процента с увеличения
оборота. В числе заслуг группы
Берлускони и блестящий провал столь жизнеспособного еще в начале 80-х годов
итальянского кино, когда в 1981 году кинотеатры страны зафиксировали 240 млн.
посещений, а в 1984 году было уже 140 млн. посещений. Из первого кинопродюссера
Западной Европы Италия превратилась, благодаря частным телесетям, в первого
потребителя американских и бразильских фильмов. “ТВ-Глобо”, как известно,
даже приобрела в Италии целую телепрограмму. И вот какой ключ к пониманию итогов телевизионной
карьеры Берлускони подсказала тогда французская газета “Монд” (20.11.1985),
выступив с огромной, на всю полосу, статьей “Битва за телевидение без границ.
Неуправляемая децентрализация приносит выгоду американцам”, писала в заключение,
что положение Берлускони вдвойне шаткое, так как он зависит от милости американских
поставщиков телепрограмм, назначающих ему льготные цены и от терпения
кредиторов, которым он должен почти 300 млн. долларов, тогда как весь капитал
группы Берлускони оценивался в 1985 году в два миллиарда долларов.
Неосторожное движение, отмечала “Монд”, и единственными, кому Берлускони должен
будет продать свою телевизионную империю, окажутся давно жаждущие этого
крупные американские монополии. Как показало время,
несмотря ни на что, газета “Монд” ошиблась... Литература: 1. Вачнадзе Г. Н. “Всемирное телевидение”
— Тбилиси, 1989. 2. Ворошилов В. В. “История журналистики
заруб. Стран” — СПб., 2000. К/р сдавалась в ноябре 2001 года |