РЕЧЕВЫЕ ОШИБКИ
1.3.
Лексико-семантические ошибки
1.6. Редакторский
комментарий к теории языковой нормы
1.7. Авторская
речевая вольность
3.
НОРМАТИВНО-ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ОШИБКИ
на предыдущую страницу <<< к содержанию >>> на следующую страницу
Как уже было сказано в I главе, речевые ошибки – это ошибки в коде, ошибки плана выражения. Редко, но такая ошибка может внести искажение и в план содержания, то есть стать фактической ошибкой.
В современной науке нет терминологического названия речевой ошибки, но когда-то оно было. Это хорошо известное слово «ляпсус», пришедшее в русский язык из ученой латыни – lapsus. Но в русском языке произошел сдвиг значения слова: ляпсусом стали называть не просто речевую ошибку, а грубую ошибку. В профессиональной среде «ляпсус» укоротился в просторечный «ляп».
Для любознательных: lapsus происходит от labor – работа, труд. Отсюда же – лаборатория, лейборист. Мораль: ошибается только тот, кто работает.
Речевые ошибки делятся на две неравноценные и неравнообъемные группы: нормативные ошибки и обыкновенные опечатки, о которых тоже нужно сказать несколько слов.
А. Опечатки
Опечатки не имеют отношения к языковой грамотности. Опечатки – это результат невнимательности или небрежности производителей текста: автора, машинистки, наборщика, корректора. Типология опечаток – замещения, пропуски, перестановки букв, слов, строк и т.п. – для литературного редактирования не представляет интереса, потому что механизм опечаток не лингвистический, а психологический. В устной реализации текста опечаткам соответствуют разного рода обмолвки[[1]].
Опечатки – механические ошибки. Они легко распознаются, ибо уродуют слово. Но все-таки есть два типа опечаток, порождающих лингвистические проблемы.
Первый тип – опечатки, маскирующиеся под орфографические ошибки. Они создают трудности для учителя – трудности оценки грамотности ученика.
Второй тип – опечатки, превращающие одно слово в другое. Они создают трудности в понимании текста. Особенность опечаток в том, что их исправление не требует особой подготовки – их может исправить любой читатель. Опечатки как тип ошибок в научной и методической литературе не выделяются. Их считают ошибками орфографическими, пунктуационными, стилистическими и т.д. Иначе: класс ошибок по невниманию загоняют в класс ошибок по незнанию. Школьные учителя делают именно так. Это чисто формальный подход к ошибкам учеников. Причина такого формализма понятна: часто бывает трудно определить, почему допущена ошибка в школьном сочинении. То ли это досадная ошибка, то ли это элементарная орфографическая или какая-либо другая ошибка. В издательском деле трудности с выделением опечаток не следует преувеличивать.
Такой пример. В начале первой книги романа А. Чаковского «Блокада» есть фраза: «Он снял трубку телефона и, набрав на диске три номера, сказал...» очевидно, что персонаж набрал один номер из трех цифр и что автор различает слова «цифра» и «номер». То, что это ошибка на невнимание подтверждается аналогичной фразой в конце той же книги: «Он медленно набрал четыре цифры на диске». Ошибку эту должен был заметить и исправить редактор.
Еще несколько примеров опечаток из подборок журнала «Крокодил», опубликованных в 1983 году (читатели прислали). Найдите их и объясните сами.
«Восемь квалифицированных строителей, шестнадцать пар умелых, рабочих рук – хорошее подспорье...» (Газета «Маяк Арктики»).
«720 миллионов человек живет сегодня во Львове. 10 тысяч квадратных метров – таков жилой фонд города». («Строительная газета»).
«Воспитанный переход терпеливо ждет красного сигнала и затем чинно ступает на проезжую часть». (Газета «Советская Мордовия»).
«Колхоз имеет 17 тысяч овцематок, от которых ежедневно получает 35 тысяч племенных ягнят». (Газета «Знамя труда»).
«Вещи, обработанные антимолевым препаратом, в течение шести месяцев боятся моли». (Газета «Советское Причулымье»).
Ошибки такого рода – хороший материал для психологического анализа.
Совершенно естественно, что некоторые опечатки могут порождать вторичные, смысловые ошибки. Цифровая опечатка сразу становится фактической ошибкой. Даже пропуск наборщиком одной буквы в слове может привести к смысловому сдвигу. Увидите ли вы такую, хорошо замаскированную опечатку в рекомендованной для вас книге А. 3ападова «От рукописи к печатной странице» (С. 194): «...Заводы потребители в тоже время бывают и поставщиками. Нарушения взаимных контактов, ссоры покупателей с продавцами при частой смене ролей ни к чему хорошему для них не приводят». Заменили опечатку? «Взаимные контакты» здесь ни при чем. У автора в рукописи были «взаимные контракты».
Существуют закономерности таких мелких опечаток. С точки зрения читателя и корректора:
– легче замечается замена буквы, чем ее пропуск,
– легче замечается замена или пропуск букв большой высоты (р, ф, у), чем низкой (о, л, м)[[2]].
Опечатка – мелкий профессиональный огрех – не более. Но в советское время за опечатку можно было поплатиться свободой. Были такие специфические опечатки, которые знали наизусть все корректоры и редакторы и истории вокруг которых служили профессиональным фольклором. Например, пропуск буквы «р» в слове «Ленинград», пропуск буквы «л» в слове «главнокомандующий».
В «Ленинградской правде» за 16 января 1938 года было опубликовано письмо читателя:
«В заметке одного из январских номеров «Сталинской правды» «выпали» две буквы. Эта «опечатка» исказила весь смысл заметки, придав ей явно контрреволюционный характер.
Трудно поверить, что эта опечатка появилась «по невнимательности наборщика» или «по недосмотру корректора», ибо подобные столь «досадные опечатки» имели место и ранее на страницах «Сталинской правды».
Точно ли уверен Волховский РК ВКП(б), что в газете и типографии не орудует вражеская рука?»
В районной печати всегда остро стояла проблема квалифицированных кадров. После такого доноса эта проблема в «Сталинской правде», видимо, стала катастрофической.
Задание 10. Найдите в трех фрагментах газетных текстов опечатки. Желательно, с первого чтения. Для несообразительных есть «Ответы...» в конце учебного пособия.
1. «10 мая 1921 года «Полтава» вместе с другими кораблями, находившимися у острова Готланд, попала в шторм, потеряв мачты... Работы затянулись, что вызвало беспокойство Петра I...»
2. «В канадский порт Галифакс на днях вошло судно «Сага Зиглар»... точная копия старинных лодок викингов... На таких суднах, как полагают, тысячу лет назад викинги совершали смелые трансатлантические плавания».
3. «На прилавках и стендах внушительный по своему многообразию набор товаров – от современных компьютеров, только что доставленных из Нью-Йорка, до элегантных женских бра и сумочек известных итальянских дизайнеров».
Б. Нормативные ошибки
Нормативные ошибки включают в себя различные нарушения норм речи. Этот тип ошибок дает, наверное, не менее 90% всех текстовых ошибок, поэтому будет классифицирован более подробно. Материал этот хорошо знаком по курсам русского языка и практической стилистики. Новым будет только подход.
Во-первых, вводится новый термин «нормы речи» («речевые нормы»), который объединяет известные вам понятия: из русского языка – языковой нормы и из стилистики – стилевой нормы. Во-вторых, в этом учебном пособии будет предложена и рассмотрена третья норма речи – эстетическая[[3]].
Соответственно трем нормам речи выделяются и три типа нормативных ошибок: 1) нормативно-языковые, 2) нормативно-стилевые, 3) нормативно-эстетические.
Кроме того, и это в-третьих, нормативные ошибки могут быть очень разными по своему весу, по своей неправильности. Эту разницу и в практических и в учебных, целях полезно градуировать, выделив четыре степени ошибок:
1) индивидуальные ошибки – редкие, поэтому грубые ошибки, которые допускаются немногими; это непростительные ошибки, безоговорочно осуждаемые редакторами;
2) регулярные ошибки – нередкие, поэтому негрубые ошибки, которые допускаются многими и встречаются довольно часто; это простительные ошибки, неоднозначно оцениваемые редакторами (то ли ошибка, то ли погрешность; то ли исправлять, то ли оставить);
3) массовые ошибки, которые допускаются почти всеми и которые уже не осознаются ошибками; это победившие ошибки, с которыми, как правило, но не всегда, невозможно бороться;
4) узаконенные ошибки, то есть массовые ошибки, признанные нормализаторами языка и подаваемые в словарях и грамматиках как норма. Они ошибки только исторически и, естественно, не редактируются.
Нормативно-языковые ошибки – это, как было сказано, нарушения языковых норм, точнее норм литературного языка, поэтому и нормы иногда называются литературными.
Разновидностей, типов нормативно-языковых ошибок семь: а) орфографические, б) пунктуационные, в) лексико-семантические, г) грамматические (морфологические и синтаксические), д) фразеологические (структурные и семантические).
Вы изучали орфографию, по крайней мере, 13 лет, поэтому добавить можно немногое.
Орфография – самая нормированная сторона языка. Правила орфографии – самые строгие нормы речи, своего рода, ГОСТы – Государственные стандарты, обязательные для всех. Вспомните пометы орфоэпических словарей: допустимое, разговорное, устаревающее и т.п. А сколько равноправных вариантов произношения? Ничего этого как будто нет в орфографическом словаре – только правильные варианты, все остальное – безграмотность.
Но это не совсем так: и в орфографическом словаре есть варианты, о которых многие и не подозревают. Просто их гораздо меньше, чем в орфоэпическом. На 104 тысячи слов орфографического словаря приблизительно 800 имеют двойное написание. В основном это специальная лексика иностранного происхождения, вроде: «висмутит» и «бисмутит» (минерал).
Рекомендованное вам в III главе слово «воляпюк» в орфографическом словаре имеет другое написание – «волапюк». Написание через «я» дает словарь иностранных слов. И этот нюанс редактор должен знать.
Вот несколько известных (нередких) слов с двойным написанием: бескрайний – бескрайный, будничный – буднишний, вольер – вольера, козырной – козырный, кринка – крынка, матрас – матрац, ноль – нуль.
Вопрос на засыпку: в какой газете допущена орфографическая ошибка?
«Известия»: «Неродившийся еще ребенок уже обещан одной лисабонской семье».
«Ленинградская правда»: «В лиссабонском дворце спорта состоялся массовый митинг».
Вроде бы правильный второй вариант, потому что на географических картах везде – Лиссабон. Но лучше навести справку. Где? Где лично вы будете наводить такую справку? Можно посмотреть в Энциклопедический словарь, хотя это и не авторитет для орфографии. Там только первый вариант – Лисабон. Проще всего и лучше всего обратиться к «Словарю ударений для работников радио и телевидения», посмотреть его вторую часть – «Имена собственные». Там вы увидите такую рекомендацию: Лиссабон (Лисабон). Вот теперь можно ответить на вопрос: обе газеты правы. Кстати, написанные с одним «с» ближе к португальской орфографии – Lisboa. И все это надо знать редактору.
Орфографический разнобой обычно отражает сложную историю слова. Чем отличается шпаклевка от шпатлевки? В словаре Ожегова приводится только первое слово, в 4-томном оба: шпатлевка – то же, что шпаклевка. И орфографический словарь дает два слова.
Разберемся. У слова «шпаклевка» два значения: замазка и замазывание, а производится шпаклевание лопаточкой, которая называется немецким словом «шпатель». Теперь ясно, что первоначальная форма слова была «шпатлевка». А новая форма по происхождению ошибка. Причина ошибки – ложная этимология: шпаклевать – затыкать паклей. Но затыкать паклей в русском языке называется «конопатить» (от «конопля»: см. «Этимологический словарь»).
Квалифицированный литературный редактор знает даже историю правописания некоторых слов, если эта история непростая и показательная. Например, название обезьяны «орангутан».
Оно пришло в европейские языки из малайского, где означает «лесной человек». Попав в русский язык в XIX веке, оно сразу получило наконечное «г» по аналогии с первой частью слова – «орангутанг». И эта орфографическая и произносительная ошибка была узаконена. Затем появилось дефисное написание слова, наверное, потому, что из-за двух «г» очень сильно ощущалась двусоставность слова. Орфографический словарь 1885 года дает двойную норму: «орангутанг (и орангутанг)». В словаре 1936 года остается только второй, дефисный вариант – узаконено второе изменение. А в последних изданиях орфографического словаря зафиксирован отказ от дефиса и наметился отказ от второго «г»: «орангутан (и орангутанг)». Надо ожидать, что в ближайших изданиях (начала XXI века) победит правильное написание этого слова, соответствующее его этимологии. И на все это уйдет около 130 лет.
Случай, который был продемонстрирован, очень сложный. А в общем-то орфографические ошибки в полиграфических изданиях встречаются редко. Наибольшее их количество найдем в низовой печати. Правда, есть одно исключение – массовая орфографическая ошибка: написание слова «мэтр» (учитель) через «э», хотя все словари дают «метр» через «е». Это стихийное изменение орфографии очень умное: оно разводит графику двух совершено разных слов, существующих в одном обличье: «метр» (единица измерения) и «метр» (учитель). Орфографическим словарям нужно узаконить стихийную орфографическую норму. И еще одна незаконная подвижка в русской орфографии. Она возникла после развала СССР. В 1992 году эстонский парламент принял решение писать название своей столицы по-русски с двумя «н» на конце – Таллинн (как и по-эстонски – Tallinn). В России никто не удивился, никто не возмутился. Более того, новое написание быстро приняли, особенно на телевидении. Затем русскую орфографию поправили в независимом Казахстане: Алма-Ата превратились в Алма-ты. Так же Киргизия превратилась в Кыргызстан, а Белоруссия в Беларусь. Исправление русской орфографии происходило через информационные агентства так:
Был Ашхабад, стал Ашгабат
Ашгабат – так пишется и произносится теперь название столицы Туркменистана.
Президиум Верховного Совета республики принял постановление об упорядочении написания на русском языке наименований областей, районов и городов с сохранением туркменской транскрипции в соответствии с требованием закона Туркместана «о языке».
ИТАР – ТАСС («Известия», 6 мая 1992 г.)
Самое странное, что молчала Российская академия наук – Институт русского языка, который и занимается кодификацией русского языка, в том числе русской орфографии. Это то же самое, как если бы государственная дума России приняла постановление: английское написание Moscow, немецкое Moskau, французское Moscou отменить, всем писать Moskwa. От скандала Европу спасло бы только хорошее чувство юмора.
В России государственные органы три года не замечали смехотворной ситуации. Национальное самолюбие первым проснулось у того же телевидения: НТВ отказалось подчиняться эстонскому парламенту и перешло на прежнюю орфографию: в титрах прогноза погоды появился Таллин – с одним «н» на конце. И наконец в 1995 году орфографическая проблема была исчерпана правительственным постановлением. Приведем его полностью:
«Правительство РФ упорядочило использование названий иностранных государств – республик бывшего СССР и их столиц в соответствии с традициями и нормами русского языка. Вопрос был также рассмотрен и одобрен президентом РФ.
Отвергая возможные упреки в адрес правительства по поводу каких-либо скрытых политических мотивов, следует заметить, что новые (одновременно являющиеся не очень хорошо забытыми старыми) названия легко и привычно произносить по-русски, и они соответствуют исторической традиции.
Итак, отныне названия государств, бывших в прошлом республиками СССР, и их столиц будут звучать, в том числе и в официальной документации, следующим образом:
Название
государства, полная форма* |
Название
государства, краткая форма* |
Название столиц |
Азербайджанская Республика |
Азербайджан |
Баку |
Республика Армения |
Армения |
Ереван |
Республика Белоруссия |
Белоруссия |
Минск |
Республика Грузия |
Грузия |
Тбилиси |
Республика Казахстан |
Казахстан |
Алма-Ата |
Киргизская Республика |
Киргизия |
Бишкек |
Латвийская Республика |
Латвия |
Рига |
Литовская Республика |
Литва |
Вильнюс |
Республика Молдова |
Молдавия |
Кишинев |
Республика Таджикистан |
Таджикистан |
Душанбе |
Туркменистан |
Туркмения |
Ашхабад |
Республика Узбекистан |
Узбекистан |
Ташкент |
Украина |
Украина |
Киев |
Эстонская Республика |
Эстония |
Таллин |
*Полные и краткие формы названий государств равнозначны[[4]].
И последнее. С появлением компьютерных программ контроля за правильным написанием слов орфографические пробелы перестают мучить даже бывших двоечников.
Правила расстановки знаков препинания менее строгие, чем орфографические. Здесь больше вариантов[[5]], больше выбора, особенно в экспрессивных текстах. Даже возможны индивидуальные особенности в расстановке знаков препинания. Вспомним хотя бы известное пристрастие М. Горького к тире.
Вообще тире в наше время превратилось в агрессивный знак, вытесняющий другие знаки, прежде всего двоеточие, частота которого уменьшилась. Редко встречается в современной печати и точка с запятой. Вместо точки с запятой авторы предпочитают ставить просто точку и, тем самым, делить длинное предложение на два коротких. В этом отражается особенность газетного синтаксиса.
Индивидуальные знаки препинания встречаются не только в художественной литературе, но и в публицистике. У Анатолия Аграновского таким любимым знаком было двоеточие. Два коротких примера из очерка «Обтекатели»:
– «Место происшествия: авиаремонтный завод»;
– «Капаницына... лишили звания. Его и еще одного: алкоголика».
В обоих случаях на месте двоеточия по правилам необходимо тире. Что делать редактору? Очень непростая ситуация. Ее нельзя решать формально, ибо ситуация эта не в информационном тексте, а в художественно-публицистическом.
Если же мы перейдем к поэзии, то пунктуационные проблемы возрастут неизмеримо и надо будет признать, что, во-первых, расстановка знаков препинания в стихотворных произведениях наполовину субъективна, а во-вторых, многие поэты просто не в ладах с пунктуацией и полагаются на грамотность редактора. Рекордсменом среди них, пожалуй, является Джордж Байрон. Литературоведы часто цитируют его признание: «Я знаю, что такое запятая, но не знаю, куда ее ставить». За него это делала его кузина. В некоторых стихотворениях Байрона нет ни одной запятой. Из русских поэтов можно указать высокообразованного Федора Тютчева. Одновременные небрежность и оригинальность его пунктуации попортили много нервов его издателям[[6]]. Отклонения поэтической пунктуации от нормативной – это не каприз поэтов, а объективная особенность поэзии. И поэтому работа редактора с поэтом над изданием его стихотворений даже с точки зрения только знаков препинания превращается в серьезный экзамен профессиональной компетенции редактора.
В истории мировой поэзии есть случаи полного отказа поэтов от знаков препинания. Советскими редакторами это пересекалось безжалостно. Андрей Вознесенский вспомнил об этом недавно в газетном интервью: «...Стихи без запятых – это в застойные времена было пострашнее, чем стихи против Советской власти...» (Комсомольская правда. 24 ноября 1994 г.).
Задание 11. В знаменитом стихотворении О. Мандельштама, написанном в 1933 году, отметьте все случаи несовпадения авторской пунктуации с общими правилами.
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы как черви жирны,
И слова как пудовые гири верны,
Тараканьи смеются глазища
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей,
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подкову дарит за указом указ –
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз, –
Что ни казнь у него – то малина
И широкая грудь осетина.
Попутно. И среди журналистов встречаются страдающие байроновской болезнью и высокомерно считающие, что для расстановки запятых есть корректоры.
Пунктуационная система русского языка более гибкая, чем система орфографическая. Поэтому она более открыта для стихийных процессов, не сдерживаемых официальными правилами. И редактор должен хорошо знать эти процессы. Продемонстрируем два из них, может быть, самых малозаметных.
Первый процесс – уменьшение количества закавыченных слов в газете. Кавычки, этот малозаметный знак препинания, был, между тем, самым любимым, самым агрессивным знаком препинания в советской печати. И в печати фашистской Германии тоже. Этот знак тоталитарной прессы. О нем есть небольшая научная литература[[7]].
Посмотрите еще раз в разделе об опечатках текст письма читателя с доносом на районную газету. Пять закавыченных слов и словосочетаний в четырех предложениях! Подумайте самостоятельно: о чем сигнализируют эти знаки? Зачем читатель их употребил?
Кроме своей прямой задачи – выделения цитат, чужих слов – кавычки выполняли также очень специфическую функцию подстраховки автора текста: как бы меня не поняли превратно, как бы чего не вышло. Закавычивались газетные метафоры: «второй хлеб», «королева полей». Вдруг читатель поймет буквально? Закавычивалось ироническое словоупотребление: «солидная» газета, новая «конституция». Вдруг читатель не поймет иронии? Закавычивались разговорно-просторечные слова: «заколачивать» деньги, «подкинуть» идею. Вдруг читатель подумает, что это слова из моего лексикона? Особенно тщательно закавычивалась идеологически чужая лексика: «холодная война», «советская угроза», «права человека», «инакомыслие». Лингвисты усматривали в кавычкомании некоторую стилистическую ущербность советской газеты, но журналисты-практики этого в упор не видели.
Рухнула советская идеология, и кавычки незаметно исчезли со страниц обновленных газет. Следы старой болезни можно встретить у журналистов старшего поколения. Молодежь от нее свободна.
Второй процесс – стихийная попытка изменить правописание русских буквенных аббревиатур на западный манер: ставить в сокращениях после заглавных букв точки: театр-студия А.К.Т., фирма Т.А.К.Т., А.О. Наблюдаются колебания: на телеэкране – студия О.С.П., в телепрограмме – ОСП; на телеэкране – программа V.I.Р., в телепрограмме – VIР. Примеров немного, но они показательны. Процесс пошел.
В «Словаре сокращений русского языка» 1983 года издания 17700 сокращений, из них всего две аббревиатуры из заглавных букв, которые пишутся с точками: Ф.И.О. – фамилия, имя, отчество и В.О. – Васильевский остров. Уточним: встречается вариант ФИО без точек. Кроме того есть еще одна петербургская аббревиатура, не попавшая в словарь: П.С. (Петроградская сторона). Все, больше русских точечных аббревиатур нет.
Но они были в конце XIX века. Первые русские буквенные аббревиатуры писались с точками. Бесточечные написания появились чуть позже, но победили только в 1920-х годах. Новая аббревиатура Р.С.Ф.С.Р. поначалу писалась с точками.
Новая мода на точечные аббревиатуры как будто бы возврат к старому, но это не так. Новое написание – это влияние на русский язык английского языка, в котором сокращения из заглавных букв могут быть и с точками и без точек.
Если вы думаете, что разница между типами написания аббревиатур чисто формальная, то вы, как говорится, глубоко ошибаетесь. Разница принципиальная, разница в произношении таких сокращений. Английские буквенные аббревиатуры произносятся по буквам: U.S.A. (ю-эс-эй), C.N.N. (си-эн-эн), O.K. (о-кей). Подобные русские сокращения произносятся совсем иначе. Если сокращение состоит из одних согласных букв, то оно произносится, как и в английском – по буквам: БДТ (бэ-дэ-тэ), если же среди букв хотя бы одна гласная, то произношение меняется: аббревиатуры читаются как обычные слова: СКА (ска), ТАСС (тасс), НЭП (нэп), МХАТ (мхат), СМИ (сми). Поэтому русская аббревиатура может превратиться в обычное слово: вуз, мид, врио. Даже расшифровка аббревиатуры может быть забыта. Расшифруйте: дот, дзот, загс.
Таким образом, разделение точками заглавных букв в русских аббревиатурах на английско-американский манер – это, во-первых, безграмотно, во-вторых, неуважение своего языка, в-третьих, нарушение законов русского языка. И, в-четвертых, редактор должен безжалостно исправлять такие вольности.
1.3. Лексико-семантические ошибки
Лексико-семантические ошибки возникают от неточного знания значения слова, а иногда и от совершенно ложного знания и изредка от невнимательности. Обычно такие ошибки допускаются в словах из периферийной зоны словарного запаса человека.
Общее количество слов в русском языке никем не подсчитано. Наверное, оно близко к миллиону. В новом Академическом словаре русского литературного языка будет около 200 тысяч слов. А. Пушкин за годы своего творчества употребил 21200 слов. А. Блоку для написания цикла «Стихов о Прекрасной Даме» понадобилось 2500 слов. Сколько слов в вашем словаре? Имеется в виду активный запас слов – слова, которые вы употребляете. По некоторым оценкам лингвистов словарь человека с высшим образованием имеет объем порядка 10 тысяч слов. Это количественная сторона словаря. Теперь качественная.
Значения почти всех слов, которые мы знаем, находятся в зоне подсознания. Любая попытка дать рациональное определение тому или иному слову, превращается в непосильную задачу. Не верите? Тогда определите простое слово «стол», переведите его значение, которым вы пользуетесь без всяких затруднений, в сферу сознания. Попробовали? Получается что-то длинное и смешное. Теперь посмотрите в толковый словарь, прочитайте статью на это слово. У него, оказывается, не одно, а шесть значений. А вы, пользуясь безошибочно словом, и не подозревали об этом. А еще в словаре приводятся фразеологизмы со словом «стол». А еще есть и вообще другое, второе слово «стол» – историзм со значением «престол».
Так что ошибиться в значении слова, особенно нового, или старого, или специального, или редкого не так уж и трудно.
Остановимся сперва на механизмах возникновения лексико-семантических ошибок. Основных механизмов всего два: ложная синонимия и ложная этимология.
Ложная синонимия: человек не знает точного значения слова и приравнивает его к значению другого слова, считая его синонимом первого.
«Магазин быстро завоевал авторитет среди населения». (Газета).
Авторитет – это влияние, а в контексте речь идет о популярности, известности.
«Между нами есть особенности». (Ю.Бондарев). Автор хотел сказать: различия, но употребил ложный синоним.
Иногда ложные синонимы не совсем ложные. Смешиваются частичные синонимы, которые не во всех контекстах могут заменить друг друга.
«Мы уже накопили незначительный опыт в этом деле». (Газета). Надо: небольшой опыт. «Небольшой» и «незначительный» – частичные синонимы. Кроме того, смешаны словосочетания «уже значительный» и «еще незначительный».
«По-деловому суетятся члены новогодней комиссии». (Газета). Надо: торопятся. Суетиться – бестолково торопиться.
Особенно часто ложными или частичными синонимами оказываются однокорневые паронимы, поэтому смешение паронимов – самая распространенная причина лексико-семантических ошибок[[8]].
«Машина лейтенанта стала достигать беглецов». (Газета). Надо: настигать.
«Десятки солдат химического центра были подвержены воздействию ЛСД. Он вводился также морским пехотинцам». (Газета). Надо: подвергнуты.
«Нетерпимый холод мучил нас всю дорогу». (Газета). Надо: нестерпимый.
«Так появилось желание заново вернуться в прошлое». (Газета). Надо: снова.
«Теоретический фундамент космических полетов положен трудами К.Э.Циолковского». (Газета). Надо: заложен.
«Комнату проветривать возможно чаще». (Медицинская брошюра). Надо: как можно, по возможности.
Существуют очень популярные пары слов, которым посвящены десятки статей по культуре речи и которые продолжают выступать в роли ложных синонимов: стать и встать, надеть и одеть, предоставить и представить, обоснование и основание и т.д. Если вы их не различаете, наведите справки в словарях.
Ложная или частичная синонимия могут привести к контаминации словосочетаний.
«Предлагается в окружении собора запретить автомобильное движение. (Газета). Надо: вокруг (в районе) собора. Но можно сказать: в окружении президента. Можно рассматривать эту ошибку и как смешение паронимов.
«Завтра, как сообщают синоптики, состоится облачная с прояснениями погода». (Газета). Погода ожидается, а состоится матч.
Ложная этимология (другое название – народная этимология) – явление, по сравнению с ложной синонимией, довольно редкое.
Приведем два типичных примера.
Первый пример без искажения формы слова: слово «заглавный» некоторые, по ложной этимологии, производят от слова «главный» и наделяют значением «самый главный», «первый».
«Заглавным шел жеребец Хиус». (Газета). То есть – первым.
«Заглавная профессия». (Газетный заголовок). То есть – самая главная.
В устной речи встречаются: заглавная фигура, заглавный вопрос, заглавная должность.
А между тем слово «заглавный» происходит от слова «заглавие». Отсюда: заглавная буква, заглавная тема в печати, заглавная партия в опере, заглавная роль в пьесе (роль персонажа, именем которого названа пьеса). Поэтому в пьесе А.П. Чехова «Вишневый сад» нет никакой заглавной роли.
Второй пример с искажением формы слова. Было когда-то русское слово «селянка» – сельское кушанье. Потом оно превратилось в «солянку» – соленое кушанье, хотя оно не более соленое, чем остальные. У Чехова мы найдем только селянку, у Горького – оба слова, у Фурманова (в «Чапаеве») – только солянку. Вот время народной переделки слова.
Это была раскладка лексико-семантических ошибок по причинам их возникновения. Но для литературного редактирования этого мало. Есть еще одна важная сторона ошибок – их частота. Выше по частотной характеристике ошибки были разделены на индивидуальные, регулярные, массовые.
Индивидуальные ошибки имеют субъективную основу и характеризуют отдельного человека. Кто-то не различает слов «коренной» и «закоренелый» и говорит: «Она закоренелая москвичка». Для кого-то синонимичны «природный» и «прирожденный», и у него в тексте можно встретить: «Он природный наставник молодежи», третий пишет в газете: «Большинство времени уделялось профилактике». Вместо: большая часть времени.
М. Горький допускал сочетание числительного с собирательным существительным: «полмиллиона молодежи, получающей высшее образование», «больше тысячи молодежи охвачены жаждой знания».
Р. Рождественский не различал слова «боязно» и «боязливо»:
«Ты в окошко глянешь боязно».
Здесь нужно: боязливо, то есть робко, с боязнью. Разница между словами не только семантическая, но и синтаксическая: боязно – только сказуемое (ей боязно); боязливо – только наречие (она чувствует себя боязливо).
В общем, у каждого свои недостатки.
Регулярные ошибки имеют другое качество. Их нельзя считать субъективными. Если многие регулярно спотыкаются на одном и том же месте, значит, там что-то есть. «Заглавный вопрос», «надеть очки», «представить слово» – такие ошибки встречаются нередко. Типичный пример регулярной ошибки в переводе И. Кашкина романа Р. Стивенсона «Владетель Баллантрэ»:
– К черту эти напыщенные речи! – воскликнул милорд. – Вы прекрасно знаете, что мне это ни к чему. Единственно, чего я добиваюсь, это оградить себя от клеветы, а дом мой – от вашего вторжения.
Нашли ошибку? Надо различать две конструкции: «единственное (числительное), чего я добиваюсь» и «единственно (наречие) правильное решение». На этом споткнулся очень квалифицированный переводчик, а может быть, наборщик.
Регулярные ошибки требуют такого же жесткого исправления, как и индивидуальные, хотя и могут быть частично объяснены. Разберем еще три характерных примера.
1. Слово «миновать» означает «проходить мимо, рядом». А на практике, кроме словарного значения, встречается и такое:
«Каждый день тысячи рабочих минуют проходную каждого завода». (Районная газета).
«Поднявшись по ступеням, Наполеон миновал неширокую калитку в крепостной стене и направился в город». (Популярная статья на историческую тему).
Получается, что тысячи рабочих прогуливают работу? Нет, конечно. Слово «миновать» употреблено здесь в значении «проходить через». И эту ошибку сделали два совершенно разных автора. Значит есть какая-то объективная причина для нее. Возможно, это самое начало процесса, в результате которого значение слова изменится – расширится. А может, процесс заглохнет. История покажет.
2. Слово «обнародовать» означает «объявить, опубликовать для всеобщего сведения». А в газетах 1970–1980-х годов встречалось такое словоупотребление:
«Так бы это и осталось неизвестным, если бы журналист не обнародовал подвиг героя».
«Лев Толстой впервые обнародовал слово «непротивление». А Ленин «партийность».
Нельзя обнародовать событие или слово. О событии можно рассказать, а слово впервые употребить. Но здесь ситуация совершенно не та, что в предыдущем случае. Здесь перед нами метафорическое употребление слова – не авторская глухота, а авторская вольность. Переносное значение – «показать, рассказать народу». Метафора была популярна у журналистов той эпохи, а потом умерла вместе с эпохой. Прервался процесс появления нового значения у слова.
3. Слово «половина» означает «одна вторая часть», «одна из двух равных частей». Мы говорим: одна половина, первая или вторая половина, обе половины. Неверно: последняя половина. Курьезно: большая или меньшая половина. Плеонастично: две равные половины. Ошибки очень прозрачные, но посмотрите, как настойчиво встречается одна из них:
«Перед нами стоит сейчас вторая, большая половина задачи, большая по трудности». «Тем самым что мы сбросили власть эксплуататоров, мы сделали уже большую половину работы». (В.И. Ленин. Речь на заседании пленума Моссовета, т. 31, с. 372, 373).
«Большая половина фабрики... была в огне». (Б. Полевой, «Глубокий тыл»).
«Большая половина неба», «большая половина загона», «большая половина мужиков». (А. Ананьев, «Годы без войны»).
«Ожоги покрывали большую половину тела». («Советская Россия», 1957 г.).
«Большая половина рабочих чертежей уже готова». («Ленинградская правда». 1976 г.).
«Большая половина матча прошла в равной борьбе». (Телевидение, 1985 г.).
Во все этих примерах слово «половина» употреблено в значении «одна из двух неравных частей». И тогда большая половина – это большая часть. Но это значение всегда останется ошибкой. Ибо оно открыто алогично.
Регулярность может проявляться очень слабо. М.С. Горбачев в телевизионном интервью в 1996 году сказал такую фразу: «Зюганов в теории блудит». Он хотел сказать: блуждает. Перепутал паронимы. Это индивидуальная ошибка? Нет. В одном военном приказе 1942 года встретилось такое же словоупотребление: «Части дивизии блудили по лесу». Ошибка слабо регулярная. Их авторы не знали, что слово «блудить» стоит в ряду: блуд, блудница, блядь и пр. Знали бы – поостереглись бы.
Массовые ошибки – это ошибки, получившие широкое, повсеместное распространение, но не узаконенные словарем.
Начнем с курьезной ошибки на идеологической подкладке. Выше, в разделе «Фактические ошибки», мы уже выяснили, что выстрел «Авроры» не был сигналом к штурму Зимнего дворца. Теперь займемся лексико-семантическими манипуляциями, связанными с этим событием. Вторая ложь родилась где-то в 1960-х годах, когда выстрел «Авроры» превратился в залп «Авроры». Залп – это одновременный выстрел нескольких орудий. Сочетание «залп «Авроры» мог придумать только малограмотный человек, но эта лексическая и историческая ошибка получила массовое распространение. Был даже снят художественный кинофильм под названием «Залп «Авроры». В газетах можно было встретить расхожую фразу вроде: «Легендарный крейсер «Аврора». Это его залп возвестил о начале новой эпохи». Видный поэт и публицист того времени Николай Грибачев многократно выступал на эту тему. Вот только одна его фраза из журнальной статьи: «Однако будущий Пимен, бесстрастный летописец лет минувших, обязательно отметит, что в заревах залпа «Авроры» родилась все растущая волна необратимых перемен[[9]]. Прочитайте еще раз внимательно. Почему от одного залпа образовалось не одно зарево, а много? Как в заревах может родиться волна? В одном предложении преувеличение, ломаная метафора и фактическая ошибка. Это образчик советского политического словоблудия. Основой пропагандистского стиля той эпохи была жажда экспрессии, ради ее утоления приносили в жертву и точность словоупотребления и даже историческую правду.
Третья неправда, связанная с событиями 25 октября 1917 года, заключена в словосочетании «штурм Зимнего». Что это за штурм, в котором не было ни одного убитого? Позднейшие инсценировки и художественные фильмы, в которых солдаты и матросы бегут из-под арки Главного штаба к Зимнему дворцу, прямо на пулеметную стрельбу юнкеров не имеет ничего общего с исторической правдой[[10]]. Не было жертв, а значит, не было и штурма. Был захват Зимнего дворца, то есть разоружение и вытеснение его защитников без кровопролития.
Некоторые нынешние публицисты настаивают на том, что и революции не было – был Октябрьский переворот. Сами большевики в первые годы советской власти так называли это событие. Но все-таки, думается, что по своему историческому значению это была революция – Октябрьская, но не Великая. Величие оставим за Отечественной войной 1941–1945 гг.
Массовой ошибкой является также словосочетание «правительственная награда». Никто эту ошибку не видит, заметил рядовой читатель в 1987 году. Приведем полностью его письмо-заметку:
Правильно называйте награды
Хочу обратить внимание журналистов на распространенную ошибку – ее можно встретить почти во всех газетах. Нередко в печати советские ордена и медали – как боевые, так и трудовые – называют правительственными наградами. А это неверно, Совет Министров СССР орденами и медалями не награждает.
Советую работникам редакций, особенно очеркистам и репортерам, внимательно прочитать тот раздел Советской Конституции, где говорится о деятельности Президиума Верховного Совета СССР. Каждому станет ясно, что в нашей стране ордена и медали правильно называются государственными, а не правительственными наградами.
Красноярск. К. Кузнецов, ветеран войны и труда[[11]]
Конституция теперь другая, а награды по-прежнему государственные, но и ошибка по-прежнему встречается. Это лексическая ошибка, ибо в ней – народное представление о том, что правительство – это и президент, и совет министров, и парламент вместе взятые.
Еще одна ошибка из ряда курьезных. В 1970-е годы (а может быть, и раньше) пришло в журналистику из науки и стало модным слово «эпицентр». Журналисты поняли его неправильно – как «самый центр» или просто «центр», но с некоей экспрессией, исходящей от начальной части «эпи». Как научный термин «эпицентр» означает проекцию центра (землетрясения, воздушного взрыва) на поверхность Земли. Журналисты это необычное, красивое слово стали употреблять метафорически. Определите сами переносное значение этого слова в примерах из разных газет:
«Париж оказался в то время эпицентром массовых студенческих волнений, охвативших многие страны».
«Девушка волей случая оказалась в эпицентре происходящих событий».
«И в тот самый момент, когда взрыв читательского возмущения неизбежен, автор резко толкает героиню в эпицентр взрыва».
«Сейчас мы подходим к «эпицентру» проблемы».
Во всех этих случаях «эпицентр» употреблено метафорически в значении «самый центр». То есть в представлении журналистов есть просто центр и эпицентр – самый центр, центрее центра. Это логически ущербная метафора, не имеющая будущего. И с ней редакторы должны бороться. Вы обратили внимание: в последнем примере метафора закавычена, сам автор ее забраковал: почувствовал какое-то неудобство и огородил специальными страховочными знаками.
Еще газетный пример: «Опергруппа держалась в эпицентре района интенсивного поиска». Здесь нет метафоры, автор не знает значения красивого, эффектного слова.
И даже без всякого эффекта в прямом значении слово в журналистике употребляется неправильно: «Эпицентр землетрясения находился под дном Калифорнийского залива». Под дном находился центр землетрясения, а на дне залива – эпицентр. Это ошибка не из районной газеты, а из «Известий». Редакторам предстоит долгая и трудная борьба с этим лексическим уродцем.
До сих пор рассматривались массовые ошибки, требующие обязательного редактирования, причем редактирование это бесспорно. Но есть и другие, более сложные случаи массовых ошибок. Тогда приходится обращаться не только к толковым словарям, но и к словарям по культуре речи, к словарям трудностей русского языка.
Есть в русском языке старинное слово «довлеть». В словарях оно снабжается пометой «стар.». Его значение: быть достаточным, удовлетворять. Особое распространение получил оборот «довлеть себе», отсюда книжное слово «самодовлеющий» – значительный сам по себе, вполне самостоятельный.
Глагол управлял дательным падежом:
– с дополнением: «Довлеет каждому доля его» (пословица из словаря В. Даля),
– без дополнения: «Сколько не имей сил, их не довлеет» (А. Герцен).
Заметьте: все примеры из XIX века. Новых не найдете. Однако слово употребляется в наше время – и нередко, но в другом значении: господствовать, тяготеть над чем-либо. В современных толковых словарях значение или не указывается вовсе (в 4-томном) или указывается, но не рекомендуется, то есть считается ошибкой (в словаре Ожегова).
Из разных газет:
«Груз старых представлений довлеет над ним».
«Пережитки феодализма довлели над сознанием японского народа».
«Прошлое не должно постоянно довлеть над нами».
«Над леспромхозом постоянно довлеет необходимость прибыли».
Кроме дополнения в творительном падеже с предлогом «над» изредка встречается и прямое дополнение с глаголом «довлеть»: «Но довлеет ощущение противоестественного».
Новое значение появилось в 1920-х годах после социальных потрясений (вместе со словом «солянка»). В 1930-х годах оно получило распространение и в словаре Ушакова помечено как просторечное. Лингвисты борются с ним уже полвека и, в конце концов, сами стали его употреблять. В «Словаре лингвистических терминов» Ахмановой: «Фразеологизм. Словосочетание в котором семантическая монолитность довлеет над структурной раздельностью составляющих его элементов». Должен ли редактор после этого исправлять массовую ошибку? Нет. Тем более что некоторые специальные словари давно дают такие смелые рекомендации: «...в настоящее время следует уже признать вполне литературным»[[12]] новое значение глагола «довлеть». Уточним: пора указывать в толковых словарях два значения слова – старое и новое.
Что останавливает лексикографов в признании нормативным нового значения слова «довлеть». Думается, здесь две причины. Первая – конкретная, относящаяся именно к этому слову. Дело в том, что у его нового значения есть некоторая этимологическая ущербность, ведь оно явно возникло под воздействием слова «давить». Узаконить новое значение – значит узаконить ложную (народную) этимологию. К этому любопытный пример из научно-популярной книги: «Без мер по сохранению лесов от пожара все наши планы и работы по повышению продуктивности лесов становятся совершенно нереальными, потому что над ними всегда будет давлеть опасность нарушения их пожарами». (Новосибирск. 1981).
В слове «давлеть» ложная этимология доведена до логического конца – до изменения орфографии. Может быть, начался новый период в истории слова, который когда-нибудь закончится оправданием орфографической ошибки? Маловероятно. Но то, что период борьбы нового значения слова за свое литературное существование закончился, это следует признать и составителям толковых словарей и редакторам.
Есть и вторая причина, из-за которой тормозится это признание. Это общая причина, относящаяся к любому языковому новшеству, – принципиальный консерватизм составителей словарей, ведущий к торможению языкового развития, что является благом для передачи культуры. Если бы русский язык развивался хотя бы в два раза быстрее, для нас Пушкин был так же старомоден, как Ломоносов.
Сами лексикографы свой консерватизм не осознают, хотя механизм его очень прост. Человек усваивает нормы родного языка в молодости. А составляют словари люди профессионально подготовленные, опытные, то есть немолодые. И они бессознательно учитывают свою субъективную оценку при кодификации языковых явлений: из двух вариантов правильный тот, который старый, а неправильный тот, который новый.
Такой же трудный случай – слово иноязычного происхождения – «апробация». И его производные – «апробировать», «апробированный», «апробационный», «апробирование».
Современное обрусевшее слово «апробация» имеет значение – «официальное одобрение, вынесенное на основании испытаний, проверки» (4-томный толковый словарь). У слова очень долгая, запутанная история, и, чтобы понять его нынешние проблемы, надо эту историю знать.
По происхождению это латинское слово – approbatio. Обратите внимание: в латинском слове два «р» на морфологическом стыке: ар (приставка) и probatio (основа). Но у латинского слова не только форма другая, содержание тоже: значение латинского слова – одобрение, признание, согласие. Нет никакого испытания и проверки.
В русский язык слово вошло именно в такой форме и в таком значении. Таким оно было у А.С. Пушкина: «26 августа написан был мирный трактат, и Румянцев повез его на аппробацию Петра...», то есть на одобрение, утверждение. Слово было редким и употреблялось в канцелярской сфере. В послепушкинскую эпоху началась его деформация. Сперва упростилось двойное «п» – это зафиксировано в словаре Даля.
Искажение формы потянуло за собой искажение смысла. Изуродованное слово «апробация» сблизилось с похожим словом «опробование», и тогда по закону ложной этимологии появились другие слова-уродцы: «апробованный», «апробовать» (в орфографическом словаре 1893 года). Тогда же, в конце XIX века, изменилось и значение слова «апробация»: оно стало означать – одобрение после опробования, испытания.
В XX веке слово перешло из канцелярской сферы в научную, а позднее попало в газету и получило широкое распространение и множество производных форм. Сейчас слово «апробация» (вместе с производными) встречается в трех значениях, хотя в словарях представлено только одно.
Все еще встречается старое значение слова – одобрение (без испытания): «Завершением подготовительного периода является апробация начерно написанной работы на заседании совета».
Распространено и словарное значение – одобрение после испытания: «К научным методам можно отнести только те методы лечения, которые прошли методологически правильную апробацию».
Но языковая практика обгоняет словарь, и слово «апробация» чаще всего употребляется в значении «опробование»: «Промышленники наотрез отказывались браться за никем еще не апробированный проект»; «Путь апробированный, правильнее будет сказать – традиционный»; «Три из семи посланных во Вьетнам на апробирование самолетов разбилось при выполнении первого же задания.»
Мало того что слово «апробация» стало вытесняться словом «апробирование», так еще и слово «апробирование» из-за туманной морфологии (что означает начальное «а»?) превратилось в понятное слово «опробирование»: «Сейчас эти модели после успешного опробирования в столичных кинотеатрах переданы в серийное производство». Очень логичная история слова: аппробация – апробация – опробирование. Но пока что последнего слова в словарях нет. Но обязательно появится, хотя у него есть более привлекательный синоним «опробование».
Таков должен быть научный багаж квалифицированного литературного редактора. А редактировать, просто заглядывая в словари, может и дилетант.
И еще один, третий сложный случай из практики редактирования.
В 1970-е годы в советских газетах распространилось, стало модным слово «напрочь». Но не в словарном значении.
В толковом словаре Ожегова издания 1978 года (9-е издание) слово «напрочь» снабжено пометой «просторечное» и имеет значение – совсем, окончательно (отрубить, оторвать): «Сергей, бледный, оглушенный страшной болью, стоял, как во сне, и все пытался левой рукой приладить напрочь оторванную кисть правой.» (Газета).
Но слово употреблялось гораздо чаще в другом значении, хотя и близком первому: совсем, совершенно:
«В вас напрочь отсутствует стратегическое видение проблемы». (Ю. Семенов, роман «Испанский вариант»).
«Пойти за материалом – не значит, конечно, напрочь отказаться от какого бы то ни было творческого замысла». (Ю. Семенов, газетная статья).
«Чиновники посольства США напрочь отрицали свою причастность к событиям». (Газета).
«В старинной интеллигентной Валиной семье водочного духа не переносили напрочь». (Газета).
«И напрочь отсутствовал занавес». (Телефильм).
Исправлять эту ошибку уже поздно, она победила, что и было зафиксировано через четыре года. В 4-томном толковом словаре издания 1982 года (2-е издание) слово «напрочь» уже снабжено более мягкой стилистической пометой «разговорное» и имеет значение – совсем, вовсе. Иначе говоря, в словаре объединены оба значения – старое и новое – в одно.
Задание 12. Найдите ошибку в каждом фрагменте, исправьте ее и назовите. Сверьтесь с «Ответами». Без помощи толковых словарей не обойдетесь.
1. Земля пружинит под ногами, будто идешь по пенопласту.
2. Растянувшись цепочкой шествовала веселая пестрая кавалькада. Полные достоинства мужчины. Женщины в легких нарядах. Дети, норовящие отбиться от рук.
3. Другие сказали: незачем всякой там разъяснительной работой будировать настроения, вспоминать случившееся.
4. И в тот же день был произведен запуск космической субмарины на космодроме Плесецк.
5. В марте этого года консультативный совет предоставил свой доклад, в котором не содержится никаких предложений о наказании компаний.
6. Ракетный крейсер «Бидл» военно-морских сил США остановил в Красном море грузовое судно «Премьер», шедшее под флагом ФРГ. На борт корабля высадилась десантная группа.
7. В середине дня некогда бежать обедать, да и некуда, кроме пресс-бара, а поужинать, если ты командировочный, и вовсе негде.
8. В универсаме на улице Молодогвардейская полчаса простоишь у кассы, чтобы рассчитаться за булку хлеба или бутылку молока.
9. В одной своей книжке я рассказал о судьбе сверстников, с которыми побольше двадцати лет тому назад окончил десятилетку.
10. И треугольники гусиных стай,
И росчерк ястребиных крыл. (Б. Лозовой).
11. Шандор Радо, схваченный незримым, душным кольцом Шелленберга и Мюллера, тем не менее до последней минуты передавал из Берна архиважнейшие данные в Москву. (Ю. Семенов).
12. Наши ребята на корпус обходят соперников. И... ломается подножка. Лодка сходит с дистанции.
– Обидно, – резюмировал происшедшее тренер. – Так хотелось опробовать новый состав в деле.
13. «Хиро» – новое слово на букву хэ. (Телереклама).
Три разряда ошибок – индивидуальные, регулярные, массовые – это также и три ступени, которые может пройти каждое конкретное языковое изменение. Полный цикл такого изменения заканчивается тем, что можно назвать узаконенной ошибкой.
Узаконенные ошибки – это ошибки в историческом плане, они не осознаются носителями языка и не являются объектом редактирования. Но редактору полезно знать само явление. Поэтому рассмотрим несколько примеров таких бывших ошибок.
Лексико-семантические узаконенные ошибки можно разделить на две группы. В первой группе изменилось значение слова, но форма осталась без изменений.
«Биточки» – это круглая рубленая котлета. Но выделите корень слова, и вы сами догадаетесь, что так могли быть названы только отбивные котлеты. Предполагается, что слово пришло к нам из польского языка. Сдвиг его значения неясен.
«Абитуриент» – поступающий в вуз или техникум. Высокочастотное слово иностранного происхождения. Оно пришло в русский язык из немецкого, где означало – сдающий выпускные экзамены. В таком значении оно и пришло в русский язык. А его семантическая деформация быстрее всего связана с эпохой революции и гражданской войны, в результате которых понизился культурный уровень русского этноса – эмигрировало два миллиона образованных людей.
«Бесталанный» – лишенный таланта. Но что-то не то в этом слове. Куда исчезла из корня «талант» последняя буква? Слово воспринимается как морфологически деформированное, но форма-то в нем не изменилась.
Слово «бесталанный» исторически не имеет к таланту никакого отношения. Оно происходит не от слова «талант», а от слова «талан», что значит: счастье, удача, судьба. «Талан» заимствовано из тюркских языков. Татарское «талан» – успех, удача. «Талан» – заимствование из греческого, где первоначально означало самую крупную денежную единицу и меру веса, а затем в результате метафорического переноса – дар, одаренность.
Слово «бесталанный» в старом значении (непутевый, несчастливый, неудачливый) употребляется только в народных песнях. Войдя в литературный язык, оно изменило свое значение из-за неясности внутренней формы слова, ибо слова «талан» в литературном языке нет. Сыграла ложная этимология. Это случилось в начале XIX века. У В.Г. Белинского слово встречается только в новом значении: «Слог отнюдь не есть простое умение писать грамматически правильно: гладко и складно, – уменье, которое часто дается и бесталанности».
И в наши дни могут побеждать такие ошибки. На северо-западе России есть города с новыми названиями по модели «...горск»: Зеленогорск, Светогорск, Бокситогорск, Каменногорск. Люди, придумавшие эти названия, считали, что «...горск» – то же, что «...град». Зеленогорск – это Зеленоград. Но «...горск» присходит от слова «гора». Поэтому Зеленогорск этимологически должен происходить от Зеленой Горы. Слишком много гор в Ленинградской области. Опять победила ложная этимология.
Во второй группе узаконенных лексико-семантических ошибок изменились и форма слова, и его значение.
«Свидетель» – тот, кто видел. Но исторически слово «свидетель» происходит не от слова «видеть», а от слова «ведать» – знать. Сведетель – такова была старая форма этого слова (в современной орфографии). Сведетель – тот, кто знает. Сперва была изменена орфография слова, потом по ложной этимологии изменилось его значение.
«Злосчастный» – несчастный, злополучный. Уродливость слова видна невооруженным глазом, ибо прозрачная внутренняя форма слова – «злое счастье». Странное словосочетание. Но это словесный уродец.
Было старое русское слово «часть» в значении «участь». Злая часть – это злая участь; злочастный – неудачливый, непутевый. Злочастный – то же, что бесталанный. И историческая судьба двух слов одинаковая. В орфографическом словаре 1970 года последний раз приведены обе формы слова – старая и новая.
Подобных несуразностей в русском языке пруд пруди. Мы к ним привыкли и не замечаем их. Есть слово «благовоние», но есть слово «вонь» – дурной запах. В чем противоречие? А раньше слово «вонь» означало просто запах. Слово «погода» означает состояние атмосферы. Но почему слово «распогодилось» означает наступление хорошей погоды после плохой? А потому что раньше словом «погода» обозначалось только хорошее состояние атмосферы. Плохое состояние атмосферы называлось непогода. Язык далеко не так логичен, далеко не так системен, как нам кажется, как нам бы хотелось.
И последнее в этом разделе. Авторская вольность на лексико-семантическом уровне будет переносом значения, то есть метафорой, метонимией или иронией, которые вам хорошо знакомы.
Лексическим ошибкам было посвящено так много места не потому, что они составляют основной класс речевых ошибок, а потому, что они труднее других ошибок различаются в тексте, им меньше уделено внимание в справочной литературе, и последствия таких ошибок, как вы видели, могут быть очень серьезными.
Основной класс речевых ошибок составляют грамматические ошибки, место которых в курсах русского языка и практической стилистики. Не имеет смысла давать даже краткий обзор таких ошибок: весь этот материал вам известен. Ограничимся только некоторыми (несистемными) редакторскими замечаниями.
Грамматические ошибки возникают, как правило, тогда, когда в языке есть варианты: один вариант правильный, нормативный (обеих рук), другой – неправильный, ненормативный, неграмотный (обоих рук). Возможна, правда, ситуация, когда оба варианта нормативны, правильны (обусловливать и обуславливать). Поэтому главное понятие в этой области языка – понятие языковой (литературной) нормы, которое вами усвоено.
Грамматическим ошибкам посвящено достаточное количество словарей. Назовем два из них:
• традиционный – «Трудности словоупотребления и варианты норм русского литературного языка. Словарь-справочник». Л., 1973. Десять составителей, редактор – К.С. Горбачевич. В словаре 8000 привычных для вас словарных статей;
• нетрадиционный – «Грамматическая правильность русской речи. Опыт частотно-стилистического словаря вариантов». М., 1976. У словаря три автора (Л.К. Граудина, В.А. Ицкович, Л.П. Катлинская) и три редактора.
Нетрадиционность второго словаря видна уже в его названии: это первый числовой, а поэтому точный словарь вариантов русского языка. В традиционном словаре дается качественное описание языкового явления. Например, в словаре под редакцией Горбачевича в статье на слово «кофе» объясняется, что это слово мужского рода (черный кофе), но в разговорной речи встречается и в среднем роде (черное кофе). И приводятся примеры обоих вариантов. В частотном словаре дается статистика вариантов и их процентное соотношение: кофе остыл (65%) и кофе остыло (35%), а потом явление характеризуется стилистически и подробно комментируется. Это новая ступень в науке.
Словарь «Грамматическая правильность русской речи» предпочтителен для студентов-журналистов еще и потому, что это словарь не просто речевых вариантов, а газетно-речевых вариантов: он составлен на газетном материале. Его авторы взяли 10 центральных газет (480 номеров) за 1965–1972 годы и обследовали в них материалы общим объемом около двух миллионов слов. (Для сравнения: полное собрание сочинений А.С. Пушкина имеет объем 550 тысяч слов). Среди этих двух миллионов слов оказалось 100 тысяч грамматических вариантов, которые и вошли в словарь.
Оцените вариативные возможности русской речи и вытекающие отсюда трудности для ее носителей: в среднем одно грамматически вариативное слово на двадцать слов речевого потока. Прибавьте сюда лексико-семантические варианты и варианты произношения – фонетические и акцентные. Оказывается, в нашей речи все зыбко и вариативно.
Грамматические ошибки (и варианты) подразделяются на две группы: 1) морфологические (словоизменительные и словообразовательные) и 2) синтаксические. Заглянем в каждую из них.
1.4.1.
Морфологические ошибки
С точки зрения статистики есть варианты равноправные, равно-употребительные – в городе Суздале (48%) и в городе Суздаль (52%) – и неравноправные – у Василенко (95%) и у Василенки (5%). Предметом редактирования могут быть только неравноправные варианты, один из которых правильный, а другой неправильный. Но трудность в том, что существует масса переходных случаев: слесари (89%) – слесаря (11%), сто граммов (80%) – сто грамм (20%), в цехе (68%) – в цеху (32%) и т.д. Механического рецепта статистика не дает, нужен и качественный, стилистический комментарий: к речевой статистике нужно лингвистическое образование.
Выберем из этого материала три газетно-речевые проблемы и рассмотрим их подробно.
Первая проблема – склонение сложных и составных числительных.
Начнем с маленького задания. Попробуйте без предварительного проговаривания сразу вслух поставить в творительный падеж составное числительное в сочетании: я владею 2485 книгами. Девять студентов из десяти этого сделать не могут, а десятый, который может, все равно хотя бы немного запнется. Вот проблема! Для проверки: двумя тысячами четырьмястами восемьюдесятью пятью книгами. Вариант «восьмьюдесятью» – разговорный.
В СМИ идет масса числовой информации. В письменных материалах она приводится в цифровом виде. В газетах такие числительные читаются читателями глазами. Но в эфирной журналистике диктор или ведущий должен их произнести вслух. Только тут и возникает проблема. И только в косвенных падежах числительных. Делают ошибки самые авторитетные телеведущие. Но заметьте теледикторы старой, советской школы с длинными числительными справлялись. Теперь на телевидение пришли новые люди, у которых много достоинств, но в них не входит солидная лингвистическая подготовка и высокая культура речи.
С точки зрения литературного редактора выход простой: переделать конструкцию так, чтобы составное числительное было в именительном падеже, но, как показывает практика, совет трудно выполним, ибо на литературных редакторах экономят. Проще, наверное, научить телевизионщиков склонять составные и сложные числительные.
Трудностей в этом деле вообще-то гораздо меньше, чем кажется на первый взгляд. Если упростить то числительное, на котором вы споткнулись, до сочетания «2005 книг», то в творительный падеж вы поставите его почти не задумываясь... Так ведь? Значит, проблема в тех элементах, которые отброшены – 480. Это составное числительное состоит из двух сложных: четыреста восемьдесят. Каждое из них состоит, в свою очередь, тоже из двух частей, и склоняются обе части: четырьмястами восемьюдесятью. В этом проблема: сложное числительное графически одно слово (пишется слитно), но морфологически два слова (склоняется как два слова).
Перед нами середина пути в длительном историческом, языковом процессе, растянувшемся на два века. Это процесс сращивания сложных числительных в одно слово. Процесс закончится, когда такие числительные будут не только писаться слитно, в одно слово, но и склоняться как одно слово. Но до конца еще далеко. Разного рода упрощенные варианты склонения затронули пока что разговорную речь, но в устной литературной речи считаются ошибками. А это значит, что нынешнему поколению литературных редакторов придется с ними бороться.
Основных ошибок в склонении составных и сложных числительных можно указать пять:
1) Составные числительные (двух- и трехзначные числа) склоняются как одно слово, то есть склоняется только последняя часть числительного:
«представители сто двадцать одной страны» (ТВ); надо: «ста двадцати одной»;
«из девяносто семи человек» (газета); надо: «из девяноста семи человек».
2) Сложные числительные 300, 400, 700 в родительном падеже получают окончание именительного: «участвовало свыше семьсот тысяч человек» (газета); надо: «свыше семисот тысяч». Это наблюдается даже в тех случаях, когда сложные числительные входят в составные:
«крылатые ракеты с дальностью полета до двух тысяч четыреста километров» (ТВ); надо: «до двух тысяч четырехсот»;
«Медаль «За освоение целинных и залежных земель» получили около миллиона триста тысяч человек» (устное выступление Л.И. Брежнева в 1973 г.); надо: «свыше миллиона трехсот тысяч».
3) Сложные числительные 500, 600, 700, 800, 900 в родительном падеже получают оригинальное окончание «...ста»;
«Экспорт пятиста тысяч тонн алюминия» (ТВ); надо: «экспорт пятисот тысяч тонн»;
«Собралось более шестиста депутатов» (ТВ); надо: «более шестисот»;
«Свыше семиста орудий» (ТВ); надо: «свыше семисот»;
«До двух тысяч восьмиста рублей» (ТВ); надо: «до двух тысяч восьмисот»;
«Протяженность дороги более девятиста километров» (ТВ); надо: «более девятисот».
Ошибка здесь в том, что числительные склоняются как две совершенно самостоятельные части: «до восьми рублей», «до ста рублей».
4) В сложных прилагательных, произведенных от сложных и составных числительных, не склоняется первая часть:
«восемьсотлетие памятника» (ТВ); надо: «восьмисотлетие»;
«шестьсотсемидесятая годовщина» (ТВ); надо: «шестисотсемидесятая»;
«стодвадцатипятитысячный трактор» (газета); надо: «стадвадцатипятитысячный».
5) В числительных полтора, полтысячи, полмиллиона перестает склоняться первая часть.
Процесс этот начался в сочетаниях «пол» с существительными. В настоящее время идет борьба в косвенных падежах старых и новых вариантов: в получасе езды – в полчасе езды, с полудня – с полдня, до полуночи – до полночи. В некоторых случаях старая форма в современной речи уже не встречается: сошлись на полудороге (П. Вяземский), выпили по полустакану (А Чехов). А.Толстой употреблял новую форму «на полслове», а Н. Телешов через полвека старую – «на полуслове». В целом современная статистика дает такое соотношение:
около полугода 89%, старое, книжное;
около полгода 11%, новое, разговорное[[13]].
Писатели с ориентацией на разговорную речь предпочитают новую форму: в полверсте отсюда (А.Твардовский), в полкилометре от немцев (В.Быков).
Вернемся к числительным. Здесь варианты с несклоняемой частью «пол» в косвенных падежах имеют разговорный характер и в книжной речи требуют исправления. В следующих примерах из разных газет сделайте это сами:
«Когда-то у нас случалось до полтысячи преступлений в год».
«Около полторы тысячи писем пришло в адрес редакции».
«Здесь вырос большой город с населением более полмиллиона человек».
Вторая проблема – склонение топонимов на -ово/-ево, -ино.
Это очень распространенный тип русской топонимики, особенно на Северо-Западе. Приблизительно половина из них на -ово: Кавголово, Парголово, Горелово; четверть на -ево: Лосево, Толмачево, Конево; еще четверть на -ино: Рощино, Репино, Колпино. Такие топонимы встречаются почти в каждом номере любой петербургской газеты.
По происхождению это притяжательные прилагательные, и в начале XIX века они склонялись: «Недаром помнит вся Россия про день Бородина» (М. Лермонтов). Замечу попутно, что в это же время регулярно склонялись в русском языке украинские фамилии на -енко: Пушкин писал письма А.Г. Родзянке и Е.П. Люценке.
Считается, что приблизительно с 1930-х годов появилась тенденция к несклонению топонимов на -о. Сначала среди географов и военных, с тем чтобы развести совпадающие при склонении в косвенных падежах разные названия – типа Пушкин и Пушкино. Тенденция усилилась во время Великой Отечественной войны, когда в сводках Софинформбюро такие названия не склонялись.
Сейчас в книжной речи и в газетах кажущийся разнобой:
московская газета: «Приглашает концертная студия в Останкино»;
петербургская газета: «в Кавголове лежит снег».
Но Петербург в языковом отношении консервативнее Москвы. Это научно доказанный факт, и литературный редактор должен об этом знать.
Нормативные указания Академической грамматики тоже колеблются:
1960 год: только склонять,
1970 год: все чаще не склоняются,
1980 год: нормативно склонение, но есть особые несклоняемые случаи: в поселке Репино, в районе Тушино.
Но стоит привлечь речевую статистику – и картина сразу проясняется.
Во-первых, в газетах суммарное соотношение всех форм топонимов на -о такое: в Перово – 80%, в Перове – 20%[[14]]. Имея такую информацию, уже нельзя утверждать, что склонение подобных топонимов нормативно. Их склонение устаревает и может считаться допустимым, но не обязательным.
Во-вторых, процесс идет медленно. Отсюда отставание нормативных рекомендаций Академической грамматики от реальной речевой практики. Несклонение у носителей русского языка за 50 лет (1900–1940-е годы рождения) увеличилось следующим образом:
модель на -ово: с 20 до 38%,
модель на -ино: с 47 до 87%[[15]].
С помощью простейшей экстраполяции можно сделать несколько выводов.
1) Топонимы на -ино начали не склоняться у людей, родившихся в начале XIX века, у современников Пушкина; топонимы на -ево – у людей, родившихся в середине XIX века, у старших современников Чехова.
2) Топонимы на -ино перестали склоняться у людей 1970-х годов рождения, у нынешних студентов. Топонимы на -ово/-ево не склоняет только половина нынешних студентов. И если языковой процесс будет идти со столь же низкой скоростью (прирост 2% за десятилетие), то несклонение в этой модели победит только в самом конце XXI века – через 100 лет.
Вот теперь литературный редактор, с помощью статистики вооруженный объективным знанием, имеет объективные критерии при оценке языковых явлений.
И в заключению этой проблемы несколько слов о причинах отказа от склонения топонимов на -о. Их две.
Первая причина заключается в постепенном сокращении в русском языке категории среднего рода. Средний род уменьшается, но формы его сохраняются. Не склоняются заимствованные слова с окончаниями среднего рода; пальто, кино, кофе. В том числе фамилии – Гюго, Трюдо, Жирардо – и топонимы – Осло, Сорренто, Онтарио. Утрачивают склонение славянские наименования: Ровно, Гродно, Тосно. И фамилии на -енко: 25 лет назад их склоняли только 5% журналистов[[16]].
Вторая причина несклонения топонимов на -о кроется в общей тенденции развития русской грамматики в сторону аналитизма.
Третья проблема – склонение нерусских фамилий на -а безударное.
Общее правило для таких фамилий[[17]] – склонять: Петрарке, Нерудой, у Гойи. Колебания наблюдаются у грузинских фамилий: привычное сочетание – «песни Окуджавы», но сам поэт в посвящении сборника своих стихов брату написал: «Посвящается Арчилу Окуджава». Не склоняется только вариант этой модели на -иа: стихи Гарсиа, рассказы Гулиа. В варианте на -ия колебания: зверства Берия/Берии.
Такова грамматическая норма. Но в СМИ, прежде всего в газетах, выработалось свое, особое правило, нигде не сформулированное, но работающее. Опишем его.
В силу специфики средств массовой информации в них очень много фамилий, которые упоминаются один-единственный раз. Среди них встречаются иностранные фамилии с финалями исходной формы, очень похожими на окончания косвенных падежей: Нетаньяху, Нкоме. Ложная операция по поиску исходной формы приводит нас к безударному окончанию -а: Нетаньяха, Нкома. С другой стороны, за исходную форму может быть принят косвенный падеж фамилий на -а безударное. Чтобы не получилась путаница, такие фамилии в газетах не склоняют:
«Секретаря Лючано Лама хотели убить...»
«Речь идет о майоре Сальвадоре Пекорелла...»
«Визит в Китай министра иностранных дел Японии Охира».
Но когда фамилия становится известной, ее начинают склонять, как того требует грамматика. В 1970-е годы премьер министром Японии был Танака. Сперва его фамилию газеты не склоняли: «Заявление Танака». Когда же он посетил Советский Союз, начали склонять и даже сейчас склоняют: «Дело Танаки». То же самое было с фамилией мексиканского президента: «Визит в СССР президента Мексики Луиса Альварес Эчеверрия» (1973 год) – даже Альвареса не просклоняли, «Встреча между Луисом Эчеверрией и Джеральдом Фордом» (1974). Поэтому общее соотношение склонения и несклонения таких фамилий в газетах пол на пол:
у министра Икэды – 51 %, у министра Икэда – 49%[[18]].
Кстати, тоже самое и с топонимами на -а безударное: выставка в Осака – 47%, выставка в Осаке – 53%[[19]].
Узаконенные морфологические ошибки похожи одновременно и на орфографические и на лексико-семантические. В морфологической ошибке подчеркивается ее именно морфемный характер, а семантика не искажается, хотя затушевывается этимология.
Пример – слово «глухомань» – глухое место. Его неискаженный вариант – «глухмень» – существовал еще в XIX веке: мень – это не слово, это суффикс – суффикс места. Другие слова с этим суффиксом: сухмень – сухое место, низмень – низкое место (отсюда низменность). В Западной Белоруссии течет речка Тихмень – тихое место.
Слово глухомань появилось в советское время. Деформация старого слова произошла, по-видимому, в результате затемнения внутренней формы слова, как в словах «бесталанный» и «злосчастный», но значение слова осталось прежним. Ошибка затронула только морфологию.
Название зверька – «морская свинка» – тоже деформировано.
«Морская свинка – это сухопутный грызун родом из Южной Америки. А если сухопутный, почему же такое странное имя? Привезенный в Европу еще первыми мореплавателями, по схожести мордочки с рылом свиньи был назван свинкой, да не простой, а заморской, появился «из-за моря». Впоследствии слог «за» откинули – грызун стал морской свинкой, хотя никакого отношения к воде, к морю не имел и не имеет»[[20]].
Но почему «откинули» приставку – непонятно. Не все причуды языка поддаются объяснению.
Особый тип морфологических ошибок – грамматический плеоназм в заимствованных словах.
Проведу две регулярных ошибки, которые литературный редактор должен исправлять безжалостно.
«Первобытный художник изобразил два человеческих лица в анфас». (Газета). Анфас от французского en face – в лицо. Анфас – лицом к смотрящему. Под влиянием однотипных оборотов – в профиль, в три четверти, в полоборота – появилась плеонастическая форма – в анфас.
«Городецкому казалось, что командующий слушает его лишь для проформы». (А. Чаковский, роман «Блокада»). «Обсуждение было проведено для проформы». (Газета). Проформа от латинского pro forma – для формы. Проформа – внешняя формальность, видимость. По аналогии с выражением «для видимости» родился уродец – «для проформы».
Особый случай грамматического плеоназма находим в русских заимствованиях из английского с сохранением английского показателя множественного числа «s». Все эти ошибки узаконенные и редактированию не подлежат. В русском языке их, по крайней мере, пять:
рельсы: rails, единственное число rail;
бутсы: boots, единственное число boot,
джинсы: jeans, единственное число jean,
комиксы: comics, единственное число comic,
баксы: bucks, единственное число buck.
Но четыре аналогичных слова в русский язык из английского пришли без плеонастической ошибки: боты (boots), шорты (shorts), трусы (trausers) и битлы (beetles). Правда, пока последнее слово осваивалось, оно имело и другие формы: битлзы, битлсы: «В кинотеатре шел фильм с битлзами под коротким названием «Помогите». («Литературная газета», 1973).
Хоть это и языковая экзотика, редактор должен ее знать.
Задание 13. Найдите морфологическую ошибку в каждом фрагменте, исправьте ее и, если сможете, объясните ее происхождение. Используйте «Грамматику русского языка» и словарь «Грамматическая правильность русской речи». Сверьтесь с «Ответами...»
1. Туристские горизонты
Москва. Объявлены результаты всесоюзного конкурса «Туристические горизонты – 76»... (Газета, 1976).
2. Строители потребовали от турков освободить помещение. (Газета).
3. Решение было одобрено около восьмистами делегатов. (Газета).
4. Наш спортсмен бежал в паре с экс-рекордсменом мира Л. Эфшиным. (Газета).
5. Здесь вырос большой город с населением более полмиллиона человек. (Газета).
6. Командир выпил чашку горячего чаю. «Больше нельзя, – пояснили нам медики. – После длительного пребывания в невесомости стакан выпитого чая ощущается как плотный обед». (Газета).
7. Хоккейный шлем в лабораторных условиях выдерживает удар силой до четыреста пятьдесят килограмм. (ТВ, Николай Озеров).
1.4.2.
Синтаксические ошибки
Синтаксические ошибки так же, как и морфологические, очень разнообразны. Поэтому и среди них выделим только три типа – три показательные проблемы, требующие усиленного внимания редактора.
Первая проблема – координация сказуемого и подлежащего, когда подлежащее выражено количественным сочетанием типа «100 человек сидело/сидели». Так как газета богата количественной информацией, то эта синтаксическая модель в газетной речи представлена широко.
В стилистической и справочной литературе существует длинный перечень правил подобной координации. Для литературного редактора проще оценить рассматриваемую вариативность с помощью газетно-речевой статистики (см. словарь «Грамматическая правильность русской речи»).
Расположим разновидность этой модели в последовательности нарастания множественного числа, имея в виду, что множественное число – новая форма, а единственное – старая:
1) ряд человек: |
сидел сидело сидели |
79% правильно 6% грубая ошибка 15% нежелательно |
2) несколько человек |
пришло пришли |
75% правильно 25% допустимо |
3) большинство: |
сидело сидели |
67% правильно 33% допустимо |
4) один миллион: |
бастует бастуют |
63% правильно 37% допустимо |
5) более 10 человек: |
сидело сидели |
60% равнозначные 40% варианты |
6) 100 человек: |
сидело сидели |
46% равнозначные 54% варианты |
Теперь комментарий. Начнем снизу. Процентный показатель ясно показывает, что множественное число глагола при количественных сочетаниях еще далеко от победы. Процесс перехода от старых форм к новым в самом разгаре. В простых случаях – числительное плюс существительное с уточняющими словами (более, свыше, около, почти, примерно, по крайней мере и т.п.) – оба варианта глагола равноправны и встречаются одинаково часто. Но нужно отметить, что в трех случаях вариантов нет:
1) Работал 21 человек: при составном количественном числительном, оканчивающемся на единицу, – только единственное число глагола.
2) Семеро одного не ждут: при субстантивированном собирательном числительном – только множественное число глагола.
3) Эти семь лет прошли быстро: при определении во множественном числе – только множественное число глагола.
Далее выше по списку в трех разновидностях модели глагол употребляется преимущественно в единственном числе, но и множественное не может считаться ошибкой, это допустимый вариант.
И, наконец, первой в списке идет конструкция с собирательным существительным, имеющим количественный оттенок, – ряд, большинство, число, часть и т.п., – которое упрямо удерживает единственное число глагола. Это нежелательный вариант, хотя он и встречается еще у А.Пушкина: «И жемчугов ряд лицо осенят».
Задание 14. Найдите и исправьте ошибки на согласование и координацию. Выполнение задания не требует обращения к словарям или грамматике. Сверьтесь с «Ответами...»
1. За эти два дня погибло 34 человека, пострадало 1103 гражданских лиц и 61 полицейский. (Газета).
2. Объем продукции фермерских хозяйств будет на 44 процента ниже прошлогоднего уровня – наихудший показатель за последние четверть века. (Газета).
3. В южных районах республики сила толчков достигала пяти с половиной балла. (ТВ).
4. В заключение можно сказать, что ряд членов правительства России заранее говорят, что продержатся у власти не более 6 месяцев. (Газета).
5. К тому же при температуре свыше 20 градусов при магазинах будут работать свыше 120 выносных столика по продаже прохладительных напитков. (Газета).
6. Как передает агентство Рейтер, Заккаро считается одним из фигур, замешанных в скандале с махинациями в администрации города Нью-Йорк.
7. Как показал опрос, 61 процент американцев убеждены, что правительство скрывает информацию, которую люди должны знать. (Газета).
8. Один из ведущих американских официальных лиц призвал кокаинового барона сдаться. (Газета).
Вторая проблема – ошибки в управлении. Среди множества подобного рода ошибок выделим специфически газетный тип.
Пример: Огромное поле было посеяно высокосортной гречихой. (Газета)
Формула ошибки: посеять что + засеять чем = посеять чем.
Это ошибка по аналогии. Механизм ошибки такой: точное слово заменяется на синоним или частичный синоним, но управление остается от замененного слова. По количеству этого типа ошибок у автора можно судить об остроте его языкового чутья.
Задание 15. Найдите и исправьте ошибки на управление. Попробуйте найти формулу ошибки. Одного языкового чутья будет мало – понадобится и словарь. Сверьтесь с «Ответами...»
1. Сенатор Люсс, переодетый под рабочего, выходит из аптеки. (Газета).
2. Он все свободные часы готов сидеть в машине или лежать под ней, испачкав руки по самые локти в грязи и масло. (Газета).
3. Но вот на тенистой пальмовой аллее, где уже совсем сгустился туман, появился капитан Макартни...; тихонько напевая что-то себе под нос, он сделал несколько шагов, споткнулся на какую-то, как показалось ему веревку, протянутую поперек аллеи, и, громко выругавшись, растянулся на земле плашмя. (Рафаэль Сабатини. Хроника капитана Блада. Пер. Т. Озерской).
4. Эти книги очень малы. Размер томиков не превышает десять сантиметров. (ТВ).
5. Невольно возникает вопрос, как же соотносится разнообразие условий существования к общей численности птиц. (Научно-популярная книга).
6. Другая задача словаря состоит в предупреждении от типичных, распространенных в речи ошибок. (Трудности словоупотребления и варианты норм русского литературного языка).
7. И в случае птиц успешно достичь одной и той же цели можно разными путями. (Научно-популярная книга).
8. Он поблагодарил за письмо и документ и заверил, что доведет о них до сведения президиум конгресса. (Газета).
9. К тому же значительны запасы элементов, не имеющих однозначных параллелей в каждой из систем и характерных только одной из них. (Костомаров. Русский язык на газетной полосе).
10. Страна встает со славою навстречу дня. (Б. Корнилов).
11. Знание газетной специфики не обязательно для читателя, но для профессионалов пренебрежение к ее законам и нормам непростительно. (Журнал «Журналист»).
12. На Бухарестской улице водитель трамвайного парка имени Коняшина Ю. Афанасьев, упавший с балкона второго этажа, госпитализирован с ушибами и переломом руки.
Третья проблема – неправильное присоединение деепричастного оборота. Вообще деепричастный оборот – это, своего рода, индикатор культуры письменной речи. Его неправильное присоединение к основной части предложения русские писатели использовали в речевой характеристике малограмотных персонажей. Вот два ярких примера.
1) А. Чехов: «Подъезжая к сией станцыи и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа. И. Ярмонкин» («Жалобная книга»).
2) А. Аверченко: «Севши на извозчика, дождь все усиливался».
Смешные неграмотности, причем вторая неграмотность смешнее первой. Смех вызывает нарушение нормы, во втором случае нарушение сильнее – и смех сильнее. А какова норма?
В русском языке деепричастие соотносится не только с глаголом – сказуемым, но и с подлежащим: подлежащее должно быть носителем действия, выраженного деепричастием. В шутке Чехова этого нет. Вернее носитель действия есть («у меня»), но он не подлежащее. Поэтому получается, что к станции подъезжала шляпа – вот причина смеха. В шутке Аверченко подлежащее – дождь, поэтому формально он сел на извозчика. А носитель действия вообще не указан. Причина смеха двойная.
Ошибки на присоединение деепричастного оборота у журналистов не часты, но обидны. Великолепный спортивный телекомментатор Николай Озеров совершенно не в ладах с деепричастным оборотом. Вот один из его перлов: «Потеряв шайбу, следует пас назад». (ТВ).
Присоединение деепричастного оборота имеет множество нюансов и допустимых отклонений от строгой нормы. Здесь мы лишь отмечаем особенности, на которые следует обращать внимание литературному редактору. Например, если вы встретите подобные ошибки у Пушкина или Л. Толстого, то не надо спешить их редактировать, ибо у классиков – это галлицизмы: во французском языке деепричастный оборот присоединяется свободно.
«Имея право выбирать оружие, жизнь его была в моих руках». (А. Пушкин). «Проезжая по деревне, у коляски свалилось колесо». (Л. Толстой). «Убедившись, что понять это он не может, ему стало грустно». (Л. Толстой).
Современные авторы, даже знающие французский язык, не могут претендовать на снисхождение литературного редактора.
Задание 16. Определите, в каких предложениях не требуется исправлять присоединение деепричастного оборота.
1. Изучая русскую живопись XIV века, бросается в глаза одна любопытная деталь. (Газета).
2. Забросив две шайбы в ворота нашей сборной, польскую команду просто не узнать. (Николай Озеров, ТВ).
3. Не умея ненавидеть, невозможно искренне любить. (М. Горький).
4. Слушая молдавские мелодии, невольно возникает ощущение праздника. (ТВ).
5. Стоя на высоком открытом холме, мне казалось, что я знаю этот городок с детства. (Газета).
6. Покупая костюм прямо с фабрики, он обойдется вам на 25% дешевле. (Телереклама).
7. Не приглашая представителей соответствующих организаций, решение было принято, можно сказать, кулуарно. (Газета).
8. Комиссия ГАИ за управление транспортом, будучи в нетрезвом состоянии, лишила водительских прав шофера Чуркина. (Газета).
Фразеологические ошибки выражаются в деформации фразеологических оборотов. Основных причин деформации две: затемнение смысла фразеологизма и смешение близких по смыслу фразеологизмов. Поэтому и типов деформации два: внутренняя деформация фразеологизма и контаминация (гибридизация) фразеологизмов.
1.5.1.
Внутренняя деформация фразеологизмов
Так как фразеологизмы, а также многие поговорки имеют весьма почтенный возраст, то затемнение их первоначального смысла – обычное дело в языке. Но десемантизация отдельных членов оборота не мешает его употреблению, ибо значение фразеологизма не складывается из значений его частей. Кто знает, что:
– в выражении «у черта на куличиках» слово «куличка», «кулыга» означает – расчищенная лесная поляна,
– в выражении «ни богу свечка ни черту кочерга» слово «кочерга» означает – лучина для освещения,
– в выражении «ни кола ни двора» слово «кол» означает – полоса пахотной земли шириной в две сажени?
Но бывает, что затемнение внутренней формы фразеологизма приводит к его переосмыслению. Модная сейчас в газетах идиома «власть предержащие», то есть власть держащие, власть имущие, впервые зафиксировано в тексте «Остромирова евангелия» (1056). Это даже не русский язык, а древнерусский – общевосточнославянский. Тысячу лет назад слово «власть» означало – страна, область (сравните – волость), а слово «предержащие» означало – управляющие. Древнее значение оборота «власть предержащие» – управляющие страной, волостью, новое значение – власть имущие. Значение изменилось, форма осталась прежней.
Но чаще затемнение значения фразеологизма приводит к искажению его формы. Идиома «взять в оборот» – это искаженное «взять в оброть»: оброть – часть упряжи лошади (от слова «рот»).
Во фразеологизмах, как и в лексике, идет непрерывный процесс изменения, трансформации, который современниками этих изменений оценивается как искажение. Искажения – это ошибки, и с ними надо бороться. И на наших глазах происходят такие искажения-изменения. Литературный редактор должен их знать. Мастерство редактора в данном случае заключается в том, чтобы различать: какой процесс закончился, и трансформация превратилась в узаконенную ошибку, а какой процесс еще идет, и деформация признается ошибкой.
В качестве иллюстрации опишем четыре распространенные деформации фразеологизмов и поговорок[[21]].
1. Фрагменты из газет: «пока кипит сыр-бор», «стоит ли поднимать сыр-бор», «сыр-бор начался», «зачем сыр-бор городить», «зачем затевать сыр-бор». Здесь ни одного правильного употребления фразеологического оборота. Более того, авторы этих фрагментов даже не подозревают что «сыр-бор» – это сырой бор, сырой лес. Выражение столь древнее, что в нем законсервировано краткое прилагательное да еще с существительным (в современном русском языке краткие прилагательные употребляются только с глаголами). Настоящий фразеологизм – «разгорелся сыр-бор».
2. Фрагменты из газет: «солидную лепту в загрязнение воздуха вносит вагоноремонтный завод», «вносят свою лепту в канцелярское усовершенствование русского языка и спортивные комментаторы», «большую лепту в успех сегодняшней работы внес...», «немалую лепту в разъединение рельсового пространства вносят и таможенные барьеры».
И опять все употребления ошибочны, потому что «лепта» – древнегреческая мелкая медная монета. Правильный фразеологизм – «внести посильную лепту». В речевом изъяне проявляется образовательный, культурный изъян.
3. «Вот тебе, боже, что нам негоже» – именно этим принципом руководствуются монополии, сплавляя «третьему миру» все, что не пользуется спросом в развитых странах». (Газета). «Этим и воспользовался Едигей. Убедил начальника разъезда, что надо самим поехать, а то ведь пришлют – на тебе, боже, что нам негоже». (Ч.Айтматов, «И дольше века длится день»). Боже в этих примерах ни при чем. Правильная форма фразеологизма – «на те, небоже, что нам негоже»: небоже – убогий, нищий.
4. Стало почти общеупотребительным выражение «возвратиться в родные пенаты». Но это невозможно сделать, так как пенаты – античные божества дома. Неискаженная форма фразеологизма «возвратиться к родным пенатам» – калька с французского.
Борьба с подобного рода ошибками имеет парадоксальный характер, потому что большинство из них в конце концов победят. (Заметили: большинство... победят?) Так надо ли с ними бороться? Надо! Почему? Ответ ниже, в разделе о статистической теории языковой нормы.
1.5.2. Контаминация фразеологизмов
Это основной, по количеству, тип фразеологических ошибок. Формула такой ошибки аналогична формуле ошибки на смешение управления.
Часто смешиваются выражения «играть роль» и «иметь значение», и появляются речевые уродцы «иметь роль», «играть значение». Знаменитое выражение «две большие разницы» – это гибрид двух выражений – «две разные вещи» и «большая разница». Иллюстративный материал велик.
Задание 17. Найдите в каждом примере фразеологический гибрид и определите два исходных фразеологизма, которые породили этот гибрид. Сверьтесь с «Ответами...»
1. Однако сбрасывать это обстоятельство со счета еще преждевременно. (Газета).
2. Мне предстояла встреча с ребятами 16–18-летнего возраста, которые заканчивают среднее образование. (Газета).
3. Они давно потерпели инфляцию. (Ю. Бондарев, «Берег»).
4. Голубеву за подвиг, проявленный при защите ленинградского неба, присвоено звание Героя Советского Союза. (Газета).
5. Они нашли способ отнимать у рабов их живую память, нанося тем самым человеческой натуре самое тяжкое из всех мыслимых и немыслимых злодеяний. (Ч. Айтматов, «И дольше века длится день»).
6. Ну и влипли же мы в переплет под станцией Уманской! (А. Толстой, «Хождение по мукам, прямая речь).
7. Вот над чем, мне кажется, стоило бы задуматься критикам, поспешающим порой выносить свой суд на основе «железных» законов того или иного жанра». (Ю. Семенов, газета).
8. Мой сын и мой отец при жизни казнены,
А я пожал удел посмертного бесславья...
(Демьян Бедный, «К памятнику Александру III»).
1.6.
Редакторский комментарий к теории языковой нормы
Языковая (литературная) норма – «совокупность наиболее устойчивых традиционных реализаций языковой системы, отобранных и закрепленных в процессе общественной коммуникации»[[22]]. Нормативному языковому варианту противостоит ненормативный, и если бы в языке не было вариативности, не было бы и необходимости в понятии языковой нормы. Вариативность пронизывает все уровни языка, непонимающим ее сути она кажется чем-то лишним, ненужным – чудовищным несовершенством языка, которое нужно и можно исправить.
Но избавиться нельзя – пока язык жив. Языковая вариативность есть след языкового развития. Рядовой носитель языка видит только современное состояние языковой системы и оценивает ее как нечто застывшее. Но язык не стоит на месте, он развивается, изменяется – очень медленно и почти незаметно для одной человеческой жизни.
Существует две причины языковой эволюции. Первая причина – внешняя. Жизнь изменяется, появляются новые реалии, которые требуют новых слов – так расширяется словарь. Другие реалии уходят из жизни в историю, отмирают и слова, их обозначающие – так сокращается словарь.
Вторая причина – внутренняя. Язык сам со временем изменяется. Двигатель этого внутреннего изменения языка – языковая вариативность. В плане культуры речи варианты делятся на старые и новые. Например, если вы встретите в романе современного писателя выражение «ни за какие благи», то сочтете это за ошибку. И будете совершенно правы. Но это словосочетание взято из «Записок охотника» И. Тургенева, и тогда, в середине ХIХ века, именно этот вариант считался правильным, а вариант «ни за какие блага» был на периферии русской литературной речи.
Если с высоты нашего времени окинуть беглым взглядом историю русского языка, то откроется любопытная картина. Рассмотрим в этой картине несколько эпизодов.
В повести А. Чехова «Дуэль» (1881 год) встречаются такие слова и выражения: одежа, критериум, зала, по-полустакану, вверх тормашкой, паразитная жизнь, холерная микроба и другие. С современной точки зрения это ненормативные речения, устаревшие варианты. Всего в повести 30 таких слов. На 30 тысяч словоупотреблений (таков словесный объем произведения). То есть в повести Чехова «Дуэль» 0,1% всех словоупотреблений составляют морфологические архаизмы.
В повести Л. Толстого «Два гусара» (1856 год) доля архаизмов вырастает до 1%. Вот некоторые из них: четвероместная карета, энергический голос, дуэлист, спросонков, в третьем годе и другие. Все это устаревшие варианты с нашей точки зрения.
У А. Пушкина в повести «Пиковая дама» (1833 год) уже 2,3% морфологических архаизмов: распухлые ноги, потаенная лестница, угольный (то есть угловой) дом, пузастый мужчина, осьмидесятилетний, вчерась, сертук, будучи в душе игрок и т.д.
В повести Н.Карамзина «Бедная Лиза» (1792 год) архаизмов еще больше – 5,5%.
Это лишь отдельные ориентиры в массиве русской литературы. И, конечно, четыре произведения ни в коей мере не дают полного представления об изменении русского языка на протяжении двух веков. Это пунктир, но и он позволяет судить о многом, особенно если изобразить его графически (см. рисунок).
Увеличение степени грамматической
архаичности русского языка за два века
С удалением от наших дней степень архаичности русского языка возрастает, и наконец наступает предел, за которым современный читатель перестает понимать родной, но устаревший язык. Требуется переводчик. «Слово о полку Игореве» читается в переводе, там морфологические архаизмы составляют приблизительно 2/3 всех слов. А вы помните: этот литературный памятник находится за пределами русского языка.
Движение, изменение русского языка, отраженное на рисунке, есть итог борьбы языковых вариантов. Эта борьба постоянно обновляет язык: новое приходит, а старое уходит. Языковые варианты существовали всегда, и будут существовать всегда, пока жив язык.
Таким образом, языковая вариативность – это способ постоянного внутреннего обновления языка, его движения, развития. Язык – это саморазвивающаяся система, которую можно сравнить с живым организмом. Пока язык жив, он полон вариантами. Удалить языковую вариативность – значит, прекратить развитие языка, значит, убить язык.
Живым носителям живого языка остается одно – приспособиться к постоянному обновлению языка, к языковой вариативности и понять механизм, который ею управляет.
А механизм, который ею управляет и есть языковая норма.
Нужно различать собственно языковую норму, которая объективна и о которой можно судить, наблюдая за языком, в том числе и измеряя его, и кодификацию языковой нормы, которой занимаются лингвисты: составители грамматик и словарей, учителя-словесники и, наконец, литературные редакторы. Людям свойственно ошибаться и в любом нормативном словаре можно найти несколько десятков рекомендаций, с которыми хочется поспорить, – они субъективны.
Рекомендации кодификаторов осуществляются с помощью словарных помет. Но беда в том, что нет единой системы таких помет, и от одного словаря к другому пометы меняются. Но все-таки всех их можно свести к одной иерархии на основе характера помет. Сделаем это в виде таблицы:
Типы помет |
Характер помет |
||
Нормативные |
Стилистические |
Хронологические |
|
нормативное и |
книжное |
традиционное устаревающее или новое |
одобряющие разрешающие |
допустимое |
разговорное |
||
не |
просторечное |
устарелое или новейшее |
запрещающие |
ошибка |
Для литературного редактора сигналом к редактированию служат запрещающие пометы. Разрешающие пометы будут относиться к стилистическим особенностям автора текста.
Динамическая картина борьбы языковых вариантов и позиций кодифицирования языковых норм может быть представлена в виде идеальной, усредненной схемы (см. рисунок). Эта схема отражает соотношение объективных, стихийных языковых норм – они выражены статистически, процентами – и норм кодифицированных – они выражены пометами: нормативными, стилистическими и хронологическими.
Исходная, нулевая позиция – отсутствие варианта какого-либо языкового явления. Например, украинские фамилии на -енко в начале XIX века в русском языке склонялись. Несклоняемого варианта, который сейчас господствует в русском языке, не существовало. Пушкин последовательно склонял все такие фамилии. Это был конец эпохи, когда склонялись почти все иноязычные фамилии и вообще все иностранные слова (у Карамзина: Отеллу, какаом, в розовом домине).
Первая позиция – появление варианта в языке. Новейший вариант в языке – это почти всегда ошибка, вернее он так оценивается. Это отметил еще полвека назад чешский лингвист В. Матезиус: «развитие языков вообще складывается прежде всего из изменений, которые вначале с точки зрения действующей нормы воспринимаются как ошибки...» Если ошибка получает распространение, ее причину надо искать не в людях, а в самом языке.
Идеальная схема борьбы языковых
вариантов и позиций кодифицирования языковой нормы
Здесь уместно провести аналогию с генетикой. Языковые ошибки подобно мутациям – внезапным и резким наследственным изменениям признаков и свойств организма. Благодаря мутациям обеспечивается эволюция вида. Благодаря мутациям обезьяна превратилась в человека. Мутации – это механизм эволюции животного мира. Языковые ошибки – это механизм эволюции языка.
Условимся считать языковыми ошибками варианты, дающие не более 5% употребления. Соответственно старый, традиционный вариант, пока что непоколебимо нормативный, даст не менее 95% употреблений.
Если в языке появилась какая-то нежелательная, но упрямая ошибка, значит, в языке начался процесс, началась борьба двух вариантов, которая на этом, первом этапе еще не осознается как борьба: существует правильное решение, но в противовес ему появился какой-то языковый уродец – объект культуры речи. Он бракуется учителями-словесниками, оценивается весьма негативно словарями (созыв не созыв), исправляется редакторами, но тем не менее упорно существует. На этой позиции кодификаторы еще могут остановить нежелательное языковое явление. Дальше будет труднее.
Первые попытки не склонять фамилии на -енко появились в русском языке приблизительно в середине ХIХ века. Они противоречили правилам грамматики и оценивались как грамматические ошибки.
Раньше в XVI, XVII веках, когда не было лингвистов, когда некому и некуда было писать темпераментные письма о порче русского языка, ошибки получали распространение и вытесняли старый вариант гораздо легче и быстрее. Выше было продемонстрировано достаточное количество узаконенных ошибок.
Вторая позиция – ошибочный вариант получает распространение, его употребительность увеличивается и переходит условную отметку 5%. В словарях такие варианты приводятся с пометами «не» и «просторечное». Пример – склонение собирательного числительного «обе» по мужскому роду: обоих стран, обоих рук. В газетных текстах этот вариант дает чуть более 5%. Это значит, что в языке идет процесс родовой унификации склонения числительных «оба», «обе». Кто победит – языковая стихия или кодифицированная норма – сказать трудно. Но бесспорно: именно благодаря запретам лингвистов процесс развивается очень медленно.
Словоформы «слесаря» (11%), «в МИДе» (13%) тоже пока следует признать просторечными, хотя они очень агрессивны и их конечная победа почти не вызывает сомнений.
Склонение фамилий на -енко перешло в разряд просторечия, то есть стало употребляться в массовой городской некодифицированной речи, в начале второй половины XIX века.
Третья позиция – употребительность просторечного варианта возрастает. Тогда составители словарей отступают и снабжают новый вариант пометой «разговорное» или даже «допустимое», что для литературного редактора одно и тоже. Это означает, что вариант допущен в бытовой литературный диалог.
Граница между просторечными и разговорными явлениями зыбка и неопределенна. Для статистически измеренных вариантов «разговорное» можно было бы ограничить снизу 20%, а сверху 40%. Это приблизительные границы, которые предлагаются впервые.
В разговорную зону проникло слово «кофе» в среднем роде (35%), винительный падеж (вместо родительного) существительного-дополнения при глаголе с отрицанием: не ел хлеб (вместо: не ел хлеба) – 28%.
Склонение фамилий на -енко стало разговорным вариантом в последней трети ХIХ века.
Наконец употребительность разговорного варианта настолько возрастает, что он начинает конкурировать на равных со старым, нормативным вариантом. Это четвертая позиция кодификации: пора признать равноценность обоих вариантов и снабдить их пометой «и» (околéсица и околЁсица). Употребительность каждого варианта заключена в пределах 40–60%.
Для фамилий на -енко равновесие склоняемого и несклоняемого вариантов наступило в конце XIX века. В прозе Чехова найдем употребление и того и другого.
До сих пор с ростом употребительности нового варианта менялась его нормативно-стилистическая оценка: ошибка, просторечное, разговорное, равноценное. В тоже время старый вариант, постепенно уменьшаясь количественно, не изменялся качественно – оставался нормативным, традиционным. После прохождения равновесной области происходит перемена знаков: новый вариант становится нормативным и воспринимается теперь как традиционный, а старый вариант оценивается как разговорный или допустимый. Так старый вариант управления «купить молока» (родительный падеж, 43%) уступил место варианту «купить молоко» (винительный падеж, 57%). Старый вариант «мало снегу» (25%) вытеснен новым вариантом «мало снега» (75%) в разряд разговорных, устаревающих.
В пятой позиции новый вариант – книжный, традиционный, а старый – разговорный, устаревающий.
В шестой позиции старый вариант переходит в разряд просторечий. Например, формы местоимений «мною», «тобою» (14%), уступили место формам «мной», «тобой» (86%) и в ближайшие десятилетия окончательно устареют.
Фамилии на -енко в наши дни склоняют только 5% людей, преимущественно старейшего возраста или испытавших влияние украинского языка, где такие фамилии склоняются. В русском языке склонение таких фамилий находится на грани просторечия и языковой ошибки. В начале следующего века оно станет бесспорной ошибкой. Это будет седьмая и последняя позиция кодификации языковой нормы. Процесс конкуренции двух языковых вариантов закончится, и тогда можно будет сказать, что он продолжался полтора века или чуть более.
Таков полный цикл борьбы вариантов – движения языковой, стихийной нормы и смены позиций ее кодификации. Это идеальная, усредненная схема с условным временем. Конкретное время существования и борьбы вариантов может быть и пятьдесят лет, и двести.
Литературному редактору важно понимать стилистическую шкалу оценки борющихся вариантов. В ее начале – бытовая речь, а в конце – книга. «Все изменения языка... куются и накопляются в кузнице разговорной речи» (Л.В. Щерба). «Пусть книга способствует неподвижности языка, зато живая речь – всегда фактор движения» (Марк Блок). Новый вариант, если он принят языком, если он вытекает из часто необъяснимой языковой потребности, начинает свое победное восхождение по статистической лестнице к ее вершине – от бытового разговорного языка к кодифицированному книжному литературному. И литературный редактор, квалифицированный литературный редактор, должен уметь оценить каждое вариативное языковое явление. А таких явлений, зафиксированных всеми нормативными словарями не менее 150 тысяч, в среднем одно на 20 слов речевого потока, то есть один вариант на одно предложение.
1.7.
Авторская речевая вольность
Авторская речевая вольность выражается на уровне слова и словосочетания. На уровне слова – это, во-первых, необычные употребления слов, которые сводятся к метафоре, метонимии, иронии и каламбуру, а во-вторых, окказионализмы – придуманные автором слова. Это всё лексико-семантические явления, и с точки зрения редактирования здесь нет проблем – разве что метафора неудачная.
На уровне словосочетания – это намеренные нарушения норм сочетаемости слов, которые могут быть двух типов: нарушение семантических норм сочетаемости и нарушение грамматических норм сочетаемости. Семантическая несочетаемость слов порождает катахрезу или оксюморон, которые можно считать разновидностями алогизма. Они были рассмотрены в разделе логических ошибок. А вот намеренные нарушения грамматических норм сочетаемости слов составляют особую проблему стилистики и литературного редактирования.
Проблема эта называется очень старым, из античных времен, термином «солецизм». Он происходит от названия города Солы (или Сол), греческой колонии в Малой Азии, где вследствие национальной пестроты греческий (аттический) язык утратил свою чистоту. Хотя термину более двух тысяч лет, он неоднозначен: разные авторы трактуют его по-разному[[23]]. Вычленим главное и бесспорное.
Термин «солецизм» одновременно обозначает грамматическую ошибку (авторскую глухоту) и стилистическую фигуру (авторская вольность). А граница между ними часто зыбка, ее определение субъективно. То, что литературный критик считает у поэта ошибкой, сам поэт считает намеренным нарушением языковой нормы, на которое он имеет право.
Вообще-то, критерий оценки нарушений грамматики существует. Вот он: «...В принципе возможны два отношения к норме... При одном отношении действует постулат: все, что не разрешено в явном виде (например, не внесено в нормативный словарь и/или грамматику), считается запрещенным, а при другом, наоборот, все, что не запрещено в явном виде, считается разрешенным. Первая тактика характерна для нормативной стилистики и в особенности для деятельности литературных редакторов... Вторая тактика встречается в поэзии...»[[24]]
Но на практике, особенно в поэзии, это научное правило работает слабо. В словарях в качестве иллюстраций приводятся примеры из классиков, причем приводятся только явные грамматические дефекты:
«Внемли с улыбкой голос мой» (А. Пушкин),
«Из пламя и света Рожденное слово» (М. Лермонтов),
«Стреляем зверь да птицы» (А. Толстой).
Рядовому поэту за такие ошибки непоздоровится.
Но если мы переходим от поэзии XIX века к газетной речи XX века, то проблема грамматической неграмотности не выглядит столь уж сложной. А уж в разговорной речи мы без труда отличим ошибку (сколько время?) от приема (его ушли с работы). Критерий авторской вольности – намеренность, выделенность, которые хорошо ощущаются слушателем, читателем. Если этого ощущения нет, то это ошибка. Если же автор утверждает, что у него было такое намерение, а читатель (редактор) его не уловил, то прав не автор, а читатель (редактор). Это должно быть законом, но при одном условии: читатель должен быть во множественном числе – тогда будет исключен субъективизм. А так как редактор все равно остается в единственном числе, то для него и проблема остается. Выручают языковое чутье, опыт, квалификация и авторитет.
Современные русские солецизмы совсем иного рода, чем грамматические то ли ошибки, то ли приемы XIX века. Тогда, 150 лет назад, ни у поэтов, ни у прозаиков не было вкуса к нарушениям грамматики, хотя Пушкин и утверждал в «Евгении Онегине»:
«Как уст румяных без улыбки,
Без грамматической ошибки
Я русской речи не люблю».
Теперь же этот вкус есть даже у рядовых носителей языка. Изменилась языковая ситуация, ибо появился целый город, производящий грамматические неправильности. Этот город – Одесса.
Речевые неправильности одесситов получили всероссийскую, всесоюзную известность и популярность. Этому способствовала известность и популярность самой Одессы как особого города России, СССР. До революции Одесса была, своего рода, порто-франко – свободным портом. В годы советской власти Одесса была романтизирована, не без помощи «Одесских рассказов» И. Бабеля, а позднее превратилась в символ свободы: вспомним песню В. Высоцкого «Москва – Одесса». Одесская свобода в языке заменяла всю остальную свободу.
Язык одесситов как явление чисто лингвистические получил свою особенность от многонациональности города. На русском языке, кроме самих русских, говорили украинцы, евреи, греки, молдаване, немцы. Одесса на окраине России стала историческим аналогом города Солы на окраине Эллады, поэтому русские солецизмы можно называть одессизмами.
М. Жванецкий назвал язык Одессы «прелестно-безграмотным». Это очень точное определение: речевая безграмотность воспринимается как некое достоинство речи. Заметим: точно так же мы оцениваем ошибки детской речи.
Даже после распада СССР культурная близость Одессы к России заметна без труда, а языковая ситуация в городе остается прежней. «На опросе, недавно проведенном в городе, девяносто пять процентов населения, где большинство составляют украинцы, признало своим разговорным языком русский. Горсовет принял решение о делопроизводстве на языке, который предпочитает большинство граждан Одессы»[[25]].
Хотя речевые неправильности в русском языке одесситов – результат влияния многих языков, все-таки основной их источник имеет еврейское происхождение. После опубликования «Одесских рассказов» Бабеля с одессизмами познакомилась вся страна, и они вошли в русский язык как шутливые фразеологизмы. Вот некоторые цитаты из бабелевских рассказов:
«Я имею сказать вам пару слов»; «Я плачу за дорогим покойником»; «И живите до сто двадцать лет», «Говори сюда»; «Мне надо до Бени»; «Беня узнает за это»; «И пусть вас не волнует этих глупостей»; «Об чем вы думаете? Об выпить рюмку водки?»; «Возьми мои слова и начинай идти».
По образцам бабелевской прозы стали создавать шутливые выражения далеко от Одессы: «слушайте сюда», «есть с чего посмеяться», «что вы из-под меня хотите?» и т.п.
В языке появилась модель, но она не заработала бы, если бы у русского народа не было бы в ней потребности. Зерна упали на благодатную почву. Любовь к алогизмам у русского народа – это, своего рода, национальная особенность, а солецизм – это алогизм в грамматике.
Одесские корни грамматических неправильностей осознаются настолько отчетливо, что одессизмы в речи маркируются, особо выделяются – для этого появилось выражение «как говорят в Одессе». Один из первых вариантов этого выражения можно найти в книге К. Паустовского «Золотая роза» (1955 год): «...Как говорят одесситы, «сойти на нет»...»
Несколько разных примеров:
«Как говорят в Одессе, две большие разницы». (Бытовая речь).
«Как говорят в Одессе: чтобы вы нам все были здоровы». (Телевизионный репортаж из Одессы).
«Зачем нам этих неприятностей? – как говорят в Одессе». (Газета).
«Возвращение Надеина, как говорят в Одессе, очень сильно усилило ослабленный газетный юмор». (О возвращении Надеина в «Известия», интервью М. Жванецкого в «Известиях» 18 марта 1992 г.). 3десь, как видите, плеоназм, а не грамматическая ошибка, катахреза, а не солецизм. То есть Жванецкий понимает солецизм широко, как любую речевую неправильность.
Одно критическое высказывание. Кинорежиссер Кира Муратова, живущая в Одессе, заметила в телепрограмме «Намедни» (16 апреля 1994 г.): «В одесском юморе нет индивидуального: все шутят одинаково». Точное наблюдение. Вывод для литературного редактора: одессизм хорош в речи как украшение, если его много (извините за одессизм), то речь становится однообразной и вычурной.
Кроме языковой нормы, точнее бы ее называть литературно-языковой, ибо это норма литературного языка, противопоставленного нелитературным разновидностям национального языка (городскому просторечию, диалектам, жаргонам), – так вот, кроме языковой нормы существуют нормы стилевые.
Русский литературный язык многослоен, он состоит, как вам известно, из пяти функциональных стилей. Внутреннее единство, системность каждого стиля поддерживается стилевыми нормами. Обобщенно: стилевая норма – это совокупность речевых средств, преимущественно употребляющихся в данном функциональном стиле. Здесь важно слово «преимущественно», ибо стилевая принадлежность того или иного языкового элемента имеет вероятностно-статистический характер, а не абсолютную привязанность. Например, наибольшая средняя длина предложения – в официально-деловом стиле, но это не означает, что в других стилях не встречаются очень длинные предложения.
Кроме стилистически отмеченных элементов языка существуют и нейтральные, универсальные элементы, которые могут встретиться в любом функциональном стиле, хотя и с разной частотой.
Если бы не было стилевых норм, не было бы и разделения языка на функциональные стили. Как Солнце удерживает планеты на орбите вокруг себя, так и стилевая норма удерживает специфические языковые элементы в пределах стиля.
Нарушение стилевой нормы порождает нормативно-стилевую, или просто стилевую ошибку. Не стилистическую!
В печатной продукции, с которой имеет дело литературный редактор, нормативно-стилевые ошибки, в отличие от нормативно-языковых, встречаются очень редко. И это, на первый взгляд, странно. Ведь овладение функциональными стилями и, соответственно, их нормами, это второй этап освоения языка. Первый – овладение общими нормами литературного языка, языковыми нормами. Но дело в том, что на втором этапе меньше трудностей, ибо уже фронт речевой деятельности. Кроме того, в каждом функциональном стиле выступают специалисты, которые хорошо знают свое дело и язык этого дела. Неприятности возникнут, когда, например, юрист, без труда составляющий сложнейшие, с языковой точки зрения, юридические документы, попытается написать газетную статью. А это занятие требует знания норм публицистического стиля. Не говоря уж о навыках журналистской работы. Короче, нормативно-стилевые ошибки допускают, как правило, дилетанты, выступающие в незнакомой для них области языка.
Нормативно-стилевые ошибки могут быть двух типов, которые, к сожалению, не имеют названий. Назовем их внутристилевыми и межстилевыми, закрыв глаза на некоторую ущербность такой номинации.
Внутристилевая ошибка – это нарушение какой-либо стилевой нормы, не приводящее к стилевому смешению. Это важно вычленить, ибо подобную неграмотность на уровне стиля можно рассматривать и как нормативно-языковую ошибку, искажающую речевой фрагмент, характерный именно для данного стиля, а не для всего литературного языка. Приведем три характерных примера.
Первый – из рассказа Л.Толстого «Рубка леса». В этом рассказе Толстой отошел от художественного стиля и попробовал использовать в художественных целях стиль деловой, требующий точного словоупотребления, часто дробного синтаксиса и соответствующей графики. Оказалось, что деловым стилем писатель владеет плохо. Поэтому он наделал элементарных ошибок. Найдите их сами в следующем фрагменте рассказа:
«В России есть три преобладающие типа солдат, под которые подходят солдаты всех войск: кавказских, армейских, пехотных, кавалерийских, артиллерийских и т.д.
Главные эти типы, со многими подразделениями и соединениями, следующие:
1) Покорных.
2) Начальствующих и
3) Отчаянных.
Покорные подразделяются на а) покорных хладнокровных, в) покорных хлопотливых.
Начальствующие подразделяются на а) начальствующих суровых и в) начальствующих политичных.
Отчаянные подразделяются на а) отчаянных забавников и в) отчаянных развратных.»
Сколько ошибок нашли? Что нужно исправить?
Ошибки сосредоточены только во втором абзаце. В исправленном виде он должен выглядеть так:
«Главные эти типы, со многими подразделениями и соединениями, следующие:
1) покорные,
2) начальствующие и
3) отчаянные.»
Итого семь исправлений, но ошибок две: восстанавливаем нарушенное согласование (следующие – покорные, начальствующие, отчаянные); исправляем точку на запятую, а заглавные буквы на прописные, так как у автора одно предложение.
Есть еще две мелочи, к которым можно придраться и которые вы, наверняка, пытались отредактировать. Во-первых, лучше «три преобладающих типа солдат»: тонкое правило русского языка и сейчас и во времена Л. Толстого различает два согласования прилагательного с существительным при числительном в зависимости от рода существительного: две глубокие лужи – два глубоких пруда. А. Чехов такие тонкости улавливал, Л. Толстой на них, кажется, не обращал внимания.
Во-вторых, из трех подразделений а) и в) в первом случае Толстой соединяет их запятыми, а во втором и в третьем союзом «и». Непоследовательно.
Но подобные мелочи найдем у любого автора и в большом количестве. Оставим их как особенности авторского, индивидуального стиля. Редактирование не должно превращаться в разглядывание текста в микроскоп.
Второй пример – из официально-делового стиля советской эпохи. Это фрагмент решения III Ленинградской областной конференции ВКП(б), июнь 1930 года. Найдите ошибку:
«На основе развертывания колхозов, организации конных и тракторных станций и дальнейшего, все более решительного наступления на кулачество необходимо добиться еще большего развертывания и систематического качественного закрепления колхозного строительства, исходя при этом из расчета проведения в основном коллективизации области к концу 1932/33 г.»[[26]]
Перед нами образец усложненного канцелярского стиля. Автор зарапортовался и из-за сложности предложения впал в тавтологию. Она открывается, если обнажить скелет конструкции: «на основе развертывания ...добиться еще большего развертывания». Ошибка, достойная, как минимум, улыбки, а как максимум, сатирической пародии.
Вообще для официально-делового стиля главная проблема – это проблема понимания текста, имеющего самый сложный синтаксис и специфическую лексику. Эти тексты не рассчитаны на массового читателя, которому приходится самостоятельно продираться сквозь стилистические сложности. Явление это актуально не только для русского языка. Пример из языковой ситуации в соседней Финляндии.
«Финские служащие обязаны в соответствии с новым предписанием обращать особое внимание на стиль своей устной и письменной речи. Дело в том, что в бюро национального языка в Хельсинки участились жалобы от населения. Суть их сводится к одному – «бюрократический» стиль слишком далек от общеупотребительной речи и труден для понимания. Привычка служащих изъясняться на тяжеловесном, запутанном языке приводит подчас к тому, что граждане Финляндии с большой неохотой обращаются в какие-либо учреждения»[[27]].
В русском языке проблема официально-делового стиля не столь остра, но утрирование его особенностей ощущается остро, и высмеивалось неоднократно. О чем ниже будет сказано подробнее.
Третий пример из графоманской поэзии – строки стихотворения, напечатанного в стенгазете одного ленинградского НИИ в 1970 году:
Комса семидесятых!
Держи равненье на
Буденновцев отряды
Под стягом Октября
Хоть юбилей сегодня,
Не речи нам нужны –
Дела, чтоб были сходны
С предшествующими.
Это очень искреннее стихотворение, написанное очень молодой девушкой, но вызывающее очень смешной эффект. Оставим в стороне эстетическое несовершенство стихотворения, остановимся на двух нарушениях стихотворных норм, которые в основном и вызывают комическую реакцию, но которых вы ни указать, ни объяснить не сможете, ибо это требует специальных знаний.
Первое нарушение: оказалось разорванным на два стиха предложно-именное сочетание (на // Буденновцев отряды). В поэзии возможно несовпадение синтаксического членения текста с графическим, а значит и с паузационным. Это называется – перенос. Он может иметь самые разные формы, в том числе и необычные:
...говорю с тобою – но
Слова мои как тень проходят мимо. (М. Лермонтов).
Но все они намеренны, сознательны, так как перенос – поэтический прием. А в стихах из стенгазеты – простая ошибка, вызванная неумелой подгонкой речи под стихотворный размер. Короче, это авторская глухота, а не авторская вольность.
В стихах есть и второе нарушение стихотворных норм: при общем невладении рифмой (семидесятых – отряды; сегодня – сходны) автор рифмует целый стих с одним словом, равным стиху по слоговому объему (не речи нам нужны – предшествующими). Это само по себе уже необычно, но, кроме того, мужская рифма потребовала перенесения в этом длинном слове ударения на последний слог: предшествующими. Комическая реакция читателя обеспечена.
Таким образом, внутристилевые ошибки – невладение конкретным функциональным стилем, неумение писать этим стилем. Особенно остро эта проблема стоит в научно-популярном стиле – в научно-популярных журналах, статьи в которые пишут специалисты, владеющие научным стилем, но слабо знакомые с инструментарием научной популяризации. Это очень специальная проблема, которая здесь может быть только названа.
Под этим неуклюжим термином следует понимать ошибки, основанные на нарушении межстилевых границ, на проникновении элементов одного функционального стиля в систему другого стиля.
2.2.1. Простой пример. На первых моделях городских автобусов «Икарус», которые поставляла в СССР Венгрия, над дверями были краткие таблички: «Осторожно! Вовнутрь открывается». Ясно: сочинил этот текст венгр, учившийся в Советском Союзе. В трех словах две тонкие стилевые ошибки. Во-первых, «вовнутрь» – просторечное слово, а стиль объявления официально-деловой. На месте просторечия должно быть нейтральное, литературное «внутрь». Но и после редактирования остается небольшой стилистический дефект – обратный порядок слов («внутрь открывается») явно разговорного происхождения, сообщающий словосочетанию и всему краткому тексту легкую экспрессию, которая противопоказана официально-деловому стилю. Это во-вторых. После второго исправления получается грамотный, правильный вариант: «Осторожно! Открывается внутрь».
Мы исправили две стилевые ошибки, которые образовались в результате внешнего воздействия на стиль, в результате проникновения в официально-деловой стиль чуждых ему стилистических элементов разговорно-просторечного характера. Этот тип ошибки можно назвать – разговорное в книжном. Так его называет О.Б. Сиротинина в книге «Русская разговорная речь» (М., 1983).
Это очень редкие ошибки. Их допускают или не очень грамотные люди, или иностранцы. Случаются промашки и образованных людей, но только в том случае, если просторечное слово слабо отмечено, не осознается как стилистически сниженное. Разобранное слово «вовнутрь» – как раз такое. Но даже если не сработало языковое чутье, должно было сработать чутье критическое: «вовнутрь» – наглядный грамматический плеоназм.
Грамматические плеоназмы были рассмотрены нами в разделе логических ошибок на примере иностранных слов типа «рельсы» и «битлзы». Они были все стилистически нейтральны. Русские же грамматические плеоназмы почти все стилистически отмечены (кроме литературного «вовне»). Редактор должен иметь в голове список таких слов. Иногда они представляют собой контаминацию двух слов: напостоянно (навсегда и постоянно), напополам (надвое и пополам). Обычно же плеонастический элемент выступает в качестве своеобразного грамматического усилителя – как в наречиях: завсегда, зазря, задешево, задаром. В народной поэзии встречаются плеонастические предлоги: для-ради, с-из. Это уже диалектизмы, их попадание в текст официально-делового стиля имеет нулевую вероятность.
Газетная речь, хотя и относится к книжным стилям, охотно принимает в себя разговорно-просторечную лексику, выполняющую в публицистическом стиле экспрессивную функцию. Иногда для этой цели используются даже диалектные слова. Но грубая лексика в газете – это и не выразительный прием и не стилевая ошибка. Это просто бескультурье.
2.2.2. Противоположный тип ошибки – книжное в разговорном – впервые подробно описан К. Чуковским в книге «Живой как жизнь» под названием канцелярит, от которого нет смысла отказываться.
Чуковский образовал этот термин по модели: дифтерит, бронхит, гастрит и т.д., то есть – это канцелярская болезнь языка. И из всех стилевых ошибок канцелярит – самый распространенный класс. Начнем с простого примера из книги Чуковского. Муж спрашивает жену на прогулке: «Тебя не лимитирует плащ?» Слово «лимитировать» – специальное и стилистически закрепленное слово. Оно употребляется в научном и деловом стилях, а в устной разговорной речи в интимной обстановке звучит комично. Это стилевая ошибка, канцелярит.
Очень важно понять то, что ошибки разговорное в книжном характеризуют человека с недостаточным образованием, а ошибки книжное в разговорном, наоборот, свидетельствуют о серьезном образовании. Речь интеллектуалов интеллектуальна, то есть логичная и точна, а значит, насыщена терминами даже в кухонном разговоре. Часто это достигается за счет экспрессивности, образности.
В советскую эпоху канцелярит разъедал русский язык на всех уровнях. Он проник даже в художественную литературу. Не зря же первым против него выступил художник слова. Описание канцелярита в художественной литературе лучше всего сделано в книге Норы Галь, переводчика с английского и редактора художественных переводов, «Слово живое и мертвое». Приведем выдержку из главы «Берегись канцелярита»:
«Так что же такое канцелярит? У него есть очень точные приметы...
Это вытеснение глагола, то есть движения, действия причастием, деепричастием, существительным (особенно отглагольным) а значит – застойность, неподвижность. И из всех глагольных форм пристрастие к инфинитиву.
Это нагромождение существительных в косвенных падежах, чаще всего длинные цепи существительных в одном и том же падеже – родительном, так что уже нельзя понять, что к чему относится и о чем идет речь.
Это – обилие иностранных слов там, где их вполне можно заменить русскими словами.
Это – вытеснение активных оборотов пассивными, почти всегда более тяжелыми, громоздкими.
Это – тяжелый, путаный строй фразы, невразумительность. Это бесчисленные придаточные обороты, особенно тяжеловесные и неестественные в разговорной речи.
Это серость, однообразие, стертость, штамп. Убогий, скудный словарь – слова сухие, казенные... Всегда, без всякой причины и нужды предпочитают длинное слово короткому, официальное или книжное – разговорному, сложное – простому, штамп – живому образу. Короче говоря, канцелярит – это мертвечина»[[28]].
Это написано в эпоху канцелярита. Закончилась эпоха КПСС, закончилась и эпоха канцелярита в языке. Особенно это заметно на газетной речи, которая в советское время душилась канцелярскими оборотами. Поэтому в качестве иллюстраций приведем примеры из газет того времени.
Были особые обороты, любимые журналистами:
«Задачи контрольной деятельности, возложенные на нас, мы стремимся успешно осуществить». Что такое «задачи деятельности»? Почему не осуществляют, а стремятся осуществить?
«Большое место занимают в работе вопросы контроля за рациональным использованием техники». Подчеркнутое можно вычеркнуть.
Глагол вытеснялся эрзацами и связками:
«Передовым производственником является токарь компрессорного цеха Архипов».
«Не первый год на молочно-товарной ферме нашего колхоза имеется красный уголок».
«Серьезные недостатки и упущения имеются в атеистической пропаганде».
«Ребята направляются на стадион». Это из телепередачи для школьников.
Страдательные обороты и возвратные глаголы вытесняли из текста носителя действия:
«Итоги начатого на комбинате конкурса между цехами оценивались каждые шесть месяцев. Результаты рассмотрения обнародовались в специальных информационных бюллетенях, которые размножались в нескольких экземплярах и вывешивались на видных местах по территории предприятия. В бюллетенях назывались фамилии победителей в борьбе за экономию, кратко освещались их достижения и опыт».
Кто все это делал?
Главное в канцелярите даже не слова, а синтаксис. Попробуйте через него продраться в таком газетном фрагменте:
«Всю организаторскую работу, связанную с проведением в жизнь решений декабрьского Пленума ЦК КПСС, Советы народных депутатов должны направлять на осуществление широкой программы конкретных мер по выполнению планов и заданий текущей пятилетки, эффективному использованию своих полномочий по руководству хозяйственным и социально-культурным строительством, обеспечения комплексного экономического и социального развития на их территории.
В материалах Пленума подчеркивалась необходимость усиления внимания практическому решению задач по повышению эффективности производства и качества работы, рациональному использованию созданного экономического потенциала, концентрации капитальных вложений на важнейших пусковых объектах и своевременному вводу в действие основных фондов, росту производительности труда, усилению режима экономии в интересах дальнейшего подъема благосостояния советского народа».
Почему этот текст нечитабелен? В основном из-за синтаксиса. Два абзаца, каждый абзац – сложное предложение. Сложность предложений в нагнетании однородных распространенных членов предложения. В первом предложении один глагол-сказуемое – «должны направлять», к нему сложное дополнение – «на осуществление программы мер по» – и далее однородные члены предложения (отглагольные существительные), в свою очередь распространенные: «выполнению.., использованию.., обеспечению...». Второе предложение построено аналогично.
Полный набор примет, перечисленных Норой Галь. Плюс предлог «по», который встретился трижды.
В современных российских газетах былой агрессивности канцелярита нет и следа – только отдельные элементы.
2.2.3. Скажем несколько слов и о стилевых выразительных приемах, чтобы отграничить авторскую вольность от авторской глухоты.
Таких приемов всего два: стилистическое смешение и стилистическая пародия. Смешение стилей используется часто и в художественной речи, и в публицистике и в разговоре. Самый простой пример – нарушение стилевого единства иностилевым словом, как в письме Антона Чехова Александру Чехову (2 января 1889 года):
«Велемудрый секретарь!
Поздравляю твою лучезарную особу и чад твоих с Новым годом, с новым счастьем. Желаю тебе выиграть 200 тысяч и стать действительным статским советником, а наипаче всего здравствовать и иметь хлеб свой насущный в достаточном для такого обжоры, как ты, количестве».
Высокий стиль нарушается грубым словом «обжора», рождается комический эффект.
В.Н. Вакуров даже предложил измерять такой стилистический эффект по «разности стилистических потенциалов» слов. Каждый стилистический тип слова имеет стилистический потенциал, который получает цифровое выражение. В случае столкновения двух слов из разных стилистических пластов производится вычитание их количественных показателей, представленных в таблице[[29]]:
Стилистический тип слова: |
Стилистический потенциал слова: |
высокое
книжное |
+ 3 |
сугубо
книжное |
+ 2 |
умеренно
книжное |
+ 1 |
нейтральное |
0 |
разговорное |
– 1 |
просторечное |
– 2 |
грубо
просторечное |
– 3 |
В письме А. Чехова грубо просторечное слово употреблено в контексте из высоко книжных слов. Стилистический эффект = + 3 – – 3 = + 6.
Стилистические пародии могут быть самыми разнообразными. Мини-пародия М. 3ощенко – словосочетание «собака системы пудель»: пародируется техническое выражение «револьвер системы наган».
В фельетоне М. Булгакова «Торговый дом на колесах» (Гудок, 23 марта 1924) на стене кооперативной лавки висит лозунг:
«Транспортная кооперация путем нормализации, стандартизации и инвентаризации спасет мелиорацию, электрификацию, электрификацию и механизацию». Персонаж Гусев думает о лозунге: «Понять ни черта нельзя.., но видно, что умная штука».
В повести Андрея Платонова «Город Градов», сатире на зарождающийся советский бюрократизм, через весь текст проходят элементы пародирования канцелярского стиля: «В хорошем государстве и поэзия лежит на предназначенном ей месте...»; «Почти не имелось никакой природы на первый взгляд...», «Водка расходовалась медленно и планомерно, вкруговую и в общем порядке...»
Иногда с помощью слов делового стиля авторы достигают очень тонкой иронии: «Андрей Андреевич... подошел к столу, имея под мышкой неизменную папку» (М. Булгаков, «Театральный роман»); «Он, директор треста, однажды утром, имея под мышкой портфель, ... взошел по незнакомой лестнице...» (Ю. Олеша, «Зависть»); «В полной тишине ломтик был жеван, прижимаем к небу, посасываем и медленно глотаем». (Там же).
Но в художественной литературе возможны ситуации, когда размывается граница между стилевым приемом и канцеляритом. Таких случаев много у М.Е. Салтыкова-Щедрина. Примеры можно привести даже из современной поэзии.
Задание 18. Определите для подчеркнутых слов – это кацелярит или стилевой прием? Сверьтесь с «Ответами...»
Леонид Мартынов:
«И если, никому не нужный,
Ни с кем не согласован,
Дождь, кутаясь в свой плащ жемчужный,
В дневной ландшафт врисован...»
«К нам ночь прийти мы просим позже и не спешим ложиться
На предназначенное ложе...»
«Вопросов тьма!
Больших! Глобальных!»
Константин Ваншенкин:
«И отпущенный сердцу лимит
Незаметно оно перетратит».
«Надо многое в жизни успеть
В относительно сжатые сроки».
3.
НОРМАТИВНО-ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ОШИБКИ
Класс таких ошибок в пособиях по стилистике и литературному редактированию не выделяется. Это очень тонкие ошибки, осознаваемые преимущественно художниками слова, которые называют такие ошибки деликатно – шероховатостями.
А.П.Чехов – И.А.Белоусову (3 августа 1887 года) по поводу его рассказа: «В стиле есть шероховатости. Наприм. Иль один от скуки ради... Два предлога: от и ради... Или: Беседуют два часовых... Толкуют двое часовых – так было бы звучнее и литературнее...»
В русской культуре художественная литература всегда занимала авторитетное место. Соответственно и язык художественной литературы обладает высоким авторитетом и у читателей, и у лингвистов-кодификаторов, и у журналистов. Журналистское образование у нас до сих пор имеет одной из опор – изучение мировой литературы. Предъявление высоких требований к языку СМИ в России, в отличие от Запада, явление традиционное и неоспариваемое. Поэтому эстетические критерии оценки нехудожественных разновидностей русского языка следует признать актуальными, хотя и не столь строгими, как в языке прозы, не говоря уж о поэтическом языке.
М. Горький как редактор исправлял у начинающих писателей восемь типов ошибок[[30]]. Три из них традиционны: 1) фактические ошибки от незнания, 2) неправильное построение фразы, порождающее логическую ошибку и 3) неверное словоупотребление. Пять остальных – это нормативно-эстетические ошибки (погрешности, шероховатости): 1) неблагозвучность речи (дисфония), 2) случайная рифма в прозе, 3) многословие, 4) неудачное сравнение, метафора и т.п., 5) красивости.
Если существует и широко представлена эстетическая оценка языковых явлений, значит, существуют эстетические нормы речи, наряду с языковыми (литературными) и стилевыми. Они нигде регулярно не описаны и бытуют в практике как бы факультативно. Но они есть. И если тот или иной автор или редактор не имеет о них понятия, то это проблема его профессионального уровня, а не проблема русского языка.
Опишем нормативно-эстетические ошибки подробно.
Именно для них М. Горький и придумал, прежде всего, термин «авторская глухота». Эвфонические требования Горького к прозе были очень высоки. У него было ухо поэта: он видел и слышал в прозе такие мелкие недостатки, какие не каждый художник слова может проконтролировать. Поэтому для редактора, работающего в СМИ, да и для журналиста – редакторский опыт классика русской литературы – это образец, но не идеал. Для начинающих авторов уроки Горького весьма полезны.
Можно выделить три типа фонетических ошибок: дисфонию, случайную рифму и переразложение.
3.1.1.
Дисфония
Дисфония – греческое слово, по-русски – неблагозвучие. Благозвучие – эвфония.
Дисфония – нарушение норм речевого благозвучия, скопление неудобных в произношении звуков. «Такая глухота весьма обычная у молодых писателей» – М. Горький (Собр. соч., с. 414).
Горький пишет К.А. Треневу о его рассказе «На ярмарку» (1911 г.): «Вы не обидитесь, если я скажу Вам, что Ваш хороший очерк написан небрежно и прескучно?
Первые же два десятка слов вызывают у меня это вполне определенное впечатление скуки и не могут не вызвать, ибо посмотрите, сколько насыпано Вами свистящих и шипящих слогов: св, с, сл, се, ще, ща, че, затем четыре раза сядет в уши один и тот же звук – от, от, ог, од... А за слогосочетаниями Вы совершенно не следите: «вшихся», «вшимися» – очень часты у Вас... «Слезящийся и трясущийся протоирей» – разве это хорошо, метко?» (Собр. соч., т. 29, с. 206–207).
Заметим, что дисфония формально – это случайная аллитерация. И тут авторской глухоте противостоит авторская вольность, выразительный прием.
Особенно нехороша дисфония причастий[[31]].
Горький: «...Язык наш... достаточно богат. Но у него есть свои недостатки, и один из них – шипящие звукосочетания: вши, вша, вшу, ща, щей. На первой странице рассказа вши ползают в большом количестве: «прибывшую», «проработавший», «говоривших»... вполне можно обойтись без насекомых».
Искусственный пример, демонстрирующий этот недостаток русской речи: «Из соседнего помещения доносятся звуки, постепенно нарастающие и превращающиеся в надоедающий шум, наплывающий со всех сторон на каждого находящегося в комнате».
Существует остроумная пародия В. Ардова «Суконный язык» на канцелярский стиль, в которой на первом месте – причастия:
«Лица, ходящие по траве, вырастающей за отделяющей решеткой, ломающейся и вырывающейся граблями, а также толкающиеся, приставающие к гуляющим, бросающиеся в пользующихся произрастающими растениями, подставляющие ноги посещающим, плюющие на проходящих и сидящих, пугающие имеющихся детей, ездящие на велосипедах, заводящие животных, загрязняющих и кусающихся, вырывающие цветы и засоряющие, являются штрафующимися».
А вот стихи А. Твардовского, в которых много «вшей», но нет никакой дисфонии, ибо скопление труднопроизносимых согласных в них не случайно, а намеренно. Это аллитерация, звуковая инструментовка стиха, соответствующая теме:
«Вспомни с нами отступавших.
Воевавши год иль час,
Павших, без вести пропавших,
С кем видались мы хоть раз,
Провожавших, вновь встречавших,
Нам попить воды подавших,
Помолившихся за нас».
И последнее. Скопление шипящих – особенность польского языка. Старуха Изергиль называет его «змеиным языком». Это отголосок горьковской оценки шипящих звуков. Но для поляков эта оценка не действует: в польском языке другие эстетические нормы.
3.1.2. Случайная рифма
Случайная рифма в прозе почти всегда комична, особенно в устной форме, где она звучит. Эта ошибка имеет массовый характер и говорит о том, что пишущий, как правило, не слышит того, что пишет.
В русском языке есть три типа рифм: близкая, кольцевая и отдаленная.
3.1.2.1. Близкая рифма – это рифма в соседних словах. Рифма-эхо.
Из газетных текстов: Рядом с Ленинградом... Руководство пароходства... Пенсионерка Симоненко (подпись).
Из телевизионных передач: Знакомство с партнером по переговорам... На поле брани в Афганистане... Взаимодействие на новых основах... Увеличение поборов с импортеров... Решение о приостановке забастовки... Процесс приватизации в авиации... Мы приносим извинения за изменения в программе.
3.1.2.2. Кольцевая рифма – промежуточный тип близкой и отдаленной. Обычно между рифмующимися словами – одно-два слова. Но обязательное условие – законченность речевого отрезка – синтагмы.
Примеры из теле- и радиопередач: Отмена товарного обмена. На Камчатке прекратятся осадки. Дипломаты проводят дебаты. Брюгге в следующем круге. Органистка – народная артистка. Мавроди до сих пор на свободе.
3.1.2.3. Отдаленная рифма режет речевой фрагмент на две части, как на два стиха. Между рифмующимися словами может быть от одного до пяти-шести слов.
Телевизионные примеры: Увеличение роста объемов производства. Подписано постановление о его восстановлении. План призыва под угрозой срыва. Он прибывает в Дели на будущей неделе. Выполнение заказа по добыче газа. Писатели и критики говорили о политике. Не разжигать страсти между ветвями власти. Земля, – это мать, которой нельзя торговать. Разгорелись страсти в высших эшелонах власти. Кооператив объявляет прием на курсы стрижки, макияжа, контактного массажа.
В газете случайная рифма все-таки редкое явление по сравнению с эфирной журналистикой, где много спонтанных речевых ситуаций.
3.1.3. Переразложение
Звуковое переразложение слова или словосочетания часто приводят к двусмысленности. В «Поэтическом словаре» А. Квятковского это явление называется сдвигом. Русская речь дает много возможностей для переразложения: сосна – со сна, подарку – под арку, Илья – иль я, подругу вели – подруг увели, приходит на ум – приходит Наум, занимаюсь сверкой – занимаюсь с Веркой, пойдем подождем – пойдем под дождем.
Из редакторской практики М. Горького:
«Он писал стихи. Хитроумно подбирая рифмы, ловко жонглируя пустыми словами» – автор не слышит в своей фразе хихиканья, не замечает «мыло».
«Сквозь чащу кустарника продирался мокрый Василий и истошно кричал: «Братцы, щуку пымал, ей-богу!»
Первая щука – явно лишняя. Признаки такой глухоты неисчислимы в «творчестве» начинающих «писателей». (Собр. соч., т. 24, с. 414).
Не каждый редактор такое увидит. А в нехудожественной прозе, если и увидит, то навряд ли станет редактировать: слишком строгий критерий. Тем более что словари приводят примеры таких шероховатостей и у классиков. У Пушкина: «Слыхали ль вы (львы) за рощей глас ночной»; «Шуми, шуми волнами, Рона (волна Мирона)».
Редактировать нужно случаи возможного непонимания и явного комизма. Приведем такие примеры.
Телеграмма: Черти живы слоны почтой. (Чертежи высланы почтой).
Стихи, звучащие по радио: Так дамы (тогда мы) говорили о любви.
Звучащее название телефильма: Прости нассат (Прости, нас, сад).
Радиопередача: После работы он рисовал или пил (и лепил).
Фраза персонажа из кинофильма: Любое крупное дело надо решать сидя намышленниками. (Поняли – С единомышленниками).
Телепередача: Сделано это милосердное дело людьми немощными, сраными (с ранами).
Объявление на ТВ: В 14 часов программа «Спутники на зрителя» («Спутник кинозрителя»).
Нарушение норм эстетики речи на уровне лексики – это неоправданный повтор в тесном контексте слова или употребление рядом однокоренных слов.
Какая разница между повторами слов в двух текстах?
1) Заявление заводского рабочего начальнику цеха: Всем выдали сапоги. Мне не выдали сапоги. Прошу выдать сапоги.
2) Афоризм из «Литературной газеты»: Если у человека нет чувства юмора, то у него должно быть хотя бы чувство, что у него нет чувства юмора.
В первом случае – это малограмотная речь с претензиями на логическую выразительность. Авторская глухота. Во втором случае повтор слов – выразительный речевой прием. Авторская вольность.
Как возникают ненамеренные повторы слов? Давайте разберем один пример. Это заявление крестьянина Федькина о вступлении в колхоз в 1931 году.
«В настоящем прошу правление колхоза принять в члены вышеупомянутого колхоза, так как я осознал настоящее положение и убедился, что колхозы есть шаги к социализму, в настоящее время я вступаю в колхоз один, без семьи, обязуюсь в некоторый период времени убедить свою семью, чтобы таковая вступила в колхоз. И в настоящем вношу, что причитается мне, нашего имущества. В чем и прошу не отказать моей просьбе. В чем и расписываюсь к настоящему заявлению. Федькин Александр Александрович»[[32]].
С вершин нашего времени и нашего образования заявление выглядит комично, но не для смеха оно приведено. На нем хорошо виден механизм дефектного лексического повтора.
Повторяются три слова. Слово «колхоз» употреблено 5 раз. Это самый безобидный, самый оправдываемый повтор, потому что слово «колхоз» – тематическое слово. Без него не обойтись, его повтор неизбежен. Задача автора (и редактора) в том, чтобы употребления такого слова разредить, найти ему два синонима, а три употребления оставить. Мораль для создателей текста: даже тематические слова не должны стоять рядом, ищи синонимы.
Второе слово – «настоящий» – имеет совершенно другой характер: оно канцелярское. Автор имеет представление о том, что такие документы пишутся особым стилем, особыми словами. Но его стилистический багаж ограничен: вышеупомянутый, положение, таковой... Из их числа и слово «настоящий», которое тоже употреблено 5 раз. Этот повтор производит удручающее впечатление. За ним обнаруживается малый запас слов.
Третье слово «в чем» повторено только однажды, но в соседних предложениях. Здесь другая, третья причина дефектного лексического повтора. Это что-то вроде эффекта «ближней памяти». Его механизм такой. Автор употребил в предложении слово, тут же о нем, как будто бы, забыл и в конце предложения или в начале следующего употребляет его снова как в первый раз. После первого употребления слово не уходит в «дальнюю память», оно остается в «ближней памяти» и легко оттуда извлекается. Повтор слова не контролируется сознанием. Для литературного редактора достаточно метафорического описания явления, строгое научное описание может дать только психолингвистика.
В литературоведческих работах упоминается правило, которое приписывается братьям Гонкур: одинаковые слова должны встречаться не ближе чем через 400 слов. Здесь необходимо видеть тонкий французский юмор. Это правило невыполнимо. Но вот его модификация: «Флобер и Мопассан советовали не ставить в тексте одинаковых слов ближе чем на расстоянии 200 строк друг от друга»[[33]]. Если и советовали, то тоже шутя.
У русских писателей эта речевая норма существовала, по крайней мере, с начала XIX века, но сформулирована была только в XX.
М. Горький – К.А. Треневу:
«Трижды в одном предложении вы употребляете слово «сторона», в нем же даете три числительных – «одной», «двух», «четвертой», и все это нагромождено в двадцати двух словах.
Нет музыки языка и нет точности». (Собр. соч., т. 2б, с. 206).
К. Федин, из ответов на анкету журнала «Литературная учеба» (1930): «...В авторской речи надо избегать частых повторов одного и того же слова...»
В одном деловом письме К. Федин показывает образец саморедактирования. Он написал фразу: «Вообще исследование Ерымовского не пройдет бесследно...» И тут же прокомментировал: «Вот Вам образец притупления слуха – «исследование» и «бесследно», нотабена для редактора...»[[34]] А ведь это не художественная проза, а обычное деловое письмо.
Собственный корреспондент «Известий» в США Мэлор Стуруа в одном из интервью, где американская пресса сравнилась с советской начала 1980-х годов, отметил обычный языковый дефект американских журналистов: повтор одного и того же слова в одном абзаце в американской прессе не считается погрешностью. Значит сам Стуруа – считает. Правило живет в нашей журналистике. Оно живет и в американской речевой письменной культуре. О чем свидетельствует такая информация:
«Американская фирма «Смит-Корона» выпускает портативную пишущую машинку, которая подает сигнал, если в тексте слишком часто используется какое-то слово, и даже предлагает синоним для замены»[[35]].
Резюмируем. В русской, и мировой, речевой письменной культуре существует эстетическая норма, запрещающая повтор одного и того же слова в одном абзаце. При редактировании повторенное слово следует заменить синонимом.
Несколько примеров:
1) Вторую же особенность строя речи разберем во второй части второй главы. (Студенческая курсовая).
2) На этих примерах можно убедиться, как можно избежать тавтологии с помощью синонимов. (Студенческая курсовая).
3) Но если тумбочку открыть, она попросту развалится. Не ищите здесь полок для книг. Да и многого другого инвентаря здесь попросту нет. (Газета).
4) Это заметно повысило щелочность океана. Расширение континентов и увеличение пощади осадков и почв заметно меняли условия миграции катионов. (Научно-популярный журнал).
Все это бесспорные, а в трех первых примерах грубые ошибки, требующие вмешательства редактора.
Задание 19. В трех фрагментах из книги Г.В. Обедиентовой «Века и реки» (М., 1983) допущены повторы слов не в одном абзаце, а в соседних. Нужна ли правка в каждом отдельном случае? Почему да или почему нет? Сверьтесь с «Ответами...»
1) «...Всем странам света «поклонилась» река. Только не из вежливости. Глубоки и сложны причины, заставившие Каму изменять направление. Не сразу найдешь ответ.
На карте можно найти много рек и речек, изменяющих направление. Так же ведет себя основная река Русской равнины – Волга».
2) «В мезозое лишь в низовьях реки отклонили свои русла к юго-востоку и северо-востоку. В верхнем же течении некоторые из них сохранили восточное направление до наших дней.
С карбона сохранилось восточное направление верховьев Оки, Волги, Сухоны».
3) «Вслед за отступающим палеогеновым морем Палео-Волга, передвигая устье, понесла свои воды через высохшую Прикаспийскую синеклизу и создала в миоценте дельту в районе Дагестана... В толще принесенных Волгой песчаников и алевритов формировались залежи грозненской нефти.
Формированию мощных толщ песчаных отложений способствовал относительно сухой климат миоцента».
Ошибок на повторение слова печатная практика дает не так уж много: редакторы не дремлют. Но и устная речь такими погрешностями не изобилует. Гораздо чаще в обоих видах речи представлен другой класс лексических ошибок. Вы, наверное, заметили, что в примере авторедактирования К. Федин писатель бракует не повтор слова, а повтор однокорневого слова. Это не одно и то же и по частоте и по эффекту.
Повтор однокорневого слова встречается чаще, повторяющиеся слова располагаются ближе друг к другу и отрицательный эффект сильнее. Обычно такой повтор комичен и вызывает у читателя или слушателя ощущение убогости стиля автора. Здесь одновременно и языковая глухота, и языковая бедность – в общем, языковая недостаточность. Начнем с длинного примера:
«О захвате немецких торпед было немедленно сообщено союзникам. Черчилль просил о немедленной передаче одной из торпед для изучения. Доставить торпеды, возможно, поврежденные взрывами, в Англию оказалось невозможно. Союзникам предоставили возможность приехать в Советский Союз и изучить трофей на Балтике». (Наука и жизнь, 1987, № 2, с. 68).
Серьезная научно-популярная статья вызывает улыбку при чтении, потому что языковая глухота, языковая неряшливость автора перешли все мыслимые границы. А ведь был еще и редактор!
Редко, когда такой повтор выступает только
как шероховатость.
«Особенно сложная ситуация сложилась в Кузбассе». (ТВ).
«На большей части европейской части страны погода будет дождливой». (Радио).
«Словом, условия проживания в отеле отличные». (Газета).
«Поэтому по этому вопросу я предлагаю следующее». (Устное выступление).
«Итогом этих переговоров стал итоговый документ встречи». (ТВ).
«Ее мы включили в заключительную часть». (Радио).
«Надо расформировать незаконные формирования». (ТВ).
«В фармацевтике Куба достигла высочайших достижений». (Радио).
«Он подчеркнул, что в этом проявляются лучшие черты нашего поколения». (ТВ).
«Следует сказать следующее». (Устное выступление).
«По сведениям осведомленных источников...» (ТВ).
«По сведениям ряда источников прошедшие сутки прошли спокойно». (ТВ).
«В заявлении открыто заявлено, что...» (ТВ).
Чаще повтор однокорневых слов порождает
легкий комизм.
«Сделка была совершена совершенно независимо от нас». (ТВ).
«За это граждане привлекаются к соответствующей ответственности». (ТВ).
«Надо стараться не злоупотреблять малоупотребительными словами». (Студенческая курсовая).
«С его именем связывают развязанную кампанию репрессий». (Газета).
«Сейчас повсеместно возникают совместные предприятия». (Газета).
«Возникает необходимость в возникновении альтернативных органов». (ТВ).
«Сегодня я могу вас в этом с уверенностью заверить». (Радио).
«Решено создать комиссию по решению этого вопроса». (Газета).
«Эти фонды дают нам возможность делать всевозможные выставки». (ТВ).
«Концепция очень концептуальна». (ТВ).
«Шахтеры продолжают требовать выполнения своих требований». (Радио).
«Необходимо поставить вопрос о необходимости новых принципов финансирования вузов». (Устное выступление).
Особенно смешны и нежелательны такие перлы в
речах политических деятелей. Вот несколько комических примеров:
«Горбачев изменился под воздействием внешнего воздействия...» (Лигачев);
«Я рассматриваю рассмотрение этих вопросов как...» (Руцкой);
«Пора бы определить определенный предел...» (Руцкой);
«Худший результат получается в результате...» (Хасбулатов);
«Вы неправильно представляете мое представление о политике». (Явлинский).
Это все устные выступления, но ведь они стенографируются и попадают на стол редактора.
Комический эффект усиливается,
когда повторы приобретают каламбурный характер. Среди каламбурных повторов
много разных типов. И все они случайны, а поэтому нежелательны.
Самый простой случайный каламбур образует повтор слова с прибавлением
частицы «не»:
«Качество инсулина было настолько некачественным...» (ТВ). «Я уж не говорю, кстати говоря, о характере этого человека». (ТВ).
«Представители «Национального согласия» заявили о своем несогласии с такой позицией». (ТВ).
«Это не повлияло на решение влиятельных сил Таджикистана». (ТВ).
«Несомненно, в ряде случаев сомнения по поводу того или иного теста вполне обоснованы». (Научная статья).
«Происходит неуклонный рост уклоняющихся от выполнения конституционного долга». (Газета)
Комичны повторы, которые порождают случайную
этимологическую фигуру, когда неожиданно, но не преднамеренно проясняется
этимология слова:
«На этом мы и закончим наше интервью с Андреем Ненашевым». (Радио).
Несколько примеров из книги Норы Галь «Слово живое и мертвое»:
«Шапка ухарски сползла на одно ухо».
«Предвкушение вкусной еды».
«Он вел машину машинально».
«Максим Грек переводил максимально точно».
«Люди на празднике казались праздными».
Все известные типы каламбуров могут возникнуть в речи случайно, ненамеренно и вызвать у читателя или слушателя такую же ненамеренную реакцию.
] ] ]
Закончим описание нарушений эстетических норм речи нарушением самой простой и сложной одновременно нормы речи – требованием простоты, хотя эта норма и выходит за наши рамки, рамки микроредактирования. Простота как стилистическая категория вездесуща: она проявляется и в слове, и в синтаксисе, и в образности. Кроме того, простота относительна. Ее проявления разнообразны, и не в каждую эпоху она была бесспорной нормой.
Вот бесспорный дефект образной речи в одной повести:
«Тусклым малиновым пятном с тяжелой асматической отдышкой отрывается от горизонта солнечный диск... В алмазных сполохах, в буйном жемчужном блеске идет извечная междуусобица между морозом и солнцем.»
Такая буйная образность не поощрялась никогда:
Тацит: «Все-таки много лучше одеть речь в грубошерстную тогу, чем обрядить ее в кричащее тряпье уличной женщины».
Чехов: «Можно писать о кофейной гуще и удивить читателя путем фокусов».
В. Катаев: «Надо писать просто, без всяких литературных излишеств, – в излишних описаниях всегда есть какое-то жеманство... Перегруженность сложными приемами, метафорами вредна... Слово нужно ценить на вес золота».
Но простота и сложность противостоят друг другу не только как «хорошо» и «плохо». Они еще противостоят друг другу как две эстетики: эстетика простоты и эстетика сложности.
М. Горький пишет в 1916 году письмо к В. Мартовскому, начинающему писателю: «Вы пишите слишком многословно... Возьмите для примера первую фразу: в ней у Вас насовано «как-то», «так как», «да так»... Если бы ваш рассказ читал Л.Н. Толстой, он наверное сказал бы Вам: «Нельзя в одном периоде трижды такать и дважды какать».
М. Горький в письме осуждает сложность как недостаток: начинающий писатель не умеет писать кратко. Кстати, сам Л. Толстой позволял себе в одном периоде неоднократно и такать и какать. Но это совсем другая сложность. Это эстетика сложности.
Пример из редакторской практики А.С. Пушкина: «девица-кавалерист» Н.А. Дурова желала назвать свою автобиографическую повесть так: «Своеручные записки русской Амазонки, известной под именем Александрова». Пушкин в письме 1836 г. ей объяснил: «Записки амазонки» как-то слишком изысканно, манерно, напоминает немецкие романы. «Записки Н.А. Дуровой» – просто, искренне и благородно»[[36]].
Думается, что Пушкин правил здесь не погрешность стиля, а сам стиль, ориентированный на стиль немецких романов.
И последний пример. Чехов – Горькому о его стиле (1899):
«У вас так много определений, что вниманию читателя трудно разобраться, и он утомляется. Понятно, когда я пишу: «человек сел на траву». Наоборот, неудобопонятно и тяжеловато для мозгов, если я пишу: «высокий, узкогрудый, среднего роста человек с рыжей бородкой сел на зеленую, уже измятую пешеходами траву, сел бесшумно, робко и пугливо оглядываясь». Это не сразу укладывается в мозгу, а беллетристика должна укладываться сразу, в секунду».
Это прекрасные образцы двух эстетик в литературе – простоты зрелого реалиста и сложности молодого романтика. Фактически Чехов навязывает Горькому свою эстетику, свои стилистические пристрастия. Литературный редактор на это не имеет права.
на предыдущую страницу <<< к содержанию >>> на следующую страницу
[1] В латинской терминологии это тоже разграничивалось: lapsus calani – ошибка на письме (описка) и lapsus linquae – ошибка в речи (обмолвка). Собственно опечатка по-латыни lapsus pennae.
[2] Роль формы печатного слова при чтении // Природа. 1984. № 10. С. 111.
[3] Есть еще нормы графического оформления текста. Но они, строго говоря, относятся не к литературному, а к техническому редактированию. См.: Мильчин А.Э. Методика и техника редактирования текста. М, 1872. (Гл. VIII. Анализ графической формы текста).
[4] Цит. по: Коммерсант-дейли, 2 декабря 1995 г.
[5] О вариантности в современной русской пунктуации см.: Шварцкопф Б.С. Современная русская пунктуация. М., 1988. С. 150–186.
[6] Николаев А.А. Пунктуация стихотворений Тютчева // Современная пунктуация. М., 1979. С. 202–222.
[7] О кавычках в газете см.: Крон А., Успенский Л. Кавычки и какбычегоневычки // Литературная газета, 16 октября 1965 г.; Беззубое А.Н. Еще раз о кавычкомании // Журналист. 1979. № 2; Васильев В. Оскорбление кавычкой // Литературная газета, 18 июня 1980 г.
[8] См.: Трудные случаи употребления однокоренных слов русского языка. Словарь-справочник. Изд. 2. М., 1969.
[9] Журналист, 1979, № 12, с. 24.
[10] См.: Ефремов Е. Репортаж из Зимнего дворца, написанный 72 года назад // Литературная газета, 8 ноября 1989 г.
[11] Журналист, 1987, с. 46.
[12] Краткий словарь трудностей русского языка для работников печати. МГУ, 1968. С. 77. Рекомендация повторена в расширенном издании словаря: Трудности русского языка. Словарь-справочник журналиста. МГУ, 1974. С. 124.
[13] Граудина Л.К. и др. Грамматическая правильность русской речи. М., 1976. С. 349.
[14] Граудина Л.К. и др. Грамматическая правильность русской речи. С. 349.
[15] Мучник Б.С. Грамматические категории глагола и имени в современном русском литературном языке. М., 1971. С. 275. См. также: Русский язык по данным массового обследования. М., 1974. С. 187–199.
[16] Граудина Л.К. и др. Грамматическая правильность русской речи. С. 349.
[17] Розенталь Д.Э. Справочник по правописанию, произношению и литературному редактированию. М, 1994. С. 207.
[18] Граудина Л.К. и др. Грамматическая правильность русской речи. С. 350.
[19] Граудина Л.К. и др. Грамматическая правильность русской речи. С. 349.
[20] Строков В.В. Уголок юнната // Лес и человек. Ежегодник. М., 1983. С. 94.
[21] По: Опыт этимологического словаря русской фразеологии. М., 1987.
[22] Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С. 337.
[23] Ср.: Квятковский А. Поэтический словарь. М., 1966. С. 274–275. (Статья «Солецизм») и Гаспаров М.Л. Солецизм // Краткая литературная энциклопедия, т. 7. М., 1972. С. 50–51.
[24] Ревзин И.И. Грамматическая правильность, поэтическая речь и проблема управления // Труды по знаковым системам. 5. Тарту, 1971. С. 225.
[25] Известия, 16 марта 1994 г., с. 5.
[26] Цит. по: Ленинградская область. Исторический очерк. Лениздат, 1986. С. 217.
[27] Правда, 16 мая 1983.
[28] Галь Н. Слово живое и мертвое. Из опыта переводчика и редактора. М , 1972. С.48.
[29] Вакуров В.Н. Стилевой контраст в фельетоне // Вестник МГУ, серия журналистика. 1976, № 2. С. 60–70.
[30] Западов А. От рукописи к печатной странице. О мастерстве редактора. М., 1982. С. 150–152; Русские писатели о литературном труде. Том 4. Л., 1956. С. 9–226.
[31] Розенталь Д.Э. Практическая стилистика русского языка. М., 1974. С. 216. Далее примеры из этого учебного пособия.
[32] Цит. по: Ленинградская область. Исторический очерк. Л., 1986. С. 216–217.
[33] Ковалев А.Н. Азбука дипломатии. М., 1977. С. 160. (Речь идет о стиле дипломатических документов).
[34] Старков А. Язык – стихия писателя // Наука и жизнь. 1986. № 10. С. 69.
[35] Наука и жизнь. 1988. № 8.
[36] Западов А. От рукописи к печатной странице. С. 66.