Глава 4
ЯЗЫК ВРАЖДЫ: ТИПОЛОГИЯ
ОШИБОК ЖУРНАЛИСТА
Некорректный
заголовок или анонс
Смешение социальной
проблематики и этнической риторики
Отрицание
гражданства по этническому принципу
На протяжении
нескольких лет Информационно-аналитический центр «СОВА» ведет систематический
мониторинг языка вражды в так называемых респектабельных, тиражных СМИ, обобщая
и анализируя накопленные материалы.
Под языком вражды мы понимаем любые
некорректные высказывания в адрес этнических и конфессиональных групп или их
представителей. Высказывания эти варьируются в диапазоне от самых жестких, по
сути криминальных (открытых призывов к насилию или дискриминации), до наиболее
мягких, которые являются, скорее, результатом журналистской невнимательности.
Несмотря на то, что формальное
ограничение не позволяет нам систематизировать и анализировать некорректные
публикации, называемые «политическим», «социальным» или иным языком вражды, мы
убеждены, что механизмы ксенофобных стереотипов работают если не идентично, то,
по крайней мере, очень похоже для разных типов языка вражды.
Еще в 2001 году была разработана
методология анализа СМИ (в первую очередь – газетных публикаций), в которой,
помимо достаточно жесткой классификации некорректных высказываний по видам и степени
их жесткости, огромное внимание уделялось отношению самого автора к тем или
иным интолерантным заявлениям. Ведь зачастую журналист выступает лишь как
ретранслятор высказываний собеседника.
Он не может выбросить из интервью с политиком
рассуждения последнего о том, что «нужно
каждый день говорить – русские, очнитесь! ... Выгнать всех, кто тут мешает
нам... в Азербайджан, в Армению, в Грузию, в Китай, во Вьетнам, в Афганистан».
Но он может это прокомментировать. Вот как, например, парировал интервьюер
демагогию Дмитрия Рогозина о необоснованном преследовании партии «Родина» за
возбуждение национальной
-95-
ненависти:
«Д.Рогозин: Мы ж не говорим «бей чурок или этих самых... черно...
черно... попых каких-то.
Журналист: Да уже, считай, сказали...».
Однако практика показывает, что основное авторство
некорректных высказываний принадлежит все же журналистам. Их вклад в нашу
«копилку» языка вражды за пять лет колеблется в диапазоне от 40 до 61% всего
объема данных. Анализ этих данных позволяет выделить наиболее типичные ошибки, которых
журналисты подчас просто не замечают.
Безусловно, от
небрежности никто не застрахован. И бессмысленно упрекать в ней журналиста
только потому, что он журналист. Но совокупность этих «небрежностей» может
привести к довольно серьезным последствиям.
Вот наиболее безобидный, скорее даже
курьезный, пример подобного высказывания. Журналист, рассуждая о допустимой норме
ксенофобии, спрашивает у эксперта об уместности «анекдотов про хохлов или,
извините, евреев». То есть он совершенно не задумывается об унизительном
оттенке слова «хохол» и при этом почему-то извиняется перед тем, как произнести
слово «еврей», видимо, имеющее для него какой-то негативный смысл.
Мы же практически ежедневно
сталкиваемся с гораздо более серьезными примерами, порой ведущими к настоящим
трагедиям. После взрывов жилых домов в 1999 году в Москве царила настоящая
истерика. И вот однажды одна из центральных газет сообщила, что задержан подозреваемый в участии в этих терактах. При этом в
газете была названа вымышленная «кавказская» фамилия. А на следующий день в
одной из московских школ был жестоко избит мальчик с такой фамилией. Когда же его
мать попыталась возмутиться, директор школы заявила, что в ее школе дети террористов
учиться не будут.
Как частный, но наиболее
распространенный случай журналистской небрежности мы рассматриваем не
мотивированное обстоятельствами упоминание этничности в описании криминальных
эпизодов.
Никто не сочтет проявлением языка вражды рассказ о
похождениях темнокожих мошенников, выдававших себя за дипломатов одного из
африканских государств. Ведь в данном случае именно внешний вид аферистов был
-96-
неотъемлемой частью преступления. Но
это едва ли не единственный случай в нашей практике, когда подобное упоминание
было оправданным. Можно понять, когда в рубрике «Внимание, розыск» рядом с
фотороботом или без оного помещаются приметы разыскиваемого человека – в этом
смысле фенотип «отсекает» значительную часть людей, сходных с этим человеком ростом
или манерой одеваться. Но в газетах-то мы чаще всего читаем о том, что «магазин ограбили москвич и два таджика»,
или о том, что «кавказцы-налетчики были в
масках».
Откуда журналисту известно, что это
были таджики или кавказцы, тем более, что они, согласно
самому же сообщению, были в масках?
Спор о том, являются ли ксенофобные публикации отражением негативных этнических
стереотипов или же инструментом, при помощи которого эти стереотипы создаются,
возможно, оправдан в отношении большинства некорректных публикаций. Однако этот
– «криминальный» – тип высказываний является едва ли не единственным видом
языка вражды, при помощи которого подобные настроения формируют именно СМИ.
Наиболее яркими примерами подобных
публикаций, в которых отчетливо виден механизм манипуляции общественным
сознанием, являются две заметки, появившиеся в разное время в различных концах
России.
20 февраля 2004 г. одна из
популярных московских газет опубликовала заметку из трех коротких абзацев. Под
заголовком «Милиционеров резали и били гости столицы» были объединены два
происшествия, в которых пострадали сотрудники милиции.
В первом происшествии
«стражи порядка
обратили внимание на молодого кавказца, который вел себя крайне нервно...
Армянин буркнул что-то нечленораздельное... Вообще, армянин вел себя крайне
агрессивно – не исключено, что он находился под воздействием наркотиков».
Второе происшествие, участниками
которого были приезжие из Волоколамска, излагается следующим образом:
«Злодеи избили
милиционера, забрали из кобуры табельный ПМ и убежали... Ребят нельзя назвать
отпетыми преступниками – просто они выпили лишнего и неадекватно среагировали
на милиционеров. Кстати, задержанный драчун уверяет, что принял лейтенанта за
бандита».
-97-
Как видим, объективно
эти события очень похожи, но этничность волоколамцев осталась их частным делом.
Год спустя в одной из владивостокских газет в криминальной хронике были изложены
два тоже практически идентичных криминальных эпизода (похищение мобильного
телефона, сопровождаемое избиением пострадавших). Только в одном случае
действует «группа молодых людей», они
же «четверка отважных», а во втором –
«два кавказца», они же «гордые горцы».
Нетрудно догадаться, что яркий, а
главное, визуально хорошо представляемый образ «агрессивного армянина» или «гордого
горца» гораздо лучше отпечатается в сознании читателя, нежели образ каких-то
«ребят», которые «просто выпили лишнего».
Чтобы представить, как прочно
укореняется и как активно подпитывается представление о «нерусской»
преступности в России, достаточно взглянуть на результаты нашего мониторинга
прессы: в 2001 году подобных публикаций было всего 6 процентов от общего
количества негативных высказываний, а к 2004 году она выросла до 38 процентов.
После такого «информационного удара»
любые рассуждения о том, что «преступность не имеет национальности» остаются
пустыми заявлениями: если изо дня в день упоминать о том, что преступление
совершают люди конкретной этнической группы, а затем заявить, что большинство
преступлений в Москве совершают, скажем, «кавказцы», никаких доказательств это
уже не потребует. А чиновника или милиционера, заявляющего обратное,
в лучшем случае заподозрят в некомпетентности, а в худшем – припишут ему
высказывания, которых тот не произносил.
Например, представители ГУВД Москвы, в том числе и
его руководитель генерал-лейтенант Владимир Пронин, неоднократно заявляли, что
в обществе существует ложный стереотип о том, что большинство преступлений в
Москве совершается «кавказцами»:
«Да, иногородняя
преступность в Москве – 45 процентов. Но это необязательно кавказцы, мигранты.
Совершают криминал у нас в основном калужские, тульские, ивановские жители,
которые освободились из мест лишения свободы».
-98-
Уже через день после одного из таких
заявлений весьма респектабельная российская газета опубликовала статью о
миграционных проблемах Москвы, изобилующую некорректными этническими
обобщениями и при этом анонсированную, со ссылкой на московское ГУВД, следующим
образом:
«...На двух москвичей
приходится один нелегальный мигрант, от которого можно ждать чего угодно, 45
процентов преступлений, совершаются иногородними» (пунктуация оригинала).
Стоит ли после этого
удивляться публикациям неофашистских листков?
Проблема адекватной передачи информации возникает
даже на уровне вполне официальных заявлений. Например, 30 марта 2005 года
губернатор Красноярского края А.Хлопонин заявил:
«Мы гостям, конечно,
рады. И национализм нам претит. Но статистика неумолима: в ушедшем году,
например, согласно данным... управления по делам миграции ГУВД края,... каждое
пятое преступление в крае совершалось таджиками ... Хотя в крае их проживало
всего восемь с половиной тысяч человек».
А между тем, краевое
ГУВД заявляло совсем не об этом: говорилось, что такая статистика верна лишь
для преступлений, совершенных в крае иностранными гражданами, а не для всех преступлений,
как это преподнес А.Хлопонин. Таким образом, всего
лишь одно слово, упущенное губернатором, «увеличило» криминальную «этническую»
статистику в разы. На каком этапе это слово «выпало» при подготовке речи, не
так и важно, главное – вряд ли у читателя возникли какие-нибудь сомнения. Есть
ведь доверие к слову губернатора, да и к печатному слову как таковому.
Еще один пример журналистской небрежности имеет
опосредованное отношение к языку вражды в прессе, но он важен с точки зрения
распространения этнонационалистической пропаганды. Мы и сами не обратили бы на
эту «оговорку» внимания, если бы не столкнулись с реально существующим
прецедентом.
-99-
В конце апреля 2005 года один из
журналистов «Известий» назвал Национально-державную партию (НДПР), вероятно, крупнейшую
на сегодняшний день праворадикальную организацию, активно пропагандирующую идеи
национальной ненависти, «нелегальной партией». Но НДПР – не нелегальная
организация, эта общественная организация просто неправомерно называет себя
партией, так как лишилась регистрации в качестве таковой еще в 2003 году, и не
за свою деятельность, а только по причине того, что не успела в срок
зарегистрировать должное количество региональных отделений. Поэтому утверждение
о «нелегальности» НДПР сочла клеветой и заявила о намерении судиться, а также
потребовала «права на ответ». Продолжения эта история не получила, однако
вполне можно себе представить, какую мощную трибуну для пропаганды собственных
идей приобрела бы эта организация, доведи она дело до конца!
Некорректный
заголовок или анонс
Проблема некорректного
заголовка или анонса не раз отмечалась нашими мониторами. И заголовок, и анонс –
это не только журналистика, но и реклама. У них соответствующие задачи и цели –
привлечь и удержать внимание зрителей или читателей. И зачастую одна-две
некорректных, но ярких фразы запоминаются сильнее, чем вся работа журналиста.
Например, один из тюменских интернет-порталов
опубликовал статью «Хлеб у тюменских
безработных отнимают гастарбайтеры». Броский заголовок сопровождался не
менее броской иллюстрацией, на которой несколько китайских лиц были крест-накрест
перечеркнуты красной краской. Под этой «шапкой» содержалось вполне корректное
изложение обсуждения, прошедшего на заседании областной межведомственной комиссии
по вопросам привлечения и использования иностранных работников в Тюменской
области.
Однозначный вывод, который можно сделать по прочтении
текста – никто ни у кого «хлеб» не отнимает:
«Среди мигрантов
привлекаются к работе в основном мужчины, в то время как 2/3 безработных у нас
женщины. 60% безработных в Тюменской области – сельские жители, в то время как
более 70% всех вакансий – в городе».
-100-
Остается загадкой, что
же побудило журналиста (или редакцию?) сопроводить нейтральный текст столь агрессивной, а главное, ни в коей мере не
соответствующей его содержанию «шапкой». Между тем не вызывает сомнения, что
именно заголовок и иллюстрация – прямой путь к фокусированию социального недовольства
на иноэтничных мигрантах.
Другой буквально шокировавший нас
пример – из газеты, «респектабельнее» которой в нашей стране просто нет, – это «Российская
газета», орган Правительства Российской Федерации. В 2004 году в ней был
опубликован информационный материал о том, что швейцарский суд признал право
цыган возбудить судебное дело против компании IBN в качестве компенсации за
геноцид цыган в годы Второй мировой войны. Заметка вполне
корректно сообщает о подробностях дела. Однако материал был озаглавлен ... «Цыганское счастье». Каково бы ни было идиоматическое
значение этого выражения, применение его в контексте геноцида, мягко говоря,
неуместно.
А вот пример некорректного анонса. Он тем более
показателен, что предварял одну из наиболее удачных и сбалансированных
телепрограмм, посвященных проблемам ксенофобии, которые нам доводилось видеть
за долгие годы:
«Фонд «Город без
наркотиков» объявил войну таджикам. Фондовцы
утверждают, что весь героин приходит в Свердловскую область из Таджикистана.
Они требуют введения визового режима с Таджикистаном. А на организованном ими
митинге звучали требования выселить таджиков из Свердловской области. Что
страшнее: наркоторговля или национализм?»
Фактически получается, что журналист
сам солидаризуется с тезисом о криминальности «таджиков», хотя в самой
программе он от подобных утверждений дистанцируется.
Количественные показатели всегда
очень «украшают» публикацию, придают достоверность даже самым сомнительным утверждениям.
Однако нередко журналист не может грамотно этими данными воспользоваться. И
речь здесь даже не о том, что в статьях зачастую не могут быть адекватно
воспроизведены цифры, озвученные на какой-либо пресс-конференции (см. выше о
криминальной статистике). Речь о самом отношении к «цифре». Сами по себе
-101-
статистические данные – лишь рабочий
материал для специалистов самого разного профиля, требующий не простого
воспроизведения, а анализа. Журналист же, как правило, использует статистику
лишь в качестве иллюстрации, которая может коренным образом изменить восприятие
даже самого нейтрального текста, не говоря уже о радикальном усилении
«звучания» текста ксенофобного.
Вот лишь самые недавние примеры.
После массовых беспорядков в парижских пригородах, вспыхнувших в ноябре 2005 года,
в российских СМИ появилась волна публикаций на тему «возможно ли повторение
этих событий в России (Москве)». Надо при этом отметить, что сами парижские
события освещались в России крайне неадекватно, не просто в антимигрантском,
а в откровенно расистском ракурсе. И именно в таком же разрезе преподносились
футурологические рассуждения в отношении России, большинство из которых
строилось на «демографической» статистике весьма авторитетных научных центров.
И вот 8 ноября 2005 года
«Комсомольская правда» публикует подборку мнений под общим заголовком «Иноземцы заселили полстраны».
Содержащиеся в публикации утверждения вполне соответствуют истеричности
заголовка: «Юг и Центральная Россия почти
потеряны для коренного населения»... « [в Ставропольском и Краснодарском краях
...] на десять коренных жителей уже приходится 3–4 мигранта с Северного Кавказа
и Средней Азии». И так далее. Доказательством этих утверждений являлась
опубликованная здесь же «карта миграции», с которой взяты все приводимые
автором цифры.
Однако рассуждая
об иноземной и «инородческой» угрозе в ноябре 2005 года автор почему-то забыл
упомянуть о том, что и карта, и цифры – это совокупные данные о миграции за ...
1992–2000 гг. То есть эти цифры отражают динамику с момента распада СССР и,
таким образом, означают не «орды инородцев», а, в первую очередь, исход
этнически русского населения из бывших советских республик Кавказа и Центральной Азии (это, кстати,
видно в легенде карты, но только в том случае, если ее внимательно
рассматривать).
Другой пример – появившаяся в тот же период в
«Независимой газете» статья «Москва мигрантская». В
ней авторы не очень удачно, но, по крайней мере, гораздо более корректно и уж
точно гораздо менее истерично, чем
-102-
большинство их коллег, рассуждают о
демографических проблемах города.
Но при этом статья об авторском
социологическом исследовании сопровождается таблицей «Национальный состав
российской столицы» из другого исследования – переписи 2002 года. Все бы
ничего, только не откомментированная таблица почему-то включает в себя две
графы – численность представителей этноса в Москве и количество представителей
данного этноса, владеющих русским языком.
Сама по себе таблица вполне нейтральна. Если
вглядеться внимательнее, можно даже заметить, что, например, из почти 9 млн.
русских, живущих в Москве, более 60 тыс. не владеют русским языком. Но уже одно
это требует комментария, например (не ручаемся за верность предположения), что
это младенцы, не умеющие говорить, или люди, страдающие немотой. Однако при
всей «нейтральности» этой таблицы как таковой нужно учитывать и негативистский
посыл самой публикации, и общую антимигрантскую
истерию тех дней, когда она была опубликована. Ведь часть читателей, не дойдя
до «русских» (а данные представлены в алфавитном порядке), вполне способен
сделать очевидный, напрашивающийся на общем фоне вывод о «плохих мигрантах, не
желающих интегрироваться».
Смешение
социальной проблематики и этнической риторики
Очень часто мы можем
наблюдать, как огромные социальные, криминальные и тому подобные проблемы,
существующие в России, обсуждаются исключительно в рамках этнической или
конфессиональной терминологии.
Речь не идет о сознательных
провокациях, в которых реально существующий социальный конфликт переводится в
«этническую» плоскость, как это сделала, например, Юлия Калинина в 2003 году.
Тогда она представила марш протеста бесквартирных офицеров российской армии как
происки «арбузной/кавказской мафии». Речь – о неспособности журналиста отделить
реальную проблему от существующего этнического или конфессионального
стереотипа.
Например, как-то раз «Московский комсомолец»
«осчастливил» своих читателей антимусульманской статьей, эпиграфом к которой
было вынесено утверждение самого же автора «Не
все мусульмане террористы, но все
-103-
террористы мусульмане» (что является очевидной неправдой). И уж конечно, всем знакомы
неправильные утверждения типа «все
чеченцы бандиты» или «все цыгане
наркоторговцы». И любой здравомыслящий человек понимает, что утверждение
«наркоторговля процветает из-за цыган» равноценно утверждению про ветер,
который дует, потому что деревья качаются.
Про расистский аспект в освещения
проблемы миграции мы уже упоминали выше. Но именно Журналист, пишущий на тему миграции,
как правило, наиболее активен в продуцировании этноконфессионального
языка вражды. Вообще интересна сама эволюция, произошедшая с понятием «мигрант»
в последнее время. Еще пару лет назад под ним понимали любого человека, вне
зависимости от его этнической принадлежности, сменившего место жительства, в
том числе и внутри России (например, переехавшего из Иваново в Москву).
Если необходимо было уточнить именно
этнонациональную позицию, говорящие
или пишущие обязательно это делали. Сейчас же идет стремительная
«этнизация» термина. Этнически русских иммигрантов,
даже если они находятся на территории России нелегально (а о сложностях
легализации в России написаны сотни статей и книг) теперь называют
«соотечественниками» или «русскими переселенцами» А вот любой «нерусский», если
только он не проживает статично на территории так называемых российских «национальных
республик», может быть назван «мигрантом».
И это приводит нас к последнему типу ошибок
журналиста, о котором хотелось бы упомянуть и который тесно
связан с этнизацией антимигрантской риторики.
Отрицание
гражданства по этническому принципу
В последнее время мы
все чаще начали сталкиваться с выражениями, которые нам пришлось выделить в
отдельный вид языка вражды и который
мы назвали «отрицание гражданства» (то
есть упоминание российских граждан как иностранцев в зависимости от их
этнической идентификации). Пока подобные высказывания редки, но абсолютно
очевидно, что количество их будет только расти.
Причин этого явления, безусловно, много. Это и
многолетние боевые действия в Чечне, которые уже давно всеми воспринимаются
исключительно как «война России с Чечней»
– то есть явление скорее внешнее, чем
-104-
внутреннее. Это и проблема коммуникации
(в том числе и информационной) между субъектами Российской Федерации, которую
один из экспертов однажды сформулировал так: «Глухие регионы не слышат слепую столицу». Это и постоянное
появление на страницах газет недопустимых с точки зрения русской грамматики
выражений типа «москвич и два таджика».
И вот уже журналист
спрашивает воронежца, этнического чеченца, давно ли тот приехал в
Россию, или осуждает женщину, которая сдавала квартиру «азербайджанцам, дагестанцам и прочим иностранцам».
Первоначально подобные высказывания
относились исключительно к уроженцам Северного Кавказа. Однако постепенно они
начали охватывать все новые и новые этнические группы. Например, из рассуждений
о «концентрации иммигрантов» в Москве, можно узнать, что «почти по всему городу достаточно равномерно расселились татары».
А иногда в некоторых популярных,
подчеркнем, изданиях можно встретить даже такие пассажи: «Жулики сидят. Оказались ими двое кавказоязычных
россиян... и... якут. Все они находились в Нижнем Новгороде нелегально, по
транзитной визе». Какая виза нужна россиянам на Волге? Как вообще такие авторы
представляют себе карту России? И что значит «кавказоязычный»?
А ведь именно эти эмоционально насыщенные рассуждения, а не какие-то
политические или даже экономические мотивы наиболее эффективно работают «на
публику».
Мы назвали самые распространенные ошибки, которые встретились
нам на протяжении нескольких лет систематической работы. Их совсем немного,
можно пересчитать по пальцам одной руки. Но избавление от них, возможно,
позволило бы избежать многих проблем как самим
журналистам, так и их аудитории.
-105-