«ВТОРЖЕНИЕ» и «ПРИСВОЕНИЕ»
в РАБОТЕ РЕПОРТЕРА
Стоит ли менять профессию
Как распаковывают источник
В чем проблема анонимной информации
Что дают приватные сведения
Нужно ли прятать диктофон
Эпатажные роли и имидж журналиста
2. ЖУРНАЛИСТСКИЙ
ДЕТЕКТИВ И ЕГО ГЕРОИ
Экспромты и «легкие провокации»
Осторожность и осмотрительность
Аргумент
«уступки» или «авторизации»
Ссылка на
нейтральное репортерство
Ссылка на
истинность репортерской трактовки события
Материалы типа «Журналист меняет профессию» или «испытано на себе» – одни из самых популярных. Почти все издания российской прессы применяют этот вариант «репортерского перевоплощения», о чем свидетельствуют многочисленные материалы на их полосах.
Однако, является ли (и если да, то в какой степени) эта форма профессионального поведения, этот метод сбора материала объективным способом познания действительности – вопрос спорный. И спор идет давно.
Рассмотрим внимательнее, каковы возможности метода перемены амплуа в плане профессиональном, и какие этические неточности встречаются при этом наиболее часто.
Смысл ролевого репортажа, как и репортажа обычного – подвести к проблеме, поставить читателя «лицом к лицу» не с отдельным человеком, как в интервью, но лицом к лицу с проблемой.
Для этого репортер создает сюжет не на бумаге – в жизни.
В ролевом репортаже журналист входит в жизнь, в работу и заботы других людей, пытаясь «подсмотреть проблему изнутри»
Первое впечатление о ситуации (как и первое впечатление о человеке при проведении обычного интервью) очень важно.
Порой журналист очень существенно корректирует намеченный план действий. Это случается, порой неожиданно, при первых же контактах с незнакомым окружением, в тех случаях, когда обнаруживается, что проблема лежит вовсе не в той плоскости, как виделось, когда автор проводил предварительную работу, только готовился к ролевому репортажу.
Как и в случае с интервью, в ролевом репортаже нельзя
надеяться на единственно правильные ходы, намеченные в стадии подготовки.
Ведущий метод работы – подготовленная импровизация
Работая в стиле «ролевого репортажа», лишний раз не стоит заострять внимание на теме своего будущего выступления.
Журналист меняет профессию, надеясь выявить и показать читателю какие-то ситуации, характерные для той «среды обитания», в которую внедрился
Его задача – чисто репортерская: «воочию», наглядной «картинкой» представить своему читателю «кусочек жизни». Только на сей раз это не взгляд со стороны, главным действующим лицом выступает сам журналист.
В
ролевом репортаже выделяются два направления:
· «Изучение явления «изнутри».
· «Испытано на себе».
Репортеры действуют вместе со своими героями. Другой вариант – автор выступает в роли «подопытного кролика», пробуя на себе сложности, тяготы и привычные заботы людей определенного круга.
Наиболее сложная смена профессии – долговременное внедрение в определенную среду
Например, репортер проводит не «три дня в такси», а год в роли наемного рабочего-турка. Так поступил «король ролевого репортажа» середины XX века немецкий журналист Гюнтер Вальраф: он ежедневно гримировал лицо и руки, выкрасил волосы, носил контактные линзы, превращая свои голубые глаза в темно-карие...
Первостепенно важным для успеха ролевого репортажа оказывается умение общаться, не просто разговаривать с людьми, вежливо просить их сообщить какую-то информацию. Ведь в подавляющем большинстве случаев репортеры стараются добыть скрытую информацию, сведения, о которых люди хотели бы умолчать, либо преподнести их с большими оговорками.
Репортеры – люди, обычно, «коммуникабельные», общительные, умеющие расположить к себе собеседника, о чем подробно речь шла в предыдущем разделе). Показателен совет опытного интервьюера и репортера Александра Бека:
«Во
время общения и беседы обязательно подбадривайте рассказывающего выражением
заинтересованности, изумления, восклицаниями «Вот как!», «Это интересно!» и
т.д.
И, глядишь, твой собеседник разойдется, одолеет смущение или какие-то другие свои тормоза...»
«...Показывая
себя таким, каким он хочет казаться,
но отнюдь не таким, каков он есть»
(Руссо)
Хотя автор – реально существующее лицо, не всегда правомерно говорить о точной документальности его образа в ролевом репортаже. Это и конкретный человек и обобщенный «наш современник», «журналист вообще».
Автор излагает свои размышления, оценивает собственное поведение, изображает себя в различных ситуациях... Однако, это «он» и «не он». То, что видит читатель, не может идти ни в какое сравнение не только со сложностью воплощения внутреннего мира автора в художественном произведении, но и с «автопортретом личности» в авторских колонках и очерках. Тут не столько портрет «публицистического героя», сколько «одного из нас».
Ошибочно чрезмерное внимание к личности автора в ролевом репортаже. Репортер остается наблюдателем
Автор предстает перед читателем не во всей сложности личности, но в виде «наблюдателя». Причем, наблюдение может, преимущественно, вестись «изнутри».
Это, однако, не означает авторского бесстрастия. Журналист не просто выполняет какую-то функцию, играет роль, «как по нотам». Когда он, «вживаясь в роль», чувствует себя «одним из нас», в его материале отражается и подлинное сопереживание, и подлинное сострадание.
Это и есть наиболее верный путь к достижению «этического баланса» в опубликованном материале.
Как правило, сменив профессию, репортер не только накапливает впечатления, но и собирает большое количество фактов и документов.
Журналист оценивает их важность, оценивает и подлинность. Не стоит поспешно радоваться великолепному «компромату». Профессионала часто настораживает, когда, говоря словами Анатолия Аграновского: «Действительность слишком охотно ложиться ковром под ноги, не оказывая сопротивления...»
«Журналистская удача» слишком часто на поверку оказывается примитивной «липой»
Для того, чтобы избежать самообмана, собранные материалы прежде всего рассортировываются:
· на главные и дополнительные;
· на аргументы и на факты-примеры;
· на те, которые достаточно привести, и те, которые стоит обыграть, воссоздать, передать через картинку-эпизод.
Документы
дифференцируют:
· по датам (в порядке возрастания);
· по ведомственной принадлежности;
· по личностной принадлежности;
· по эпизодам.
Диктофонные записи, обычно, не имеет смысла расшифровывать полностью. Репортеры довольствуются тем, что составляют к ним краткую аннотацию, дословно записывая лишь особо важные высказывания (например, содержащие разоблачающие, сенсационные сведения или совершенно неожиданно характеризующие проблему или ситуацию).
Рассматривая тут или иную бумагу, надо приложить максимум усилий, чтобы выжать из нее всю суть... Бывает, на первый взгляд, документ может ничего и не показывать: официальное письмо, правильно составленный контракт, без ошибок заполненная платежная ведомость... Но позднее эксперты могут помочь разобраться в смысле этого документа подробнее, установить, нет ли тут криминала...
Изучая документы, надо быть полностью « в теме» – знать и понимать, что собой представляет та или иная бумага. Как она должна быть оформлена, если это не подделка, какие входящие и исходящие номера на ней стоят, какие резолюции и в каком порядке наложены.
Сопоставляя эти данные, разбираясь в хитросплетениях порядка подписей, печатей, дат, проставленных на официальной бумаге, зачастую можно придти к сенсационным разоблачениям.
Роль опубликованного документа бывает решающей
После того, как собранные материалы проанализированы и отобраны, их надо проверить. Сведения, добытые журналистом, неизменно нуждаются в проверке на достоверность и надежность.
В том числе, это надо делать еще и потому, что автор может просто не понять, или не так понять, не так истолковать добытые сведения, ввиду определенного уровня своего культурного, да и профессионального развития. (Важен приемлемый уровень социально-политической культуры журналиста).
Возможны ошибки во время отбора и осмысления собранного, ошибки интерпретации (поспешные выводы, выдача желаемого за действительное)
В практике многих достойных изданий отечественной и, в целом мировой журналистики, ролевые репортажи связаны не только с надеждой на вызов скандала (как это делается в таблоидной, так называемой «желтой» прессе), сколько с совершенно иной задачей – поиском конструктивных выходов из создавшегося положения.
«Негативный опыт», накопленный в чужой среде и засвидетельствованный репортером, может открыть поиск перспектив оздоровления ситуации
Скажем, поездка в лепрозорий и пребывание там некоторое время в качестве помощника врача или представителя «обслуживающего персонала», может быть (и чаще всего станет) экзотичным репортажем, может расследованием-скандалом.
Но этот же самый материал может выйти на газетные полосы в ином качестве: как добротный ролевой «проблемный» репортаж, который вовлечет в авторские переживания и размышления очень многих людей из разных сфер, затронет и тех, ответственных за ситуацию, кто в состоянии на нее повлиять, способствовать изменению в лучшую сторону.
Нельзя не упомянуть в связи со сказанным практику отечественного «проблемного репортажа» тридцатых, затем шестидесятых и восьмидесятых годов XX века.
Используя сегодня очень выигрышную форму ролевого репортажа, стоит, безусловно, ориентироваться на опыт чрезвычайно талантливой и профессионально точной работы Михаила Кольцова, Александра Гудимова, Анатолия Рубинова.
Эти и многие другие журналисты видели смысл своих временных «переодеваний» в совместном поиске, вместе с читателями (среди которых есть и ответственные лица, могущие как-то повлиять на развитие ситуации), путей решения проблем.
Рассматривая в предыдущем разделе ролевые варианты интервью, усилия журналиста по созданию своего «имиджа», мы уже говорили о естественности, профессиональной необходимости доли «актерства» в практике любого репортера.
В ролевом репортаже, как свидетельствует само название жанра, тоже широко используется «мимикрия».
Некоторые из «масок» репортера помогают до поры до
времени скрывать истинную цель автора, другие – позволяют
приспособиться к новой «среде обитания»
Так, изучая «виды» и «подвиды» профессионального нищенства (Способов выжимания слез не итак уж много...) репортеры интервьюируют людей, протягивающих руку за милостыней, и сами «меняют обличье», пытаясь постичь секреты поведения этой профессии, сродни актерской...
В прессе появляются «записки дворника», принадлежащие перу журналиста, репортеры осваивают и новые профессии, изучая, к примеру, все тонкости нелегкой работы «челноков», с их проторенными маршрутами за дешевыми товарами Турции, Польши, Китая.
Есть маски репортера, работающего в стиле ролевого репортажа, которые усиливают весомость, масштаб его личности, заинтересовывают, заманивают окружающих выгодными видами на будущее при общении с ним.
Журналистка одной из центральных московских газет, много общавшаяся с официальными лицами из силовых структур, например, долгое время следовала совету своего главного редактора использовать «природные данные».
...Во-первых,
я женщина. А во-вторых, огромное значение имеет мой инфантильный вид. Как ни
странно, многие опытные следователи, которые вели дела, просто проговариваются,
потому что уверены – я не
пойму, о чем идет речь. А я играю, хлопаю глазами, задаю глупые вопросы. И
записываю, записываю... Со временем, правда, такую маску удается использовать
реже.
(Н. Геворкян)
Во многих случаях, исследуя проблему средствами ролевого репортажа, журналист поневоле вынужден скрывать свою заинтересованность в информации, переводить ее в сферу личных отношений с источником.
Поэтому, некоторые маски нацелены на то, чтобы собеседника к себе расположить, даже если это – потенциальный антигерой. Такая профессиональная задача, порой, очень ответственна.
Например, репортер внедряется в среду чиновников. Ему важно формирование имиджа: «человек, достойный уважения».
Необходимые
бумаги, блокнот, диктофон –
в атташе-кейсе, не в сумке через плечо.
Документы, если их приходится показывать, надо положить в папки. Доставая их, цитируя какое-либо места из них и спрятав обратно, всем своим видом нужно показывать, что аккуратно относишься к бумагам и вообще многое понимаешь в бюрократии. Это располагает...
(Р. Арифджанов)
Эпатажные роли и имидж журналиста
Есть немало ситуаций, когда злоупотребляют самим методом перемены профессии, приходится защищать права людей ...от назойливости журналиста.
Когда речь идет о ролевом репортаже, особенно ясно, что не всегда цель оправдывает средства, и не все средства хороши.
Необходимо строго отнестись к выбору роли
В последнее время многие редакции поручают репортерам роли самые невероятные. То и дело мелькают сенсационные заголовки: «Репортер получил задание... родить», «Три дня с протянутой рукой» и т.п.
Безусловно, не просто этически сомнительно, но попросту недопустимо пребывание журналиста в роли сутенера (что проделал репортер одной из столичных газет). Не особенно красиво в этическом плане выглядят «внедрения» в среду профессиональных нищих, нелегальные пересечения границ в роли контрабандистов и прочие приключения интереса читателя ради...
Необходима доля здоровой этической брезгливости хотя бы для того, чтобы сбор информации журналистом отличался от профессиональной работы платных осведомителей, чтобы не ставить себя с ними на одну доску.
Прием перемены профессии добавляет весомости суждениям журналиста (поработав официантом, «получаем право» судить о чаевых).
Смена профессии почти постоянная, у журналистов-расследователей. Есть мнение, что для журналистов этого профиля необходима врожденная склонность к следственной работе; репортеры подчас совершенно сживаются с ролью «детектива» и в материалах создают соответствующий имидж.
Встает вопрос, вправе ли собеседник журналиста, ведущего расследование, знать, что о нем думают и что напишут. Игровые возможности профессии нельзя превращать в проблему «замочной скважины». С другой стороны, в процессе «перетекания информации» игровая находчивость журналиста очень важна.
Собеседника надо к себе расположить. И тут, как уже говорилось, важна даже самая малость в формировании имиджа не «репортеришки», но достойного человека.
Коллеги делятся опытом.
...С
бизнесменами надо держаться no-деловому и быть очень пунктуальным. С
представителями среднего звена правоохранительных органов и спецслужб надо
держаться на равных. Знать и понимать, чем они занимаются, уважать их работу.
И, no-возможности, всячески это подчеркивать. Но не лебезить.
Таких и подобных «рецептов самому себе» немало у каждого действующего журналиста. Поскольку расследователь постоянно вращается в среде правоохранительных структур, важен имидж «законопослушного журналиста», не превышающего своей компетенции. Очень важно иметь репутацию журналиста, который не сболтнет лишнего, не исказит или неправильно интерпретирует факты.
Расследователю необходима и профессиональная выдержка, и некоторая гибкость
Когда в окружении интересующего «объекта» есть человек, согласный помочь, стараются добиться, чтобы он не видел в журналисте потенциальную опасность.
Желательно подчеркнуть, что тот, кто «выведывает» – не обличитель, но и не «адвокат», что он пытается разобраться, и благодарен за любую помощь и на любых условиях, включая условия анонимности.
Активно используется имидж важного и сильного человека, которого лучше иметь другом, нежели противником.
Чаще, однако, бывают нужны подчеркнутая бесстрастность, объективность, общий корректный фон беседы.
Журналистка Н. Логинова рассказывала, как ее поразил профессионализм коллеги А. Ваксберга, автора судебных очерков, умевшего разговаривать в спокойной манере с убийцами, нелюдями, да так, что они «проговаривались», принимая журналиста из-за его профессиональной выдержки, за понимающего, им сочувствующего, чуть ли не «своего».
Игра помогает, когда журналист противится попытке использовать беседу в каких-то целях (ведомственных или личных): для саморекламы, для того, чтобы очернить конкурента...
Когда нет уверенности, «в какие игры играет этот человек», а он опытен и хитер, – журналисту стоит вести себя особенно осторожно, отстраненно-доброжелательно.
Есть
люди, с которыми можно быть запанибрата, есть те, на которых приходится
прикрикнуть, потребовать...
Но основное, все-таки, – «объективность». Это как у борцов, когда они мажутся маслом для того, чтобы выскользнуть, не дать возможности ухватить себя.
(Н. Логинова.)
В работе под маской в «ролевом репортаже» редко удается вести систематические и подробные записи, как при обычном, открытом интервью, или же на некоторых этапах расследований.
Некоторые журналисты используют скрытый диктофон, но большинство предпочитает в таких случаях не рисковать, и просто запоминать. После важного разговора авторы долго вспоминают и систематизируют услышанное.
Однако бывают ситуации, когда игра – дело нешуточное. Так, когда обозреватель «Московских новостей» Наталья Геворкян решила сделать разоблачительный материал о «подвигах» ОМОНА в Риге, ей пришлось действовать в образе переводчицы своих иностранных коллег-журналистов, оставив все документы.
Она записывала на магнитофон, делала пометки в блокноте якобы для того, чтобы потом «исправить ошибки в переводе»:
«Помогло
мне то, что я очень хорошо знаю английский. Такой вот получился театр.
Настоящее актерство».
У журналистов, собирающих компрометирующие сведения, довольно часто возникает проблема «скрытого диктофона»
Человек может категорически отказаться говорить под диктофон. Признавая его право на отказ, многие журналисты, тем не менее, свидетельства записывают скрытно. Этот не совсем корректный поступок иногда бывает оправдан: не используя текст разоблачения в материале, не называя имени, журналист «на всякий случай» (на случай суда) имеет свидетельство, что встреча состоялась, что «герою» или жертве предоставили возможность изложить свою точку зрения.
Если журналист гарантирует человеку неразглашение его имени или обещает не использовать точного и адресного цитирования его слов, не демонстрировать в тексте диктофонную запись как документ – это условие надо затем соблюсти, использовать информацию как косвенную.
Традиционно, использование метода перемены профессии добавляет весомости суждениям журналиста по конкретной ситуации.
Противники этого метода уверены, что журналисты не имеют права обманывать людей ни при каких обстоятельствах. Известно, однако, кредо одного из классиков метода, Гюнтера Вальрафа: «Чтобы сорвать маску с этого общества, надо замаскироваться».
Интересно, что решение одного из многочисленных судов, на котором выступал ответчиком репортер, перекликалось с его девизом: суд признал, что автор имеет право «путем смены обличья собирать информацию, в выявлении которой заинтересована общественность»; метод этически оправдан, если цель его использования – защита людей от злоупотреблений властью.
Несомненно, однако, что ролевой репортаж выдвигает дополнительные требования к профессионализму журналиста: тут подразумевается особый актерский талант, требуется психологическая выдержка, подчас – физическая выносливость. И, конечно же – повышенная осмотрительность и обостренное этическое чутье.
В каждой редакции должны быть выработаны четкие, даже жесткие критерии для определения границ дозволенного при пользовании «скрытым пером». Необходимо ставить заслон обману, подлогу, неблаговидным поступкам, совершенным под маской.
2.
ЖУРНАЛИСТСКИЙ ДЕТЕКТИВ И ЕГО ГЕРОИ
Расследование предлагает авторскую версию, основанную на результатах поиска потаенных фактов. Цель – «вскрыть» ситуацию, «выйти на проблему», для чего журналист добывает факты сам.
Он целеустремленно ищет высказывания, свидетельства, документы, пытаясь уточнить представление о происшествиях и поступках, предупредить возможные негативные последствия, повтор нежелательных ситуаций (расследование причин аварии, технологической катастрофы и пр.).
Журналист собирает факты, на которых можно построить обвинение, подобно детективу, но делает это, не столько нацеливаясь на обвинение конкретного лица, сколько в надежде вскрыть некий «общественный нарыв».
Очень часто «тема приходит сама», с письмом читателя, присланной кассетой («Пришел человек, принес видеозапись – исповедь киллера»...), с жалобой на власти, правоохранительные органы, просьбой разобраться и восстановить справедливость. Иногда расследование начинается с сообщения коллег другого издания: «Прочитаешь маленькую заметку и чувствуешь – за ней стоит история более глубокая и содержательная, которую надо бы раскрутить»...
Темой для расследований может стать выяснение подоплеки общественно-значимых событий (недавних и минувших лет), правду о которых скрывают заинтересованные должностные лица (Почему отступила «Альфа»; Еще раз о гибели подлодки «Комсомолец»...).
Немало расследований начинается с доноса – «доброжелатель» пытается руками журналиста свести счеты с более удачливым конкурентом, прежним соратником по бизнесу или политическому движению, подкидывает разоблачительные документы.
Какую бы брезгливость это ни вызывало, пресса может использовать полученные сведения как первотолчок, работая дальше в своих, а не навязанных рамках расследования, и только в том случае, если ощущается действительная опасность для общества.
Справедливости ради надо отметить, что есть и другие добровольцы. В отличие от обиженных подчиненных, бывших друзей и политических единомышленников, эта категория людей не боится открыто обратиться в газету.
Они пишут в газету, приходят и приносят с собой пачки документов, подтверждающих их правоту и разоблачающих своих обидчиков. Настаивают, Даже требуют, чтобы журналист провел расследование и написал об этом. В роли обидчиков очень часто выступают должностные лица, чины органов власти (больше всего – правоохранительных органов), государственных учреждений и предприятий.
Первое качество репортера – расследователя: умение отличать простой «слив
компромата» от подлинной темы
Профессиональное ощущение неблагополучия (а журналистика – «литература неблагополучий») нечто более серьезное, чем нюх на «запах жареного», на сенсацию. Еще нужны: интуиция, которая даст направление поиску, склонность к следственной работе, и, конечно, дар публициста.
В советской журналистике пользовались успехом у читателей так называемые «проблемный репортаж» и «проблемный очерк» по сути расследования. Часто их так называли сами журналисты, определяя процесс поиска, сбора материала (например, в очерках А. Аграновского нередко звучало рефреном: «Я продолжал расследование...»). Предназначение жанра было то же самое: рассказать о том, что нашел сам журналист, сопоставить эти факты, выдвинуть версию.
В расследовании надо уметь комбинировать фрагменты
наблюдений с логикой рассуждений
Основания
для проведения расследования:
· личные наблюдения журналиста;
· попавшие к нему документы;
· собранные ранее факты и материалы, которые требуют подробного исследования и опубликования, ввиду их особой социальной и общественной значимости;
· сделавшиеся достоянием гласности материалы следствия или суда, компетентность или объективность которых вызывает сомнение;
· закрытость или отсутствие достаточно полной информации о ходе уголовного дела, или судебного разбирательства, к которым привлечено общественное внимание.
Во время работы журналиста над материалом выделяется несколько необходимых последовательных действий.
Основные
этапы расследования:
· выявление фактов;
· прослеживание связей между ними;
· выдвижение версии.
Первоначальный
материал для расследования:
во-первых:
· официальные документы (контракты, письма, нормативные акты);
· публикации в других СМИ;
· деловые бумаги (аналитические записки, расписки, схемы);
во-вторых:
· сведения, полученные устным путем от новых источников;
· сведения, полученные устным путем, от постоянных источников.
Кроме анализа документов и сообщенных (или
опубликованных) фактов, журналист ведет собственное разбирательство
Поиску предшествуют распределение ролей (если речь идет об отделе расследований), ведущего автора, его помощников и разработка темы: определение круга нужных лиц, последовательности общения с каждым, что можно заранее установить далеко не всегда.
Журналистское расследование предполагает расширенное
поле наблюдения, кропотливую работу с документами и усложненные варианты
интервьюирования
Ведущим методом современного расследования считается экстенсивное интервьюирование (метод «сужающихся кругов»).
Стадии
расследования:
· «интервьюирование широкого круга», множества лиц (журналист лишь подбирается к теме...);
· «интервьюирование среднего круга», уточнение «группы повышенного интереса», т.е. людей, близких проблеме;
· стадия «Названное имя». (Выход на «виновника», очень ответственное общение с «антигероем»).
Вслед за этими главными стадиями следуют перепроверки, уточнения и сбор дополнительных материалов.
Наиболее острые проблемы при экстенсивном интервьюировании это – конфликтное общение и работа с конфиденциальными сведениями.
Различаются
«источники»:
·
заинтересованные;
·
незаинтересованные:
· относительно нейтральные.
Конечно, редакция направляет официальные запросы в организации, где могут находиться интересующие документы и сведения, и на них, по закону, должен быть дан ответ в семидневный срок. Однако, ведомства порой скрывают объективную информацию, дают вместо нужных малозначительные материалы, а, случается, даже передают дезинформацию.
Материалы, полученные официальным путем, редко бывают основными в расследовании журналиста. Несовершенство отечественного законодательства позволяет ведомствам либо скрывать объективную информацию, не давать нужных материалов, либо давать откровенную дезинформацию, вроде бы и не нарушая правил. Поэтому полученные официальным путем сведения лишь подтверждают (зачастую косвенно) или опровергают другие материалы, на которые опирается автор.
Репортеры – расследователи используют официальные ответы как необходимое подспорье в работе (для подтверждения или опровержения других материалов), но опираются, в основном, на информацию, добытую неофициальным путем. Официальные запросы нередко играют роль прикрытия настоящих источников, «отвлекающего маневра».
Когда приходится документы и достоверную информацию добывать неофициальным путем, самый легкий путь – получить материалы от «доброжелателей»: они почти ничего будут скрывать, сами подскажут, где взять недостающие бумаги или выяснить подробности. Но в этом случае есть опасность того, что автор может оказаться «зажатым» в определенные рамки расследования, которые устанавливает «доброжелатель». Он ведь лицо заинтересованное и в прошлом, как правило, является участником расследуемых событий (часто – не безгрешным...). Если журналист раскопает нечто, негативно характеризующее «доброжелателя», он часто пытается дать обратный ход: «Раз так – не надо ничего писать!» В этом случае автор просто обязан довести расследование до конца.
Критически перепроверяются и материалы от «доброжелателей», и ряд официальных документов.
В окружении интересующего объекта ищут людей, который согласятся помочь, пытаются их заинтересовать (речь не о тривиальной взятке!), склонить их к сотрудничеству.
У расследователя, работающего в определенном направлении, специализирующегося, например, на раскрытии финансовых махинаций, или выясняющего подоплеку уголовных дел, со временем складывается круг конфиденциальных источников.
Как правило, постоянные, к тому же «конфиденциальные» источники расследователя – это люди компетентные, авторитетные в своем деле.
Журналисты их считают «своими людьми» в той сфере, где они работают. Но и они должны видеть в журналисте «своего» человека, который поможет в случае необходимости.
Важно, чтобы отношения с ними строились исключительно на доверительной основе. (Подкуп, помимо прочего, чреват дезинформацией. Не случайно в кодексах профессиональной этики журналистов разных стран звучат предостережения против покупки информации). Некоторые конфиденциальные источники называют золотым фондом журналиста и утверждают, что их надо беречь, не «подставлять» ни при каких обстоятельствах. Однако, надо быть уверенным, что и источник не обманет автора, сообщив недостоверную информацию.
О существовании конфиденциальных источников должен знать только автор расследования. Их координаты держать в отдельной книжке, к которой затруднен доступ посторонних лиц, или в отдельном закодированном файле компьютера.
Конфиденциальные источники никогда не должны пересекаться между собой. Они вообще не должны знать о существовании друг друга.
С конфиденциальными источниками не надо прерывать отношений, даже если их долго не используют. Как минимум, раз в месяц-полтора давать знать, что о них помнят, что в них нуждаются, что их ценят.
Все эти рекомендации сводятся к следующему.
Журналисты стараются беречь свои источники и работать только с теми, в ком безусловно уверены
Репортер – расследователь заключает некое «джентльменское соглашение» со своими конфиденциальными источниками, предполагающее «правило»: стараться не разглашать их даже в суде, когда по закону о СМИ журналист обязан раскрыть все источники информации.
Это «соглашение» соблюдают многие профессионалы. Репортеры уверены – журналист, хоть один раз назвавший свои конфиденциальные источники без их согласия, может навсегда разрушить свою репутацию.
Напомним, однако, что проблема разглашения – неразглашения источника одна из самых сложных и спорных в этико-правовых отношениях журналиста и общества, один из «камней преткновения». Единой рекомендации на все случаи жизни тут нет.
Тайная мечта каждого расследователя – пустить в дело прием, известный в англоязычной журналистике как smoking gun («дымящееся ружье»). Предполагается, что бывает решающий момент, когда журналист, собравший ценой долгих усилий безотказные и, безусловно, достоверные разоблачительные свидетельства, может предъявить их собеседнику, «бросить факты ему в лицо»... Но делает репортер это не сразу. Он некоторое время играет со своим «антигероем» как кошка с мышью, выслушивает в очередной раз его новую «убедительную версию» о полной непричастности к коррупции, вымогательству, шантажу и пр. И вдруг – выкладывает на стол свои неопровержимые улики. Выстрел сделан. Тогда-то и наступает эффект «дымящегося ружья» – противник повержен, обескуражен. Наступает пауза. Противнику нечего сказать.
Экспромты и «легкие провокации»
Сокрытие своей профессии, «маска» в чистом виде очень соблазнительны. И очень опасны. В большинстве кодексов профессиональной этики есть запрет на злоупотребление этим способом добычи информации. Однако, опасный вариант возникает и в случае, когда журналист не скрывает своей профессии, но скрывает свои истинные цели и всячески озабочен тем, чтобы собеседник их не распознал.
Идут в ход различные ухищрения («военные хитрости») ради того, чтобы получить у того или иного чиновника нужные документы или сведения.
Например, журналист является к будущему «герою» публикации как к эксперту, с просьбой объяснить, как фальсифицируются уголовные дела, как действуют схемы по обналичиванию украденных денег и др. И тот «наговаривает компромат» на самого себя, поскольку в процессе общения «не афишируется» истинный интерес журналиста к исследуемой проблеме. Понятно, что на такой этически скользкой стезе бывает много такого, что несовместимо с добросовестной и честной работой.
Естественно, что в практике журналистов – расследователей требуется умение «сыграть роль» при попытках получить сведения или документы неофициальным путем. Однако, порой тут выстраиваются многоходовые комбинации, среди которых есть очень нежелательные. К примеру, журналист приходит к будущему «герою» под видом единомышленника и тему расследования представляет совсем по-иному, вызывается «помочь изобличить конкурентов в нечестной игре». Вопросы, в таком варианте, конечно, становятся провокационными по сути. И хотя часто, таким образом, кое-что вы ведать удается – из сейфов извлекаются нужные тебе бумаги, раскрывается механизм аферы... – однако, перевешивает сомнение, действительно ли «цель оправдывает средства», и не обернется ли мнимая удача судебным процессом.
К «косвенным объектам», хорошо информированным, но не заинтересованным, чтобы их имя упоминалось, тем более, фигурировало в негативном свете, иногда подступают следующим образом: высказав просьбу прокомментировать событие, подробнее о нем рассказать, демонстрируют осведомленность о некоторых фактах, касающихся его самого, несколько утрируя их негативный смысл, или намекают, что можно обнародовать отказ прояснить ситуацию, что бросит тень на непричастность этого человека к происшедшему.
Подобный прием, основанный на нежелании «источника» прочитать о себе негативные оценки, вообще нежелании видеть свое имя в печати, сродни шантажу; к сожалению, он используется многими репортерами.
Многие
журналистские «роли» и «маски» с целью получения информации в процессе
расследования имеют варианты, которые расценивается сегодня как неприемлемые
(хотя и широко распространенные). Желательно, чтобы журналист смел
демонстрировать свою ответственность, ответственность своей профессии. (Бывают,
правда, исключения, – ситуация
личной грозящей опасности, когда игра –
дело нешуточное. (Вспомним, хотя бы, о «маске поневоле», которую надела
журналистка, общаясь с ОМОНовцами: «Хотя, признаюсь, было очень неприятно
скрывать, что я –
журналист. Но другого выхода не было, эти парни были слишком сильно
разозлены».)
Однако исключения все же не правила.
Некоторые люди встречаются с журналистом, дают ему документы лишь на условиях анонимности. Однако, то, что должно иметь в материале документальное подтверждение, необходимо зафиксировать документально. Если собеседник против разглашения сообщаемых сведений, его обычно заверяют, что просто-напросто информация при написании материала будет учтена, что его интерпретация, его мнение имеют большое значение для коррекции выводов по проблеме и журналист благодарен за разговор. (Хорошо, когда это, действительно, потом отражается в тексте).
Часто бывает необходимо попросить человека еще раз представиться и повторить то, что он говорил. При отказе не стоит настаивать
Иногда, правда, помогает пояснение, что записать надо не для протокола, а чтобы не ошибиться, оформляя материал.
У чиновников бытует мнение, что за общение с журналистом можно серьезно пострадать. Поэтому очень важно иметь репутацию журналиста, который не сболтнет лишнего, не обманет доверившегося ему человека, исказив или неправильно интерпретировав факты.
Осторожность и осмотрительность должны определять направление любых шагов расследователя. Вовсе не обязательно лишний раз заострять внимание на теме расследования. Кроме того, современный журналист понимает:
«Надо
стараться никогда не идти на поводу у кого бы то ни было, и никому не давать
никаких гарантий, что в материале будет изложена какая-то определенная версия
расследования, одна точка зрения»
(«Известия»).
В результате проведенного расследования появляется литературное произведение – «расследование», в котором действия журналиста, его приемы, вскрывающие ситуацию, могут быть наглядно продемонстрированы: «как я вел расследование», а могут – лишь упоминаться в «мозаике фактов» или в развернутой версии – «истории мысли». Отсюда разные формы, преимущественно «репортажная» или «статейная»; все они, однако, предполагают и сообщение выводов, и знакомство с действиями и методами автора.
«Жанр публицистического детектива», как иногда называют расследования-репортажи, предполагает наглядное воссоздание этапов поиска разоблачительных фактов. Сбор информации предстает как сюжет.
Здесь важны фиксация версий «героя» и других собеседников. Фиксация реакций. Фиксация свидетельств. Желательно выделение центра новости
(обнаруженной в процессе поиска), а значит, правильное сцепление деталей, рассказов нескольких очевидцев, их перепроверки собственным опытом репортера.
В подобном «детективе» подробно показаны препятствия, которые возникали во время расследования и тут же, по ходу изложения – осмысление причин чинимых препятствий в процессе поиска, во время интервьюирования.
При такой манере изложения учитывается эффект оперативного комментирования, при котором читатель ждет не точный вывод, но подсказку, в каком плане событие можно интерпретировать. Идет как бы экспертиза на ходу: проверяются реплики и реакции.
Работая над расследованием-репортажем журналист, как и в обычном, событийном репортаже, демонстрирует умение прояснять и показывать наглядные особенности происшедшего, воссоздавать его, вводить значимые детали и попутные эмоциональные оценки.
Все ситуации, которые воссоздает журналист, призваны показывая – разъяснять. Ни один из найденных фактов не стоит оставлять непроясненным, каким бы говорящим, очевидным он ни казался.
Иногда в изложение версии, возникшей во время расследования, вводится момент сомнения, если журналист хочет намекнуть на тенденциозность источника.
Текст опубликованного расследования, как и метод его проведения, к сожалению, тоже часто «отсвечивает» шантажом. Например, если в процессе поиска было открыто высказано нежелание давать информацию законным путем (напр., следователь заявил: «Я не хочу вам показывать это дело, не хочу, и все!»), в опубликованном журналистском репортаже «скромно» сообщат, что дело лежит без движения в сейфе больше года.
Репортажному варианту журналистского расследования
свойственны наглядность и сенсационность
Факт расследования выступает как новость и как интрига. Тут есть обостренная конфликтность «детективной истории».
Подчеркивается трудность налаживания личных контактов. Читатель видит, как люди сдержаны в беседах, как они нервничают, кто-то боится проронить лишнее слово... (Люди, к которым я ехал, были предельно осторожны. Боялись, видимо, не подставлю ли кого из них...).
И журналист, и читатели внутренне готовы к этой настороженности – ведь разворачивается «детектив»! Журналист намекает на немалую долю риска, указывает на необходимые заботы о личной безопасности, красочно представляя конспиративную обстановку встреч. (Договорились о встрече за городом, но он на нее так и не решился... Оставлял машину в нескольких кварталах от назначенного места встречи и шел пешком...)
В репортаже-расследовании интерес сосредоточен на
том, как журналист искал и находил «следы», и шел по этим следам
По-другому рассказать о расследовании можно, делая акцент не на драматизме «разведки и слежки», не на процессе поиска, а на его итогах, на том, что именно было обнаружено.
Расследование-панорама – это «мозаика
фактов»
Автор складывает мозаику на глазах у читателя – производит сортировку найденных фактов и сведений. Кроме того, он находит и демонстрирует читателю подтверждения собранным фактам (в документах, известных еще до начала поиска), обращается к ассоциациям, проводит параллели.
Задача: наглядно представить находки журналистского
поиска; не процесс расследования, а его очевидные результаты
Сопоставление поведения, поступков людей, их размышлений, зафиксированных в беседах с автором, проясненное и подкрепленное документами, – вот что отличает литературную форму «расследования-панорамы».
Сопоставляется поведение людей в схожих ситуациях. Сопоставляются версии собеседников. Порой несколько раз происходит смена угла зрения. Автор на глазах у читателя разбирается в груде собранных фактов, «сортирует» их, «раскладывает по полочкам».
Обнаруживая и показывая связь между отдельными фактами, журналист создает и предлагает читателю некий каркас, систему координат, пытаясь сделать читателя соучастником не только поиска, но и размышлений (и автора, и авторитетных лиц, которых он привлек к расследованию). Как и первому варианту – расследованию-репортажу, этой литературной форме также свойственна некая «открытость» концовки, незавершенность выводов, характерное репортерское «недоговаривание». На первом плане – наглядность, «самоочевидность», достоверность предъявленных фактов.
В ряде случаев необходимо дополнительное расследование, удостоверяющее, что найденное, обнаруженное с таким трудом – не подделка.
Было ли в действительности то, о чем сообщил источник, в этом надо удостовериться. Если событие действительно имело место, значит оно где-то зафиксировано: в сообщениях СМИ, в правоохранительных структурах... Информация, полученная от источников, которые не являются доверенными, проверяется в смежных организациях (у «соперников»).
Один из вариантов проверки, если на официальных бумагах стоят исходящие и входящие номера, под любым благовидным предлогом обратиться в организацию, откуда пришел представленный документ и заглянуть в регистрационные журналы.
Если это невозможно, делают кое-какие выводы по реакции должностных лиц – есть ли подтверждения или нет. Осторожно надо относиться к ксерокопиям – фальшивки часто выдают за копии с подлинников; желательно запросить подлинник документа или найти еще людей, которые бы его видели, подтвердили существование данной бумаги.
Постоянно следует помнить, что материалы расследователей могут иметь далеко идущие последствия для «героев». Называть людей преступниками до решения суда никак нельзя. Только опубликованные факты, свидетельствующие о неблаговидных делах, должны давать оценку их негативной деятельности. (Кстати, если в процессе розыска становится очевидным, что дальнейшее расследование выходит за рамки журналистской работы, нужно обращаться за помощью в правоохранительные органы).
Часто отождествляют расследование с разоблачением. (Действительно, чаще всего в таких материалах речь идет о делах неблаговидных, о которых «заинтересованные лица» предпочли бы молчать).
В современной мировой журналистике, однако, расследования связаны не только со скандалами и разоблачениями. Выявление негативного часто используют как повод для разговора о проблеме и поиска возможных «положительных» выходов.
Условно говоря, расследование, начинающееся методом «сужающихся концентрических кругов» и обнаруживающее «болевую точку», может на этом не остановиться. Только посрамить, выставив напоказ, бывает недостаточно. И «концентрические круги поиска», наоборот, начинают расширяться, вовлекая все новые и новые лица, которые могут (а чаще – обязаны) на ситуацию повлиять. Ответственность за искоренение зла ложится на многих.
Смысл репортерского расследования – в высвечивании скрытого для поиска выходов из тупиков, а не в разжигании скандалов.
Расследования, возникшие по горячим следам проведенного розыска, выглядят не веским «последним словом», но версией, открытой в перспективу. Привлекается внимание, либо возобновляется интерес к происшествию, к личности, скандальному факту.
Для успеха расследований необходим опыт, наработка определенной информационной базы, осведомленность в криминальной и политической обстановке; необходим широкий круг информированных источников и тонкое умение работать с ними, компетентность в уголовном законодательстве, в методах оперативно-розыскной деятельности. Когда действуют отдельные собкоры на свой страх и риск (хотя и согласовывают с юристом газеты наиболее сложные моменты перед выходом материала), возрастает опасность преследований за публикацию, и большинство изданий озабочено созданием специализированного отдела, команды, которой под силу системный подход к организации расследований.
В работе расследователя-«сыщика», безусловно, надо остерегаться наглого притворства. Но расследователю как журналисту стоит овладевать качествами «диалогической личности», поскольку роли – не самоцель, а один из «легальных» способов сбора материала. Что же касается «глухой маски», то, хотя в современной прессе весьма распространен этот метод добычи информации, он настолько этически опасен и в большинстве случаев предосудителен, что ему не стоит подражать. Журналист, скрывая свои намерения, а особенно, утаивая свою профессиональную принадлежность, ставит собеседника в искусственную и ложную ситуацию доверительной беседы с частным лицом, а потому рискует ответственностью перед судом.
Репортер и сенсация, честь издания, нарушения гражданских прав личности, прямой вред обществу, наносимый неловкими шагами полупрофессионалов – проблемы, требующие постоянного внимания. В профессиональной журналистской среде постепенно меняется отношение к способам добычи информации, к способам претворения факта в «новость». Это отражается в создании системы «сдержек и противовесов» внутри коллективов и профессиональных корпораций в виде разнообразных Кодексов журналистской этики, призванных предупреждать нежелательные действия коллег, конкретных изданий и программ, подрывающих репутацию профессии.
Начиная с первых попыток сформулировать принципы и «коды поведения» репортеров, предпринятых еще в XIX веке, и до сегодняшнего дня журналисты пытаются отметить в своей работе моменты, щекотливые в этическом отношении и, особенно, опасные в плане правовом. Делается это и в рамках национальных корпораций печати, и в плане международного сотрудничества журналистов с целью определить корпоративные права, обязанности и этические нормы.
Среди профессиональных этических правил есть и всеми признаваемые рекомендации и предостережения, но есть и очень специфичные, хорошо работающие лишь в условиях какой-то одной, конкретной общественной системы и неприемлемые в других вариантах взаимоотношений: «пресса – общество». (Например, многим покажется странным прямое распоряжение одной из газет своим сотрудникам: не принимать подношения ...в виде пригласительных билетов. Или предписание руководства небольшой американской телекомпании своим интервьюерам: «Интервью должно быть спонтанным и неподготовленным. В противном случае необходимо особое распоряжение президента компании»).
Некоторая «экзотика» отдельных национальных кодексов журналистской этики вполне естественна для пестроты современного мира. В целом, однако, основные требования совпадают, указывают на наиболее нежелательные проявления «активности» журналиста. И пункты кодексов и хартий, перечисляющие этические правила, фиксирующие профессиональные нормы поведения, группируются на ряде принципиальных направлений, уже нами упомянутых, давших название предыдущим главам, но которые стоит повторить:
· «искажение» – фактов, слов, событий (при якобы зеркальном их отображении в кратких новостях, и посредством некорректных попутных комментариев при оперативном комментировании, в заголовках);
· «вторжение» в частную жизнь и профессиональные тайны людей без их ведома и согласия; неловкая работа с «приватными» сведениями;
· «присвоение» права говорить от имени других, переиначивая их слова и рассуждения; проблемы поведения репортера («маски», скрытый диктофон, провокационное общение).
Дополним приведенные в предыдущих главах рассуждения по поводу вольных и невольных нарушений журналистской этики в этих профессиональных «зонах риска» еще рядом соображений.
Изменение смысла высказываний источника – заметный и опасный этико-профессиональный «риф». Пренебрежение обстоятельствами разговора, нежелание понимать подтекст и вслушиваться в интонацию собеседника приводят и к курьезам, и к обидам, возмущению, яростному отрицанию человеком своей причастности к творению журналиста (вплоть до суда), если реплика подана «с точностью до наоборот».
Стоит постараться сразу же после окончания разговора скорректировать свои записи, облегчая дальнейшую литературную обработку интервью, укрепляя уверенность в правильности своей интерпретации ответов собеседника и общей ситуации беседы. Не мчаться сразу же в редакцию, а посидеть на скамейке, в своей машине, приводя в порядок записи по горячим следам беседы, разбираясь в значках, восклицательных знаках и звездочках, которыми испещрен блокнот, дополняя то, что бесстрастно зафиксировал диктофон, воссоздавая эмоциональную ауру беседы.
Промежуток времени, необходимый для первичной корректировки записей, неодинаков для разных репортеров и разных материалов, но он обязательно должен предшествовать работе за столом, окончательной версии литературной записи беседы.
Весьма серьезная проблема – профессиональное «изготовление купюр», компиляция.
Главное,
чтобы в результате не пострадал общий смысл. Опасность – в компилятивности, в пропуске
вопросов или ответов, их необдуманном сокращении или объединении. Ясно, прямые
искажения нежелательны, но ведь их так легко заметить, вовремя понять, что
«сочиняешь»...
(Э. Церковер.)
Труднее справиться с возможностью двоякого восприятия слов собеседника, что легко пропускается «саморедактором» журналиста как вполне допустимые шероховатости, однако, может совершенно исказить «фон восприятия» материала читателем. Тут необходим очень наметанный профессиональный глаз и особо точное этическое чутье, позволяющее уловить опасные моменты.
Как будто естественны, а потому особенно опасны искажения речи в тех случаях, когда журналист вынужден представить читателю людей, у которых совершенно не схожие с ним мнения, совершенно иное отношение к жизни и своему месту в ней. Умение «входить в систему мыслительных координат», принципиально отличную от собственной, признак высокого профессионализма, а не просто беззаботно-легкой «коммуникабельности» интервьюера.
И тут единственное противоядие против естественного «этического отторжения» взглядов непонятных и неприятных.
Есть проблемы и в освоении, интерпретации пространных ответов (которые поневоле приходится сокращать, если этого не удалось добиться во время интервью, деликатно прервав собеседника, переключив его внимание на развитие темы). Неумелое, непрофессионально поведение во время сбора информации, накладывается на процесс литературной обработки текста («надо сокращать, а что делать?!»), вынуждает делать купюры, кромсать ответы, искажая смысл, представляя журналиста некорректным собеседником в глазах читателей и возмутительным наглецом в глазах недавнего, вполне доброжелательного «ответчика».
Безусловно, требует повышенного внимания и этика авторского попутного комментария к словам собеседника, уточнений, как именно он отвечал на вопросы. Тон и форма этих попутных замечаний могут очень больно ранить недавнего собеседника и выставить в неблагоприятном свете перед читателями самого журналиста. Причем, как показывает практика, особой осторожности требуют так называемые «репризы», односложные пометки типа: «раздраженно», «прищурясь», «устало», «с воодушевлением», «лукаво смеясь», «хихикнув» и пр.
Чтобы не ввести в заблуждение читателя и самому не попасться на удочку сенсации, надо четко различать (и стараться это различие подчеркнуть в тексте): где собеседник точен в формулировках, а где он «увлекся», высказал мысль приблизительную, эмоционально «подогретую» (возможно, поддавшись на журналистскую «провокацию»), или же, попросту, оговорился. Справляясь со своим блокнотом, помогавшим диктофонной записи, сосредоточиться не на формальной сути ответа, но на его интонации. Уж кому-кому, а самому интервьюеру следует точно знать, где собеседник был убедителен и серьезен, а где просто «сболтнул», и в последнем случае – не выпячивать явно случайные слова, не выдавать всплеск эмоций за позицию собеседника.
Очень ответственна работа по расшифровке не записанных бесед с людьми. Редактируя слова источников, с которыми он разговаривал, работая под маской и без диктофона, журналист часто грешит против истины, забывая задуматься над тем, насколько соответствует манера высказывания характеру собеседника. И ставит под сомнение свою добросовестность («Это не его манера рассуждать... Это явно не его слова!»). Как наиболее безопасный прием, в таких случаях рекомендуется использовать косвенную речь, а не прямую, сосредотачиваясь на смысле высказывания, а не его форме. Особенно, если передается мнение. В целом, идентифицировать в восприятии читателей мнение с человеком, его высказавшим, задача непростая и этически очень ответственная.
Точность и неточность цитирования касается не только журналистской «кухни», непрофессионализм в этом деле нередко влечет за собой судебную ответственность. Одно дело – неосторожный отзыв кого-то о своем родственнике, его партийной принадлежности, религиозных предпочтениях, о его интимных привычках, а другое – публичная огласка этих слов...
Осторожность и осмотрительность
Не
рекомендуется:
·
употреблять без проверки сведения, рассылаемые
специальными организациями по газетам и журналам;
·
«выносить приговор» людям до судебного
разбирательства
(В случае с публикацией «Паша-Мерседес», о которой шла речь, редакция была права по сути подозрения, но не права в том, что взяла на себя несвойственные ей полномочия – давать оценку до суда);
·
обижать, вольно или невольно, своих коллег по цеху
(Одно из корпоративных соображений, с которым согласно большинство. Журналисты – ранимые люди. Самое неприятное для них в чужих интервью и репортажах – нелицеприятные оценки их собственных творений и изданий, где они работают. Хороший урок в этом плане преподнесла история с очередным перевоплощением «короля расследований» середины XX века Гюнтера Вальрафа, когда он представил всему свету результаты своего внедрения в среду репортеров таблоидного («желтого») издания – газету «Бильд». Хотя материал был очень добротным (Вальраф работал под маской более полутора лет, собирая разоблачительные сведения), на сей раз коллеги его «не поняли» и не поддержали, как обычно, при судебном разбирательстве. Более того, началась настоящая травля, организованная «своими», от которой Вальраф, по-настоящему, так и не оправился);
·
злоупотреблять резкими и «ответственными» эпитетами
(Характерен «Список слов, которые употреблять нежелательно», разработанный одной из американских газет для своих сотрудников в 60 годы XX века, имевших, по мнению редакции, эффект «красной тряпки для быка» для тогдашней публики и потому квалифицированных как запретные и подлежащие более мягкой словесной обработке. В этом списке были такие слова, как «глупец», «фашист», «коммунист», «непрофессионал», «бандит» и пр.);
·
оставлять в окончательном тексте без оговорок и
пояснений материал, содержащий обвинения (донос)
(Не стоит забывать: именно в тех случаях, когда «источник» очень охотно дает информацию, необходимо позаботиться об ее уточнении.
Если репортер решился надеть «маску», ему надо быть предельно внимательным к форме изложения бесед, проведенных приватно, особенно, если в них звучали обидные клички, навешивались «ярлыки». Стоит выделять в тексте (иногда даже графически) и соответствующим образом оговаривая, преподносить читателю те фрагменты текста, в которых косвенно использованы приватные сведения (ведь их сообщили, не имея представления о том, что говорят с репортером). Так А. Аграновский, признанный ас советской журналистики 70–80-х годов, автор многих острых выступлений, «сам себе помогал, – по его словам, – следуя примеру одного партизанского разведчика, который четко делил каждое донесение на части: «”Видел сам”, “Слышал” и “Предполагаю”». Видимо, такой опыт можно перенять, взяв за правило прояснять ситуацию общения, степень весомости и достоверности тех или иных слов (особенно, оценок).
Кроме «голоса совести» репортера остерегает и «голос разума». Как бы тщательно он ни готовил материал, после того, как закончена литературная шлифовка, надо попытаться еще раз все проверить, опасаясь, нет ли в приведенных сведениях и в самой форме изложения чего-либо, что может спровоцировать судебное преследование.
Когда журналисты оправдываются в судах, они иногда пытаются использовать «аргумент личного участия». При использовании такого аргумента журналист выглядит не как профессионал, а как рядовой участник события, имеющий право на личную оценку (приравнивается к «устному источнику»). Это не совсем верно и такие аргументы, обычно, не проходят.
Есть и другие аргументы.
Аргумент «уступки» или «авторизации»
Журналист ссылается на то, что ему было неловко обрабатывать чужие слова, мысли. («Привел слова, как есть»).
На этот зыбкий аргумент приходится ссылаться, если репортер спровоцировал собеседника на неосторожное, порочащее его высказывание. Такая ситуация вообще нежелательна и предосудительна.
Журналист оправдывает свою запальчивость, несдержанность в полемике, ссылаясь на такие же выступления своих оппонентов из других изданий, на несправедливую критику в свой адрес или в адрес своего издания. По-человечески это понятно, однако, судом, как правило, такой аргумент игнорируется.
Пытаясь оправдаться, отвести от себя обвинение в недобросовестности, журналист предлагает сличить его публикацию, его ракурс освещения событий с другими, официальными документами. Делается это для подтверждения допустимости тех или иных характеристик или эпитетов в газетном материале. Тоже довольно зыбкий аргумент.
Ссылка на нейтральное репортерство
Журналист отстаивает свое право представлять, хотя бы и с эмоциональными оценками, одновременно, две противоборствующие стороны. Звучит этот аргумент, приблизительно, так: «Я равно воздаю по заслугам и тем, и другим».
Ссылка на истинность репортерской трактовки события
Обычно, этот аргумент употребляется при разборе «чересчур сильных выражений». Он принимается во внимания только в случае, если в материале есть смягчающая концовка и ясно, что весь материал написан из добрых побуждений.
Если репутации журналиста и издания наносится ущерб, он имеет право сослаться на частные аргументы, смягчающие вину. Нередко ссылаются на то, что дано опровержение, либо опубликован материал вдогонку первому, после появления дополнительных фактов, меняющих картину.
На
протяжении XX века было разработано множество законодательных актов,
предусматривающих судебную ответственность за профессиональные «проколы» или
злой умысел журналиста. Обвинения, формулируемые как «вторжение», «присвоение»,
«неверное поведение» («маски», скрытый диктофон) обычно, проходят по разряду «провокационное
общение».
Хотя во многих странах журналист имеет право (по закону) не уточнять в деталях процесс сбора информации, многие редакции предпочитают подстраховаться, включая в кодексы профессиональной этики, к примеру, следующее: «Журналистам нельзя самим участвовать в событии, о котором идет речь. Это может быть расценено как конспирация и инспирирование».
В оправданиях журналиста на суде может помочь изучение некоторых норм международного права. Этим занимаются многие редакции и информационные агентства, уточняя, что можно сделать, помогая попавшему в беду журналисту, каковы его права, а главное – как должен вести себя сам репортер, осознавая единство своих прав и обязанностей.
Несмотря на отсутствие официального регулирования печати (гласного и масштабного) в большинстве демократических стран, внутри самой индустрии новостей и вне ее создается и уже более полувека функционирует неофициальная система «проверки и баланса» сведений, добытых репортерами.
За «честной работой» зорко следят конкуренты из других изданий. Внутренняя проверка включает деятельность специалистов-юристов, нанимаемых газетами для расследования жалоб, публикации опровержений и поддержания внутриредакционных норм.
Во многих газетно-журнальных изданиях и концернах печати с устоявшейся репутацией действуют собственные кодексы этики; исполнение их предписаний – непременное условие сотрудничества. В основном, они сосредотачиваются на трех проблемных направлениях:
· нарушение объективности в передаче фактов (искажение действительности в угоду композиции, для усиления конфликтности сюжета и пр.);
· нарушение тайны личной (приватной) жизни;
· рамки и способы использования анонимного источника.
Журналистские коллективы, обеспокоенные перспективой судебных разбирательств (особенно – «дел о клевете») на всем протяжении XX века искали пути, ведущие к уменьшению критики в их адрес. На научную основу было поставлено изучение читательского интереса методами социологии и социальной психологии; исследовались также и продолжают исследоваться устоявшиеся профессиональные технологии для выявления таких моментов общежурналистской практики, которые кажутся неприемлемыми для большинства аудитории, вызывают резкую реакцию отторжения.
Многие ведущие мировые издания последней трети XX века предпочитали не извиняться публично перед читателем (объясняя из-за чего именно был допущен промах), но брать ситуацию на заметку, изучить ее и принять меры к тому, чтобы подобного не допускать впредь. Как уже было сказано, заметной фигурой во многих журналистских коллективах стал профессиональный юрист, призванный предупреждать ошибки, подавлять в зародыше возможные неприятности, для чего он, знаток законов, прислушивается к замечаниям читателей (в том случае, если они оправданы) и переадресовывает их, по мере осмысления и выработки рекомендаций, журналистам соответствующих отделов или специализирующихся в определенной тематике.
Во многих редакциях существуют списки выражений и словесных характеристик, которых стоит избегать, находить им более корректную замену. Например, нежелательны:
· слова типа «вор», «преступник», «мошенник», приписывающие, человеку совершение криминального поступка до суда и приговора над ним;
· слова, приписывающие неспособность к работе, преувеличивающие невозможность в силу каких-то обстоятельств квалифицированно выполнять обязанности; подрывающие профессиональный престиж;
· слова, которые вменяют в вину человеку факт его заражения распространенной болезнью (что не может быть заботой одного индивидуума);
· слова, осуждающие поведение человека в момент исполнения профессиональных обязанностей, позволяющие сомневаться в его добросовестности;
· слова – намеки на несовместимость профессии с моральным обликом человека.
Часто во время судебных процессов, на которых обвиняются представители прессы, всплывает вопрос об анонимных источниках. Вопрос стоит очень остро его еще заостряют, а порой пытаются подать и как трудноразрешимое противоречие, как дилемму.
В демократическом обществе равно претендуют на
безусловную значимость соблюдение личных прав человека и ведущее обязательство
прессы – способствовать осуществлению права аудитории знать
всю правду.
В некоторых странах, начиная со второй половины XX века, были приняты специальные «оградительные законы», позволяющие журналистам и другим людям ряда особых профессий не называть свои источники, ограждать их от публичных расспросов.
Ситуация осложняется, когда, с одной стороны, репортер, отстаивая доброе имя, отметая обвинение в клевете, хочет сослаться на источник, с другой же – имеет право (по закону) не раскрывать его имени, не уточнять в деталях все этапы процесса сбора информации.
Обвинения в клевете, помимо всего прочего – орудие экономического давления на прессу (штрафы, убытки, необходимость найма адвокатов и т.п.). В США почти полвека существует специальный исследовательский центр, организованный на средства ведущих СМИ, изучающий эффективные способы защиты прессы от обвинений в клевете. Пресса проиграла половину таких дел в первые два года после образования центра в конце 60-х годов и выиграла более 80% в последующие годы. Журналисты защищаются все более умело.
Сравнение с ситуацией в нашей стране, конечно, не в пользу отечественных СМИ. Однако напомним, что, что противостояние пресса – судебные власти имеет долгую историю. Этические кодексы западных журналистов и возникли значительно раньше, и оттачивались дольше (например, первый вариант этических требований объединенной корпорации американских журналистов был составлен в 1926 году; обновлялся в 1973, 1982, 1984, 1987 и 1993 годах, не считая многих иных аналогичных журналистских кодексов в этой же стране).
В перспективе, все журналистские сообщества, видимо, будут более осмотрительными, действуя профессионально точнее и этически ответственнее. Технологические рекомендации лишь тогда тесно сплетены с этическими проблемами, когда в обществе сильны требования социальной ответственности прессы. Современная российская читающая аудитория уже встала на этот путь, делает по нему первые шаги, побуждая журналистов к большей ответственности.
В последнее десятилетие XX века отечественные СМИ, помимо необходимости приспосабливаться к экономическим изменениям, переживали тот же психологический стресс, который переживала и их аудитория: замена старых стандартов и ценностей на новые привела и к тому, что возник кризис в профессиональной журналистике, доверие к прессе резко упало. По мере уменьшения доверия к СМИ, а также роста цен на издания, уменьшились и читательская аудитория и доходы от рекламной деятельности.
Этика профессии, которая раньше всерьез не рассматривалась, казалась академической абстракцией, стала важным фактором развития независимой прессы.
Обвинения прессы в безответственности, рост числа судебных дел о клевете привели и российских профессионалов пера к пониманию необходимости создания механизмов саморегулирования. Журналисты стали осознавать: пресса демократического государства в ответе за чересчур категоричные высказывания, связанные с обвинениями криминального плана, за грубое вмешательство в личную жизнь, за клевету и распространение дезинформации. С другой стороны, возникла необходимость отстаивать свои профессиональные права; журналисты тут все более активны, понимая что, в принципе, почти любой материал может стать поводом для обвинения в клевете. Но они также осознают и необходимость работать тщательно, помня, что большинство судебных дел о клевете связано не со злонамеренными публикациями, но с глупыми ошибками и небрежностями.
Имея дельных советников по правовым вопросам, журналист, если он прав, почти всегда может защитить, если нужно – отстоять свою публикацию. Но кое-что он должен знать и твердо помнить сам:
· Нельзя смаковать детали бед, несчастий и преступлений.
· Необходимо относиться с уважением к независимости, благосостоянию, праву приватности и другим правам всех людей, с кем журналисту приходится сталкиваться по работе.
· Никого нельзя обвинять напрямую. Это дело уголовного следствия и суда, если таковые состоятся.
· Нельзя давать нравственную оценку действиям кого-либо, не предоставив «обвиняемому» возможности оправдаться на тех же страницах.
· Нежелателен тон «победных реляций», спрямление сложных ситуаций. Это излишне самонадеянно.
· Необходимо ни один из найденных фактов не оставлять не проясненным, каким бы очевидным он ни казался.
· Возникающая конфронтация «двух прав» – права на тайну личной жизни гражданина и права аудитории знать важные для нее новости требует осмотрительности и осторожности.
· Необходимо продумать ситуацию, прежде чем идти на риск, ответственно решать, публиковать ли непроверенную «сверхсенсацию», либо отнести ее к разряду приватных сведений. И, в связи с этим, не увлекаться использованием неофициальных (личных) источников, в особенности, источников конфиденциальных. Эта практика требует корректировки.
В целом вывод таков: за неточности не может быть прощения. И желательно не рисковать репутацией издания ради сенсации.
Многие творческие проблемы (выбор «роли», других методов сбора информации, вопросы скрытой интерпретации событий) решаются не только в конкретных случаях, необходима внутриредакционная выработка соответствующих рекомендаций (как и ужесточение борьбы с «оплаченными заметками»).
Обязанность СМИ – полностью и как следует исправлять собственные ошибки и промахи. В этом должно помочь широкое распространение внутрикорпоративных этических требований, которые могут стать заслоном скрытой рекламе, изначально не допускать развязности и «перегибов», предотвращать ситуации, при которых страдает доброе имя и репортера, и редакции. Поскольку подрыв доверия и взаимных обязательств является вопросом не только личной порядочности, но и престижа профессии.
Когда в обществе возникают идеи «сдерживания прессы», а затем они оформляются юридически, когда к суду совести прибавляется и «просто суд», четче высвечиваются недобросовестное и неосмотрительное в работе репортеров, становится яснее, что для журналиста, обладающего свободой высказываний и свободой поиска информации нет свободы от ответственности. Ему необходимо считаться с людьми, становящимися вольными или невольными источниками информации. Для прессы оказывается важным преодолеть ситуацию, точно подмеченную одним из современных обозревателей: «Неэтичная привычка отечественной журналистики обобщать все и вся привела к тому, что теперь, наверное, все милиционеры невольно ощущают себя рэкетирами и коррупционерами, все научные работники – лентяями и непутевыми людьми, не умеющими приспособиться к условиям рыночной экономики, а все молодые люди – наркоманами... Говорить о народе как о стаде – строптивом и агрессивном, вошло в привычку. Видимо журналисты, предусмотрительно вычеркнувшие себя из народа и возомнившие себя средоточием интеллигентности и благовоспитанности, позабыли о том, что они всего-навсего – производители информационных услуг. Журналистам надо учиться вежливому отношению к обычным людям». (Р. Ставинский)
Есть красивый лозунг: «Журналист свободен ото всех иных обязательств, кроме основных, профессиональных». Однако в круг этих обязательств входит умелая самокоррекция, сосредоточенность на вопросе: что возможно сделать для увеличения правды в моем материале и уменьшения вреда, вполне вероятно, им спровоцированного.