Введение

Тема нашего разговора — «кухня» журналиста, технология его творчества. Не будем, однако, тешить себя пустыми надеждами: в основе любой творческой профессии лежит талант, отсутствие которого невосполнимо. В журналистике — как в вокальном искусстве: нет голоса, и ничего не поможет — ни знание нотной грамоты, ни микрофон. Прошу понять меня правиль­но. Я вовсе не намерен отпугивать от журналистики молодых мечтателей. Говоря о необходимости природного дарования, я всего лишь подчеркиваю безусловный примат таланта над тех­нологией в нашей профессии, определяя, таким образом, удель­ный вес секретов мастерства. Но вместе с тем многие, проявив­шие способности к журналистике, почему-то попадают в число «несостоявшихся». Почему? Возможно, потому, что их талант не подкреплен техникой исполнения, Стало быть, верно утвержде­ние, что в журналистику надо идти по призванию, которое есть дитя таланта, как верно и то, что одних природных способно­стей мало: камень, как его ни шлифуй, алмазом не станет, но и неограненный алмаз лишен блеска.

Какие «америки» я открыл? Никаких. Моя задача сводится к тому, чтобы говорить вслух о том, что каждый знает «про себя».

Теперь о мастерстве. Наша профессия, хоть и вторая из древ­нейших, до сих пор, к сожалению, не имеет стройной и всеми признанной теории. Мы и сегодня еще плохо знаем, что такое журналистика. Форма общественного сознания и средство из­менения жизни? Подобно литературе, живописи, музыке, архи­тектуре, театру и кино — род искусства? Или входит в литера­туру как понятие видовое, подобно поэзии, драматургии, прозе и художественному переводу? Или, наконец, еще уже — жанр прозы, стоящий в одном ряду с романом, повестью, рассказом, и этот ряд можно продолжить очерком, фельетоном, памфле­том, статьей, репортажем, эссе? Работы многих авторитетных ученых, посвященные теоретическим проблемам журналисти­ки, при всей их значительности и глубине содержат взаимные противоречия и не дают, увы, полного ответа на поставленные вопросы.

Но наша беда еще и в том, что мы лишены того, что называют «школами». Мы не можем, как вокалисты, похвастать наличием у нас миланской или свердловской оперной школы, классичес­ким или современным направлением. У нас все в куче, все слеплено. Методология работы даже некоторых ярких журна­листских индивидуальностей пока еще основательно не изучена, не осмыслена, не обобщена. Мы, рядовые газетчики, плохо зна­ем наследство, оставленное нам звездами первой величины, и слабо пользуемся секретами их мастерства. Мы совершенно не представляем себе, как классики журналистики пришли к таким результатам. Отрывочные данные, робкие и не всегда профессио­нально объективные воспоминания очевидцев, легенды, байки, анекдоты — это все, что сохранило время от художественного опы­та таких замечательных мастеров, как В.В. Овечкин, Б.Л. Горбатов, А. Зорич, В.М. Дорошевич, Б.Н. Агапов, М.Е. Кольцов. И это при том, что они работали, можно сказать, в наше время. Что же тогда говорить о Куприне, Успенском, Гончарове, Бунине, Короленко и других корифеях жанра, чей творческий метод, боюсь, так же без­возвратно утерян, как секрет фресковой живописи Леонардо да Винчи.

Что остается делать нам, сегодня действующим журналис­там? Так и начинать каждый раз с нуля, изобретая собственные велосипеды или обрекая себя на слепое эпигонство.

Быть может, я излишне драматизирую положение? Такой предмет, как мастерство, или вовсе отсутствует в курсе препо­давания на факультетах журналистики, или дается студентам на весьма скромном уровне. А если учесть, что в большинстве своем пополнение приходит в журналистику со стороны, то по­звольте спросить: какую профессиональную подготовку получат в газете бывшие инженеры, юристы, врачи и педагоги? Да ника­кую! — говорю это категорически и с полной ответственнос­тью. Их учит собственная газетная практика: трудно, медленно, затягивая процесс созревания.

Ну, а умудренные опытом столпы современной журналисти­ки? Они стоят перед молодыми газетчиками статуями на поста­ментах — молчаливые и недоступные. Как рождаются их за­мыслы, где они берут темы, каким образом собирают матери­ал, как беседуют с героями очерков, думают ли о сюжете и композиции, как пишут и как сокращают написанное — короче говоря, какова технология их творчества? Все это для нас тайна за семью печатями. И не потому тайна, что они злоумышленно скрывают секреты мастерства, а потому, что им некогда оста­новиться и оглянуться из-за высочайшего темпа газетной жизни, из-за вечной текучки, которая заедает. Но они ведь и сами ни у кого не учились — за редким, быть может, исключением, меж тем, как известно, отсутствие учителей наказывается отсут­ствием учеников.

Десятки центральных, сотни республиканских и областных, тысячи районных газет — это же огромная армия творческих работников, вынужденных стоять на довольствии у самих себя! Ладно, утраченное не восстановишь, но не пора ли подумать о будущем, о смене, идущей вслед за нами? Неужто не способны мы, «старые» журналисты, дать молодым полезные советы?

Хватит журналистике развиваться, как трава растет. Если нам, действительно есть что сказать, то нам следует обменять­ся опытом и сделать это публично. Начало, кстати, уже поло­жено: вышли в свет «Заметки писателя о современном очерке» В. Канторовича, «Рождение темы» Е. Рябчикова, «Как я работал над «Неделей» Ю. Либединского, «Двадцать пять интервью» Г. Сагала, напечатаны интересные статьи о мастерстве публи­цистов в «Литературной газете» и «Журналисте» и т. д.

К этой же серии условно можно отнести и размышления о журналистском мастерстве, которые я рискую предложить на ваш суд. Минимум теории, максимум практики — таково, по крайней мере, мое намерение. И никаких претензий на обяза­тельность применения описываемых методов, на непорочность суждений. Задача куда скромнее — разбудить интерес у начи­нающих журналистов к серьезному отношению к технике рабо­ты. Кроме того, если удастся, я не прочь разозлить коллег, в том числе корифеев пера, вдохновив их на продолжение разго­вора.

И еще одна оговорка. Речь в этой книге коснется технологии работы, характерной главным образом для очеркистов и публи­цистов, хотя я не скрываю надежды на то, что некоторые поло­жения, мною высказанные, примут на свой счет и представите­ли других газетных жанров. Тем не менее оговорку эту следует полагать существенной. Дело в том, что по сравнению с репор­тажем, зарисовкой, интервью, статьей, информацией и даже фе­льетоном очерк занимает в газете особое место, а очеркис­ты — несколько привилегированное: им и командировку дают не на один день, и времени на «отписку» побольше, и с размера­ми на полосе не очень скупятся. Объясняется ли это тем, что очерк считают в газете более важным жанром, чем, положим, репортаж? Нет, я так не думаю. Более того, знаю, что «хлебом» журналистики является информация, без которой ни одна со­временная газета не обходится, а очерк — это, скорее, дели­катес. Однако трудностей со сбором материала для очерка, как и с его написанием, все же побольше, чем с любым другим жанром. Кроме того, не зря газетная практика выдвигает в очеркисты людей, предварительно прошедших богатую школу репортажа и сбора информации, И так складывается жизнь журналиста, что право на очерк он как бы зарабатывает долгим и самоотверженным трудом на других газетных направлениях. Так или иначе, говоря главным образом о технологии работы над очерком, я ни в коей мере не принижаю значение прочих газетных жанров — все они имеют свои вершины мастерства и своих замечательных исполнителей.

Заранее прошу простить меня за тональность. Конечно, я прило­жу максимум усилий, чтобы избежать нравоучений. Но дело это, к сожалению, неимоверно трудное, поскольку, «взяв слово», я словно оказываюсь на трибуне, которая весьма располагает к менторскому тону.

Не   обессудьте.

И последнее. Как справедливо замечено, если уж делиться опытом, то лучше всего собственным.

в оглавление << >> на следующую страницу