Под занавес...

25 советов молодым коллегам

И вот мы, кажется, на финишной прямой. Прежде чем разорвать ленточку, окинем мысленным взором пройденную дистанцию.

Мы говорили о мастерстве журналиста, отметив при этом, что мастерство — категория надстроечная, а базой являются наше мировоззрение, наша граждан­ская позиция, наша социальная активность. Каждой строчкой, опубликованной в газете, журналист не только выражает, но и формирует мнение народа. Взгляды, суждения и предложения газетчика влива­ются в русло политических решений и дел, общих для всей страны. Мы работаем от имени людей и для лю­дей, помогая им своими очерками и статьями форми­ровать политическое сознание. Стало быть, сугубо профессиональный разговор о мастерстве журналис­та возможен лишь при условии, что в основе его ле­жит четкость и кристальная ясность наших позиций, общественная значимость каждого факта, использо­ванного в наших произведениях.

Мы говорили о том, что «поют» в журналистике только люди способные, имеющие к ней призвание. Однако если исходить из утверждения М. Горького, что «талант развивается из чувства любви к делу, воз­можно даже, что талант — в сущности его — и есть только любовь к делу, к процессу работы»[1], следует смягчить наш жесткий приговор признанием того, что достаточно любить газетное дело, чтобы стать журналистом; но уже без этого, без любви, действительно рассчитывать не на что!

Мы говорили о том, что работаем в жанре художе­ственной документалистики, который в силу ряда причин стал чрезвычайно популярным, и что границы между жанрами постепенно стираются, и что журна­листы живут по одним законам с беллетристами.

Мы попытались разобраться в том, какова допусти­мая мера домысла и вымысла в работе художественно­го документалиста, и упомянули «мешающие дета­ли», которые не следует отбрасывать для достижения высокой степени достоверности и убедительности на­ших материалов.

Мы говорили о том, что будить общественную мысль, то есть выполнять одну из важнейших задач журналистики, можно только с помощью мысли, под­крепленной доводами и резонами.

Мы говорили о том, что современная художествен­ная документалистика начинается с создания концеп­ции, содержащей сумму мыслей, и не забыли подчер­кнуть, что концепция — это отнюдь не предвзятость. Мы говорили о том, как рождается замысел журна­листа, каким образом факт трансформируется в тему, а тема заставляет искать соответствующие факты.

Мы говорили о том, как нужно реализовывать за­мыслы, пользуясь определенной тактикой и стратеги­ей сбора материала, искусством беседы, обработкой полученных сведений, планом.

И мы, конечно, не затронули и половины того, что составляет суть журналистской работы. Потому что, преодолев сопротивление первого абзаца, написав материал и поставив последнюю точку, мы, как ис­тинные марафонцы, еще не имеем права останавли­ваться. Мы продолжаем «бежать» дальше до тех пор, пока не доведем материал до газетной полосы, пока не получим читательские отклики и не сделаем обзор писем, пока не вызовем реакции официальных лиц и инстанций, пока не добьемся принятия мер, — но мо­жем ли мы и после этого перевести дух?

У газетчика много забот, которые лучше классифи­цировать не по признаку «приятные», «малоприятные» и «совсем неприятные», а по признаку «нужные» и «ненужные». В числе «необходимых» есть заботы, совершенно лишенные творческого начала, но мы должны понимать, что без них ни одна наша строка не дойдет до газетной полосы. Одновременно с этим мы, вероятно, так перенасыщены творческими делами, что были бы рады избавиться от некоторых,  если бы не знали, что срубим сук, на котором сидим.

Вот краткий и далеко не полный перечень внутригазетных мероприятий,  участие в  которых,  можно  ска­зать, обязательно для  сотрудника  «Комсомольской правды»: летучка, планерка, «топтушка» (короткое, проводимое на ногах совещание по текущему номеру), «час письма»,  творческие  «самовары»,  круглые столы, «Жернова», «четверги», традиционные «землянки», читательские конференции, совещания по перспек­тивному планированию номеров и т.д. Если к этому добавить заказ авторских материалов, редактирова­ние их, участие в различного рода плановых и спон­танных заседаниях, организованных секретариатом, дежурства в качестве «свежей головы»  по  всему но­меру и по отделу, разработку газетных акций и про­чее, окончательно станет ясно: дел у журналистов много, причем помимо их основной обязанности — писать. И это, мне кажется, естественно: отказавшись от перечисленных забот, мы как бы обрываем пупови­ну, связывающую нас с газетой, и очень скоро снижа­ем свой творческий тонус — разряжаемся от идей, мыслей, желания  работать, творческого настроения.

Хочу обратить внимание еще на одно существенное обстоятельство. Дело в том, что практически един­ственным оружием журналиста внутри газеты явля­ется слово, устная речь. Мы очень много говорим. Говорим, ставя задачу перед автором, когда заказыва­ем ему материал, и говорим, убеждая его в необходи­мости переделок. Мы говорим, разбирая статью кол­леги и размышляя (вслух) над готовящейся газетной акцией. Мы говорим, анализируя только что вышед­ший номер и подвергая критическому обсуждению серию номеров на летучке. Мы выступаем публично, поднявшись в полный рост перед всем коллективом, и положив локти на стол, за которым в Голубом зале редакции  традиционно заседает редколлегия, и тет-а-тет, сидя напротив товарища по перу, в запертом кабинете. Совершенно исключены рисунок, весы, чер­теж, жестикуляция, сантиметр, мимика — только слово выражает нашу позицию, довод, мысль, оценку, предложение, протест или поддержку.

Разговорный жанр не из легких. Дело не только в модуляции голоса, от которого, возможно, зависит убедительность того, что мы произносим, хотя недур­но бы каждому из нас в совершенстве владеть и ора­торским искусством, — важна логика наших выска­зываний, важен тон разговора с коллегами, важна ма­нера. Какую степень искренности и откровенности мы можем себе позволить? В какой мере должны щадить самолюбие товарищей по перу? Существуют ли рамки для критики и рамки для дифирамбов? Можно ли «якать», встав в позу ментора, даже если есть к тому основания, можно ли «мыкать», высказывая не общее, а свое мнение? Какова должна быть доказательность и обоснованность того, что мы говорим в узком журна­листском кругу? Или, надеясь на понимание с полу­слова, можно ограничиться легкими контурами, на­меками и плаванием по поверхности? Надо ли беско­нечно оглядываться, говоря сакраментальное: «Если я не прав, пусть меня поправят», и хорошо ли мы дела­ем, заканчивая речь в кабинете заместителя главного редактора банальным «спасибо за внимание»? И так ли уж безобидно наше слово, звучащее в «родной» журналистской среде, что можно не думать о том, какое подобрать и как его произнести?

Газета — сложное и, я бы сказал, очень странное образование. С одной стороны, обыкновенное уч­реждение, с твердым распорядком дня, со штатным расписанием, с начальниками и подчиненными, с су­бординацией в отношениях, с дисциплиной труда и графиком выпуска продукции, кстати, весьма прибыльной, — иначе говоря, с законами, по которым работает нормальная «контора». С другой стороны, газета ничего общего не имеет с учреждением ни по своему духу, ни по сути человеческих отношений в коллективе, ни по стилю работы, ни по сумме обязан­ностей каждого.

Подчиненность по административной линии не обязательно влечет за собой в газете ущемления по ли­нии творческой. В цене не должность, а талант и организаторские способности. На газетной полосе могут соседствовать и материалы, написанные рядовым литсотрудником и членом редколлегии, однако оцениваются они по одному критерию. Нормирован ли рабочий день у журналиста, или не нормирован? Ник­то толком не знает, даже помощник главного редакто­ра по кадрам, и, откровенно говоря, знать не хочет, потому что общеизвестно: журналиста кормят ноги; во всех редакциях чуть ли не самая актуальная про­блема — как привязать сотрудника к столу, обеспе­чив ему при этом максимальную беспривязность. Все­общая забота о создании и сохранении творческой ат­мосферы в коллективе объединяет людей, в какой-то степени уравнивает их, нивелирует должности. От­ветственность за публикуемое слово так велика, а взаимная страховка столь необходима, что между журналистами совершенно исключены казенные от­ношения. Как правило, господствует дух взаимного доверия, стало быть — уважения, стало быть — сим­патии, доброго товарищества.

Этот дух, угодно нам или не угодно, должен соче­таться и уживаться с претензиями каждого журнали­ста на звание «личность». Творческим людям свой­ственны честолюбие, мнительность, самомнение, по­вышенная возбудимость, болезненное самолюбие — качества, которые в одних условиях могут обернуться на пользу общему делу, а в других — и во вред. Учи­тывая это обстоятельство, надо особенно бережно от­носиться друг к другу, проявлять взаимное терпение, подбирать слова и оценки, исходя из индивидуальных черт характера, щадить самолюбие, сглаживать, а не раздувать конфликты, но при этом и спуску не давать, ни в коем случае не потакать слабостям, не позволять зарываться, осаживать друг друга, учить и учиться, короче — не терять принципиальности, объективнос­ти и человечности.

Впрочем, сидя за письменным столом и размышляя обо всем этом, очень легко провозглашать нормы и правила, куда труднее их придерживаться.

В заключение позволю себе дать молодым журнали­стам несколько советов, касающихся практики газет­ного дела, некоторых тонкостей нашего бытия, внутригазетных отношений. Они нарисуют идеальную картину, далеко не всегда исполнимую, и, к слову ска­зать, далеко не всеми. Стало быть, в моих советах-на­блюдениях будет выражено всего лишь стремление приблизиться к идеалу на максимально близкое расстояние, а это, будем считать, уже половина успеха.

И еще. Я поделюсь правилами, которые выработал сам для себя за долгие годы газетной работы, вдруг они, отнюдь не безусловные, все же помогут молодым журналистам отладить собственные творческие принципы.  Излагая советы, я не буду придерживаться какой-то логической последовательности. Каждый совет вполне самостоятелен, его можно принять неза­висимо от предыдущих и последующих, а можно и от­вергнуть; повторяю: я был бы совершеннейшим идеалистом,  если бы претендовал на непогрешимость.

Итак, двадцать пять практических советов.

1. Когда вы, коллега, получили написанный вами материал «с машинки», внимательнейшим образом вычитайте его, исправьте грамматические ошибки, расставьте пропущенные знаки препинания, а гряз­ные места перепечатайте. Ибо восприятие материала и отношение к нему редактора будут на десять, двад­цать, а иногда и на пятьдесят процентов зависеть от внешнего вида и грамотности статьи. Не сделаете этого, и крохотное сомнение вырастет у редактора в большое, досада перерастет в неприязнь, прохожде­ние материала окажется затрудненным.

С другой стороны, если вам суждено быть редакто­ром и читать чужие материалы, определяя их судьбу, как бы плохо ни был выправлен текст, как бы грязно ни выглядели страницы, как бы противно вам ни было, я призываю вас к сдержанности, чтобы досада по мелочам не вылилась в неприязнь к целому. Поста­райтесь судить по сути, а не по форме! Но автору не­пременно укажите на его небрежность.

2. Редактируя материал коллеги, не допускайте вку­совой правки. Только смысловую! И никогда не правь­те самодовольно, хоть бы вы были главным редакто­ром газеты. Пригласите автора, растолкуйте ему свое мнение, постарайтесь его убедить. Над вкусовой прав­кой, когда «увидел» меняется на «заметил», в коллек­тиве смеются. А самодовольщиков просто не любят.

3. Не унижайте коллег, за них переписывая матери­ал. Все ваши замечания они должны внести сами. И не пишите на полях рукописи различные «ох!», «ну и ну!», «еще чего!» и т.д. Это унижает автора, он не­вольно становится вашим врагом.

4. Когда вы написали материал и сомневаетесь в его качестве,  выслушайте мнение своего первого читателя независимо от того, кто им будет — муж, жена, машинистка или ваш первый официальный редактор, и помните: как скажет этот читатель, так, словно по цепной  реакции, скажут, не сговариваясь, и все остальные, за очень редким исключением. Чудес почти не бывает, а потому не испытывайте судьбу, не лезьте на рожон, а сразу переделывайте материал, чтобы дать его после переделки другому «первому читате­лю».  Коллективное мнение, даже  несправедливое, в редакции непреодолимо!

5. Читая коллег, не забывайте слова A.C. Пушкина о том, что судить произведение следует по его собственным законам. То есть хвалите или ругайте не за то, чего в материале нет, а вам кажется, должно быть, а за то, что в нем есть.

6. Будьте щедрыми на похвалу, но и откровенными в критике. Любая критика в адрес товарища должна быть доброжелательной, искренней и ни в коем слу­чае не личностной. Если вы чувствуете, что не смо­жете так критиковать, лучше вообще не открывайте рта. Недоброжелательная критика бесполезна и, ста­ло быть, вредна.

Если по каким-то причинам вы не желаете публич­но критиковать откровенно слабую работу коллеги, щадя, положим, его больное самолюбие, то и не надо! У вас есть два выхода из положения: или скажите ему, что еще не читали материал, и он легко вам по­верит, или замените публичное выступление «разно­сом» наедине. Коллега примет вашу критику, по дос­тоинству оценив ваш поступок.

7. Опубликовавшись, ведите себя скромно, и тем скромнее, чем удачней была публикация. К поздрав­лениям коллег относитесь сдержанно, помня, что добрая половина их, говоря вам хорошие слова, само­го материала не читала.

8. В свою очередь, избегайте поздравлять коллег с «отличной публикацией», если вы материала не чита­ли. Коллега, возможно, ваши поздравления примет, да еще как должное, но вам будет очень уж противненько, — во-первых. А во-вторых, вы отрежете себе воз­можность когда-нибудь и где-нибудь открыто высту­пить против этой публикации, даже если, прочитав ее, поймете, что она противоречит вашим принципам, и от этого вам будет еще противней.

9. Старайтесь как можно реже хвалить материалы, принадлежащие перу руководителей газеты, даже когда они стоят похвалы. Это производит плохое впе­чатление на коллектив. И не волнуйтесь: кому надо, тот похвалит, — обойдутся и без вас! Поскольку сами руководители обычно испытывают неловкость, когда их публично хвалят подчиненные, они не будут иметь к вам претензий, если вы промолчите.

Зато критиковать их статьи можно как угодно и сколько угодно, если, конечно, вы обладаете соответствующим мужеством.   

10.  Однажды опубликовавшись, не мните себя состоявшимся журналистом, помните слова A.M. Горь­кого: «Если человек печатается, это еще не значит, что он должен печататься. У нас очень многие люди печатаются по недоразумению или по слабости редакторов...»[2]

11. С другой стороны, как бы ни были вы известны читателю, вы живете как газетчик до тех пор, пока публикуетесь. Только последняя, сегодняшняя публи­кация — визитная карточка журналиста. Долгие пе­рерывы опасны, они лишают уверенности, тупят перо и снижают уважение коллег. Ничто не способно оп­равдать и компенсировать ваше молчание: ни бурная организаторская деятельность на глазах коллег, ни частые выступления на внутригазетных совещаниях, ни даже ваша болезнь или физическое отсутствие. Только печатное слово может восстановить уважение коллектива, зато восстановить мгновенно, безогово­рочно, без единого темного пятнышка. У коллег, как и у школьных учителей, короткая память. Но сильная.

12. В газете не любят функционеров, не владеющих пером или пишущих плохо. Какой бы пост вы ни зани­мали, помните: должность не освобождает вас от обя­занности писать, причем писать хорошо.

13. Журналисту, работая в газете, очень трудно по­менять свое профессиональное и человеческое амп­луа: как проявил себя в первые дни и недели работы, так и примут до конца дней. Начал с фельетона — «фельетонист». Не дал взаймы пять рублей в получ­ку — скряга, и никакие сотни, данные потом, не по­могут: «А наш скряга, представьте, раскошелился!!» Встал на первой летучке, откровенно высказал свое мнение, всегда потом простят любую степень остроты. Берегите свое будущее с первого дня работы в ре­дакции!

И не только берегите — создавайте его, создавая себя.

14. Остерегайтесь амплуа «бойкого» журналиста с «бойким» пером, таких в газете презирают. Напомню слова М. Горького: «В понятие «бойкость» вместе с бы­стротой соображения и поступков всегда включается легкомысленное, поверхностное, непродуманное отношение к людям, к различным явлениям жизни». И дальше у него же: «Молодым литераторам нашим вообще свойственны «бойкость» и торопливость на пути к славе, этим и объясняется крайняя небреж­ность их работы»[3].

Пожалуйста, не торопитесь к славе, а то в спешке легко разминуться с нею!

15. Учитесь газетному мышлению: придумывайте подачу материала, делайте предложения, связанные с реализацией планов, стремитесь войти в «мозговой трест» редакции, членство в котором, пожалуй, одно из самых почетных в газете. Однако не забывайте, что, выдвинув идею, вы и будете назначены ее испол­нителем. Инициатива всегда наказывалась исполне­нием, так что будьте осторожны.

16. Никогда никому из коллег не отказывайте в твор­ческой помощи и совете. Легко и без жалости отда­вайте свои мысли, «перлы» и перо другим. Помните: истинный талант — щедр!

17. Не становитесь штатным оратором. Много и час­то говорящий журналист рискует, девальвировать свое слово, коллеги будут идти на пари: выступит или не выступит? Чем будет говорить и что, уже никого не тронет. Надо высказываться коротко и только по делу, при этом только в том случае, когда есть мысль. Оратор без мысли евнухоподобен.

18. Не бойтесь писать от первого лица. Хотя «я» в материале и ограничивает поле зрения журналиста, сужает его, зато работает на убедительность, создает «эффект присутствия», дает возможность высказать собственные мысли и повышает за них ответствен­ность. Можно писать и от третьего лица, но уж «мы» сегодня — совершеннейший анахронизм. «Мы паха­ли!» — хвастала муха, сидя на роге вола.

19. Пишите только то, что не противоречит вашим убеждениям и принципам, если, конечно, они есть. Беспринципный журналист теряет способность ду­мать самостоятельно, а неспособность думать ведет к беспринципности, — ситуация обоюдотупая. Никогда не забывайте, что вы писали прежде; смена позиции, без убедительного объяснения причин, самоубий­ственна и для журналиста, и для газеты, которую он представляет.

20. Читатель феноменально зорок. Он непременно заметит и фактическую ошибку, и орфографическую, и прочитает между строк, и домыслит за вас то, что не имелось в виду. Читатель у нас разный, один — доб­рожелателен, зол, спокоен, ехиден, вспыльчив, вдум­чив, другой — рассеян, благороден, злопамятен, ме­лочен, щедр и прочее, — а журналист один! Чтобы угодить всем вкусам, чтобы потрафить каждому чита­телю, ни в коем случае не приноравливайтесь к нему. Оставаясь самим собой, вы легче получите обще­ственное признание, нежели будете раздваиваться и растраиваться. Уважение к самому себе и есть ува­жение к читателю.

21. Внимательно просматривайте почту, вашу «кор­милицу», если хотите быть в курсе событий. Какую бы должность ни занимал журналист в газете, он должен считать себя работником отдела писем в первую оче­редь.

22. По первым откликам вы можете смело судить о характере всей почты, которая придет на вашу публи­кацию: в массе своей читатель однороден, хоть и мно­голик. В переписке с ним решительно избегайте так называемых «трафареток» — стереотипа. Хоть не­сколько слов, но напишите от себя. Это важно не столько для читателя, который не всегда разберется, где «трафаретка», а где личное письмо журналиста, сколько для вас: непосредственный контакт с читате­лем рождает ощущение реальной поддержки, в кото­рой вы часто будете нуждаться.

 23. «Если мы возьмем всемирную литературу в ее мощном целом — мы должны будем признать, что во все эпохи в литературе преобладало... критическое, обличительное и отрицательное отношение к дей­ствительности, соглашались с нею, хвалили ее только пошляки, литераторы некрупных талантов, чьи книж­ки уже забыты. Та художественная литература, кото­рой справедливо присвоено имя «великой», никогда не пела хвалебных песен явлениям социальной жиз­ни. Боккаччо, Рабле, Свифт, Сервантес, Лопе де Вега, Кальдерон, Вольтер, Гёте, Байрон, Шелли, Пушкин, Л. Толстой, Флобер и другие люди этого роста и зна­чения... — никто из них не сказал действительности утверждающее и благородное «да»![4]

Вы хоть и молодые журналисты, но, полагаю, взрос­лые люди, способные понять: процитированные выше слова М. Горького нам и сегодня не следует забывать, потому что литератор во все времена имеет доста­точно оснований для того, чтобы петь не тенором, но басом. Нам (классиками) завещано смело и решительно выкорчевывать из реальной действительности все мерзости и недостатки, не мириться с подлостью, кор­рупцией, предательством, равнодушием, цинизмом. Нам никогда нельзя становиться людьми, спокойно и холодно относящимися к судьбе своей Родины.

24. Учитесь всю свою жизнь и учитесь всему! (Еще раз процитирую М. Горького: «Лично меня всю жизнь учили и продолжают учить. Учили Шекспир и Серван­тес, Август Бебель и Бисмарк, Лев Толстой и Влади­мир Ленин, Шопенгауэр и Мечников, Флобер и Дар­вин, Стендаль и Геккель, учил Маркс и также Библия, учили анархисты Кропоткин и Штирнер, и «отцы церкви», фольклор и плотники, пастухи, рабочие фабрики и тысячи других людей...»[5]     

Надеюсь, молодым журналистам в этой тотальной учебе, в этом поиске принесут какую-то пользу и мои скромные беседы о мастерстве. Однако, овладев сек­ретами, приемами и методами работы, вы не закрепи­те все это навечно за собой, если останетесь «теоре­тиками».

Нет лучшего учителя, чем практика.

25. Профессия журналиста такова, что, каким бы опытом вы ни обладали, с каждым новым редакцион­ным заданием начинается ваша работа с нуля. Ну и что, с нуля так с нуля! И потому последний мой совет: делайте дело. Вы только начните, и реальная жизнь подскажет вам много больше и ценнее того, что вы услышите от других.

Кто ищет...

***

Осмысливая и ревизуя в этой книге свой собствен­ный журналистский опыт, я, кажется, понял, как дол­жен был сам работать и каким должен был быть.

    1976, 1987, 1999

в оглавление << >> на следующую страницу