Глава 5

ЭВОЛЮЦИЯ СОЦИАЛЬНЫХ КОММУНИКАЦИЙ

5.1. Хронология общественных коммуникационных систем

5.2. Археокультурная словесность

5.3. Палеокультурная книжность

5.4. Мануфактурная неокультурная книжность

5.5. Индустриальная неокультурная книжность

5.6. Мультимедийная коммуникационная культура

5.7. Выводы

Литература

на предыдущую страницу <<< к содержанию >>> на следующую страницу

5.1. Хронология общественных коммуникационных систем

Общественная коммуникационная система (ОКС) есть структурированная (упорядоченная определенным образом) совокупность коммуникантов, реципиентов, смысловых сообщений, коммуникационных каналов и служб, располагающих материально-техническими ресурсами и профессиональными кадрами. Если культура представляет собой совокупность овеществленных и неовеществленных культурных, т.е. искусственных социальных, смыслов, то ОКС – это часть овеществленной культуры, обеспечивающая движение культурных смыслов в социальном пространстве и времени. Другими словами, ОКС в целом и ее элементы – это овеществленная коммуникационная культура в различные исторические эпохи.

Древо коммуникационных каналов, рассмотренное в параграфе 4.5, представляет собой эволюцию одного из элементов ОКС. Теперь попытаемся представить эволюцию систем общественных коммуникаций в целом. Направление этой эволюции достаточно очевидно: от устной коммуникации к документной коммуникации и далее – к электронной коммуникации. Ясно также, что эволюция социальных коммуникаций органически связана с эволюцией культуры, которая представлена в виде пяти стадий: пракультура – археокультура – палеокультура – неокультура – постнеокультура (см. Введение). Отсюда следует, что стадии эволюции культуры совпадают со стадиями развития ОКС и могут служить основой при разработке хронологии ОКС.

Последовательная смена ОКС происходит не стихийно, а в силу кризиса коммуникационных каналов, который состоит в том, что эти каналы перестают удовлетворять коммуникационные потребности отдельных людей и общества в целом. Разрешение кризиса достигается путем бифуркации (разделения) перегруженных каналов. На рис. 4.7 представлены четыре бифуркации, которые происходили на стыке археокультуры и палеокультуры (III тыс. до н.э.), на стыке палеокультуры и мануфактурной неокультуры (1440-е годы), на стыке мануфактурной и индустриальной неокультуры (начало XIX века), наконец, в наше время – переход от неокультуры к постнеокультуре (конец XX века). «Точки» бифуркации – это границы между различными ОКС. Конечно, в историческом времени «точка» – это не моментальная смена, а достаточно длительный промежуток, поэтому бифуркацию нужно понимать как переходный период между разными ОКС.

Коммуникационная культура определяется господствующими в обществе нормами и способами фиксации, хранения и распространения культурных смыслов, т.е. родом социальной коммуникации. Различаются следующие уровни коммуникационной культуры: словесность – книжность – мультимедийное. Причем книжность подразделяется на три поколения: палеокультурное (рукописная книга), мануфактурное неокультурное (мануфактурное книгопечатание), индустриальное неокультурное (машинная полиграфия). Уровни коммуникационной культуры соответствуют различным видам ОКС. Учитывая это соответствие, можно представить хронологию общественных коммуникационных систем в виде табл. 5.1. Надо заметить, что хронология смены ОКС для разных географических регионов не одинакова из-за неравномерности их культурного развития. В табл. 5.1 представлен регион, именуемый «западная цивилизация» (Западная Европа и Ближний Восток), который всегда был лидером культуры.

Таблица 5.1 Хронология общественных коммуникационных систем в Западной Европе и на Ближнем Востоке

Обратим внимание на то, что вследствие закона кумуляции коммуникационных каналов (закон ККК) более поздние ОКС включают коммуникационные каналы предыдущих систем, правда, в технически модернизированном виде. Так, рукописная ОКС вовсе не отменила каналы словесности; индустриальная книжность модернизировала канал книгоиздания, открытый мануфактурным книгопечатанием, и ввела в оборот новый документный канал – прессу; мультимедийная ОКС аккумулирует возможности как словесности, так и книжности, включая их в мультимедийную среду. Уровень коммуникационной культуры определяется господствующими средствами коммуникации.

Словесность – такой уровень коммуникационной культуры, когда все культурные смыслы передаются в социальном пространстве и времени посредством устной коммуникации. Книжность – такое состояние культуры, когда основные (не все!) культурные смыслы передаются посредством документной коммуникации. Мультимедийность достигается тогда, когда основные культурные смыслу передаются посредством электронной коммуникации.

Пракультура – это время становления коммуникационных каналов, когда о существовании общественных коммуникационных систем говорить не приходится, ибо не сложилась основа для их формирования. (Поэтому в табл. 5.1 стадия пракультуры не учтена). Ранняя археокультура (эпоха палеолита) прошла под знаком приоритета символьно-иконических документов в виде палеолитической живописи и скульптуры (см. параграф 4.1); в неолите приоритет перешел к устной коммуникации, и в первобытных общинах земледельцев и скотоводов стали складываться общинные ОКС, где господствовало устное слово. Рассмотрим более подробно взаимосвязи между уровнями коммуникационной культуры (словесность – книжность – мультимедийность) и стадиями человеческой культуры (архео-, палео-, нео-, постнеокультура).

в начало

5.2. Археокультурная словесность

Археокультурная словесность соответствует общинной ОКС (см. табл. 5.1). Общинная коммуникационная система – это первобытнообщинная коммуникационная система, в которой все члены общины выступают в роли и коммуникантов, и реципиентов, используя для передачи смысловых сообщений четыре исходных канала. Разумеется, никаких коммуникационных служб нет.

Господство устного слова установилось не сразу, потому что оно требует достаточно развитого и абстрактного мышления. Палеолитическим охотникам и собирателям были ближе и понятнее изображения, чем словесные образцы. Отсюда – замечательный расцвет первобытного изобразительного искусства 35–15 тыс. лет назад. Изображения, сперва примитивные, затем реалистические, наконец, схематические служили ступенями для развития интеллекта первобытного человека. Без опоры на наглядные образцы, представляемые изобразительным искусством, интеллектуальный прогресс палеолитических общин был бы весьма затруднен, а значит, было бы невозможно господство устного слова, т.е. становление археокультурной словесности в эпоху мезолита и неолита. Этот факт – еще одно свидетельство взаимозависимости различных коммуникационных каналов, в данном случае – каналов устной и документной коммуникации.

Терминологической ясности ради следует уточнить, что под словесностью мы понимаем не совокупность устных и письменных текстов на естественных языках (в отличие от В.И. Даля, мы не включаем в понятие «словесность» письменность и литературу[1]), а такое состояние культуры, когда коммуникационная деятельность происходит в формах устного управления или устного диалога, а социальная память представлена в виде неовеществленных ее разделов и символьно-иконических каналов. При этом большую роль в передаче культурных смыслов играет подражание, распространенная форма коммуникационной деятельности в общинных ОКС. Перечислим некоторые особенности археокультурной словесности:

1.        Общинная коммуникационная система отличалась первобытным равенством, и социальная однородность (бесклассовость) первобытных общин сопровождалась синкретичностью (слитностью) вербальных, музыкальных, иконических каналов в языческих ритуальных священнодействиях. Впоследствии из этой синкретичности выросли изобразительное искусство (первобытная живопись, графика, орнамент, скульптура), исполнительское искусство (музыка, танец), наконец, поэзия и фольклор как искусство слова. Творцами первобытных культурных смыслов, образовавших содержание общинной коммуникации, были неведомые нам гениальные художники, музыканты, артисты, поэты.

2.        Обожествление слова, которое нашло отражение в мировых религиях. Господь, как известно, творил мир не действиями, а словами: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог... Все через Него начало быть» (Иоан. 1:1–3); «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет» (Бытие, 1:3). В Коране написано: «Его приказ, когда он желает чего-нибудь, – только сказать ему: "Будь!" и оно бывает» (36, 81–82). В одном из гимнов Ригведы, обращенном к богу Агни, говорится: «Он укрепил небо истинными священными словами» (Ригведа. Мандалы I–IV. М., 1989. с 85).

Н.С. Гумилев, поэтически воскрешая архаические мифы, писал в своем стихотворении «Слово»:

В оный миг, когда над миром новым

Бог склонял лицо свое, тогда

Солнце останавливали словом,

Словом разрушали города.

И орел не взмахивал крылами,

Звезды жались в ужасе к луне,

Если, словно розовое пламя,

Слово проплывало в вышине.

А для здешней жизни были числа,

Как домашний, подъяремный скот,

Потому что все оттенки смысла

Умное число передает.

Патриарх седой, себе под руку

Покоривши и добро и зло,

Не решаясь обратиться к звуку,

Тростью на песке чертил число...

Кстати, буддизм – это культура размышления, которая пошла дальше знаков и отказалась и от слов, и от чисел. Нирвана достигается путем самоуглубления, медитации, а не заклинаний.

3.        Священные словеса передавались из уст в уста; их поэтика строилась так, чтобы облегчить запоминание и исключить искажения при устной передаче; этому способствовали ритмический размер, повторяющиеся стандартные фразы, музыкальное сопровождение многих гимнов. Даже позже, когда стала известна письменность, божественные откровения запрещалось фиксировать; они доверялись лишь слуху посвященных.

Причем нельзя считать, что недокументированная социальная память не надежна. Древнейший из памятников словесного искусства – собрание гимнов Ригведа датируется XVIII–XII вв. до н.э., а запись (кодификация) Ригведы состоялась только в XII–XV вв. н.э. Очевидно, что столь сложное литературное произведение не могло сохраниться более трех тысяч лет в народной памяти, если бы в арийских племенах Индии не было бы тысячелетних традиций устного творчества, восходящих к неолитической эпохе.

4.        Талантливый поэт, сказитель в дописьменных обществах выполнял роль летописца, служителя не текущих забот и интересов, а социальной памяти, воплощенной в мифах, легендах, преданиях. Эстетические потребности удовлетворяли лирики, способные выразить в слове и музыке эмоциональные переживания. Представление о поэте как пророке, любимце богов несомненно восходит к археокультурной словесности.

Обобщая сказанное, можно сказать, что археокультурная словесность обеспечивала, во-первых, консолидацию членов общины: люди, не владевшие общинным языком, представлялись им «немыми» или вовсе «нелюдьми»; во-вторых, организацию общественной жизни, трудовую кооперацию, обыденное общение; в-третьих, функционирование неовеществленной социальной памяти, заключающейся в передаче из поколения в поколение социальных норм и традиций, полезных знаний, умений и практического опыта, наконец, священного мифологического сознания и самосознания.

Археокультурная словесность, несмотря на свое господствующее положение в ОКС, никогда не вытесняла иконическое искусство. Правда, последнее трансформировалось из сюжетно-образного в абстрактно-орнаментальное. Орнаментализация документального канала имела два немаловажных следствия:

•           вместо охотничьих эмоций гармонично сплетенный орнамент исподволь внедряя в первобытную психику ощущения красоты формы, цвета, пропорции, создавая тем самым предпосылки для появления эстетического сознания и, следовательно, возникновения собственно искусства, и не утилитарных изображений;

•           орнамент и схематизированный рисунок - прямые предшественники пиктограмм и иероглифов. В древнейших памятниках египетского и шумерского письма нельзя определить, где кончается графика и начинаются письмена.

Таким образом, в недрах господствующей устной словесности вызревал реванш документных каналов за утраченное первенство. Реванш состоял в открытии нового документного канала – письменности.

в начало

5.3. Палеокультурная книжность

 

Письменность, сформировавшаяся на основе археокультурных символьно-иконических документов, явилась исключительно важным культурным достижением. Среди историков письма нет единства в объяснении его происхождении. Большинство склоняется к однолинейной эволюции: сперва предметное письмо (символы, изображения, узелковое письмо), доходящее до пиктограмм (рисуночное письмо), затем на базе пиктограмм – иероглифы, слоговое и, наконец, буквенно-фонетическое письмо. Последнее принято многими народами. Но не всеми. Китайцы, например, не считают до сих пор возможным отказаться от иероглифической письменности, хотя принцип буквенно-фонетической записи был известен им во II в. н.э. Пути перехода от звучащего слова к слову записанному, по мнению многих исследователей, многообразны и нестандартны и определяются местными социально-культурными условиями, в частности, нежеланием грамотных жрецов, писцов, чиновников облегчать доступ в их сословно-кастовую группу.

Первые памятники письменности относятся к III–IV тысячелетию до н.э. Очагами письменности стали древнейшие локальные цивилизации: древнеегипетская, месопотамская (шумеро-ассиро-вавилонская), индусская, критская (минойская, эгейская) и древнекитайская. Эти очаги в разных концах ойкумены возникли не случайно, а были обусловлены цивилизационным развитием: появление городов, торговли и ремесел; образование мощных централизованных государств; классовое расслоение населения. Варварские племена и их объединения не нуждались в письменности; письменность – новый коммуникационный канал, востребованный цивилизацией.

В Европе и на Ближнем Востоке палеокультурная книжность существовала более 3,5 тысяч лет, которые можно поделить на три периода:

–          древнейшие цивилизации (III тыс. – I тыс. до н.э.) – Древний Египет, Месопотамия, Крит;

–          античность (VIII в. до н.э. – V в. н.э.), совпадающая с эллиноримской цивилизацией;

–          средневековые (V–XIV вв.).

Особенности палеокультурной книжности видятся в следующих моментах:

1.        Обожествление Слова, характерное для археокультуры, переносится на Книгу, Священное писание, Библию. Книжное слово становится гарантом истинности и незыблемости (что написано пером, не вырубишь топором). Отсюда – обычай клясться на книге (Библии, Конституции). Христианство, ислам, иудаизм – это религии Писания, где священные книги – основа конфессии. В средние века сложилась своеобразная иерархия книжных жанров по признаку святости. Наиболее почитаемой была литургическая, т.е. используемая в богослужении литература (Служебники, Требники, Часословы, Минеи, Триоди и т.п.) и каноническое Священное писание (Ветхий и Новый Завет); ниже рангом шли жития святых (агиография), церковная учебная литература (катехизисы), поучения отцов церкви, а в самом низу – светская (мирская) литература.

2.        Произошла социальная дифференциация населения по принципу: грамотный – неграмотный. Овладение грамотой считалось немаловажным личным достижением, поэтому школа стала форпостом письменности. Если у бесписьменных народов социализация молодежи начиналась с освоения производственных умений и навыков, то цивилизованные общества приобщали учеников, прежде всего к счету, чтению, письму. Социальный престиж и карьера индивида зависят теперь не столько от его силы, ума, сообразительности, выносливости, сколько от школьной выучки, от доступа к знаниям. Человек стал зависеть от документированного культурного наследия, хотя не может освоить даже сотую его долю. У члена дописьменного общества такой зависимости нет.

Заметим кстати, что в Древней Греции грамотные рабы пользовались некоторыми привилегиями: они занимали государственные должности, приобщались к литературному труду (вспомним легендарного Эзопа). В Риме рабы допускались в публичные библиотеки, использовались для переписывания книг (рабы-«библиографы).

3.        Выделились социальные группы людей, занятых умственным, так сказать, «интеллигентским» трудом, и следовательно, использующих письмо как профессиональный инструмент. В Древнем Египте и Китае авторитет людей письменной культуры был особенно высок. Трудно удержаться от соблазна процитировать древнеегипетское «Прославление писцов», относящееся к концу II тыс. до н.э. (перевод А. Ахматовой).

Мудрые писцы не строили себе пирамид из меди

И надгробий из бронзы,

Не оставляли после себя наследников,

Детей, сохранивших их имена.

Но они оставили свое наследство в писаниях,

В поучениях, сделанных ими.

Книга лучше расписного надгробья

И прочнее стены.

Человек угасает, тело его становится прахом,

Все близкие его исчезают с земли,

Но писания заставляют вспомнить его

Устами тех, кто передает это в устах других.

Книга нужнее построенного дома,

Лучше гробниц на Западе,

Лучше роскошного дворца,

Лучше памятника в храме[2].

Особенно разнообразной, хотя и не очень многочисленной, была интеллигенция демократических полисов Древней Греции. Помимо жречества, профессионалами умственного труда были учителя, зодчие, врачи, землемеры, деятели искусства, писатели, философы.

4.        Обретение книжностью статуса общепризнанного коммуникационного канала для передачи основных культурных смыслов происходило не без конкуренции со стороны словесности. Отказывались от письменного изложения своих учений Пифагор, Сократ, Будда, Христос. Правда, если бы прилежные ученики не записывали их слов, мы бы не узнали даже имен этих великих учителей человечества. Вот как, по словам Платона, его наставник Сократ объяснял свою позицию (см. диалог «Федон»): люди, черпающие мудрость из письменных источников, «будут многое знать понаслышке, без обучения, и будут казаться многознающими, оставаясь в большинстве невеждами, людьми трудными для общения; они станут мнимомудрыми вместо мудрых».

Культуру классической Эллады иногда называют ороакустической, т.е. ориентированной на устное слово и слуховое его восприятие. Искусство устной речи считалось необходимым не только для ораторов и поэтов, но и для политиков, историков, философов, которые специально изучали риторику. По словам М.Л. Гаспарова, «даже философские трактаты, даже научные исследования писались, прежде всего, для громкого чтения". Высказывалось предположение, что античность вовсе не знала чтения "про себя": даже наедине с собою люди читали книгу вслух, наслаждаясь звучащим словом»[3]. Тем не менее, господство письменного слова установилось в Древней Греции на рубеже V–IV вв. до н.э.

5.        Письменная коммуникация, несмотря на сдержанность и скепсис некоторых мудрецов и пророков, вызвала преобразование всех областей духовного творчества: мифологическое язычество вытеснили мировые религии Писания; анонимный фольклор потеснила авторская литература, которая стала авторской только благодаря письменности; предпочтение получили классические философские учения, законспектированные усердными учениками, и не софистический дискуссии; наука же просто невозможна на базе только устной коммуникации. Рукописная ОКС положила начало документированной социальной памяти; начинается написание человеческой истории; античные истории Геродот (между 490 и 480 – ок. 425 до н.э.), Фукидид (ок. 460–400 до н.э.), Ксенофонт (ок. 430–355 до н.э.) оставили после себя исторические произведения высокой научной ценности. Позже к ним присоединились римские историки Тит Ливий (59 до н.э. 17 н.э.), Тацит (58–117), Гай Светоний (ок. 70 – ок. 140) и др.

6.        Письменность стала орудием просвещения и распространения знаний, в том числе тайных, эзотерических. По свидетельству Плутарха, Александр Македонский сильно гневался на просветительскую деятельность Аристотеля и выговаривал своему учителю: «Ты поступил неправильно, опубликовав те учения, которые предназначались только для устного преподавания. Чем же мы будем отличаться от остальных людей, если те самые учения, на которых мы были воспитаны, сделаются всеобщим достоянием? Я хотел бы не столько могуществом превосходить других людей, сколько знаниями о высших предметах». Конечно, о «просветительной функции» средневековой рукописной книги в условиях массовой неграмотности населения (более 90% в XV в.), можно говорить лишь условно.

7.        В античную эпоху происходит формирование книжного дела как социально-коммуникационного института, включающего: а) изготовителей (переписчиков) манускриптов; б) торговых людей, содержащих книжные лавки; в) библиотеки разных типов, в том числе крупнейшую в палеокультуре научную библиотеку в Александрии (700 тысяч свитков до пожара в I в. до н.э.). С Александрийской библиотекой некоторое время соперничала Пергамская библиотека, насчитывавшая в лучшие свои годы до 200 тысяч рукописей.

Убедительным свидетельством расцвета книжной культуры во времена античности является феномен библиофильства. История библиофильства, которая продолжается и в наши дни, есть история книжной культуры в «человеческом измерении».

Крушение Римской империи в V веке сопровождалось разрушением античной книжности, которая не нужна была торжествующему варварству. Не только у феодалов книга стала невиданной редкостью, но и духовенство не всегда владело грамотой. Однако благодаря документированию значительная часть культурного наследия античности, затаившаяся в монастырских библиотеках, дошла до эпохи Возрождения, и европейским гуманистам было что «возрождать» и возвращать в европейскую культуру после «темных веков» Средневековья.

8.        Средневековая социальная коммуникация преимущественно представляла собой устную микрокоммуникацию. Население проживало в обособленных деревнях и небольших городах, где не было необходимости в переписке. Для особо важных поручений использовались гонцы, которые заучивали послание наизусть. Главным источником знания для неграмотной массы была церковь, а также слухи, которые переносили торговцы, бродячие театры, цирки и трубадуры. В большинстве селений не было ни календаря, ни часов. Язык делился на множество диалектов, причем диалектические различия ощущались на расстоянии 70–100 км. Известно, что в XIV веке лондонские купцы, потерпевшие кораблекрушение у северных берегов Англии, были заключены в тюрьму как иностранные шпионы. Правда, грамотная элита использовала латынь в качестве языка международного общения.

В средневековой палеокультуре не было истории – ее заменяли рыцарские романы, не было географии – ее заменяли рассказы прохожих людей, не было науки – ее заменяло Священное писание. Но отсутствие достоверных фактов мало кого беспокоило. Земная жизнь рассматривалась католической церковью как временное пристанище на тернистом пути к спасению, а знать судьбу людей может только Бог. Поэтому никаких коммуникационных потребностей никто не испытывал.

Однако с XII века началось духовное движение, которое проявилось в организации университетов, крупнейшими среди которых были Болонский и парижская Сорбонна. Между 1300 и 1500 годами в Европе было учреждено более 50 новых университетов, которые стали центрами письменной культуры. Помимо церкви и зарождавшейся науки, в письменной коммуникации нуждались: королевская бюрократия, судопроизводство, купечество, расширявшее международную торговлю. Неграмотность постепенно изживалась. В XIV веке европейцы освоили производство бумаги и изобрели очки. Назревала Бифуркация письменного канала, которая разрешилась в середине XV века изобретением книгопечатания.

9.        Палеокультурная письменность – предмет изучения палеографии. Палеография – историко-филологическая дисциплина, изучающая закономерности появления и изменения знаков письменности на различных материалах. Прикладная задача палеографии - датировка времени создания рукописей и определение состава писцов. Славяно-русская палеография подразделяется на глаголическую, изучающую памятники, написанные глаголицей, и кириллическую, изучающую разновидности кириллицы: устав, полуустав, скоропись.

10.    Было бы односторонне, и значит, неправильно, подчеркивать одни лишь социально-культурные достижения и преимущества, которые подарила письменность цивилизованному человечеству. Становление книжной культуры – процесс амбивалентный, ибо были утрачены преимущества дописьменной археокультуры и обнаружились проблемы, не ведомые неграмотным «детям природы».

•          Устная коммуникация не недокументированная социальная память обладают естественными механизмами, предохраняющими их от переполнения. Избыточные сообщения не воспринимаются, а неактуальные знания забываются. Письменная культура не обладает такими защитными средствами, она провоцирует бесконечный рост документных фондов и как следствие – информационный кризис.

•          В условиях бесписьменного общества человек знал только то, что требуется ему для текущей жизнедеятельности, не больше и не меньше; в книжных культурах ему приходится осваивать много устаревших знаний, изложенных в авторитетных трудах мыслителей прошлого. Большая часть этих знаний никогда в будущем не понадобится. В результате индивидуальная и общественная память становится кладбищем знаний, предрассудков, суждений часто несовместимых друг с другом. Утрачивается цельность и законченность мировоззрения, свойственные дописьменным обществам, и растет противоречивость, напряженность, дезорганизованность цивилизованных сообществ.

•          Существуют несоответствия и противоречия между нормами и требованиями, вычитанными из книг, и смыслами, поступающими по каналу непосредственной микрокоммуникации. В итоге образованный человек начинает страдать раздвоением личности и муками совести; неграмотный же варвар всегда действует согласно впитанной с детства традиции, не испытывая никаких сомнений и переживаний.

В мировой классической литературе не раз обсуждались тяготы цивилизации; достаточно вспомнить образы Дон Кихота и Санчо Пансы, Пьера Безухова и Платона Каратаева. Мануфактурная коммуникационная система не смягчила проблемы, унаследованные от письменной культуры, а скорее ужесточила их.

в начало

5.4. Мануфактурная неокультурная книжность

Палеокультурная рукописная книга – представитель первого поколения книжности, когда в роли книги выступали папирусные свитки, а со II в. до н.э. – пергамен (нем. «пергамент»); мануфактурная книга относится ко второму поколению книжности, начало которому положило изобретение в Европе печатного станка в середине XV века. Обратим внимание на терминологическую тонкость. До появления печатных изданий «книгами» именовались манускрипты, допустим, сочинения Аристотеля, и было известно, что Аристотель – автор 400 книг и 1000 трактатов. После изобретения книгопечатания потребовалось отличать произведения письменности от произведений печати. В настоящее время книга понимается как бумажный документ, прошедший редакционно-издательскую обработку и тиражированный для общественного пользования типографскими средствами. Манускрипт, написанный на бумаге, сброшюрованный и переплетенный в форме кодекса, – это рукопись, а не книга в современном ее понимании.

Мощным импульсом для распространения книгопечатания в Европе явилась эпоха Возрождения с ее гуманистическими идеалами и жаждой знаний. Но справедлив и обратный тезис: книгопечатание послужило толчком для зарождения культуры Возрождения. Не случайно в XV веке «Божественная комедия» Данте издавалась 15 раз, стихи Петрарки 31 раз, «Декамерон» Боккаччо 11 раз. Без книгопечатания вряд бы состоялась церковная Реформация. Переводы «Библии» на немецкий язык, выполненные М. Лютером, издавались при его жизни (1483–1546) не много, не мало 430 раз! Попутно лютеровская «Библия», благодаря ее распространенности, послужила фундаментом для формирования немецкого литературного языка.

Изобретение книгопечатания имело громадное значение для становления неокультуры, поскольку это была технология, которая послужила примером массового производства. Причем, – и это главное, – массового производства в области просвещения, литературы, науки. Честь именоваться «родиной книгопечатания» оспаривают голландцы, бельгийцы, итальянцы, французы, немцы. Чаша весов склоняется в пользу немца Иоганна Гуттенберга (1394 или 1399–1468) из города Майнца, и большинство книговедов согласны с немецкой хроникой, где было записано в 1474 г.: «Замечательное искусство книгопечатания было изобретено в Майнце. Это искусство искусств, наука наук. Его чрезвычайная продуктивность позволила вызволить из мрака сокровища знаний и мудрости, чтобы обогатить и просветить мир»[4]. Однако точной даты замечательного изобретения нет. Первые книги, отпечатанные Гуттенбергом, относятся к 1445 г.

Вторая половина XV века – время триумфального шествия новой технологии книжного производства по странам и городам Западной Европы. В течение 50 лет было основано более 1100 типографий, выпустивших в общей сложности 35–45 тысяч названий первопечатных книг тиражом около 20 млн. экземпляров. Сохранилось от них лишь несколько процентов – порядка 200 тысяч. Книги, вышедшие в свет ранее 1 января 1501 года, называются инкунабулы (кунабулум – лат. колыбель; дословно «в колыбели»), они являются объектом пристального научного исследования со стороны специальной книговедческой дисциплины – инкунабуловедения. Разумеется, все инкунабулы, так же как палеотипы (книги, изданные в 1501–1550 гг.) являются большой культурно-исторической ценностью и гордостью их владельцев.

Характерные черты мануфактурной книжной культуры, господствовавшей в XVI–XVIII вв., видятся в следующем:

1.        Мануфактурные книги количественно и качественно отличались от манускриптов. За первые 50 лет книгопечатания европейцы получили в свое распоряжение больше книг, чем за две тысячи лет книжного рукописания. В XVI веке выпущено более 242 тысяч названий, в XVII веке – 972 тысячи, в XVIII веке – около 2 млн. названий; тиражи возросли с 200–300 экз. в XV веке до 1000–1200 в XVII веке. Хотя полиграфическая техника оставалась мануфактурной (печатный стан и словолитная форма Гуттенберга сохранились в типографиях до конца XVIII в.) облик книги изменился неузнаваемо: книги, к оформлению которых привлекались лучшие художники того времени, стали подлинными произведениями искусства. Совершенствовались технологические приемы набора, качество иллюстраций, титульных листов, обложки. Появились книгоиздательские фирмы, поддерживавшие высокие художественные и научные стандарты своей продукции. Мировой известностью пользуются четыре фирмы, которые основали итальянец Альд Мануций, французы Анри Этьенн и Кристоф Плантен, голландец Лодевейк Эльзевир. При этом дешевизна и доступность книги постепенно росли, что означало демократизацию книжного рынка.

2.        Манускрипты предназначались для чтения вслух неграмотной аудитории, печатные книги рассчитывались на молчаливое чтение «про себя». Соответственно изменилось оформление текста: появились названия, разбивка на главы и разделы, спуски, поля, пробелы между словами, красочные иллюстрации. Изменился литературный язык и стиль изложения, которые приспосабливались к восприятию зрением, а не слухом. Книгу стали рассматривать не как пособие для устной речи, а как непосредственный источник знания, что вызвало следующие изменения:

•          появились понятия оригинальности, ценности, новизны содержания;

•          возникло авторское право и понятие «плагиат» (в XVIII в.);

•          выработались литературные жанры и стили изложения, нормы литературного языка;

•          образовалась читательская массовая совокупность, состоящая из незнакомых друг с другом людей, имеющих общие взгляды и интересы (по оценке М.А. Барга, доля грамотных возросла с 10% в XV в. до 25% в XVII в.);

•          тиражированные в сотнях экземпляров книги начали «жить своей жизнью», независимо от автора или переписчика. Они превратились в завершенные и целостные элементы овеществленной и долговременной социальной памяти.

3.        Мануфактурная книжность послужила почвой для нормирования и распространения светских литературных языков. Но этого мало. В XVII и XVIII веках, которые по праву считаются временем торжества рационализма, становления науки и светского просвещения (заметим еще раз: все это стало возможным благодаря книгопечатанию!) появилась идея лингвопроектирования, вызвавшая к жизни многочисленные проекты искусственных языков.

Критический разум «гениев XVII века» быстро распознал несовершенство естественных языков, явившихся результатом неконтролируемого и случайного развития. Был сделан вывод о необходимости построения логически выверенного языка, который мог бы послужить для непротиворечивой и однозначной записи научных истин. Идею «философской грамматики» высказал в 1623 г. Ф. Бэкон; в 1629 г. проблемы проектирования всеобщего языка обсуждал Р. Декарт, в 1661 г. проект универсального языка предложил Н. Ньютон, наконец, Г.В. Лейбниц довольно серьезно разрабатывал философский язык в виде математической модели, где всякое рассуждение сводилось к вычислениям. Идея универсального философского лексикона оказалась утопичной, но стремление ученых к логичности, системности, однозначности языка нашло свое выражение в научной символике (особенно – в математике, символической логике, химии) и в терминологии точных и естественных наук, которые стали складываться в XVII–XVIII вв.

4.        Свойственная документам сущностная ценностно-ориентационная функция стала использоваться для достижения социально-прагматических целей:

•          Печатная книга с самого начала сделалась орудием светского просвещения. Только половина инкунабул относилась к религиозной тематике (гораздо меньше, чем в потоках средневековых манускриптов), четверть – к художественной литературе, 10% – к юриспруденции, прочие – к другим отраслям знания. В XVII в. не менее 2/3 книг были светскими по содержанию, и эта тенденция усилилась в «просвещенном» XVIII веке. Надо заметить, что многие издатели и типографы рассматривали свою деятельность как форму борьбы с невежеством и церковным обскурантизмом.

•          Короли и власти нового времени стали использовать печать для пропаганды своих идей и привлечения сторонников: Генрих VIII и его премьер-министр Томас Кромвель издавали памфлеты для утверждения англиканской церкви; Ришелье прибегал к услугам периодической печати.

•          Во времена революционных ситуаций в Нидерландах, Англии, Германии, Франции публицистические памфлеты, прокламации, воззвания, издаваемые многотысячными тиражами, революционизировали «третье сословие» и крестьянство.

С XVI века сначала церковные, а затем и светские власти начали ожесточенную борьбу с еретическим вольномыслием. В 1564 г. Ватикан издал «Индекс запрещенных книг», который, постоянно пополняясь, действовал вплоть до XX века; была мобилизована инквизиция. Неблагонадежные книги изымали из библиотек, книжных лавок и публично предавались сожжению. Иногда вместе с книгами сжигали их авторов и издателей (вспомним Джордано Бруно). Цензура, судебные преследования, варварское уничтожение литературы и другие акты коммуникационного насилия стали неизменными спутниками книжной культуры с XVI века до XX века.

5.        Переход от рукописания к книгопечатанию углубил и расширил дифференциацию книжного дела; возник ряд специализированных социальных институтов, в том числе: книгоиздательский (редакционная подготовка + полиграфическое размножение документов), книготорговый, библиотечный и библиографический. Началось формирование овеществленной социальной памяти.

Основные изменения в библиотечном деле состояли в следующем: в результате религиозных войн сильно пострадали монастырские библиотеки; на основе конфискованных фондов монастырских библиотек и частных книжных собраний стали возникать городские библиотеки; выполнявшие функции одновременно публичных и университетских; в школах (особенно активно – в Германии) начали организовываться школьные библиотеки; открывались для публики личные книжные собрания королей и дворцовой знати, стремившихся стяжать славу просвещенных и щедрых властителей. Таким образом складывались структуры национальных библиотечных систем, свойственных западной цивилизации.

Если библиотечное дело возникло еще в пору рукописной ОКС, то именно мануфактурная книжность вызвала к жизни библиографию – вторичный уровень документной коммуникационной системы (см. 4.3.1). По словам К.Р. Симона, «с распространением книгопечатания закончилась предыстория библиографии и началась ее история»[5]. Действительно, именно с этого времени появилась книготорговая, отраслевая (юридическая и медицинская – прежде всего), национальная библиография, отражающая публикации представителей данной страны (в Германии, Англии, Италии, Франции, Испании, Польше), наконец, универсальная международная библиография, представленная таким величественным памятником европейского Возрождения как «Всеобщая библиотека» К. Геснера (1515–1565). В «Библиотеку» Геснера включены более 15 тысяч книг, принадлежащих почти 5 тысячам авторов. Большая часть описаний снабжена подробными аннотациями, оглавлениями и выдержками. Геснеру удалось подвести итоги развития письменной и мануфактурной книжности в Европе с античности до середины XVI в. Ничего подобного ни один библиограф после Геснера сделать не мог. Правда, не обошлось без курьезов. Будучи несколько старомодным, Геснер признавал в качестве литературных только греческий, латинский и древнееврейский языки и игнорировал «варварские» французский и итальянский. В связи с этим в кратких заметках о Данте и Боккаччо упущены их главные произведения.

6.        Помимо библиографии, о созревании книжной культуры свидетельствует зарождение словарно-справочного дела. Если библиографический указатель есть «книга об известных книгах», то энциклопедия (справочник, словарь) – это «книга о том, что мы знаем». В XVII и XVIII вв. в Англии и во Франции публикуется целый ряд словарей, лексиконов, энциклопедий, пользующихся широким спросом. Высшим достижением, одной из духовных вершин «века Просвещения» – XVIII столетия, бесспорно, является знаменитая «Энциклопедия, или толковый словарь наук, искусств и ремесел». Включающая более 60 тысяч статей семнадцатитомная Энциклопедия была подготовлена и выпущена в свет в 1751–1766 гг. Осуществить в крайне неблагоприятных условиях это колоссальное по объему издание стало возможным только благодаря неиссякаемой энергии, таланту, поразительной работоспособности и организаторским дарованиям Дени Дидро (1713–1784), с начала и до конца остававшегося главным идейным вдохновителем и исполнителем всего дела. Известна историческая роль Энциклопедии Д. Диро в идеологической подготовке Великой французской революции 1789–1794 гг.

7.        В XVII – начале XVIII века в европейской культуре лидером становится естествознание. В это время жили и творили Г. Галилей (1564–1642), Р. Декарт (1596–1650), Б. Паскаль (1623–1662), У. Гарвей (1578–1657), Г.В. Лейбниц (1646–1716), X. Гюйгенс (1629–1695), И. Ньютон (1642–1727), Л. Эйлер (1707–1783), семья математиков Бернулли и многие другие выдающиеся ученые. Этот период Джон Бернал (1901–1971), основоположник современного науковедения, называл «научной революцией». В результате этой революции образовалось европейское научное сообщество, кровно заинтересованное в оперативной и полной научной коммуникации. Непосредственным откликом на эту потребность стал «Журнал ученых», первый номер которого вышел в свет в Париже в январе 1665 г. Задачей этого журнала, как и подобных ему периодических изданий в Англии, Германии, Нидерландах, было не информирование о новых теориях, открытиях, событиях научной жизни, а сообщение о книгах, в которых об этом говорилось. Другими словами, это были «журналы о книгах», т.е. библиографические, точнее – реферативные (о книгах сообщалось посредством их рефератов) издания.

Дидро в своей Энциклопедии дал следующее определение: «Журнал – периодическое издание, содержащее извлечения из вновь напечатанных книг, с отчетом об открытиях, ежедневно делаемых в науках и искусствах... Он был изобретен для тех, кто слишком занят или слишком ленив для того, чтобы читать книги целиком. Это – способ удовлетворять свою любознательность и стать ученым с малым трудом». Прошло не менее 150 лет пока, наряду с реферативными научными журналами, без обращения к которым не обходится никакая научная работа, появилась современная научная периодика.

8.        Свидетельством зрелости второго поколения книжной культуры могут служить не только формирование национальных документальных систем (ДОКС) с развитым книжным производством и распределением (контур обобществления) и совокупностью разных библиотек и библиографических служб (контур обработки, хранения, распространения), но и развитие библиофильства, сопровождаемого библиофильской библиографией, а также формирование теории книговедения и библиографии.

Термин «книговедение» (Bucherkunde) впервые ввел в научный оборот австриец Михаэль Денис (1729–1800), в труде «Введение в книговедение» (Вена, 1777–1778), где он отнес к книговедению историю рукописной и печатной книги, типографское дело, библиотековедение и каталогизацию.

Основоположником библиографической науки, получившей в наше время название «библиографоведение» считается Нэ деля Рошель (1751–1837), опубликовавший в 1779 г. «Рассуждения о библиографической науке». В своих «Рассуждениях...» Нэ пишет: «Библиография есть описание мира письменности и того, что его составляет, подобно тому, как география – описание земного шара; но открытия в области земного шара когда-нибудь найдут свою границу, открытия же в области письменности никогда не будут иметь границы и изучение библиографии станет тем необходимее, чем большее развитие получат искусства и науки»[6]. Известно, что во время Великой Французской революции, когда возникла проблема сохранить и упорядочить книжные собрания, реквизированные республиканцами, был издан декрет, предписывающий читать учебный курс «библиографии» в главных городах всех департаментов.

в начало

5.5. Индустриальная неокультурная книжность

XIX век – время торжества капитализма в Западной Европе, которое сопровождалось тремя важными для социальной коммуникации явлениями: а) благодаря индустриализации материального производства, резко увеличиваются производственные мощности и производительность труда; б) происходит становление наций – многомиллионных полиэтнических сообществ, нуждающихся в средствах консолидации; в) возрастает образованность и просвещенность городского населения, предъявляющего растущий спрос на культурные развлечения, знания информацию. Войны и революции XX века превратили средства массовой коммуникации в средство управления народными массами. На этом экономическом, социально-культурном, политическом фоне в Западной Европе и в России происходило формирование индустриальной общественной коммуникационной системы, которая соответствует третьему поколению книжности и создает предпосылки для становления грядущей мультимедийной ОКС информационного общества. Характерные особенности индустриальной книжной культуры, господствовавшей в XIX –1-ой половине XX века, видятся в следующем:

1.        В первой половине XIX века произошла, можно сказать, промышленная революция в полиграфии. Книгопечатание включает три полиграфических процесса: изготовление печатной формы, печатание тиража, выполнение брошюровочно-переплетных работ. Мануфактурная типография базируется на ручном труде печатника, который использует печатный станок, установку для отливки букв, собственную сноровку и мастерство. Индустриальное производство основано на механизации всех полиграфических процессов, сводя к минимуму участие в них типографских работников. В этом состоит принципиальное отличие индустриального книгопечатания от мануфактурного.

В начале XIX века (1803 г.) первую печатную машину (не станок, а именно машину!) сконструировал Фридрих Кёниг (1774–1833). В 1814 году ее использовали в Англии, где он тогда жил, для печатания газеты «Таймс». В 1817 г. Кёниг вернулся на родину в Германию, где основал фабрику печатных машин. Первая русская печатная машина, построенная в 1829 г., была установлена в редакции газеты «Северная пчела». В 1830-х годах в Америке появились тигельные машины, специально приспособленные для печати бланков, обложек, иллюстраций. В 1860 г. Вильям Буллок построил ротационную машину, печатающую на обеих сторонах бумажного полотна и особенно удобную для выпуска газет. В 1866 г. эту машину снабдили резальными и фальцевальными аппаратами. В 1884 г. в США была изобретена строкоотливная наборная машина, названная линотип, а в 1897 г. появилась буквоотливная наборная машина – монотип, облегчившая корректуру и верстку. Короче говоря, в XIX веке бурными темпами развивалось полиграфическое машиностроение – основа индустриального книгопечатания.

Параллельно шло техническое перевооружение бумагоделательного производства. В 1799 г. француз Луи Робер построил первую бумагоделательную машину; в 60-е годы научились делать качественную бумагу из древесины, что значительно удешевило производство и расширило его масштабы. Появилась еще одна отрасль промышленности – целлюлозно-бумажная.

Таким образом в первой половине XIX века сложились материально-технические возможности для интенсификации книжного производства. Стремительно возрастает выпуск книг. Например, в Англии в начале века выпускалось около 300 названий книг в год; 1828 г. – 1242 книги; 1857 г. – 5218 книг; 1897 г. – 7516 книг; 1914 г. – 11537 книг (рост за столетие в 35 раз!). В США темпы еще выше: там выпуск книг возрос со 120 названий в 1823 году до 13470 названий в 1910 году, т.е. более чем в 100 раз!

Что касается России, то здесь динамика книгопечатания имела следующий вид. Начало книгопечатания – 1550-е гг., когда было отпечатано несколько книг в так называемой «анонимной московской типографии»; в 1564 г. – выход в свет первой датированной книги – «Апостол» Ивана Федорова (ок. 1510–1583), русского и украинского первопечатника. В XVI веке в Москве было отпечатано около 15 книг.

В XVII веке было выпущено более 500 книг, в том числе светские сочинения С. Полоцкого, «Соборное уложение» (1649), «Учение и хитрость ратного строения»,

«Три чина присяг» и др. Причем продолжалось интенсивное рукописание книг, особенно книг с красочными иллюстрациями; старообрядцы вообще не признавали типографские издания священными. По сути дела до 1708 г., когда был введен гражданский шрифт, русская коммуникационная культура находилась в состоянии палеокулътурной книжности.

Мануфактурная неокультурная книжность началась в России с Петра I и характеризовалась следующими статистическими данными:

1698–1725 – около 600 изданий

1726–1740 – 175 изданий

1741–1760 – 620 изданий

1760–1800 – 7860 изданий

1801–1855 – 35000 изданий

Всего в XVIII веке было опубликовано около 10 тысяч сочинений гражданской печати, из которых более трети составляли произведения изящной словесности и еще треть – научная светская литература. В первой половине XIX века издавалось порядка 250 названий ежегодно в 1801–1815 гг. и более 1000 в 1836–1855 гг. Причем отставание от «мастерской мира», бурно капитализирующейся Великобритании, составляло 5 раз, зато Североамериканские Соединенные штаты Россия опережала в 2 раза.

Индустриальная неокультурная книжность пришла в Россию с Александровскими реформами. Благодаря использованию полиграфической техники, ежегодный выпуск книжной продукции в России стал быстро нарастать: с 1500 названий в 1856–1860 гг. до 12 тысяч названий в 1896–1900 гг. В целом во II половине XIX века было опубликовано 250 тысяч книг. В 1906–1915 гг. после смягчения цензурных ограничений ежегодный выпуск книг увеличился с 24 тысяч до 34 тысяч в год. Известны порядка 20 частных издательств, выпускавших около 100 названий ежегодно, в их числе – издательство И.Д. Сытина – более 800 книг и издательство «Посредник» – 270 книг[7]. По числам названий и тиражам Россия заняла первое место в мире. До 1905 г. тираж 20–30 тыс. экземпляров был редкостью, теперь обычными стали тиражи 50–100 тысяч. С 1814 г. по 1913 г. выпуск книг в России увеличился с 234 до 34 тысяч названий, т.е. в 140 раз! Всего в 1901–1916 гг. вышло в свет 383 тысячи изданий.

Надо напомнить, что Советский Союз сохранял статус мирового лидера книжного производства. В 1918–1930 гг. было издано около 200 тысяч книг; 1931–1940 – 760 тысяч; 1941–1953 – 350 тысяч книг. С 1960 года в СССР ежегодно стабильно издавалось около 80 тысяч книг и брошюр; максимальное значение – 84 тысячи в 1985 году. Всего за 1918–1988 гг. советские издательства выпустили в свет 3,9 млн. печатных единиц общим тиражом 70,6 млрд. экз.[8] Интересная деталь: в 1988 г. в фондах государственных библиотек насчитывалось около 6 млрд. единиц хранения. Это значит, что примерно 60 млрд. книг прошли через руки советских людей, не считая дореволюционных изданий. Конечно, много книг утрачено во время войн, революций, стихийных бедствий, цензурного библиоцида, но все-таки совокупный фонд личных библиотек советских людей поистине колоссален!

2.        Мощности машинного полиграфического и бумажного производства позволяют, наряду с расширением книгоиздания, обеспечить невиданный рост журнально-газетной продукции. Благодаря этим мощностям произошла бифуркация III: выделение из книжного коммуникационного канала прессы – нового, нетрадиционного коммуникационного канала. Пресса – первый из каналов массовой коммуникации, к которому в XX веке присоединятся кино, радио, телевидение. На базе вновь открытого канала быстро формируется новый социально-коммуникационный институт – институт журналистики, который появляется в третьем поколении книжности, являясь производным от традиционного для книжной культуры социального института «литература». Правда, периодические издания появились отнюдь не в XIX веке, а намного раньше.

Юлий Цезарь ввел практику оповещения населения о военных событиях, государственных назначениях, пожарах, увеселениях и пр. посредством записей, которые делались на восковых досках и переписывались заинтересованными лицами. Газета как вид документа появилась в XVI в. в Венеции, Риме, Вене, где шустрые «писатели новостей» составляли рукописные сводки сообщений о придворной жизни, торговле, событиях в городах, чудесных и интересных явлениях. Когда в 1493 г. в Риме было опубликовано письмо Колумба об открытии западного пути в Индию, оно сразу же было распространено по другим городам Европы. Такие рукописные «новости» покупались за мелкую монету «газету», поэтому за ними закрепилось имя «газета».

Печатные газеты появились в начале XVII века сначала в Германии (Zeitung –1609), затем в Англии (Weekly News – 1622), во Франции (La Gasette – 1631). Газеты были рассчитаны на купцов и богатых горожан; они содержали сведения о торговых путях, ценах, ходе торговли, внутренней жизни стран, межгосударственных отношениях. Французская «La Gasette», созданная при участии Ришелье, публиковала политические новости.

С начала XVIII в. в Германии, Англии, Франции стали выходить ежедневные газеты, которые готовились профессионалами-газетчиками. Их влияние особенно возросло во время Великой французской революции (вспомним газету Робеспьера «Защитник Конституции» или газету Марата «Друг народа»). Но их количество, тиражи и общественное признание не идут ни в какое сравнение с соответствующими параметрами газетной индустрии середины и конца XIX века.

Стремительный рост газетного бизнеса характерен для США. Начиная с 1850 года здесь действовал своеобразный «закон удвоения», при котором за каждое десятилетие количество выходящих в стране газет удваивалось: если в 1850 г их выходило 2521, то в 1860 – 4051, в 1870 – 5871, в 1880 – 10132, в 1890 – 18536. Аналогично росли тиражи в 1850 г. разовый тираж всех газет был 5,1 миллиона, в 1860 – 13,7 млн., в 1870 – 20,8 млн., в 1880 – 31,8 млн., в 1890 – 69,1 млн., в 1900 – 113,3 млн.[9]

В журналистике США еще в первой половине XIX в. обозначились два направления: а) повествовательная журналистика, преследовавшая познавательные, эстетические, воспитательные цели, предлагая своим читателям не только факты, а их осмысление и оценку; б) информационная журналистика, видевшая назначение газеты в том, чтобы дать оперативное, полное и объективное сообщение о реальных фактах, предоставляя их осмысление читателям. В течение XIX века повествовательное направление преобразовалось в «желтую» прессу, ориентированную на невзыскательные вкусы малообразованной массы; здесь был спрос на сенсации, рекламу, фото и карикатуры, развлекательные публикации вплоть до сплетен. Информационная журналистика обращалась к солидной и образованной публике, предлагая ей правдивую и этически выдержанную картину реальной жизни (например, газета «Нью-Йорк тайме»).

Если в Средние века местом обмена информации между жителями прихода была церковь, то с XIX века источником новостей сделалась газета. Коммуникантами, формирующими общественное мнение, стали не проповедники и ораторы, а редакции газет и журналов. Читающая публика более атомизирована и индивидуализирована, чем слушающая аудитория; отсюда – ослабление микрокоммуникации и усиление массовой мидикоммуникации (ГуМ).

Журнал – более поздний вид периодического издания, чем газета. Первым журналом считается французский «Журнал ученых» (1665), представлявший собой сборник рефератов книг и далекий от современных представлений о журнале как виде издания. К концу XIX века на Западе получили наибольшее распространение иллюстрированные журналы, рассчитанные на массовую аудиторию. В 60-е гг. XX века тиражи такого рода изданий составляли около 8 млн. экз. в США и около 1 млн. во Франции и Великобритании. Лишь немного отставали от них журналы для женщин. На третьем месте были влиятельные политические журналы, выходившие тиражами от 3 млн. до 100 тысяч. Кроме того, на журнальном рынке пользовались спросом научно-популярные, литературные, спортивные, сатирико-юмористические журналы. Численность журналов в США в это время приближалось к 10 тысячам названий, в западно-европейских странах и Японии – около 5 тысяч.

В самодержавной России начало периодики связано не с инициативой частных лиц, а с повелением властей. Как известно, Петр I приказал начать выпуск газет в виде так называемых «петровских ведомостей» (январь 1703); с 1728 г. первая русская газета стала выходить в свет регулярно под названием «Санкт-Петербургские ведомости». Обеспечивала ее выпуск Академия наук. Под эгидой Академии с 1728 по 1742 г. публиковали первый русский журнал «Исторические, генеалогические и географические примечания» к «Санкт-Петербургским ведомостям», где печатались статьи познавательного и научного характера, а также поэтические произведения. В 1755–1765 гг. та же Академия наук взяла на себя издание второго русского журнала «Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие», адресованные «всякому, какого бы кто звания или понятия не был». В 1756 г. стала выходить вторая русская газета – «Московские ведомости», издаваемая Московским университетом.

Таким образом в XVIII веке в России было всего две газеты. Что касается журналов, то здесь, опять-таки благодаря личному участию просвещенной Екатерины II, начиная с 1769 г., замечается оживление. В этом году, в числе новых 8 журналов появился первый толстый литературно-сатирический журнал «Трутень», издаваемый Н.И. Новиковым (1744–1818). Заметим, что толстые журналы – специфическое явление русской литературы, ставшие в XIX веке общественной трибуной отечественного «литературоцентризма» (см. пункт 2.3.2). В нашу задачу не входит обзор истории русской журналистики, мы ограничимся общей периодизацией этой истории.

I.         Эмбриональный период: верховная власть непосредственно или через государственные учреждения осуществляет издательскую деятельность?

а)       петровский период (1703–1725);

б)       академический период (1728–1765).

II.      Становление журналистики как социального института: от дворянской к разночинной журналистике:

а)       екатерининское просвещение (1769–1796);

б)       дворянская любительская журналистика (1797–1825);

в)       переход инициативы к разночинцам, коммерциализация журнального дела (1826–1839).

III.   Капитализация журналистики:

а)       наступление демократов-разночинцев (1840–1866);

б)       реформаторская эволюция (1867–1880);

в)       капитализация под эгидой православной монархии (1881–1905);

г)        признание прессы социальной силой (1906–1917).

IV.    Советская журналистика (1921–1990) – пресса на службе тоталитаризма.

V.       Постсоветский период – с 1990 г., когда был принят закон «О средствах массовой информации».

Нетрудно видеть, что первые два периода относятся к мануфактурной книжности, а последующие – к индустриальной книжности. Об этом свидетельствуют и количественные показатели периодических изданий:

1703–1800 – 15 изданий;

1801–1850 – 32 издания;

1851–1900 – 356 изданий.

В 1913 г. в России издавалось 2915 журналов и газет (1757 журналов и 1158 газет). В Советском Союзе в 1988 г. выходило в свет 5413 журналов (включая сборники и бюллетени) и 4430 газет (без низовых и колхозных). Причем суммарный тираж журналов примерно вдвое превышал сумму тиражей разовых изданий, а совокупный годовой тираж газет был в 12 раз больше, чем тираж журнальной периодики. Грубо говоря, на каждого грамотного жителя СССР в 1988 г. приходилось ежегодно 10 книг, 20 номеров журналов и 240 экземпляров газет.

Приведенные факты показывают, что как в нашей стране, так и в Западной Европе достижение уровня индустриальной книжности означает, что книжная культура перестает быть чисто «книжной», а превращается в книжно-газетно-журнальную культуру, где газеты и журналы служат для массового распространения наиболее важных и актуальных культурных смыслов.

3.        Во второй половине XIX века резко ускорился рост урбанизации. Париж, в средние века самый многолюдный город в Западной Европе, насчитывал в XIV–XV веках сто тысяч жителей; в 1801 году – пятьсот тысяч, к 1850 году – один миллион. Нью-Йорк в 1790 г. имел 33 тысячи жителей, в 1850 г. – 515 тысяч, в 1890 г. – 1 млн. 440 тысяч, в 1900 г. – 3 млн. 473 тыс. В 1900 году в Санкт-Петербурге проживало 1505200 человек, в Москве – 1360 тысяч. За последние 40 лет XIX века городское население в России удвоилось. Уместно заметить, что после «Медного всадника» А.С. Пушкина русские поэты и писатели воздерживались от апофеоза «творения Петра». Напротив, Петербург становится в русской литературе олицетворением безликого зла, казенного бездушия, одиночества и отчужденности простого человека. Начиная с «Белых ночей» Ф.М. Достоевского вплоть до «Петербурга» А. Белого, эта тема звучит постоянно «по мере того, как город перенаселяется, давит жителей многоэтажными домами, покрывается сетью электрических проводов, наполняется лязгом трамваев, миганием реклам и уличных огней»[10].

Городской образ жизни, конечно, существенно отличается от сельского жизненного уклада. Распались традиционные нормы регуляции поведения, связанные с патриархальными обычаями, нарядными гуляниями, религиозными праздниками. Обнаруживается острая общественная потребность в новых средствах консолидации общества и социальной коммуникации. В качестве таких средств выступили пресса, иллюстрированные газеты и журналы, а в начале XX века – кинематограф. Эти средства способствовали росту просвещенности населения, но вместе с тем приводили к упрощению, массовости и стандартизации духовных потребностей. Так возникли массовые аудитории – прямое следствие урбанизации.

4.        Вторая половина XIX века – время первой технической революции в социальных коммуникациях. Мы уже отметили появления прессы как следствия технической революции в полиграфии, теперь остановимся на других первичных технических коммуникационных каналах, вызванных к жизни первой технической революцией (см. рис. 4.1).

Телеграф. В революционной Франции был изобретен Клодом Шаппом оптический телеграф, который применялся для оперативной передачи депеш из Парижа на периферию. В начале XIX века оптический телеграф применялся в США для сообщения о прибытии кораблей в Бостон. В 1820-х – 1830-х годах ученые во всем мире работали над созданием электромагнитного телеграфа. Приоритет принадлежит русскому ученому П.Л. Шиллингу (1796–1837), который в октябре 1832 г. продемонстрировал первую телеграфную передачу. Правда, телеграф П.Л. Шиллинга не обеспечивал запись принятых сообщений и имел диапазон действия, ограниченный несколькими километрами из-за затухания сигналов вследствие сопротивления в соединительных проводах.

Практически пригодную схему электромагнитной связи разработал в 1837–1838 гг. американский изобретатель Самуэл Морзе (1791–1872). В этой схеме для усиления сигналов применялись реле, благодаря которым обеспечивалась дистанционная передача и прием сообщений, закодированных «кодом Морзе». Скорость передачи на ручном телеграфном ключе составляла до 100 кодов в минуту. Благодаря телеграфу смысловая коммуникация отделилась от транспортной (почта) и образовала собственный технический канал, где сообщения двигались гораздо быстрее наземного транспорта. Апофеозом телеграфной связи, которую современники называли «наиболее замечательным изобретением нашего замечательного века», стало открытие в 1858 г. трансатлантического кабеля, который обеспечил мгновенную передачу сообщений через океан.

Кодирование телеграмм в виде последовательности точек и тире затрудняло их восприятие человеком, требовался буквопечатающий телеграфный аппарат. Благодаря усилиям русского электротехника Б.С. Якоби (1801–1874) и французского изобретателя Жана Бодо (1845–1903) эта задача была решена. В 1877 г. Бодо ввел в эксплуатацию буквопечатающий телеграфный аппарат с клавиатурой пишущей машинки, который использовался во всем мире до середины XX в.

Фотография представляет собой не только технический, но и художественный канал, недаром, одним из «отцов» фотографии был французский художник Луи Жак Дагер (1787–1851). В 1839 г. Дагер совместно с химиком Жозефом Ньепсом продемонстрировал первый практически пригодный способ фотографии – дагеротипию, где светочувствительным веществом служило соединение серебра и йода. Предпосылкой появления и быстрого распространения фотографии была общественная потребность в простом и дешевом получении изображений. Не случайно фотографию снисходительно называли «живописью для бедных».

Первоначально дагерротипия развивалась в традиционных живописных жанрах: первым дагерротипом был натюрморт, затем обрел популярность пейзаж, наконец, – портрет. Цветные фотоизображения были получены в конце 60-х годов. Возникла конкуренция между «рукотворной живописью» и «машинными изображениями». Преимущества фотографии проявились в документном фоторепортаже, который до конца XIX в. начал широко использоваться иллюстрированными газетами и журналами. Развитие фотодокументалистики открыло перед фотографией громадное разнообразие тем, сюжетов, ракурсов, возможность необычного взгляда на живую действительность, нередко взгляда, имеющего эстетический характер. Фотография, – признают искусствоведы, – оказывает в течение последних 150 лет существенное влияние на все пластические искусства: иногда в форме заимствования, иногда в форме противопоставления и отталкивания.

Телефон разрешил проблему дистанционного обмена речевыми сообщениями. В 1876 г. патент на изобретение телефона получил американец Александр Белл (1847–1922). В 1877 г. была образована «Белл Телефон Компани» и началась коммерческая эксплуатация изобретения. Компания была монополистом, сдавала в аренду телефонные аппараты и облагала абонентов довольно значительной платой (4–6 долларов в месяц). В конце XIX века в США приходился один телефон на 250 человек населения.

Довольно быстро появились телефонные компании в других странах мира. В России первые городские телефонные станции начали действовать в 1882 г. в Петербурге, Москве, Одессе и Риге. В 1892 г. была построена первая автоматическая телефонная станция (АТС), которая была усовершенствована в 1900 г. на основе принципа координатного поиска номеров абонентов. Координатные АТС широко используются до сих пор.

К концу XIX века планета была буквально опутана телеграфными кабелями и телефонными проводами, которые в 1880-е годы объединились в единую сеть. В настоящее время эта сеть используется не только для микрокоммуникации между людьми, но и для компьютерной связи. Благодаря подключению радиоканалов, образуются системы радиотелеграфной и радиотелефонной связи, повышающие дальность, надежность и комфортность общения.

Звукозапись впервые была осуществлена Т. Эдисоном (1847–1931), который в 1877 г. запатентовал устройство фонограф. Носитель записи в фонографе – цилиндр, обернутый оловянной фольгой или бумажной лентой, покрытой слоем воска; записывающий и воспроизводящий элемент – игла (резец), связанная с мембраной. Значительно улучшенный вариант фонографа – граммофон (от греч. «грамма» – запись + «фон» – звук) с записью звука на граммофонную пластинку создал в 1888 г. немец Ганс Берлинер. Портативный вариант граммофона – патефон (от названия французской фирмы-изготовителя Пате) в 50-х годах XX века был вытеснен электрофоном. В XX веке получил распространение магнитный способ звукозаписи, который реализован в профессиональных и бытовых магнитофонах.

Радио. История радио началась со статьи великого английского физика, основателя электродинамики Джеймса Максвелла (1831–1879), где предсказывалось существование электромагнитных волн, распространяющихся в пространстве (1864). В 1886–1889 гг. другой основоположник электродинамики, немецкий физик Генрих Герц (1857–1894) экспериментально доказал существование электромагнитных волн и установил тождественность их природы со световыми волнами. Русский физик А.С. Попов (1859–1906) построил приемник электромагнитных волн и продемонстрировал его 7 мая 1895 г., используя в качестве источника излучения вибратор Герца. В 1897 г. он начал работы по беспроволочному телеграфу; в том же году передал на расстояние около 200 м свою первую радиограмму, состоящую из одного слова «Герц». В 1901 г. Попов достиг дальности радиосвязи около 150 км.

Независимо от А.С. Попова с электромагнитными волнами экспериментировал итальянец Гульельмо Маркони (1874–1937). Он начал работу в 1894 г. в Италии, а с 1896 г. – работал в Великобритании, где в 1897 г. подал заявку на изобретение беспроволочного телеграфирования. В том же году организовал акционерное общество по использованию беспроволочного телеграфа. В 1909 г. ему была присуждена Нобелевская премия. Однако беспроволочный телеграф – это не средство массовой коммуникации; таким средством является радиовещание.

После первой мировой войны массовые масштабы приобрело радиолюбительство. Детекторные приемники пользовались стремительно растущим спросом. Объем продаж радиотоваров составил в США в 1922 г. – 69 млн. долларов; в 1923 – 136 млн.; в 1924 – 358 млн. долларов. В конце 20-х годов появились частные и государственные радиостанции, использующие микрофоны, ламповые приемники вытеснили примитивные детекторы, большинство граждан превратились в радиослушателей. Радиовещание вступило в свои права как средство массовой коммуникации. Оно пользовалось общественным доверием. С радиовещанием связывались надежды на демократизацию общества, благодаря открытости политической жизни; на интеллектуализацию общества вследствие распространения разума, а не эмоций; на эстетическое воспитание молодежи путем знакомства с шедеврами литературы и музыкального искусства.

Радио доверяли больше, чем прессе, ибо оно работало в прямом эфире, передавало живые голоса политических лидеров и свидетелей текущих событий. Прессу же считали продажной и лживой. В 1934 г. Франклин Рузвельт, умело использовавший возможности радиовещания, выиграл президентскую гонку, хотя 80% газет было против него. В пропагандистской машине Гитлера радио всегда отводилось одно из центральных мест, наряду с кино. Радиообращения фюрера гипнотизировали немецких обывателей. В Советском Союзе радиовещание, находившееся под эгидой государства, было важным идейно-воспитательным инструментом.

Кинематограф как вид искусства и средство массовой коммуникации ведет свою историю с 28 декабря 1895 г., когда перед посетителями парижского «Гран-кафе» на бульваре Капуцинок произошла демонстрация «движущейся фотографии» на полотне экрана. Авторами изобретения считаются Луи Жан Люмьер (1864–1948) и его брат и помощник Огюст Люмьер (1862–1954).

Немое кино – принятое обозначение кинематографа в первое десятилетие его развития, когда изображение было лишено синхронно записанного звука. Но буквально с первых сеансов в конце XIX в. кинопоказ сопровождался импровизированным музыкальным аккомпанементом, а позже – декламацией или грамзаписями. Несмотря на скудость изобразительных возможностей, немое кино и в России, и за рубежом быстро стала излюбленным зрелищем народных масс. Выделилось художественное кино (мелодрама, приключенческий фильм, комедия, боевик), знающее выдающихся режиссеров и актеров, и документальное кино.

Звуковое кино в середине 30-х годов вытеснило своего немого предшественника. Впервые был достигнут синтез визуального и аудиального коммуникационных каналов, появилось аудиовизуальное сообщение.

Черно-белое изображение воспринималось зрителями как более достоверное и безусловное, но кинематографисты с 30-х годов упорно экспериментировали с разными цветовыми включениями (например, С. Эйзенштейн во второй серии фильма «Иван Грозный» в 1945 г. ввел цветовой эпизод «Пир опричников»). Со второй половины 60-х гг. цветное кино стало господствующим в мировом кинематографе; синтез звука и изображения обогатился цветом.

Кинематограф как средство массовой коммуникации обладает не только художественной правдивостью и документальной достоверностью, фильмы еще, подобно произведениям печати, можно тиражировать, распространять в пространстве и хранить во времени. Фильмы, как и книги, сделались фрагментом овеществленного культурного наследия общества. В этом состоит громадное культурно-историческое значение кинематографа.

В 50-е годы началась вторая техническая революция в сфере социальных коммуникаций, главными достижениями которой было появление двух важнейших для современного человечества коммуникационных каналов: телевизионного вещания и компьютерной телекоммуникации. Началась подготовка к бифуркации IV, т.е. переходу к мультимедийной коммуникационной культуре на основе электронной коммуникации. В параграфе 5.6 мы рассмотрим этот вопрос.

5.        Становление индустриальной цивилизации в этническом отношении сопровождается образованием наций. Формирование нации в истории литературных языков служит водоразделом, разделяющим «донациональный» и национальный периоды их развития. Для последнего характерна демократизация литературного языка, сближение его с народным разговорным языком и формирование на этой основе национального языка, становящегося нормой речевого обращения.

Периодическая печать стала сначала ареной борьбы между разными литературно-лингвистическими школами, например, в начале XIX века в России велась очень острая и бескомпромиссная полемика между сторонниками изящной словесности Н.М. Карамзина и сторонниками «исконно русского слога», которых возглавил А.С. Шишков. Затем периодика сделалась средством нормализации разговорной речи, носителем и распространителем образцов современной литературной словесности. Истоки русского национального языка, как известно, связаны с творчеством А.С. Пушкина. Произведения Пушкина доходили до читающей публики первоначально в виде журнальных публикаций, а уж потом – в виде книг. Собственно говоря, практически вся классическая русская литература XIX века прошла апробацию в «толстых» журналах того времени.

Можно сделать вывод, что становление газетно-журнального коммуникационного канала было необходимой предпосылкой для формирования национальных языков полиэтнических индустриальных обществ. В XX веке, благодаря распространению радиовещания и телевидения, именно эти средства массовой коммуникации стали выполнять основную культурно-нормативную функцию в современной речи.

6.        Индустриальная книжность – период завершения коммерциализации и профессионализации социально-коммуникационных институтов. Занятия литературой и журналистикой в мануфактурной ОКС вплоть до 30-х годов XX века считались любительским «служением музам», благородным бессребренничеством. А.С. Пушкин писал в одном из своих писем: «Литература стала у нас всего около 20 лет значительной отраслью промышленности. До сих пор она рассматривалась только как занятие изящности и аристократическое... Никто не думал извлекать других плодов из своих произведений, кроме успеха в обществе, авторы сами поощряли перепечатывание и искали в нем удовлетворение тщеславия»[11]. Великий русский поэт стал первым в России профессиональным литератором. Свои сомнения и аргументы за и против он еще в сентябре 1824 г. изложил в знаменитом «Разговоре книгопродавца с поэтом», который появился в печати в качестве предисловия к первой части «Евгения Онегина». В роли книгопродавца здесь выступает известный книгоиздатель и книготорговец А.Ф. Смирдин (1795–1857), который впервые в русской литературе стал платить авторский гонорар. Так, Пушкину он платил по 10 рублей за каждую стихотворную строку, за «Бориса Годунова» заплатил 10 тысяч рублей, за «Евгения Онегина» – 12 тысяч рублей.

Во второй половине XIX века литераторы и художники все больше превращаются в служащих по найму, подобно другим специалистам. В условиях массовой коммуникации зависимость «вольных художников» от денежного мешка обнаружилась в полной мере. Отсюда – трагическая тема проданного за деньги таланта, которая была пророчески предсказана Н.В. Гоголем в его «Портрете» и часто звучала в произведениях зарубежных и отечественных авторов.

7.        Символами становления нации являются не только национальные языки (см. выше), но и такие проявления зрелости книжной культуры, как формирование национальных библиотек и национальной библиографии. Национальные библиотеки – крупнейшие книгохранилища страны, осуществляющие исчерпывающий сбор и вечное хранение отечественных произведений письменности и печати; таким образом они символизируют достижения национальной культуры.

Хронологически первой библиотекой национального достоинства считается Национальная библиотека Франции, учрежденная во время Великой французской революции (1789 г.) на базе национализированной королевской библиотеки. Крупнейшими национальными библиотеками считаются: образованная в 1972 г. Британская библиотека (ранее – Библиотека Британского музея, основанного в 1753 г.); Немецкая государственная библиотека, ведущая свою историю с 1661 г. и Немецкая библиотека (Дойтче Бюхерай), созданная в 1912 г. в Лейпциге; Национальная библиотека Италии, основанная в 1747 г. во Флоренции; Национальная испанская библиотека (1712 г.). В качестве национальной библиотеки США выступает Библиотека Конгресса, учрежденная в 1800 г. в виде правительственной библиотеки.

В России в XVIII веке функции национального книгохранилища выполняла Библиотека Академии наук (основана в 1714 г.), которая с 1783 г. получает обязательный экземпляр всех отечественных изданий. С 1814 г. российской национальной библиотекой стала Императорская Публичная библиотека в Санкт-Петербурге, имеющая наиболее полное собрание литературы о России (фонд «россика»). В Советском Союзе с 1925 г. национальной библиотекой была Государственная библиотека СССР имени В.И. Ленина, учрежденная на базе библиотеки Румянцевского музея (основан в 1861 г). В настоящее время в России имеются две библиотеки национального значения: Российская национальная библиотека (бывшая Государственная публичная библиотека имени М.Е. Салтыкова-Щедрина) в Петербурге и Российская государственная библиотека (бывшая Библиотека имени В.И. Ленина) в Москве.

Национальные библиотеки возглавляют библиотечные сети своих стран. Они располагают многомиллионными фондами отечественной и иностранной литературы, являются центрами книгообмена, каталогизации, международного абонемента, осуществляют международное сотрудничество.

Национальная библиография также служит национальным символом. В наполеоновской Франции, в кайзеровской Германии и в царской России XIX в. библиографический учет отечественной книжной продукции осуществлялся государственными ведомствами с целью цензурного контроля. Другой стороной, заинтересованной в оперативной и полной библиографической информации о выходящих в свет изданиях, оказались книготорговцы, которые организовывали свои библиографические издания. При этом символьная и культурно-историческая функции национальной библиографии, естественно, выпадали из виду. Учрежденные национальные библиотеки часто брали на себя обязанности библиографического центра национального значения, но эта забота не была для них главной и определяющей.

Успешное решение национально-библиографической проблемы было найдено в России, где в 1907 г. была образована Книжная палата, начавшая выпуск «Книжной летописи», учитывающей на основе обязательного экземпляра всю книгоиздательскую продукцию Российской империи. В советское время была организована государственная библиографическая система во главе с Всесоюзной книжной палатой. Помимо «Книжной летописи», издаваемой в виде еженедельных бюллетеней (52 номера в год), с 1926 г. издается «Летопись журнальный статей», с 1931 г. – «Картографическая летопись» и «Нотная летопись», с 1934 г. – «Летопись изоизданий», с 1935 г. – «Летопись рецензий», с 1936 г. – «Летопись газетных статей». Один раз в несколько лет публикуется «Летопись периодических и продолжающихся изданий», которая сообщает о новых журналах, сборниках, газетах, бюллетенях, трудах и т.п. Кроме того, Книжная палата была ответственна за подготовку и выпуск кумулятивных указателей «Ежегодник книги в СССР», издавала печатные каталожные карточки для библиотек, вела государственную статистику печати, хранило Архив печати СССР. В систему государственной библиографии входили республиканские книжные палаты. Столь разветвленной, мощной, хорошо продуманной и четко организованной системы национальной библиографии нет ни в одной стране. Можно сказать, что задача общегосударственного текущего библиографического учета не только книг, но и журнально-газетных публикаций была успешно решена на зависть библиографам других стран.

Несмотря на усилия Книжной палаты и крупнейших библиотек страны, не удалось создать национальный репертуар книжной продукции, т.е. ретроспективный библиографический указатель продукции русского книгопечатания. Точнее, имеются лишь его фрагменты, например, «Сводный каталог русской книги гражданской печати XVIII века, 1725–1800» и др. Это очень трудоемкая и архисложная задача остается не решенной и в других странах.

Образование национальных библиотек и органов национальной библиографии по сути дела является венцом библиотечно-библиографической систему в условиях книжной культуры, завершением ее структуры. Однако создание хорошо задуманной системы учреждений еще не означает полного преодоления коммуникационных барьеров, свойственных документной коммуникации (см. пункт 4.3.3). По-прежнему, хотя и в несколько смягченном виде, тревожит ученых информационный кризис «мы не знаем, что мы знаем», остается противоречие между текущими потоками литературы и индивидуальными возможностями восприятия их отдельными читателями.

8.        Лозунг Всемирной парижской выставки 1900 г. звучал так: «От общества производства – к обществу потребления». Экономика индустриальных стран в начале XX века была озабочена не «хлебом насущным», а предоставлением товаров и услуг, делающих жизнь людей комфортабельнее, разнообразнее, интереснее. Основными потребителями этих товаров и услуг стали городская буржуазия и рабочие, которые располагали определенными денежными средствами и досуговым временем. Культурные требования потребителей этого рода были не высоки, ибо не высок был уровень их образованности, интеллектуального и эстетического развития. Их привлекали незамысловатые развлечения и игры, компенсирующие монотонность труда и повседневной жизни за счет красивых иллюзий и мифов. Но зато это был массовый спрос, на который стало ориентироваться массовое производство, это была массовая аудитория, представляющая собой массового реципиента для средств массовой коммуникации.

Средства массовой коммуникации, стремясь удовлетворить платежеспособный спрос массовых аудиторий, пошли не по пути просвещения, одухотворения, облагораживания этих аудиторий, а по пути предоставления им вульгаризированных и примитивизированных культурных смыслов, которые получили название массовой культуры. Подчеркнем, что средства массовой коммуникации – пресса, кино, радиовещание, телевидение, – это не средства массовой культуры, это средства подлинной культуры, но они могут быть вульгаризированы и примитизированы корыстными коммуникантами.

Внешние, поверхностные отличия массовой культуры от возвышенной и возвышающей Культуры с большой буквы видятся в легкой доступности, приобретаемости, а не выстраданности, тиражируемости, связи с техникой, но не это главное. Главный порок массовой культуры заключается в ориентированности на обывательские интересы, в утрате нравственного, эстетического, познавательного потенциала подлинных культурных ценностей.

Первым «посланником» массовой культуры стала газета. Не случайно на рубеже веков разовые тиражи отдельных газет достигали 60–100 тысяч экземпляров. Этот коммерческий успех вызвал неоднозначную реакцию у европейских интеллектуалов. Н.С. Гумилев делил людей на «читателей книг» и «читателей газет», отдавая безусловное предпочтение первым. М.И. Цветаева называла читателей газет «жевателями мастик» и «глотателями пустот», а газету – «экземой»; Герман Гессе окрестил эту эпоху «фельетонной» («Игра в бисер»).

Кино быстро завоевало популярность у массовой аудитории. В 1917 году половина населения Англии каждую неделю посещала кинотеатры. Кинематограф с его общедоступностью и дешевизной билетов сделался эталоном «демократического, народного» театра, где исчезли перегородки между ложами, партером и галеркой. Кино уравнивало всех, поэтому оно ориентировалось не на немногочисленную элиту, а на массового зрителя, чуждого «высокому искусству».

Радиовещание и телевидение пришли в дом каждого человека XX века, заполнили своими программами его свободное время. В домах состоятельных буржуа произошла перепланировка жилищного пространства: если до середины 50-х годов центром этого пространства был камин, и интерьер комнаты организовывался соответствующим образом, то теперь центром стал телеприемник; другой вариант – телевизор вместо пианино. Телевидение усугубило атомизацию индустриального общества, подменило живую культурную микрокоммуникацию коммуникацией виртуальной. Раньше люди путешествовали, разговаривали, думали, чтобы познать мир и приобщиться к настоящей Культуре, а теперь телезритель довольствуется культурными суррогатами, предлагаемыми ему с телеэкрана в готовом и хорошо упакованном виде. Социологические исследования показали, что телесмотрение заменяет многим посещение кино и театра и вытесняет чтение художественной литературы.

9.        Средства массовой коммуникации проявили себя как мощное орудие управления людьми: реклама, пропаганда, паблик рилейшнз, информационные технологии стали предметом профессиональных занятий. Более того, эти средства стали оружием информационных войн.

Информационная война – использование тенденциозно подобранных сообщений для воздействия на массовую аудиторию в своей стране или в других странах. Если информационная война ведется в социальном пространстве своей страны, она представляет собой коммуникационное управление в форме ГуМ; если она перенесена на территорию другой страны, ее можно квалифицировать как МуМ. Тенденциозность заключается не только в искажении (полуправде) или заведомой ложности распространяемых средствами массовой информации смыслов, но и в расчетливом выборе последовательности сообщений, их увязке с другими событиями. «Война смыслов» – это один, так сказать, «гуманитарный» плацдарм информационных войн, изначально им присущий. С появлением электронной коммуникации появился другой – «технический» плацдарм: возможность вносить помехи в радиосвязь, выводить из строя компьютерные сети, парализовать системы управления; здесь главными «воюющими сторонами» становятся логико-математические и программные средства.

10.    XIX и XX век – время появления социальных прикладных дисциплин, предметом которых стали различные коммуникационные явления. В их числе: палеография, инкунабуловедение, книговедение, библиографоведение, библиотековедение, киноведение, теория массовой коммуникации, теория журналистики.

в начало

5.6. Мультимедийная коммуникационная культура

Мы живем в период бифуркации IV, когда господство машинной полиграфии постепенно уступает место мультимедийным телевизионно-компьютерным каналам. Однако о становлении мультимедийной ОКС говорить еще рано. Использование электромеханических (телеграф, телефон, фонограф, кинематограф) или радиоэлектронных (радио, телевидение, видеозапись) устройств не означает выхода за пределы книжной коммуникационной культуры, ибо основные культурные смыслы фиксируются, передаются и хранятся в документной форме. Новые коммуникационные средства дополняют индустриальную книжность, но не заменяют ее. Когда же пробьет час мультимедийности? Есть два критерия, позволяющие ответить на этот вопрос:

А.       Замена линейного текста нелинейным гипертекстом. Книжность изначально связана с линейной последовательностью знаков; письменные тексты одномерны: они читаются буква за буквой, слово за словом, и никак иначе. Мышление же человека вовсе не линейно, напротив, психическое пространство многомерно (см. параграф 1.1), и в нем каждый смысл связан с другими смыслами не только в силу пространственно-временной смежности, а в силу разнообразных формальных и содержательных ассоциаций. Поэтому письмо лишь частично выражает мысль, подменяя ее гибкую многомерность жесткой одномерностью («мысль изреченная есть ложь», по словам Ф.И. Тютчева).

Гипертекст – это совокупность содержательно взаимосвязанных знаков, где от каждого знака в процессе чтения можно перейти не к одному единственному, непосредственно следующему за ним, а ко многим другим, так или иначе связанным с данным. Таким образом, воспроизводится многомерность человеческого мышления, и значит, смысловая коммуникация получается более полной и точной, чем в случае линейного письма. Для моделирования многомерных связей между знаками требуется виртуальное пространство, которое создается современными компьютерными системами. Причем в гипертекст в качестве смысловых элементов могут включаться не только отдельные слова, фразы или документы, но и изображения, музыкальное сопровождение, короче – все средства мультимедиа. В итоге человек из читателя превращается в пользователя мультимедийной ОКС, оперирующего письменной и устной речью, изображениями любых видов, кино- и видеороликами, таблицами и схемами, созданными компьютером по его требованию. Гипертекстовые языки применяются в системе Интернет (см. 4.4.4), но широкое их распространение – дело будущего.

 

Б.       Ведение смыслового диалога «человек – компьютер». Имеются в виду не подсказки, напоминания или запреты, которые предусмотрены «дружественным» программным обеспечением, а именно смысловая коммуникация человека и компьютера. В связи с перспективами смысловой коммуникации такого рода приобретает актуальность вопрос «может ли машина мыслить?», ибо разумному человеку не пристало вести диалог с безмозглым болваном. Исследование интеллектуальных возможностей компьютеров, т.е. проблемы искусственного интеллекта, привело к следующим выводам:

•           Интеллект компьютера зависит от того, какими знаниями программисты могут его наполнить. Беда в том, что человек не может формализовать и объективировать все свои знания, – люди знают больше, чем могут выразить, поскольку у человека есть сфера бессознательного, которой у компьютера нет. Например, знание правил игры не делает человека шахматистом; квалифицированный шахматист знает гораздо больше, чем свод правил, но рассказать об этом не может.

•           Компьютер не способен овладеть метафорами, иронией, ему чужда «игра слов», значит, свободный, а не адаптированный диалог человека и компьютера невозможен.

•           Компьютеры чужды эмоциям и желаниям, они не обладают эмоционально-волевой сферой, они не могут сочувствовать человеку, поэтому искусственный интеллект всегда будет чужд интеллекту естественному с его заботами и радостями.

•           Поскольку в социальной коммуникации участвуют правое и левое полушария партнеров, а у компьютера есть лишь аналог левого полушария, компьютер никогда не сможет понять в полной мере сообщения людей. Люди могут понимать друг друга вообще без слов, что компьютеру недоступно.

Короче говоря, на вопрос «может ли компьютер мыслить?» был получен ответ: да, может!, но не по-человечески, а по-машинному, в пределах своего ограниченного искусственного интеллекта. Но и такое «машинное» мышление – немаловажное приобретение для общественных коммуникационных систем, которое может служить качественным отличием мультимедийных ОКС от книжной культуры.

Совершенно очевидно, что коммуникационная деятельность человека, постоянно имеющего дело с мультимедийными гипертекстами и искусственным интеллектом, будет другой, чем коммуникационная деятельность интеллигента-книжника. Трудно предсказать априори эти различия, но можно сделать вывод, что господство мультимедийной коммуникационной культуры наступит тогда, когда появится поколение людей, воспитанных в лоне этой культуры.

Поколению людей мультимедийной культуры, по мнению большинства социальных философов, предстоит жить в постиндустриальном информационном обществе, которое соответствует стадии постнеокультуры (см. Введение). Интернет – «первая ласточка» информационного общества, но первая ласточка, как известно, не делает весны. Остановимся на типологических признаках, или показателях, отличающих информационное общество от аграрного или индустриального общества предыдущих исторических эпох.

1.        Технико-технологические показатели: всеобщая компьютеризация, распространение и доступность персональных компьютеров и сверхмощных ЭВМ пятого и последующих поколений; удобный и простой человеко-машинный интерфейс, использующий несколько органов чувств человека; «дружественность» и антропоморфичность информационных технологий; мобильные и персональные средства связи; глобальная коммуникация с использованием спутников, лазеров, волоконно-оптических кабелей. Короче, информационное общество должно опираться на мощную мультимедийную телевизионно-компъютерную коммуникационную систему.

2.        Социально-экономические показатели: превращение социальной информации, т.е. общественного знания, в ключевой экономический ресурс, решающий фактор интенсификации промышленного и сельскохозяйственного производства, ускорения научно-технического прогресса; информационные технологии, продукты и услуги становятся основным товаром рыночной экономики; концентрация в информационном секторе экономики до 80% трудоспособного населения; модернизация старых и появление новых информационных профессий умственного труда; практика выполнения большей части трудовых функций в домашних условиях благодаря телекоммуникации; демассовизация народного образования, досуга и быта людей. Короче, сплошная информатизация общественного производства и повседневной жизни.

3.        Политические показатели: демократизация социальных коммуникаций, гласность и открытость общественной жизни, гарантированная свобода слова, собраний. Короче, либерально-демократический политический строй.

4.        Интеллектуальные показатели: активное использование постоянно растущего культурного наследия, расцвет науки, образования, искусства, религиозных конфессий и соответствующих миди- и макрокоммуникаций развитие национального интеллекта и всемирного универсума знаний; прогрессирующее духовное развитие личности, переход от материально-потребительских ценностных ориентации к познавательным и этико-эстетическим ориентациям; развитие микрокоммуникации и творческих, культуросозидательных способностей индивидов; становление «хомо информатикус» или «хомо интеллигенс». Короче, всестороннее развитие социального и личного интеллекта.

Обобщая названные показатели, получаем следующую дефиницию информационного общества:

Информационное общество – интеллектуально развитое либерально-демократическое общество, достигшее сплошной информатизации общественного производства и повседневной жизни людей благодаря мощной телевизионно-компьютерной базе. В этой дефиниции учтены четыре типологических признака информационного общества, перечисленные выше. Очевидно, что формирование мультимедийной ОКС – необходимая предпосылка превращения утопии информационного общества в реальный факт.

в начало

5.7. Выводы

1.        Эволюция человеческой культуры и эволюция социальных коммуникаций не просто взаимосвязаны, – они совпадают друг с другом, поскольку коммуникация есть органическая часть культуры. Поэтому стадия развития социальных коммуникаций совпадают со стадиями движения культуры.

2.        Обнаруживаются следующие зависимости между стадиями культуры и видами коммуникации:

•         археокультура – сфера микрокоммуникации;

•         палеокультура – наряду с микрокоммуникацией появляются мидикоммуникации: религиозная, литературная, художественная, материально-производственная;

•         неокультура – массовизация и развитие макрокоммуникации: появление технических средств массовой коммуникации, международного культурного сотрудничества и информационных войн, глобализации коммуникационных систем.

3.        Различаются три уровня коммуникационной культуры: словесность, книжность, мультимедийность. Книжность включает три поколения: рукописная книжность, мануфактурная книжность, индустриальная книжность.

4.        Смена коммуникационных культур и утверждение новых коммуникационных каналов происходило не без борьбы, потому что в них усматривали не только благо, но и зло. Письменность нарушила архаичную гармонию между индивидуальной памятью и общественным знанием; мануфактурная книжность лишила письменность священного ореола, десакрализовала ее; индустриальная книжность породила коммерциализованную массовую культуру; именно печатный текст стал источником формализма, наконец, мультимедийность угрожает примитивизацией и инфантилизацией массовых аудиторий.

5.        На стадии неокультуры появляются специальные дисциплины, изучающие различные коммуникационные явления: палеография, инкунабуловедение, книговедение, библиотековедение, библиографоведение, киноведение, теория массовой коммуникации.

6.        В табл. 5.2 сделано сопоставление словесности, книжности, мультимедийности, которое демонстрирует различия между этими видами коммуникационной культуры.

Таблица 5.2 Сопоставление словесности, книжности, мультимедийности

7.        Terra incognita эволюции социальных коммуникаций обнаруживается при метатеоретическом ее осмыслении. Известны тысячи отечественных и зарубежных публикаций, посвященных истории книги и книжного дела, библиотек и библиографии, словесности и палеографии, но практически нет исследований, связывающих в единое целое словесность, письменность, книжность, телевизионно-компьютерные средства коммуникации. Поэтому остаются открытыми многие вопросы. Например:

7.1.       Как повлиял на психическое читателей переход от чтение вслух, свойственного манускрипту, к молчаливому чтению «про себя», свойственному печатной продукции? Есть мнение, что «дематериализация слова», т.е. освобождение его от звуковой оболочки, способствовали оперированию смыслами в сознании человека и развитию абстрактного мышления, что благодаря чтению «про себя» люди открыли самосознание и мир психики. Так ли это? Действительно ли телесмотрение стимулирует леность мысли и интеллектуальный инфантилизм?

7.2.       Какое воздействие на психику человека окажут мультимедийные гипертексты и общение с искусственным интеллектом? Чем коммуникационная деятельность пользователя мультимедийной ОКС будет отличаться от коммуникационной деятельности интеллигента-книжника XX века?

7.3.       Возможна ли свобода творчества коммуникантов в условиях коммерциолизации всех коммуникационных каналов, кроме вербального и невербального?

7.4.       Как взаимосвязаны эволюции социальных коммуникаций в Западной Европе и в России? В чем своеобразие русской национальной коммуникации?

7.5.       Возможна ли элитарная культура без средств массовой коммуникации? Возможна ли массовая коммуникация без элитарных коммуникантов?

в начало

Литература

1.           Берков П.Н. История русской журналистики XVIII–XIX веков. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1952. – 572 с.

2.           Владимиров Л.И. Всеобщая история книги. – М.: Книга, 1988, – 312 с.

3.           Глухов А.Г. Судьбы древних библиотек: Научно-художественные очерки. – М.: Либерия, 1992. – 160 с.

4.           История русской журналистики XVIII–XIX веков / Под ред. А.В. Западова. – М.: Выс. школа, 1963. – 516 с.

5.           Книга: Энциклопедия / Редкол.: И.Е. Баренбаум, А.А. Беловицкая, А.А. Говоров и др. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. – 800 с.

6.           Комиссаренко С.С. Клуб как социально-культурное явление. Исторические аспекты развития: Учеб. пособие. – СПб.: СПбГАК, 1997. – 157 с.

7.           Мечковская Н.Б. Язык и религия: Пособие для студентов гуманитарных вузов. – М.: Агентство «ФАИР», 1998. – 352 с.

8.           Овсепян Р.П. История новейшей отечественной журналистики (февраль 1917 – начало 90-х годов). – М.: Изд-во МГУ, 1996. – 207 с.

9.           Петров Л.В. Массовая коммуникация и культура. Введение в теорию и историю: Учеб. пособие. – СПб.: Гос. ун-т культуры, 1999. – 211 с.

10.       Пятьсот лет после Гуттенберга. 1468–1968. Статьи, исследования, материалы. – М.: Наука, 1968. – 415 с.

11.       Соколов А.В. Эволюция социальных коммуникаций: Учеб. пособие. – СПб.: ЛОПИ. 1995. – 163 с.

12.       Средства массовой коммуникации и современная художественная культура. Становление средств массовой коммуникации в художественной культуре первой половины XX века. – М.: Искусство, 1983. – 311 с.

в начало

на предыдущую страницу <<< к содержанию >>> на следующую страницу