ГЛАВА 3

СРЕДСТВА МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ КАК КАНАЛ РАСПРОСТРАНЕНИЯ МОЛОДЕЖНОЙ КУЛЬТУРЫ

 

3.1. Средства массовой информации и пресса в массовой культуре: социокреативная и социотрансформативная функции

3.2. Место и функции прессы в системе средств массовой коммуникации

3.3. Представленность молодежной культуры в современной прессе

3.4. Трансформативное воздействие молодежной субкультуры на язык современной алтайской газетной прессы

 

3.1. СРЕДСТВА МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ И ПРЕССА В МАССОВОЙ КУЛЬТУРЕ: СОЦИОКРЕАТИВНАЯ И СОЦИОТРАНСФОРМАТИВНАЯ ФУНКЦИИ

 

Появление понятия «коммуникация» в ХХ в. по праву можно назвать одним из главнейших событий минувшего столетия. Именно в ХХ столетии впервые в истории культуры и человечества оно получило подробное рассмотрение в официальной литературе. Впервые философская, социологическая, политическая, антропологическая мысль придает коммуникации статус одного из важнейших процессов, определяющих существование человека и социума, а также вызывает к жизни большое количество теорий касательно природы феномена коммуникации, ее процессуального устройства, внутренней организации и функционирования.

То, что коммуникация начинает играть главенствующую роль, можно связать с развитием такой ее разновидности, как коммуникация в сфере массовой культуры.

Развитие массовой культуры и коммуникации происходит параллельно и следует за возникновением нового массового общества и массового человека. Одной из особенностей этого нового мира становится разрушение строгих иерархических законов организации мира, установленных еще в средние века. Как пишет немецкий философ и теолог Романо Гвардини, «в этом необозримом море событий, в бесконечной длительности времен отдельное событие теряет свое значение. Среди бесконечного множества происшествий ни одно не может быть важнее другого: ведь ни одно не имеет безусловной важности. Когда действительность переходит всякую меру, исчезают моменты, на которых покоилось средневековое представление о порядке: начало и конец, граница и середина. Одновременно исчезают и развертывающиеся между ними иерархические членения и соответствия, а за ними и символические акценты»[1]. Массовая культура и массовая коммуникация отражают то поле, в рамках которого реализуются многие социальные и культурные действия.

Исследование массовой коммуникации, ее средств, способов, методов, функций началось в России недавно: в 40–60-х гг. ХХ в., когда начала развиваться социальная психология, вынужденная в критическом плане осваивать зарубежные разработки по данной проблеме. Интерес к массовым коммуникациям носил скорее отвлеченно-теоретический характер, никак не связанный с практическими политико-идеологическими задачами управления большими массами людей с целью достижения заранее определенных результатов.

Внимание к анализу коммуникативного процесса усилилось в 60–80-е гг. ХХ столетия, когда массовая коммуникация стала трактоваться в качестве ключевого фактора в понимании динамики современного общества (работы Р. Фишера, Н. Винера, Х. Криса, Н. Лейтеса, В. Шрамма, Г. Иннеса). Более того, к концу 80-х гг. утвердилось мнение, что теория коммуникации и есть теория общества. И уже с 60-х гг. ХХ столетия коммуникации стали исследоваться с привлечением данных философии, лингвистики, культурологии, математики, психологии, данных естественно-научного познания.

Исходной посылкой теорий массовой коммуникации является само понятие «массовая коммуникация». Ч. Кули, автор теории «приобщения» индивидов к «большому сознанию» как совокупности накопленных социально значимых «состояний чувствования» и «отображений (imaginations)», выделяет коммуникацию в качестве средства актуализации «органически целого мира человеческой мысли»[2]. Дж. Г. Мид (1934) в русле таких же рассуждений рассматривал общество как результат совокупности процессов взаимодействия индивидов друг с другом. Он отмечал, что тождество образующихся в сознании индивидов значений актов взаимодействия позволяет каждому из них принимать на себя роль «другого», в том числе и «обобщенного другого», когда накопленный ими опыт предстает редуцированным таким образом, что выступает по отношению к ним в качестве общезначимого и общедоступного[3]. Отсюда уже как бы само собой напрашивается представление о «коммуникации», или общении коммуникатора и аудитории, как отношений «социальных актеров», которых объединяет одинаковый смысл, вкладываемый ими в распространяемые при этом сообщения.

Коммуникация – это общение, передача информации от человека к человеку, специфическая форма взаимодействия людей в процессах их познавательно-трудовой деятельности, осуществляющаяся главным образом при помощи языка (реже – при помощи других знаковых систем). Также сама коммуникация может быть понята как специфическое отношение, при котором его элементы посредством знаков или систем знаков взаимно влияют друг на друга, изменяя семиотическую ситуацию. В этом плане можно сказать, что коммуникация способствует социальному и культурному единству посредством употребления языков и знаков. По определению И.А. Федякина, «массовая коммуникация – целостное явление, представляющее часть человеческих взаимоотношений в современном мире… Массовая коммуникация связана с общественным бытием и общественным сознанием. Она пронизывает такие сферы общественного сознания, как идеология, общественная психология и наука, и во многом определяет его формы – политические, правовые, этические, эстетические, религиозные и прочие»[4].

Социализация и трансляция культурных ценностей членам общества – одна из главных функций массовых коммуникаций. Российский философ В.С. Степин отмечает, что все многообразие надбиологических программ человеческой жизнедеятельности «существует благодаря их особому знаковому представлению, кодированию. Они надстраиваются над биокодом, т.е. биологическими программами, характеризующими человека как биологическое существо… Биокод – это наши биологические инстинкты, предрасположенности. Социокод выступает как некая аккумуляция социально-исторического опыта. Усвоив этот опыт, человек становится человеком, личностью, частью определенной социальной структуры. Социокод – очень сложная система программ деятельности, поведения и общения. Индивидуальный и коллективный опыт составляет содержание этих программ жизнедеятельности людей, который, будучи зафиксированным в определенных знаковых, семиотических системах, выступает как социокод. В этом смысле можно говорить о программах деятельности как об особых типах языков, а об их совокупности – как о тексте»[5].

Передача текста осуществляется в процессе коммуникации, поэтому исследователи по праву вводят это понятие в определение культуры. Текст является замкнутой коммуникативной системой. Определяя сегодня культуру как систему текстов, наследственную память коллектива, исследователи называют в качестве одного из фундаментальных отграничителей, отделяющих сферу культуры от природы, появление коммуникации в различных ее проявлениях – от обмена сообщениями до обмена дарами и благами. Появление первых коммуникационных систем тесным и неразрывным образом связано с процессом складывания культуры как определенной установкой упорядоченности деятельности и мышления, отличающей сферу человеческого существования от области инстинктивного поведения существ природы[6]. Такой же позиции придерживается и французский ученый Абрам Моль: «культура – это огромное количество сообщений. Каждое из них представляет собой конечное и упорядоченное множество элементов некоторого набора, выстроенных в виде последовательности знаков по определенным законам»[7].

Подчеркивая связь культуры и коммуникации, В.Ю. Борев и А.В. Коваленко вводят понятие культурно-коммуникативной системы, определяя ее как «интегрированное множество всех основных способов передачи культурной информации»[8]. Культурно-коммуникативная система «характеризует комплекс средств, способов и форм накопления, фиксации, трансляции и распространения культурного арсенала, осуществляет механизм функционирования социальной (внегенетической) памяти человечества»[9].

Массовой коммуникации (МК) принадлежит приоритетное начало во всех типах коммуникаций. Именно в МК перекрещиваются и интегрируются интересы и ожидания членов различных социальных групп. Массовая коммуникация представляет собой социально обусловленное явление с основной функцией воздействия через передачу, получение, сохранение и актуализацию смысловой и оценочной информации, на основе которой происходит социальная адаптация и идентификация. Следует подчеркнуть, что массовая коммуникация – сложный и неоднородный процесс, специфика которого определяется несколькими факторами. Одним из них является наличие технических средств, при помощи которых осуществляется регулярное функционирование и тиражирование продукции массовой коммуникации: печать, радио и телевидение.

Массовая коммуникация не могла возникнуть вне определенных объективных предпосылок, прежде всего вне массового индустриального общества. «Ничто не выразило бы сути нового общества лучше, чем определение «массовое». Оно узнаваемо по его многочисленности, по нестабильности связей между родителями и детьми, друзьями и соседями. О нем можно догадаться по тем превращениям, которые испытывает каждый человек, становясь анонимным: реализация присущих ему желаний, страстей, интересов зависит от огромного числа людей»[10]. Причина тому – индустриализация, урбанизация и рост городского населения, что ведет к массификации, к смешению и стиранию социальных групп.

Впрочем, это не означает, что в традиционных обществах не существовало массовых форм коммуникации. В постфигуративных обществах такую роль выполняла религия. Именно религия, используя массовое общение как основу создания единого мироощущения, способствовала поддержанию чувства общности у индивидов, задавая при этом определенные параметры и направления всего культурного процесса, выполняла одну из важнейших функций массовой коммуникации – интегративно-регулятивную.

Начиная с эпохи Возрождения церковь перестает справляться с этой функцией. Данный период характеризуется секуляризацией – обмирщением общественной жизни. В то же время меняется статус самой информации. Если раньше ее содержание было раз и навсегда определено, имело целью ориентацию новых поколений на опыт старших, предопределяло позиции старших и младших как управляющих и управляемых, и совокупность норм, транслируемых новому поколению, имела здесь своим источником прошлое и осваивалась в форме следования традициям, то в конфигуративном обществе, культура которого содержит ориентацию не столько на опыт старших, сколько на актуальное знание, постоянное приращение объема информации, ее новизна приобретают все большую ценность, что способствует в конечном счете приобретению информацией признаков товара. Это один из ведущих социально-исторических факторов появления массовой коммуникации.

Еще одним фактором явилось изобретение печатного станка, что послужило началом «эпохи Гуттенберга» – эпохи широкого тиражирования информации.

В префигуративном обществе, культура которого содержит ориентацию на будущее, основанное на невозможности придерживаться традиций и опираться на опыт старших для успешной жизнедеятельности, процесс массификации ускоряется, появляются принципиально новые формы общественных коммуникаций. Чарльз Райт утверждает: «Эту новую форму можно отличить от всех других типов по характерным чертам: она предполагает сравнительно большую разнородную и анонимную аудиторию, информация передается публично, часто с ориентацией на немедленное восприятие ее большей частью аудитории и отличается быстротечностью»[11]. С появлением новых форм коммуникации складывается и новый тип культуры. Абрам Моль называет современную культуру мозаичной: «В наше время знания складываются из разрозненных обрывков, связанных простыми, чисто случайными отношениями близости по времени усвоения, по созвучию или ассоциации идей… Мы будем называть эту культуру «мозаичной», потому что она представляется по сути своей случайной, сложенной из множества соприкасающихся, но не образующих конструкций фрагментов, где нет точек отсчета, нет ни одного подлинно общего понятия, но зато много понятий, обладающих большой весомостью (опорные идеи, ключевые слова и т.п.).

Эта культура уже не является в основном продуктом университетского образования, т.е. некоей рациональной организации, она есть итог ежедневно воздействующего на нас непрерывного, обильного и беспорядочного потока случайных сведений, от которых в памяти остаются лишь мимолетные впечатления и осколки идей»[12].

Специфика современной гуманитарной культуры, по мнению А. Моля, проявляется в том, что она базируется на качественно иных основаниях, нежели классическая гуманитарная культура Ренессанса и постренессансных эпох. Апофеоз классического типа культуры пришелся на пору торжества позитивизма, т.е. на середину XIX в., когда культура представляла собой стройную иерархию абсолютных ценностей, сами культурные ценности и их взаимоотношения были общепринятыми, и основные эстетические оппозиции (прекрасное – уродливое, высокое – низкое) были незыблемыми. В этой непререкаемой однозначности и общепринятости категорий и заключался смысл эстетической нормативности, характерный для классической культуры. Одним из основных подтверждений этой эстетической нормативности – существование одной всеобщей нормы эстетических ценностей – были единичные проявления «ненормальности», т.е. эстетические явления, нарушавшие общие каноны. Эти нарушения «нормальных» эстетических канонов подтверждали незыблемость правил, их неукоснительное господство. Благодаря этому, любое восприятие соотносилось с некоторой «сетью» знаний, обладавшей четко выраженной структурой и сотканной из основных, второстепенных и третьестепенных линий, «это как бы сеть маршрутов мысли со своими узловыми точками знаний»[13].

Однако существование гуманитарной культуры, по мнению мыслителя, сегодня уже невозможно. Во-первых, потому что «энциклопедическая» точка зрения предполагала зависимость уровня знаний от их количества. Но усвоение знаний ограничено естественными возможностями человеческого мозга. То, что он может вместить, несоизмеримо с тем объемом знаний, который предлагает ему сегодня окружающий мир, и этот ум по необходимости вынужден оставаться поверхностным. Во-вторых, в настоящее время сама структура мышления претерпела глубокие изменения. Ссылаясь на данные современной психологии, Абрам Моль отмечает, что в «оснащении» ума рядового человека большую роль играет сегодня то, что он прочтет на афише в метро, услышит по радио, увидит в кино или по телевизору, прочтет в газете или узнает из разговоров. Таким образом, свои ключевые понятия современный человек вырабатывает статистическим путем, по законам случая, в процессе проб и ошибок.

В этом случае проекция на экран знаний индивида, считает А. Моль, имеет форму уже не сети, а войлока, отдельные волокна которого связаны между собой случайными, по большей части ассоциативными, связями. «Эта культура, – пишет он, – есть итог ежедневно воздействующего на нас непрерывного, обильного и беспорядочного потока случайных сведений. Мы усваиваем ее через всю эту захлестывающую нас массу источников, от которых в памяти остаются лишь мимолетные впечатления и осколки знаний и идей. Мы остаемся на поверхности явлений, получая случайные впечатления от более или менее сильно воздействующих на нас фактов – ни силы критического суждения, ни умственных усилий. Единственное общее свойство, которым можно характеризовать подобную структуру – это степень плотности образующейся сети знаний»[14]. Подытоживая вышесказанное, А. Моль подчеркивает, что в наше время знания о мире формируются в основном не системой образования, а средствами массовой коммуникации.

Возможно, автор несколько утрирует ситуацию, делая выводы о неэффективности классической системы образования, однако роль средств массовой коммуникации в «оснащении ума» современного индивида нельзя недооценивать. Средства коммуникации создают вокруг индивида столь насыщенную инфосферу, что это не может не сказываться на его личности. Сама цивилизационная динамика требует человека определенного типа, человека, способного решать проблемы, поставленные ходом общественного развития. Благодаря глобализации СМИ, компьютерных сетей, доступности «инфоразвлечения» возникает глобальная мода, особенно среди молодежи, на определенную музыку, стиль одежды, поведение и т.п. «На более высоком уровне можно говорить об интенсивном формировании новых моделей и норм поведения»[15]. Описывая данную ситуацию, исследовательница М.Л. Князева вводит понятие культурного модуса личности. Культурный модус личности характеризует «пребывание человека как индивида в культуре, модель поведения в ней, интенсивность или слабость культурных интересов и притязаний, культурных реакций, характерный для данного человека образ взаимодействий с культурой, а в широком смысле – внутреннюю позицию по отношению как к культуре в ее высших, символических, интеллектуально-духовных формах, так и к информационному пространству в целом»[16]. Автор выделяет четыре степени-ступени культурного модуса: пассивный, потребительски-развлекательный, активно-воспринимающий и креативный. Однако в массовом обществе самой распространенной и наиболее характерной культурной позицией является потребительски-развлекательная.

Среди различных ее проявлений М.Л. Князева выделяет «одно весьма неоднозначное и существенное для нашей культурной жизни новообразование. Это своеобразная культурная мутация, возникшая в недрах информационного общества, может быть названа информоманией, а человек, несущий черты соответствующего поведения, – информоманом. Информомания – как бы «побочная продукция» развития информационных систем и расширения информационного пространства. Информоман – это человек, для которого информация вышла из берегов своих естественных функций – знаний, ориентации – и стала самоцелью». Следует отметить, что информация стала целью-в-себе не в сознании информомана, а лишь подчиняясь логике собственного развития. М.Л. Князева справедливо отмечает, что чрезмерное потребление информации характеризуется как несоразмерно большими ее объемами, так и неумеренной динамикой, скоростью поступления. Отсюда невозможность усвоения и переработки полученной информации. Как результат – ложная культурная активность, при которой процесс – все, цель – ничто. У человека, сложившегося в условиях концентрированного информационного поля, возникает привыкание к постоянному пребыванию в нем. Ненасытная жажда информации объясняется мозаичностью сознания. Такое сознание не имеет структуры, внутренней логики, стержня. Оно не может быть завершено, выстроено, а потому познание не приносит чувства интеллектуального прояснения, не завершается катарсисом[17].

Мозаичность, фрагментарность, разорванность стали одной из ведущих тем и принципов произведений художественной культуры (додекафоническая музыка, постмодернистский роман), и современной философии (шизосубъект Дж. Делёза и Ф. Гаттари).

Термин «мозаичная культура» мало прижился в современной научной литературе, и причин этому несколько. Во-первых, словом «мозаичная» характеризуется не современная культура вообще, а ее «таблица, спроецированная на «экран» индивидуального сознания» – термины А. Моля. Ведь и культуру в целом французский исследователь рассматривает как то «интеллектуальное «оснащение», которым располагает каждый отдельный человек в тот или иной момент, а также и как структуру знаний, которыми он обладает как член некоторой социальной группы»[18]. В этом смысле «мозаичная культура» – почти то же самое, что и «мозаичное сознание». Во-вторых, «мозаичность» – далеко не единственная характеристика современной культуры, сложившейся в условиях массовых коммуникационных процессов.

В-третьих, задолго до Абрама Моля, а именно в 40-е гг., в американской, а вскоре и в мировой печати закрепился термин «массовая культура».

Адекватное представление о «массовой культуре» можно получить, лишь поместив ее в следующий контекст: массовое общество, массовое производство, массовое потребление, массовая коммуникация. Из них вытекают важнейшие атрибуты массовой культуры, так или иначе отмечаемые ее исследователями:

1)      ориентирована на максимально большую аудиторию, а потому, с одной стороны, предельно стандартизована сама, а с другой – направлена на стандартизацию массового вкуса;

2)      производится в огромных масштабах, что предполагает наличие определенной инфраструктуры;

3)      имеет товарный статус и рыночное обращение (это, кстати, позволяет марксистки ориентированным исследователям называть ее буржуазной, капиталистической и т.п.;

4)      транслируется через средства массовой коммуникации.

 

Следует отметить, что «современная культура» и «массовая культура» – не одно и то же. Это видно при анализе социальных функций массовой культуры. Раскрывая их, исследователь А. Флиер опирается на концепцию культурной мифологии. В соответствии с ней в культуре выделяются две области: область обыденной культуры, осваиваемой человеком в процессе его общей социализации в среде проживания (прежде всего в процессах воспитания и общего образования), и область специализированной культуры, освоение которой требует специального (профессионального) образования[19]. Обыденная культура реализуется в соответствующих формах образа жизни. Она предполагает «владение обычаями повседневной жизни социальной и национальной среды, в которой человек проживает и социально самореализуется»[20]. Процесс овладения обыденной культурой называется в науке общей социализацией и инкультурацией личности, включающих человека в культуру конкретного общества.

Однако культура не исчерпывается обыденной, но включает в себя также и специализированную культуру. Современные знания, нормы, культурные образцы и смыслы вырабатываются почти исключительно в недрах высокоспециализированных областей социальной практики. Они более или менее успешно понимаются и усваиваются соответствующими специалистами. Для основной же массы населения языки современной специализированной культуры (политической, научной, художественной и т.д.) почти недоступны для понимания. Обществу требуется система средств по смысловой адаптации, «переводу» транслируемой информации с языка высокоспециализированных областей культуры на уровень обыденного понимания неподготовленных людей, по «растолковыванию» этой информации ее массовому потребителю. Требуется определенная «инфантилизация» ее образных воплощений для «управления» сознанием массового потребителя в интересах производителя той информации.

Современный человек, даже будучи очень образованным, остается специалистом только в какой-то одной области, и уровень его специализированности из века в век повышается. В остальных областях ему требуется постоянный «штат» комментаторов, интерпретаторов, учителей, журналистов, рекламных агентов и иного рода «гидов», ведущих его по безбрежному морю информации о политических событиях, культурных новациях.

Кроме того, «людям требуется некое средство, снимающее избыточное психическое напряжение от обрушивающихся на них информационных потоков, редуцирующее сложные интеллектуальные проблемы к примитивным дуальным оппозициям, дающее индивиду возможность «отдохнуть» от социальной ответственности, личностного выбора, растворить его в толпе зрителей «мыльных опер» или механических потребителей рекламируемых товаров, идей, лозунгов и т.п. Реализатором такого рода потребностей и стала массовая культура»[21].

Термин «массовая культура» появился лишь в ХХ в. в конце 30-х гг. Первоначально в американской печати, затем, после выхода в свет статьи Д. Макдоналда «Теория популярной культуры», в 1944 г., закрепился и в научном дискурсе. Многие исследователи (Т. Адорно, Г.М. Энценбергер, М. Маклюэн) представляют массовую культуру бульварной культурой, популярной культурой, индустрией культуры, индустрией сознания, рыночной культурой и т.д. Полисемантику данного термина многие исследователи объясняют наличием массового общества, которое явилось результатом установления капиталистических отношений, или, как теперь принято выражаться, – рынка.

Массовое общество как явление претерпело длительный путь развития. Основная его черта – утрата властью своего священного характера, ослабление силы традиций. Традиции «продолжают оказывать влияние, но подвергаются различным толкованиям, а это приводит на практике к различиям в поведении людей, что проявляется в подчеркнутом внимании к достоинству индивида и его правам, сказывается на отношении к женщине, к молодежи и к этническим группам, ранее находившимся в угнетенном положении»[22].

Российский исследователь массовой культуры В. Кукаркин в своей книге «Буржуазная массовая культура», подводя итоговую черту под определениями массовой культуры, говорит: «…нет принципиального различия в позициях теоретиков, которые относят генезис массовой культуры к феодальным временам, от тех, которые ведут ее родословную только с девятнадцатого столетия. Важно, что и те, и другие в конечном счете признают чисто буржуазную природу массовой культуры»[23].

Массовая культура – закономерное явление любого общества, ее основные параметры – распространенность культурного образца в массах, воспроизводимость массами этих культурных образцов.

Сегодня можно считать несомненным, что массовая культура является важнейшим компонентом современного социума. Универсальность массовой культуры стала концептуальной основой модернизации культурных традиций. «Для отдельного индивида на смену патриархальному «культурному монизму» на основе «своего» вероисповедания и местной культурной традиции пришел внутренний плюрализм, ибо каждый человек, с одной стороны, сегодня вписан в сеть массовых коммуникаций и становится (чаще всего не сознавая) носителем универсальной массовой культуры и набора субкультур»[24]. Коммуникации, с другой стороны, – это определенный катализатор формирования и динамики самого содержания культуры[25].

Исходя из положения об универсальности массовой культуры для массового общества, следует разделять культуру низкопробную (в 50-х гг. нашего столетия ее называли «китч») и массовую культуру в позитивном понимании данного термина. Данная культура «приобретает массовый характер не потому, что широковещательные каналы охватывают все более массовую аудиторию, но в силу того, что условия жизни широких масс людей приобретает все более массовый характер»[26].

Массовая культура направлена на создание такого положения, при котором потребитель ее изделий постоянно узнавал бы то, что он уже знает, и видел в этих изделиях доказательство извечности существования известных ему ценностей. Она приучает множество людей смотреть на все разнообразие и сложность современного мира через жестко фиксированную призму распространяемых ею стандартов[27].

Массовая культура – это образ жизни современного человека, она выступает изначально настроенной на массовое сознание в роли мощного усилителя обыденных представлений.

Культура общества состоит из множества комплексов, или подкультур, которые обязательно взаимосвязаны. Культурологические исследования последних лет показали, что каждое общество имеет некоторую совокупность культурных образцов, которые и составляют фонд всеобщей культуры.

Любые перемены в человеческой жизнедеятельности предполагают изменение культуры. Профессор Леонид Ионин представляет современную ситуацию как переход к полистилистической культуре. Признаком идентификации нового культурного кода Л. Ионин считает обретение внешних признаков. Среди них:

1)      поведенческий код и символика одежды;

2)      выработка лингвистической компетенции;

3)      освоение пространств презентации новых культурных форм.

 

Он отмечает: «…на передний план на начальном этапе выдвигаются внешние знаки идентификации: униформа, сари или кожаные куртки, специфический жаргон, специфический стиль движения – форма приветствий, например, или походка, особенно ясно это проявляется во время массовых демонстраций, которые специально служат целям презентации»[28].

Культура является сложным симбиозом взаимодействующих между собой различных подкультурных систем, которые при наличии эффективных и надежных каналов коммуникации регулируют отношения людей в обществе. Решающая роль среди этих каналов принадлежит средствам массовой информации.

Функции СМИ и массовой культуры тесно взаимодействуют, во многом соприкасаются, регулируя социальную жизнь общества. Особенностями современной ситуации, по мнению многих исследователей, являются динамизм, неравномерность, противоречивость развития общества. Люди утратили чувство определенности по отношению к будущему. Новая жизнь не осталась «незамеченной» сознанием человека. Для одних – это источник тревоги, для других – источник новых шансов, но в том и другом случае человек решает проблему адаптации к новым условиям жизни. Виды адаптации бывают различными: экологическая, профессиональная и социальная. Массовая культура и средства массовой информации обеспечивают социализацию и витальность человека в условиях сложной среды обитания в современном обществе, обучая новым социальным ролям и ценностям, способам регуляции поведения и деятельности в разнообразной обстановке, помогают разрешить конфликтные ситуации.

По мнению Сержа Московичи, средства коммуникации в обществе являются определяющим элементом, «они меняют природу групп»[29], регулируют взаимодействие групп или субъекта с новой для него средой, деятельностью, создают «модель реальности»[30] современного человека

Таким образом, коммуникации являются одним из центральных составляющих современного общества. Статус страны в реальном мире определяется также и ее статусом в информационном пространстве. Массовая культура и массовая коммуникация представляют наибольший интерес для заимствования их опыта, поскольку они постоянно и успешно работают именно с массовым сознанием. Коммуникация в сильной степени определяется тем каналом, по которому она протекает. Особый интерес представляют средства массовой информации (газетная пресса, в частности). Именно СМИ, которые формируют информационное пространство, сегодня оказались самым оптимальным способом формирования ценностных ориентаций обществ. Газетная пресса, как признает С. Московичи, является «чисто коммуникативным инструментом, соединяющим общества от полюса до полюса»[31]. Витальность человека в обществе возможна при наличии эффективных и надежных каналов коммуникации. Среди этих каналов решающая роль принадлежит средствам массовой информации.

в начало

 

3.2. МЕСТО И ФУНКЦИИ ПРЕССЫ В СИСТЕМЕ СРЕДСТВ МАССОВОЙ КОММУНИКАЦИИ

 

Средства массовой информации – это «учреждения, созданные для открытой, публичной передачи с помощью специального технического инструментария различных сведений любым лицам»[32]. В. Пугачев, а следом за ним О.И. Карпухин и Э.Ф. Макаревич отмечают в своих работах публичность, а также наличие специальной техники; непрямое, разделенное в пространстве и во времени взаимодействие коммуникационных партнеров; участие в общественно-политической, культурной жизни общества. Средства массовой информации не только однонаправленно воздействуют на реципиента, но и сами создают элемент революционной культурной ситуации в обществе. Точка зрения ученых, на наш взгляд, несколько однолинейна (хотя исследователи признают активное участие СМИ в жизни общества), она не выражает всей сложности положения СМИ в современной действительности. Нынешние средства массовой коммуникации не только созданы для передачи сведений, информации, не только являются активными участниками общественно-политических и культурных процессов в обществе, они активно изменяются под воздействием масс. Обычно массовая коммуникация характеризуется однонаправленностью, поскольку обратная связь с массовой аудиторией отсутствует. С введением в практику писем и звонков читателей в редакции СМИ стало возможным определять такой вид коммуникации, как взаимонаправленный. Безусловно, обратная связь подобного вида имеет специфический характер – она трансформирует и, возможно, совершенствует организацию массовой коммуникации, но не оказывает эффективного воздействия на передачу информации. Тем не менее организация обратной связи дает в руки коммуникаторов сильное средство воздействия на аудиторию через иллюзию «соучастия в процессе», что связано с изменением культурных ориентаций массового потребителя информации, с коррекцией их мотивационных и оценочных установок. Понимание места и роли средств массовой информации в системе общества требует раскрытия сущности массовых информационных процессов. В современной коммуникативистике сложилось два подхода. Первый связан с информационным фетишизмом. Основатель данного подхода – американский ученый Г. Маклюэн. Второй подход основывается на связи информационных процессов с социокультурной средой.

М. Маклюэн, канадский ученый Мак Лукан, испанский исследователь М. Кастельс утверждают, что само средство информации, создавая свой язык общения, формирует и характер информации. С изменением средства, меняется характер информации и восприятия мира. Телевидение, радио, пресса преобразуют мир реальности в информационный мир и в конечном счете в мир символов. Следует отметить, что концепция М. Маклюэна сегодня используется исследователями только в связи информационных процессов с конкретно-исторической средой, с культурными процессами, происходящими в обществе.

Представители Анненбергской школы коммуникаций, созданной при Пенсильванском университете, и Ч. Райт, в частности, обращают внимание на то, что массовые коммуникации – это социальный процесс. «Развитие массовых средств создало новую форму общественных коммуникаций – массовую. Эту новую форму можно отличить от всех других типов по характерным чертам: она предполагает большую разнородную и анонимную аудиторию; информация передается публично, часто с ориентацией на немедленное восприятие ее большей частью аудитории и отличается быстротечностью; коммуникаторы объединены в сложную организацию или работают в индустрии с большими финансовыми средствами»[33]. Заслугой Ч. Райта является то, что он четко определил функции средств массовой коммуникации, и одну из главных функций – функцию социализации и передачи культуры и ценностей новым членам общества.

Таким образом, именно средства массовой информации являются тем каналом, посредством которого широким слоям населения транслируется текущая актуальная информация. СМИ фактически манипулируют сознанием людей и формируют общественное мнение и культурную позицию индивида. Современные средства массовой информации, являясь частью массовой культуры, «демонстрируют нам не что иное, как наше собственное «культурное лицо»[34].

В новейшей истории российского общества средствам массовой информации принадлежит особая роль – активное и самостоятельное участие в процессах трансформации социокультурной действительности. Массовая информация создает основу духовного мира личности, «информационный базис» системы ее отношений и деятельности. Употребляя в словосочетании «средства массовой информации» прилагательное «массовая», теоретики не видят в нем негативного значения, так как массовость в данном случае – это направленность на массу, соответствие нуждам этой массы, стремление к созданию единой позиции массы по касающимся ее вопросам, интеграции ее в социальную общность и выработке единой активной позиции по этому кругу вопросов с приближением к общечеловеческим суждениям и нормам. Помимо этого, «массовость» включает доступность информации для массы, простоту формы, способствующей легкому усвоению, и открытую возможность для всех желающих участия в работе средств массовой информации. Задача средств массовой информации – транслировать в массы сведения обо всех событиях, которые происходят в стране и мире: политике, экономических преобразованиях, науке, культуре, внешней среде и внутренней жизни человека – обо всем неисчерпаемом многообразии реальности.

Первостепенная роль СМИ объясняется рядом причин: оперативностью в распространении общественно значимой, затрагивающей интересы людей информации, возможностью одновременного охвата большой аудитории. Помимо этого, именно средства массовой информации, как никакие другие средства коммуникации, способны соединить в эфире или на газетно-журнальной полосе наиболее компетентных в той или иной сфере деятельности людей, сопоставить различные точки зрения и самим ходом дискуссии повлиять на выработку общественного мнения.

Историческая последовательность, в которой появились СМИ, наложила отпечаток на их специфические характеристики. Европейская пресса ведет отсчет времени лишь с XVII в., когда впервые появилась коммерческая газета, а появление массовой газеты в США относится к 1833 г. Радио как средство массовой информации имеет 75-летнюю историю, телевидение – 50-летнюю.

Газетная пресса, таким образом, – одна из древнейших форм средств массовой информации, и сегодня она располагает большими специфическими возможностями оперативно, правдиво, адекватно или искаженно отобразить реальную действительность. Исследование американской аудитории с целью выяснения социальных факторов, определяющих популярность каналов коммуникации, показало, что наибольшую роль играет возрастной фактор. Аудитивный канал (радио, звукозаписи, фонограммы) популярны у молодежи до 20-ти лет, затем предпочтение отдается телевидению, после 30-ти лет внимание переключается на прессу. Была установлена оценка аудиторией источников информации. Наблюдения в течение 30 лет (1959–1988 гг.) показали, что лидирует телевидение (39–55%), затем следуют газеты (21–26%), радио (6–12%). Высокий рейтинг у местных, региональных газет (72%). В России же ведущее место занимает пресса, которая представляет различные точки зрения и ориентирована на различные слои населения. Определенную роль играет и традиционная вера в «печатное слово». Помимо этого, газетная пресса все еще остается самым доступным средством коммуникации как в России в целом, так и в Алтайском крае. Технические средства позволяют сегодня 98,8% населения России принимать телевизионную информацию, однако современные технологии используются населением пока недостаточно. По количеству телевизоров (на 1000 жителей в нашей стране приходится 379 телеприемников) мы занимаем 20-е место в мире[35].

Оставляет желать лучшего и техническая оснащенность региональных телекомпаний. Достаточно сказать, что в экономически отсталых районах Алтайского края, особенно отдаленных, до сих пор принимаются только два канала Центрального телевидения – РТР и ОРТ, а местный канал ГТРК «Алтай» транслируется на волнах, выделенных в сетке вещания холдингом ВГТРК. Все это создает значительные ограничения для аудитории в выборе и потреблении информации и повышает роль газетной прессы.

Ограничена аудитория, которая пользуется Интернетом. По данным социологических исследований, проведенных в России в 1998–1999 гг.[36], можно констатировать, что аудитория российского Интернета – это специфическая группа населения, которая характеризуется следующими признаками: проживание в Москве, Санкт-Петербурге и других крупных городах; наличие высшего (неоконченного высшего) образования; средний возраст около 35 лет; доходы средние или выше средних.

Помимо этого, по мнению доктора социологических наук, директора ВЦИОМ Ю.А. Левады, «именно в газете настоящая аналитика и может быть. Только газета способна давать обоснованную, аргументированную точку зрения»[37]. Тиражи сегодняшней прессы резко сократились в условиях рынка в сравнении с доперестроечным периодом в СССР. Но тем не менее пресса находит своего читателя во всех кругах нашего общества.

Пережив вместе с российским обществом в ХХ столетии революционные катаклизмы, современная газетная пресса в который раз изменила свои место и функции в системе средств массовой коммуникации.

Российской дореволюционная (1900–1917 гг.), партийно-советская (1917–1991 гг.) и, наконец, постсоветская (с 1991 г. по настоящее время)[38] пресса всегда являлась тем самым каналом, который транслировал широкому населению культурные инновации, хотя позиции прессы не всегда были одинаковыми.

Сразу после революции 1917 г. В.И. Ленин в многочисленных статьях разработал теорию социалистической прессы, которая кардинальным образом отличалась от буржуазной. Пресса буржуазная, по мнению В.И. Ленина, уделяла слишком много внимания мелочам политики, отвлекая тем самым массы от насущных проблем жизни. Пресса новая, народная, должна была стать идеологическим орудием пролетариата в борьбе за мировой социализм, рупором идеи всеобщего равенства, она должна была воспитывать массы в духе коллективизма, выявлять все недостатки в хозяйственной практике коммуны. Таким образом, «в социалистическом обществе пресса превращалась из органа сообщения политических новостей в орган экономического воспитания масс»[39].

Основными принципами провозглашались партийность, народность, массовость печати. Основными функциями – агитация, пропаганда и организация масс. Пресса практически являлась рупором партии, который выполнял партийные поручения литературными средствами[40]. Знания о «реальном положении страны в СССР были монополизированы ее руководством, которое во имя «высших государственных целей» брало на себя миссию определения того, что положено знать гражданам, а что нет, и держало информационные потоки под жестким контролем»[41].

После начала перестройки в российском обществе наметились новые тенденции: гласность и демократизация, которые в принципе изменили функции и место прессы в системе коммуникаций. На первый план в СМИ выступили задачи правдивого отражения действительности, информированность, компетентность, профессионализм. В июне 1990 г. был принят Закон СССР «О печати и других средствах массовой информации». Он отменил цензуру, предоставил широкие права на учреждение печатных средств массовой информации, ввел их регистрацию как проявление новых принципов строительства журналистики в демократическом обществе. После 70-ти лет ограничений средства массовой информации заработали на полную мощность. Появилось много новых независимых изданий, получивших возможность писать на темы, которые раньше в прессе замалчивались, а сегодня особенно интересуют читательскую аудиторию.

Средства массовой информации получили возможность самостоятельно контролировать источники информации, формы ее подачи и информационную потребность аудитории. Господствующий ранее политический режим исключал саму возможность существования масс-медиа с такими функциями. До перестройки тотальный контроль перекрывал возможности свободного выбора информации в СМИ. Теперь же, решая задачу организации свободного информационного обмена, в рамках которого необходимы экспертный, независимый анализ и оценка событий, происходящих в культурной жизни страны, пресса перестала занимать позицию «подчиненности» и начала играть одну из важных ролей в формировании новых культурных приоритетов.

Наличие прессы новой ориентации объясняется рядом факторов. Главный из них связан с характером межсистемной общественной информации – переходом к демократии и рыночной экономике. В социально-политической сфере общества произошли кардинальные изменения. В России сложилась принципиально новая социальная практика, обусловленная наличием гражданских прав, политических свобод, потенциально широкими возможностями самостоятельно принимать решения. Это привело к разрушению старых стереотипов социальных отношений, выстраиванию новой картины мира, определению своего места в формировании новой системы ценностей и координат. Возникла, как следствие этого, острая потребность в новой информации и не просто информации, а, наряду с событийной картиной происходящего, аналитическом ее освещении.

Модернизировались и типологические характеристики средств массовой информации: вместо однородной партийно-советской печати, которая имела различия в основном по своему иерархическому строению, но почти не отличалась по содержанию и оформлению, появилась пресса самого разнообразного толка с чертами, свойственными СМИ рыночного общества. Печать разделилась на прессу для интеллектуалов и на массовую; на официозную, отражающую точку зрения правительства, и независимую, которая выражает мнение своего издателя, редакционного коллектива; на деловую и развлекательную и т.д.[42] Изменились и функции СМИ, и та роль, которую они играли в обществе. Получили распространение издания, цель которых – не политическое воспитание масс, а их широкое информационное обеспечение во всех сферах жизни[43]. Необходимо отметить, что функции российской журналистики не изменялись с первых послереволюционных лет до нынешнего времени. После того, как В.И. Ленин продиктовал основные признаки советской печати, все исследования, проводимые в сфере теории журналистики вплоть до начала 90-х гг., однозначно утверждали, что функции журналистики сводятся к пропаганде, агитации и организации масс[44]. Информация подавалась только в том ракурсе и только та, которая была выгодна партии.

Столкнувшись с рыночными отношениями, средства массовой информации, естественно, оказались под их воздействием. Безапелляционный арбитрализм и скучная идеологическая дидактика стали сменяться стремлением развить две главные и основные функции журналистики: собственно информирования аудитории и выражения общественного мнения. Изменились и принципиальные парадигмы деятельности прессы. На место «объект-субъектного пропагандистского воздействия» пришло «субъект-субъектное информационное обслуживание», которое предоставило аудитории самой выбирать информацию и вырабатывать свою точку зрения.

Средства массовой информации начали выполнять большее количество функций, в однозначности которых современные исследователи не могут утвердиться. Основное различие сводится к степени детализации функций. В 1948 г. американским ученым Г. Лассуэллом были выделены три функции средств массовой коммуникации: 1) обозрение окружающего мира, что можно интерпретировать как информационную функцию; 2) корреляция с социальными структурами общества, что можно интерпретировать как воздействие на общество и его познание через обратную связь; 3) передача культурного наследия, что можно понимать как познавательно-культурологическую функцию, функцию преемственности культур. В 1960 г. американский исследователь К. Райт добавил еще одну функцию – развлекательную.

В современной российской теории журналистики существуют три основополагающих концепции функций. Одна из них принадлежит И.Д. Фомичевой, которая выделяет функции информирования, социально-ценностного ориентирования, психической регуляции общества, коммуникации, самоуправления общества[45]. Б.А. Грушин также выделяет пять функций: информирование, воспитание, создание необходимого эмоционально-психологического тонуса, организационная и коммуникативная[46]. И, наконец, Е.П. Прохоров представил комплексное и структурированное описание функций журналистики, выделив идеологическую, культуроформирующую, рекламно-справочную, рекреативную (развлекательную), непосредственно организаторскую функции. Анализируя теории функций печати, мы можем прийти к выводу, что среди других обязательных культуроформирующая функция, как социокреативная и социотрансформативная, является доминирующей. Культуроформирующая функция журналистики заключается в участии прессы в пропаганде и распространении в обществе высоких культурных ценностей, воспитании людей на образцах общемировой культуры, способствовании всестороннему развитию человека. Культуроформирующая функция имеет своей целью обогащение внутреннего мира человека как самоценной личности. При этом расширяется принцип самостоятельного выбора каждым человеком культурных ценностей, их осмысления и интериоризации, т.е. «включения» в личностный мир. Это обязывает средства массовой информации знать сферы культурных пристрастий и увлечений своей аудитории, чтобы снабжать ее соответствующей информацией.

СМИ не просто передают – принимают информацию, но являются тем самым каналом, посредством которого меняются культурные приоритеты и задаются новые смыслы и ценности. При этом СМИ выполняют важнейшую роль в транслировании в массы культурных инноваций.

в начало

 

3.3. ПРЕДСТАВЛЕННОСТЬ МОЛОДЕЖНОЙ КУЛЬТУРЫ В СОВРЕМЕННОЙ ПРЕССЕ

 

Одной из наиболее важных на сегодняшний день проблем, к которым постоянно обращаются средства массовой информации – это проблема формирования и функционирования в современном социуме молодежных субкультурных (неформальных) объединений. В средствах массовой информации к неформальным объединениям молодежи относятся по-разному. Для одних неформальные объединения являются символом нонконформизма, другие видят в них угрозу чуждых и враждебных влияний Запада, третьи считают неформалов просто бесплодными организациями, объединяющими людей, не способных на серьезные дела, в-четвертых, это оценка неформальных объединений как формы ухода молодых от серости, скуки жизни.

Членом неформальной группы, по определению социологов, является молодой человек школьного возраста, студент младших курсов вуза и среднего образовательного звена, с обязательной установкой на нонконформизм, необычное поведение. Действующим лицом в материалах прессы является отдельная конкретная личность; основной мотив вступления в неформальную группу – отторжение культуры отцов. Характер деятельности неформалов описывается с помощью таких категорий, как противостояние, бунт, неприятие официальных культурных установок, организация досуга; способы действия – моделирование своей собственной культурной парадигмы, нонконформистское поведение; результатом деятельности неформалов показано отрицательное влияние на общество, формирование культуры нового негативного типа.

Авторская позиция в публикациях о неформалах характеризуется повышенной эмоциональной оценочностью описываемого, чаще – негативная оценка деятельности неформалов; авторы стремятся побудить отказаться молодежь от конфликтности в поведении.

Говоря об инновационных культурных явлениях, журналисты в своих публикациях обращаются к разнообразным жанрам, необычным заголовочным комплексам. В то же время в материалах слабо используется такой прием привлечения внимания аудитории, как индивидуализация проблемы с помощью описания ситуации с определенной личностью. Материалы о неформалах нечасто встречаются в прессе, публикуются на внутренних полосах.

Под неформальным объединением молодежи понимается любое неформализованное сообщество молодых, не имеющее официального статуса, включенное в систему контркультурных отношений.

«Алтайская правда», «Свободный курс», «Вечерний Барнаул» и «Молодежь Алтая» являются наиболее читаемыми в регионе. Рейтинг популярности этих газет представлен данными независимой исследовательской компании КОМКОН[47], что позволило определиться с выбором анализируемых средств массовой информации Алтайского края.

Следует отметить, что материалы о неформальных объединениях, публикуемые в этих газетах, чаще носят характер непостоянный, хотя круг вопросов, касающихся молодежной темы, велик. Исследуя газетную прессу, ученые сталкиваются с огромным тематическим многообразием сюжетов, проблем больших и малых, традиционных или только что выдвинутых временем. Это и «вечные» проблемы отцов и детей, и проблемы, рожденные в новую эпоху, связанные с субкультурными молодежными объединениями – от детей «хиппи» до «сатанистов». Поэтому сегодня необходим комплексный, многоплановый анализ роли газетной прессы в трансформативном воздействии молодежных субкультур на массовую культуру современного российского общества.

Контент-анализ 1876 публикаций о неформальных молодежных группировках и о неформалах в газетах «Свободный курс», «Молодежь Алтая», «Алтайская правда», «Вечерний Барнаул», изданных на территории Алтайского края за период с 1995 по 2000 г., дает возможность увидеть степень интенсивности, регулярности, повторяемости воздействия созданных в газетах последних пяти лет прошлого столетия образов члена неформальной группировки. Выбор времени для анализа обусловлен непосредственно изменениями, произошедшими в субкультурной среде и в российской прессе. Исследователи отмечают пик молодежной активности с 1995 г., что качественно изменило содержание материалов, представляемых вниманию аудитории.

Средства массовой информации являются тем самым каналом, посредством которого популяризируются и транслируются в массовую аудиторию те культурные инновации, которые несут в себе молодежные субкультурные объединения. СМИ тем самым содержат в себе определенный культурный заряд, представляя аудитории члена неформальной группировки. Сформулировать его можно следующим образом: молодежные субкультуры нужно показывать скорее как культурное явление и побуждать аудиторию к правильному пониманию молодежных проблем.

Образ члена неформальной группировки в региональных СМИ отражает действительный социально-психологический облик члена неформальной группировки. Являясь своеобразным аналогом социальной и культурной действительности, материалы газет достаточно полно отражают явление неформалитета в культурной жизни нашего общества. При этом одни характеристики члена неформальной группировки подаются как положительные, что позволяет создать определенный стереотип молодежного поведения («толкинеисты»), так и отрицательные («мазафакеры», «гопники», собственно «нефоры»). Помимо этого, существует и нейтральная характеристика молодежных субкультур, предлагающая аудитории после прочтения материалов самой расставить позитивные и негативные акценты («байкеры», «хиппи»).

На основе анализа материалов газет «Свободный курс», «Молодежь Алтая», «Алтайская правда», «Вечерний Барнаул» складывается представление о члене неформальной группировки как о человеке в возрасте от 12 до 30 лет, т.е. членом неформальной группировки является молодежь. Данная категория анализа сознательно берется с таким широким возрастным диапазоном, так как в текстах газетных публикаций возраст героев указывается обычно нечетко, часто его можно определить только по косвенным проявлениям. Члены неформальной группировки в возрасте от 30 лет описываются реже, хотя более старшее поколение также представлено.

Пол члена неформальной группировки как мужской, так и женский. Интересно проявляется выделение по половому признаку. Если в 1995 г. большинство героев материалов были однозначно мужского пола, то сегодня участниками неформальных организаций все чаще и чаще становятся девушки. И уже не просто как «подруги» «байкеров», например, а полноправные члены той или иной субкультурной организации. Практически во всех газетах описание деятельности девушек-неформалок увеличивается к 2000 г. Причем с 1995 по 2000 г. количество героев публикаций женского пола увеличилось с 0,25% в 1995 г. до 5,3% в 2000 г., что в динамике представляет увеличение на 5,05%.

В целом социально-демографическая характеристика неформала совпадает практически во всех изданиях. Чаще всего описываются все же молодые (до 20 лет) люди. Причем с 1995 по 2000 г. возраст участников неформальных организаций становится все более юным. В динамике: 10–16 лет составляет 2,1%, 17–20 лет – 2,6%.

Количество публикаций с 1995 г. о неформалах также увеличивается к 2000 г. Большое место по сравнению с другими анализируемыми изданиями молодежной субкультуре отводится в газете «Свободный курс» и «Молодежь Алтая».

Количество материалов, посвященных субкультурным объединениям, с 1995 по 2000 г. выросло почти в два раза. Это свидетельствует как о количественном росте самих неформальных объединений, так и возрастании и усилении интереса к ним.

Об образовании члена неформальной группы практически ничего не говорится, по косвенным признакам мы можем говорить о старшеклассниках, студентах и даже людях с высшим образованием.

Таким образом, в газетной прессе Алтайского края представлен следующий облик члена неформальной группировки – молодой человек или девушка, возраст до 30-ти лет, необязательно с высшим образованием, чаще – не закончивший обучение (для них это и не самое главное).

Субъектом неформальной группировки в газетах Алтайского края показано объединение, на втором месте – изображение молодежной субкультуры в целом. Следует отметить, что для неформальной группировки характерна анонимность участника. Отвергая устоявшиеся социальные и культурные правила общества, неформалы создают свой, как им кажется, свободный образ жизни. Но эта свобода достаточно призрачная. Стремясь к индивидуальности, молодые люди вынуждены «играть» по правилам той или иной неформальной группировки: носить ту одежду («прикид»), которая считается культовой, слушать определенную музыку, курить или не курить «травку», употреблять или не употреблять алкогольные напитки. В результате появляется некая «Система», живущая по своим законам, имеющая свой язык (сленг и символику), сеть коммуникаций (личные связи, поверхностные знакомства). Поэтому возможность стать самостоятельным героем материала у отдельно взятого неформала появляется крайне редко, так как неформала, как субъекта неформальной группировки, невозможно отделить от «Системы». Расстановка акцентов при выборе героя публикации показывает, что газеты мало используют такой прием привлечения внимания читателей к проблеме, как ее индивидуализация, показ отдельного конкретного человека. Это подтверждает выдвинутую нами ранее гипотезу, что средства массовой информации при создании облика неформала не учитывают возможности «эффекта переноса» при создании образа в массовом сознании: деятельность конкретного человека легче ощутить приемлемой для себя, почувствовать ее «своей». В связи с этим уменьшается степень воздействия на отдельно взятого читателя. Отметим, что чаще других прием индивидуализации темы используется в «Молодежи Алтая», единственной газеты в Алтайском крае с чисто молодежной направленностью.

Главным определяющим фактором развития неформальных организаций, несомненно, стали процессы омассовления культуры и, как следствие, увеличивающееся отчуждение и оппозиционность молодежи, которые не только пробудили к активной деятельности молодых, но и поставили перед ними новые задачи. «Система», образованная молодыми, – это не организация и не партия, каждый участник ее зависит только от себя. «Система» – это общество в обществе. «Система» исповедует показное, внешнее демонстративное отрицание существующего порядка, отказ от соблюдения принятых в обществе правил. В газетных публикациях четко выявляется классификация неформальных групп: романтико-эскапистские субкультуры («хиппи», «индеанисты», «толкинеисты», «байкеры»); гедонистически-развлекательные («мажоры», «рейверы», «рэпперы» и т.п.); криминальные («гопники», «люберы», «мазафакеры») и анархо-нигилистические («панки», «нефоры» – определение, родившееся на Алтае).

Обычно неформальные группы описываются как малая часть общего культурного процесса, группы молодежи, как правило, небольшие, организованные по принципу занятия свободного времени, как правило, в момент написания материала заявившие о себе каким-либо громким делом: фестиваль «рокеров», съезд «байкеров», слет «толкинеистов». Изображение неформальной культуры в газетной прессе вызвано и появлением новых субкультурных группировок, что привлекает внимание средств массовой информации как новость.

Наличие в прессе материалов об отдельной субкультурной группировке можно объяснить тем, что на ее примере легче показать молодежную культуру в целом, объяснить читателям, что молодежные субкультуры – это не только воинствующие банды, а еще и способ наполненного проведения досуга.

При анализе материалов, посвященных молодежным субкультурным образованиям в Алтайском крае, возникают трудности с определением точного количества участников неформальных групп, так как авторы в основном указывают только на всеобщность и разделять группы приходится только по косвенным признакам, например, по музыкальным пристрастиям. Каждая группа отличается от другой в зависимости от того, что слушают участники объединения. Новые «хиппи» слушают рок. Устраивают концертные рок-фестивали, причем, если в 1995 г. материалы прессы повествовали о рок-фестивалях в Москве и других столичных городах, то к концу тысячелетия и в Алтайском крае «третья волна» «хиппи» громко заявляет о себе. Рок-фестивали проходят в Бийске, Павловске, Камне-на-Оби и даже в районных центрах. Свою музыку: рок-н-ролл, рэйв слушают и другие молодежные объединения («панки», «байкеры», «рейверы»).

Авторская позиция журналистов алтайской печати, как показывают исследования, в отношении к молодежным субкультурам неоднозначная. Неформальные объединения характеризуются положительно (17,9% в 1995 г. и 20,0% в 2000 г.), на втором месте отрицательные оценки (44,3% в 1995 г. и 42,2 % в 2000 г.), на третьем – нейтральные (37,8% в 1995 г. и 37,8% в 2000 г.). Таким образом, в динамике самые положительные оценки неформальной деятельности даются в 2000 г. и составляют 2,1%.

Имеются различия в распределении внимания к сферам деятельности неформальной группировки в каждой из анализируемых в работе газет. Например, газета «Свободный курс», описывая деятельность неформальных групп, отдает предпочтение гедонистически-развлекательной сфере деятельности (41,3% материалов в 1995 г. и 45,6% материалов в 2000 г. приходится на досуговые темы). «Молодежь Алтая» приоритетной темой для своих публикаций считает деятельность криминальных групп (42,2% материалов в 1995 г. и 56,1% в 2000 г. посвящены деятельности именно этих субкультурных объединений). Газета «Вечерний Барнаул» не отдает предпочтения отдельно взятым группировкам, большинство материалов рассматривают сферу деятельности неформальных группировок в целом (51,8% в 1995 г. и 40,1% в 2000 г.). «Алтайская правда» так же, как и «Свободный курс», отдает предпочтение гедонистически-развлекательной сфере деятельности молодежных групп (30,1% в 1995 г. и 36,2% в 2000 г.).

Результаты исследований прессы не показали различий в ценностно-нормативной модели поведения члена неформальной группировки, представляемой в газетах Алтайского края. Интерес представляют только некоторые отличия в предпосылках вступления в неформальную группировку. «Свободный курс» отдает предпочтение веселому проведению досуга, музыкальным пристрастиям молодых – 36,8%; «Молодежь Алтая» – желанию физического превосходства – 46,5%, «Вечерний Барнаул» объясняет это молодежным нонконформизмом – 32,1%; «Алтайская правда» указаний на мотив практически не дает – 36,7%.

Данные различия отражают изменения в общей социокультурной атмосфере общества, наблюдавшиеся в конце ХХ столетия. Масштабность молодежных объединений, их прямое воздействие на социокультурные процессы, происходящие в нашем обществе, заставляют журналистов все чаще и чаще обращаться к повествованию о молодом поколении. Повышение интересов публицистов к молодежной тематике не является случайным, а отражает определенные общественные потребности. Информация о неформалах – продукт отображения реальной проблемы общественной жизни в культуре общества[48]. Еще в первые годы перестройки и связанной с ней гласностью СМИ сделали своим приоритетом ознакомление с неформальными движениями, существующими на Западе. Часто публикации, посвященные молодежи, рассказывали о субкультурных объединениях – «детях цветов» – «битниках», «хиппи», «панках», об их интересах, идеологии и причинах возникновения. Пресса повествовала и об истории российских неформальных движений, возникших в 60-х гг. Например, о «стилягах», первой молодежной субкультуре, оформившейся в хрущевскую оттепель. Эти материалы носили характер информационный, ознакомительный, характеризовались ностальгией по прошлому. Параллелей между нашими неформальными движениями и западными практически не проводилось, так как разрыв между идеологией нового российского общества и Западом был еще очень велик.

В этот период журналисты часто называли «неформалами» группы политизированной молодежи, которые организовались вне патронажа коммунистической партии, позиции которой до конца 80-х гг. были еще очень сильны. Власти неформалами всерьез не занимались, и журналисты о них не спорили, поскольку считали, что говорить о них особенно нечего. Отношение к ним было настороженное, поведение и идеи неформалов критиковались, массам показывалась вся «темная, грязная» сторона деятельности неформалов.

В последнее десятилетие удельный вес молодежной неформальной тематики в периодической печати значительно возрос, изменилась и позиция прессы.

Авторская позиция журналистов алтайской газетной прессы, как показало исследование, в отношении к членам неформальной группировки выглядит следующим образом. Одни издания критикуют их за слишком нонконформистское отношение к реальности, другие издания восторгаются их музыкальными талантами и считают, что именно новые объединения молодежи развивают современное искусство, третьи индифферентно констатируют факт существования неформалов. Следует особо отметить еще одну группу материалов, в которых молодежные субкультурные объединения преподносятся читателю как экзотическое образование в нашем обществе и, соответственно, в них превалирует легкая доля загадки, иронии. В данных материалах молодежная субкультура – это определенная «клубничка» для пресыщенного информацией читателя. Как бы ни относились средства массовой информации к неформальным молодежным движениям, все они учитывают то, что именно молодежные неформальные объединения определяют современную молодежную культуру, ценности молодых, их устремления.

Самые положительные оценки дает газета «Свободный курс» – 45,4% материалов в 1995 г. и 46,2% в 2000 г. «Молодежь Алтая», наоборот, дает субкультурным объединениям преимущественно негативную оценку: 71,5% в 1995 г. и 74,7% в 2000 г. В динамике это выглядит следующим образом: позитивная оценка увеличилась на 2,1%, негативная оценка – на 2,1%, а показатель нейтральной оценки остался на прежнем уровне.

Таким образом, можно констатировать определенные сдвиги, которые произошли в массовом сознании по отношению к неформальным организациям молодежи, отразившиеся на страницах газетной прессы. Следует отметить, что общество стало более благожелательно относиться к молодому человеку, члену субкультурной группировки, сработал эффект привыкания. Субкультурные неформальные объединения благодаря прессе стали привычной частью общества, в них перестали видеть что-то необычное, что не могло не привести к изменениям в способах изображения поведения члена неформальной группировки в средствах массовой информации и, в частности, газетной прессе.

Эти изменения отразились в выборе жанров публикаций, в которых газеты создают образ члена неформальной группировки.

В 1995 г. преобладали информационные жанры, прежде всего заметки и интервью, в 2000 г. увеличилось число материалов о субкультурных группировках, написанных в аналитических жанрах: корреспонденция, проблемная статья, обозрение. Средства массовой информации перешли от простого сообщения фактов из жизни неформальной молодежи, этом важном контркультурном явлении в современном обществе, и их накопления к анализу и обобщению результатов деятельности субкультурных группировок, которые к 2000 г. стали более наглядными.

Средства массовой информации остаются важнейшим фактором, способствующим формированию общественного мнения и отношения читателей к молодежным неформальным объединениям. Ведь именно средства массовой информации наряду со школой, семьей являются на сегодняшний день самым мобильным институтом общественного воздействия на подрастающее поколение и их родителей.

«Молодежь Алтая» – наиболее характерный представитель молодежных изданий на Алтае. Тираж ее, правда, не превышает 5000 экземпляров, но тем не менее она наиболее точно отражает истинные настроения, царящие в молодежных кругах, потому что авторами данной газеты являются молодые. Молодежные объединения, по мнению авторов данной газеты, являются теперь уже неоспоримым, прочно укрепившимся явлением нашего общества. Поэтому, повествуя об интересных случаях, публикации о которых помещаются в рубрике «Звезданутая коммуналка» и «Одна бабка сказала», журналисты не только информируют читателя об истории возникновения того или иного молодежного направления, а анализируют поведение члена группы и тот культурный заряд, который несет в себе та или иная неформальная группировка. В рубрике «Среда обитания» в данной газете даются большие аналитические материалы о новых явлениях в молодежной субкультурной среде.

Формы подачи материалов о субкультурных неформальных движениях краевыми газетами Алтайского края в 1995 г. характеризуются нестабильностью способов представления публикаций на полосе. Материалы о неформальных группировках на страницах газет в основном не отличить от материалов на другие темы, они оформлены обычным для издания способом.

Одной из наиболее читаемой и распространяемой газетой на Алтае остается краевая независимая газета «Свободный курс». Тираж ее в 35.100 экземпляров позволяет охватить практически весь Алтайский край, что, естественно, сказывается в высокой степени воздействия на массовую читательскую аудиторию. В структуре данной газеты материалы о субкультурах никак не выделяются среди общего информационного потока. Нет регулярной полосы, где печатались бы материалы о неформальной молодежи, нет даже определенной страницы, публикации о неформалах разбросаны в рубриках под названием: «Человек – Общество», «Музилище» и «Жолтый отдел». Тематика данных рубрик не является постоянной, очень разнообразна. Здесь печатаются материалы о политике, статьи историко-литературного плана, интервью с политическими лидерами, деятелями культуры: художниками, композиторами, артистами театра, творческой интеллигенцией, гостями города и здесь же помещаются материалы о неформальной молодежи.

Наблюдаются изменения в форме подачи материалов в 1995 и 2000 гг. Если в 1995 г. представленность материалов исследуемой тематики была нестабильной, то к концу 2000 г. данные материалы прочно заняли свое место на газетной полосе. Следует отметить, что отдельной рубрики не появилось ни в одной газете и к 2000 г.

Интересно выглядит представленность материалов о неформальных молодежных объединениях по месяцам. Обращаясь к теме неформалов, журналисты, как правило, реагируют на определенное событие, заявку неформалов о себе. Данные события чаще всего происходят в летнее время, и это было выявлено в ходе исследований. И в 1995 и в 2000 гг. большее количество материалов о неформальных группировках приходилось на июнь, июль, август (время каникул) и сентябрь. Это еще раз доказывает, что большинство участников субкультурных группировок организуются по досуговому принципу.

Обращает на себя особое внимание применение исследуемыми изданиями графических способов привлечения внимания аудитории. В 1995 г. 41,8% материалов давалось с яркой графической заставкой, к 2000 г. их количество увеличилось на 12,5%. Отметим изменения в авторском составе материалов с 1995 по 2000 г. Как положительную тенденцию можно констатировать тот факт, что газеты меньше стали публиковать материалы, перепечатанные из других изданий, в том числе и из Интернета (13,9% в 1995 г. и 7,7% в 2000 г.), что составляет уменьшение на 6,2%. Увеличилось число публикаций, написанных местными журналистами (от 78,7% в 1995 г. к 85,6% в 2000 г.), что составляет увеличение на 6,9%. Таким образом, можно предположить, что тема неформалитета стала привычной для изданий региона, что средства массовой информации вносят свой вклад в интеграцию официальной культуры и контркультурных проявлений. Пресса является тем самым каналом, посредством которого презентируется, распространяется и популяризируется культура молодежного неформалитета в массах.

Следовательно, наблюдается определенная диалектика: с одной стороны, субкультурные объединения возникают в противовес массовой культуре, с другой – благодаря средствам массовой коммуникации они сами становятся достоянием общественности. Благодаря СМИ субкультурные явления и массовая культура оказываются взаимосвязанными. Из вышесказанного можно сделать три вывода: во-первых, средства массовой информации являются важнейшим каналом распространения неформальной молодежной культуры; во-вторых, все средства массовой информации посредством коммуникативных каналов формируют культуру своей аудитории, поскольку и культура, и коммуникация составляют некое единство, выраженное понятием культурно-коммуникативной системы; в-третьих – аудитория формирует и определяет функции средств коммуникации, заставляя их как бы подстраиваться под свои интересы, диктуя СМИ свои ценности.

в начало

 

3.4. ТРАНСФОРМАТИВНОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ МОЛОДЕЖНОЙ СУБКУЛЬТУРЫ НА ЯЗЫК СОВРЕМЕННОЙ АЛТАЙСКОЙ ГАЗЕТНОЙ ПРЕССЫ

 

Средства массовой информации – часть культурно-коммуникативной системы XX в., а газетная пресса является одним из главных средств массовой культуры, которое транслирует идеи молодежной культурной системы в массы. Продукты духовной деятельности, раз возникнув и доказав свою жизнеспособность, сохраняются в социальной памяти человечества неограниченно долго. Но для того чтобы стать объектом всеобщего внимания и передаваться из поколения в поколение, любое духовное образование должно материализоваться, воплотиться в предметное – знак, символ, звук или язык.

Популяризируя молодежную субкультуру, средства массовой информации не могут не трансформироваться под ее воздействием. Наиболее очевидно эти тенденции проявляются на лексическом уровне языка газетной прессы. Как указывал В.В. Виноградов, «словарный состав языка быстрее и шире, чем другие стороны языковой структуры реагирует на изменения во всех сферах общественной жизни»[49]. Сегодня мы можем с полной уверенностью утверждать, что в языке прессы произошли резкие и глубокие изменения, обусловленные как внутренними причинами развития лексики современного русского языка, так и экстралингвистическими (социокультурными) факторами, Следует отметить, что в эпоху социокультурных изменений общества, затрагивающих духовную сферу жизни, все языковые процессы необычайно ускоряются. Газета же, как социальный институт общества, наиболее полно и, что особенно важно, наиболее быстро отражает изменения в словарном составе языка, подвергаясь воздействию тех культурно-языковых стереотипов, которые рождаются, в том числе и в молодежной субкультурной среде. Учитывая взаимодействие официальной и неофициальной культур, мы можем сделать такое предположение: пресса не только информирует читателя о социокультурных трансформациях в обществе, но и сама поддается тому культурному воздействию, которое оказывают молодежные субкультуры на ее язык. Приметой современного общества стало то, что межпоколенческая трансмиссия культуры стала двунаправленной: она включает в себя не только информационный поток от родителей к детям, как это было на протяжении многих столетий, но и встречный – от детей к родителям, и шире – от молодого поколения – к старшему. Черты культурной преемственности резко изменились. Средства массовой информации являются тем каналом, через который отражаются и утверждаются культурные новации. Именно поэтому рассмотрение механизма трансформации семантики и лексики в языке современной газетной прессы как производных от экстралингвистических (социокультурных) изменений кажется актуальным.

Ю.А. Бельчиков, анализируя языковую ситуацию сегодняшнего дня, пишет, что «социально-культурная среда решающим образом влияет на ход языкового развития. Именно в ней развертываются смысловые и выразительные возможности, заложенные в словарном составе языка, в его стилистической структуре»[50]. В.Г. Костомаров видит в изменениях языка современной газеты проявление языкового вкуса эпохи: «…вкус – это, в сущности, меняющийся идеал пользования языком соответственно характеру эпохи»[51].

На изменение языка газетной прессы оказали непосредственное воздействие такие факторы (экстралингвистические), как отмена цензуры, провозглашение свободы слова и установка плюрализма мнений, а главное – децентрализация информации, открытие многих ранее закрытых тем, в том числе информации о субкультурных молодежных объединениях.

Из внутрилингвистических оппозиций на первый план (применительно к языку газетной прессы) выдвинулись следующие оппозиции: «говорящего и слушающего» (решающаяся в пользу говорящего), «нормы и употребления» (решающаяся в ущерб норме), и двух функций языка, чисто информационной и экспрессивной (решающаяся не в пользу информационной).

На трансформации языка современной газетной прессы сказалась и перестройка в самой ее структуре, особенно в блоке «адресант – адресат», т.е. отправитель речи и ее получатель. «Здесь существенны, во-первых, целевая установка, общая стратегия речи, избираемая говорящим, и, во-вторых, характер, т.е. особенности, своеобразие, уровень – культурный, образовательный, возрастной и т.п. – аудитории, читающей или слушающей»[52]. Этой аудитории раньше отводилась роль пассивного объекта, на который адресант должен был воздействовать, что вытекало из предписанной газете функции быть «коллективным организатором, коллективным агитатором и коллективным пропагандистом»[53]. С момента вхождения в рынок в погоне за читателем средства массовой информации пытаются привлечь адресата к речевой деятельности газеты, адресат рассматривается не как объект управления, а как «суверенная личность, обращающаяся к созданному журналистом тексту с целью найти в нем какие-то человеческие способности и качества, присвоение которых позволит этой личности расширить свои человеческие возможности»[54].

Тем более как «суверенная личность» стал рассматриваться и автор в газете (адресант). Отмена цензуры как социального института и цензуры внутренней, всегда присутствующей в сознании журналиста и корректировавшей не только выбор темы, но и выбор языковых средств – традиционных, «социально-привычных», санкционированных обществом, привела к установке на речевую свободу, стремление выразить не столько коллективные, общепринятые, как это было раньше, а в первую очередь личные мировоззренческие, эстетические вкусы и пристрастия, максимально проявить свое авторское «Я». Таким образом, формируется новый тип адресанта – творческой личности, индивидуальности, и в данном случае решающее значение приобретает культурный и профессиональный уровень журналиста, его духовная составляющая.

Изменения претерпевает и «целевая установка, общая стратегия» речи, избираемая говорящим. До вхождения в рынок в средствах массовой информации установка делалась «на адресата» – доходчивость, доступность изложения, что определяло «тенденцию к исключению средств, находящихся на периферии языка и не обладающих качеством коммуникативной общезначимости»[55], т.е. антиномия «говорящий – слушающий» разрешалась в пользу адресата. Это обусловливалось «не только внутренним развитием языка, но и социальными факторами, прежде всего партийностью, массовостью советской печати. Газетно-публицистическая речь призвана воздействовать на массы, призвана максимально учитывать интересы и запросы аудитории»[56].

Сегодня антиномия «говорящий – слушающий» решается в пользу «говорящего», так как именно он «выбирает» языковые средства для выполнения своего коммуникативного намерения, и сегодня выбор этих средств он меньше всего соотносит с тем, как они будут восприняты адресатом («слушающим»). Все это приводит к тому, что «говорящие» сегодня «гораздо более полагаются на свои языковые привычки, иногда весьма субъективные, чем на реальную денотативную необходимость. При этом опора на адекватные заданию эффекты высказывания принимается в расчет как бы во вторую очередь»[57].

Господство интересов «говорящих» над интересами «слушающих» уже отмечалось в истории русского языка после Октябрьской революции. Л.В. Щерба, участвуя в дискуссии о культуре речи (Журналист. 1925. №2), не без юмора указывал на «вечно существующий в языке антагонизм между индивидуумом и обществом. Первый желает говорить как ему удобнее, с затратой минимума усилий, или норовя свести речь свою к какому-то бормотанию, мычанию или неопределенным «так», «ничего» и т.п. или, наоборот, облекая без работы задерживающих центров в словесную форму все приходящие в голову мысли. Общество же, имея целью как можно скорее, легче и точнее понять мысль, требует от индивидуума максимума работы над выбором наиболее подходящих средств выражения мысли. Современная обстановка, как это ни странно, поощряет эгоистические стремления индивидуума»[58].

От нынешней ситуация отличалась «культурным весом» говорящего и его «коммуникативным намерением». В первые годы революции рабочие и крестьянские корреспонденты были недостаточно образованы, и, вовлекая в газетный узус жаргонную, просторечную, диалектную лексику, они не ставили перед собой какую-либо стилистическую задачу. Современные журналисты в использовании ненормативной, периферийной лексики прежде всего преследуют определенную цель, например, экспрессивности высказывания, где основное внимание уделяется не тому, «что» сказано, а «как» сказано. Следующая цель – апелляция к конкретной молодежной аудитории, некое «заигрывание», а следовательно, стилизация под речь аудитории. В газете «Свободный курс», например, постоянно действует рубрика под названием «Музилище», в «Молодежи Алтая» – «Звезданутая коммуналка». Другое дело, какие ассоциации у читателя вызывает сама формулировка названия. Такая «способность к поправке на адресата является ключом к стилистическому переключению в масштабах подсистемы языка»[59]. Также естественно на страницах алтайской прессы употребляются сниженные средства, которые соответствуют прагматической коннотации речевого поведения: «забой», «убойная музыка», «на сцену вылез некий Грек со своей бандой и зарубил такое», «напрочь убитых алкоголем и музыкой», «короче, дурдом в самом лучшем смысле этого слова».

Именно поиском свежих и выразительных средств, с одной стороны, и своеобразным учетом вкусов и запросов определенной аудитории – с другой, объясняется чрезмерное привлечение на страницы газетной прессы жаргонной, молодежной, грубо-просторечной и даже нецензурной лексики. «Я хочу застебать всех мочалок»[60] говорит герой публицистического материала, причем это выражение в тексте дается без кавычек. Наиболее часто в газетных материалах употребляются термины, рожденные особыми отношениями молодежных неформальных объединений с милицией: «мент» – милиционер, «ментовка, легавка» – милицейская машина или отделение. Не избегают журналисты в своих материалах употреблять слова из лексики наркоманов – «глюк» – галлюцинация, «машина» – шприц, «струна» – игла. Кроме того, публицисты часто обращаются и к заимствованиям из «блатного» жаргона – «ксива» – паспорт, «шухер» – опасность, «гасить» – бить. Общемолодежная лексика становится постепенно общеупотребительной: «мочалка» – девушка, «голяк» – отсутствие денег, «рюхать» – думать, соображать – все эти слова создают определенную экспрессию в публицистических материалах, позволяют более колоритно выразить отношение автора к исследуемой в материале проблеме.

Б.А. Ларин в использовании жаргона видел «пример непрестанного искания новых экспрессивных средств в ближайших источниках», которые «всегда успешно обращаются к богатому «языковому дну» города»[61].

Но наметившаяся сегодня тенденция к регулярному употреблению нелитературной молодежной лексики (итог воздействия молодежных субкультур на язык прессы) на страницах алтайских газет имеет ряд негативных последствий. Во-первых, расшатываются литературные нормы, сложившиеся в предшествующий период развития языка, нарушаются традиции речевой культуры, проводником которой всегда были средства массовой информации. Во-вторых, чрезмерное увлечение ненормативной лексикой, часто коммуникативно и стилистически не оправданное, затрудняет восприятие и понимание сообщения массовым адресатом и ведет к невыполнению адресантом своего речевого задания. И, наконец, «поскольку лингвистика говорит человеку о нем самом»[62], то такая «либерализация языка», по определению В.Г. Костомарова, свидетельствует о снижении «культурного веса» адресанта и нарушении им определенных этических норм, так как «всякое высказывание может быть представлено как отношение оратора к аудитории через речь»[63].

Таким образом, увлечение алтайскими журналистами «сниженной» лексикой свидетельствует о непосредственном воздействии коммуникативных стереотипов молодежных субкультур на язык газетной прессы, о трансформации языка газетной прессы.

«Установка на говорящего» проявляется и в противоположном употреблению сниженной лексики процессе – в чрезмерном увлечении иноязычными словами, что также свидетельствует о прямом воздействии молодежных субкультур на язык газетной прессы алтайского края. «Фенечка», «бандана», «околопопсовая музыка», «рейверы», «байкеры», «блэк» – негр, «бэбик, бэбенок» – маленький ребенок, «лайф» – жизнь, «тинэйджер» – подросток, «толкиенутый» и др. – вот неполный список заимствованной лексики из молодежного жаргона.

«Заимствования из американского варианта английского языка многие считают самой яркой чертой нашего сегодняшнего языкового развития, сравнивая их поток с французским наводнением, пережитым в XVIII в. …По моде дня английские слова заимствуются, даже когда налицо не менее точные русские эквиваленты…» – отмечает В.Г. Костомаров, имея в виду трансформативное воздействие молодежной культуры на язык газетной прессы[64]. Причина роста заимствований лежит в «культурном весе» адресанта, в стремлении увеличить этот вес, «произвести впечатление» либо путем повышения экспрессивности высказывания, так как «новизна сама по себе является мощным стимулом для завышенной экспрессии»[65], либо умением говорить престижно и умно. А поскольку в среде неформальной молодежи употребление заимствованной лексики является непременным условием, то и средства массовой информации не могут отказаться от ее употребления, что еще раз свидетельствует о непосредственном влиянии молодежных субкультур на язык газетной прессы. Помимо этого, большую роль в употреблении заимствованной лексики играет и прямая экономическая заинтересованность средств массовой информации: «клубничка» привлекает читателей.

Следует отметить, что «стремление к престижу предполагает усвоение языка за счет сокращения возможностей взаимопонимания… Проблема с этим престижным языком состоит в том, что его редко способен понять читающий и лишь приблизительно понимает пишущий, но это не мешает нам все выше и выше громоздить иерархию взаиморазобщения»[66].

Таким образом, делая установку на регулярное использование в газетном узусе новых, не освоенных широкой читательской аудиторией молодежных заимствований, адресант не может рассчитывать на адекватное восприятие и понимание его сообщения адресатом (т.е. речь адресанта становится «безадресной»). Здесь разрешение языковой антиномии двух функций языка (чисто информационной и экспрессивной) в пользу экспрессивной приводит к нарушению коммуникации, мешает взаимопониманию «говорящего» и «слушающего».

Проведенный анализ газетного узуса доказывает непосредственное трансформативное воздействие языка молодежной субкультуры на языковые процессы, происходящие в современной газетной прессе. Перестройка в структурном блоке «адресант – адресат» приводит к расширению лексический базы газет за счет ранее исключавшихся периферийных зон лексики: молодежного жаргона, заимствований. С другой стороны, данная перестройка приводит к завышенной экспрессивности высказывания, ведущей к сенсационности и эпатажу за счет отказа от одной из главных функций прессы – культурно-нормативной.

Процесс стилистического окрашивания многих пластов газетной лексики приводит к изменению нейтрального фона газеты, так как «процесс стилистического окрашивания и процесс стилистической нейтрализации»[67] идут бок о бок. Ю.С. Сорокин отмечал, что «занятая злобой дня публицистика всегда нуждалась в новых языковых средствах и часто обращалась к новым словам и выражениям, не дожидаясь того момента, когда они будут канонизированы образцовым употреблением признанных писателей, одобрены пуристами-филологами и включены в академические словари»[68].

Сегодня трудно удивить читателя такими словами, как «прикол», «прикид», «тусовка», «кайф», «обломать» – испортить настроение, «кинуть», – обмануть, продать негодную деталь, «забить стрелку» – назначить свидание, которые используются и в материалах общеполитического плана.

Регулярность и активность употребления лексики молодежных субкультур в прессе способствует утрате этими словами отпечатка особой сниженности, что в свою очередь еще раз свидетельствует о семантико-стилистической трансформации языка современной прессы.

Таким образом, проанализировав язык материалов о субкультурных молодежных объединениях, опубликованных в алтайской прессе за 1995–2000 гг., мы можем сделать следующие выводы:

1.        За последние пять лет прошлого столетия в языке газеты произошли резкие и глубокие изменения, обусловленные как внутренними причинами развития лексики современного русского языка, так и экстралингвистическими факторами, а именно: обращение к ранее закрытой теме о неформальных молодежных объединениях. Причем внешние и внутренние факторы развития языка тесно и неразрывно связаны между собой.

2.        Газета (в том числе и анализируемая нами алтайская пресса) как социальный институт общества наиболее полно и, что особенно важно, наиболее быстро отразила и зафиксировала изменения, происходящие в словарном составе языка. На язык газеты большое воздействие оказали такие факторы, как отмена цензуры, внешней и внутренней, провозглашение свободы слова, установка на плюрализм мнений, децентрализация информации, растабуирование ранее запретных тем. Из внутрилингвистических антиномий на первый план (применительно к языку прессы) выдвинулась антиномия «говорящего и слушающего» (решающаяся не в пользу последнего); нормы и употребления (решающаяся в ущерб норме) и двух функций языка (чисто информативной и экспрессивной, решающейся не в пользу информационной).

3.        На трансформации языка современной газеты сказалась и перестройка в самой ее структуре, особенно в блоке «адресант» – «адресат», т.е. отправитель речи и ее получатель. Здесь важны целевая установка адресанта (коммуникативное намерение) и уровень (культурный, образовательный, возрастной) адресата. Если ранее адресат рассматривался как пассивный объект управления, то сегодня – как «суверенная личность», способная самостоятельно разобраться в предложенной ей информации. Формируется и новый тип адресанта: не носителя «идеологического авторитета», но творческой индивидуальности. Следовательно, решающее значение приобретает культурный и профессиональный уровень журналиста, его культурная и нравственная позиция.

4.        Изменения претерпевает и целевая установка, общая стратегия речи, избираемая говорящим. В «дорыночный» период в средствах массовой информации установка делалась на «адресата» – доходчивость, доступность изложения; доминировала тенденция к исключению средств, находящихся на периферии языка, т.е. антиномия «говорящий и слушающий» разрешалась в пользу слушающего. Сегодня эта антиномия решается в пользу говорящего, так как именно он выбирает языковые средства для выполнения своего коммуникативного намерения, и выбор этих средств сегодня меньше всего соотносится с тем, как они будут восприняты адресантом. Все это приводит к тому, что «говорящие» больше полагаются на субъективные языковые привычки, а не на денотативную необходимость.

5.        Установка на «говорящего» в языке газеты проявляется в двух противоположных тенденциях. С одной стороны, чрезмерное привлечение на страницы современной печати лексики, используемой молодежью: жаргонной и даже «нецензурной», которое можно объяснить поиском свежих и ярких лексических средств и своеобразным учетом вкусов молодежной аудитории. С другой – чрезмерное увлечение языком молодежной субкультуры, американизмами можно объяснить стремлением повысить экспрессивность высказывания, либо стремлением продемонстрировать умение писать «престижным языком». Но чрезмерное увлечение ненормативной, жаргонной, заимствованной лексикой расшатывает литературные нормы, нарушает традиции речевой культуры и затрудняет восприятие и понимание сообщения массовым читателем (что свидетельствует о невыполнении адресантом своего речевого задания).

6.        Таким образом, перестройка в структурном блоке адресант – адресат приводит к расширению лексической базы газеты за счет ранее исключавшихся периферийных зон лексики (жаргон молодежной субкультуры, заимствования), с одной стороны, и, с другой, к завышенной экспрессивности высказывания, что отражается на стилистической окраске слов.

7.        Благодаря прессе лексические средства молодежной неформальной субкультуры становятся достоянием общеупотребительного русского языка, входят в массовый дискурс и со временем возможно, в литературный русский язык.

 

В соответствии с вышесказанным, представляется возможным сделать следующие выводы:

1.        Печать – один из главных каналов, посредством которого осуществляется презентация, транслирование, транслирование, популяризация молодежной субкультуры в массы.

2.        Оценочная позиция средств массовой информации не остается неизменной.

3.        Наблюдается позитивная динамика отношения средств массовой информации к молодежным субкультурным организациям.

4.        Логично предположить, что российское общество постепенно привыкает к проявлениям неформальной молодежной субкультуры.

5.        Из экзотического объекта молодежная субкультура превращается в обычный факт нашей жизни и становится частью современной городской культуры.

6.        Субкультура молодежных неформальных объединений оказывает влияние на язык средств массовой информации, которые популяризируют данную культуру.

7.        Массовая культура и массовая коммуникация являются важнейшим компонентом современной общественной жизни. Средства массовой коммуникации – это определенный катализатор формирования и динамики самого содержания культуры.

8.        Массовая коммуникация и массовая культура тесно взаимосвязаны. Они создают систему средств по смысловой адаптации, «переводу» транслируемой информации с языка высокоспециализированных областей культуры на уровень обыденного понимания неподготовленных людей, «инфантилизовывая» ее образные воплощения для «управления» сознанием массового потребителя в интересах производителя этой информации.

9.        Коммуникация способствует социальному и культурному единству, создавая единую для всех языковую и знаковую символическую систему.

10.    Средства массовой коммуникации, воздействуя на сознание зрителей, слушателей, читателей выполняют социотрансформативную функцию в обществе.

11.    СМИ интенсивно формируют новые модели, стили и нормы поведения.

 

Таким образом, СМИ не просто передают – принимают информацию, но являются тем самым каналом, посредством которого меняются культурные приоритеты, и задаются новые смыслы и ценности. При этом СМИ выполняют важнейшую роль в транслировании в массы культурных инноваций, активно и самостоятельно участвуют в процессах трансформации социокультурной действительности. Массовая информация создает основу духовного мира личности, «информационный базис» системы ее отношений и деятельности.

в начало

 

к содержанию << >> на следующую страницу